Текст книги "Сакральный футбол"

Глава 15

На базе наладился стабильный рабочий ритм, и это радовало Андрея. Ритм вносил упорядоченность во все процессы, позволял отслеживать их с необходимой тщательностью. В 8:30 над стадионом начинал звучать специальный побудочный музыкальный сигнал. В окнах жилого корпуса одно за другим вспыхивали окна. Сонные парни потягивались, поеживались, затем вставали и шли умываться. Они глядели в зеркала туалетных комнат, рассматривали свои сонные физиономии; глядели в свои не вполне еще ясные глаза; трогали щетину щек и подбородков; вспоминали в этот момент все, что произошло накануне, удачные моменты и проблемные; вспоминали задачи, которые надо было решить сегодня. Каждый из них осознавал, что присутствует при рождении необычной и очень перспективной команды, ведомой мощным и совершенно необычным тренером, собравшим вокруг себя группу таких же нестандартных фанатиков, нацеленных только на большие победы.

Утренняя чеканка была превращена в командный ритуал. Это жонглирование должно было, по мысли Маранова, быть доведено до уровня циркового. Всю психофизику человека требовалось подстроить под работу с мячом. Игрок должен был почувствовать на глубинном уровне, как меняется направление полета мяча от соприкосновения с той или иной частью его стопы, колена, плеча, головы.

Футбольный гольф или ножной бильярд являлся тренировочным десертом, который имел целью развить в игроках способность чувствовать мяч. Сценарий этой игры был написан Марановым еще в период работы с командой округа. На специальной площадке, засеянной нежной газонной травой, делались лунки по диаметру чуть большие футбольного мяча. На поле высыпалось определенное количество мячей – по количеству играющих. Игроки должны были попасть одним мячом по другому таким образом, чтобы он упал в лунку. Тут непременно надо было работать с мячом очень тонко, ювелирно; нужно было пинать мяч настолько мягко, чтобы тот, соударяясь, отлетал именно на нужное расстояние и в нужном направлении. Игроки во время игры входили в такой раж, что начинали кричать, охать, ахать, ругать себя за неточности и т. д.

Той же цели служил и ножной баскетбол. Корзины всякий раз устанавливались на разной высоте: то на уровне двух метров, то гораздо ниже. Играли две команды по пять игроков. Мяч не должен был касаться газона, передачи шли только верховые. Нужно было ногой послать мяч так, чтобы он залетел в корзину. Быстро выяснилось, что к такой игре готовы не все. Возникли две «элитные» пятерки, которые хоть как-то могли технически выполнять приемы этой игры.

После небольшого отдыха и ланча те из парней, за которыми уже было закреплено место в составе первой или второй команды, отправлялись в зал компьютерных тренажеров.

У каждого была своя задача – то есть имелся свой соперник и место действия: один из стадионов мира, воспроизведенный с буквальной точностью. Единственное, что было общим, так это форма сборной России, что светилась на самом игроке и его партнерах. Характерно было также и то, что на всех футболках замечались вензеля древнеславянских рун, а на руках некоторых игроков – татуировки с изображением ведических Богов – Велеса, Сварога, Даждьбога и других. Это была придумка Маранова: такие же изображения должны были быть воспроизведены и на реальной форме, в случае решения всех организационно-юридических вопросов. Андрей был уверен, что без подключения команды к древнеславянскому ведическому эгрегору она не сможет обрести силу, необходимую для решения большой задачи. Игроки не будут иметь той мощной подпитки, энергетического ветра в паруса, который был необходим.

– Народ наш совершенно не знает своей подлинной истории, – сказал как-то Маранову Берестов. – В школах и вузах им вбивали в голову разный бред вроде того, что славяне до христианства по деревьям лазили. А у нас была древнейшая цивилизация тысячи лет. Надо рассказывать людям о ней. Надо показать, кем и какими были их предки. Именно показать. Чтобы они старались быть достойными их…

После игры в виртуальном пространстве, переодевшись в футбольную форму, зашнуровав свои жесткие ошипованные бутсы, игрок выходил на живое, настоящее футбольное поле. В его легкие вливался прохладный воздух, он слышал отдаленный шум пролетавшего где-то лайнера, видел идущего ему навстречу второго тренера. Тот давал ему четкое задание. И тогда нападающий (если это был нападающий) выходил в отведенную ему зону перед воротами, видел перед собой четырех роботов, очень похожих на людей, одетых в синюю футбольную форму. Он видел, что справа установлены сразу три пушки для выстреливания мячей. Он знал, что где-то в кабинке, установленной в небольшом здании метрах в трехстах от поля, сидит человек, который видит его; и этот человек будет управлять пушками так, чтобы загрузить его, нападающего, так, чтобы он был завален пасами, ввинчен в состояние предельного напряжения, когда его реальные физические ноги, руки, туловище будут работать на пределе возможностей.

Работа начиналась по сигналу. Выстреливался первый мяч; игрок, естественно, не успевал даже сообразить, как на него выйти, как поймать и как обработать. Но уже летел следующий мяч, направленный более удобно, и он ловил его мыском, подбрасывал и хотел ударить; но тут возникал перед ним неуклюжий, но точный в движениях робот, закрывая собою створ ворот. Мяч улетал, и игрок снова вынужден был бежать на свою позицию, и снова пушка выстреливала мяч, и он опять бежал, и опять бил; он стремился опередить робота, ударить мимо него, ударить верхом, ударить крученым, ударить шведкой, ударить пыром – как угодно, лишь бы это движение было непредсказуемо и эффективно.

Из нападающих у Маранова с самого начала не было претензий лишь к Пересветову. Он обещал стать выдающимся по всем показателям игроком, и трудно было даже представить, что он мог выдать буквально через полгода. Его развитие шло невероятным темпом, и он сам это чувствовал. Уже в первых тренировочных играх Пресветов выделялся настолько, что его партнеры останавливались посмотреть, как он обходит защитников, виртуозно дриблингует на скорости, как отдает пасы, мастерски забивает точно в углы.

Но он был симпатичен Маранову и просто как человек. О многом говорили его ясный, прямой взгляд из-под выражавших упрямство бровей, искренняя, обаятельная улыбка, правильная речь. Как-то они разговорились.

– У тебя есть девиз? – спросил Маранов. – Ну, внутренний слоган, что ли?

– Есть. Димикандум.

– Как? Димикандум? Это как понять?

– Димикандум – надо бороться. По латыни.

– Вот как! И как ты нашел свой девиз?

– Случайно наткнулся в книге.

– Религию какую-нибудь исповедуешь?

– Я ищу истину. Религии – это отзвуки.

– Что для тебя победа?

– Внешняя не так важна. Победа над собой – важнее. Над своими слабостями. Над привычками.

– А ты не слишком ли правильный? Ты с женщинами-то жил когда-нибудь?

Пересветов засмеялся:

– Еще как жил! Две жены было… Но я был очень разочарован… Я в них видел таких ангелочков. А оказались… Ну такие материальные… Ну, невозможно.

– А ты до женитьбы что, этого не видел?

– Да как увидишь?.. До женитьбы они именно ангелочки…

– И теперь у тебя никого…

– Никого всерьез. Есть девушка в массажном салоне. С Украины. Хорошая такая, добрая. Пухленькая такая… Третий месяц езжу…

– Так она же и других ласкает… И как тебе это?

Он тяжело вздохнул.

– А что делать?.. Физиология-то требует… И я не чувствую, что это так уж меня разлагает… Это вроде игры. Она ко мне привыкла. Остальные для нее – просто работа… Такие странные отношения…

– Но ты ждешь чего-то более серьезного? Ведь есть же много очень приличных девушек.

– Где – то есть. Но я не вижу. Я жду…

Маранов с интересом глядел на него, чувствуя симпатию к этому человеку. Он словно видел молодых людей советской поры, периода 60-х, эпохи Шпаликова, Высоцкого, Шукшина – этих искренних, честных людей с одномерной, чистой нравственностью. Этот бы не пропал ни в горячей точке, ни в плен бы не сдался, оставив последний патрон на себя. Откуда в нем это? Но истоки этой психологии просматривались четко.

Его воспитывал отец. Одиночка-инвалид, без одной ноги. Волевой крепкий мужик. Бывший десантник. Обувных и кожных дел мастер-надомник. Он много рассказывал ему про войну. Писал стихи, песни, пел их под гитару, когда приходили друзья. Такие же кряжистые, пьющие, русские мужики. Он слышал их разговоры о боях в Афганистане, в Чечне, в которых они участвовали, рассказы об операциях, о гибели товарищей. Он слушал песни, что они пели когда-то в бетонных укрытиях после боев. Совсем мальцом начал читать романы Проханова, которые стояли на полке у отца на самом и видном месте. Его воспитывали правильным, в хорошем смысле традиционным человеком. Он был готов к работе на пределе возможностей. Маранову оставалось только поставить задачу и развить его уникальные врожденные способности.

Компьютерные эксперименты неожиданно выделили еще одного относительно молодого игрока. Это был худощавый парень из Екатеринбурга, который, как он вначале предполагал, был отобран случайно. Его звали Денис Грознецкий. По ходу работы с пушками и роботами Андрей убеждался, что тот попадает, не глядя на партнеров, не случайно, и что за этим что-то стоит. Грознецкий выдал на пушках результат на уровне Пересветова – то есть на порядок лучший, чем все остальные. Это было удивительно.

– Денис, я бы хотел понять, как тебе удается попадать в ворота, не глядя. Можешь объяснить? Ты чувствуешь ворота? Интуитивно?

Грознецкий отрицательно мотал головой.

– Нет. Я их просто вижу.

– Каким образом? Я же видел, что на поле ты не глядел.

– Я вижу их по-другому. Я вижу их внутренним каким-то видением.

– Вот как? – Маранов был явно озадачен ответом. – У тебя ясновидение? А что ты еще им видишь?

– Я не знаю, это ли называют ясновидением. И оно у меня не постоянно. Просто когда идет напряжение, вдруг что-то включается, и я вижу. Я вижу положение роботов или людей, вижу, где свободно. Туда и бью.

– А в игре ты можешь увидеть расположение наших игроков?

– Это бывает. Я пару раз видел, как бегут наши трое. Я спиной был к воротам, а мяч им отдавал точно. Они мне говорили, что у меня на спине глаза.

– А что еще можешь видеть?

– Иногда события вижу, которые должны произойти. Раз было так. У отца перед домом гаражи. Ну, самопалом построенные. У отца там стояла машина. И вдруг я видел однажды, как приезжает бульдозер и сносит эти гаражи. Даже видел его номер и лицо бульдозериста. Рассказал отцу – мол, Отец не, гараж скоро будут сносить. Примите меры, договоритесь в управе. Отец не поверил. А через неделю реально приехали рабочие. И был этот бульдозер, и кран был. И гаражи снесли. Но таких случаев было у меня немного. Но были…

– Интересно. Давно это у тебя?

– Давно… Кстати. Один раз вас видел.

Грознецкий как-то странно посмотрел на Маранова.

– Так… И что же ты видел? – прищурившись, спросил Маранов.

Грознецкий подумал, потом сказал:

– Не знаю… Это могло быть случайностью. Вы как-то странно висели… Высоко в воздухе. А я видел вас сверху.

– На чем висел?

– На какой-то веревке… Здания пролетали. Я не понял, что это, к чему…

Андрей вдруг почувствовал тупую боль в сердце, тревогу.

– Ладно, Денис… Иди, работай, – сказал он, и пошел к себе. Он чувствовал, что этот разговор как-то задел его, но не мог понять почему. После разговора с Грознецким Андрей долго размышлял, как использовать способность этого необычного парня на пользу делу. И решил его оставить до времени как запасного, 12-го игрока одной из команд. А по поводу его способностей поговорить с Михаилом Георгиевичем.

Авральная, штурмовая, фактически фронтовая работа по совершенствованию мастерства продолжалась на базе изо дня в день, с утра до ночи. Фанатизм любого рода здесь только приветствовался. Все понимали: им приходится догонять тот футбол, что ушел далеко вперед; догонять по-русски – то есть бешеным напором, на надрыве, на воле, на сверхусилии. Бешеная идея догнать и перегнать лидеров – Бразилию, Германию, Францию – овладела всеми без исключения. Этот фронтовой, осадный режим заставлял парней выходить на площадки даже тогда, когда им хотелось спать, есть, отдыхать, смотреть ТВ. Они осознали, что без жертвенности идею не поднять, мечту не воплотить. Отобранные в команду сильные люди, характеры, личности обрели тут идею жизни и работали на нее, отбрасывая прочь все личностное. Таким образом, фантастическая идея главного тренера приобретала постепенно черты вполне определенной возможности.

Маранов первым делом приучил всех подолгу на тренировках чеканить мяч обеими ногами, коленями и головой. Он был убежден, что без этого технику поставить невозможно. И по результатам он четко видел, кто на каком уровне находится по технике. Отдельно были выставлены результаты по чеканке правой и левой ногой в отдельности, отдельно – разнобойка ногами, разнобойка коленками; отдельно – чеканка головой. Он тут же выделил нескольких парней, у которых сразу пошли приличные результаты.

Лучшие результаты были у Дениса Раскатова, бывшего нападающего городской команды Твери, атлетически сложенного, крепкого парня. Чеканка ногами также легко шла у него под тысячу, но у него пока быстро уставали мышцы ног. Игорь Станишевский, прирожденный технарь, сразу начал выдавать правой ногой стабильные 700–870 ударов, при том что левой давал под 300. Даже правой коленкой он начеканивал запросто 100–120 и почти 150 давал спокойно головой. И это было только начало тренировок! Неплохие данные были и у Павла Диденко, парня, которого нашли в Украине, бывшего нападающего львовских «Карпат». Он сразу же вписался в коллектив; его забавный выговор добавлял некий колорит в общение игроков, а мягкий одесский юмор (он был родом из Одессы) вообще был кстати.

Важно было и то, что физически Раскатов и Диденко был почти полностью здоровы, у них не было застарелых травм; оба имели идеальные для нападающих физические данные (рост около 180, вес 74–76 килограмм, причем ни грамма лишнего веса). Почему тренеры их прежних команд не дали им ходу, видя, насколько у них хорошие данные, как они желают играть, работать – было непостижимо. Скорее всего, это был результат во многом слепой и безграмотной системы отбора юношей в спорт, которая сложилась в постсоветские коммерческие времена. Тогда молодых людей заманивали в спорт в основном деньгами, мало обращали внимания на личностные качества; тогда никому не нужны были люди проблемные, с сильными, нестандартными характерами.

Потенциально все трое являлись выдающимися игроками, которых просто не заметили в свое время олухи-отборщики из центральных клубов. У Маранова сразу возникла идея создать в нападении мощную, быструю и неутомимую связку: Раскатов, Пересветов, Диденко, играющих при поддержке Станишевского и кого-то еще, не менее техничного и зрячего. Он выделил этих парней, и стал наблюдать за ростом их мастерства, имея в виду именно эту дальнюю цель.

Гигант Никита Гремин, который пришел в команду слабо подготовленным, малотехничным игроком, умевшим лишь неплохо играть головой, также начал быстро прогрессировать. Через четыре месяца он удерживал мяч чеканкой вразнобойку до двадцати минут, набивая больше 2000 раз. Лишний вес начал сходить с него; правильное питание, упорная работа на силовых тренажерах постепенно превращала его в могучего атлета весом более 130 килограммов. Он все чаще в контрольных играх стал совершать рейды к чужим воротам; и когда он шел, то даже самым рослым и сильным защитникам было крайне трудно остановить его.

К июню 2029 года одиннадцать игроков основы были определены Марановым предельно четко. Это были парни ростом от 175 у самого низкого до 214 сантиметров у Никиты Гремина; сильные физически, гордые, бесстрашные, неутомимые и горячие, жадные до борьбы и побед.

Однако до последнего времени оставалась проблема вратаря. Подававший надежды Денис Курганов был неплох, но не более; в росте мастерства он остановился. Сачков нашел еще одного талантливого парня – резкого, сильного, прыгучего Артема Бушманова. Некоторое время Маранов сохранял надежду на то, что именно он вырастет в супервратаря, который будет способен на немыслимое. Вскоре же стало ясно, что из него получится просто хороший мастер, не более того.

Но неожиданно это относительно слабое звено вскоре было заменено полноценным и мощным. Произошло это так.

В один из дней Маранову доложили охранники, что неподалеку от базы живет в палатке парень, татарин, лет двадцати восьми. Живет уже больше недели. Он постоянно приходит и просит, чтобы тренер посмотрел его, так как он хочет играть в его команде. Охрана базы не подпускала его и близко, зная, что в кандидаты принимают только славян. Главному тренеру об этом было доложено в момент, когда он был очень занят. Маранов не придал этой информации значения, попросил охранников отправить парня домой и продолжил разговор по айфону сразу с двумя абонентами. Затем он напрочь забыл про этот эпизод.

Буквально на следующий день, случайно проходя мимо главных ворот базы, Маранов услышал грубые крики, характерные для мужских скандалов. Он подошел к воротам. Дюжий охранник Алексей Ухарев кричал на кого-то в приоткрытую калитку:

– А же тебе сказал: команды сформированы. Иди, иди! Езжай домой… Ты по-русски понимаешь?

– Ну пусти на минуту! Пусти, пожалуйста! Ну, пусть тренер посмотрит! Я хочу играть! Я очень хороший вратарь! Я играл!

Маранов подошел и негромко бросил Ухареву:

– Погоди, Леша. Открой калитку. Пусть войдет.

Охранник посмотрел недоумением:

– Вы же сами приказали, Андрей Викторович?

Но отошел от калитки. Перед Марановым возник высокий худощавый парень в синем спортивном костюме, с волевым, характерным татарским лицом, сверкавший черными глазами. Увидев Маранова, он сразу осекся и замолк. Потом сказал:

– Я знаю, вы главный тренер.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую. И мне описывали…

– Откуда знаешь про команду?

Парень протиснулся в калитку и быстро заговорил, понимая, что судьба дает ему шанс:

– В ноябре вы отчислили Юрика Меняйлова. Из Самары. Мы с ним вместе играли. А я из Уфы. Он мой друг. Мы играли вместе за «Кучум», вторая лига. Меня сломали, но теперь я здоров. Он мне рассказал про команду и про вас… Я хочу у вас играть! Я подойду. Мне почему-то так кажется. Я даже сон видел, что я играю у вас. Посмотрите меня! Пожалуйста!

– А как тебя сломали? – внимательно всматриваясь в лицо парня, поинтересовался Андрей.

– Ногой в челюсть. Два зуба выбили, бедро выбили, по щиколотке ударили. Суки такие были, звери. Не могли мне забить, и били. Я три месяца лечился. Но я здоров! Я все исправил. Я турмалин накладывал, пояс накладывал, все залечил.

Андрей смотрел на него и чувствовал, как напряжение, сдавленная боль, скопившиеся в душе парня за неделю мытарств под воротами, прорисовывает на его лице выражение тревоги и надежды.

– Ты мусульманин? – спросил Андрей.

Парень немного погас. Он решил, что главное препятствие не его татарская национальность, а другое.

– Да… Но не могу сказать, что я очень религиозный. Но мой отец и мать мусульмане. Я нормы ислама соблюдаю. Но фанатиков не люблю. Очень не люблю. Вообще не люблю идиотов. Но я уважаю все религии. Хороших людей, которые в религиях…

Андрей еще минуту посмотрел на него. В мозгу словно прозвучало: «Возьми его».

– Как тебя зовут?

– Вахит. Вахит Мушарапов.

– Заходи, Вахит. Познакомимся. Вещи бери свои и заходи. Алексей, проводи его в гостиницу. Скажи, что я распорядился дать номер. А ты отогрейся, сходи в душ. Поешь. Поспи. В час дня тренировка в манеже. Вон там… У тебя есть с собой экипировка?

У Мушарапова загорелись глаза. Он тихо вымолвил:

– Бутсы есть. Спортивный костюм есть. Наколенники есть. Перчатки хорошие есть. «Адидас».

– Хорошо. Недостающее дадим. Но учти! Ничего тебе не гарантирую. Не подойдешь – извини. Отбор у нас строгий.

– Я знаю. Я понимаю. Дайте шанс… Я без обид. Я понимаю.

– Договорились.

Маранов развернулся и пошел в корпус завтракать.

В два часа дня Мушарапов появился в манеже. Он был в зеленом тренировочном костюме, кроссовках; красные вратарские перчатки будто приросли к его рукам. Работавшие с мячами игроки второй команды прекратили тренировку, молча посмотрели на новичка. Они видели, что он не славянин; на лицах некоторых мелькнуло недоумение.

– Как, Вахит, чувствуешь себя? Поспал? Поел? – спросил его Маранов.

– Поел, Андрей Викторович. Помылся. Не до сна мне… Спасибо вам!

– Готов работать?

– Готов. Меня не надо жалеть. Не подойду – значит, не судьба. Значит, я не так о себе думаю. Но попробуйте!

– Ты ведь давно не играл?

Мушарапов замялся…

– В серьезных играх – да… Больше года. Но я форму быстро набираю.

– Понятно. Ладно… Становись в ворота. Диденко, Грознецкий, Бухаров, – позвал Маранов ведущих игроков второго состава. – Взяли мячи, подошли к штрафной. Остальные работают по плану.

Три игрока, обладавшие сильными и точными ударами с обеих ног, подошли к штрафной, начали обстреливать новичка – сначала не торопясь, потом все жестче.

Поначалу Маранов не увидел в парне ничего особенного. Он явно обладал неплохой реакцией, прыгучестью, цепко удерживал мяч. Но это могла быть просто хорошая школа. Он пропустил поначалу несколько не самых сложных мячей. Однако чем дольше шел обстрел, тем более четко и точно играл Мушарапов. Обнаруживалась странная вещь: хитрые и умелые нападающие Бухаров и Грознецкий изредка, но все же забивали ему, искусно обманывая его кручеными, резкими ударами, попадая в самые углы. Но обладавший сильнейшим ударом крепыш Диденко забить никак не мог. Мушарапов отбивал все его тяжелые, но понятные, видимые прямые удары. Павел Диденко завелся, и начал бить со всей силы, стремясь пробить вратаря. Началась острая, жесткая дуэль двух самолюбий.

– Егор, Макс! Кидайте Паше на накат. Один справа, второй слева. Пусть потренирует удар, – дал команду полузащитникам подошедший второй тренер Курбанов, угадывая намерения старшего тренера.

Диденко начал бить сходу; бил он на удивление сильно и точно. Мяч, как из пневматической пушки, летел то в правый нижний, то в левый верхний. Но Мушарапов вытаскивал все мячи. Диденко был в бешенстве. Он бил снова и снова, но никак не мог забить ни одного мяча. Игроки прекратили тренировку, и все подошли к штрафной, где шел обстрел. Главный вратарь второй команды Денис Курганов с интересом наблюдал за дуэлью. На его лице постепенно появилось удивление, а затем и восторг.

Между тем и вратарь, и нападающий просто озверели. Они смотрели друг на друга волками. Диденко особенно сильно бил правой с лета. У него давно был оттренирован этот удар; но после работы на тренажерах он приобрел особую силу и точность. Несколько ударов были абсолютно безнадежными. Маранов даже не видел полета мяча – с такой силой он летел. Мушарапов же каким-то образом видел и отбивал, отбивал чем только мог – руками, ногами, кулаками, плечами, головой; он доставал мячи кончиками пальцев; он вытягивался жгутом, словно механический, прыгал из угла в угол. Вадим Полубояров и Максим Бухаров все кидали Диденко на накат, и тот плотно, уверенно направлял его в углы. Но забить не мог!..

Вопрос с Мушараповым был решен для Маранова тогда, когда татарин, вынув безнадежный мяч из левого нижнего, успел метнуться в правый верхний и выбить безнадежный, со страшной силой пущенный мяч из левого нижнего, после чего он успел перекрыть центр и выбить мяч из-под перекладины…

– Бл…! Що ты робышь, татарин! – выдохнул, наконец, уставший Диденко. Он был, конечно, зол. Но в голосе его звучали скупой мужской восторг и уважение. – Я вустав, Андрэй Виктэрыч. Но це я вам кажу… кадр. Яшин отдыхает…

– Павло, мы же договаривались – без мата, – как-то автоматически сказал Маранов и потом добавил:

– А ты стал хорошо бить, Паша. Я удивлен. Ты молодец! Будем подпускать тебя в основу. Там только двое с таким ударом.

– Пэрэсветов? Прыданцев?

Маранов кивнул. Диденко просиял: его поставили в один ряд с лучшими игроками основы. Ему открывался путь в первый состав…

Маранов посмотрел на Мушарапова. Он был в состоянии крайнего возбуждения, завода; глаза его просто горели.

– Мушарапов, ты принят в команду, – сказал главный тренер. – Пока тренируйся в обычном режиме. В основном составе. Потом подойдешь в 12-й кабинет главного корпуса. Директор клуба Терентий Пекуза – там табличка. Будешь оформлен. Получишь все необходимое.

Возбужденный, потный, разгоряченный Мушарапов посмотрел на Маранова счастливым, лучащимся взглядом. Еще секунда – и он бы заплакал. Но он сдержался, видя, сколько глаз смотрят на него.

«В основу взяли – шептались игроки второго состава. – Ничего себе!»… «Он стоит того»… «Татарин… Татарин?»… «Тренеру виднее. Важнее игра…» «У нас таких нет. Татары жилистые, прыгучие… Был такой Дасаев… Хусаинов был, Хидияттулин…»