Текст книги "Сакральный футбол"

– Магистр?.. – Пиранелли привстал в кресле, наклоняясь в сторону магистра. Но тот остановил его движение и покачал головой, затем выставил вперед руку – мол, подождите, все в порядке. Затем он открыл глаза.

– Я ударил… Удар был достойный… Но я не видел крови. Пику толкнули на меня. Я не понял, каким образом… Кто-то толкнул на меня.

– Идет удар, – опять резко вскрикнул Вернье.

– Держим защиту! – громко крикнул магистр.

– Материал? – спросил Пиранелли.

– Ставим чугун. Чугун или гранит. Толщина – около двадцати сантиметров.

– Ответный удар идет! – вдруг вскрикнул Степлтон. – Ставьте все индивидуальную защиту.

На несколько минут все стихло.

– Защита держит, – заметил Степлтон.

– Мне плохо, – тихо сказал Вернье. – Врача…

Магистр вскочил.

– Бачински, Пиранелли, держите защиту. Степлтон, помогите поднять Вернье…

Втроем они помогли было подняться французу, однако тот обмяк у них в руках. Магистр вызвал служителей. Рослые мужчины в черном подняли Вернье и унесли в прихожую, положили на диван. Тот был бледен. Глаза ввалились, зрачки блуждали. Пот на лбу выступил мелкими желтыми пятнышками.

– Срочно бригаду медиков! – приказал магистр. – Работу заканчиваем. Ставим защиту на отход.

Отойдя от Вернье, магистр поднялся на лифте наверх, на пятый этаж, вышел на балкон. Город накрывала ровным розовым пламенем вечерняя заря, поднимавшаяся над океаном. Сам же он огромной тушей лежал почти недвижимо, нежась в лучах позднего солнца. На душе у магистра была пустота и горечь, и также плохо сдерживаемый гнев. Некоторое время он стоял и смотрел на голубеющий вдали океан. Внизу появилась белая машина медицинской бригады. Магистр увидел бледного Вернье, которого подняли на ноги и с трудом втащили в машину. Та шумнула мотором и очень быстро уехала.

«Черт знает, что там за звери, – подумал магистр, и двинулся к лифту. – Сотни лет душим, и все живут… Еще огрызаются…»

Предчувствие новых тяжелых схваток тяжело внедрилось в его и без того угнетенное, подавленное, ущемленное сознание.

Глава 3

Михаил Георгиевич два последних дня сентября провел в непрерывной медитации. Он чувствовал, что предстоит сильное напряжение. Ему нужно было восстановить внутреннее спокойствие, подавить возникшую тревожность. Главное, что его беспокоило – периодически возникавшее сканирующее воздействие из очень сильного источника. Однако когда он попытался позднее разглядеть, прощупать, где источник воздействия, он натыкался на основательную, очень прочную защиту. Вибрирующий кокон пытался накрыть его, невидимые глаза прощупывали его со всех сторон, и ему надо было быстро сворачиваться в точку, исчезать с этого плана, возвращаться в тело.

Он думал вначале, что это инопланетники. Но он хорошо знал, что с ними-то как раз бороться бессмысленно, и лучше просто расслабиться, полностью предоставить себя в их распоряжение – они сами решат, как поступить. То был недостижимый уровень – люди планеты Земля для большей части их групп были чем-то вроде тараканов. Статус и особенности тонких полей инопланетников вибрационно относились к совершенно иной категории, невозможной для землян; потому они могли установить управляющее воздействие в отношении практически любого из земных людей. Они не имели возможности сделать это лишь с теми немногими, кто ранее также появлялся в трехмерном мире в физическим телах, но со временем радикально опередил других эволюционно, переместив свое сознание в тонкие тела, после чего появление в теле физическом для них перестало быть необходимостью. Теперь эти бывшие люди являлись Духовными Водителями человечества и составляли духовный центр планеты и земной цивилизации. Для любых инопланетников у них был статус неприкасаемых, так как Водителей курировал Коалиционный Отряд Наблюдателей, высочайшая инстанция ближайшей к земле космической зоны.

Михаил Георгиевич Берестов знал все это от Учителя, который периодически появлялся в физическом теле, собирая в своем гималайском ашраме избранных учеников. Уходя же, он сохранял связь с телом, поддерживая в нем жизненность уже более семи сотен земных лет. Он перемещал в это тело сознание приблизительно раз в десять-двенадцать лет. За это время у него появлялась потребность сообщить участникам ашрамной цепи некие новые уложения, касающиеся перспектив развития цивилизации, и поставить новые задачи перед ашрамной цепью.

Михаил Георгиевич видел его всего лишь два раза. Когда состоится очередное его появление, никто из чела не знал; но Михаил Георгиевич чувствовал, что это произойдет относительно скоро. Дело было даже не в том, что Чохан не появлялся в теле уже более семи лет; просто за год-два до его появления от него, пребывающего в высоких слоях Тонкого Мира, начинала просачиваться на земной уровень некая тонкая вибрация, которую с безошибочной точностью улавливали его ученики. И по мере приближения Чохана к временному возвращению в тело она становилась все ощутимее.

Примерно за месяц до прихода Чохана никто из чела уже не мог заниматься ни чем иным, как пребывать в медитациях и проводить суровые чистки физического и тонких тел. Ученики прекрасно знали, что загрязненность одного из чел может затруднить взаимодействие Чохана со всеми сразу. И хотя он мог, не входя в тело, через тонкие планы просмотреть каждого из чел, он не отказывал во встрече даже не вполне прочистившимся ученикам, которые однажды уже находились рядом с ним, в приближении.

Михаил Георгиевич, один из двух российских чела, допускаемых на встречи с Чоханом, имел в этом крайне узком кругу имя Свами Аннуварсат. Именно по коду, связанному с этим именем, он мог периодически выходить на связь с другими чела – теми, кто медитировал в гималайских и тибетских ашрамах или просто пребывал в горных пещерах, выполняя практики и необходимую работу на тонких планах. Мир продолжал бесноваться, периодически подходя к опасным граням. Прихваченных простыми инстинктами кукол в виде президентов стран, премьер-министров, крупных политиков и бизнесменов постоянно дергали за нити управления группы темных медиумов, обуреваемые желанием контролировать весь трехмерный слой планеты. Труженикам ашрамной цепи постоянно приходилось гасить опасные наводки медиумов, способных ухватывать лишь маленькие узелки тех грандиозных взаимосвязей, что управляли сложнейшей механикой планетарного космоса. При этом чела не имели права наносить жесткий урон темным магам, подводя их к развоплощению. Чела не могли нарушить закон, внедренный с базовые семантические поля этой зоны Вселенной: закон свободной воли. Потому эта игра уровней все длилась и длилась, и конца ей видно не было; человечество оставалось большим ребенком, и прогрессировало крайне медленно.

Анализируя характер воздействия, оказанного на него издалека, Михаил Георгиевич понял, что воздействие шло все же от людей, а не инопланетников; что работали просто сильные маги. Позднее, еще в мае, его ближайший соратник по общине Велимудр догадку эту подтвердил. Более того, он сообщил, что неизвестная группа попыталась расколоть орех защиты вокруг государственного центра, нанести удар по первому лицу. Тогда была проведена серьезная работа; в итоге неизвестная группа на время исчезла. Велимудр был уверен, что это англо-саксы… Возникло предположение, что Денверскую гиперкатастрофу 2-го года ряд американских тайных орденов справедливо посчитали расплатой за катастрофу северокитайскую, устроенную американскими технологическими концернами искусственно. Многие из сильных магов, работавших на США, были против таких воздействий, предполагая, что существуют силы, способные провести «удар расплаты». 35 миллионов китайцев, погибших в районе Гуайяна, многих магов отрезвили. Никто ранее не ощущал энергетики, подобной возникшему после этого удара, по своему ужасающему депрессивному давлению на общее пси-поле цивилизации. Волна тотального ужаса, что сконденсировалась в результате мгновенного развоплощения такого количества людей, потрясла всю землю, все народы, породив даже вихри безумия среди менее цивилизованных южных народов. Люди как-то подкожно, почти бессознательно ощутили, что такое всеобщая гибель; что между голливудскими ужастиками и реальностью просто нет ничего общего.

Как предполагал Велемудр, многие маги, работавшие в тайных ложах Европы и Америки, не могли не понять, что Америка заигралась и получила заслуженную обратку; они теперь могли попытаться стать «хорошими». После того как серией чудовищной мощи торнадо и землетрясений были буквально стерты с лица земли Денвер, Санта-Фе и Альбукерка, опустошена, завалена и сожжена вся огромная зона вокруг них, эти маги наверняка пересмотрели взгляд на глобальную геополитику и возможность использовать геофизическое оружие большой мощности. Они вполне могли создать какие-то новые ордена и попытаться перехватить власть у заигравшихся иллюминатов.

Теперь, возможно, новые ложи пытались усилиться, и прощупывали конкурентов в зонах работы влиятельных эгрегоров.

…В тот тяжелый день Михаил Георгиевич поехал в центр города, чтобы купить в проверенном магазине экологически чистые продукты. Атака на него была внезапной; она началась прямо на улице. Первый же удар едва не сбил его с ног. Мощная горячая стрела была послана в район печени. Берестов тут же поставил защиту: стеклянно-свинцовый панцирь на сердце, на голову, на печень; но нападавшие находили слабые места и пробивали ее. Он шел по улице, и его качало; вероятно, прохожие думали, что он пьян.

Один из ударов вызвал резкую боль в сердце, холодную испарину, страх – это были явные признаки приближавшегося инфаркта.

Тогда он ринулся в метро. Новые удары шли в район сердца и в голову. Он видел, что в него вонзаются пики с огненными наконечниками, посланные с особой злобой и концентрацией энергии. Также было видно, что кто-то словно ножом режет его эфирное тело, вырывая клоки ауры. В висках стучало, началась сердечная аритмия.

Тогда он достал из-под рубашки, из-под куртки оберег. Образ Хранителя, древнего славянского волхва Радомира, возник перед ним и словно отодвинул, сместил куда-то в дымную хмарь города, шум городских человеко-потоков. Берестов сложил из пальцев защитную мудру и попросил помощи у Братства. Однако новый удар едва не лишил его сознания. Сердце то замирало, то вдруг спохватывалось. Это было очень опасно – он отдавал себе в этом отчет. И все же после мантры что-то изменилось. Возможно, включился родной эгрегор. Но Михаил Георгиевич знал, что эгрегор будет работать против эгрегора, стремясь подавить очаг, источник; личную защиту он должен формировать сам.

Он бежал к метро, едва не сшибая на ходу людей, держась воображаемой прямой линии. Удары настигали его, острая боль пронзала сердце. Лишь когда он сбежал вниз по эскалатору «Таганской» в самую глубину, втиснулся в переполненный пиковый вагон, воздействие стало ослабевать… Они теряли его из зоны видимости; он к тому же стал строить свои эфирные дубли.

На первом же перегоне Берестов поставил мощный защитный блок из свинцового панциря с зеркальным отражателем. Он напряг все силы, всю оставшуюся энергию. В вагоне сформировалось мощное поле магического напряжения. Вдруг стало плохо женщине – ее муж начал кричать в селектор для связи с машинистом. Ребенок и другая женщина почему-то выскочили из вагона на станции, как ошпаренные, словно спасаясь от чего-то. Всех в вагоне штормило, все непрерывно ходили с места на место, лихорадочно говорили, словно что-то ища.

Тогда он вышел из вагона и двинулся по залу «Павелецкой». Тех, кто шел ему навстречу, как бы сносило в сторону. Два человека внезапно упали. Он ринулся в конец зала, чтобы никого не травмировать, боясь, что кого-то выбросит под поезд…

Воздействие стихало. Его потеряли. Но кто это был, для него оставалось загадкой.

Дома он сел в позу «шавасана», зажег сандаловые палочки, свечи, аромалампу. Уже через два часа после начала медитации ему удалось остановить поток самопроизвольных мыслей, которые вбрасывало взбудораженное подсознание. Они теперь уже не выскакивали, как тени, из-за угла – разнообразные, неожиданные, болезненные; они попрятались и сидели тихо где-то на задворках основного сознания. Его мозг, как затихнувший ядерный реактор, пульсировал спокойно и мощно, по-прежнему собирая импульсы со всех частей тела. Михаил Георгиевич отчетливо видел натянутые струны своих нервных путей – они светились желтоватым сиянием, спокойно и ритмично пропуская электрические токи от органов, от систем, от всех частей тела. Ему стоило лишь сконцентрироваться, и он получал возможность рассмотреть, как от среднего пальца правой ноги по команде расслабления пробежал желтовато-красный импульс и растворился в районе спинного мозга. Все пальцы ног моментально расслабились.

Он перенес внимание на эндокринную систему – тут же высветилась мощным красным пучком щитовидка, напомнившая то ли горящую медузу, то ли сверкающую ламинарию. От нее шли упругие нити во всех стороны – к двум почкам, к желудку, к печени. Он вдруг увидел, что канал, идущий к поджелудочной, провис, ослаблен. «Вот тебе, дружочек, кусочек торта на телевидении», – тут же подумал он и начал натягивать эту нить. Она поддалась не сразу, постепенно. Он подтянул обвисшие струны, тянувшиеся к надпочечникам, а также канала, шедшего к икроножной мышце левой ноги.

Весь организм светился, словно в разрезе. Он видел теперь каждую его часть, не переставая удивляться мастерству тех изумительных проектировщиков и конструкторов, которые создавали эти биомашины, продумывая каждую мелочь, делая их жизнеспособными и пригодными для заселения в них кристаллов монад – плазменных образований, способных интегрировать, вбирать в себя синтетический многомерный опыт воплощений.

У Михаила Георгиевича давно сложилось представление, что конструкторы и биотехнологи инопланетников наслаивали одну структуру к другой постепенно, а не замышляли все тело сразу, в целостности. Сначала они создали эту первоначальную цифровую сеть, соединенную с базовыми полями космоса. А затем уже стали делать механику: костяк на самообновляемых шарнирах со смазкой; нанизанные на костяк мышечные ткани. Затем вложили в этот корпус систему органов, которую разработали отдельно на каких-то моделях; затем подвели к этому конструкту питание в виде стройной и разветвленной системы энергоконцентраторов (чакр); подвели сеть энергоканалов с опорными точками, удерживающими вокруг себя эфирное поле. И лишь затем подсоединили центральный и периферийный процессоры – головной и спинной мозг. С ними же связали отдельно разработанную и, возможно, стандартную сеть нервных проводов, способную проводить электромагнитные импульсы.

Они наверняка проверяли работу биомашины на каких-то своих стендах, посылая импульсы по нервным волокнам, экспериментируя, проверяя, как работает головной мозг; вносили в его конструкцию коррективы, добавляя новые блоки. Только отработав все реакции самой машины, они подсоединили к нему собственно цифровую сеть. Как она проросла в тело, как взяла под контроль каждую клетку организма, казалось непостижимым, но это было сделано. Возникла цельная система, способная к самоосознаванию. После этого им оставалось только провести эксперименты с внедрением кристаллов монад, которые были до того пропущены в течение миллионов лет через системы растительного и животного царств. Отобрав наиболее развитые из них, они соединили их с биомашинами и их подсистемами.

Наверняка поначалу самосознание было неполным, поскольку центральный процессор (головной мозг) не мог обработать всю информацию, что шла от органов чувств и глубинной памяти монады. Тогда они приняли решение заблокировать часть глубинной памяти, чтобы человек не мог проникнуть в слои предшествующих существований, но остался полностью самоосознающим. Это был фантастический успех! Ведь на каждой из планет свои особые условия и создать самоосознающее существо, способное жить в физической конструкции, невероятно сложно.

Эти размышления начинали одолевать всякий раз после длительных медитаций, когда он был способен видеть самое себя изнутри, в чистом виде, без вмешательства своего произвольного и полного автоматических реакций внешнего «Я». И всякий раз он словно делал перезагрузку своих знаний и начинал понимать сложность всего этого устройства во все большем объеме.

На вторые сутки своего голодного и сухого погружения, когда он уже перестал даже выходить в туалет за ненадобностью, Берестов, наконец, получил возможность свободного фланирования в тонком теле в некоторых важных для него пространствах. Связь с Проводником была отчетлива; он позволил ему приблизиться к определенным слоям, связанным с эгрегором Северной Америки.

Тот, кто на физическом уровне являлся Берестовым, видел, словно в туманной многослойной буроватой паутине, многообразные пространства, надстоящие над континентом, наполненные крайне интенсивной жизнью. Физический план страны и тонкомирная паутина были соединены тысячами пульсирующих нитей. Импульсы проходили как сверху вниз, так и в обратную сторону. От каждого импульса часть тумана приходила в движение подобно тому, как вода в весенней луже колышется от подсоединения нового ручейка. Красноватые, желтые, а кое-где голубоватые свечения возникали и гасли. Физический план виделся ему точно так же, как при цейтраферной съемке: в ускоренном ритме, бешеной динамике. Верхний слой временного потока уходил куда-то за кадр, за край его взора. Нижний слой времени продвигался импульсивно, резко, ненамного опережая время пульсирующего физического слоя.

Высший аспект того, кто являлся тут Михаилом Георгиевичем, создал мыслеформу – желание увидеть источник той атаки, что была проведена на него месяц назад. И эта мыслеформа была подхвачена Проводником. Произошло мгновенное смещение курса, и вскоре он увидел под собой, будто из иллюминатора самолета, яркий мерцающий океан, а затем группу островов на нем. Таким образом, Проводник показал ему географическую точку. Это было почти так же, как на GPS-навигаторе. Но при приближении к одному из островов неизвестной гряды трехмерный слой исчез, и тогда он вдруг увидел оранжевый сгусток совсем рядом. От него вниз шел плотный поток свечения серебристо-сиреневого цвета. Пройдя по потоку, он увидел проекцию некоего здания с овальным кабинетом в самом низу. Только в проекции кабинет находился там, где должна была находиться крыша. Мысленным усилием он перевернул это изображение. На какой-то момент возникла такая картинка: группа людей в черных одинаковых накидках с белой вышивкой на левой стороне груди. Он попытался увидеть, что было отображено на нашивках. То был какой-то вензель, напоминавший средневековый символ. Однако в этот самый момент серебристо-лиловый сгусток вдруг развернулся, и словно бы увидел его. Он не имел глаз, но неким невидимым органом уловил присутствие чужого наблюдателя. Проводник моментально это отметил и начал уводить его дальше от этого эгрегора. Однако сгусток выбросил неровный корявый шлейф липкой энергии, словно пытаясь зацепить его… Проводник отсек шлейф от него. Тогда ведущий и ведомый ушли в какой-то промежуточный слой и там затерялись.

Однако напряжение от возникшей опасности что-то изменило в общем порядке вещей. Михаил Георгиевич уловил дыхание своего физического тела – это было неровное, тяжелое дыхание. В теле ощущалась тяжесть, особенно в районе сердца. К нему вернулась способность мыслить через физический мозг, и первой его мыслью была такая: насколько серьезной была опасность сближения с тем эгрегором над островами? Но ответа не последовало.

Он начал работать с телом, прощупывая каждую его часть по отдельности – ноги, грудь, живот. Вернувшаяся часть эфирной оболочки заполняла опустевшие лакуны, быстро запуская органы в рабочее состояние.

Через полчаса он открыл глаза. Уже потемневшее заоконье было в фокусе. Механика оперативного сознания соответствовала норме.

– Это они… – подумал он. – Это точно, они. Америка… Только кто?

Он пошел на кухню, чтобы включить чайник, и ударился плечом о косяк двери. Только тогда он полностью пришел в себя.

Глава 4

Ничего не было особенного в этом кабинете; все стандартно-роскошное и дорогое. Дорогие часы на подставке, дорогой прибор с дорогими ручками, все перламутровое, мерцающее, золотистое. Дорогое коричневое кресло, последней модели моноблок на столе. Все как надо. Ни портретов, ни книг – ничего лишнего.

Падин сел напротив. Андрей почувствовал, как время замерло, а потом понеслось – секунды затикали, запустился отсчет. Начался этюд с непредсказуемым финалом, и то, чем закончится разговор, зависело от обстоятельств и факторов, большей части которых Андрей не знал.

Михаил Георгиевич научил его методике Верховерна – Ширяева, и он ее давно применял во время особенно длинных и важных разговоров. Суть ее состояла в том, чтобы осуществлять по ходу разговора его мысленный «монтаж» в соответствии с основными дискурсами. Все, что происходило далее, весь этот длинный разговор гораздо позже выплывал из памяти Андрея законченными фрагментами. Одновременно с процессом воспроизведения возникал и образ Падина: то его стального цвета пронзительные глаза, то греческий профиль с зачесанными назад темными волосами, то немного искривлявшийся при разговоре рот, то длинная сигара, дымящаяся на столе.

Во время всего этого разговора Андрей видел плотный слой серовато-свинцовой энергетики с различимым движением каких-то кранов, станков, тепловозов, еще чего-то громоздкого, железного. И все это окутывал некий желтоватый ореол, маняще-сладковатый, притягивающий. Андрей улавливал это своим изощренно-тонким восприятием. Он понял, что это – излучение больших финансов, целых массивов денег. Они как бы центрировались вокруг человека в сером костюме с такими же серыми глазами, внимательно смотревшем на него.

Фрагмент первый. Вводный

– Вы курите? – спросил Падин.

– Так, покуриваю… Когда возникает необходимость, – ответил, пожав плечами, Андрей.

– Какого рода необходимость?

Андрей замялся.

– Если я начну развивать эту тему… Уйдет много времени…

– А если коротко?

– Вы вряд ли знаете… Это один из арканов Таро… У бизнесменов вашего масштаба, я так думаю, времени на чтение не бывает…

Падин засмеялся.

– Ну, не такие уж мы тупые. Иногда почитываем. Хотя вы правы, времени едва хватает на главное… Как там Будду излагают… «Чем больше вещей, тем больше бремя»… Как-то так…

Маранов посмотрел на него удивленно и заметил:

– Вещей в мире накопилось слишком много… У кого-то их непременно будет больше, чем у других… У каждого своя программа…

– Вероятно… Ладно, надеюсь, у нас будет еще время поговорить и об этом, – ответил Падин.

Он склонился к столу и что-то пометил в ежедневнике. Маранов видел, что он нарисовал цифру 1, написал строчку. И тут Андрей увидел в стопке книг ту самую книжку Дмитрия Ширяева, где он описывал логические системы, а заодно расширил методику Верховерна.

– Надо же, как Ширяев в гору пошел. Даже олигархи его читают.

– О, вот как! И футбольные тренеры мозги тренируют!

– Да я еще и не тренер. Риелтор.

– А, ну да. Риелтору, кстати, положено.

Фрагмент 2. Определение темы

– По моим предположениям, я вас мог заинтересовать только одним… – начал Андрей.

– Это правда. И каковы предположения… ваши?

– Футбол?

Падин издал странный возглас удовлетворения типа «Гымх!» и сделал хлопок ладонями. Андрей понял, что попал.

– Садимся, – сказал Падин, делая приглашающий жест рукой.

Они сели. Падин долго молчал, глядя пред собой. Потом заговорил.

– Вы знаете… Я давно приучил себя обращать внимание на людей, которые могут как-то нестандартно подойти к известным, вроде бы привычным вещам, на которые угол зрения установлен. Которые могут рассмотреть известный предмет под особым углом, понимаете?.. Меня крайне заинтересовали два факта вашей биографии. Факт с тюрьмой особенно… Вы там создали команду – уже это заслуживает внимания. И эта команда зэков обыграла команды каких-то охранных структур МВД… Приз какой-то взяла… Так?

– Как вы это раскопали? – поразился Андрей. – Это мельчайшее событие в мире футбола!

– У меня толковые помощники. Ловят не слова, а намерения.

– О-о! Таких найти непросто!

Фрагмент 3. Экскурсы

Падин:

– Вы были на войне…

– Да. Я был в Сирии. В 2016-м. Руководил подразделением. База Хмейним…

– Десант?

– Разведка. На Востоке это сложно.

– Ранения?

– Обошлось. Друзей терял. Пороха вкусил… Америкосы бомбили… Жесткая школа. Но не моя… Я потом решил демобилизоваться. Так не пускали!..

– И как же?

– Вот футбол-то и выручил. Я служил в Южном округе. Мы с генералом сразу поняли друг друга… Он болел футболом так же, как и я. Хотя он не понимал, что это такое по большому счету…

– Так… А что это …по большому счету? Было бы интересно услышать…

Андрей задумался. Он знал весь объем темы и понимал, что сразу нельзя вываливать много. Надо сначала понять, чего он хочет… Возникла пауза.

– Это тема обширная… В самом общем виде футбол – это универсальная динамическая модель жизни…

– В каком смысле?

– В самом общем… Вот… Когда вы прорывались к воротам… Пардон… вас что, не били по ногам? Защитники за майку не хватали?

Падин расхохотался. Ему понравилось.

– О-о! Еще как хватали! Чуть трусы не срывали! По яйцам так пиз…ли!

– Догадываюсь! – улыбнулся Андрей, ничуть не удивившись его мату. – Но вы забили красивые голы!

– Есть такое… Но как вы выскочили из армии?

– Генерал продвинул в СКА Зауральск. Класс «А», вторая лига.

– И эту историю я знаю. Вы вышли в одну четвертую Кубка страны… Никто не ожидал…

– Да. Это был мой тулончик. Но меня подсекли. Развернуться не дали.

– В одной четвертой проиграли…

– Не я проиграл. Местная мафия решила прославить своего… Рокировку сделали: меня убрали, другого поставили. Я ведь в выражениях не стеснялся. Мешали – говорил. Хотите результата – дайте работать. Дайте брать людей, которые нужны. Мэру говорил. Бандитам говорил. Иногда да, грубовато. Невзлюбили они меня. Прежде всего за несговорчивость. Там же всем букмекеры заправляют. А я не пошел на договорняки. И парней отчислил, которые были готовы на это. Думал, без меня не обойдутся. Ошибся – обошлись. Только все продули. И команду, что я делал, загробили. Потом сами же жалели.

– Было еще выступление на Футбольном союзе…

– Да. Меня пригласили, когда в кубке продвинулся. Я все сказал как есть: что без понятия парней набирают, что тренируют неправильно, примитивно; понятия не имеет никто, как мотивировать. Говорил про власть букмекеров, про то, что вся система пронизана этим вирусом, что все боятся этой мафии; что футболисты ощущают себя куклами, пешками в игре ставок. И еще всякие вещи. Тоже не понравилось. Никому не понравилось. Вот меня и задвинули. Вообще вылетел из футбола…

– Тоскуете?

Маранов вздохнул.

– Безусловно. Футбол такая вещь, которой можно посвятить жизнь. Я раздумывал, почему у него такой статус. Это ведь мировая игра.

– И какой вывод?

– Суть в коллективном преодолении. Для человека очень важно осознавать свою силу. Но и для народа важно. Мировая игра… она отвечает чему-то очень важному в человеке и даже в народе. И очень точно продуман инструментарий.

– Что вы имеете виду?

– Ну, например, правила, соотношения. Двадцать в поле, два в воротах, три судьи. Штрафные, предупреждения. Все это символика… Я уж не говорю про гол. Его величество гол…

– А что тут такого? Гол – он и есть гол…

– Гол – это прокол… В энергозащите соперника. Это укол, результат энергетического давления. Pressure…

– Понимаю. Меня самого постоянно «pressure»… Ну да. Но это везде. И в теннисе… В хоккее…

– Групповая игра с мировым значением есть только одна.

Фрагмент 4. Предыдущие футбольные подвиги

Этот момент всплывал в памяти Андрея как бы из длинной паузы. Цепкий взгляд Падина словно впился в него, когда он расспрашивал его об этом. Падин догадывался о том, какой объем пережитого стоит за командой зэков… О, понятно, как он заработал такие деньги! Он знал жизнь и людей. Андрей понял, что Падина он интересует как крепкая личность. Он, видимо, подозревал в нем даже отсутствие страха смерти.

– Это ведь все же был лагерь, а не тюрьма, – отвечал Андрей. – Зэкам просто стало интересно. Они любят азартные игры… Я зэкам был не нужен, им наказал Болт. Видно, сыграл с кем-то на мою голову…

– Кто?

– Ну, типа пахан. У него над койкой висел большой болт… железнодорожный.

– Это… их генерал?

– Ну да. Мое дело было их втянуть, скомпоновать и научить…

– А сколько времени вы готовили военную команду?

– Четыре месяца.

– Всего-то?.. М-да… Это… понимаю… Почти невероятно, – Падин встал, начал прохаживаться по кабинету, пощипывая себя за подбородок. – Ведь команды округов, должно быть, готовили тренеры, профессионалы. А вы были просто сержант, просто солдат. А в тюрьме сидели, как обычный зэк… По экономике ведь сидели, да?

– Ну да. Пирамидки начал строить в сети. Виртуальная валюта… не ко времени…

– Тут мне все понятно. Но турнир… У человека, который бьет профессионалов, должно быть нечто, чего нет у них. Так просто это не бывает!

Андрей пристально посмотрел на Падина. Таймер шел неумолимо, жестко. Но ему не становилось ясно, зачем его позвали; чего он хочет. Зачем ему футбол? Ищет теорию? Хочет сделать клубную команду? Наверняка.

– Вы хотите создать свою команду? – спросил напрямую Маранов. – Сделать новый клуб?

Падин посмотрел на него задумчиво. Потом достал сигарету и закурил прямо в кабинете. Он долго не отвечал.

– Скажите, вам моя политическая платформа известна? Мои взгляды?

«Вот оно что, – понеслись мысли у Андрея – Политика!»

– В целом да. Вчера я еще посмотрел ваши интервью. Мне многое близко в ваших позициях. Вы собираетесь поднимать славянство. Это мне близко. Ведическая традиция… Я к этому отношусь с большим уважением; это моя платформа тоже. Хотя это очень даже не модно.

– Да, в этом вы правы, – согласился Падин. – Совсем не модно. Меня многое не устраивает в курсе нынешней власти. У меня есть кое-какие заготовки на будущее.

– Я читал …Вы критикуете Гордина, его людей. Но вы на встречи с ним ходите, руку жмете.

– Ну и что? Он человек достойный. Он многое делает правильно. Но не все. Есть вещи, которые не всем известны.

– Догадываюсь, что такие вещи есть. На то вы и элита…

Фрагмент 5. Главный. Давление падинского взгляда усилилось. Как он сказал? А, вот так:

– Мне надо выиграть чемпионат мира по футболу.

В кабинете воцарилась звенящая тишина. Падин отошел к окну и снова стал вглядываться в серый предвечерний московский сумрак.

Андрей помнил, как пытался быстро переварить сказанное. У него словно застыло, замерзло в ноль все внутри. Да, теперь все было понятно… Но чемпионат мира! Это неслыханно… Ну и замах!