Текст книги "Российская бюрократия: проблемы и перспективы"

Источниками роста бюрократии, чиновников-профессионалов в различных сферах жизни общества (экономической, научной, культурной и т. д.) Вебер считал процессы социальной, политической, хозяйственной концентрации в обществе. Эти процессы сопровождались отделением «производителя», то есть непосредственного исполнителя от используемых этим производителем средств производства. В результате этого отделения возникла необходимость в «посреднике», обеспечивающем связь «производителя» со средствами производства, «деятеля» ― с орудиями деятельности.

Сфера бюрократии, в соответствии с позицией Вебера, расширяется вместе с исчезновением мелкого и разрозненного производителя, ростом образования, подъемом уровня общей культуры, растущей взаимозависимостью различных областей экономики. Позиция и роль бюрократии усиливаются с появлением у государства и общества глобальных внешнеполитических интересов.

Вебер обращает внимание на те потенциальные опасности, которые несет в себе бюрократизация даже в условиях правового государства. А именно: бюрократизация неизбежно влечет за собой деперсонализацию принятия решений в соответствии с правилами и процедурами; концентрацию средств управления; претензии находящихся на вершинах бюрократической иерархии на право принятия политических решений. Причем он подчеркивает, что во «внеправовых» формах государственности негативное проявление этих субстанционных черт бюрократии усиливается.

По Веберу, как известно, господство бывает трех типов: рациональное, традиционное и харизматическое. Типология господства основана непосредственно на характере мотиваций, которые вызывают повиновение. Рациональное господство основано на вере в обязательность легального установления и легальность носителей власти, осуществляющих господство. Традиционное господство базируется на вере в священный характер старых традиций и в легитимность тех, кто в силу традиций призван осуществлять власть. Харизматическое господство предполагает выходящую за позиции обыденной и рациональной форм отношений личную преданность, вызванную наличием особых качеств у лидера, и доверие к установленному им порядку. Причем Вебер считает, что в действительности возможны смешанные варианты этих трех идеальных типов. Бюрократия является идеальным типом легального господства, воплощением рациональности власти.

Признавая неизбежность бюрократизации процесса управления в ХХ веке, он предлагает устранить иррациональность в деятельности властных структур путем господства закона, потому что не отрицает таких признаков бюрократии, как таинство, иерархия, формализм… Само же легальное господство не всегда имеет под собой достаточную легитимность и должно быть дополнено легитимностью, опирающейся на традицию либо харизму политического лидера. В последнем случае, который Вебер считал предпочтительным, персонифицированным главой государства становился бы избранный всем народом политический лидер, имеющий вследствие этого право на прямое обращение к народу через голову парламента. Получаемая посредством прямой и всеобщей поддержки народа легитимность позволяла бы такому лидеру проводить последовательную линию, делая его власть сильной и эффективной.

Современный анализ веберовских типов господства, бюрократической рутинизации, проблем рациональной бюрократии, связи бюрократии с классовой структурой общества, места и роли харизматического господства в патриархальном и современном обществах, бюрократии как наиболее эффективного инструмента управления и др., сделанный в западной и российской литературе, отмечен определенной непоследовательностью.[16]16
  Ваганов А. М. Теоретико-методологические аспекты в изучении российской бюрократии // Вестник уральского института экономики, управления и права. 2015. № 1(30). С. 3–8.


[Закрыть]

Рассматривая веберовский анализ российских социально-политических отношений начала русской революции 1905 года, А. Кустарев отмечает, что «анализ Вебера весьма близок к марксистскому исследованию, поскольку он придает большое значение классам и их интересам, рассматривая классы как агенты революции. Но в его интерпретации классы не единственные агенты революционного процесса в России. Кроме них, есть еще два: институциональные корпорации и идеологические движения. Конечно, все три агента как-то взаимно пересекаются, но не могут быть сведены друг к другу».[17]17
  Кустарев А. Начало русской революции: версия Макса Вебера // Вопросы философии. 1990. № 8. С. 124.


[Закрыть]

Действительно, Вебер выделяет власть, собственность и престиж в качестве отдельных, но взаимосвязанных и взаимодействующих факторов, определяющих стратификацию любого общества, а именно: экономические классы производны от различий в собственности, политические партии ― от существующих между людьми различий в отношении к власти, и, наконец, статусные группировки (страты) ― результат престижных различий в обществе. Как следствие образуются три автономных измерения стратификации (иерархии) ― классы, статусные группировки и партии ― компоненты, влияющие на сферу власти внутри сообщества. Власть и деньги, конечно, взаимосвязаны, но не всегда прямо.

Несмотря на то, что позиция Вебера в ряде своих черт соединяется с марксистской трактовкой власти бюрократии, в то же время она существенно отличается от нее. Марксистская теория не исследует бюрократию как самостоятельную социальную силу. По Марксу, бюрократия, не являясь классом, реализует функцию подчинения экономически эксплуатируемого класса господствующему. В капиталистическом обществе административная часть обслуживает интересы экономически господствующего класса ― буржуазии.

Отметим, что Маркс подчеркивал то, что государственный аппарат власти в состоянии выступать в качестве самодостаточной силы. Но такое положение государственных органов было реакцией на социальный кризис и неизбежно носило временный характер. «Как Маркс, так и Вебер, ― правильно замечает М. В. Масловский, ― рассматривают бюрократию как группу, осуществляющую функцию управления и тесно связанную с правящим классом общества. Но если Маркс делает основной акцент на классовом характере господства буржуазии, в подчинении у которой находится бюрократия, то для Вебера центральное значение имеет управленческая функция бюрократического аппарата, хотя он рассматривает также и связь этого аппарата с интересами правящего класса».[18]18
  Масловский М. В. Теория бюрократии Макса Вебера и современная политическая социология. Н. Новгород: Изд-во Нижегород. ун-та, 1997. С. 39. См. также: Арон Р. Мнимый марксизм. М.: Прогресс, 1993.


[Закрыть]

Хотя точка зрения Вебера совпадает также и с гегелевским объяснением феномена чиновников, однако вряд ли верна интерпретация веберовских взглядов, представленная М. Чешковым. Чешков выделяет единую гегелевско-веберовскую традицию трактовки всеобщности бюрократии и аппарата, справедливо при этом отмечая, что современный тип бюрократии находится в неразрывной связи с определенным типом «организации, управления и власти», однако отождествлять веберовские взгляды с гегелевским подходом все-таки не стоит.[19]19
  См.: Чешков М. Концепция бюрократии: необходимость пересмотра // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 2. С. 73.


[Закрыть]

Как и Гегель, Вебер утверждал, что бюрократия должна быть только лишь инструментом управления (реализовывать всеобщий интерес) и ничем иным. Однако в своих политических статьях Вебер отмечал, что наблюдаемая реальность бюрократических отношений далеко не всегда определяется своей чисто инструментальной функцией, поэтому вряд ли верно видеть представление Вебера о власти бюрократии вытекающим, как и гегелевское, из идеально-рационального типа административной системы.[20]20
  См.: Albrow M. Bureaucracy. London: Macmillfn, 1970. P. 46.


[Закрыть]

Другое дело ― представления Вебера об идеальной форме рациональной бюрократии. Последняя, по Веберу, не предполагала концентрации в руках исполнительных структур политической власти, которая дает возможность выходить бюрократии за свои инструментальные рамки, обозначенные формальными процедурами, инструкциями и положениями, регулирующими режим работы чиновников, однако следует отметить, что, создавая свой вариант идеальной бюрократии, Вебер отмечал неизбежность наличия у чиновничества неких особых интересов.

Концепция бюрократии Вебера совпадает и с положениями Токвиля и Милля в оценке роли и места бюрократии в политической системе (противопоставление бюрократической системы управления и представительной власти). Однако Вебер не отдавал предпочтения ни первой ни второй (за исключением необходимости в определенных условиях харизматического господства).

Вебер проводил различие между «чиновниками» и «политиками». Для него эти институты власти являлись нетождественными институтами в политической системе современного ему общества. «Подлинной профессией настоящего чиновника… не должна быть политика. Он должен управлять, прежде всего беспристрастно, ― данное требование применимо даже к так называемым “политическим” управленческим чиновникам. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик, ― как вождь, так и его свита, ― бороться».[21]21
  Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 666; Плехова О. А. Типология бюрократии в трудах М. Вебера // Экономические и гуманитарные исследования регионов. 2012. № 2. С. 79–84.


[Закрыть]

Если одной из главных проблем работ Вебера является превосходство бюрократии как инструмента для осуществления сложных управленческих работ, то в политических статьях Вебер обращается к рассмотрению обозначившейся тенденции превращения бюрократии в независимую политическую силу, отличающуюся своими собственными интересами и способную влиять на цели и культуру общества. Таким образом, управление и политика, по Веберу, являются взаимодополняющими элементами «демократической» политической системы.

Теория бюрократии Вебера не отрицает полностью и концепции элит Моски и Парето.

Вебер, как и Моска, исходит из положительного отношения к бюрократической централизации капиталистического общества, но в отличие от последнего противопоставляет политическую элиту и бюрократическое управление. Вебер вместе с Парето не рассматривают элиту и бюрократическую кристализацию в качестве тождественных институтов. Вебер вместе с этим находит не только различие между названными образованиями, но и их взаимодополняемость.

Разночтения в трактовках веберовской концепции бюрократии проистекают из двух основных факторов.

Во-первых, веберовское исследование административного сектора не исчерпывается идеально-типической моделью. «Идеальный тип рациональной бюрократии представляет собой лишь один из элементов более общей концепции бюрократии, содержащейся в работах Вебера. Для адекватного понимания этой концепции необходимо обратиться также к понятию патримониализма…»

Во-вторых, «не менее важным дополнением идеально-типической модели служит веборовский анализ государственной бюрократии в статьях, посвященных политическому положению в России и Германии начала ХХ века. С точки зрения Вебера, реальное управление современным государством не могло быть выделено из идеально-типической модели. Вместо этого необходимо было прилагать идеальные типы к реальным социальным явлениям. Основным примером такого их применения и служат политические статьи Вебера».[22]22
  Масловский М. В. Теория бюрократии Макса Вебера и современная политическая социология. С. 37.


[Закрыть]

Основные положения политических статей Вебера были рассмотрены английским социологом Д. Битэмом. Он выделяет три различных аспекта веберовской теории бюрократии.

Первый аспект этой проблемы лежал в плоскости идеально-рациональной модели бюрократии. Бюрократия определялась лишь как техническое средство и ничто иное. Выступая же в качестве орудия управления, инструмента политики бюрократия превосходит традиционные формы государственного управления.

Второй аспект веберовской теории определялся тем, что бюрократии была присуща тенденция ― выходить за пределы своей инструментальной функции и становиться особой силой в обществе, которая была бы способна оказывать влияние на цели и характер данного общества. Бюрократия представляла собой особую, обладающую властью группу внутри государства и отдельный статусный слой в обществе в целом. Таким образом, как подчеркивает Битэм, в политической сфере Вебер выделял как эмпирическое явление ― способность бюрократии стать самостоятельной силой. Но эта черта бюрократии расценивалась Вебером как отклонение, так как предполагала узурпацию чиновниками функции постановки целей, которая принадлежала политическим лидерам.

Третий аспект веберовской теории бюрократии включал концепцию, в рамках которой бюрократия отражала классовую структуру общества. Она не воплощала в себе универсальную и бесстрастную позицию. В жизни бюрократия не была способной освободиться от позиции тех социальных классов, из которых она рекрутировалась и с которыми была связанна.[23]23
  См.: Beetham D. Max Weber and the theory of modern politics. Cambridge, 1985. P. 63–81; Масловский М. В. Теория бюрократии Макса Вебера и современная политическая социология. С. 37–40.


[Закрыть]

Рациональная бюрократия рассматривается Вебером в процессе анализа легального господства. Оно обладает определенными характеристиками, которые можно систематизировать следующим образом:

• Разделение труда, обусловленное усложнением общества и государства. Разделение труда как форма служебной специализации способствует повышению квалификации чиновников как непосредственно, так и опосредованно, через возможность найма служащих на основе их профессиональных качеств.

• Публичный офис (канцелярия или бюро), то есть наличие документов, регламентирующих условия деятельности всех составляющих властные структуры. Деятельность служебного персонала должна соответствовать формально установленным общим для всех законам, правилам и процедурам. Последние, с одной стороны, накладываются на конкретные ситуации и тем самым обеспечивают единообразие деятельности административных структур, с другой ― координирует взаимоотношения различных их видов, обеспечивают непрерывность бюрократической деятельности независимо от изменений в штатной системе, поддерживая этим стабильность в организации.

• Штатные служащие, занимающие свою должность в соответствии с их профессионализмом. Управление ― не сословная или иная привилегия, а профессия, которая позволяет служащим находится на материальном содержании у государства.

• Безличные правила и процедуры, регулирующие режим работы чиновников и организаций. Отношения между должностными лицами, чиновниками и клиентами должны осуществляться на системе правил, разрабатываемых преимущественно «внешними силами», то есть политиками. Безличность и беспристрастность, соответственно, обеспечивают рациональность суждений служащих при исполнении ими своих должностных обязанностей независимо от личных соображений, чувств и настроений.

• Наем и продвижение по службе обеспечивается зависимостью от профессиональных заслуг. Наем и продвижение чиновников по иерархической лестнице должно базироваться на служебных качествах индивидов, а не политических, семейных или иных связях, что предполагает специальную подготовку и проверку сотрудников аппарата управления и одновременно создает определенную его однородность.

• Назначение должностных лиц, а не выборы обеспечивают зависимость чиновника от закона и вышестоящего начальника, а не от соответствующих групп, их избирающих. Однако эти положения должны сочетаться с тем, что вступление в должность предполагает длительный срок ее исполнения, что обеспечивается защитой работника аппарата управления от произвольного его увольнения.[24]24
  См.: Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen: Mohr, 1976. S. 126–130; Бабич Н. С. Методологическое значение «идеального типа» бюрократии // Вопросы гуманитарных наук. 2007. № 6 (33). С. 300–303.


[Закрыть]

Или несколько по-иному ― она основывается на следующих принципах:

а) существование определенных служб, компетенций фиксируется законами и правилами;

б) защита служащих в выполнении их функций;

в) иерархическая организация бюрократической структуры основана на базе твердо установленных принципов должностной субординации. Обычно в такой структуре соблюдается единоначалие, а не коллегиальное руководство, и налицо тенденция к максимальной централизации власти;

г) подбор кадров производится на конкурсной основе ― экзамена или диплома, что требует от кандидатов наличия соответствующего образования;

д) регулярная оплата труда служащего в виде фиксированной заработной платы и выплаты пенсии при уходе с государственной службы; размеры оплат устанавливаются в соответствии со штатным расписанием, учитывающим внутреннюю административную иерархию и уровень ответственности служащего;

е) право контроля со стороны администрации за работой подчиненных (путем создания контрольно-дисциплинарной комиссии);

ж) возможность продвижения по службе на основе оценки по объективным критериям, а «не по усмотрению администрации»; полное отделение выполняемой функции от личности служащего, так как никакой служащий не может быть собственником своего поста или средств управления.[25]25
  Воротников А. А. Бюрократия и государство: история взаимоотношений. С. 107.


[Закрыть]

Следует отметить, что и концепция Вебера, как и все схематизирующие общественную жизнь теории, в некоторых отношениях является упрощенной. Реальная жизнь значительно сложнее теоретических конструкций. Поэтому современные исследователи, занимающиеся анализом систем управления, обращают внимание на множество условий, которые могут приводить к неопределенности и неэффективности административного сектора. Обществоведам, имеющим в своем распоряжении, в отличие от занимавшегося построением теоретических схем Вебера, результаты практической деятельности различных административных систем в ХХ ― начале ХХI в., намного легче выделить такие условия. Так, например, П. Блау, опираясь на «дисфункциональный» подход Р. Мертона к вопросу бюрократии, получивший развитие в работах Ф. Селзника и А. Гоулднера, подчеркивает, что веберовский анализ сконцентрирован на формально создаваемых аспектах бюрократий и игнорирует неформальные отношения и несанкционированные шаблоны поведения. Возникновение этих шаблонов неизбежно в рамках формальных организаций, поскольку наличие неформальных структур жизненно необходимо для функционирования любой организационной системы.

Само по себе то, что веберовская теория, как любое теоретическое построение, схематична, усугубляется при интерпретациях, как правило, выборочных положений этой теории. Поэтому при обращении к толкованиям концепции бюрократии Вебера необходимо учитывать замечания ряда зарубежных и российских ученых, в частности С. Клегга, М. Масловского или Р. Шпаковой, критически относящихся к американской социологии 40–50-х годов, по причине делаемых ею весьма приблизительных интерпретаций концепции бюрократии Вебера. «В анализе организаций, ― считал Клегг, ― внимание к трудам Вебера в целом было избирательным. Его масштабным теоретическим построениям давалась в теории организации значительно более узкая интерпретация».[26]26
  Clegg S. Max Weber and contemporary sosiology of organization // Organizing modernity: New Weberian perspectives on work, organization and society. London, 1994. P. 50.


[Закрыть] Подобное более узкое, выборочное толкование веберовских положений о бюрократии, и, соответственно, такое же упрощенное объяснение при приложении так понятых веберовских положений к российской действительности можно пронаблюдать и в современных отечественных работах, несмотря на то что большинство российских ученых высоко оценивают веберовскую модель бюрократии.

Оригинален, хотя и несколько противоречив, веберовский анализ проблемы соотношения права, легитимности государственной власти и демократии. Жизнедеятельность общества, с точки зрения Вебера, обеспечивается рациональной системой права, основанной на законе, признанием власти, конституционным правопорядком и развитым гражданским строем. Однако Вебер вынужден признать, что наличие всех этих составляющих не исключает возможности возникновения в обществе столкновений, борьбы, конфликтов между статусными группами и классами, политическими лидерами и отдельными властными структурами, потому что невозможно установить обязательные правовые пределы в политической конкуренции.

Несмотря на высокую оценку роли «рациональной бюрократии», Вебер признает, что административная часть, аппарат власти не способен обеспечивать поступательное развитие государственных институтов и осуществлять действительно политические (представительные) функции. И это определяет то, что подготовка, подбор, принципы деятельности политических лидеров должны быть отличными от соответствующих качеств функционеров (чиновников). Именно в связи с проблемой политического лидерства Вебером рассматриваются особенности демократических политических систем.

К демократии, традиционно понимаемой как «воля народа», Вебер относился с подозрением, считая, что реализация власти большинства приведет к ущемлению личных свобод, а это является искажением основных идеалов демократии. Истинная демократия, определяемая Вебером как «подлинная воля народа», может быть осуществлена в двух формах: в виде «демократии без вождя» или «плебисцитарной демократии вождя».[27]27
  Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 688.


[Закрыть]

Личные свободы ― основополагающий признак демократического устройства можно защитить и осуществить, как считает Вебер, при помощи «демократии без вождя», то есть на основе конституции и парламентаризма, системы рационального представительства, механизма коллегиальности и разделения властей. «Демократия без вождя» ― не буквальная власть народа (массы, по представлению Вебера, одного из интерпретаторов теории элит, отчуждены от власти), а форма борьбы за власть автономных групп политиков, профессионально представляющих народ.

Иная сущность у харизматической, или «плебисцитарной вождистской демократии». Вебер противопоставляет легитимность власти, основанной на харизматическом господстве, легитимности как традиционной, так и легальной форм правления. Основная цель такой демократии ― подчинить административную машину и заставить ее работать на основе диктата воли харизматического лидера, закрепленного парламентским решением. Политический лидер, вождь, имеет возможность произвольно изменять, упорядочивать и конституировать право, опираясь на свое политическое видение проблем общественной жизни, потому что его власть легитимна. Причем эта власть основана на добровольном согласии ей подчиняться, и обеспечивается она прежде всего верой в харизму (особую гениальность и одаренность) вождя.

Внутренняя противоречивость теоретических веберовских концепций либеральной демократии была подтверждена и неоднозначной практикой развития демократических политических систем в ХХ ― начале XXI века. Поэтому его анализ актуален и сегодня, позволяя проецировать его выводы на современную политическую жизнь. Эти выводы могут быть представлены следующими положениями:

• Парламент и парламентская система далеко не всегда надежная защита от диктатуры. Общество и представительные органы нередко становятся жертвами диктаторов и при парламентской форме правления. В свою очередь, представительные органы также не гарантируют осуществления «воли народа», так как они могут «представлять» свои узко групповые политические интересы. В переходные, сложные и трудные времена сочетание комплекса негативов ― нетерпение масс, неспособность парламента и грехи политических лидеров ― могут смести ростки «либеральной» формы демократии и права. Российская действительность на протяжении почти всего ХХ века является печальным подтверждением этого, не исключая и политические реалии 90-х годов российской истории.

• Право и легитимность есть необходимые элементы социальной жизни, обеспечивающие стабильность в обществе. Но они не всегда находятся в состоянии единства и гармонии, так как могут иметь различные источники и проявляться в разных сущностных характеристиках. Особенностью права является высокая степень произвольности от власти, поэтому с точки зрения масс оно имеет как бы «внешнюю» природу. Легитимность же соединяет в себе и требование масс и оценку ими власти, добровольное согласие ей подчиняться и доверие к возможным действиям властей и т. д. Легитимность в разные эпохи выступала и сегодня выступает в неодинаковых вариациях ― религиозной, харизматической и т. д. Легитимность и право могут находиться в многообразных отношениях и связях ― от легитимности самого права до непримиримого конфликта между ними. Общая же тенденция проявляется в том, что легитимность нередко становится сильнее закона. Особенно такое положение характерно для кризисных ситуаций и переходных периодов эволюции любого общества.[28]28
  См.: Шпакова Р. П. Легитимность и демократия (уроки Вебера) // Полис. 1994. № 2. С. 169–172.


[Закрыть]

В заключение следует отметить, что, несмотря на противоречивость своих концепций, а, может быть, благодаря этой противоречивости, отвечающей реалиям политической жизни, сделанные Вебером прогнозы относительно политической жизни разных стран сбылись. В частности, он достаточно точно охарактеризовал возможные последствия первой русской революции, обратив внимание на то, что революция и последующие реформы приведут к всеобщей бюрократизации, а не к решению вопросов социальной справедливости по-социалистически.[29]29
  См.: Кустарев А. Начало русской революции: версия Макса Вебера. С. 119–130.


[Закрыть]

В современной политической социологии (как было замечено) проблемы административных отношений исследуются в рамках различных теоретических направлений ― социологии политики, социологии права, социологии управления, социологии организаций, теорий государственного управления и местного самоуправления.

В рамках теорий самоуправления решается как главный один вопрос ― характер взаимоотношения субъектов местного самоуправления с государственными институтами, и прежде всего бюрократией. Однако поиски путей эффективности местного самоуправления неизбежно заставляют ставить проблему его управления, поэтому наряду с анализом особенностей взаимоотношений с государственной бюрократией в теориях местного самоуправления решается вопрос и о функционировании собственных аппаратов управления.

В непосредственном смысле понятие «самоуправление» означает способность управлять собой и своими делами. В политологическом отношении самоуправление представляет собой особую форму публичной политической власти.[30]30
  См.: Игнатов В. Г., Бутов В. И. Местное самоуправление: Российская практика и зарубежный опыт. М.: Март, 2005.


[Закрыть] В истории зарубежной социально-политической мысли можно выделить четыре основные концепции местного самоуправления: общественного выбора, дуалистическую, социальных отношений и локалистскую.[31]31
  См.: Грибанова Г. А. Основные концепции местного самоуправления // Местное самоуправление: проблемы и перспективы. СПб., 1997. С. 54–69; Шрейдер В. Ф. Местное самоуправление как институт социальной политики. М.: Независимый институт гражданского общества, 2005. С. 25–36.


[Закрыть]

Все эти концепции, оформившиеся в течение второй половины XIX и первой половины XX века, концентрируются, в сущности, на одной проблеме ― характере взаимоотношений местного самоуправления с государственной властью. Они стремятся в большей или меньшей степени обосновать идею необходимости автономии местного самоуправления, которая, однако, невозможна в силу пограничной природы местного самоуправления, связанного и зависимого от центра, определяемой последним социально-экономической политикой. Концепции местного самоуправления отражают внутреннее противоречие, заложенное в природе местного самоуправления, а именно: оно стремится к автономии, но само по себе стремление определять местную политику неизбежно приводит его к необходимости установления определенных отношений с центром, которые, как правило, оказываются для местных властей отношениями, хотя и относительного, но подчинения.[32]32
  См.: Saunders P. Social Class and Stratification. London, 1990. P. 29; Bealey F. Demokcracy in the Comtemporary State. Oxsford, 1988. P. 45; Mill J. S. On Liberty. Baltimore, 1974; The Role of Constitution in a Changing Society. Oslo, 1991. P. 45; Basu R. Public administration: Consepts and Theores. New Dehli, 1986. P. 48–49; Локк Дж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Сочинения: в 3 т. Т. 1–2. М.: Мысль, 1985; Фадеев В. И. Муниципальное право России. М.: Мир юриста, 1994. С. 18.


[Закрыть]

Направление, представители которого исследуют бюрократию в понятиях теории классов, выдвигают также несколько концепций, которые соприкасаются как с марксистским объяснением этого института, так и макиавеллевской традицией (Парето, Моска, Михельс). Эти теории используется для характеристики различных политических режимов ― традиционных и современных, но в основном ― обществ по советскому образцу.

Анархист Бакунин использует понятие «новый привилегированный класс», критикуя марксистскую теорию будущего общества. Л. Троцкий вводит термин «паразитическая бюрократия» для характеристики особенностей становления сталинского режима ― «диктатуры над пролетариатом». Дж. Бернхем выделяет «новый мененджериальный слой» для всех индустриальных стран, например, СССР, Германии и США. М. Джилас и М. Восленский определяют правящий слой обществ советского типа через категории «новый класс» и «номенклатура». Несмотря на разнообразие используемой терминологии, подход, согласно которому в бюрократии видят «новый класс», весьма перспективен как отправная позиция для исследования феномена бюрократии в виде слоя или класса.

Однако следует отметить, что по отношению к «классовым» обществам он незначительно применим, что дает основания исследователям бюрократии в различных обществах делать, например, такие афористические заявления, как «бюрократия не есть класс, класс не есть бюрократия»[33]33
  См.: Чешков М. Концепция бюрократии: необходимость пересмотра // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 2. С. 73.


[Закрыть], принадлежащее левому французскому социологу Н. Пуланзасу. Вроде бы с противоположной отправной позиции рассматривается эта проблема либеральным американским политологом Д. П. Ледонном, который, ссылаясь на Р. Дарендорфа, считает, что правящий класс может сокращаться до бесклассовой модели, в рамках которой классу принадлежат функции правящей группы.[34]34
  См.: Ледонн Дж. П. Правящий класс России: характерная модель // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3. С. 175.


[Закрыть] Но и им подчеркивается, что сущность бюрократии определяется исключительно инструментальными функциями, исполнение которых оказывается доминирующим над классовыми интересами и нейтрализующим их.

Наиболее разработанный вариант исследования правящих слоев в обществах советского типа представлен М. Джиласом в его теории «нового класса». Согласно Джиласу, социалистические революции привели к становлению особого класса ― политбюрократии. Основы этого класса он обнаруживает в слое профессиональных прежних революционеров и наростов бюрократии. Правящий класс, обеспечив монополию на всю политическую власть и подчинив общество средствами насилия, распоряжается всей коллективной собственностью в социалистических странах. Особенность политической бюрократии состоит в том, что ее власть и привилегии возникают не из факта обладания собственностью на средства производства, а напротив, монопольная власть становится способом утверждения монополии на коллективную собственность.

Вместе с тем Джилас указывает на различия между административным аппаратом, который осуществляет необходимые управленческие функции в любом обществе, и политической бюрократией, которая обладает реальной властью. Но сам Джилас признает, что провести границу между названными носителями властных отношений очень сложно.

Большинство концепций «нового класса» создавалось в рамках неомарксистской методологии. Они привлекают обращением к важным социологическим проблемам, однако объективное исследование проблем правящего класса в обществах советского типа неизбежно ведет к ревизии незыблемых и для неомарксистов положений марксистской теории. Так, класс в этих концепциях ― скорее форма для обозначения социальных групп, обладающих всеми позиционными чертами властвующей элиты в духе Моски, нежели класс в марксистской теории. В качестве основных классообразующих признаков выделяются власть, статус и вид деятельности.

Рассматривая концепции бюрократии как «нового класса», необходимо отметить особую модель «классовой» или «бесклассовой» теории, которую предложил российский исследователь А. И. Фурсов, анализируя природу обществ советского типа («реального социализма», «коммунизма»). Фурсов исходит из того, что картина обществ советского типа, в которых политика господствует над экономикой и вообще над всем, а социальные отношения определяет идеологизированная бюрократия, олицетворяющая всемогущество государства, не соответствует действительности, поскольку при коммунизме нет ни политики, ни бюрократии, ни государства в строгом (то есть научно-понятийном) смысле этих слов.

Согласно Фурсову, политика есть частичный (или частный) регулятор общественных отношений, в отличие, например, от отношений господства ― подчинения, имеющих тотальный, синтетический характер. Политическая государственная власть является властью дифференцированной, специализированной и частной. Коммунизм же есть полное и всестороннее отрицание капитализма, его институтов, форм организации власти и собственности. Он отрицает законы капитализма, включая дифференциацию общества на экономику, культуру, политику, а последняя подразделяется на государство и гражданское общество. Поэтому власть в обществе советского типа утрачивает свой политический характер. Она превращается во всеохватывающую, неспециализированную, недифференцированную способность, стирающую границы между всеми сферами жизни общества и всеми частными типами власти. Эта власть трансформирует тем самым их и себя в такое явление, как общественно-однородная (социально-гомогенная) власть. По мнению Фурсова, «социалистические» страны нельзя характеризовать как бюрократические, ибо бюрократ является субъектом такой политико-административной власти, которая отделена от других сфер и форм власти.