Текст книги "Старое вино «Легенды Архары» (сборник)"
Автор книги: Александр Лысков
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Чи Ёка
Из-за тумана утро было прожито Зыковым сокращённо – без кофе и теленовостей.
Он долго тащился в пробке у моста в окружении расплывчатых красных тормозных фонарей, потом на ощупь по шоссе, прежде чем рейка шлагбаума авиабазы поднялась, но не скрылась в тумане (как будто стало светлее).
Вдобавок погасли прожекторы в конце рулёжной дорожки – значит и у метеослужбы хорошие новости.
Сильными хватами за перила по звонкой винтовой лестнице Зыков вознёс себя на вышку.
Было 7:45.
Капитан Грибов сидел в наушниках спиной к Зыкову.
– Погоду, погоду давай! – втолковывал он в микрофон.
– Туман инверсионный. Видимость – ноль-четыре, – донеслось из динамиков. – Температура – плюс два…
За своим столиком медсестра Дина Павловна уже расправляла манжету тонометра.
Зыков подсел к ней.
– Как приятно видеть счастливого мужчину!
Жамкая резиновую грушу, она откровенно любовалась им, как «своим», его короткой стрижкой-«британкой» со слегка подвинченной чёлкой. Рассматривала сначала слева (он это чувствовал), потом – справа, опять, наверное, удивляясь, как по-разному изогнуты его охряные брови. Пробежала добрыми глазами по лицу, блёклому, как у всех шатенов. Попыталась заглянуть в глаза. Зыков отвёл взгляд в сторону, но, опять же, не рассердился.
– Как поживает молоденькая красотка? – спросила Дина Павловна.
Зыков принялся рассказывать, как они вчера весь вечер играли «с ней» в шашки – и в «поддавки», и в «Чапаева». И у неё сломался ноготь. Как она потом лихо обрезала остальные. И кончики пальцев оказались у неё прозрачные!
Уже несколько ревнуя, Дина Павловна потрепала Зыкова по голове и удалилась.
Зыков настроил бинокль. Из тумана на бетонку выходили гуси.
«Команды на взлёт ожидаете? Сейчас будет вам…»
Он достал из железного шкафа старую «тулку», с балкона выстрелил холостым. Оранжевый огонёк из дула стал на мгновение единственным ярким пятнышком в бездонной серости мги.
Когда Зыков зашёл обратно в диспетчерскую, на часах было ровно восемь.
Капитан Грибов повернулся на кресле, с наслаждением изогнулся и вытолкнул себя с рабочего места.
– Привет самураям! – сказал капитан.
Их руки схлопнулись.
– Картечью надо было. Сейчас «борт» придёт из Центра. На день рождения к Крестовскому большие люди летят. Вот ты бы к ним и со свежатинкой на подносе…
«Самураи, значит. Ну-ну, подколол, господин офицер. Без этого мы не можем», – подумал Зыков. И будто по подсказке сменщика достал мобильный телефон, выбрал из списка строку, состоящую из двух иероглифов, и нажал «вызов».
На экранчике высветилось фото девушки-японки.
Теперь-то Зыков уже с одного взгляда мог определить среди нескольких азиаток японку. Сразу отмёл бы кореянок – наиболее кукольных и желтокожих. У китаянок – у тех лицо круглее и кожа бледнее. А у японок (точнее, теперь только у одной-единственной, очаровательной и незабвенной Чи Ёки) – нос длиннее, чем у всех вышеперечисленных наций, и повыше ноздрей, между косточкой и хрящиком, – сдавленность.
А глаза – выпуклые, как у дельфина, и такие же сизоватые, морские…
Теперь он моментально бы отличил японку от любой другой «узкоглазенькой», а тогда, в Москве, уже поговорив с Чи и даже спев с ней дуэтом «Туман яром…», наутро с горькой досадой обнаружил в холле гостиницы, что «все они на одно лицо» и он столь глупо может потерять её!
Тогда она первая улыбнулась…
Необъяснимая тяга японцев к русской мелодике привела её однажды в токийскую консерваторию, а через Интернет – и на этнический фестиваль в Москве.
Она неплохо изъяснялась фразами из русских песен. Зыков водил её по славным местам Москвы (от суши-бара она отказалась наотрез).
И перед её отлётом во Внуково они уже обнялись более чем по-товарищески.
Потом был бурный скайп-роман и её прилёт в этот город для совместных выступлений и записи диска…
– Минут через десять они будут в зоне нашей ответственности, – сказал капитан, расписываясь в журнале.
И на прощание только пошевелив с порога пальцами в воздухе, скрылся за дверью диспетчерской.
С Зыковым капитан общался неохотно. «Пиджак». Переучившийся на диспетчера (трое суток через трое – замечательный график) инженер лесозавода в коротком, намеренно тесном, каком-то клоунском пиджаке фиолетового цвета! И губы всегда у него какие-то подозрительно яркие. И вообще – рыжий.
Отталкивали строевика-законника от штатского коллеги и его слава как певца, «балалаешника», и пребывание Зыкова в разводе, и внимание женщин. А в последнее время – особо – слухи об «азиатской малолетке», обитавшей в его квартире…
«Хиросима-нагасака какая-то, блин», – думал капитан обо всём этом.
Кресло ещё было тёплым, когда в него опустился Зыков.
Вслед за гусиной стаей рванула и тройка мониторов перед глазами.
Под Зыковым, вопреки непроглядному туману за окном диспетчерской, потянулись отчётливо видимые в электронной голубизне посадочная и взлётная полосы.
Глазами Mony-А – коренника этой эфирной тройки, – была осмотрена Зыковым «паутина» воздушной обстановки аэродрома. А дальнозоркая, пристяжная, Mony-D позволила ему не только обозреть всё в радиусе ста километров, но и понаблюдать за движением чёрных точек – спугнутых гусей…
Напоследок Зыков глянул на «погодник».
В строке пропечаталось успокоительное NOSIG[37]37
NOSIG (No Significant change) – не предвидится серьезных изменений погоды.
[Закрыть].
То есть изменения погоды не ожидается.
…На звонок не отзывались.
«Наверно, стоит под душем и «во всю глотку» (такое выражение ей нравилось больше всего) распевает свою «Любовь как сакура».
– Айрун чи, ейрен чи, – попытался и диспетчер Зыков исторгнуть из глубины гортани японоподобное звучание, но лишь закашлялся.
«А почему им легко петь в наших регистрах? – начал было думать Зыков, как вдруг вспыхнули недавно погашенные прожекторы на лётном поле.
Метеослужба сообщила о сгущении тумана. На мониторе пропечаталось: «Be ready to Change»[38]38
Быть готовым к изменениям.
[Закрыть].
Время было 8:07.
В окошке мобильника по-прежнему искрилась улыбкой Чи Ёка.
«Лолиткой» она лишь казалась. Особенно когда шла с ним по набережной мелкими шажками согласно национальной традиции. Зыкову она была чуть выше локтя. Никогда не брала его под руку. Ну, точно – школьница. Потому, наверно, на сцене так очаровывал их дуэт – русский молодец и восточная «стрекоза».
На людях скромничала. Дома у Зыкова преображалась. Едва захлопывалась за ней дверь, как крохотные туфельки летели в одну сторону, сумочка – в другую. И, послав воздушный поцелуй, она исчезала в ванной.
Зыков звал её «енот-полоскун». Она могла целый день не вылезать из воды, петь томительно-протяжно, без европейского пульса-ритма, лишь на интервале естественного дыхания праздного человека, дремлющего в позе лотоса.
Она звала его в Японию. «Зить и петь. Зить холосё».
Он стучал ей по голове, а потом – по шахматной доске.
Она смеялась…
Загремела металлическая лестница, и в «аквариум» ворвался полковник Крестовский – удивительно подвижный, даже бойкий, несмотря на выдающееся брюхо.
Он наклонился над Зыковым, всматриваясь в экраны и дыша чесноком.
Заметил фото Чи на мобильнике и осклабился в нечистой улыбке старого «ходока» и бабника.
– Слышь, Зыков, а как в постели эти узкоплёночные?
Они оба от природы, как говорится, были «заточены» на женщин, но если полковник всю жизнь прожил «леваком», меняя любовниц, то Зыков проблемы брака намеревался решать сменой жён.
– Как с ними, а? Есть разница?
Уже не раз Зыков втолковывал полковнику, что эта тема не обсуждается. Полковник никак не усваивал. Молчание теперь было единственно возможным ответом Зыкова. Тем более, что гостевой «ил» в виде крестика показался на мониторе в зоне авиабазы. И в динамиках послышалось:
– Доброе утро от экипажа. Курс сто сорок. Схема.
– «Семнадцатый», вас понял, – ответил Зыков. – Условия запишите. Магнитный курс – восемьдесят. Видимость – четыреста.
– Будем садиться.
– Вас понял. Прожекторы поставлены по полной.
На часах было 8:14…
Полковник умостился в кресле дублёра. А Зыков стал набирать эсэмэску.
«Люблю мою маленькую бродяжку…»
Она объехала весь мир.
У неё папа «много работа – много деньга».
Даже фамилия у неё была дорожная. Чи Ёка переводилась как «быстро летящая».
…Летит по комнате, вдруг – прыжок, и в ладоши – хлоп!.. Это она на моль охотится.
…Дверца шкафа всегда у неё немного раскрыта, чтобы, пробегая мимо, попутно полюбоваться новеньким платьицем.
…Прежде чем устроить чайную церемонию на полу, на коврике, белит лицо и глаза обводит тушью.
…По ночам эти глаза цвета морской волны вдруг становятся страшными, торжественными. И звуки тогда исторгаются из её груди и не японские, и не русские, а какие-то космические…
Наконец появилась эсэмэс от неё.
Слова не достигали сознания.
«Я уезаю, Зика. Со всем…» (Так было написано: «со всем».)
Полковник у него над ухом кричал в микрофон, а он словно оглох.
– «Семнадцатый!» Ты где пропал? Координаты давай! – орал полковник. – Откуда взялся туманище? Метео! Метео! Что там у вас?..
– Сгущение над озером сто процентов. Валит прямиком к вам.
– Зыков! Уводи на второй заход. Ни черта себе день рождения! Зыков! Оглох, что ли?!
«Я уезаю, Зика, со всем…»
Он ничего не понимал. Лицо его наливалось венозной кровью. Веснушки исчезали. А губы бледнели…
Вот уж истинно – завис. Казалось, даже курсоры на мониторах перестали пульсировать. Сердце остановилось. Вихрем духовным его вынесло из кресла в какой-то мрак, заложило уши…
«Я уезаю…»
Перед ним выплыли полные ужаса глаза полковника.
– Ты в порядке, Зыков?
Сердце завелось. На часах было 8:19.
– В норме.
– Давай, рули, парень.
– «Семнадцатый», сколько горючего? – не своим голосом выдавил диспетчер Зыков.
– Под завязку.
– Координаты?
– Прошли Лахту – шестьдесят. Магнитный курс – сто сорок.
– Готовьтесь к заходу на второй круг.
– Готовы к снижению в районе «Четвёртого…» Пойдём с первого захода. Иначе вообще на Вологду придётся лететь.
– Что вы там, охренели? – вырвалось у полковника Крестовского.
Голос экипажа изменился – генерал в самолёте дорвался до микрофона:
– Не мандражить, Крестовский!
Полковник прихлопнул ладонью рот:
– Он уже поддатый!
Туман стал настолько густым, что образовались потёки на окнах. Тряпкой полковник панически вытирал стёкла.
Заглянув в диспетчерскую, крикнул:
– Оно ещё хуже стало, Паш! – (Впервые полковник назвал его по имени.)
– Ты, Паш, главное – скомандуй ему на второй круг. А там пусть сам решает.
Зыков ткнул пальцем в Мони-Д.
– Вот он. Идёт на глиссаду, – сказал Зыков. – «Семнадцатый», удаление десять, вход в глиссаду. Полоса свободна.
– Я «Семнадцатый». Шасси, закрылки выпущены.
– Посадка сто двадцать и три. Фары включите!
– Включены.
– Ну, ничего же не видно! – стонал полковник за спиной Зыкова.
– Посадка два, на курсе глиссады.
– Куда он прёт! Япона мать! Ну, совсем же ничего не видно. Давай на второй круг!
«Со всем или совсем? – гвоздило в голове Зыкова. – Со всем записанным музыкальным материалом? Для доработки на студии в Токио?..»
– Ну, куда, ну, куда он валит, на хрен! – стонал полковник.
– Уход на второй круг! Уход на второй круг! – талдычил теперь уже и Зыков.
– Где он?
– «Семнадцатый!» Уход на второй круг!
– Где он?
– По-моему… «Семнадцатый!»
– …
– «Семнадцатый!»
– Давайте пожарную машину на полосу. И узнай, хотя бы до привода он долетел?
– «Семнадцатый!»
– …
– Совсем пропал…
«Со всем…»
В этот миг какой-то сгусток с рёвом пронёсся перед окном диспетчерской. Эпицентр тумана. Его ядро. Размытая туша самолётной громадины.
Полковник, плача от радости, убежал встречать дорогих гостей.
Зыков не сводил глаз с мобильника на ладони.
Жал на кнопку. Внутри телефона хрустело.
В ушах звучали ругательства полковника.
На подходе был следующий «борт».
…После смены Зыкову приказано было явиться в гостиницу, в номер «люкс».
Офицерская пьянка по высшему разряду (без баб) была в разгаре.
Гитара приплыла к Зыкову по волнам мясистых армейских ладоней.
Зыкова целовали и тискали.
– Рыжий, тебе по гроб жизни!.. По гроб жизни!.. Диспетчер от Бога! – ревел генерал.
Потом в одиночестве Зыков курил у открытого окна в туалете и бормотал с горькой усмешкой:
Чи ёка, Чи ёка,
На аэродроме подскока…
Дым сигареты сливался с туманом.
Падал с тополя жёлтый лист, в водяной взвеси опускался медленно – будто кто-то ладошкой махал на прощание…
Лида
(Рассказ в стиле рэп)
1
АВТОР
У пляжа в летучем кафе «Пароход»
Тусуется разный поморский народ:
Егор – начинаюший рэпер,
Студент музучилища Кремер,
Звезда театральных массовок,
Раздатчик рекламных листовок.
Модельная девушка Лера,
Ботаник из универа (У этого гения
День рождения).
Без шума и пыли
Они полусладкое пили.
Потом, заказав на всех
По чашечке кофе глясе
С мороженым,
Высмеивали прохожих.
ЕГОР
Гляди, вот это рожа!
СТУДЕНТ
А нос, как у грача.
АКТРИСА
Здесь доктор не поможет.
БОТАНИК
Нос просит кирпича.
ЛЕРА
Глядите, супертачка!
ЕГОР
Не понял, в чём подначка?
РАСКЛЕЙЩИК
В ней Нинка – Дальнобойщица!
ЕГОР
И мне такую хочется.
СТУДЕНТ
А эта «чешет», как фантом.
ЕГОР
И фейсом классная притом.
БОТАНИК
Сиськи, словно мячики.
ЛЕРА
Прекратите, мальчики!
ЕГОР
Она сошла с высоких гор,
Где нет морей и нет озёр,
Где сухость губ и неба жар,
Базар и множество отар.
И вот по городу идёт,
Как самолёт идёт на взлёт.
Асфальт буравит жгучий взгляд,
«Глухое» платье – до пят.
Она пластична, как пластид.
В её крови огонь горит.
За нею – смерч! За нею – шейх!
За нею – месть и магмы шлейф!
Мы на неё вперяем взор —
Она не видит нас в упор.
Внимание! Первая попытка!
(Выскакивает из-за столика кафе и встаёт на пути девушки.)
Вы случайно не шахидка?
Где хиджаб? Где паранджа?
СТУДЕНТ
(кричит из кафе)
И дамасковый кинжал,
Острый, словно бритва?
БОТАНИК
Где пояс динамитный?
ЛЕРА
Не «прикалывай», народ.
Пусть своим путем идет.
РАСКЛЕЙЩИК
Хоть срази её гроза —
Ей нельзя поднять глаза.
СТУДЕНТ
Сдай назад, уймись, Егор!
Уважай законы гор.
БОТАНИК
Ещё одно движение —
Готовься к поражению.
РАСКЛЕЙЩИК
Настоящая шахидка
Бьёт наотмашь и навскидку.
ЕГОР
(Возвращается к столику.)
Нет, эта гёрл реальная,
Горянка идеальная.
Вовсе не ломается.
Даже улыбается.
Бармен, дай ещё стакан.
(Егор берёт девушку за руку и вводит в кафе.)
За Чечню! За Дагестан!
РАСКЛЕЙЩИК
За новую знакомую!
ЛЕРА
За погодку клёвую!
СТУДЕНТ
За аулы, города…
ЕГОР
Как зовут вас,
Девушка в «глухом» платье?
ЛИДА
Лида.
ЕГОР
(недоверчиво)
Да???
2
АВТОР
Над Архарой так же солнце сияло,
Но вдруг, как под тучами, сумрачно стало.
К кафе подрулили четверо горцев.
Заглядывают в слюдяные оконца.
Четыре чернявых в шузах остроносых.
В глазах – по немому вопросу.
ПЕРВЫЙ ГОРЕЦ
Только что впереди маячила.
Куда подевалась? С кем законтачила?
ВТОРОЙ ГОРЕЦ
Может, нырнула сюда
Эта безбашенная Да-Лида?
ТРЕТИЙ ГОРЕЦ
Нет, скорее она на взрыватель нажмёт,
Чем в этот шайтанов вертеп зайдёт.
АВТОР
Стоят, ушами хлопают,
Подковами на каблуках цокают.
3
ЕГОР
(Лиде, стоящей в центре тусовки.)
Вам вино нельзя по вере?
СТУДЕНТ
Кофе?
БОТАНИК
Кофе лишь в постели.
ЛЕРА
(в сторону)
Довольно едкая издёвка.
АКТРИСА
Она зажата, ей неловко.
ЛЕРА
Но из окружения не вырывается.
АКТРИСА
Наоборот, ещё тесней вжимается.
ЛЕРА
Загнанно дышит.
АКТРИСА
Шепчет едва слышно.
ЛИДА
Спрячьте меня, пожалуйста!
АВТОР
Егор сразу ну прямо тает от жалости.
Ребятам по фигу, продолжают выпендриваться.
А Егор сердится —
Этих игиловцев[39]39
ИГИЛ – запрещённая в России террористическая организация.
[Закрыть] он сразу просёк:
Сосредоточены, готовят бросок.
В пылу благородства
Егор хватает девчонку за руку, торопится.
Мимо туалета, через подсобку —
На байк, и – побоку автомобильную пробку.
По тротуару. Рёвом мотора пугает прохожих,
Сверкает на солнце проклёпанной кожей.
ЕГОР
(за рулём мотоцикла, оборачиваясь к Лиде.)
Думаешь, прошу меня обнимать?
Да ни в жизнь!
Просто крепче держись!
А чтобы тебе не наскучило —
Вопросами помучаю.
Во-первых, какие могут быть страхи у такой красавицы?
Во-вторых, чего это там мне в поясницу упирается?
Под платьем добыча в заначке?
Евро и баксов пачки?
А те четверо, что за нами чешут на джипе,
Мафия? Совсем как в рэперском клипе?
ЛИДА
Самой бы хотелось, чтобы это было кино.
Чтобы в поясе были зашиты банкноты. Но…
Там два брикета тротила.
(Мотоцикл начинает вилять. Егор едва справляется с управлением.)
ЛИДА
Запал открутила.
Волноваться не стоило.
ЕГОР
Ничего себе, успокоила!
Какой жесткач!
Сдетонирует так, что не потребуется врач.
ЛИДА
Запал у меня отдельно, в сумочке.
ЕГОР
Прикидываешься или в самом деле дурочка?
Сумка висит на боку
Шарах – и мерси боку!
Хороший подарок Ботанику на день рождения —
Тротиловый фейерверк: дым – и никакого свечения.
АВТОР
Егор срывает сумку с плеча пассажирки,
Обзывает ее последней дебилкой.
Скрипит зубами, от ярости стонет.
Швыряет сумку в машину погони.
Сумка, где был детонатор,
Ударяется о радиатор.
«Хонда» игиловцев задымилась
И затормозила.
По тротуару, тумбу с цветами сбив,
Егор уходит в полный отрыв.
Дворами и щелями до Обводного,
Где он снимал квартиру недорого
И ржавый гараж для своей «Ямахи».
Нешуточными были страхи.
У Егора даже подкашивались ноги.
Но когда за ними захлопнулась дверь его холостяцкой берлоги,
У него сразу возникло желание приобнять девчонку за талию.
Руку словно ошпарило —
Под чёрным платьем
(не платье, а какая-то хламида)
Было что-то твёрдое.
ЕГОР
Кроме шуток? Пояс шахида?
АВТОР
В ответ от девчонки – насмешливый излом брови.
ЛИДА
Нет, это не пояс шахида.
Это пояс любви!
4
АВТОР
Попросила отвернуться —
Скромница!
И переступила через свой «патронташ» также легко,
Как уличные девчонки переступают через свои колготки или трико.
ЕГОР
Ты не похожа на девушку горской веры.
ЛИДА
Мои предки – казаки и староверы.
Вместе с горцами делили хлеб и судьбу
И выступали во всех войнах.
Дед у Краснова служил. Отец погиб как вайнах.
ЕГОР
АВТОР
Глядя на Егора с преданностью собаки,
Она двигалась, будто к объекту атаки.
Ещё мгновенье —
И Егор ощутил лёгкое головокруженье.
Сизых волос дурман лавандовый
Так ему по мозгам ударил терпкостью адовой,
Что весьма кстати оказался тут
Полутораспальный батут.
Затем, представьте, ноги девушки захватывают вас,
Будто с одной стороны Северный,
а с другой – Южный Кавказ.
Вы теряете ориентацию,
как если бы выпили спирту стакан
А тут под вами ещё оживает спящий вулкан.
Обладание выносливостью горноспасателя
В этом случае весьма желательно.
Прохождение курса молодого бойца МЧС – обязательно.
…Спуском заканчивается штурм любой горы,
Сдвигом пластов – колебания земной коры.
За землетрясением
Следует умиротворение.
Душа покидает звёздную высь,
И начинаются разговоры про жизнь.
ЛИДА
Помню, была я ребёнком.
Дождик весь день моросил.
Шли федералы вдогонку:
Горцев отряд отходил.
На ночь родители взяли
Бородачей на постой.
Пел и играл на тимпане
Стройный Ахмед молодой.
Утром в суровом молчанье
Тихо заплакала я.
Он пошутил на прощанье:
«Лида – невеста моя».
Помню, весной многоцветной,
Мне уж четырнадцать лет,
К нам возвратились с победой
Горцы, и с ними Ахмед.
Взглядом по-прежнему нежен.
Только в руках не тимпан —
Тяжким оружьем обвешан.
Богом спасённый от ран.
Ночью совсем не случайно
Встретились мы у ручья.
Он прошептал на прощанье:
«Лида – невеста моя».
Помню, как сакля горела,
Чёрные танки ползли.
Помню, как в саванах белых
Павших шахидов несли.
Лиц мертвецов не открыли.
Сон твой священен, джигит!
Женщины всюду вопили…
В дом наш пришли старики.
Дали наказ аксакалы…
Знала – обычай такой —
Чтобы я в будущем стала
Брату Ахмеда женой.
ЕГОР
И ты, русская девка, живая бомба и бомба-секс,
Не могла для стариков «замутить» какой-нибудь
ненормативный текст?
Мол, ваше дело – курить кальян…
ЛИДА
ЕГОР
И ты пошла с ним?
ЛИДА
Да.
ЕГОР
И тебе не казалось, что это был полный бред?
ЛИДА
Нет.
Он говорил: «Клянусь!
В раю окажусь – от сорока девственниц откажусь.
Вот федералам отомстим —
Вместе на небеса улетим.
Даже тогда
Одну тебя буду любить, Да-Лида».
…Кроме меня, он, конечно, ещё Бога любил.
Но мне не со Всевышним – с другой изменил.
Все свои обещанья забыл.
В чай мне подмешивал борный этил.
В старуху меня превратил:
Язык не шевелился, взгляд застыл…
Но даже и это простить ему у меня хватило бы сил
Им ведь не кто-нибудь, а сам Аллах руководил.
Но он не со Всевышним, а с Другой изменил…
ЕГОР
Подумаешь, мужик на сторону сходил!
ЛИДА
Этого я ему простить не смогла,
Тем более, что ещё не жена ему была,
Боевая подруга. Нас ещё не благословил мулла.
Недели две его «чай» не пила.
В туалете из сливного бачка воду брала.
И, как только силы почувствовала, —
Ушла.
ЕГОР
Тебе уважуха. Полный респект.
Но если бы я решился в побег,
То, во-первых, сменил бы прикид.
Во-вторых, послал подальше всякий пластид.
ЛИДА
А вдруг бы они меня схватили?
ЕГОР
Понял! По полной программе бы получили.
АВТОР
И вот после такой жести
Стали они жить вместе.
Без Библии и Корана
День за днем – сплошная нирвана.
Не паутина на потолке – сиянье небес.
Не скрипучий паркет – поле чудес.
Разных девчонок немало
Здесь у Егора перебывало,
Но чтобы каждый час – оргазм,
Это в первый раз.
А под пылкостью кроется
Жуткая скромница:
В постели, на кухне, на балконе —
День и ночь в своём балахоне.
То и дело Егор
Дёргает её за подол
И шутит не совсем прилично:
«Лида, открой личико!
В гаремах же у вас показывают пупок».
Все уговоры не впрок.
«Ну, не пупок, так хоть пупик.
Поехали, – клянчит. – Какие-нибудь тебе
шмотки купим».
Уговорил на две кофточки
И джинсовые порточки…
Случались ночи
Когда она мечтала о Сочи.
Егор убеждал: «Отстой эти твои Сочи!
Летим на Майорку, хочешь?»
Она говорила:
«Что я там забыла?»
Потом оказалось —
Просто самолётов боялась.
Тогда они сели в машину —
и скоро уже купались в море.
Жили в «люксе» в «Астории».
Заснув, она часто шептала о счастье.
А утром спорила:
«Чтобы я о чём-то бормотала во сне? Здрасьте!..»
Одно было у них не как у людей —
Её вечный платок до бровей.
Она то ли боялась, то ли стеснялась,
Но не раздевалась.
Даже
На диком пляже.
Когда наконец искупаться решила,
В мужской рубашке в море заходила.
Егор кричал: «Паранджу забыла?»
Курортной жизни глянец и лак
Не приедался. Но – с деньгами напряг.
Егор шутил:
«Давай местным толкнём твой тротил».
(Пояс был спрятан в запаске.
Дома, в Архаре, оставлять опасно:
Там, на «хате», студент музучилища с Лерой
Могли оказаться любопытны не в меру)
И вот настал день, когда заправившись под завязку,
Они покинули черноморскую сказку
Прощайте, бурные ласки,
Кавказские краски.
Тут и в нашей истории замаячила развязка.
5
АВТОР
Если долго прёт счастье, —
Жди напасти.
Всякая дорога идёт по краю бездны,
Куда вас отправляют отнюдь не гаишников жезлы.
Даже если ты водила безупречный, —
Неуловимый поворот руля, и вот она – вечность.
Вдруг в шину вонзается гвоздь
Или из лесу выскакивает лось.
В дороге избежать неприятностей сложно…
Предположить было невозможно,
Что мотор в «мерсе»
Заглохнет прямо на железнодорожном переезде.
Машина встала поперёк рельс,
И слева на неё летел поезд «Москва – Ейск».
Для вежливости не было ни времени, ни причины:
Егор пинком вытолкнул её из машины.
Он не успевал. Ему уже было поздно.
А ей только шаг отступить – и мимо поезд.
Но она кинулась обратно, вопреки колёсному стуку,
Протягивала в помощь руку.
«Быстрее, Егор!» – молила.
И тут он понял, что она его любила…
(В стиле ЭМО много таких песен,
Когда он и она погибают вместе
Мгновенно, не мучаясь.
Но это был не тот случай.)
«Мерс» вдруг завёлся. И с бешеной силой
Вынес Егора из-под удара. А Лида застыла,
Осталась стоять на шпалах,
Будто отлитая из того же металла,
Что и лобовая броня локомотива,
Пронёсшегося мимо.
Как в фильме-ужастике,
Поезд счистил девчонку, будто ластиком.
6
АВТОР
Давно исчез из виду последний вагон,
Но длился и длился этот жуткий сон,
Какое-то дьявольское наваждение…
Егор нашел её на полосе отчуждения.
Она лежала в ромашках,
Руки в распашку.
Свободна, как птица.
Что над нею кружится.
Надо было как-то дальше жить.
На закате Егор лопатой начал землю долбить.
Вырыл шурф.
Для взрыва не требовался бикфордов шнур.
На всякий случай Лида его учила,
Как распорядиться последним запалом
и кусками тротила.
На её мобиле он набрал семизначный номер.
Нажал зелёную кнопку и устроил на безымянном
переезде теракт
(В сводках ФСБ не зарегистрирован данный факт).
Когда рассеялись пыль и дым,
Егор встал на колени перед тем, что ещё час назад
было нежным и молодым.
Как младенца,
Запеленал в пляжные полотенца.
Когда укладывал её на дно воронки,
В ушах звучали какие-то гимны и зонги
Да на берёзе овсянка вечернюю песню тенькала —
напевала,
Будто по тарелке тимпана клевала…
Очередной поезд пролетел.
Машинист свежую могилу заметил и долго гудел.
Егор думал: «Это по мне переезд…
И на памятнике будет православный крест».
7
АВТОР
У пляжа в летучем кафе «Пароход»
Тусуется разный свободный народ:
Студентам, шутам, музыкантам,
Поморской столицы талантам
Здесь место «ботвы» и отрыва,
Приёма коктейлей и пива.
Обычное летнее утро…
Вдруг с дрифтом паркуется круто
Подержанный «мерс» ноль-шестёрка.
Тусовка ревёт от восторга.
По стилю вожденья Егора
Узнала бездельников свора.
К нему на шею бросается
Из киномассовки красавица.
Её подражает примеру
Модельная девушка Лера.
Расклейщик рекламных листовок
Не жалеет кроссовок.
А Кремер хип-хопа артиста
Приветствует яростным свистом.
Но постепенно стихает восторженный ор.
КРЕМЕР
Быть не может, чтобы это – Егор.
РАСКЛЕЙЩИК
За рулём – вроде был крутой чувак.
АКТРИСА
А из машины вышел какой-то хиляк.
СТУДЕНТ
Что-то ты, парень, совсем завис.
КРЕМЕР
Держи тоник, взбодрись.
АВТОР
Но у Егора припасена для оттяжки
Коньячного пойла фляжка.
Рухнул на стул И будто уснул.
СТУДЕНТ
Тебя не видели с моей днюхи,
Поползли разные слухи:
Будто куда-то рванул с той нелегалкой,
Горной фиалкой-давалкой.
ЕГОР
Заткнись!
АВТОР
И сна ни в одном глазу.
Смахнул с ресниц непрошеную слезу.
Одним махом прикончил фляжку,
Рванул на груди рубашку.
Начал с того, как «отжигал»
на «Ямахе» со смертницей,
Как потом она оказалась его пленницей.
Сперва народ прикалывался по поводу
русской шахидки и травил
На тему сходства теракта и акта любви.
Минуты две слышались всякие фигли-мигли.
Потом все утихли.
Про то, как на переезде заглох мотор,
Уже в полной тишине говорил Егор.
ЕГОР
И вдруг он завёлся!.. Короче,
Рассказывать дальше нет мочи.
(Немного времени спустя.)
О любви её эхо гор расскажет,
Между скал орёл пролетит и вскрикнет.
О любви её казак в черкеске спляшет,
Ритм ей отобьёт барабан в лезгинке.
О любви её на моей ладони
Вдруг её мобильник вспыхнет среди ночи.
Кто там вдалеке? Чьё там сердце стонет?
Помнит её, ждёт. Что услышать хочет?
Мама, мама звонит! Слушай же, родная!
Ваша дочь в отъезде. Путь любви избрала.
Нет ему на небе ни конца ни края.
Хотела быть шахидкой – ангелом стала.
8
СТУДЕНТ
Вот это ломка!
КРЕМЕР
Знал бы, где упасть, – подложил бы соломки.
ТАНЦОВЩИК
Думал, это у него «отходняк» после вчерашнего.
СТУДЕНТ
Совсем у парня снесло башню.
ЛЕРА
Капитально он с ней «замутил».
АКТРИСА
Студент, чего «варежку» открыл?
Твой ржавый «жигуль», где он?
Терпеть не могу, когда плачут всяческие Ромео.
Не поймёшь, что тут теперь – литургия или месса?
Валим отсюда! Закончилась пьеса!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
