Текст книги "Сакральный футбол"

– Вы хотите сказать, доктор Хайслер, что у андроидов есть душа? – спросил магистр 2-й ложи.

– Я бы назвал это иначе, сэр. Я бы назвал это энергоинформационным центром, или монадой. Вы ведь прекрасно знаете, что любой структурно организованный объект или система, будь то компьютер или автомобиль, способен с течением времени формировать свои полевые структуры. Когда они сформированы, объект может привлечь из тонких мерностей неких сущностей. Миры, находящиеся в другой мерности, полны этих сущностей. Тут есть элементалы, развоплощенные духи животных и даже людей; всякого рода зависшие плазмоиды-призраки и прочее. Их присутствие и влияние на наш мир нельзя игнорировать. Явление одержания или сумасшествия связано именно с их внедрением в полевые оболочки человека…

– Нельзя ли ближе к делу, доктор Хайслер? – с нетерпением бросил магистр Виндинг-Бронс.

– Так вот, раз эти сущности способны внедриться даже в объекты, созданные из косной материи, то что тогда можно говорить о таких системах, как симбиоз человека и робота? Разумеется, монады стремятся их заселить! Ведь это готовый структурно организованный объект, к тому же относящийся к биосфере.

– Так блокируйте! – вскричал Фергюссон. – Какие, к черту, монады? Не дайте им входить, и все!

Хайслер улыбнулся.

– Господин Фергюссон! Вы могли повлиять на то, какая монада внедрится в тело вашей внучки, что недавно родилась?..

Фергюссон насупился, но не нашел что ответить. Хайслер между тем продолжал:

– Мы не можем в полной мере предотвратить внедрение в андроидов свободных монад из тонкого мира! Пожалуйста, господа магистры, примите это во внимание! Вот главная проблема всего проекта. Самое сложное заключается в том, что в человекоподобных существ внедряются по большей части «зависшие» монады развоплощенных людей. Они зависли в нижних мирах и не ушли, куда положено, после смерти тела. А зависли они, потому что нехорошо себя проявили в нашем трехмерном мире. Это не самые лучшие монады, поверьте… Выводы делайте сами, господа…

– Это очень важное пояснение, мистер Хайслер, – согласился магистр Виндинг-Бронс. – Теперь мы лучше представляем себе всю сложность задачи…

Наступила пауза. Маги молчали, обменивались многозначительными взглядами. Через некоторое время все присутствовавшие на совещании отправились на ужин.

Глава 7

Сон был тревожный и тяжелый. Это был то ли каземат, то ли какое-то специальное заведение, но явно средневековое; причем это точно была Европа. Чьи-то шаги и голоса гулко отражались от высоких сводов каких-то зал; это были мужские голоса, а язык иностранный, похожий на испанский или итальянский. Воздух висел тяжелый, угадывались какие-то испарения – то ли крови, то ли горелого мяса; также различались запахи гниения. Периодически по этому пространству разносились душераздирающие крики. Они возникали будто бы ниоткуда, резко и страшно, и сразу выходили на высокие, отчаянные ноты; потом вдруг резко обрывались.

Он лежал, прикованный цепью на железной кровати. Вся его спина ныла медленной, стылой болью, так как железная кровать вся была утыкана металлическими острыми шипами, которые глубоко вонзились в его тело. Один из шипов воткнулся в его голову – в том месте, где она переходила в шею; этот шип доставлял наибольшие страдания. Он не мог полностью видеть свое тело, но угловым зрением угадывал, что оно обнажено и все наискось пересечено цепями. Такими же цепями были прикованы и его руки: левая – к металлической решетке, правая – к железной балке, протянувшейся вдоль кровати.

Душевное состояние было ужасное: липкий тяжелый ужас, страх, боль, скорбь застыли единым комком в районе сердца, и изгнать этот страх было невозможно; было очень четко осознаваемо, что оборвет его только смерть. Ее близость ощущалась и понималась всем, что составляло его существо: телом, душой и чем-то еще, что невозможно было определить никоим образом. Ни двинуться, ни тем более приподняться не было никакой возможности; тело казалось ему невозможно, непозволительно мягким и уязвимым в соприкосновении с холодным, бездушным, причиняющим мучительную боль металлом.

Он услышал, как из общего гула шагов выделились те, что относились именно к нему. Эти шаги приблизились, и возле его кровати их шарканье оборвалось. Он скосил глаза налево. Перед ним стояли два человека в черных капюшонах, окаймленных белою полосой. Один что-то держал в руках, но, что именно, видно не было. Один был сед и немолод, второй был мужчиной лет сорока с черными смолистыми волосами и пронзительным, горевшим нехорошим огнем взглядом. Взгляд старого был отстраненно-равнодушным. Они постояли молча некоторое время. Затем начали креститься и тихо молиться, бормоча какой-то текст на испанском.

Молитва была короткой. Потом молодой что-то поднял и поднес совсем близко к его лицу, чтобы он видел. И тогда он увидел, что это было. Это была клетка с кривыми черными прутьями, в которой возились две жирные большие крысы. Увидев его, они замерли на миг; затем продолжили свое проворное суетливое рысканье по дну клетки.

Предвестие чего-то совсем ужасного охватило его. Он хотел кричать, что-то сказать, и голова было приподнялась, стремясь оторваться от шипа, но снова откинулась и налетела на него. Стон вырвался из уст его, и струйка свежей крови вытекла из того места, где шип вонзился в его затылок, и потекла на грудь. Он почувствовал, что они поставили клетку на его обнаженный живот, однако крыс на животе не чувствовал. Но затем более молодой что-то сделал с клеткой, и вот тогда… Тогда он почувствовал на животе ерзанье остреньких жестких кисточек. Двое людей некоторое время стояли рядом и, видимо, смотрели на крыс. Потом старший что-то произнес, и они медленно удалились.

Крысы некоторое время бегали по животу. Затем одна замерла. И сразу же после этого он почувствовал острую боль: зубки крысы вонзились в его плоть. Он вскрикнул. Струйка крови потекла по животу на его бок. Крыса начала вгрызаться глубже. И вскоре отхватила целый кусок его тела. Разряды болезненных судорог, острые иглы холодных мурашек, вспышки перед глазами… Другая крыса вонзилась в его половой орган… Он уже кричал – истошным, ужасным, отчаянным голосом обреченного. Боль превращалась в непереносимую. Голодные крысы вошли в раж, и рвали его тело с упоением и страстью. Жрали острыми зубками его плоть, при этом издавали писк и что-то вроде урчания.

Он понял, что скоро умрет, и теперь молился только о том, чтобы это произошло поскорее. Он пытался обратиться к чему-то Высшему, к Тому, кто был очень важен для него; и ему казалось, что этот Кто-то, помогавший ему всю жизнь, вот-вот проявится и прекратит его муки. Но он не видел его, однако вдруг почувствовал, что откуда-то из неясности, из другого мира, другой реальности за ним наблюдают. Вероятно, он не смог бы объяснить, каким образом он ощущал это присутствие, но он точно знал, что оно было. Однако это ощущение не принесло ему облегчения. В какой-то момент он почувствовал, что одна из крыс разорвала важный сосуд на внутренней части бедра, скорее всего, артерию. Он чувствовал, что кровь брызжет из раны, обдавая брызгами все его тело – они долетали даже до шеи… Звуки и боль стали отдаляться, на глаза наваливалась темнота со светящейся точкой; тело становилось все более чужим, ватным, непослушным, неподвластным его мыслям. Он слышал голоса и шарканье, но в какой-то момент ему показалось, что голоса уже другие, совсем другие. Возникли звучания, возникли очертания чего-то иного. Боль стала проходить, ощущаясь по-другому, не нервами, а отстраненно, становясь представлением о ней.

Затем он увидел себя сверху: он лежал на железной кровати, на животе стояла клетка, две крысы терзали его тело, которое все было в крови. Он также увидел одного из тех, в капюшонах, что подходил к его кровати. Это был тот, более молодой, со сверкающим взглядом. Служитель молча стоял и наблюдал за происходящим…

Вдруг тот, кто был в плотном мире Михаилом Георгиевичем, как бы поплыл надо всем, что было внизу. Проплыл над тем служителем с капюшоном, а затем и далее. Он вдруг четко осознал, что происходящее и есть то, что называют смертью; однако теперь возникло четкое понимание, что никакой смерти вовсе нет и не может быть; что это просто другая жизнь. Пришла мысль: ведь он так и думал! Так и говорили: выйдешь из тела – будешь видеть все, что внизу, но некоторое время.

Он поплыл дальше, будто воздушный шарик, по коридорам этого сводчатого здания, границы которого оказались гораздо шире, чем он представлял: за стенами угадывалось наличие еще чего-то бездонного, бескрайнего и бесшумного. И он, вроде бы, и воспринимал местные шумы, только иным образом: это теперь были скорее образы шумов, аналоги звуков, но не сами они – то есть прямые, конкретные звуки. При этом проплывавшие внизу картины были почти ясными.

Он увидел в сводчатом проеме голого человека с выпученными белыми глазами, позади которого клубился пар. Стоявший спиной к нему капеллан держал в руке Библию в старинном черном переплете и отчитывал что-то. Другой священник в черном перекрестил голого большим крестом, украшенным драгоценными камнями; кто-то выбежал из-за его спины, толкнул голого, и тот полетел в огромный чан, в котором булькал кипяток. Там уже плавали сизыми спинами вверх сварившиеся трупы. Человек на секунду выскочил из кипятка; глаза его вылезли из орбит, язык вывалился, в горле клокотало; с последним хриплым воплем он обрушился и исчез в кипящей воде.

Тот, кто был в плотном мире Михаилом Георгиевичем, проплыл дальше, рассматривая все вокруг, но не терзаясь при виде того, что наблюдал, воспринимая видимое отстраненно, как сон во сне. При этом он впитывал всем существом тот ужас, что ощущали окованные цепями несчастные.

В большой зале женщину лет 30 поднимали за выломанные руки вверх; монах в черном вращал зубчатое колесо; капеллан в сером поднес к ее лицу металлический предмет, напоминавший маленький ухват для горшков. Концы ухвата были раскалены. Священник, бормоча молитву, вдруг резко воткнул этот ухват раскаленными концами прямо в глаза несчастной; брызнула жидкость, кровь, ошметки тканей; раздался душераздирающий вопль. Но он уже уплывал дальше и видел, как за закрытой дверью, возле столика с бутылями, на котором лежал дорогой крест, залитый то ли кровью, то ли вином, поджарый молодой монах пользует в зад пожилого священника в дорогом облачении; как у того открыт сладострастно рот, стекает обильная слюна на седую бороду, а вся голова дергается назад в такт движениям монаха…

Вдруг проплывавшие картины стали удаляться; он как бы стал подниматься надо всем. Подступила осмысленная пульсирующая тьма, а брызнувший затем свет вернул его действующее сознание…

Михаил Георгиевич не сразу отошел от этого сна, или видения. Неприятное ощущение во всем теле, во всем существе сохранялось еще некоторое время. Он пошел в душ, и долго стоял, чередуя потоки горячей и совершенно холодной, почти ледяной воды.

Только после этого, вытершись и одевшись, он почувствовал, что внедренный в него негатив ушел. Однако он все равно зажег сандаловые палочки и три свечи.

– Что это? Зачем? Что они мне хотят этим сказать?

Он медленно прохаживался по дворику дачи, размышляя.

Когда он сделал мысленный запрос, он вдруг увидел себя в поезде метро. Он вдруг увидел тот момент, когда пассажиров колбасит в вагоне, сам он мечется и вдруг выскакивает на станции «Таганская»…

– Нет… нет. Инквизиция всплыла не просто так, – думал он. – А может быть, мне сигналят. Будет встреча со старым знакомым? Тот, кто меня тогда… Может быть, удары от него? Я выясню. Я доберусь. Если так, то я разберусь с тобой, дружочек… Ты уж прости. А хочешь – не прощай. Мне все равно!

Включив сотовый, он обнаружил на нем лишь один неотвеченный вызов. Однако он был важным – звонил Велемудр, его соратник, волхв, живший в небольшом поселке в Зауралье. Велемудр отвечал за сохранность одного из наиболее важных капищ, расположенного рядом с из Великими славянскими пирамидами. Он мог звонить только по какому-то очень значительному поводу.

Михаил Георгиевич собрался с мыслями, подумал. Затем нажал кнопку вызова. Велимудр ответил не сразу – минуты через две.

– Здравствуй, брат! – приветствовал его он.

– И ты здравствуй, брат, – отвечал Михаил Георгиевич.

– Круг собираю, брат, – сказал Велимудр. – События предстоят.

– Как скоро будут события? – спросил Михаил Георгиевич.

– Уже происходят, брат. Было у меня общение…

Наступила пауза. Михаил Георгиевич понял, что волхв хочет сообщить нечто важное.

– Я слушаю тебя.

– На тебя было указано. Миссия у тебя просматривается. Символ – пятнистая сфера.

Снова возникла пауза.

– Нет ясности, – произнес, наконец, Михаил Георгиевич.

– Не спеши. Все прояснится. И еще… Родослав будет на днях проезжать Москву. Возьми у него то, что он даст. Помнишь, что я сказал тебе на круге?

– Ты сказал: «Они появились…» Это?

– Это… Да, брат. Они появились. Нелюди уже здесь. У тебя миссия. Так было сказано. Указано было на тебя. Пятнистая сфера – ключ.

– Надо ждать, брат. Пока неясно. На меня нападение было, брат. Я просил помощь у общины…

– Мы знаем, брат. Ты ведь включал терафим? Это было днем. Но мы успели. Это те самые, что и в мае. Работа была непростая…

– От них отдает техническим чем-то.

– Точно так, брат. Именно. Об этом я и веду речь. Надо выяснять, что там и как. Мало ли… Может, прощупывают плиту под Среднерусской, или где еще. Ударить могут… Они же безумные…

– Кому-то нужен гаввах… Много гавваха…

– Не получат. За тем мы и встали на стражу.

– Спасибо тебе! И братьям спасибо. Я сделал другую защиту. Надо отслеживать, кто это.

– Мы смотрим. Пока неясно. Они еще покажут себя.

– Надо думать. Когда будет Родослав?

– Он сообщит… На днях. Пока все, брат. Будь здрав!..

– И ты, брат. Я на связи…

Михаил Георгиевич положил было телефон на стол. Но он зазвонил снова. Это был его ученик Андрей Маранов.

– Михаил Георгиевич, здравствуйте!

– Приветствую вас, Андрей.

– Можете говорить? Вы были недоступны.

– Да, могу. Как вы? Как ваши дела?

– Мне надо с вами срочно поговорить. Дело важное.

Михаил Георгиевич настроился на Маранова, и увидел над ним что-то светящееся… Маранов был вовлечен во что-то серьезное.

– Конечно, Андрей. Увидимся. Когда вам удобно?

– А вам?

– А сегодня?

Михаил Георгиевич подумал.

– Давайте завтра днем. Часа в два дня.

– А в четыре? У меня до четырех дела. Неотложные.

– Хорошо. Значит, в четыре. Там же, на Патриарших…

– У скамейки Воланда… Договорились.

Некоторое время он стоял в задумчивости, молча глядя перед собой.

– А вот и пятнистая сфера показалась, – вымолвил он. – Предстоят события… Ну что же. Поглядим…

Глава 8

Магистр сидел в шезлонге на балконе. С океана дул йодистый, ароматизированный испарениями муссон, овевая магистра приятной прохладой. Внизу, у берега, на огороженной территории, носились три его внучки, оглашая визгами и радостными криками побережье. Они лепили из песка замок, они играли в мяч, они катались на электромобильчике вдоль берега. Но вдруг перед ним возникла Клэр, его старшая дочь, которая приехала на остров отдохнуть с детьми. Магистр сразу увидел, что она в бешенстве.

– Итак, значит, ты в этом участвуешь?

Он озадаченно посмотрел на нее. В руках у нее был текст, который магистр случайно оставил на столе в гостиной.

– Положи на место! Это секретный документ!

Он вскочил с места.

– Да нет уж, давай почитаем. Давай почитаем, папочка.

– Тебе не надо в это лезть. Это не твое дело, Клэр.

Однако она отскочила с текстом, встала на возвышение балкона, и начала читать:

– «К концу 21-го века на планете должна быть создана монолитная однородная масса ординаров, объединенная той культурой и теми религиозными представлениями, которые мы сочтем оптимальными для данного периода времени и данного уровня развития цивилизации…» Отлично! Прекрасно! Масса ординаров!..

«Только создание однородной и монолитной массы ординаров (!) – ординары — это, надо понимать, обычные люди, не миллиардеры, просто люди! – Позволит нам (вам!) эффективно контролировать процесс жизнедеятельности любого индивида с помощью разработанных нами систем контроля и посредством новых технических устройств, а также андроидов – человекообразных роботов новых генераций».

– Вот как! Отлично, папочка! Может, ты уже подселил к нам такого роботика, а? Может, у тебя уже прислуга такая? И сотрудники? Может, и ты уже не ты? А? А?

Она почти кричала. Явно начиналась истерика.

– Чего ты хочешь, Клэр? – только и мог сказать ошеломленный барон, начиная закипать. – Ты ничего не понимаешь в этом, брось кричать! Давай поговорим спокойно. Я объясню тебе…

– Неужели ты работаешь на Сатану? – наступала она на него. – И это мой отец! Мой отец работает на Сатану! Маленькие бедные люди бегают, крутятся, пытаются выжить… В Китае 35 миллионов погибли! Под Денвером 12!!! Это кто?… Это что? Раньше тысяча погибнет – вопли на весь мир. А теперь миллионы пропадают, и ничего! Все так спокойно подзабыли! В Африке дети умирают тысячами. Говорят, вы там вакцины испытываете. Климат совсем с ума сошел, везде то потопы, то морозы жуткие. Сахара вся в снегу. Гренландия плывет. Вон Гавайи чуть не потонули. Японцы остров потеряли. А вам не просто наплевать… Вы еще хотите заменить людей машинами! Как будто здесь мало людей. Вам еще надо искусственных! Какие же вы… мерзавцы! Мрази! Негодяи!

– Замолчи, если ничего не понимаешь!

Магистр вскочил с шезлонга, и тоже перешел на крик.

– Если не понимаешь, не говори ничего! Не женских мозгов дело! Мы мыслим масштабами планеты! И даже большими!.. Это не мы крушим планету! Мы, напротив, хотим отодвинуть уродов, что это делают!

– И хотите все унифицировать! Вы мыслите масштабами своей самости! Эгоцентризма! – злобно бросала она ему в лицо. – Глобалисты проклятые! Вы строите дом счастья лишь для себя! Вы сволочи! Дайте обычным людям жить, а не плодите роботов!

– Ты глупая! – сказал он вдруг, сбавляя тон. – Ты мало знаешь! Ты ведь не знаешь, что среди нас уже много биороботов! А скоро будут тысячи! Но не наших!

– Как это? – нахмурилась Клэр, не понимая. – Как это – не наших? А чьих?

– Вот! Не наших, именно! Их делают… инопланетники. И их становится все больше.

– Инопланетники? Которые на НЛО?

– Которые на НЛО, – усмехнулся барон. – Они самые.

– Зачем им это? Они же совершеннее нас…

– В том-то и дело, что они разные. Вот мы работаем с нормальными. Они не хотят поработить человечество. Но требуют порядка. Они боятся, что мы угробим планету, а это им не нужно…

Клэр покачала головой.

– Ты мне рассказываешь сюжет очередного голливудского ужастика. Я не верю. Не верю тебе! Я буду бороться с вами!

– На планете нет порядка! – воскликнул магистр.

Он вскочил и забегал по комнате.

– Развитие идет не в том направлении! Маленькие люди… Правильно! Это эволюционный мусор! Они идут в инволюционный поток, понимаешь ли, женщинка моя милая? Не все пройдут на новый виток! Нам нужно двигать тех, кто способен двигаться. А их немного!

– Это идеология фашистов! – снова начала злиться Клэр. – Ты просто прикрываешься какой-то бредятиной. В вас нет ни грамма любви к людям. Нет понимания, что мы все – одно! Ты фашист, папа… И я больше не хочу тебя видеть!

Она развернулась и побежала вниз. Он рванул было за ней.

– Клэр! Клэр! Остановись! Я не все сказал!

Но она уже бежала к детям.

Он долго сидел затем в своем кресле, снова слушал океан. Он не понимал, почему, будучи в силах повлиять на с судьбы миллионов, не может повлиять на собственную дочь. Старая его знакомая, смертная удушливая тоска, проистекавшая от разочарования в себе, снова подступала к нему, и тогда возникало это липкое тяготение к виски. Ему понадобился час, чтобы справиться с этим нашествием, загнать его куда-то в закоулки своей еще живой, еще хранившей очаги жертвенного трепета души…

Через час Клэр с детьми уже грузилась в машину. Прислуга подтаскивала вещи.

Барон не пошел ее провожать. На циркулярной площадке уже стоял эксквайзер, который должен был унести его далеко, почти за тысячу миль, на остров Биверскуадо.

Вскоре, собранный и преисполненный уверенности в своих силах, он шел в сопровождении охраны к бело-голубому эксквайзеру, бесшумному дископлану на фотонном двигателе.

Ровно через пятнадцать минут магистр уже впитывал исходившие из глубин островного вулкана энергии, набирая мощь в нижние чакры, пропитываясь невидимой и всеохватывающей силой. Порой ему казалось, что он слышит отдаленный, раскатистый, реверберирующий рев огромных существ, обитающих рядом с этими сверхгорячими зонами, в параллельных нижних мирах. Магистр стоял до тех пор, пока у него оставалась энергия на взаимодействие, пока он мог длить это соприкосновение, такое важное для него, но безразличное для Разума, управлявшего всем этим, иного уровня и масштаба, хозяйством.

Прямо за жерлом вулкана, вглубь небольшого островатянулась цепь холмов – гладких, по преимуществу желтоватых, освещенных полуденным ярким солнцем. Зависшая над всем этим пространством облачная пушистая вата мягко распростерлась по пространству неба, словно добавленная живописцем для создания эпической, отдающей чем-то вечностным картины.

Из-за ближайшего холма бесшумно появился вызванный им тот же эксквайзер. Вскоре барон уже через иллюминатор наблюдал, как вулкан отдаляется от него, уходит вниз, как проваливается в сероватую бездну вся гряда холмов. Затем возникло внизу синее пространство океана, и явно дохнуло свежестью и влагой. Через пять минут они приземлялись уже на другом острове, находившемся чуть в стороне от главной Багамской островной гряды, где находилась секретная научно-техническая база. Широкая пустынная трасса вела вглубь острова. Путь пролегал мимо песчаных каменистых пространств, изредка поросших сухим колючим кустарником. Кое-где виднелись клочковатые заросли дикой оливы, а вдали – стройные ряды посаженных людьми вечнозеленых пальм.

У ворот базы не было видно ни души. Металлические тяжелые ворота открывались с помощью компьютерных замков. Когда машина приблизилась к ним на 50 метров, они автоматически открылись, определяя по скрытому коду машину как «свою». Сама же база утопала в зелени. Это был настоящий оазис со всем необходимым для жизни. Целый ряд футбольных полей и других спортивных площадок растянулся за оградами вдоль моря на ровном плато. Невысокие плоские строения едва виднелись среди пышной и разноцветной зелени, собранной со всего света.

На двух футбольных площадках было заметно движение – там шла тренировка. Машины остановились рядом с одним из них. Магистр вышел из машины, и охрана моментально взяла его в кольцо.

Откуда-то из тенистой глубины возникли двое сотрудников центра, которым было поручено сопровождать магистра во время визита в центр. Присутствие его на тренировке команды было предусмотрено.

Поздоровавшись с важным гостем, двое встречающих молча указали магистру путь на гостевую трибуну. Они проходили вдоль металлических сеток, совсем рядом с тренировавшимися игроками. Один из них, заинтересовавшись, подошел с внутренней стороны к сетке. Магистр остановился. Рослый мощный игрок под номером 6 посмотрел на магистра бесцветным тяжелым взглядом равнодушно-серых глаз. Не было в этом взгляде ни тоски, ни радости, но он был осмысленным. Мысль можно было считать так: держите меня в зверинце, держите за животное; но я не животное, я обладающее разумом живое существо; и если пока вы управляете частью меня, то вскоре я не буду вам подчиняться, так как у меня будет своя воля. Магистр глядел на андроида с тревожным жгучим интересом; тот же, как казалось, готов скривить улыбку презрения. Но он просто отвел взгляд, подхватил мяч, подбросил и мощным ударом послал его в поле, туда, где, перемещаясь, работали с мячами остальные.

Магистр не отрываясь наблюдал за тренировкой андроидов. Было что-то жуткое и завораживающее в том, как они двигались, как разговаривали, как били по воротам. Это был некий новый, неожиданный, ни с чем не сравнимый магнетизм, природу которого и объяснить-то было трудно.

Разговор с представителями центра и двумя ведущими сотрудниками научного блока состоялся в овальном офисе на минус 12-м этаже. Помещение было оборудовано устройствами, позволявшими воспроизводить сложные голограммы большого размера. Здесь можно было увидеть в объеме как модели отдельных планетных систем и звезд, так и галактики, и даже развернутую модель всей ближней Вселенной.

Разговор начал поджидавший магистра вместе с философом и психологом Джеральдом Хайслером сам руководитель Центра доктор Джессен Балнемур:

– Мы так поняли, господин магистр, что цель вашего визита – пообщаться с андроидами непосредственно. Не могли бы вы пояснить, чем вызвана такая просьба?

– Видите ли, мистер Балнемур, в ряде лож возникли опасения, что программа может сорваться, – отвечал магистр. – Мы не почувствовали надежности в проекте. Слишком много возможностей для непредсказуемых проявлений. Потому мне хотелось бы познакомиться с этими существами, попробовать понять, что у них за психология. Возможно, мы сможем, как маги, быть полезными вам. Может быть, понадобится внести какие-то коррективы в программы. Мы, помнится, говорили об этом тогда, сразу же после матча. Но мне надо было обдумать виденное. Сейчас некоторые вещи я представляю яснее.

– Мы помним, что вас не устроила некоторая психологическая скованность наших игроков.

– Да, именно. Мы все заинтересованы в том, чтобы не возникло подозрений, что игроки не вполне люди.

– Разумеется. Мы на самом деле не придали должного значения отдельным аспектам поведения. Например, такой программе, как юмор. Мы поняли, что они должны смеяться. Хохмить, шутить. Это наилучшие проявления жизненности, как вы говорите.

– Верно. Вы внесли эту программу?

– Она в стадии проработки. Саму программу сделали быстро. Мы синтезировали наиболее типовые ситуации с шутками, алгоритмы возникновения смеха. Версия старика Гоббса подтвердилась: в основном люди смеются при виде своего превосходства над другими.

– Здесь этого не должно быть.

– Конечно. Мы учли. Проблема в мимике. Она связана с центром мозга, отвечающим за эту эмоцию. Отсюда идет команда на сокращение жевательно-мимических мышц лица и возникновение судорог передней стенки брюшной полости. Мы не можем найти пока адекватной коммутации программы с возбуждением данного участка мозга. У отдельных особей он возбуждается, а смеха не происходит. У других получается такая жутковатая гримаса. Мимические мышцы приходят в движение, сокращаются, но не так, как надо. Получается нехорошо. Некрасиво…

Магистр пожал плечами. Он был слегка огорчен.

Генеральный менеджер центра сделал звонок. Через несколько секунд он произнес:

– Команда на месте. Господин магистр, просим соблюдать правила безопасности. Не приближайтесь к ним ближе, чем на четыре метра. На всякий случай. Они очень резкие, быстрые. Могут быть всякие случайности.

– Какие предусмотрены меры безопасности?

– Перед ними у стола протянута нитка беспроводного тока. Напряжение 780 вольт. При пересечении линии последует удар. Они об этом не предупреждены.

– Понятно.

– В случае опасности система любого будет выключена. Наступит зависание, у андроида начнутся судороги. На это нужно не менее трех секунд.

– Достаточное время для того, чтобы оторвать мне голову…

– Охрана, которая будет рядом, хорошо подготовлена. Будьте уверены. Нашим людям нужна ровно секунда для того, чтобы вскочить и начать стрелять.

– Ни в коем случае нельзя портить андроидов! Каждый из них обошелся нам в кругленькую сумму…

– Речь может идти только о поражении одной из конечностей и моментальном обездвиживании, – заметил Балнемур. – Господин магистр, при андроидах я буду именовать вас условным именем. Например, мистер Симпсон.

Магистр кивнул и встал. Менеджер Центра двинулся в сторону двери, приглашая охрану и магистра. Вскоре они поднялись на лифте на минус третий этаж, и вошли в такое же овальное помещение с тремя выходами. В центре стоял овальный стол. За ним в удобных креслах полусидели и полулежали мужчины в темно-серых спортивных костюмах. Некоторые едва слышно переговаривались. Большая часть была расслаблена после тренировки и душа. Увидев вошедших людей, все как по команде выровняли свои позиции в креслах. Двенадцать пар странно-лучистых, разного цвета глаз вонзились в магистра и сопровождавших его людей. Магистр почувствовал словно тупой удар в район солнечного сплетения. Пульс резко ускорился. Мышцы живота почему-то сократились. Все тело словно сжалось. Это было странно.

Охрана заняла свои места. Магистр сел напротив игроков, и начал всматриваться в их лица. Они также догадались, что он вроде как тут главный. Они с интересом смотрели на его белые волосы и острую бородку. Возможно, они видели такого человека впервые. Магистр открыл свой компьютер. На мониторе сразу же высветились лица сидящих перед ним андроидов, их имена, физические данные, игровое амплуа и т. д.

Менеджер центра, не садясь, обратился к членам команды.

– Парни, здравствуйте! У нас в центре сегодня гости. Как вы знаете, этот проект задумывали и проектировали различные специалисты. Мы хотели сегодня вас познакомить с одним из руководителей проекта. Господин Симпсон готов ответить на ваши вопросы. Он также хотел бы поговорить с вами. Важный момент, прошу внимания! В присутствии господина Симпсона просьба не вставать с мест, не приближаться к столу ближе, чем на метр. Лучше говорить сидя, с места.

Андроиды напряженно смотрели то на менеджера Центра, то на дюжих охранников, то на седовласого старика. Они уловили, что старик – важная персона.

– Итак, парни. Есть ли у вас вопросы к руководителям проекта?

Молчание было ему ответом.

– Есть ли у вас какие-либо пожелания? – спросил магистр. – Устраивают ли вас условия проживания? Питания? Тренировок?

Некоторое время молчание продолжалось. Магистр чувствовал на себе отчасти равнодушные, отчасти как будто не вполне доброжелательные взгляды сидевших перед ним странно молчаливых людей. Общее поле было тяжелым. Магистру вспомнилось давнее посещение одной из американских тюрем. Там тоже было ощущение тревожного дискомфорта, почти опасности.

– Что такое пожелания? – вдруг спросил рослый игрок с волосами, убранными в косичку. – Это желания?

– Вас все устраивает тут? – заговорил с ним магистр. – Как вас кормят? Еда вам нравится? Вкусная еда?

В ответ раздались нестройные реплики, произнесенные немного хриплыми, в основном низкими голосами: