Текст книги "Петролеум фэнтези"

Со своей стороны, начав перебирать в голове все свои планы, я долго думал, что им ответить. Не осуществилось многое, но уже безвозвратно, и об этом не стоило вспоминать. Но меня очень часто посещала одна и та же идея, как облегчить труд буровика, сделать его и безопасным, и более эффективным, как научиться быстрее бурить скважины и с меньшими затратами, и самое главное – более качественно. Эти мысли приходили ко мне даже во сне, и мне казалось, что на них я просто помешан. Периодически эти явления затухали, но потом всё с новой и новой силой вновь возникали во мне. Этими идеями я никогда ни с кем не делился. Всё это было слишком личным. И вот друзья задали мне очень конкретный вопрос, на который я не имел права не ответить. Если не с ними, то с кем ещё я могу поделиться, и уж на худой конец получить порцию критики. Лучших, чем они, оппонентов и представить было нельзя. И я им первым рассказал о своей идее.

– Я уже не понимаю ничего. То, что ты говоришь, это какая-то фантастика, такого быть не может. Давайте лучше пойдём спать, а завтра всё обсудим, – подытожил Николай.

Уже лёжа в постели я думал, правильно ли я поступил, что им об этом рассказал, кто меня потянул за язык. В моей голове была всего лишь концепция, которую мне предстояло ещё многократно обдумать, чтобы выносить на всеобщее обсуждение. Но эта идея зрела во мне уже очень давно, она постепенно начинала обретать черты если не проекта, то множественных карандашных набросков с сопутствующими расчётами. Я шёл к осуществлению своей идеи от противного, как это часто бывает в научных решениях. Я старался записывать каждую свою мысль, сначала задавая себе вопрос, а потом на него сам себе отвечая. Ну, например, почему буровики создали столь высокие мачты для своих установок? Ответ напрашивался такой. Буровики работают традиционно примерно с девятиметровыми трубами, их удобно подвозить на трубовозах и складировать на приёмных горизонтальных мостках, подтягивая затем в рабочую зону, к ротору, специальным талевым блоком и при этом их вертикально расставляя в специальный накопитель. Всё это так, и все именно так традиционно работают, и американцы, и французы, и, конечно же, мы, у нас в России. Второй вопрос напрашивался сразу же следом. А почему буровики свинчивают постепенно эти трубы в свечи-трёхтрубки? И опять был очень простой ответ. Исключительно только для того, чтобы увеличить скорость бурения, то есть сократить в три раза время на развинчивание каждой трубы. Хорошая ли это идея? Да, хорошая, и она себя оправдала и тоже стала традиционной и необсуждаемой. И именно поэтому мачты буровых установок столь высоки. И это один из элементов упрощения труда. А во имя чего это всё было придумано и создано? Ответ опять был очень простой. Исключительно во имя увеличения скоростей бурения. Всем нужны были метры проходки, и начальству, и простым помбурам. Это же рутина, что тебе дали, на том ты и работаешь. Поэтому все и привыкли работать на крупногабаритных станках. В сохранении сформировавшихся постулатов бурения сильное влияние оказывала простая человеческая привыкаемость. И вот тут-то в моей голове возникал очередной вопрос: по-другому нельзя было достичь высоких скоростей, создав, допустим, некий скорострельный сборочный автомат труб, работающий с более короткими трубами, например с метровыми или двухметровыми. Создали же, в конце концов, АКБ – автоматический ключ буровика. Почему нельзя перевозить короткие трубы в специальных контейнерах, упакованных в заводских условиях, и в этих же контейнерах их сразу же подавать к тому же ротору, целой обоймой, а не поштучно, как делают сейчас. И следом сразу же рождалась идея создания механизированной линии подачи труб и их свинчивания над устьем скважины. В голове у меня зарождалась идея именно малогабаритной, компактной буровой установки. Пока вопросов было больше, чем ответов на них. И вот подобных записей у меня скопилось уже несколько тетрадок. Это были всего лишь наброски совершенно разрозненных идей, которые ещё предстояло объединить в единое решение.

Я заснул с мыслью о том, что если мои товарищи на следующий день сами не поднимут этот вопрос, то я сам лично к нему не буду возвращаться.

Следующее утро началось ровно также, как и предыдущее, с традиционного кофе и прогулок по саду. В то утро у нас в саду впервые зацвело тюльпановое дерево, которое было посажено десять лет назад и прошло переакклиматизацию в условиях холодных подмосковных зим. Его совершенно случайно купила моя жена в Тимирязевском ботаническом саду. В те времена предприимчивые бизнесмены ввозили в Россию очень много не адаптированных для наших климатических условий декоративных растений. Это дерево южное и даже не везде встречается. То, что оно у нас прижилось, это было просто чудо. Впервые раскрывшиеся желтовато-зеленоватые крупные цветки действительны были копией тюльпанового соцветия и вызвали всеобщий восторг. Чтобы поверить, что это не миф, необходимо было всё самому увидеть. Но для жены это была очередная творческая победа. Я как раз и застал всю нашу дружную компанию за процессом чтения ею им лекции по садоводству. Она в тот момент как раз объясняла им, что, несмотря на то, что у тюльпанового дерева листья даже гораздо шире, чем у клёна, оно относится к семейству хвойниковых.

– Да не может быть, у хвойных деревьев же иголки, а у этого дерева листья больше похожи на лопухи, это какая-то ошибка, – опять встрял в разговор со всем не согласный Николай.

– А ты сорви с него один листок, затем разотри его пальцами и поднеси к носу, и я посмотрю, что ты скажешь, – упорствовала моя жена.

Он выполнил всё, что она ему предписала, и, повернувшись ко всем нам, с большим удивлением, прежде всего для себя, произнёс:

– Запах действительно хвойный, даже очень насыщенный.

– В природе многое бывает обманчивым, зачастую самые красивые растения оказываются опасными и ядовитыми для всего окружающего, а невзрачный подорожник оказывается ценнейшим целебным растением. Деревья и цветы часто маскируются и вырабатывают в себе защитные функции. Ярчайший пример защиты – это шипы роз. Попробуйте сломать ветку розы незащищёнными руками, да ещё и без ножниц, и вы моментально получите в пальцы массу иголок. Вот и у тюльпанового дерева в местах его первоначального произрастания, видимо, хвойный запах листьев появился для самозащиты, возможно, от каких-то вредных насекомых, – продолжала моя жена посвящать мужчин в тайны своего сада. – У меня тут произрастает порядка полутора тысяч всевозможных растений, и я знаю практически всё о каждом из них. Конечно, мои знания накапливались постепенно, по мере формирования всех моих цветочных композиций, подбора совместимых растений и деревьев. Кое-что из растений, к сожалению, погибало, не приживалось, постоянно приходилось экспериментировать. Пойдёмте, я вам покажу свой необычный чеснок, не пожалеете, будете рассказывать своим жёнам, а если им будет интересно, то я найду способ его им передать для разведения.

И она повела всех в сторону нашего маленького огородика, расположенного на самом солнечном участке нашей дачи. Мы подошли к обычной грядке, на которой колосились остроконечные перья чеснока, внешне ничем не отличавшиеся от нашего обычного традиционного чеснока. Взяв в руки небольшой садовый совок и присев у деревянного бордюра грядки, моя жена начала кольцевыми движениями, очень аккуратно, снимать слой за слоем землю вокруг чесночной головки. Она приоткрыла её только наполовину, и перед нами предстало необычайное зрелище. Чесночная головка была размером не менее чем с кулак крупного мужчины. Причём в головке чётко виднелось только пять крупных долек.

– Вы видели когда-нибудь такое? – спросила хозяйка, глядя на удивлённые лица друзей. – Я его привезла из США, и он у меня на удивление прекрасно прижился. Это зреет уже третий урожай, и я пока его только размножаю. Как видите, он чувствует себя совсем неплохо. Если растению что-то не подходит, например состав почвы, оно расти и развиваться не будет и в итоге погибнет.

Постепенно она приобретала всё больший и больший авторитет в глазах наших гостей, и они становились всё более и более любопытными, и без всякого ложного интереса стали заваливать её самыми разнообразными вопросами.

А время неумолимо летело. Я видел, что всем было приятно и интересно находиться у нас, даже ершистый Николай уже стал совершенно другим, более размягчённым, чем в первый день. Очень уверенно продолжал себя чувствовать Юрий, постоянно продолжая успокаивать Алика и Бориса и при этом переманивая их обоих на свои бензоколонки. А я думал о том, что это очень хорошо, что наконец-то мы увиделись. Но ни один из нас тогда не представлял, что эта запоздалая встреча станет для всех нас поворотным моментом в нашей личной жизни и насытит её настолько интересными событиями, которые нам вернут вторую молодость.

Понимая, что здесь, на нашей даче, руководящие идеи должны исходить от меня, я не нашёл ничего более разумного, как предложить им продолжить наши разговоры на веранде за пивом.

Первоначально речь зашла о наших родителях, затем о формировании наших взглядов на жизнь и наших убеждениях, и наконец мы коснулись темы наших детей и внуков. И оказалось так, что ни у одного из нас дети не пошли по нашим стопам, а стали выбирать новомодные профессии.

– А кому же мы будем предавать свой профессиональный опыт? – спросил Николай.

– А что, у тебя есть личный буровой станок, или вот бензозаправки как у Юры, или какие-то производственные активы, что ты собрался передавать своим детям? Сейчас передают права на имущество, недвижимость, квартиры, а о передаче опыта никто даже не говорит и никому это уже давно не нужно. – пылко прервал его Борис. – Вот даже мои торговые точки, мои ларьки на базаре, не нужны моим детям. Они сейчас мечтают только об одном, побыстрее получить любое образование и уехать куда-нибудь за границу. Все поголовно учат иностранные языки. У нас там, в Приднестровье, вообще всё безвыходно, может быть, у вас тут, в России, по-другому, но я думаю, что одно и тоже. Как у вас, так и у нас, всё одинаково. А на Украине ещё хуже, и я это знаю не понаслышке, мы же с ними бок о бок живём.

Для меня это не было новостью, что дети многих моих друзей, уехав учиться за границу, в итоге остаются там навсегда и не помышляют о возвращении на родину. Это стало настоящей эпидемией, грозящей перерасти в национальную катастрофу. Если это начало касаться уже наших детей, которых мы с малолетства сами все воспитывали в духе патриотизма, то об этом стоило не только задуматься, но уже искать выход, и не только для себя, а для всего нашего многострадального народа. Сколько раз нас обманывали и продолжают это делать. А дети, они видят и понимают всё происходящее лучше нас, больше общаются между собой, информация между ними распространяется гораздо быстрее, чем мы об этом думаем, и решения они научились принимать более кардинальные, чем мы. Кто в этом виноват? Но отнюдь не дети.

Нас всех волновал вопрос, что, собственно, происходит с нашей страной. Почему не выстроена нормальная система собственников, почему люди не трудоустроены достойно, согласно приобретённой профессии. Почему учителя и научные работники ушли в торговлю. Но при этом нам каждый день из телевизора говорят, что в стране катастрофически не хватает профессиональных кадров, что стало вдруг необходимостью их начинать готовить чуть ли не с самого начала. Но кто будет их готовить и где? А почему нельзя воспользоваться возрастными специалистами, которых повышвыривали отовсюду новые хозяева жизни. Армия скрытой безработицы у нас просто колоссальна. Люди, уважающие себя, никогда не пойдут вставать в очередь на биржу труда. На ней числятся только все бывшие лентяи, которых у нас всегда было в достатке. Но честный человек туда не пойдёт, он лучше будет голодать и сам искать себе рабочее место.

– Мужики, мы, конечно, с вами не последняя инстанция, и не нам с вами принимать решение. – опять прервал наши раздумья Николай. – Но я вот смотрю на мой Лениногорск и вижу следующую картину. У нас повсеместно законсервировано много старой техники, которая ещё вполне работоспособна. Её вполне можно взять в аренду, я даже многих владельцев знаю и смогу с ними договориться. Но есть вопрос, а где бурить? Я и людей найду, причём можно собрать даже опытных, сидящих по своим домам без дела. За месяц я могу сколотить не менее десяти бригад, и это вполне серьёзно. Но дальше своего Лениногорска я ничего не видел, и тут моя компетенция кончается. Если бы мы все вместе подумали, может быть что-то стоящее и получилось бы у нас. Как вы на это предложение смотрите?

Я всё мог ожидать от Николая, но только не это. Да никакой он не забулдыга, как мне раньше многие старались представить, а совершенно такой же, как и мы. И голова у него работает в правильном направлении, и руки целы и здоровы, и мысли просветлённые, и ничуть не атрофированные. Он-то и подвинул нашу беседу в совершенно верном направлении течения наших мыслей. Не будь его тогда вместе с нами, наша бы общая история не стала бы развиваться столь стремительно. Именно в тот день он был похож на своего отца, как никогда. Его речь воодушевила не только меня, но и всех нас без исключения. В нас заиграла молодость, причём молодость, не удовлетворённая достигнутым. И я понял, что мне пора им сказать о самом главном.

– Друзья мои, я вам всем безмерно рад, что мы наконец-то собрались и ещё раз подтвердили, что мы можем по-прежнему слушать друг друга не перебивая, как это всегда было в прежние годы. Я вас не останавливал, поэтому прошу вас выслушать меня внимательно. – При этом я увидел, как они все насторожились, и я понимал, что мы в этот раз приблизились к той черте, когда пора подводить итоги нашей первой встречи, состоявшейся успешно, после многолетнего перерыва. И мне необходимо было до расставания с ними высказаться и изложить им созревший во мне план. При этом я их попросил ни в коем случае меня не перебивать.

– Так вот, вчера вечером я попытался вам рассказать о своей давнишней мечте, точнее идее, которая торчит во мне, как заноза, уже длительное время. Я вам не буду ничего демонстрировать, просто постараюсь всё изложить доступными словами. А вы уж потом решайте сами. Я всю жизнь думал о том, как создать принципиально новую буровую установку, которая будет выглядеть абсолютно непривычно для всех и работать на совершенно иных принципах. Пока у меня в голове лишь её шаблон, который нужно дорабатывать, и в одиночку я его не осилю. Мне нужны единомышленники, которые будут вместе со мной разрабатывать её отдельные компоненты. Я её назвал – «Буровой куб», потому что по моей идее она действительно должна быть похожа на куб, причём очень малогабаритный, но очень производительный и легко перемещаемый с одной точки бурения на другую. В этом кубе, точнее в его начинке, должно быть всё полностью автоматизировано, и подача труб, и запитка его водой, и, самое главное, управление её энергетической составляющей. Мне пришлось пересмотреть много доступной технической литературы, и новой, и прежде всего старой, докопаться до патентной информации и переварить это всё в своей голове. Вы первые слышите об этом. И более того, кроме вас я об этом, никому никогда ничего не скажу, иначе меня примут за сумасшедшего.

– Хорошо, мы тебя выслушаем, но объясни нам, для чего она тебе нужна, ты потратишь на её разработку все оставшиеся годы, допустим, даже если ты её и создашь, кому она будет нужна? Я же вам только что говорил, что на промыслах, лежит и гниёт масса невостребованного оборудования, а ты взялся изобретать что-то новое? Объясни нам, для чего? Я, например, тебя совершенно не понимаю. Хочешь потратить своё личное время, так поезжай лучше на любой пруд и лови там целыми днями своих любимых карасей, ты же у нас рыбак, насколько я помню? Ещё раз тебе говорю, что мне всё это непонятно, и я даже не хочу вникать в твою идею, – всё-таки перебил мою речь Николай.

Все остальные одновременно набросились на него с претензиями к его нетерпеливости и призвали его всё-таки выслушать меня до конца. В конце концов, говорили они, он хозяин нашей встречи, и мы должны уважать его мысли и мнения. Увидев в отдельных глазах друзей заинтересованность всё-таки дослушать мой рассказ до конца, я стал продолжать своё повествование.

– Как ни странно, Николай, наверное, прав, что он ставит на первое место вопрос востребованности этого «Бурового куба», и я не только с ним соглашусь, но и буду крайне признателен ему за то, что он меня перебил, своевременно задав, именно этот самый важный вопрос, и тем самым приблизил к развязке моего рассказа. Поэтому прошу вас успокоиться и набраться терпения, осталось не так уж долго до конца моего рассказа, и вы поймёте всё сами.

Этот куб всего лишь инструмент, который позволит реализовать мой план, а суть его в следующем. Вы же все хорошо знаете, как достались наши недра современным олигархам, совершенно верно, задарма, бесплатно. Все эти залоговые аукционы – просто миф. Да, они сейчас многое сделали, этого не отнять, но в начале всё выглядело просто шулерством. Все рвались к недрам, лицензиям, запасам, сбыту добытой нефти. Что, мы с вами не умели добывать нефть без них? Что, наше государство было таким немощным, что раздавало всё подряд самое ценное? На мой взгляд, ситуация была создана совершенно искусственно и работала в угоду исключительных личностей, назначенных сверху. Я многое и видел, и знаю. Лишь две компании – «Лукойл» и «Сургутнефтегаз» – создавались вопреки общеустановленным новым законам. Там изначально во главе были сильные, волевые люди, и они не дали развалить свои предприятия, несмотря на то, что на них оказывалось неимоверное давление. Только опора на собственные коллективы позволила им выжить, и перед этими людьми, как говорят, я снимаю шляпу. В остальных случаях везде прошёл современный хан Мамай и всё разорил. Там нам действительно делать нечего, там нас никто не поймёт и даже слушать не будут. Нам нужен новый, совершенно нетронутый и никому не известный плацдарм. И вы меня сейчас начнёте вновь перебивать и спрашивать, а где его найти? Так вот, мои дорогие друзья, я вам скажу, что такое место есть. И я вас прошу поверить мне на слово, что это крайне перспективный объект. На сегодняшний момент о нём знают только два человека, один из них сидит перед вами, а второй, – тут я задумался, – возможно, его уже нет в живых, но это пока недостоверно, мне необходимо всё перепроверить.

Вы, наверное, уже стали догадываться, зачем мне нужна малогабаритная, компактная буровая установка. Если нет, то я вам скажу, исключительно только для того, чтобы незаметно для посторонних глаз при её помощи перепроверить имеющуюся у меня информацию. – продолжил я им объяснять свою идею.

– Ты что, собираешься бурить втихаря от всех? – на этот раз в разговор вмешался, не вытерпев, уже Юрий.

Я смотрел на всех на них и видел, что они не только начали заряжаться совершенно новой энергией, но и были готовы разорвать меня на части своими вопросами, и я решил их не останавливать, пусть скажут мне всё, что захотят и о чём думают. В этот момент для меня прежде всего была важна именно их первая реакция. Я знал, что всё, что будет сказано в первом порыве страстей, будет самым правильным и самым важным, ну, а если их мнение ещё совпадёт и с моим, то это будет предельно обнадёживающим для меня ответом на все мои вопросы, которые я задавал, прежде всего самому себе, неоднократно.

Все стали говорить одновременно, перебивая друг друга, но при этом все об одном. Если правильно обобщить и сформулировать их вопрос ко мне, то он звучал примерно так:

– Ну ты авантюрист, батенька? Такого мы от тебя не ожидали! Может, ты приоткроешь нам свои карты, а то как-то не укладывается в голове то, что ты задумал, и при чём тут мы?

Именно этого я и ожидал от них, а конкретно обвинения меня в авантюризме. И тут наши мысли срастались. Я прекрасно понимал, что моя идея находилась за гранью разумного, но я прекрасно знал, что миром правят авантюры, а если точнее, люди, являющиеся носителями этих самых идей. Мне приходилось встречаться с таким персонажами на первых этапах перестройки. Это были исключительно иностранцы, причём богатые и обладающие совершенно нестандартными решениями. В эпоху СССР для того, чтобы протолкнуть какую-то идею от её зарождения до превращения в реальный продукт, необходимо было написать сотни докладных записок и пройти десятки бюрократических кабинетов. А эти заграничные варяги имели совершенно отличный от нас образ мышления. Почти все их действия были направлены на получение наискорейшего результата, как технического, так и коммерческого. Я учился у них созидать и практически всегда проводил параллель для их сравнения с нашими советскими управленцами, всех в одинаковых серых костюмах, которые любили употреблять любимое ими слово «нет» или в лучшем случае «приходите завтра». Именно только работая с ними, я научился принимать быстрые и правильные решения, предполагающие только прогресс в развитии любой идеи. А самое главное, я научился от них, как правильно считать деньги, так как они все без исключения были предельно жадными и никогда личной выгоды не упускали и никогда не делились ей со своим окружением. Платили только то, что положено за твой труд, но ни копейкой больше.

– Мне кажется, что я начал улавливать смысл твоего плана. Тебе нужна буровая установка-невидимка, и у тебя есть какая-то геологическая карта, которую тебе удалось перекупить у продажных геологов, и тебе там нужно пробурить скважину, чтобы проверить предположения о нефтегазоносности данной структуры? – опять начал меня терзать Николай.

– Со всем не так, как ты думаешь, но близко. Невидимую буровую установку мы никогда не создадим, а вот вполне реальную и малогабаритную, которую можно было бы спрятать вовнутрь не привлекающего внимания, небольшого строения, типа сарая для сельскохозяйственных животных, ну, допустим, овец, вполне реально создать. Теперь учтите, я никогда никому не платил за геологические карты, никаким геологам и стараюсь с ними уже давно не иметь никаких отношений. То, что многие из них продажные, я с этим соглашусь. Но в моём случае информация не из их кругов. Вы же знаете, то что знает один геолог, об этом знают все. В моём случае нет никаких карт, никаких отчётов или просто служебных записей, всё было зачищено уже очень давно, а я об этом узнал совсем недавно. Доверяю ли я этой информации полностью? Это очень сложный вопрос. Человек, который поведал мне эту историю, был по жизни негодяем и предателем. Но перед смертью ему нужно было излить свою душу, и именно только мне, и больше никому. Он искал прощения за все свои прегрешения. А в таком порыве, который он испытывал в ту минуту, даже последние мерзавцы врать не будут. Поэтому я вам отвечу так, я больше ему верю, чем не верю. Но всё, что он мне рассказал, необходимо перепроверить, даже если у нас не будет этого куба. В конце концов, я буду искать способ, как обойтись и без него. Для меня подтверждение его рассказа является самой первичной и основной задачей.

– И что у тебя есть основания считать, что там есть нефть? – вновь продолжил Николай.

– Могу сказать вам лишь одно, там нефть есть, и дебиты могут быть не просто промышленными, а даже относящиеся к признаку уникального нефтяного месторождения. На этом, прошу вас, по части геологической структуры больше вопросов не задавайте. Я дал вам предельно допустимую информацию для этой стадии нашего разговора. Об остальном я просто пока обязан молчать. Наступит время, и вы всё узнаете первыми. Но мне кажется, что игра, которую я хочу затеять, надеюсь, что с вашим участием, стоит свеч.

У меня было ощущение, что я их окончательно заинтриговал своим рассказом и что они просто сидят в растерянности от услышанного.

Но Николай не сдавался и стал засыпать меня всё новыми и более настойчивыми вопросами:

– Ты хочешь сказать, что кто-то когда-то сделал открытие и об этом утаил? Да такого быть никогда не могло, на буровых работают бригады по тридцать-сорок человек, и там ничего не спрячешь.

– А с чего ты взял, что это дел рук буровиков, вернее, что этот человек был буровиком? Это могли быть совершенно случайные, проходящие мимо люди, – попытался я увести его мысли в сторону.

– Да ты сам только что об этом сказал, именно ты сообщил нам, что там есть нефть. И ты прекрасно это понимаешь, что уверенно может сказать о наличии или отсутствии нефти на предполагаемом геологическом объекте только буровик, только они видят нефть на кончике долота! А ты слишком уверенно говорил о нефти, а не о её признаках!

Это он, Николай, догадался, только он мог так быстро соображать, и именно он на сегодня в одном лице был для меня и лучший мой оппонент, и эксперт по недопущению нами возможных ошибок. Пусть он остаётся въедливым, неуступчивым и даже резким в своих вопросах и ответах, все эти его качества нам только пригодятся. Но именно в то мгновение я понял, что, делясь этой информацией даже с самыми близкими мне друзьями, мне нужно было быть предельно внимательным в каждом произносимом мною слове. Это мне в будущем обязательно пригодится. Я человек не суеверный, но мне в тот момент лучше было находиться подальше от всех случайностей. В то же время, как говорят, мне нужно было дожать ситуацию и склонить их окончательно на свою сторону. Всё, что я уже успел им сказать, должно было уложиться в их умах, и я ни в коем случае не хотел их впутывать в эту историю. Если они и примут решение начать вместе со мной развивать мою идею, то пусть они сделают это сами, без всякого моего давления.

Мои предположения, что они возьмут паузу и будут переваривать всё услышанное ими каждый по-своему, были ошибочными. Вопросы от них в мой адрес сыпались и сыпались и приобретали всё более острый оттенок. Наконец Юрий, который из всех нас имел самый большой опыт работы с администрированием своего бизнеса, спросил:

– А ты знаешь, что без лицензии мы не имеем права проводить какие либо работы, как геологоразведочные, так и чисто буровые, так как они отнесены к опасным видам деятельности? А лицензии мы вряд ли получим, и это будет уже не техническое, а административное преткновение. Чиновники как пиявки вцепятся в эту идею и всё подгребут под себя. И ради чего нам будет нужно такое напряжение, а в итоге остаться за бортом. Тут нам нужно хорошо подумать, как обойти возможные препятствия. Что-то нарушать придётся, но так, чтобы никто не докопался до истины. Может, нам стоит купить для прикрытия какую-нибудь простаивающую буровую компанию с действующими, не просроченными лицензиями?

– А сколько она может стоить? Нам же для этого понадобятся деньги и, видимо, немалые, и где мы их возьмём? – подключился к разговору Борис, сохранявший молчание последнее время.

– Кстати, про деньги, они действительно нам будут нужны и прежде всего для покупки оборудования для создания первой опытной модели «Бурового куба». Если мы его не создадим, то ничего не достигнем, – сказал я им. – Я вообще хотел бы пройти первый этап с минимумом затрат, и если придётся на что-то тратить, то только на то, от чего напрямую будет зависеть результат. Но чтобы понять, о какой сумме затрат будет идти речь, нам нужно разработать подробную программу работ. Я уже знаю одну статью экономии, это рабочая сила, её у нас не будет по двум причинам. Во-первых, мы будем вести все работы на месте сами, и вторая, нам необходимо сохранить предельную конфиденциальность во всем, даже в своих мыслях.

Разрешите мне ещё раз вернуться к вопросу «Бурового куба, я ещё не всё вам о нём рассказал. Вы уже поняли, что он должен быть компактным. Работать мы будем, я предполагаю, с короткими трубами. Будем применять в качестве охлаждающего агента простую артезианскую воду. А бурить будем не ротором и не забойными двигателями, и долота нам не потребуются, а мы будем применять плазмобур. Он был разработан нашими учёными из Новосибирска ещё в шестидесятые годы, но был, как всегда, успешно забыт. На него есть соответствующие патенты, и им бурили плотные граниты и гнейсы под взрывные горизонтальные скважины в открытых карьерах. В первом образце «Бурового куба» я хотел бы обойтись без элементов автоматизации, так как на первом этапе она только усложнит и удлинит процесс его сборки.

– Я тоже краем уха слышал о плазмобурах, или как их по-другому называют – термобуры, даже где-то читал о них в научно-популярной литературе, но это было уже так давно. А как мы будем крепить ствол скважины? – задал очень разумный вопрос вновь Николай.

– То, что мне удалось узнать из доступных источников о плазмобурах, то они на практике применялись для создания температур на забое скважин порядка 650 градусов, для нагрева гранитов с последующим быстрым охлаждением, приводящим к их растрескиванию и скалыванию. А шлам выносился с забоя струёй воды. Всё выглядело достаточно примитивно, высокие температуры не создавались, и у разработчиков и экспериментаторов таких целей не было, а иных задач перед ними не ставилось. Но в этом плазмобуре можно создавать кратно более высокие температуры. Что касается крепления ствола скважины, то, о чём только что спросил меня Николай, в случае, если нам удастся инициировать плазмобуром температуру порядка 1800 градусов на забое, то мы сможем расплавить любую встреченную по разрезу породу. Для вашего сведения, огнеупорность глин составляет 1230–1260 градусов, а песчаников – 1700 градусов, а именно эти породы мы будем встречать по мере углубления ствола скважины. Если расплав пород получится, то следом за плазмобуром, непосредственно над ним, мы установим цилиндрический формирователь кольцеобразной стенки скважины, который будет выталкивать и сжимать расплав в боковом направлении. Это будет подобие миниатюрной металлургической печи, которой нам будет необходимо научиться управлять дистанционно. Если нам удастся сформировать кольцо из спекшейся породы, а оно по идее должно обладать достаточной прочностью, то мы обойдёмся и без обсадных металлических труб, и без их цементирования.

– А что будет происходить с излишками расплавленной породы, её же придётся вымывать как шлам на поверхность? – поддержал обсуждение Николай.

– Я тоже думал над этой проблемой, – ответил я ему. – Главное, чтобы произошёл расплав породы, и я уповаю на то, что мы будем бурить в осадочном чехле, где мы не встретим сверхплотных магматических пород, типа гранитов. Там разрез терригенный, чистейший осадочный чехол, преимущественно глины и песчаники, а вы знаете, что они обладают значительной пористостью, так вот, коэффициент уплотнения расплавленной породы как минимум должен быть равен коэффициенту пористости этой породы, и в итоге мы должны получить объём расплава меньше, чем объём самой породы, то есть её излишки должны быть вытеснены в боковые участки кольца. Нам необходимо произвести рассчёты рабочей температуры на забое по отношению к каждой из пород, чтобы понять, на какую глубину необходимо её прогревать в боковом направлении, чтобы получать стабильный заданный диаметр формируемого кольца по всему разрезу ствола скважины. Но это мы сможем всё подтвердить только на практике. В теории всё понятно и как бы всё срастается, но что будет происходить на глубине, мы пока ничего сказать не можем.