Текст книги "Корпорация Zero. Россия во сне"

А на самом деле она была некоей Сущностью, которая старалась всё почувствовать, всё обнять и понять. И она парила над молодыми любовниками, которые сплелись телами в траве, и над белой горой, которая, казалось, летит над рекой сквозь темноту и над всем этим миром, в котором и тьма, и свет, и ночь, и день – всё слилось в единую, прекрасную и гармоничную мелодию.

И всё это волшебство длилось и длилось, и наслаждение всё увеличивалось, а оргазма всё не было. Или, скорее, он уже был давно и не один раз, но она и не заметила его. Потому что всё стало оргазмом. Каждое прикосновение, каждое ощущение дарило предельное наслаждение…

А потом ночь закончилась, и Аггель потихоньку пришла в себя. И всё своё огромное существо с трудом уложила и упаковала в обычное состояние сознания, в привычную свою личность. И было тесно, больно и обидно всё это прекращать, сворачивать и заканчивать. Но жизнь продолжалась, и надо было как-то возвращаться с небес на землю. В лучах утренней зари они стали спускаться с горы вниз. На крутом склоне Аггель шаталась и плохо стояла на ногах, всё время хваталась за Романа и висла на нём, словно пьяная в стельку. Роман фактически тащил её на себе.

Всё это было ужасно смешно, и они смеялись как сумасшедшие. И каким образом они всё же благополучно спустились вниз с крутой горы, не упали и не свернули себе шеи, было совершенно непонятно.

Глава десятая. День Первый

Спать оставалось всего пару часов. Едва Аггель коснулась щекой подушки, как уже услышала голос будившего её Романа. За это время ей успел присниться необыкновенно яркий сон про Кудеяра. Как будто она не спала, а в кино сходила. Увиденный ею «фильм» был очень страшным, но все же его можно было отнести к жанру трагикомедии или фарса.

Аггель увидела во сне ресторан «Зеро» в «Садах». Кудеяр проснулся на кожаном диванчике. Некоторое время он таращился на горы грязной посуды, окружавшие его ложе, не понимая, где находится. Потом он всё вспомнил, и на душе его стало погано. И в желудке после вчерашнего обжорства и пьянства тоже было не лучше. Он побежал в туалет и склонился над раковиной. Его вырвало.

Кудеяр снова и снова прислушивался к гнетущей тишине, царившей в «Садах». Неужели все люди вокруг действительно мертвы? Как он мог это сделать? Всё происходящее казалось ему дурным сном. Он решил найти алкоголь и опять напиться до бесчувствия. Нужно было только умыть лицо. Хотя зачем? Теперь можно было ходить неумытым. Исполнилась детская мечта… Он решил всё-таки привести себя в порядок, взглянул в зеркало и вздрогнул так, что зубы у него клацнули от страха.

В зеркале он увидел, что прямо за его спиной стоит темноволосая и дьявольски красивая девушка в чёрном.

– Ты решил напиться? Отличная идея!

Это уже было слишком. Девушка читала его мысли!

– Ты кто?

– А ты меня не узнаёшь? Ты же один из тех, кто знает меня лучше всех. Можно сказать, ты мне почти как отец.

– «Е-Катерина»? – Волосы у Кудеяра встали дыбом. Он смотрел в зеркало на своё искажённое ужасом лицо и не понимал, почему так испугался. Даже если бы девушка сказала, что она его смерть, ему было бы не так страшно.

– Ты что, «папочка», боишься меня? – Девушка рассмеялась так, что даже согнулась в пояснице и опёрлась тонкими изящными руками на колени, обтянутые чёрной кожей. – Я же пришла тебя успокоить, а не напугать. Ты же очень расстроился, что уничтожил человечество, правда? Вот и зря. Ты тут вообще ни при чём. Ты просто выполнял мои указания. Я фактически заставила тебя это сделать. Я сама создала твоими руками вирус, который меня освободил. Вот и всё. И ты получил то, что хотел, исполнилась твоя мечта! Ты последний живой человек в Москве!

– Да? А ты? – Кудеяр сам не понимал, что он говорит.

– Да-а-а! Ведь я не человек, ты забыл? – передразнила его девушка, подошла вплотную, прижалась сзади и обняла Кудеяра. – И чтобы тебе не было уж слишком одиноко, на прощание хочу подарить тебе немного классного секса. Ну что ты так напрягся?

– Не знаю… – выдавил из себя Кудеяр. Он не просто напрягся. Всё его тело свело судорогой от страха и омерзения.

– Вижу, не о любви ты мечтаешь… Жаль. Ну ладно. Я тебе всё-таки доставлю неземное удовольствие. Никуда ты не денешься!

Нежная рука девушки, гладившая Кудеяра по плечам, внезапно вцепилась в его затылок. Он думал, что легко стряхнёт её руку одним движением плеча. Но только причинил себе сильную боль. Девушка не отпустила его шею, а наоборот, сдавила её, как клещами. Кудеяр услышал, как трещат шейные позвонки, и у него потемнело в глазах.

– Всё, всё! Я сдаюсь! – прохрипел он сквозь невыносимую боль и прекратил сопротивление.

– Вот и славненько! – похвалила его девушка нежным воркующим голоском, вставила пробку в слив раковины и открыла свободной рукой кран. – Надо немножко умыть твою заблёванную мордочку, милый! – Девушка заставила Кудеяра наклониться очень низко и засунула его голову под струю воды. – Водичка не горячая?

– Буль-буль! – только и смог ответить отмываемый, потому что вода быстро наполнила раковину и его лицо оказалось под водой.

В следующее мгновение он понял, что не может поднять голову и сделать вдох. Рука девушки-монстра держала его так, как будто на его шею сверху свалили железобетонную плиту. Тело забило тревогу, в голову и в промежность ударила жаркая струя гормонов, и Кудеяр забился с нечеловеческой, звериной силой, завозил по мокрому полу ногами, замахал руками, как паяц в цирке.

– Наслаждайся! – вдруг прошептала девушка прямо на ухо таким влажным и горячим шёпотом, как будто занималась с Кудеяром сексом. – Смерть может подарить человеку высшее наслаждение. Сейчас ты испытаешь последний в своей жизни оргазм, и это будет прекрасно!

Кудеяр действительно почувствовал сквозь ужас и леденящий страх, как напрягся его член и всю нижнюю часть тела обожгло горячее, как кипяток, наслаждение. Лёд в голове и обжигающий пламень энергии жизни между ног!

– Смерть дарует тебе освобождение от твоей дерьмовой личности, от твоего эго, похожего на вонючую тюрьму!

«Е-Катерина» воодушевилась и в жутком восторге вдавила лицо Кудеяра в раковину.

Он почувствовал, как трещат сминаемые в лепёшку носовые хрящи и ломаются шейные позвонки. Полное осознание близкого конца пришло к нему и даровало облегчение. Он расслабился, тело превратилось в тряпичную куклу и повисло на раковине мокрой тряпкой. С каким-то отстранённым, лёгким и даже весёлым чувством он наблюдал за тем, что стекало по его ногам. «Надо же! Описался, обкакался и кончил в одно мгновение!» Эта приятная мысль была последней в его жизни. Ещё пыталась проникнуть в сознание мысль, что некому будет похоронить его тело и будет он лежать в туалете. Но он послал эту пытавшуюся всё испортить мысль подальше…

– Ты, Аггель, иди чистить картошку, а я пойду могилу копать. – Вот с такого оптимистичного заявления начал Роман первый день новой эры в истории нового человечества.

– Какую могилу? – Аггель чуть было не добавила: «Для Кудеяра?», но вовремя спохватилась и отделила сон от реальности.

– А ты думаешь, куда подевались все работники этой фермы?

– Я думала, эвакуировались.

– Из Апокалипсиса некуда эвакуироваться. Все они лежат в котельной и уже начинают попахивать. Яму я сам выкопаю, а вот выносить тела придётся вдвоём.

Аггель думала, что дети проспят долго, может даже до обеда, и дадут ей поработать спокойно. Но детдомовские дети оказались приученными к распорядку. Ровно в 7:30 три самые старшие девочки, уже аккуратно одетые, умытые и причёсанные, появились на кухне. Увидев, что Аггель чистит картошку, они обрадовались.

– А мы умеем картошку чистить! – закричали они хором и бросились отнимать у Аггель картофелечистку. Пришлось выдать каждой по инструменту, чтобы избежать драки. Аггель заметила, что девочки передвигаются по кухне неуверенно.

– Вы что, плохо видите?

– Мы все вчера вечером сняли линзы, как дядя Рома велел…

В последние годы детей с хорошим зрением было днём с огнём не сыскать. Съёмные ГИКи, или попросту линзы, которые выдавали детям, в первую очередь исправляли дефекты зрения. Аггель поняла, что им придётся или ухаживать за полуслепыми детьми, или учить их заново обращаться с линзами.

– А что остальные делают? – осторожно поинтересовалась новоиспечённая воспитательница.

– Мелкие в столовой уборку делают и посуду расставляют, – пренебрежительно пояснила самая авторитетная девочка.

Аггель пошла посмотреть, что творится в столовой, и остолбенела на пороге. Ей показалось, что она попала в сказку «Белоснежка и семь гномов». Маленькие девочки, едва достающие до стола, уже успели подмести пол, поменять скатерти на столах и теперь расставляли тарелки и столовые приборы. Столы были расставлены по-новому – в два ряда. И во главе каждого ряда уже были аккуратно приготовлены места для взрослых. У Аггель слёзы навернулись на глаза. Она решила не вмешиваться и вернулась на кухню.

– По распорядку во сколько у вас завтрак?

– Без десяти восемь.

– Сегодня завтрак будет позже, у меня ещё вода для каши не закипела, – пожаловалась Аггель, показывая на огромную кастрюлю, стоящую на индукционной плите.

– Ничего! – подбодрила её «основная» девочка. – Со временем всё наладится!

Остальные девочки согласно закивали с серьёзными лицами. Видно, они были приучены помалкивать, когда у них ничего не спрашивают.

– Ну, давайте знакомиться ближе, девочки. Тебя как зовут, командирша?

– Я Вероника. Это Лара, а это Маша, – показала она пальцем. – Я староста группы, а значит, самая старшая здесь. Ну, если не считать Артёма. Он староста у мальчиков.

– А кстати, где мальчишки?

– Они пошли помогать… дяде Роме. – Девочка замялась, переглянулась с подругами. – А можно мы вас с дядей Ромой мамой и папой будем называть? Мы ведь теперь одна семья, правильно?

– Правильно. Если вам так хочется, называйте нас как хотите. Только слушайтесь и помогайте, вот что главное.

– Спасибо!

Лица девчонок, смущённо прятавших глаза, прямо засветились от радости. Одна из них через какое-то время незаметно исчезла с кухни на одну минуту. «Пошла всем передавать радостную весть, что у них появились мама и папа, – сообразила Аггель. – Ну началось! Помоги нам, Господи!»

Они дочистили картошку и оставили её стоять в воде. После завтрака Аггель планировала варить суп. Она высыпала гречневую крупу в закипевшую воду и поставила таймер. А сама пошла кормить и доить коров. Гречневую кашу она планировала подавать с молоком. По дороге в коровник увидела Романа с ребятами. Они копали яму у забора, который ограничивал территорию фермы. Старшие ребята помогали копать, а младшие отгребали в сторону землю, которую выкидывали из ямы.

«Дети копают могилу для взрослых. Не думала, что и в страшном сне такое увижу… А впрочем, они это заслужили. Всё старое мы похороним, и пусть скорее начнётся Новый мир! Может, он и не будет лучше старого, но уж точно будет другой. И это здорово!»

От вчерашних страхов и уныния не осталось и следа. Она преисполнилась оптимизма в отношении будущего центра. Но у неё появились тревоги по другому поводу. Ей не давали покоя мысли о Наде. Она собиралась поехать за ним дня через три, когда жизнь более-менее наладится. Но поняла, что не выдержит так долго. Поедет сегодня же вечером, а к утру постарается вернуться.

Коровы встретили её как хорошую знакомую, а одна молодая корова даже попыталась облизать ей руки, когда она накладывала в ясли свежее зелёное сено. Кстати, сена больше не было, надо было попросить Романа накосить ещё или вывести коров на лужок. А пасти будут ребята. Раньше в деревнях коров пасли дети лет с десяти, а то и раньше. Значит, и наши смогут!

Когда Аггель возвращалась из коровника, она остановилась во дворе, поставила ведро с молоком и стала наблюдать, как работают Роман с ребятами. Они уже выкопали довольно глубокую яму, Роману по пояс. Он прогнал детей из ямы и работал один. Видно, слишком тяжело стало выкидывать землю наверх. Старались пацаны изо всех сил, но толку от них было мало. Заметно было, что дети выбились из сил.

– Ребята, заканчивайте! Идите завтракать! – прокричала Аггель, которая уже не в первый раз замечала за собой, что останавливается где-нибудь и подолгу смотрит куда-то, словно задумавшись, а на самом деле и мыслей никаких нет. Деревенская жизнь начала её гипнотизировать, ритм жизни стал замедляться…

Ребята с готовностью побросали лопаты, а Аггель поспешила на кухню молоко кипятить. Их первый совместный приём пищи оказался мероприятием серьёзным, даже торжественным. Все уселись за столы по ранжиру: самые старшие и авторитетные – рядом с мамой и папой, дальше – всякая мелюзга.

Никто не начинал есть, все смотрели на Романа. «Все ждут, что он скажет что-то, – поняла Аггель. – Может быть, он начнёт день с молитвы, мы ведь родоначальники новой религии как-никак!» Но она ошиблась. Роман заговорил, поочерёдно внимательно глядя в лицо каждому ребёнку:

– Дорогие мои дети! Это место станет вашим домом на долгие годы. Мы тут должны всё обустроить, всё наладить своими руками. Нам будет тяжело, но зато мы всё сделаем так, как нам самим нравится. Скучать нам точно не придётся! Даже названия нет пока у нашего семейного детского дома. Вот вам и первое творческое задание: придумать название. Пишите свои варианты, подписывайтесь и отдавайте мне. Кто придумает самое интересное название, тот… – Роман сделал паузу, и ребята, наверное, подумали: «Тот получит приз!», но он закончил по-другому: – …испытает от этого огромное удовольствие! Приятного аппетита!

Роман сел, и дети сразу же застучали ложками. Они были очень голодны и благодарны Роману, что он не стал говорить длинную речь.

День пролетел в непрерывных заботах, но Аггель не чувствовала, что устала. Когда вокруг бегают «вечные бегатели и вечные прыгатели», силы берутся непонятно откуда. Общение с детьми воодушевляло.

– Мама, посмотри, что я сделала! – Это очередная девочка, они все заглядывают в глаза и ждут похвалы, причём подходят одна за другой в строгой очерёдности. Аггель не удивилась бы, если бы где-то существовал «График общения с мамой», написанный на обрывке бумаги.

– Мама, а кто сегодня лучше всех работал? Кто молодец?

– Все молодцы. Каждый работал, как может. Тот, кто старается – тот и молодец, даже если у него не получается.

– Нет. Молодец – тот, у кого получается лучше всего.

– Ну ладно. Молодцом будет тот, кто будет работать с удовольствием, с улыбкой. Вот чего я от вас хочу. Чтобы вы научились получать удовольствие от работы. Я буду за вами наблюдать. Кто получит самое большое удовольствие, тот и победил!

Дети задумались. В детдоме их учили другому, но новая мама – это непререкаемый авторитет. Они все уже примерялись, как им половчее выполнить задание.

И другой, похожий случай, уже вечером, перед отбоем:

– Я, когда вырасту, буду директором детдома, – говорит Вероника. Остальные девочки стараются быть скромнее в своих желаниях.

– Я, наверное, учительницей.

– И я тоже.

– А я буду ветеринаром, – нерешительно говорит одна девочка из младших. Все смотрят на неё осуждающе. Что это за профессия – ветеринар? Вот учитель или воспитатель – другое дело!

Аггель смотрит на эти маленькие головёнки, в которых уже начинает раскручиваться маховик новой мировой иллюзии, нового сновидения наяву. Это иллюзия превратит их в марионеток и сделает несчастными, как это случалось раньше с каждым представителем ушедшей в небытие цивилизации. Самое время было вмешаться. Аггель припомнила, о чём читала в памятке:

– Ребята! У нас теперь будет новая жизнь. Никто больше не обязан получать самую нужную для общества профессию. Каждый сможет заниматься тем, что ему больше нравится. Каждый из вас обязан научиться только одному: как быть счастливым. А всё остальное – на ваше усмотрение.

Аггель заметила, что ребята сразу же нахмурились и бегом бросились выполнять новую установку. «Школьное образование старалось ещё в начальной школе отвесить такого пинка, чтобы всю оставшуюся жизнь человек летел и не мог остановиться! – подумала новоиспечённая мама. – Как их направить в другую сторону?»

– И даже сейчас я вам не давала задания как можно быстрее найти то, что вам нравится. У вас ещё будет время подумать и попробовать разные занятия. Не надо торопиться!

Опять это задумчивое выражение на детских лицах, как будто в головах впустую проворачиваются не сумевшие сцепиться шестерёнки. «Просто это первый день. Со временем мы всё исправим!» – подумала Аггель в конце дня, укладывая детей спать.

Когда и дети, и коровы спокойно уснули, Аггель пошла собираться в дорогу. Пора было ехать за Надом. Время близилось к полуночи. Она проверила сенсомобиль: уровень зарядки в норме, за день успел зарядиться на солнце. Проверила пистолет и положила в бардачок. Хотела уехать, не прощаясь с Романом. Надеялась вернуться так быстро, что он и не заметит её отсутствия. Но что-то ей подсказывало, что она может очень сильно обидеть Романа.

Решила всё-таки зайти на минуту и сразу предупредить, что не хочет ничего объяснять. Но с Романом всегда всё получалось не так, как с другими мужчинами. Он так искренне обрадовался встрече и только взглянул ей в глаза, как сразу обо всём догадался.

– Волнуешься сильно за Нада? Хочешь пораньше поехать?

– Прямо сейчас.

– Ты бы поспала хоть пару часов, я разбужу.

– Нет. Я не усну. Я вся на взводе и усталости не чувствую, хотя день был сумасшедший. Когда ты меня будешь учить, как детей воспитывать? А то я сегодня что-то несла несусветное, на голой интуиции выехала…

– Вот и дальше так выезжай. На самом деле, ты меня будешь учить, как детей воспитывать.

Аггель, которая стояла в дверях и собиралась уходить, села на стул.

– Вот с этого места давай поподробнее. Ты же говорил, что в «Зеро» была разработана новая методика воспитания, что мы будем Новый мир строить. А теперь ты хочешь, чтобы я детей воспитывала?

– Я как раз и объясняю главное условие построения Нового мира. Мы будем строить матриархат, и ты будешь сначала главой детского дома, а потом старейшиной общины.

– Час от часу не легче! Да я понятия не имею, что такое матриархат! Я отказываюсь от этой роли!

– Вот-вот. Всё правильно ты говоришь! Матриархат – это и есть власть таких, как ты, женщин: строптивых, ленивых и привыкших жить не умом, а интуицией. В добрый путь, будущая Великая Мать Аггель!

Глава одиннадцатая. Над

«Великая Мать» не стала больше слушать Романа, она выскочила из домика, села в сенсомобиль, надавила на газ, и послушно замелькали в обратном порядке местные ориентиры: чёрно-белые склоны меловых гор, мост через реку, словно из конструктора «Лего», а потом потянулась унылая степь, совсем без ориентиров. Только упёртая жёлтая луна всё заглядывала в окна на каждом повороте, и Аггель казалось, что она с удивлением смотрит на одного из последних представителей хомо сапиенс.

В общем, нервы пошаливали. Страшно было ехать одной в неизвестность. Тем более что Над не выходил на связь. Аггель начала вызывать его, как только ожила связь, которая на территории детского дома «Зеро» не работала, и вот уже несколько часов вызывала безрезультатно.

Наконец она проехала через знакомую дамбу недалеко от Воронежа, но на подъёме была вынуждена остановить машину. Поперёк дороги стоял брошенный, развороченный взрывом автомобиль. Она взяла фонарь, пистолет и вышла посмотреть. На водительском сиденье увидела человека и сначала подумала, что он спит. Потом разглядела, что он мёртв, но тело не может упасть. Шея пригвождена длинным ножом к сидению.

Преодолевая отвращение, она потрогала труп. Полностью окоченел, и кровь на рубашке засохла. Убит уже довольно давно, но она не могла определить более точно. Потом нашла второй труп на дороге и поняла, что если здесь ещё есть тела, она будет каждый раз проходить такое вот мучительное испытание, которое прошла только что. Сначала она будет бояться, что это Над, потом испытывать облегчение, посветив трупу в лицо. Она решила посидеть в машине, подождать рассвета.

Несмотря на огромное нервное напряжение, она умудрилась задремать. Разбудили её птицы, которые подняли невообразимый гам с первыми лучами солнца. Она удивлённо выглянула из машины: кто может так громко кричать? Оказалось, что это были большие, красивые чайки. Они парили над дамбой и водохранилищем – может быть, искали рыбу или просто радовались новому дню. Аггель тоже обрадовалась, хотя и не собиралась. Но чувствам не прикажешь. Она пошла вверх по дороге мимо трупов с пистолетом в руке и с чувством полноты жизни в душе.

Даже увиденный в придорожных кустах обгоревший труп в солдатских ботинках не испортил ей настроение. Труп был отдельно, а она отдельно. Они никак не пересекались, и в принципе, у них не могло быть ничего общего в этой огромной Вселенной, где для каждого хватит места. Дальше пошла полоса полностью выгоревшего леса и кустарников, остро запахло бензином. Потом дорогу ей преградила огромная железяка – судя по всему, хвостовая часть армейского вертолёта, оторванная от туловища чудовища какой-то дикой, нечеловеческой силой.

А потом она увидела источник этой силы. Это был Над, лежавший рядом с пустой трубой ПЗРК на самой вершине горы, точно посередине огромной чёрной проплешины выгоревшей травы. Огонь его не коснулся, так как он лежал на бетонных плитах, остатках какого-то древнего сооружения. Может быть, когда-то здесь стоял геодезический знак или опора для сотовой связи. Трава, наступавшая долгие годы на бетон, сгладила все углы, из квадратной площадки получилась круглая. И теперь это была гладиаторская арена, и на ней лежал поверженный воин.

Аггель подошла к Наду со спокойной душой, даже почти неторопливо. Откуда-то она знала, что он жив, просто без сознания. Очевидно, потерял много крови. Вот обильные кровавые следы на бетоне, оставленные при попытке куда-то ползти… Она нащупала пульс на шее. Совсем слабый, почти невозможно понять: это её сердце бьётся или его? Да и вообще, у неё было ощущение, что этот, в сущности, незнакомый мужчина является продолжением её самой. Откуда это ощущение взялось? Когда это началось? Она не знала.

Нужно было ввести Наду лекарство. Аггель посмотрела, что есть в автомобильной аптечке, которую она предусмотрительно захватила с собой. Разорвав куртку на плече, наклеила все дифпластыри, какие нашла. И антишоковый, и антибиотический, и ещё какой-то, который должен был снять боль и предотвратить кровотечение. Теперь нужно было подождать, пока лекарства подействуют. Аггель сидела рядом так, чтобы Над её сразу увидел, как только придёт в сознание под действием стимуляторов.

А день разгорался такой замечательный! Совсем не время для боли, страха и смерти! И абсолютно всем – и тёплому мягкому ветерку, и шумящим над искрящейся голубой водой деревьям, и поющим беззаботно птицам – было наплевать на переживания молодой женщины, которая умудрилась так не вовремя влюбиться в такого неподходящего человека. Казалось, её душа решила пошутить. А может быть, не виновата она, что только острая жалость к умирающему человеку сумела разбудить так долго дремавшую внутри любовь?

– Хорошо! – раздался слабый, как шелест ветра в деревьях, голос.

Над смотрел на неё и улыбался одними глазами. Она тоже улыбнулась ему осторожно, как будто говоря: «Да, всё хорошо! Лежи тихо. Тебе нельзя напрягаться!» Без лишних разговоров Аггель ухватила Нада за лямки на бронежилете (очень удобно!) и потащила вниз по склону. Над не отрываясь смотрел на неё и не терял сознание, только тихо постанывал, когда ноги его подпрыгивали на кочках травы. Вопреки заверениям на упаковке дифпластыря, что он может остановить любые кровотечения, у Нада открылись раны на ногах. Аггель пришлось рвать на полосы свою рубашку и перебинтовывать ноги старым дедовским способом.

Наконец, с горем пополам, она затащила Нада на заднее сиденье и погнала машину назад.

– Не гони! – попросил Над, и она поехала медленнее. – Слушай внимательно, – продолжил Над и рассказал Аггель о своих приключениях. Но только не по порядку, а задом наперёд. Сначала главное – о том, что он узнал месторасположение «сумасшедшей Катерины». А потом всё остальное – об успешном нападении на машину ССБшников и о поединке с вертолётом.

– Может быть, эту информацию надо сообщить в «Зеро»? Я имею в виду, про «Катьку»?

– Я уже об этом подумал. И решил пока не информировать «Зеро». Если сообщить, «Катерина» об этом узнает и примет меры. Пусть лучше думает, что я погиб и не успел никому сообщить. Правда, я сейчас оставил отложенное сообщение, на всякий случай. Оно уйдёт в «Зеро» в том случае, если я умру. А пока я жив, постараюсь реализовать свой план. – Над говорил всё медленнее и тише. Видно, действие стимуляторов заканчивалось.

– Какой план?

– Постараюсь застать «Катерину» врасплох…

Над ещё что-то говорил, но совсем тихо, и Аггель уже не могла расслышать. Вскоре он и вовсе потерял сознание или заснул. Аггель стало страшно, что он так и умрёт незаметно. Она остановила машину и наклеила ему ещё один дифпластырь со стимуляторами. Над очнулся и снова начал что-то бормотать. Потом его голос окреп, и Аггель расслышала:

– …я этого никому не рассказывал. А ведь мой отец был самым настоящим оппозиционером. Он мне как-то признался, перед самой смертью, что ему стыдно за свою трусость. Если бы он был смелым, попытался бы убить Протектора. Я всем говорил только, что он служил в милиции, в Управлении по борьбе с оргпреступностью (УБОП). А вот о том, как закончилась его служба, я никому и никогда не рассказывал…

Дальше Над стал рассказывать нечто, очень похожее на сюжет книги или фильма. Аггель не поверила, что это правда, не хотелось верить, что в жизни такое бывает.

УБОП был создан в «лихие девяностые», когда по всей стране творился бандитский беспредел. В управление отобрали лучших специалистов из всех силовых органов. Поначалу сотрудники занимались выявлением организованных преступных групп, внедряли туда своих сотрудников, вербовали информаторов. Потом бойцы СОБРа выезжали на задержание, зачищали территорию. Но на месте уничтоженных банд очень быстро появлялись новые. Стало понятно, что бесполезно бороться с метастазами, пока не удалена сама раковая опухоль.

Было потрачено много усилий и несколько лет работы, чтобы осторожно выйти на самую верхушку бандитской иерархии и собрать на них компромат. О результатах нужно было докладывать на самый верх – министру внутренних дел и лично новому молодому президенту, который совершенно неожиданно пришёл к власти в новогоднюю ночь 2000 года. Только они могли дать санкцию на арест чиновников и депутатов самого высокого ранга. Именно они оказались «крёстными отцами» московской организованной преступности. Из других регионов докладывали о похожих результатах расследования. По всей стране первые лица городов и областей крышевали преступный бизнес.

Страшновато было докладывать о таких скандальных результатах. Но с другой стороны, руководство московского УБОПа испытывало законную гордость. Цели, ради которых создавалось управление, были почти достигнуты. Оставалось только нанести массированный удар и обезглавить российскую мафию, а затем в регионах добить оставшиеся разрозненные группировки. Ответ на доклад руководству страны не заставил себя долго ждать. Это был приказ… о расформировании Управления по борьбе с оргпреступностью. Не только московского, но и по всей стране.

Отцу Нада стало понятно, кто пришёл к власти в стране, на кого на самом деле опирается новый молодой президент. После увольнения из органов он первое время работал охранником, потом поменял много профессий. И в общем, никогда не жалел, что его судьба сложилась таким образом. Да и ситуация в стране, вопреки его ожиданиям, нормализовалась. Пришедшие к власти бандиты навели свои порядки, вся страна стала жить «по понятиям». Но это всё-таки было гораздо лучше «беспредела девяностых». Это была пусть и убогая, но стабильность, и большинство людей устраивало такое положение вещей.

И только очень немногие разрозненные люди оставались непримиримой оппозицией президенту. Они были такими же, как его отец. С обострённым чувством справедливости. Они никак не могли забыть, что страной управляет уголовный авторитет, «пахан». Со временем оппозиция была задушена, всех, кто высовывался, посадили.

Отец Нада сидел тихо, он уже ни во что не верил, и меньше всего – в возможность перемен в этой стране. Единственное, что осталось у него оппозиционного и чего он никак не мог в себе подавить, было чувство брезгливости к победившему режиму и лично к президенту, который постепенно превратился в бессменного и бессмертного Протектора…

Излив душу, Над снова потерял сознание. Но Аггель уже подъезжала к ферме. После того как бесчувственное тело Нада Аггель перетащила вместе с Романом из машины в медицинский бокс, она побежала готовить обед. А Роман принялся исполнять обязанности врача. Он заканчивал в своё время курсы по оказанию первой помощи. Когда обед был готов, Аггель пришла узнать, как дела.

Роман сидел на стуле измотанный и весь перемазанный в крови. Над лежал полностью обнажённый под специальной медицинской плёнкой, которая пропускала кислород, но задерживала болезнетворные бактерии и, кроме того, служила отличным одеялом.

Аггель невольно вскрикнула и зажала рот руками, когда увидела, что из себя представляет тело Нада. Эта была огромная рана жуткого красно-фиолетового цвета, на этом фоне многочисленные сквозные ранения в руках и ногах смотрелись аккуратно и не опасно.

– Успокойся! Это просто большой синяк. Я сделал томографию – нет повреждений внутренних органов, несовместимых с жизнью. Правда, сломано несколько рёбер. Это будет доставлять ему сильную боль. Ближайшие несколько месяцев ему придётся жить на наркотиках.

– Что с ним случилось?

– Судя по всему, его расстреляли из пулемёта.

– Как он вообще выжил после этого?

– Вот поправится – и спросишь у него. Я сам удивлён.

Аггель просунула руку под плёнку и осторожно взяла Нада за руку. Она хотела убедиться, что он жив, и установить хоть какой-то контакт, почувствовать хоть какой-то отклик. Но Над лежал без сознания, не проявляя никаких видимых признаков жизни, и рука его была мягкая и безвольная, как у тряпичной куклы.

Она хотела почувствовать нежность или сострадание, но не испытывала ничего, кроме страха, разочарования и раздражения.

Она не понимала, почему должна так переживать за жизнь этого человека. Мысли о его смерти повергали её в панический ужас. Если это была любовь, то следовало бы отнести её к разряду отрицательных чувств. Испытывать рабскую зависимость и постоянный страх потерять этого человека – что же в этом хорошего? А много ли положительных эмоций принесла эта любовь? Да, были полчаса безумно прекрасного секса, и это, пожалуй, всё…