Текст книги "Шахматный клуб"

эпизод 2-й

Придя домой, я поделился с Петровичем своими мыслями о том, что женщины могут довольно жестоко обходиться друг с другом, имея в виду встречу школьных подруг Полины и Карины. Петрович, как и любой уважающий себя домовой, сделал глубокомысленный вид (хоть пиши с него скульптуру мыслителя, не хуже чем у Огюста Родена получится), показывая тем самым, что анализирует сказанное и обдумывает ответ, и, наконец, когда мудрейшая из мудрых мыслей снизошла, изрек:

– Забей. Люби женщин какие они есть. Изменить всё одно не изменишь, только мозги сломаешь, постигая то, что постичь не дано.

Я засмеялся и вынужден был отметить, что мудрость в ответе присутствует в избытке. Затем заварил себе чай, который мой друг называл чайным напитком, или эрзац-чай, поскольку считал, что сама церемония пития не менее важна, чем качество испитого напитка. Я с ним соглашался, но торопясь пил горячий чай большими глотками, объясняя тем, что нет времени.

Всем своим видом Петрович показывал, что я нагнал на него тоску своим поведением, поэтому прозвучавший вопрос меня сильно удивил:

– А что такое время?

Я понял, что вопрос риторический, поэтому решил не мешать другу высказаться.

– Вот возьми три-четыре поколения назад. Не было самолетов и автомобилей, которые и придумали, чтобы время экономить. Не было телефонов и телеграмм, я уже не говорю про компьютеры, чтобы информацию передавать мгновенно, опять же для экономии времени. Получается, что вся наука только и делала, что придумывала много чего, чтобы человек экономил время, но в результате вы на каждом шагу повторяете: «Нет времени».

Петрович уставился на меня, ожидая комментарии. Но неожиданный вопрос меня поставил в тупик, и я молчал, обдумывая услышанное.

– Твои пращуры косили косами и серпами, молотили цепями, мололи жерновами, ездили в гости на волах, но на неделю. А сейчас: комбайны, мельницы, в гости машиной, а то и самолетом, а всё равно «нет времени».

Я втянулся в размышления друга, пытаясь понять, почему и правда так получается. Но чашка опустела, и я тут же взглянул на часы.

– Пора бежать, – коротко кинул я и вскочил.

– Понятно, – резюмировал Петрович. – Нет времени!

По дороге в шахматный клуб я задумался о том, что сказал мой сосед, но мысли прерывались постоянными звуками уведомлений и сообщений. В конце концов я отключил звук в своем телефоне. Но и это не помогло, поскольку до клуба оставалось всего ничего. К тому же по дороге я встретил Валериана Брониславовича, который, как всегда, манерно раскланялся, приподнимая шляпу, попутно сообщая о том, что «в Багдаде всё спокойно». Народу в шахматной секции по случаю подготовки к каникулам мало. Зато некоторые адепты шахмат уже прибыли.

Я поблагодарил руководителя секции и поспешил продолжить свой путь, и на пороге едва не столкнулся с Тамарой Трофимовной. Она коротко кивнула, что означало следовать за ней, и пошла в сторону своего кабинета.

Проигнорировав свое обычное место за столом, она села возле небольшого журнального столика, который использовался исключительно для чаепития, вопреки своему названию. Опять же жестом предложила чай, но я отказался. Тогда она откинулась на спинку небольшого кресла и, вопросительно глядя на меня, тихо произнесла:

– Что вы думаете по этому поводу? Я не сомневаюсь, что вы, надеюсь, случайно, слышали наш с Ваней разговор. – И, упреждая любую мою реакцию, которая может разрушить доверительный тон общения, объяснила: – Те лужи, что под вами были, не могли образоваться в один момент. Да, и Аполлинария не догадывается, что я знаю.

Я смутился, потому что хотел начать врать, но тут же порадовался, что ТТ избавила меня от этой нелепости.

– Я только услышал, что у вас беда, – говорил я абсолютно искренне.

Строгая домоправительница тоже была немного смущена: ситуация явно не из привычных. Она бросила в красивые чашки по чайному пакетику (я мысленно представил, что бы сказал Петрович по этому поводу, и мне стало легче, как будто приятель оказался рядом) и налила кипяток из большого черного термопота с ярким рисунком на поверхности корпуса.

Чай на удивление оказался ароматным и приятным на вкус. Закончив чайные процедуры, Тамара Трофимовна собралась с мыслями и сказала то, что меня удивило.

– Лаврентий, у вас есть способность, о которой вы сами не догадываетесь, – только в этот момент она посмотрела на меня. – Вы умеете собирать вокруг себя хороших людей для доброго дела. Пожалуй, даже конкретизирую: чтобы восстанавливать справедливость.

Меня услышанное слегка огорошило, ведь я не считал такое утверждение верным. Я вспомнил последние события, имевшие место в шахматном клубе, и не сомневался в том, что конкретно мое вовлечение было минимальным. А рядом с такими личностями, как тот же Вандреич, Иван Моисеевич, действительно принимавшими активное участие в работе штаба по восстановлению справедливости, как мы в шутку называли себя, когда брались защищать обиженного, так мои действия вообще выглядели на уровне массовки, о чем я поведал собеседнице. Но Тамара Трофимовна прервала меня, как будто знала заранее всё, что я ей собираюсь сказать.

– До того, как вас, Лаврентий Дмитриевич, назначили куратором шахматного клуба, была там совсем другая атмосфера. Не могу себе представить, чтобы при ком-то из прежних кураторов мог вдруг возникнуть штаб по защите незаслуженно обиженных. А при прежнем кураторе так вообще… – На несколько секунд ТТ замолчала, очевидно, размышляя, стоит ли рассказывать о том, что было, но решила обойти эту тему и продолжила: – Так что мы часто сами не знаем о своих способностях.

Некоторое время я переваривал ее слова в полнейшей тишине. Только я собрался поведать ей вновь о своей неуверенности, как ТТ заговорила:

– Если бы не критические обстоятельства, о которых, вы, Лаврентий, должны догадываться, я бы не стала форсировать события и дала бы вам время самому осознать собственные возможности, но сейчас не тот случай: нужно срочно спасать моего сына. И можете мне поверить: здесь как раз и нужна ваша способность – собирать вокруг себя людей, которые умеют спасать.

Тамара Трофимовна смотрела на меня, и в глазах ее я увидел боль и просьбу. А также желание сражаться за ребенка. И пусть этот ребенок на три головы выше ее, ему точно требуется помощь.

Я глубоко вздохнул.

– Конечно, мы сделаем всё, что можем, – используя множественное число, я опять подчеркивал свою уверенность в том, что сам я вряд ли сумею что-то сделать.

– Тогда посмотрите это, – Тамара Трофимовна достала свой мобильник и, включив ролик, развернула экраном ко мне.

Послышались голоса, по тональности – ссора, а вот что происходит, непонятно. В кадре появилось знакомое лицо нашего участкового, рука вытянута в сторону. Затем резкий отъезд на общий план, и вся картина прояснилась: Ваня в своей форме полицейского держал за ногу то ли подростка, то ли невысокого мужчину, который грязно матерился и пытался в таком неудобном для себя положении ударить Ваню. Ему это не удавалось, и в какой-то момент полицейский просто выпустил его. Далее последовал душераздирающий крик и вид корчащегося от боли человека в луже крови.

эпизод 3-й

Ванечка Красносельцев с раннего детства знал, что такое хорошо, а что такое плохо. Критерий был один – справедливость. Справедливо – значит хорошо, соответственно, несправедливо – плохо. А с учетом того, что рос Ваня мальчиком крупным и наделенным недюжинной физической силой (еще в школе он побеждал в соревнованиях среди взрослых по тяжелой атлетике), то переубедить его в верности такого подхода к жизни никто не мог. И привели его такие принципы служить в полицию. Так сказать, не только провозглашать справедливость самому, но и других граждан к оной призывать.

И нужно признать, что получалось у него это довольно эффективно. На подведомственной ему территории был порядок. Местные жители, с которыми новый участковый постарался познакомиться лично, понимали: лучше не встречаться с таким полицейским в качестве нарушителя общественного порядка, и гостям своим это объясняли. Так что пребывал старший лейтенант полиции Иван Красносельцев в незыблемости и непоколебимости своих убеждений до недавнего времени.

Вплоть до того события на видео, которое моментально разлетелось по Сети и сразу попало в топ по количеству просмотров, а также негативных отзывов и призывов наказать полицейского-садиста.

И вот теперь мне предстояло разобраться в деталях произошедшего, дабы вынести объективный вердикт. Кстати, обстоятельства складываются таким образом, что придется не просто принять участие в операции по восстановлению справедливости, но еще и организовывать этот процесс.

Иван Андреевич Крылов, или Вандреич, как его звали друзья, конечно, раскрутил бы это дело, да еще и с весельем и на кураже. Но он был вне пределов досягаемости, поскольку уже несколько дней как созерцал красоты волжского берега с борта теплохода «Лев Толстой», на котором проводил свой медовый месяц с Клавдией Алексеевной. Другой важный участник и, так сказать, юридическая опора наших битв за справедливость и лучший адвокат Иван Моисеевич поправлял свое здоровье «Славяновской» минеральной водой в Железноводске.

Оставалось мне самому размышлять о том, что можно предпринять, дабы защитить сына Тамары Трофимовны от несправедливых, а в этом я был уверен, обвинений.

Кто еще может помочь, когда попадаешь в сложную ситуацию, если не настоящий друг. Поэтому, придя домой, я сразу обратился к Петровичу с вопросом, какой фильм ему включить, и выложил на стол его любимые конфеты «Беловежская пуща».

Петрович сразу меня раскусил:

– Что нужно? Колись.

Прослушав всё, что я знал, посмотрев ролик, приятель задумался. Потом грустно посмотрел на конфеты и… отодвинул их в сторону:

– Забирай, у меня нет полезных идей.

– Обидеть хочешь? – искренне возмутился я. – Одно к другому отношения не имеет.

Домовой хмыкнул и развернул одну конфету. Откусывая по чуть-чуть, в итоге молча съел ее.

– Ошибаешься, мой друг, – повеселел Петрович. – Очень даже имеют отношение эти конфеты к нашему делу.

Слово «нашему» мне понравилось, но суть фразы я не уловил. Петрович расплылся в широкой улыбке и пояснил:

– Во-первых, сладкое, говорят, полезно для мыслительного процесса. А вот второе… – повисла многозначительная пауза. – Второе еще важнее. Знаешь, с каких пор я люблю эти конфеты?

Петрович вопросительно посмотрел на меня, ожидая, когда я дам самый очевидный ответ.

– Не знаю, – само собой озвучил я.

– А напрасно, – подначивал разговорившийся приятель. – Я ведь рассказывал, иначе откуда бы ты знал, что я их люблю.

Я попытался вспомнить детали разговора, из которого я и узнал о неравнодушном отношении моего друга к этим конфетам, но вспомнил только, что история относилась к событиям очень давним. Поэтому честно сказал:

– Не припоминаю.

По-моему, собеседник не очень расстроился. Ему предстояло еще раз поведать мне о чем-то значимом для него. И я приготовился слушать. Может, даже долго. Но история оказалась короткой, и да, она относилась к довольно давним событиям. На месте нашего дома было иное строение, где Петрович обитал долгие годы, но тоже жилое. И тогда в его ведении была квартира известного профессора. Так вот дочь, единственный ребенок важных родителей, и угощала его такими конфетами.

Когда они с Олей сидели на низком широком подоконнике, а за окном шумел двор, в котором от июльского солнца плавился асфальт, и дворник – старый татарин, поливал из шланга палисадники и детвору, она разрезала конфету на тоненькие дольки и угощала Петровича небывалым лакомством, которое папа-профессор привозил из Минска. А еще девочка делилась с Петровичем своими секретами и планами.

– Ты не думал, почему добрыми называют только старые времена? – вдруг неожиданно спросил меня рассказчик и, не дожидаясь не только ответа, но и моей реакции, пояснил: – Нас в жизни пугает чаще всего неизвестность. Что ждет нас в будущем, мы не всегда можем знать. А когда пройдут годы и то время, полное тревог и страхов, станет прошлым, то неясностей уже вроде как и нет. Даже то будущее, что таило раньше опасности, уже само стало прошлым и хорошо известным, поэтому и кажется, что тогда, «раньше», всё было лучше и времена были добрыми.

Я внимательно слушал Петровича. Мне уже было всё равно, имеет ли его рассказ практическую пользу для решения моей проблемы или нет. Он умел, используя простые слова, расставлять их таким образом, вкладывать в повествование такие интонации, что я невольно переносился в старую Москву, где есть дворы и люди знают своих соседей. И дети проводят во дворах всё время с раннего утра до тех самых пор, пока не проголодаются.

Я видел, что сие воспоминание доставляло Петровичу удовольствие не меньше, чем те, в которых случались шахматные баталии с Василием Смысловым. И поэтому я не перебивал его.

А он, оценив мое внимание, не стал заставлять меня гадать, какое отношение его история имеет к моим сегодняшним проблемам, но вдруг закончил рассказ.

– Давно это было. Тот дом снесли, и на его месте построили наш дом. Оля, как и мечтала, стала ученым. То ли строила самолеты, а может, ракеты, то ли учила других это делать. Она жила в этом доме. Но это было еще до того, как ты здесь поселился. Последние годы она болела. А муж ее живет во втором подъезде. Замечательная была семья. – Петрович еще помолчал и, когда мысленно вернулся в настоящее, спросил: – Теперь, надеюсь, ты понял, какая связь между этими конфетами и решением нашей проблемы?

Я абсолютно искренне отрицательно покачал головой.

– Муж Ольги Максимовны – это Борис Петрович.

Я вспомнил немолодого, но подтянутого мужчину из нашего дома, который в любое время года выходил на пробежки в спортивном костюме с символикой сборной СССР. Встречаясь, мы здоровались, но то, что его зовут Борис Петрович, я узнал только сейчас и просто не представлял, как мне мог помочь этот человек почти из прошлого.

Приятель увидел мои сомнения.

– Борис Петрович – лучший опер Москвы. – И на мое удивление добавил: – Был, пока работал. Сейчас на пенсии, но, как говорится, старый конь лучше новых двух, – как обычно, переврал пословицу мой приятель.

Я только посмеялся и согласился встретиться с бывшим правоохранителем: других вариантов всё равно не было.

эпизод 4-й

Я собирался посетить Бориса Петровича самостоятельно и уточнил адрес у домоправительницы, но она настояла на том, чтобы представить своему знакомому (а кто из жильцов не был ее знакомым?) меня лично. К несчастью, при разговоре присутствовала и Полина. Она тут же заявила, что пойдет с нами, чтобы собственными глазами увидеть лучшего оперуполномоченного Москвы. Странно, однако ее мама не стала этому желанию противиться. Нас пригласили в гости в любое время, хоть прямо сейчас.

Мы не стали откладывать визит и, подходя к дому, обнаружили Бориса Петровича, который возвращался с пробежки. На нем был привычный спортивный костюм, только уже с символикой сборной России.

– Как дела? – соблюдая этикет, вежливо поинтересовалась Тамара Трофимовна. – У вас всё по-прежнему?

– Человек, который тридцать четыре года провел в счастливом браке, по определению отличается постоянством, – пошутил Борис Петрович. – Конечно всё по-прежнему.

Тамара Трофимовна улыбнулась и заметила:

– А костюмчик-то другой – новый.

– Изменения в мелочах и незначительных деталях есть одна из черт постоянства, – парировал мужчина.

Мы с Полиной шли за собеседниками и с удовольствием слушали их пикировку. Дома Борис Петрович, по всему, неизбалованный частыми гостями, засуетился, заваривая чай, рассказывая при этом о различных его сортах, чем они полезны и как правильно пить.

«Вот бы Петрович порадовался, что хоть кто-то еще умеет правильно заваривать и употреблять любимый им напиток», – подумал я, и в это время раздался звонок в дверь.

У меня засосало под ложечкой, как это бывает, когда существует угроза, о которой я должен вот-вот узнать. Хозяин в отличие от меня звонку обрадовался и заявил, что именно сейчас он нас угостит тем, что мы никогда не пробовали. Он исправит эту вопиющую несправедливость, потому что как раз приехал сорт «Эверест», который выращивают на склонах Гималаев.

Чай принес сосед Сергей из квартиры напротив. Он, по словам Бориса Петровича, только что прилетел из Катманду, поэтому зашел отдать заказ и забрать своего попугая, которого иногда оставляет на время командировки у соседа.

Борис Петрович предложил Сергею присоединиться, но он, как мы услышали, сославшись на усталость, решил подождать в библиотеке, и хозяин вернулся к нам с двумя невзрачными на вид пачками чая.

Непальский гостинец, к тому же правильно заваренный специалистом, оказался и правда хорош. Немного горьковатый привкус и незнакомые нотки чайного аромата делали напиток более чем просто приятным.

– Знаете, как отличить хороший чай от обычного? – спросил нас Борис Петрович, когда мы пробовали приготовленное им чудо, и сразу же ответил: – Когда пьешь хороший, то у тебя улучшается настроение. Никакой вкус или запах не скажут вам, что это настоящий чай. Только настроение, заметьте, хорошее настроение есть истинный индикатор.

Уже не помню, кто высказал предложение угостить гостя, скучающего в библиотеке, но Полина с чашкой ароматного напитка проследовала в соседнюю комнату, и уже через несколько минут послышался ее звонкий смех, который, как мне казалось, должен быть адресован только мне. Легкое покалывание, какое бывает от онемения конечностей, я почему-то ощутил в своем сердце.

Спустя несколько минут на кухню зашел-таки Сергей, он был в летной форме. Этого уже было достаточно, чтобы сердце любой девушки застучало чаще. Романтический образ странствующего по морям, пустыням, а тем более по небесам, во все времена увлекал юных мечтательных барышень. Взять хотя бы тот факт, что молодой человек в летной форме, пока мы спали, вел свой лайнер через ночь над горами и морями от самых вершин Гималаев, и можно понять: у меня против авиатора шансов никаких. К тому же парень был статен и, похоже, красноречив.

Сергей еще раз поздоровался и сообщил хозяину, что отнесет Гошу домой, пока мы еще заняты.

– Он ждет, – кивнул Борис Петрович, а когда Сергей вышел, поднес палец к губам, призывая нас молчать.

И это того стоило. Через несколько секунд мы услышали из дальней комнаты возглас:

– Уррра! Серж приехал!

За этим последовал громкий смех Поли.

Попугай засмеялся, копируя новую знакомую. Тамара Трофимовна только покачала головой, с жалостью глядя на меня. Я и без этого взгляда чувствовал себя уничтоженным.

– Это я научил, – похвалился хозяин квартиры.

Смех в соседней комнате продолжился, и если раньше он мне напоминал перезвон серебряных колокольчиков, то сейчас этот звук казался ядовито-предательским.

– Вы с нами? – спросила Тамара Трофимовна, видя мою рассеянность.

Я утвердительно кивнул, и бывший опер продолжил:

– То, что вы называете уликой, эту запись, распространяемую в Сети, я видел. Знаете ли, продолжаю интересоваться тем, что в родном ведомстве происходит. И даже без экспертной оценки понятно, что это фальшак.

– Почему вы так решили? – оживилась мама обвиняемого полицейского.

– Вы заметили, какая лужа крови возле пострадавшего, когда он лежа корчится от боли? Правильно, большая, притом что времени между падением и съемкой буквально доли секунды. А потом, когда пострадавшего уносят, на полу под ногами вашего сына ни капельки, ни пятнышка. Уверен, что эксперты нароют и то, что пол в некоторых кадрах разный. Так что это не улика вовсе. Но эмоциональный фон запись действительно создает.

Тамара Трофимовна немного ободрилась.

– А свидетели? – спросила она.

– Вот тут, конечно, проблемка, но не только это, – не сильно обнадежил бывший опер. – Думаю, что у них еще записи имеются. И вообще, похоже, ваш Ваня нечаянно разворошил какое-то осиное гнездо. Иначе, судя по всему, серьезные люди не стали бы впрягаться в это дело. – Увидев, какое впечатление производят его слова, Борис Петрович добавил чуть мягче: – Будем работать.

Когда вернулась Полина, я увидел, что в ее вселенной моему созвездию уже места нет. Девушка рассказывала взахлеб, какой Гоша умный и сколько слов знает. А еще Сергей показал фотки Эвереста, снятые из кабины самолета. А еще… И еще…

Домой не хотелось. Я понимал, что сочувствие Петровича только разбередит рану, поэтому направился в шахматный клуб. По дороге обдумывал произошедшее: этот поединок я проиграл подчистую, а как иначе, если перед тобой Змей Горыныч о трех головах (имеется в виду – красив, велеречив, еще и летчик). Не дай бог, если у Горыныча и Принцессы обнаружится взаимная симпатия, то никакие подвиги не помогут.

За этими мыслями я оказался в клубе, где ждал меня сюрприз. За столом куратора, моим столом, сидела Карина.

– Я была уверена, что ты придешь, – поприветствовала она.