Текст книги "Шахматный клуб"

эпизод 21-й

Не успел я озаботиться поисками пропавшей фигуры, как к нам буквально вбежал Валериан Брониславович, тяжело дыша и повторяя на ходу:

– Простите, извините ради бога, – он подскочил к столу и поставил на нужное поле белую ладью, – потом повернулся к Тамаре Трофимовне и виновато пояснил: – Возраст, знаете ли, хотя вам молодым это не понять.

Последнее замечание заставило смолчать желавшую съязвить домоправительницу. Руководитель шахматной секции раскланялся и уже спокойно покинул помещение.

Обладательница карих глаз снисходительно наблюдала за этим, всем своим видом показывая, что в их клубе такое недоразумение не могло бы произойти. Но поставленная на своё место ладья прямо возле ноготочка, которым она секундой назад постукивала, красноречивее слов говорило: если и случаются в нашем клубе проблемы, то устраняются они немедленно.

– Е2, Е4, – гостья уверенно передвинула королевскую пешку.

ТТ, убедившись, что контакт между кураторами установлен, попрощавшись, ушла.

– C7, C6, – озвучил я свой ход.

– Молодой человек склонен к осторожности и обдуманным поступкам, но в тоже время предпочитает играть по своим правилам, если выбирает защиту Каро-Канн, – прокомментировала соперница и, протянув руку, представилась: – Карина.

– Лаврентий, – сообщил я, нежно и с удовольствием пожимая протянутую руку.

– Тогда, Лаврентий, сразу предлагаю ничью, – и, увидев мое удивление, добавила: – Соглашайтесь, у вас нет шансов в противостоянии со мной. Абсолютно нет.

Потом мы сидели в ближайшем кафе и обсуждали технические детали предстоящего матча. Я даже не заметил, как согласился на все предлагаемые Кариной условия проведения соревнований, даже на те, которые были явно невыгодны нашему клубу.

Но это я осознал чуть позже, когда делился с одноклубниками результатами переговоров. А сейчас я был полностью очарован этой привлекательной особой, которая помимо эффектной внешности имела еще утонченный ум, замечательное чувство юмора и голос, которым она владела совершенно и виртуозно. Он менялся в процессе общения от чистых высоких нот до бархатного грудного звука. Пожелай она всех неженатых мужчин нашего города вывести за пределы населённого пункта, то ей никакой специальной дудочки не понадобилось бы, достаточно было просто начать говорить. Пошли бы все как миленькие, влекомые волшебным тембром.

Потом я провожал Карину до подъезда, благо дома наши стояли по соседству. По дороге она интересовалась успехами нашего клуба, и как-то само собой получалось, что из ее уст звучали вопросы, а из моих ответы о буднях клуба, о соревнованиях и достижениях. Такое внимание с ее стороны ко мне и к тому, чем я занимаюсь, заставляло вспоминать всё новые и новые факты, забавные детали. Сильно её повеселил рассказ про первенство клуба, причём рассказ про братьев Беловых она не восприняла, а вот описание других партий, особенностей игры наших лидеров её очень даже заинтересовало.

Расставались возле подъезда мы уже почти друзьями, и даже намёк на романтические отношения имел место. Но из всех достоинств новой знакомой меня очаровало её чувство меры.

Сразу вспомнилось положение из свода правил шахматного клуба: «Во всём должна быть мера. Даже чувство меры должно иметь меру». Прочитав это первый раз, я принял фразу за игру слов, но сейчас я имел возможность убедиться в корректности этого правила. Взаимодействие в течение всего вечера были выстроено таким образом, что всё было в меру. При этом Карина незаметно добивалась и от меня, чтобы я следовал этому правилу. Поэтому желание на прощание поцеловать её у меня имелось, но поцелуя не было – соблюдал приличия, но надежда на возможность такого в будущем осталась.

Думаю, что даже не стоит рассказывать о том, что следующие две ночи сон мой не был крепок. А когда удавалось забыться, яркие губы Карины оказывались так близко, что я ощущал её дыхание, но за мгновение до того, чтобы почувствовать их своими губами, я просыпался.

Уверен, что опытные шахматисты, да и необязательно шахматисты, уже догадались о результате нашего матча. Мы проиграли с треском. Только Иван Моисеевич, заменивший заболевшего участника соревнований, выиграл у своего соперника. Даже у нашего чемпиона результат оказался, мягко скажем, неважнецким. Видно было, что соперник готовился к стилю игры Вандреича, изучив его любимые дебюты.

После матча ко мне подошла Тамара Трофимовна и произнесла странную фразу, оценил которую я не сразу, а чуть позже:

– Человек, который без сердечных ран, считай, не жил.

Остальные члены команды переживали и ничего не говорили. Только Иван Моисеевич высказался, но тоже озадачил:

– Не обижайтесь на неё. Она женщина, и, чтобы её считали равной, ей нужно быть на голову выше.

Когда я попросил его объяснить, что сие означает, адвокат, положив мне руку на плечо и глядя в глаза, сказал:

– Карина очаровала вас, и вы, даже того не понимая, выложили всю необходимую ей информацию, чтобы она подобрала соответствующих соперников каждому из нашей команды, а те подготовились с учётом того, что они узнали. Про меня они ничего не ведали, потому что я не заявлялся на матч.

Осознание того, что мной, моим доверием просто воспользовались, ввергло меня в шок, в голове зашумело, как будто сильный ветер вдруг прошёлся по кронам деревьев прямо над моей головой. Сквозь этот шум я услышал снова Ивана Моисеевича:

– Не держите зла на неё, получить такой урок – это своего рода прививка, – и он пожал на прощанье руку.

В другом конце помещения я увидел, как Карина разговаривала с каким-то спортивным чиновником, должность которого я не помнил, хоть это и озвучивали перед соревнованиями. Почувствовав мой взгляд, она повернулась в мою сторону, но не смутилась, как я ожидал, а заулыбалась и помахала рукой. Я опустил глаза и сделал вид, что не заметил. Через мгновение подбежавшая ко мне девушка уже тянула меня за руку и говорила:

– Пойдём, пойдём, я тебя познакомлю. – Когда мы подошли к чиновнику, она радостно возвестила: – Познакомьтесь – это Лаврентий, мой сегодняшний оппонент, а это Семён Андреевич, председатель областной федерации.

«Пиджак» снисходительно протянул мне руку и, пожимая, вроде как утешил:

– Не расстраивайтесь, молодой человек, Карина Константиновна – монстр. Любого на своём пути раздавит.

– Ну что вы, – мягко не согласилась Карина, впрочем, было понятно, что эту оценку она воспринимала как комплимент.

– И поздравляю, – продолжил чиновник. – Теперь у вас в городской федерации председатель будет знакомый. Мы Карину Константиновну на этот пост ставим.

Когда гость отвлекся на кого-то, а я собрался ускользнуть, Карина дернула меня за рукав.

– Не хочешь за меня порадоваться? – голос был ровным и спокойным.

– Нет, – ответил я.

– Ничего, это пройдёт, – пообещала она.

Домой я шёл и вспоминал, как Тамара Трофимовна высказывала своё негативное отношение к человеку с отчеством Палыч.

«По её классификации имён Карина Константиновна должна быть просто идеалом, но мне такой идеал оказался совсем не по душе», – зло думал я. Но злости становилось всё меньше и меньше, сколько бы я ни пытался «подливать масла в огонь» своей обиды и горечи и сколько бы мне ни хотелось себя пожалеть.

эпизод 22-й

Всю недолгую дорогу до дома я обдумывал положение, в котором оказался. За это короткое время я уже несколько раз дал себе слово больше не доверять прекрасной половине человечества и столько же раз забирал это слово у себя, потому что никакие отношения, если они не основаны на этом самом доверии, в котором я пытался отказывать противоположному полу, я не мог считать нормальными. Даже не зная почему, но я твёрдо решил найти ответ на этот вопрос сию же секунду.

Вот только никаких дельных версий не возникало. Отчаявшись, я спросил себя: «Смогу ли я вернуть веру в искренние отношения и когда это произойдет?»

В этот момент увидел образ: в воздух взлетают чёрно-белым салютом шахматные фигуры и приземляются на зелёную траву газона. Что бы это могло значить, я не понял и завернул за угол дома, где буквально столкнулся с худенькой рыжеволосой девушкой. Незнакомка не смотрела перед собой, потому что на ходу пыталась закрыть шахматную доску. Я как в замедленной съёмке увидел её неудачную попытку замкнуть металлический крючок. Поскольку я шёл быстрым шагом, то избежать столкновения уже не смог. В результате девушка не удержала комплект, а мои попытки поймать падающую незакрытую шахматную доску привели только к тому, что я сильно ударил по ней снизу и взлетающая вверх шахматная доска открылась, а посыпавшиеся из неё фигуры устроили небольшой салют, заканчивая свой полёт на мокром газоне.

– Ой, – пискнула девушка и громко, заразительно рассмеялась, чем удивила меня ещё больше.

Саму доску я всё же поймал. Сунул её в руки продолжающей заливаться смехом незнакомки и начал собирать разбросанные по земле фигуры. Поднимая каждую, протирал носовым платком и складывал в открытую шахматную доску, которую девушка держала перед собой как поднос. Она все еще заливалась, поэтому я решил, что это истерика, и начал успокаивать:

– Не переживайте вы так, мы всё найдём.

– Я не переживаю, – ответила она, продолжая смеяться. – Я только что собирала рассыпанные фигуры вон там, – и она повернулась, чтобы показать место, где уже имела место аналогичная неприятность. В результате собранное мной посыпалось обратно на траву.

Это событие ещё больше её рассмешило, и она села на бордюр, отложив доску в сторону. Я всё же собрал все фигуры, тщательно протёр их, сложил и, убедившись, что комплект закрыт, протянул доску немного успокоившейся хозяйке.

Она рукой отодвинула ее и отрицательно покачала головой:

– Если вы не желаете вселенских катаклизмов, лучше не давайте мне это.

Я присел рядом в полной уверенности, что человек не в себе и как минимум психологическая помощь требуется. Девушка распознала мою тревогу и, уже перестав смеяться, попробовала объясниться.

– Мама попросила купить вот это, – она ткнула пальцем в шахматы. – Для начала я оставила дома кошелёк и мне нечем было расплатиться. Вернувшись в магазин с деньгами, я купила, но оставила это, – она опять показала пальцем, будто боялась даже произносить слово «шахматы». – А когда вернулась и забрала покупку, которая, по моему мнению, ждала меня на прилавке, оказалось, что это не моя, потому что схватила пустую доску. Благо продавец попался не такой бестолковый, как я, и догнал меня на улице, чтобы отдать все-таки мой товар с полным комплектом. Но это не всё: уже по дороге, когда я была вон там, – девушка показала на стоящую метрах в двадцати от нас скамейку, – я решила проверить, а все ли фигуры мне положили. Приоткрыла доску и вывалила все содержимое на газон. Долго собирала, обтирала, складывала и понеслась, закрывая на ходу крючочек… Дальше вы знаете.

Рассказывая, собеседница окончательно успокоилась. Я посчитал, что практически искупил свою вину и можно уже откланяться. Кстати, не исключено, что в произошедшем не было моей вины – просто день у человека не заладился. Но торопиться мне было некуда, и какую-никакую ответственность я всё же ощущал. К тому же солнце подсвечивало рыжие волосы собеседницы золотом, а голубые глаза были одного цвета с весенним небом. Картинка завораживала. Ко всему, я перестал чувствовать себя обманутым, что позволяло отвлечься от мрачных дум и поучаствовать в судьбе незнакомого человека.

– Давайте я вам помогу донести ваш «ценный багаж», – предложил я. – Вам куда?

В синих глазах мелькнула благодарность:

– Поля, – представилась она. – Это не адрес, это я.

– Лавр, – я решил поддержать ее стиль знакомства. – Это не дерево, это я.

Ожидаемо хихикнув, она назвала адрес шахматного клуба, и мне пришлось объяснить, что шла Поля в совершенно противоположную сторону, что её опять развеселило.

– Вы только не подумайте, что я дурочка, – предупредила она меня, и я сказал, что вот до этого самого момента и мысли у меня такой не было, что снова вызвало смех.

По дороге к нужному нам обоим дому я узнал много интересного про обладательницу синих глаз и золотых волос. Однако в голове крутилась мысль о том, что же значило то самое видение, возникшее после вопроса: «Смогу ли я вернуть веру в откровенные отношения и когда это может произойти?»

Если этот образ и был ответом, то тогда предстояло найти ответ на другой вопрос:

«А вернулась ли ко мне вера в то, что могут быть ничем не запятнанные отношения, где другой человек только цель, а ни в коем случае не средство?»

Поэтому я задал его себе и понял: ответа как не было, так и нет. Зато переживания по этому поводу исчезли точно.

Когда мы подошли к дому, позади нас прозвучало довольно грозное:

– Аполлинария! Сколько тебя можно ждать? – голос Тамары Трофимовны невозможно было не узнать. – Ты должна уже давно быть здесь.

Мы разом повернулись, и Поля попыталась перевести разговор:

– Мама, познакомься – это Лавр. Лавр – это не дерево, а имя.

– Мы с Лаврентием Дмитриевичем хорошо знакомы. И подумай, в какое положение ты ставишь меня, демонстрируя, что моя дочь безалаберная и недисциплинированная.

– Вы извините, – вмешался я в семейные разборки. – Но и моя вина имеется…

– Перестаньте, – перебила меня строгая домоправительница, – конечно, с вашей стороны это благородно, но Аполлинария должна была принести резервный комплект шахмат ещё до начала соревнований.

ТТ повернулась к дочери:

– Попрощаешься с Лаврентием Дмитриевичем, заходи ко мне в кабинет.

Понимая, что девушку ждёт неприятный разговор, а можно отсрочить его начало, я тут же выпалил:

– Аполлинария обещала рассказать о дебютных идеях в защите Каро-Канн.

Поля с интересом посмотрела на меня, потом на маму и в подтверждение моих слов утвердительно кивнула.

Родительница удивлённо уставилась на нас и, глубоко вздохнув, прокомментировала:

– Она вообще в шахматы не играет, – потом сделала паузу и добавила: – Хотя, может, это и необязательно.

Когда, махнув рукой, уже не такая грозная мать удалилась, дочь пробормотала:

– Спасибо, что не выдал, что я представилась тебе как Поля.

Теперь рассмеялся я, поскольку отлично знал отношение нашей общей знакомой к коротким именам. Потом мы долго сидели в пустом помещении клуба и разговаривали, как будто были знакомы сто лет. Мне были интересны её рассказы, мысли. Она с интересом слушала меня. Но самое странное, что и паузы в разговоре не создавали неловкости.

Я вдруг с некоторым трепетом вспомнил ответ бабушки на мой вопрос о том, как она выбирала мужа. Будучи красавицей, она привлекала много парней, к ней сватались со всей округи, а не только из их деревни. Вот мне и стало любопытно, как она определила, что мой дед – «тот самый». Оказывается, всё просто: она догадалась, что это её родственная душа, когда поняла, что ей с ним и молчать уютно. Так и сказала – «уютно». Что-то подобное я ощутил и сейчас. Мне было уютно даже молчать.

Когда за дверью раздались шаги, я быстро передвинул королевскую пешку белых на Е4, а чёрную – на С6. Вошедшая Тамара Трофимовна, внимательно посмотрев на доску, заметила:

– Не сильно вы продвинулись в изучении защиты Каро-Канн.

Дома я пытался спросить себя, обижаюсь ли я ещё на Карину за её коварное поведение. Вот только видел перед собой исключительно синие глаза и золотые волосы на фоне голубого неба. И уж точно ни о какой Карине думать не мог.

Конец первой книги

Книга вторая

эпизод 1-й

Старик с жестким взглядом темно-карих, почти черных, глаз стоял за стеклом и держал в руках кисть. Какое-то время он пристально смотрел перед собой, сосредотачиваясь. Потом несколькими энергичными движениями нанес неровные, даже неряшливые линии и точки, которые будто запачкали чистый доселе «холст». Еще пара всплесков – и воображению зрителя предстал изумительный букет живых цветов. Я не успел подивиться сему волшебству, как снова на девственно чистом стекле тот же художник неуловимыми глазу мазками создал еще один цветок, поправляя пальцем то, что, по его мнению, не сделала совершенным кисть. Я даже представил себе, как совсем недавно садовник срезал его рано утром, чтобы тайком от хозяев сада подарить своей жене.

Очередные взмахи явили миру сначала удивительный парк, потом мифическое животное, а следом обнаженную женщину.

Я заметил, что Поля смотрела на меня, а не на экран. Скорее всего, этот фрагмент черно-белого видео она хорошо знала, и теперь ее интересовала исключительно моя реакция.

Когда на экране художник изобразил женский силуэт, моя собеседница остановила ролик и попросила:

– Отвечай не думая, она влюблена или нет?

– Ждет любви, – выпалил я не размышляя, как и просила девушка.

– Вот, – обрадовалась Полина, едва не захлопав в ладоши. – Теперь ты понимаешь, что такое искусство?

– Теперь, – сказал я под ее пристальным взглядом, сильно растягивая слово, чтобы иметь время на обдумывание ответа, но ничего не придумал. – Нет.

Резкое «нет» после обнадеживающего «теперь» чуть не вызвало шквал женских слез.

– Ну как это нет? Ты же увидел больше, чем художник нарисовал. Значит, это произведение вызвало эмоциональный отклик в твоей душе. Это и есть искусство, – в запале убеждала меня моя подруга.

Мне нравилось, как она горячилась, поэтому решил продолжить в том же духе.

– А если я представил, что на рисунке ты – это тоже искусство? – спросил я ее, глядя в глаза.

Поле потребовалось совсем немного времени, чтобы вспомнить образ, с которым я ее ассоциировал. Она же, глубоко вздохнув, произнесла:

– Шуруй в свою федерацию, пока я не стукнула тебя чем-то твердым по голове.

– И что это за художественный стиль – бить невинного человека? – Тут я уже не удержался и рассмеялся.

– Перформанс называется, – недовольно буркнула «проводник в мир прекрасного».

Оставив Аполлинарию на скамье в сквере перед зданием, где располагалась шахматная федерация, я отправился оформлять результаты соревнований, чтобы присвоить спортивные разряды некоторым членам клуба. Пока поднимался по ступеням, подумалось про старую знакомую. Вероятная встреча с председателем федерации меня не то чтобы сильно волновала, потому что я, наконец, понял: последствия моего общения с Кариной перестали меня тревожить. Однако встречаться с ней точно не хотелось. Только вопреки планам я столкнулся с ней нос к носу в коридоре, как только вошел в помещение.

– Привет, – поздоровалась буднично девушка, теперь уже высокопоставленный спортивный функционер, и внимательно посмотрела мне в глаза.

Скорее всего, она пыталась определить степень моего негатива по отношению к ней. Не обнаружив там и доли неприязни, похоже, даже немного расстроилась. Совсем чуть-чуть. С одной стороны, отсутствие осуждения улучшало взаимодействие, а с другой стороны, стремительно зажившие душевные раны говорили о моем безразличии. Осознавать это было крайне неприятно. Если увлечение так быстро проходит, то, глядишь, в следующий раз, когда ситуация того потребует, не получится охмурить кого нужно. А вот это тревожный звоночек.

– Ну как, залечил душевные раны? – в слишком шутливой для банального любопытства манере спросила Карина.

– Абсолютно, – ответил я, чувствуя каждой клеткой своего организма, что так оно и есть, а также понимая, что такой ответ не понравится собеседнице. – Как-будто и не было ничего.

– Хорошо, – перешла на подчеркнуто деловой тон председатель федерации. – Что у вас, Лаврентий Дмитриевич?

Я заметил это «у вас», но не стал собеседнице отдавать инициативу.

– У тебя, Карина. Мы же перешли на «ты», и я не вижу поводов отменять прежние договоренности.

Карина не была в восторге от того, что я стоял на своем, но и оснований не соглашаться тоже не имелось.

– Извини, тут заморочат голову, что своего имени не вспомнишь, – отреагировала спортивная чиновница на мой выпад и закончила разговор, который совершенно точно не приносил ей удовольствия: – Оставишь документы в приемной.

Это должно было означать: «Я – птица важная, ведь у меня есть приемная, но в то же время близка к народу и могу общаться на „ты“ со старыми знакомыми».

Своим поведением Карина несознательно демонстрировала: мое безразличие задевает ее больше, чем если бы я всё еще таил на нее обиду.

На улице я подсел к Полине незаметно для нее, это давало мне возможность какое-то время наблюдать за девушкой. Она была настолько увлечена рисованием, что не замечала никого вокруг, пока мы вместе не услышали:

– Привет, Рыжая.

Перед нами неожиданно объявилась Карина.

Поля резко подняла голову, но светившее в глаза солнце не сразу позволило опознать внезапную гостью, что явно веселило подошедшую.

– Привет, Кукла, – ответила моя подруга, когда наконец поняла, кто перед ней.

На лице Карины появилась слишком говорящая гримаса, и она, с трудом сохраняя показное безразличие в голосе, поинтересовалась:

– Что делаешь?

– Да вот мы с Лавром… – начала было моя подруга, но ее перебила давняя знакомая.

– А вы, оказывается, уже с Лавром? – и Карина с долей ехидства, а вместе с ним и недовольства, посмотрела на меня, понимая причину моего к ней безразличия.

К зданию, где располагался офис федерации, подъехал большой черный автомобиль. Из него вышел водитель и крикнул:

– Карина Константиновна, я здесь.

Карина оглянулась и махнула ему рукой, мол, она видит. Потом еще раз посмотрела на меня, перевела взгляд на Полину и коротко бросила:

– Увидимся.

– Не хотелось бы, – ответила Поля, но Карина уже уходила, поэтому сделала вид, что не слышит.

Когда машина тронулась с места, я спросил:

– А почему «Кукла»?

– Это ласкательное от ку-клукс-клан, – пояснила подруга, – Карина Константиновна Климова. Мы в школе учились вместе.

– У вас прямо все красавицы учились? – попытался я сделать комплимент.

– Если ты про Куклу, то она реально красавица, – свела на нет мою попытку Полина.

– Вообще-то я тебя имел в виду, – пытался я исправить положение.

– Ты посмотри на Карину и на меня, – вполне спокойно сообщила подруга.

Она хотела еще что-то добавить, но я перебил:

– Уже посмотрел и так решил.

Полина засмеялась. Моя настойчивость ей явно пришлась по душе.

– Ты необъективен, – подвела итог пикировке подруга.

– Ты даже не представляешь насколько, – закончил я разговор, и мы отправились домой.

По дороге к шахматному клубу погода стала резко меняться. Буквально за несколько минут чистое летнее небо затянули легкие кучевые облака, которые слишком быстро превращались в тяжелые тучи – начался сильный ветер, что бывает перед грозой. Нам с Полиной было по пути: она шла к брату, который жил в нашем доме, а мне надо было зайти в клуб.

Когда мы подходили к подъезду, где находилась квартира Тамары Трофимовны, в которой сейчас жил ее сын и наш участковый Ванечка, хлынул дождь. Это низвержение потоков воды сопровождалось вспышками молний, за которыми немедленно раздавались раскаты грома. Под такой грохот мы заскочили в подъезд. Дверь медленно закрывал доводчик, отделяя нас от того светопреставления, что происходило снаружи.

Я рассматривал подругу, которая промокла насквозь, будто прямо в верхней одежде искупалась в бассейне, и понимал, что выгляжу не лучше. Полина тоже озаботилась своим внешним видом, проверяя, насколько прилично она выглядит. В этот момент послышались голоса этажом выше.

– Всё будет хорошо, мой мальчик, – без всякого сомнения, говорила наша домоправительница.

– Мама, мне страшно, – звучал в ответ голос брата моей подруги.

Мы замерли, не зная, что делать, поскольку стали невольными свидетелями разговора, не предназначенного для посторонних ушей.

– Я сделаю всё. Ты не сядешь в тюрьму, – последовало уверенное, но сказанное не без тревоги заверение ТТ.

– Мама, я не тюрьмы боюсь, – снова прозвучал мужской бас. – Я боюсь, что может оказаться, что нет справедливости. Совсем нет. Как тогда мне работать? А жить?

Я открыл дверь, чтобы незаметно для тех, кто был наверху, покинуть подъезд. Но стена дождя и раскаты грома, а самое главное, глаза моей подруги, в которых был страх, заставили отказаться от этой затеи. Но когда по лестнице застучали каблуки Тамары Трофимовны, я громко крикнул: «Быстрее забегай!» а потом с такой силой рванул дверь, что пискнул и сломался дверной доводчик. Тут же раздался громкий стук хлопнувшей двери, долженствующий обозначить момент, когда мы вошли и подтвердить, что мы не могли подслушать разговор, который нам слышать не стоило.

Тамара Трофимовна спускалась по лестнице медленно и, увидев нас, не ускорила шаг. Подойдя ближе, она внимательно осмотрела наши пропитанные ливнем одежды, лужи, что эти одежды уже успели «сотворить», сломанный мною дверной доводчик.

– Лаврентий Дмитриевич, Аполлинария?

Вопрос, несмотря на краткость, требовал обстоятельного ответа.

– Мама…, – начало было Полина, но ее перебил спокойный голос ТТ.

– Я обозначила порядок, – и посмотрела на меня.

– Хорошо выглядите, Тамара Трофимовна, – попытался я разрядить обстановку, но ничего не получилось – меня удостоили лишь строгим взглядом, поэтому пришлось объясняться. – Мы с Аполлинарией возвращались из шахматной федерации и попали под ливень. Вам не стоит выходить на улицу.

Домоправительница продемонстрировала большой ярко-желтый зонт и перевела взгляд на дочь.

– Мама, я промокла, можно я у Ивана просохну или переоденусь?

– Ивана нет дома, а ключи от квартиры я не взяла. Так что мы идем домой, – с этими словами Тамара Трофимовна вышла из подъезда и раскрыла свой зонт.

Ливень стал слабеть, превращаясь в обычный дождь. Выглянувшее в просвете туч солнце подсвечивало падающие капли своими лучами, превращая недавние потоки с неба в приятный слепой летний дождик, который хотелось ловить руками, подставлять под него лицо и просто улыбаться. Полина, воспользовавшись тем, что ее матушка стояла спиной, чмокнула меня в щеку и прыгнула под мамин зонт.