Текст книги "Сакральный футбол"

– Помните наш разговор у пруда?

– Конечно. Но мы о многом говорили.

– Мы говорили об искусственном интеллекте. Искусственных людях.

– Да. Помню. И что же?

– У меня возникло, знаете, такое интуитивное подозрение. Хотя я могу ошибаться… Это может иметь отношение к футболу…

– Вот как! Тревожно… Меня даже дрожь пробила. Но какие основания для таких подозрений?

Михаил Георгиевич молча смотрел на Маранова, словно обдумывая что-то. Затем спросил:

– Помнится, вы мне говорили о неожиданном взлете американской команды…

– Да… Есть такой момент, – внимательно глядя на Берестова, произнес Андрей. – Две крупных, совершенно неожиданных победы их вывели в финал. Никто не ожидал.

– Вы говорили, что там появились три новых игрока, которых ранее никто не знал…

– Да, я вам говорил. Три новых игрока сделали им результат. А почему вы спрашиваете?

– Эти три игрока где-нибудь играли до того?

– Хм… Тут как раз есть странность… По документам они числятся игроками команд двух американских университетов. Но никогда за университеты эти не играли. Они также не числятся ни в одной европейской лиге. Этой темой занимались журналисты, но толком ничего не выяснили.

– А при этом они игроки высокого класса?

– Да! Несомненно! Очень высокого уровня. Все трое мощные… Главное, очень выносливые. Понимают друг друга очень хорошо. Отменная техника. У правого нападающего потрясающий удар. Он забил в трех играх пять голов. Ему сразу стали предлагать контракты в лучших клубах Европы… Да и двум другим тоже предлагали. Сразу же.

– А они не соглашаются…

– Ну, это понятно. Скоро чемпионат мира.

– Андрей, вы не могли бы показать своему компьютерщику игры с участием этих троих игроков, – вдруг сказал Михаил Георгиевич, пристально глядя в глаза Андрею. И тогда он понял, к чему клонит его учитель. От неожиданно пришедшего понимания он просто остолбенел.

– Вы думаете… Вы думаете, что это возможно? Киборги? Киборги и футбол?

Михаил Георгиевич улыбался странной улыбкой…

– Покажите игры Согрину. Пусть поработает. Особенно внимательно пусть посмотрит за игрой этих троих. Пусть проанализирует их движения. Ну… характер перемещений. Повторяемость рисунка игры… И так далее.

Маранов кивнул:

– Я понял вас, Михаил Георгиевич. Я все понял. Я передам. Завтра же.

– Если что найдете интересное… Вы мне сразу позвоните.

Они вместе вышли из офиса. На улице было прохладно. Студеный промозглый ветер, не соответствовавший марту, посвистывал, вонзаясь порывами в промежутки между рядами трибун, налетая на железные перила ограждений. Девушки уже вышли из кафе. Стояли, поджидая их, у дальнего выхода со стадиона. А совсем недалеко от них, у выхода, стоял Никита Гремин и рядом с ним девушка, которая сказала про ойликов, Юлия. Они чем-то спокойно разговаривали.

Михаил Георгиевич попрощался и направился к девушкам.

– Только звоните сразу, Андрей. Я буду ждать.

Маранов кивнул. Он был очень, очень озадачен.

– Возможно, это лишь мои предположения. Мои фантазии, – успокоил его Михаил Георгиевич. – Но проверить надо, Андрей.

– Да! Это очень важно.

Микроавтобус вскоре исчез в сырой осенней мгле. Андрей долго стоял у кромки поля, переваривая услышанное. Тяжелая, давящая тревога зашла в его сердце. Если предположения Михаила Георгиевича имеют под собой почву, то ситуация может усложниться на много порядков, и тогда все его усилия могут оказаться если не напрасными, но… Можно не достичь поставленной цели, не добиться результата. А для него это означало поражение при любом результате. Страшный, чудовищный соперник представал перед ним в его воображении: двенадцать могучих нелюдей могли выстроиться против его великолепной команды, разметать в клочья ее оборону, превратить в ничто весь огромный труд по ее подготовке, обрушить все его замыслы…

Андрей тут же сделал звонок Согрину. Тот сначала не понял.

– Так, игры американцев. Это понятно. Но делать-то что?

– Сделай анализ игры трех игроков этой команды. Номера 7, 10, 11.

– Анализ какого рода?

– Как тебе сказать… Проследи, нет ли отличий в игре этих игроков и остальных других. Нет ли алгоритмов в их поведении на поле… Понимаешь? Нет ли скрытой схематики.

– Анализ перемещений? Схему перемещений? То есть… Тактику изучаем?

– Не только… Представь, что эти люди скажем… очипованы. Управляются извне. Просто представь. Заметно это или нет.

– А вот теперь понял… Понял. Сделаем! Как скоро надо?

– Как можно скорее.

– Понял. Будет сделано.

Михаил Георгиевич Берестов с девушками некоторое время стоял у ворот комплекса. Затем он помахал Андрею рукой, и машина уехала. В проеме между трибунами осталась лишь Вероника. Она стояла и смотрела на него. Волна неожиданной любви и нежности внезапно возникла в нем. Он улыбнулся ей и помахал рукой, приглашая подойти. Она направилась к нему, глядя на простершееся над спорткомплексом черное мещерское небо, полное звезд. Он уже знал, что ее всегда завораживало этот вечное зрелище… Ее бледное лицо постепенно выходило из тени, прорисовываясь в полумраке ровным и изящным овалом. В глазах ее звучал откровенный, проникновенный интерес к нему, тяготение.

Но когда она подошла ближе, посмотрела на него, тут же состояние ее изменилось – она прочитала его смятение моментально.

– Ты как будто не рад мне. А я думала, что ты… Может мне уйти?

– Ну что ты. Я очень рад тебе.

Он придвинулся к ней совсем близко, взял за руку.

– Мы же не виделись неделю. Я ждал этой встречи… Честно говоря, я начинаю уже привыкать к мысли, что не одинок. Для меня это очень новое чувство…

Она все так же пристально смотрела, словно изучая его. Будто что-то уловив, она чуть расслабилась, улыбнулась.

– Но я вижу, что ты чем-то озадачен. Ты был другой на этом… ну, собеседовании.

– Да, это правда… Озадачен – это даже слабо сказано.

– Что-то случилось?

– Появилась тревожная информация. Я под впечатлением. Пойдем ко мне…

– А что за информация? Расскажи.

– Пока не стоит, поверь. Не стоит. Чуть позднее. Может, все еще не подтвердится. Пойдем ко мне…

– Ты хочешь, чтобы я пошла к тебе в номер?

– Да. Я этого очень хочу. И чтобы ты сегодня не уехала…

Она смотрела на него немного странным, задумчивым взглядом.

– Но у тебя же проблемы. Ты будешь об этом думать. Тебе разве до меня?

– Да я от них сейчас отключусь. Моментально. Только скажу, что все проблемы – до утра. И их для меня существовать не будет. Останешься лишь ты.

Он протянул руку и погладил ее волосы. Она не отстранилась, только чуть отвернула голову.

– Ты расскажешь мне, что это за проблемы? – снова спросила она.

– Не теперь. Мне надо будет уточнить кое-что. Пока преждевременно.

Он видел, что в ее душе идет какая-то борьба, но не мог понять, что ей мешает принять такое очевидное решение. Было самое время продвинуться в отношениях дальше. Казалось, что все для этого располагало.

– Понимаешь, – наконец, произнесла она, приняв какое-то решение. – Со мной очень все непросто… Ты очень важен для меня. Ты – человек всерьез, надолго. Есть у меня свои странности, и я не могу тебе все рассказать… Так, чтобы было понятно.

Она увидела, как он опустил глаза, как помрачнело его лицо. Тогда она сказала как-то неожиданно игриво:

– А впрочем… Я бы кофе выпила. Есть у тебя?

Его лицо просияло.

В его номере она некоторое время прохаживалась по комнатам, которых было две, пока он суетился с угощением. В гостиной она не нашла ничего интересного. В кабинете задержалась – тут было много всего: картины, амулеты, маски, какие-то кубки. Много разных мелочей. Она не торопясь рассматривала эти предметы, считывая по ним особенности человека, с которым ее свела судьба.

Одна картина привлекла ее внимание. На ней гуашью была прорисована какая-то зала, вроде средневековой. Со спины был виден вельможа в каком-то длинном серебристом с подпалинами одеянии. Перед ним было видно какое-то стрельчатое, вытянутое в высоту окно. Что-то притянуло ее внимание к этой картине. Она приблизилась и хотела было рассмотреть все получше, но тут вошел Андрей.

– Ты где? Я все принес. Пошли.

В гостиной он накрыл столик. Фрукты, сливки, мороженое. Кофе в изящном кофейнике. Красное молдавское вино. Все было сервировано умело, не по холостяцки.

– Я уже выпила сегодня бокала четыре, – пожаловалась Вероника. – Мне больше не надо. А то развезет… Засну тут у тебя.

– Ну и что? – улыбнулся Андрей. – И очень хорошо…

Он чувствовал, что все шло нормально, как надо. Она расслаблялась, чувствовала себя все более комфортно у него. Она пила кофе со сливками, он говорил по ребят, про концерт, мол, удивили, проявили себя совершенно неожиданно. Но она словно пыталась вспомнить что-то… А потом вспомнила:

– Послушай, там в кабинете, картина… А она кем написана?

Андрей удивился перемене темы:

– Какая? Их там три… А зачем тебе?

Она встала.

– Пойдем покажу.

Они остановились в кабинете напротив картины с витиеватым бронзовым багетом.

Андрей посмотрел на нее, прищурясь…

– А что тут интересного?

– Картина… Чья?

Тогда он развел руками:

– Понимаешь, это типа хобби… Я же в молодости художественную школу заканчивал. Художником хотел быть.

Вдруг возникло напряжение. Она стала внезапно собранной, как бы включилась резко в реальность:

– Так это ты нарисовал? А что на картине? Ты откуда взял это? И что тут такое…

Он помолчал. Потом недоуменно поднял на нее глаза:

– А что тебя заинтересовало?

Она молчала и выжидательно смотрела на него. Тогда он ответил:

– Понимаешь, мне несколько раз один и тот же сон снился… Какой-то нехороший.

– И что же было в том сне? – как-то холодно спросила она.

– Ну… Зала такая вот. Человек… Будто я его знаю. Что-то происходит нехорошее. Женщина там, дальше… как будто. Неприятный какой-то сон…

Она молча смотрела на него каким-то странным, пронзающим его насквозь блестящим взглядом.

– Да, ты знаешь… Я даже делал зарисовки после этих снов.

Он вдруг ринулся к полкам, стал что-то искать. Посыпались какие-то бумаги… Он достал обычную тетрадь в линейку.

– Вот… Вот, смотри. Вот зарисовки…

Она взяла тетрадь в руки. Было заметно, что они будто немного дрожат. Она молча рассматривала рисунки. Там с разных ракурсов был изображен вельможа. На одной зарисовке на нем была красная накидка. На другой явно была прорисована ложа, а на ней женщина на ложе, накрытая чем-то белым…

– И сколько раз тебе снился этот сон? – странным голосом спросила она.

– Раза четыре, не меньше… Но я не пойму… В чем дело? Ну, сон. И что? Ты что, придаешь этому какой-то смысл?

Она, не отрываясь, рассматривала рисунки. На последнем, справа от витражного окна, было едва заметно написано: sakramento.

– Этого не может быть, – прошептала она. – Это невозможно!

Она вдруг заметалась по комнате, бросила тетрадь на диван, ринулась в одну сторону, в другую. Потом выбежала в коридор и начала одеваться…

– Да что случилось-то, Вероника? Что такое?! – вскричал он.

– Пожалуйста, проводи меня! Пожалуйста! Вызови такси! Это уж слишком на сегодня! Я так сойду с ума! Вызови мне такси!

Она почти кричала.

Они выбежали на улицу. Она быстро пошла к воротам. Он едва поспевал за ней.

Андрей понимал, что останавливать ее бесполезно, что произошло нечто ужасное и очень важное. Два такси дежурили у ворот. Она двинулась к ближайшему…

– Не обижайся, если можешь, – только и промолвила она. – Приду в себя – все объясню.

Машина умчалась, а он так и стоял, ошарашенный, потерянный.

– Ну и денек! – вырвалось у него.

Ночная птица хлестанула по ушам из кустов скрежещущим криком. Волокнистые тревожные облака быстро проползали вдоль почти полного диска Луны. Он вдохнул в легкие влажный весенний воздух, и быстро пошел обратно.

Звонок Согрина раздался утром, буквально через минуту после того, как Андрей встал и пошел в туалет. Телефон лежал на кухне и звенел его любимой музыкой.

– Да, Ростислав. Слушаю. Для тебя звонки спозаранку не характерны…

– Меня заинтересовала задачка, Андрей Викторович. Мы всю ночь пахали с товарищем.

– Так… Интересно. И что? Есть что-нибудь?

– Это очень интересно, Андрей Викторович. Трое америкосов, о которых речь, работают точно по программам. Именно, по компьютерным программам. Повторяются одни и те же схемы движений. Я прочертил траектории – они повторяются, причем устойчиво, буквально до метра, без отклонений. У нормальных так не бывает. Их взаимодействие также идет по схематике. Ходу добавляют по команде. Ускорение всегда одинаковое. Есть совпадения с компьютерными играми.

– Это точно? Ты в этом уверен?

– Шеф, мы же делали игру «ФИФА». Это буквально то же самое. Игроки управляются. Кем-то извне и программой.

– Только эти трое?

– Именно так. Только эти трое. Все остальные – обычные. Схематики нет. Да и я вам скажу… И с точки зрения психологии. Эти трое – другие. У них реакции на все другие. Эмоций практически нет. Да и во внешности, я вам скажу, есть приметы… Скулы у троих под прямым углом… Очень странно…

– Да… Вот беда-то. Это… Это… Боже мой! Это действительно удар ниже пояса.

– Понимаю вас. Очень даже понимаю. Но кто это? Как это у них вышло? У вас есть какие-то данные по этим… существам?

– Ростик, спасибо тебе! Ты не представляешь, насколько важно то, что ты сообщил. Пока ничего более сказать не могу. Вопрос будем прорабатывать.

– Откуда ноги-то растут? Пентагон? АНБ?

– Неизвестно. Просьба об этом – никому. Ни слова.

– Заметано! Это и так понятно. Я так понимаю, игра принимает хитрый оборот…

– Да, Ростик. Это точно! На связи!

В душе Маранова не было теперь смятения и страха. Он закурил, спокойно думая о том, какой может быть контригра. «Ее не может не быть… Контригра есть всегда. Киборгов выставите? Валяйте, ребята. Мы и киборгов свалим. Сдохнем, но свалим! Посмотрим, кто кого…»

Он снова глядел на утреннее поле стадиона. На лице его светилась улыбка. Он взял телефон и набрал номер Падина. – Да, Андрей. Слушаю, – отозвался тот, позевывая.

– Я вас разбудил, Сергей Валерьевич? Извините.

– Да нет… Просто плохо спал. Прихожу в себя. Что-то срочное? Как вообще дела?

– Дела идут. Отбор заканчивается. Нужны еще кандидаты. Полных двух команд пока не набирается.

– Понятно. Но время еще есть. Ищите. Страна большая, народу много.

– Сергей Валерьевич, разговор есть… Встретиться надо срочно.

– Вот как?

Падин замолчал, видно что-то обдумывая.

– Я знаю, что без особого повода вы бы о встрече не просили.

– Точно. Когда можно подъехать?

– Хорошо. Подъезжайте завтра к 16:00.

– Могу я приехать с учителем? Помните, я хотел вас познакомить с ним…

– Да, я помню. Вы говорили… Хорошо. Сообщите только его данные в охрану.

– До встречи!

– До встречи!

Итак, возникало препятствие. Возникала новая интрига, и стратегия теперь требовала корректировки. Жизнь усложнялась, но продолжалась, становясь все более интересной.

Глава 19

– Так вот каков ваш учитель, Андрей, – произнес Сергей Падин, вставая навстречу Маранову и Берестову. – Очень рад познакомиться.

Берестов улыбнулся в ответ. Они пожали друг другу руки.

Когда они уселись в кабинете, возникла пауза. Некоторое время все трое молчали, рассматривая друг друга, настраиваясь на общение. Михаил Георгиевич как будто ушел в себя, молчал, глядя прямо перед собой. Паузу прервал Маранов.

– Сергей Валерьевич, вы правильно поняли, что я не стал бы вас беспокоить без серьезного повода.

– Это понятно. Чувствую, вы озабочены. Чувствую. Излагайте…

– Выяснилась очень интересная вещь. Нехорошая вещь…

– Одна минуточку, – вдруг прервал Маранова Берестов. – Сергей Валерьевич, можно вас на минуточку.

Михаил Георгиевич встал и подошел к окну. Удивленный Падин также поднялся. Они встали возле Маранова; тот, понятно, мог слышать все, что говорится. И тогда полушепотом Берестов произнес:

– Вы меня простите, но тут нельзя разговаривать… Кабинет прослушивается…

Брови Падина удивленно взлетели.

– Это вы на каком основании? С чего вы это заключили? У меня спецы следят…

– Спецы, может быть, и хорошие… Но кабинет прослушивается. Устройства установлены где-то здесь.

Берестов показал на угол рядом со столом.

– И установлены они недавно… Нет ли другого места, где мы могли бы поговорить?

Падин немного озадаченно, недоверчиво смотрел на странного человека, стоящего перед ним. Он не знал, какое принять решение. Он был уверен в своих специалистах. Однако затем он как будто вспомнил что-то…

– Как вы это знаете? И так уверены!

Падин нахмурился. Но, посмотрев на Маранова и его учителя, как-то расслабился.

– Недавно, говорите?

– Совсем недавно.

– Хм… Был ремонт в соседних кабинетах месяц назад. Сюда заходили сотрудники одной фирмы, но мои контролировали… Вообще-то… все может быть. Но вы уверены?

– В этих вопросах я не ошибаюсь, – шепотом продолжал Берестов. – Нет ли другого кабинета?

Падин молча посмотрел на Маранова. Тот также встал и, подойдя к ним, сказал очень тихо:

– Сергей Валерьевич, я бы прислушался. Вы не можете представить, какими возможностями обладает этот человек. Я не раз убеждался.

Падин молча смотрел то на одного, то на другого, прикидывая что-то. Потом принял решение:

– Идемте.

Втроем они вышли из кабинета, а затем из приемной. Секретарша с удивлением посмотрела на них. Они прошли по длинному коридору, дошли до лифта, поднялись на 12-й этаж. Там находился тихий пустынный холл, в котором стояли кресла и столики. Там они и сели.

– Вас устраивает это место, Михаил Георгиевич? – спокойно спросил Падин.

Берестов словно что-то прикинул и, помолчав, сказал:

– Это место хорошее. Но с кабинетом вам надо что-то делать, Сергей Валерьевич. Там устройство.

– Раз есть устройство, значит, есть тот, кто его поставил.

– Вам надо просчитать, оставались ли пришлые без контроля. Или внимательно проанализировать своих людей.

Падин нахмурился. Но затем, опять словно прикинув что-то, сказал:

– Я не знаю вас. Я не знаю так уж близко и Андрея.

– Я понимаю. Вы можете не слушать. Но движение проекта будет затруднено. Если не сказать – обрушено. Прервано.

Тогда Маранов снова включился в разговор:

– Сергей Валерьевич, понимаю ваше недоверие. Не знаете меня и Михаила Георгиевича не знаете. Вот и будет повод узнать… Я знаю, что Михаилу Георгиевичу нужно только показать людей. Поверьте, мы давно связаны друг с другом. Я убеждался многократно. Михаил Георгиевич не ошибается.

– Ясновидение? – спросил Падин. – Может, и мысли читаете?

Берестов промолчал.

– Сергей Валерьевич, у нас проблемы, – вернулся к главной теме Маранов.

Падин вздохнул. «Начинается, – подумал он. – Только начали…»

– Излагайте, Андрей.

Маранов коротко изложил информацию про киборгов в команде США. Однако про волхва на Урале и его видения сказано не было. Падин выслушал информацию с явным недоверием.

– Ну, это… знаете… Это что, научная фантастика? Ну, просмотрели вы их беготню. И что с того? Я не вижу ничего доказательного.

– Вы же Согрину доверяете.

– Доверяю… Доверяю. Но чтобы такие вещи отследить, думаю, одного его мало.

Наступила пауза. Берестов глядел перед собой и размышлял. Падин был по-своему прав: прямых доказательств не было. Одни догадки. Падину нельзя было говорить про волхва, его видения и его напутствия.

– А что вы от меня-то хотели? Ну, допустим, что это на самом деле так. Допустим, что невероятное стало очевидным. И что дальше?

– Нужно проверить эту информацию, – сказал Берестов. – Вы правы, заключения вашего айтишника недостаточно. Для подробного расследования нужны деньги. Нужны связи в кругах, связанных с внешней разведкой. Либо же надо нанять частное агентство.

– А, вот оно что… Получается, мне надо санкционировать такую сложнейшую работу, не имея никаких явных доказательств.

– Хорошо, – согласился Берестов. – А вы могли хотя бы помочь собрать информацию о трех этих игроках?

– На каком уровне?

– Каком угодно. Возможно, снарядить какого-то толкового журналиста. Это недорого.

– А вот это можно… Давайте. Я согласен. Вы, Андрей, свяжитесь с моим помощником и решите все вопросы. Он посоветует, кого из знакомых журналистов можно под это подрядить.

– Хорошо, Сергей Валерьевич, – со вздохом отвечал Маранов.

Он был очень огорчен. Он не сомневался, что учитель его прав, но не ожидал, что сознание Падина столь узко, что не может допустить вообще существования киборгов, и тем более футбольных.

Падин поднялся, достал телефон, нажал кнопку.

– Серафим, подойти на тринадцатый, в холл… Но до этого загляни к Пишняку. Срочно пусть проверит кабинет. Срочно! Что? Ищите жучки… Да, жучки. Ничего не знаю, ищите.

Он отключился, повернулся к собеседникам. Он был явно разочарован.

– Честно говоря, я полагал, что повод будет более серьезный.

И тогда Берестов промолвил негромко:

– Есть еще один повод… Для вас он куда важнее. Только сейчас вот он обнаружился.

Падин вопросительно посмотрел на него. Михаил Георгиевич смотрел на него как-то очень серьезно, сосредоточенно. Маранов никогда его таким не видел. Глаза его смотрели словно бы в никуда и странно блестели.

– Что у вас с правым боком? – негромко обронил он. – Побаливает?

Падин замер, нахмурился. Взгляд его стал жестким.

– Побаливает иногда, – настороженно произнес он. – И что?

– Вы только не нервничайте. Но… Ничего хорошего. Вам бы надо обследование провести, Сергей Валерьевич. Нехорошее там что-то развивается. Лучше бы побыстрее…

Падин присел на стул, подумал, помолчал.

– Я знаю, что так определяют болезни… Я сталкивался. Экстрасенсы очень точно порой видят. А что вы видите у меня?

Берестов опустил голову и некоторое время молчал. Понятно было, что он включил свое видение и сканирует что-то.

– Шестиугольники… Так я и думал, – пробормотал он.

– Что вы сказали? – с тревогой в голосе спросил Падин. – Что там?

Берестов наконец поднял на него глаза. Он был очень серьезен.

– Вы только не волнуйтесь. И помните, что у всякого процесса есть обратный ход… Похоже, у вас онкология. Правда, на начальной стадии.

Падин так и вонзился в него остекленевшими вмиг глазами, лицо его побледнело. Не зная, что делать, он двинулся прочь, к окну. Это был удар… Странный человек нокаутировал его. Некоторые время он стоял, пытаясь взять себя в руки. Он понял, почему так странно на него глядел тогда врач после БМРТ… Значит, тот просто боялся сказать. Решил оставить это другим. Поберегся… Слизняк!

«Сволочь, – подумал Падин о Берестове, – шантажирует меня… Странный тип…»

– Вы пришли, чтобы бить меня с правой и с левой? – жестко спросил Падин, почти с ненавистью глядя на Берестова.

– Я пришел, чтобы вам помочь, – невозмутимо отвечал тот. – Мы общее дело должны сделать. Не переживайте, уберем мы эту опухоль… Не так уж это сложно.

– Вы манипулятор! – жестко сказал Падин. – Ставите меня в зависимость от вас…

Берестов пожал плечами:

– Вы вправе думать как угодно… Но со своими врачами вы только потеряете время.

Падин сел. Лицо его как-то вдруг осунулось, стал заметен возраст. Маранов был сам изрядно потрясен известием. Он знал, что Михаил Георгиевич никогда не ошибается в диагнозах. Проблемы сыпались одна за другой, навалом. Это было тяжело принять, психологически трудно. Сознание сопротивлялось, шел перегруз.

– Я сделаю обследование, – сказал Падин каким-то глухим голосом.

– Сделайте. Непременно сделайте, – кивнул головой Берестов. – Но советую идти как частное лицо, как рядовой пациент. Чтобы вас не узнали. Иначе солгать могут…

«Как он все это знает?» – подумал Падин.

– Вы говорите… Можно убрать?

– Можно. Но при вашем участии. От каких-то вещей придется отказаться. Например, от высокомерия. Придется представить себя вполне простым смертным. Отчетливо это представить. А без этого ничего не выйдет.

– А что еще?

– Надо будет практики делать. Надо будет поход один сделать. Пройтись по горам… Волю придется собрать в кулак. Придется достать некоторые очень редкие вещества. Но вам это по карману. Пить определенные вещи. Диету жестко соблюдать. С дыханием работать, причем упорно. Голодать придется. Но без жертвы никак нельзя. Лучше вам не терять времени.

Берестов говорил уверенно и спокойно, внимательно глядя в глаза Падину. И тогда тот немного успокоился.

– А сколько времени нужно?

– Желательно сделать все в течение ближайших трех месяцев. Онкология – гнусная вещь. Это определенное сознание, коллективный разум, который направлен на выдавливание жизни из физических тел людей. Так сказать, конкурент физической жизни. Учитель душ, по жесткой формуле. Как всякая популяция, она имеет программу экспансии…

– А откуда взялся этот, как вы говорите, разум?

– Это все плоды эволюции логосферы земли. Если говорить проще, внеплановые отголоски симфонии зла. Зло ведь имеет свою целесообразность; это своего рода инструмент эволюции. Но в зонах, где нет полной предопределенности, зло может начинать играть в свои игры. Возможно, для каких-то душ рак и необходим как жесткий метод активации сознания. Но не для всех. Неизбежно кто-то попадает, так сказать, «до кучи», незаслуженно…

– А почему те, кто создали этот разум, не могут отыграть эту ситуацию обратно, на исходную точку?

– Пока длится эта манвантара, не могут. Только в следующей. Программы запускаются в начале разворачивания.

Падин даже позабыл про только что полученный удар, задумался.

– То есть… Вы хотите сказать, что программы уже содержатся в какой-то нулевой точке? Когда еще ничего нет?

– Совершенно верно! Гегель это обозначил как ничто. Хоть это и ничто, но в нем идут процессы. Для сознания, которое может развернуть вселенные, несущественно, есть пространство или нет. И времени для него не существует. Ничто – оно ничто только для нас, поскольку мы не можем его воспринять никоим образом. Но это не значит, что у него нет аналога субъектности, доступной для восприятия какого-то иного субъекта. Другой ступени, другого уровня. Но, может, не будем уходить в такие дебри? Я вижу, вы сильно устали. Падин подумал и спросил:

– А что это была за фраза про шестиугольники?

Берестов поморщился, но все же ответил:

– Понимаете, когда рассматриваешь эти клетки тонким видением… Возникает образ шестиугольника, такого багрово-черного, и еще вензель на нем… Когда эта клетка идет по тканям, фагоциты и макрофаги не видят ее. Она их как бы перепрограммирует на ходу, прикидывается своей. Задача иммунки – защитить жизнь, а задача этих клеток – убить ее. Это хищники, понимаете? Но вопрос о том, санитары ли они в лесу или нет, он, к сожалению, открытый… В отношении вас, я уверен – тут просто спровоцированная атака. Наслоения зависти и злобы ваших врагов привели к этому пробою. Надо защищаться. Защищая свою жизнь, вы защищаете вещи куда более значительные. Защищаете, может быть, весь план своей жизни…

Падин и Маранов молчали, переваривая сказанное Берестовым. Затем Падин спросил:

– Когда надо начинать?

– Сегодня. Сегодня и начнем. Вы начнете делать задержки дыхания на выдохе. При паузе в сорок секунд раковые клетки начинают вянуть. Надо также купить пузырек, одну редкую жидкость… очень дорогую. Но не для вас… Я найду где ее взять. Вы начнете пить, а я скажу как. Я поработаю с вашим боком… Но я предлагаю все же договорить. О деле, с которого начали.

– Поработаете… как?

– Вы не переживайте. Я уже работаю. Надо затормозить процесс там, где он локализован. Это, похоже, печень. Не лучший вариант, я вам прямо скажу. Но и не худший. Костные ткани или кровь – хуже. Там ловить эти клетки труднее всего. С этой структурой работать можно. Считайте, что мы начали… Я очень большое значение придаю начинанию, которое вы затеяли. Вы даже представить себе не можете, куда оно поведет. Ваше президентство… оно возможно, но при ряде условий. Все зависит от того, насколько быстро будет развиваться ваше сознание. Сегодняшний эпизод показал, что пока оно… Как бы мягче сказать… Весьма узко. То есть какие-то вещи вы ментально правильно понимаете и оцениваете. Но на реальность свои знания спроецировать вам не удается. И это проблема…

Падин надолго задумался. «Вот она, иерархичность, – пришло ему на ум. – Я учу тупых генералов, теперь меня учат…»

Он интуитивно угадывал, что разговор этот очень серьезен. Первоначальная антипатия по отношению к учителю Маранова понемногу прошла. Он спросил:

– Откуда у вас уверенность, что это киборги играли в футбол?

– Дело гораздо серьезнее, Сергей Валерьевич, – спокойно и невозмутимо отвечал Берестов. – Киборги уже играют не только в футбол. По моим сведениям, они уже на пороге спецслужб. А возможно, уже рядом с правительством… Все это очень скверно. И плохо это в первую очередь потому, что на всех этажах так называемого государственного здания сидят люди с ограниченным сознанием.

– Это моя тема, – улыбнулся Падин. – Это аксиома.

Берестов спокойно смотрел на Падина и продолжал:

– Это начальный постулат для действий. Возможно, от вас вообще может зависеть многое. Ваш ментальный уровень очень обнадеживает. От того, остановим ли киборгов или нет, возможно, зависит вообще… судьба человечества. А публике наверху удобней просто трескать бублики. Легче отмахнуться, как от фантастики. Пока они впрямую к ним не подберутся и не возьмут их за… Сами понимаете за что…

Падину стало не по себе. Он почувствовал усталость и даже отчасти страх. Ему захотелось отдохнуть, успокоиться, поговорить с женою. Странный бородатый человек просто размазывал, расплющивал его непонятно какой силой; он, сильный и властный олигарх, не знал, как вести контригру, как противостоять ему. Он чувствовал унижение, огорчение – на злобу и протест больше сил не было.

– То, что вы сказали, очень важно, – медленно проговорил Падин. – Если такие существа могут появиться наверху… Это действительно… Это не шутки. Вообще говоря, я помню, такие материалы появлялись. Был, помнится, какой-то человек, ученый, что ли. Он выдал тайну, что якобы где-то собирают… клонируют этих киборгов. Ему никто не поверил.

– Совершенно верно! Это был некий Джейкоб Макнил. Было сделано все, чтобы дезавуировать его информацию. Его оболгали, а потом убили. И все успокоилось. А работы были продолжены. Было еще двое ученых из Европы. Их тоже убили.

– Убили?

– А как бы вы думали? Теневые ребята шутить не любят, Сергей Валерьевич. Это конкретные люди. Они много не говорят – они делают. Я полагаю, нам надо крепко подумать, как нам противостоять им. Если они готовят команду киборгов, то справиться с ними будет очень непросто. Нужно понять, как они устроены. Но всегда есть средства противодействия. Их не может не быть. Если они работают на чипах, можно взломать систему. Любую систему можно взломать. Есть разные способы, и не только хакерские. Поверьте мне.

И Падин поверил. Он глядел в глаза этому седому человеку и понимал: все, что он говорит, – сущая правда, абсолютно все. И тогда весь кошмар ситуации предстал перед ним во все своей полноте.