Текст книги "Сакральный футбол"

Лицо Макферссона стало серьезным. Шуточный тон сразу исчез.

– Неужто-таки и нету? – спросил Эббот. – Ведь вы же там на своих конференциях все время это обсуждаете…

– Обсуждаем. А единого представления нет. Есть два направления. Лорд Ледргхэм, восьмая ложа, это наш новый ястреб. Он бывший иллюминат, со всеми вытекающими. У них в кровь впиталась фанаберия превосходства. Они не сходят с линии тотального главенства. Для них Денвер лишь досадная осечка. Они видят в андроидах бесстрашных агентов и солдат.

– Вот оно что, – выдохнул Макферссон. – Теперь кое-что связывается. Понятно, почему они тянут в претенденты Майкла Уолкера. Я слышал его в конгрессе. Жутко агрессивный тип.

– Джейк, они до сих пор ничего не поняли. Они хотят подключить андроидов к геоклиматическим программам. Запустить их вглубь земли. Запустить в ниши под океанами. Там заложить установки для запуска направленных землетрясений. Они идиоты, Джейк. У них нули по философии. Это сливки поколения гаджетных дебилов.

– Посмотрите, у меня волосы встают дыбом, – заявил Шиманович. – Это без шуток.

На самом деле он, конечно же, шутил, так как не мог быть серьезным. При всех своих мозгах.

– Они ничего не хотят слушать. Они даже не знают, как устроена планета. Там что-то всерьез стронь – и пойдут необратимые процессы! А они хотят чем-то управлять. У них эвересты денег, а мозгов…

Магистр постучал костяшкой пальца о столик.

– Вы знаете о том, что там было… Под Денвером?

Наступило молчание. Слышно было, как накатывают сонные волны на берег, как кричат вдалеке чайки, как мерно гудит пролетающий где-то за облаками лайнер.

– А что там было? – немного испуганно проговорил Эббот. – Атомная станция была… Да… Плотина… Заводы.

– Там был подземный город. В трехстах милях. Секретный подземный город. Один из трех, что были у иллюминатов. Но этот был главный.

– А что в нем? – почти прошептал сгоравший от нетерпения Шиманович.

– Центр глобальной оцифровки. Главный центр обработки информации. Станции космической связи. Связь с ядерными пусками. Главные программы по андроидам разрабатывались тоже там.

Гости магистра были просто ошарашены услышанным. Эббот закурил. Макферссон встал, подошел к бортику яхты, стал задумчиво смотреть на волны.

– Но что вы этим хотите сказать, господин магистр? – серьезно спросил шутник Шиманович. – Уж не русские ли шарахнули?

– Нет. Точно нет. Шарахнула более высокая инстанция. Те ребята, что заселили нас всех сюда и контролируют. Это их работа. Провидение…

Макферссон вернулся и сел за столик.

– Я вас понял, магистр. Я вас хорошо понял…

– Джейк, если северная ложа выйдет на вас, остерегайтесь! – глядя прямо в глаза Макферссону сказал магистр. – Не поддавайтесь! Я вам покажу тексты их выступлений. Там все понятно. Они узколобые, Джейк. Они воображают, что можно управлять всем и дальше. Ставят дебилов в президенты и премьеры. Вы же видели морду Уолкера?

Макферссон засмеялся.

– Этот почище Джорджа Буша-младшего…

– А им такие и нужны. Либо клоуны, либо дураки. В Англии они стабильно выводят наверх дебилов. Или постклимактерических идиоток.

– Точно, господин магистр! Точно, – засмеялся Шиманович. – А я ведь знаком со старушкой Мэй… Ей уже под сто! Она стала еще умней.

Тут засмеялись все.

– Давайте серьезно, господа, – прервал смех магистр.

– Они опасные люди, – кивнул головой Макферссон. – Я вас понял, магистр. Я на вашей стороне. Будьте уверены. Вы производите впечатление серьезного человека.

– Но хватит ли у вас влияния, чтобы переломить ситуацию, – осторожно спросил Эббот. – В иерархии Братства вы ведь третий…

– Мне нужна поддержка. И мне нужны деньги.

– Они у вас будут, магистр, – не раздумывая, ответил Эббот.

– Их будет у вас, сколько нужно, – подтвердил Шиманович. – Вы только перенаправьте кораблик…

– И вы тоже перенаправьте, Артур… Лайнер ваш океанский… А то Сингапур много на себя потянул… Не Сингапур создавал великую сеть… А тут вдруг какой-то Ваджио…

Шиманович засмеялся:

– Успокойтесь, магистр! Ваджио больше нет… Уже три дня как…

– Вот как? – деланно удивился магистр. – А Чивиккони не докладывал…

– Что это за Ваджио? – нахмурился Макферссон.

– Новоявленный король царства букмекеров, – пояснил Эббот. – Все под вас делаем, Джейк…

Макферссон улыбнулся, и понимающе кивнул.

– Вы с Чивиккони держите линию, Артур, – обратился магистр к Шимановичу. – Для нас Марсель как центр более удобен…

– Да, магистр. Управление пойдет оттуда. Спасибо вам за Чивиккони. У него оказались толковые связи…

– Хорошо, господа. Значит, мы друг друга поняли.

Магистр помолчал, словно задумался, рассказать нечто любопытное или не нужно. Но все же сказал:

– Мне тут одну историйку как раз рассказали… Забавную такую. Про Большого Старика.

– Ого! – воскликнул Шиманович. – Интересно…

Макферссон и Эббот замерли, и чуть придвинулись к магистру.

– Большой Старик держал речь на внутренней встрече под Кливлендом. Был динамичен. Жестикулировал. Не было задержек речи, не было его э-э-э… Появился, сказал речь и ушел. И ногами не шаркал. Хотя все, кто хоть раз его видел, знают, что он уже лет двадцать шаркает.

Макферссон нахмурил лоб и поинтересовался:

– Так вы полагаете… Это был клон? – взвешивая каждое слово, проговорил Эббот.

– Не в курсе. Может быть, и он сам. Собственной персоной, в новом образе…

Магистр улыбнулся и отпил из чашечки кофе. Все некоторое время молчали.

– А вы его близко видели когда-нибудь?

Магистр улыбнулся:

– Я был среди тех семерых, кто присутствовал при подписании Козырного Векселя… В 2008-м.

Макферссон и Эббот так и отпрянули. Но Шиманович и не шелохнулся.

– Значит, это правда, – проговорил он. – Мне говорили…

– Сэр Ричард, – вдруг заговорил чуть торопливо сенатор. – Пользуясь случаем… Правда ли, что Большой Старик деньги считал на счетах? С костяшками.

– Истинная правда! – засмеялся магистр. – Счеты такие древние… На них еще его прапрадед первый свой миллион набрасывал. Костяшки такие черные, потертые. Но это ритуал. Старик любит ритуалы. Когда надо, считает на калькуляторе. Но это был ритуал.

– Еще бы! – воскликнул Шиманович. – Цифра с пятнадцатью нулями! Он тогда спас всю Систему!

– Тринадцать триллионов девятьсот миллиардов восемьсот семьдесят тысяч, – уточнил Эббот. – Это всем известная цифра…

– А у Старика дрожала рука, когда он подписывал чек? – спросил Макферссон, будто чуть пригнувшись.

– Ничуть! – отвечал магистр. – Будто садовнику чек выписал. За стрижку кустов. Только похрипывал и шамкал ртом… Великий Старик! Но все же… Как вам идея насчет дублей?

– Думаю, это возможно, – вздохнув, ответил Макферссон. – Но все надо прорабатывать…

– Темка-то, вообще говоря, перспективная, – задумчиво сказал Шиманович. – Тут можно придумать что угодно… Можно, например, какой-то дубль на «Боинг» посадить, отправить с какими-нибудь большими деятелями, для нас не очень удобными… Арабами какими-нибудь. Русским. Или китаезой главным… И уронить всех случайно в водичку… Тут много вариантов…

Макферссон перестал улыбаться.

– Ты это всерьез, Артур? Я вообще-то говорил, что хотел бы оставаться в рамках нравственного поля…

– Да это я так, – смутился Шиманович. – В порядке импровизации…

– С нравственным полем и вправду есть сложности, – заметил магистр. – Проблема в том, что это поле всякий норовит развернуть, как ему удобно. Вот у арабов многие считают, что очень даже нравственно головы людям отрезать. Или взрывать их в разных там местечках… Не прими мы меры, они бы давно и шарик наш разнесли на кусочки. И появился бы тогда вокруг Луны пояс астероидов. Я думаю, вы со мною согласитесь, что большинство, что пасется ныне на планетке нашей, они… как бы сказать… в основном склонны к хаосу и деструкции и нуждаются в жестком управлении. Мы с вами тогда говорили Джейк, и вы, кажется, с нами согласились, что курс надо держать все же на создание центра глобального управления. Вечно весь этот бардак продолжаться не может. Кто-то должен брать на себя ответственность за всех.

Сенатор кивнул головой:

– Разумеется, магистр, я помню ту беседу до мельчайших деталей. И я тогда подтвердил, что старый курс считаю правильным. Но я также говорил, что надо постоянно вносить коррективы в этот курс. Ситуация на планете быстро меняется. Мир сжимается, становится виден. Мы не должны ничего навязывать миру силой. Чем больше мы давим, тем больше хаоса, тем больше давят на нас. Конструкция NWO* должна быть более гибкой.

– Что вы подразумеваете под гибкостью, Джейк?

– Прежде всего, отказ от линии, которая показала свою неперспективность. Например, от идеи перемешивания всех со всеми. Вы же видите, что в Европе происходит. Цветные просто давят белых, и все. Вы когда-нибудь наблюдали, как сорняк глушит сою? Сорняк всегда сильнее. Через пару столетий тут будут только они, и это никакое не перемешивание. Это разведение сорняка. Надо, наоборот, заниматься сегрегацией. Рассовывать всех по своим квартирам. Дикие народы – одна ниша. Цивилизованные народы – другая. К диким народам – да, можно применять строгие меры, и чипизация – это вариант. Это средство. Дикарей надо контролировать, согласен. Но тех, у кого в порядке все с интеллектом – зачем же их-то в общий котел? Такие народы надо приводить в порядок, давать им систему правильного управления и подыскивать место в общей структуре. Это и будет новый мировой порядок. Надо и им находить нишу. Нужно многое пересматривать, магистр… Времена подходят очень важные. Старые подходы надо корректировать.

– В деталях согласен, сенатор, – кивнул головой барон. – Концепцию надо уточнять. Но методы достижения нам вряд ли стоит менять. Сила денег – это единственный способ увязывания снопов. Массами можно управлять, управляя их инстинктами. Людьми управляют два главных: выживание и жажда наслаждений. Лицевая сторона инстинкта выживания – деньги. Оборотная сторона – страх. Мы вряд ли придумаем что-либо новое, Джейк. Всегда будет неравенство, всегда будет иерархия. Но лучше, чтобы наверху были те, кто может управлять.

– Это, бесспорно, магистр. Деление народов на молодые и старые правомерно. У молодых всегда хаос, они не способны к самоорганизации. И это поле нашей деятельности. Но ведь раньше мы всех считали молодыми и дикими. И Китай, и Россию. Мы должны отказываться от такого снобизма. Он необоснован.

– Джейк, мы об этом как раз и говорили. Это вообще не наш подход. Нас не должно заносить. Мы все должны помнить про Денвер… Денвер был расплатой. Помимо прочего – за три «Нортекс Диурома», что сдвинули плиту под Гуайямом.

– Вот оно что, – присвистнул Шиманович. – Сколько вы нам интересного поведали.

– Мы найдем с вами общий язык, Джейк. Только ястребов надо будет прижимать совместно.

– Ястребы у нас есть разные, – усмехнулся Джейк. – Одни в АНБ, другие в Пентагоне.

– Это не главные, – улыбнулся барон. – Главные неподалеку…

– Я далек от заворотов Северной Ложи, – прямо глядя в глаза магистру заметил сенатор, – потому я здесь. А ваша позиция по главным вопросам мне теперь известна.

– Ну вот и отлично, – улыбнулся магистр. – В главном мы солидарны.

Джейк Макферссон молча курил сигарету и смотрел в океанскую даль. Шиманович и Эббот также пили сок, уже не вмешивались в разговор главных лиц. Магистр считывал мысли Макферссона: тому явно мечталось освободиться от опеки; но при этом он понимал, что без нее он никогда не окажется у руля.

– Магистр, смысл встречи был в том, чтобы сверить пульс? – спросил сенатор.

– Я веду программу андроидов, Джейк. Я хотел довести до вас смысл этой затеи, чтобы подправили свои планы. Мы всерьез ставим на вас. Мы начинаем двигаться к цели.

Сенатор кивнул.

– А нельзя было бы мне хотя бы взглянуть на этих андроидов? Я бы тогда быстрее принял решение. По поводу своих дублей.

– Я устрою вам такую встречу, Джейк. Как возникнут для нее условия, тут же сообщу.

– А как насчет нас? – хитро прищурился Шиманович.

– Артур, простите… – отвечал невозмутимо магистр. – Проект пока не допускает такой возможности. Начнутся игры – появятся возможности.

Глава 18

Приглашенный для работы с командой психолог Ростислав Пиоро предложил Андрею Маранову очень непростую психологическую игру, для того чтобы лучше понять, с кем они имеют дело, чтобы составить максимально точное представление о каждом из кандидатов.

Еще до начала этого мероприятия Андрей Маранов попросил Михаила Георгиевича Берестова просмотреть тех людей, относительно которых у него не было полной ясности – оставлять их или все же взять в команду.

Вызванный на подиум игрок поначалу смущался, с недоверием смотрел на психолога и тренера. Но Пиоро старался снять напряжение с человека, с тем чтобы он раскрылся. Нападающий второй команды Максим Бухаров был одним из сложных персонажей, который тяжело разворачивался на откровенность. Психологу пришлось применить чуть ли не весь арсенал средств, чтобы его вывести на нее.

– Поймите, Максим, команда и люди, связанные с нею, – это довольно узкий круг. Нам надо знать каждого как можно лучше. И вас нам надо узнать… Первая просьба такая: расскажите о ситуации, которая до сих пор мучит вас, которую вы вспоминаете с тяжестью в сердце, с неудовольствием. И тем не менее вспоминаете. Ту ситуацию, которая отпечаток наложила на последующую вашу жизнь, повлияла на отношение к людям.

Бухаров задумался.

– Не могу так сразу сказать. Разные были ситуации. А почему сразу негативное?

– Про позитивную будет следующий вопрос. Мне представляется, что лучше начинать с тяжелого. Наверняка ведь было такое.

– Конечно, было…

– Семья, улица? Женщина, деньги? Обычно люди натыкаются на проблемы именно на этих пунктах.

– С деньгами было…

– Рассказывайте.

– С драками было…

– На ваш выбор. О чем удобнее, о том и рассказывайте.

– Да много было… Вот лет семь назад. Сижу, готовлюсь к экзаменам. У нас квартира на втором этаже. Пятиэтажки. Поселок небольшой, заводской. Кричит снизу парнишка-сосед: «Макс, Кольку бьют! Выходи!»

– Колька – это кто?

– Мой младший брат. Я руки в ноги… Выбегаю… Витька показывает. За сараем два старшеклассника с Хаевки… Ну это… плохой район у нас есть. Зажали в углу. У Коляна нос разбит, плачет. Бьют в живот.

– Так. И что вы?

– Я тут же, с ходу, без разбора начал их месить. Один сбежал, другой упал, я его ногами. Кольке сказал: иди домой. А оказалось, эти старшеклассники с большими пришли, и те ко мне сзади подошли.

– А сколько их было?

– Трое. Здоровые. Отпетые. Плохо дело обернулось…

– И что?

– Говорят, становись на колени, а не то убьем.

– Вот как! Однако… И что же вы?

Все, кто был в зале, затихли.

– Я не встал.

В зале все громко выдохнули.

– И чем дело кончилось? Тебя избили?

Бухаров вместо ответа молча поднял майку. На левой стороне живота, под ребром, у него был короткий, но как бы заглубленный внутрь шрам…

– Нож всадили…

В зале воцарилась тишина.

– Серьезное ранение было? Сознание потерял?

– Селезенку чуть задели. Сознание потерял минут на пять. Они ушли. Колька скорую вызвал. Врач сказал, что, если бы повыше ударили, селезенку порвали бы. Смерть… Летальный исход. Мне повезло.

– Это самое тяжелое воспоминание?

– Были и другие. Городок тяжелый. Наркоманов много.

– А ты? Не пробовал.

– Как тут не попробуешь? Пробовал. Но я нагляделся на этих… Я попробовал, но не подвис. У меня цель была. Я хотел футболистом стать. Я тренировался. Играл за завод. А тех троих я потом нашел…

– Тех, кто порезал тебя?

– Да. Тех, кто порезал.

– И что же ты сделал?

Бухаров молча поднял глаза на зал.

– А что сделал? Закопали мы их с ребятами. Грохнули из пушки и закопали. Чтобы было неповадно… И больше с Хаевки к нам никто не ходил. С Хаевкой проблемы закончились.

В зале воцарилось молчание.

– А оттого, что ты убил людей, – спросил озадаченный психолог, – тебя не посещает… чувство сожаления? Может, помягче надо было…

– Вы про каких людей? Про тех? Да на них крови знаете сколько? Это не люди… Их нельзя называть людьми. Это нечисть. Зачем им жить на свете? От них только зло!

– Ты рассказываешь про убийство. Ты не боишься, что тебя кто-то сдаст? Из тех, кто тут присутствует?

– А это и будет проверка на вшивость тех, кто тут присутствует. Не одного же меня проверять? Правда же? И я вас проверю. Бывает, что нельзя иначе. Война есть война. Либо ты, либо тебя. Такая у нас страна.

Психолог был несколько обескуражен, но виду не подавал.

– М-да! Однако… Личность! Не бойся, Максим. Никто тебя не сдаст. Хорошо, что ты раскрылся и важный эпизод рассказал. Иди на место. Спасибо!

Зоркий глаз Михаила Георгиевича отметил, что на возвращавшегося на свое место парня особенно пристально смотрели два человека: Маранов и одна из пришедших тантристок, высокая блондинка по имени Рита. Маранов действительно был озадачен. С одной стороны, это был человек, который убивал, у которого сняты охранительные клапаны. Но с другой… Это была сильная личность, которая будет на поле биться также насмерть. Андрей посмотрел на Михаила Георгиевича. Тот, улыбаясь, кивнул. Вопрос с Бухаровым был решен.

Дальше интервью пошли довольно эффективно. Выходившие на подиум парни понимали, что их рассматривают как бы через некий усилитель, пристально оценивая каждый жест и каждое слово. И они говорили. Рассказывали про моменты трудные и про светлые, про детские воспоминания, про яркие впечатления. Один рассказал про двух своих друзей, которых увидел на берегу мертвыми. Они утонули; когда их вытащили, они лежали на траве, на берегу; руки у них были выпячены перед грудью, согнутые в локтях, затвердевшие… Экспансивный, открытый Диденко рассказал, как знакомая девушка уселась в проеме окна на седьмом этаже и собралась выпрыгнуть, истерично крича про какого-то Диму; а он ее снизу уговаривал не прыгать, и все же уговорил, после чего у него с ней завязался роман… Предельно откровенный, бесшабашный Нестор Вибергасов специально раскрыл себя перед всеми, рассказав, как он любил поиздеваться в своем Томске над местными инспекторами ГИБДД.

– Я, стало быть, имел такой обычай: затоскую, нажрусь не на шутку. В дупелину пьяный в свой «Дровер» залезу, заведу, разгонюсь до 200 – и прямо к местечку, где гаишники дежурят. И мимо них. Как ветер, стало быть, как лайнер сверхзвуковой, пролечу. Они, понятное дело, чумеют от такой наглости! Вскакивают в свои пшикалки – и за мной… Понятно, по рации зуд идет: «первый, первый, я второй… преследую бандита… Километр такой-то… Первый, первый, ответь второму…»

Нестор издевательски изобразил инспекторов, делая голос свой скрипучим.

– Нагнать меня они не могут. Ночь, тьма, дождь – кошмар! Я иду все так же, под двести. Смотрю, навстречу еще две с мигалками. Я от них на боковые какие-то улицы. Или вообще по лесам, по грязям. Все городское ГЫБДТ на ушах стоит… Шухер! Нестора ловят! Один раз выскочили и давай палить… Прямо по мне! По мне… стрелять! Причем не по колесам – по мне! Попали в крыло… Я добавил газу. Ушел…

Сидевшие в зале следили за рассказом затаив дыхание. Всем было понятно, что все так и было, как он рассказывал, что это просто такой человек.

– Ну тебя же поймали? – спросил Пиоро. – И что?

– Никто ни разу меня не поймал. Я что делаю? Круг большой делаю… Ухожу на кольцо, километров за 40. А там, я знаю, мои пацаны, гаишники прикормленные, дежурят. Я к ним, как ни в чем ни бывало, целехонький, с пулевыми ранениями на кузове, подкатываю. Говорю: ребята, мол, блин, так и так, оборотни в погонах замучили. Гоняются, деньги вымогают! Помогите!

Они мне: какие оборотни? Где? Я говорю: да из томского ГИБД. А они: ах, бл… это же суки, мы знаем! Вымогатели! Они меня – в загон, а сами свою машину поперед ставят, свои пулеметы выставляют. Подкатывают, стало быть, те, на трех тачках с мигалками. Выскакивают с калашами. Орут, машут – где этот черт, бешеный, бл… дайте его нам! А мои свои пушки выставляют, орут: мы ничего не знаем, нормальный парень, вот он, здесь. На вас жалуется! Короче, не отдают меня. Перетираем полчаса; ор, базар стоит нешутейный. Ну, поорали, поорали… Пар спустили. А в итоге что? Я всем ментам по две месячных оклада проплачиваю. Их там штук восемь было. Проплачиваю. Наликом, прямо тут же. У меня тогда бизнес неслабый был, торговля… И что вы думаете? Они меня пьяного, эскортом, в три машины домой сопровождают! С почетом! Я по дороге прошу – ребят, остановите пивка, возьму в палатке. Останавливают! Едем дальше, я пью из горла. Прощаемся. Они говорят: ты, парень, давай, больше так не балуй, а то, блин, подстрелим, не ровен час. А я говорю: ребят, да не гарантирую. Пристрелите – и хрен бы с ним. Так жить-то скучно! Скучно мне, понимаете? Скучно! Они ржут… Вот такие дела…

Все, кто сидел в зале, покатывались со смеху, и даже Маранов.

– Да… Адреналиновый ты человек, Нестор, – только и смог сказать Ростислав Пиоро. – Мне кажется, вот теперь ты попал именно туда, куда надо.

Панорама жизни страны просвечивала через эти эпизоды жесткими, контрастными, резкими красками, очерчивая многослойную панораму народной жизни. Маленькие поселки, городки, темные кварталы больших городов на глазах наполнялись напряженными разговорами, разборками групп мужчин и женщин; шумом от битья стекол и драк; криками и шепотом десятков русских людей, чья жизнь была полна неспокойствия, напряжения, прозябания, устремления к лучшему, желания жить и радоваться, желания горевать и быть удрученным, стремления стать лучше или же подчиниться воле дурных и опасных обстоятельств, или же давлению собственных слабостей. Это была обильная пища для размышлений, но Маранов чувствовал, что и от него теперь зависит, сможет ли он дать этому народу хоть толику радости, в которой тот почерпнул бы уверенность, поверил в себя, в свои возможности.

Последним был вызван на подиум Никита Гремин. Особенно внимательно разглядывали три женщины, которые приехали вместе с Михаилом Георгиевичем. Футболистам было сказано, что эти женщины буду работать в блоке питания.

Увидев Гремина, Лаура шепнула Веронике, указав на него:

– У нас под такого девочки-то нет. Тут такую надо… По спецзаказу! Рост нужно не меньше 180! А то мокрое место останется в койке!

И обе рассмеялись.

А Гремин вышел с тем, чтобы ничего не рассказывать. Никак психолог его не мог раскрыть. Не было, мол, никаких историй – хмуро бурчал Гремин. Так, мелочи. Но психолог сделал один неожиданный ход: он рассказал одну историю из своей жизни. Про то, как играл однажды в казино, и вдруг будто на экране увидел цифры, на которые надо поставить фишки. И выиграл сразу миллион рублями, очень ему нужный тогда. И после этого Гремин вдруг начал рассказывать…

– У меня тоже был эпизод. Иду как-то по лесу. За грибами пошел. Грибов набрал, но забрел куда-то. Потом сел отдохнуть. Ну, размяк как-то… сморило. Заснул, короче, под березой. Проснулся – к вечеру дело. Пошел. Иду, иду… И все не туда. Нету дороги, и все…

– Заблудился?

– Напрочь! И места ведь знал! Компас никогда не брал, да и не разбирал, как он работает… К вечеру дело. Нету дороги! Хоть тресни.

– Так… И что?

– Попал на какое-то болото. Я и не знал, что там есть болото. Раз пять ходил в этом лесу, а не знал… Черт знает куда забрел. И вдруг вижу… Глухомань, а идет компания. Три женщины и мужик. Бабы в расписных таких платьях. Пестрых таких. Ярких платьях!

– Так. Компания. И что?

– Да как что? Болото! Болото кругом! Какая компания? Они чисто так одетые, по-летнему! И одеты-то… по моде какого-то… блин… хрен знает какого века!

– А они разговаривали?

– Ну да! Мужик их смешил, бабы так… посмеивались тихохонько. И шли так, наискосок. И меня не видели. Ярко так одетые!

– Ну а ты что?

– Я их окликнул, а они не слышат. Еще кликнул – не слышат… Я подумал: глухие? Тогда как разговаривают? Черт знает что! Ну, я не будь дурак пошел за ними. Позади, метрах в ста. Они маячили поначалу. А потом я отвлекся на шорох. И потерял их… Или они пропали. Вообще как не было… А я на дорогу вышел.

Люди в зале заулыбались, стали переговариваться. Это было интересно. Никто не ожидал от Гремина такого рассказа. С мест посыпались вопросы:

– Так это из деревни, наверное, цыгане были!

– Никита, а может, поселок рядом был? Чего странного-то?

Гремин смотрел на них, как на идиотов, недоуменно: он не мог взять в толк, почему они не понимают того, что отчетливо понимал он.

– Да какая деревня? Ближайшая деревня в двадцати километрах! Нету там таких жителей. Как вы не поймете? Не люди это были! Не-лю-ди! Мне их послали, чтобы вывели меня на дорогу. Вот так вот!

– Кто послал, Никита? – спросил психолог с интересом.

– Хрен его знает кто, – ответил Гремин, показывая пальцем куда-то вверх.

Все футболисты смотрели на него с удивлением, кроме Пересветова. Они не понимали его. Лаура шепнула Веронике: «Громила-то непрост!» – и та кивнула.

– Да ничего в этом особенного, – вдруг заговорила одна из девушек, приехавших с Вероникой. – Ойлики это были. Обычные ойлики… Мне бабушка рассказывала. Это духи. Они появляются иногда, когда человеку нужна помощь. Но не ради всякого.

Все обернулись в ее сторону. Но никто не нашелся что на это сказать.

Немного позднее Маранов уже сидел в своем кабинете, заваривал молочный улун для Михаила Георгиевича. Они не торопясь обсуждали ситуацию. Девушек Михаил Георгиевич отправил в кафе, с тем чтобы они тоже обменялись впечатлениями, а заодно перекусили.

– Ну что, Андрей? Что-то прорисовывается? – спросил Михаил Георгиевич.

– Я определил для себя такую стратегию, – отвечал Маранов. – На чемпионате мира должно быть заявлено 25 игроков. Это значит: две полные команды плюс трое человек запасных. Я решил сделать так: я готовлю две законченные команды. То есть наигрываю их таким образом, чтобы возникли устойчивые связи между линиями в каждой.

– Так… А для чего это?

– Я думаю так. Если соперники поначалу будут несильные, выставлю против них команду послабее. Ее примут за главную. Игроков будут вырубать, выключат из игр карточками. Когда наступит пора главных игр, я неожиданно выставлю главную команду. То есть игроков, которых все считали запасными. А они и будут главными. При этом я еще так рассчитываю: если порушат одну из линий в главной команде, я смогу выставить целиком линию из второй. Наигранную линию в полном составе. Чтобы потеря ощущалась не так явно.

– Хорошая стратегия, – одобрил Михаил Георгиевич. – Мне нравится. Но тогда возникает несколько проблем. Две команды в одном клубе… Могут возникнуть трения между группами. Между разными составами. А во-вторых, команды должны быть практически равноценны. Вы говорите, если соперники послабее… Но на чемпионатах мира любая команда может выкинуть фортель. Дать бой фавориту, а потом провалиться. Одна игра может решить все. Рисковать нельзя.

– Я это понимаю. Я могу пойти на применение такой стратегии, только если буду видеть, что обе команды очень сильны. Что шансов переиграть вторую команду у соперника нет.

– Понятно… Я думаю, вы разложили пасьянс правильно… Андрей, я хотел вам рассказать одну довольно любопытную вещь. Я проанализировал гороскопы всех приехавших кандидатов. Когда я раскладывал гороскопы людей, что тут собрались, сами собой выделились 12 человек, гороскопы которых находятся в некоем идеальном сочетании. Эти 12 расположены таким образом, что составляют некое гармоническое целое. Наподобие идеального аккорда.

– Можно чуть подробнее. Что значит идеальное сочетание? Это что, люди одного знака? Года рождения? Мне непонятно… Ведь из любого количества людей можно отобрать такую группу, ну, которая будет представлять из себя идеальное сочетание.

– В том-то и дело, Андрей. Речь идет об очень редком сочетании. Иначе бы я не говорил об этом. Такое сочетание может не проявиться, если мы отберем гороскопы двух миллионов людей. Понимаете? Миллионы людей – а вероятность, что такое сочетание появится, минимально…

– Вот как? Вот это действительно интересно! Но вы объясните, что это за сочетание…

– Объяснять долго, но вкратце так. Это сочетание, при котором сила каждого из двенадцати как бы умножается на силу всех двенадцати. Число двенадцать – сакральное число. В кабале есть система 12 сефирот, которая представляет собой как бы гармоническое целое, некий интеграл, отражающий совокупность базовых аспектов тонкого мира. Каждая из сефирот символизирует один из аспектов, составляющих гармоническое единство. Каждый аспект может работать сам по себе; но силу он приобретает лишь через скрытое взаимодействие со всеми остальными. Это как раз то, что философы называют диалектикой целого и единичного, отдельного и общего. Вот здесь именно такое проявляется, Андрей. Я был крайне удивлен, когда это увидел.

Андрей задумался. Он знал, что Михаил Георгиевич не стал бы говорить об этом просто так, из любви к красивым сочетаниям.

– Но что вы хотите этим сказать? Что среди 44 скрывается готовая команда?

– Я не могу этого точно утверждать. Я только говорю, что сочетание редкое… Очень редкое. И скорее всего, оно не случайное…

– В каком смысле?..

Михаил Георгиевич помолчал, задумчиво глядя в темно-синий проем окна, в котором видно было слегка подсвеченное прожекторами рыжеватое футбольное поле.

– Не случайное… Это может говорить о том, что этот проект уже… под контролем… Под Высшим Контролем. И это может быть знак или указание на что-то.

– Ах, вот вы о чем, – понял наконец Андрей. – Вот вы о чем… Тогда, быть может, вы мне дадите фамилии людей, которые составили это сочетание? Это важно!

– А я уже приготовил этот список…

Михаил Георгиевич протянул Андрею сложенный вчетверо лист бумаги. Андрей тут же развернул его и стал изучать.

– Так… Вибергасов, Нестерович, Приданцев, Гремин, Пересветов… Так… Понятно… Вратаря здесь нет… Интересно… Что я могу сходу сказать? Семерых из этого списка я уже утвердил. Они, собственно, составляют костяк одной из команд. Только я пока не знаю, главной или команды-дублера. А вот еще пятеро… Я удивлен. Я не собирался их отбирать. К двум присматривался, но не принял решения. Троих точно не собирался отбирать…

– Я не могу вам ничего навязывать. Я не тренер и не могу сказать, что хорошо разбираюсь в футболе. Это ваша зона компетенции. Но Андрей! Вы не спешите. Вы присмотритесь к этим людям. Я, конечно, могу ошибаться, как и все. Но понимаете… Причины, из-за которых нам с вами надо быть предельно внимательными, – они есть…

Андрей понял, что этим вечером ему предстоит услышать еще нечто важное. Он всегда удивлялся способности Берестова точно дозировать информацию, которую надо передать другому. Новую информацию он давал только тогда, когда собеседник готов был ее воспринять адекватно.

– Я весь внимание, Михаил Георгиевич.