Текст книги "Саваоф. Книга 1"

Автор не знает, по какой причине не было на похоронах отпускника с Северов Никиты Долганова. Может, срочно уехал: бурение – сфера, где много разных неожиданностей и вообще всякой бузы: идеология того дня не всегда шла в параллель, тем более одноруслово, со здравым смыслом. Как, к примеру, эффективнее бурить – семью или четырьмя вахтами? И прочее другое. В любом случае кровь его и сознание напитаны были флюидами жизни Сени, Саваофа, родных ему таловчан. Мысли о страдальческой Сениной жизни вновь колыхнули его душу через несколько лет, когда получил он письмо от него с обжигающими сознание Никиты строками, которые звучали живым голосом таловского его соседа-селянина: «Пишу тебе, дорогой Никита, из лечебно-трудового профилактория, куда определили меня на год. Слава богу, что тебя минула такая судьба, а мне и это придется испить. Страдаю за детей, как они там ходят по два километра через метели в школу…» Письмо Сени задело самые чувствительные какие-то центры в душе бурового мастера, и ночью приснился ему сон, в фантасмагории которого причудливо излились и отклик его души на вести от Сени, и память о Саваофе и Таловке.

Ощутил себя Никита в стране белых снегов и белых одежд, зацепленной некогда в реплике Саваофа о нем, странновольном отпускнике с Северов, когда рассказывал старик, обращаясь к Сене больше, с которым у него случился спор в вопросах о вере в бога, как тот вочеловечился и создал Адама. И вот идет Никита по клубам снегов-облаков по сумеречно-серебристой небесной равнине. И видит вдруг, что висит в воздухе в полуметре от снежно-облачного покрова гроб, на который, как можно было подумать, действует некто психокинезом, а в нем покоится Саваоф в красивой ночной рубахе из белого холста и в ночном колпаке. Серебристо мерцает соль щетины, проступившая на его лице. Лицо старика умиротворенное, с восковой бледностью.

Неожиданно Саваоф приоткрыл один глаз, живо зыркнул лучом стеклянно-голубого взора в сторону Никиты и сказал ему с радушием как давнему знакомому прежним голосом, какой слышал он от старика в Таловке, пребывая там в отпуске:

– А-а, это ты, отрок! Усоп я, Никита-милок, умер. Но как не глянуть из гроба на мир? О-оо, слышишь, идут!

Загудели и заколыхались снега, и пошли мимо гроба Саваофа тысячеверстным шляхом истории миллиарды людей, машина зла косила их, как тростники, а они шли и шли и, поравнявшись с Саваофом, говорили с эмоцией в голосах: «Вот это герой, нашенский, человеченский, за нас, за людей жизнь положил!» Прочел в Интернете, что китайская студентка организовала репетицию собственных похорон. 22-летняя Зен Цзя решилась на такой необычный шаг, удумав своими глазами увидеть траурную церемонию и насладиться вниманием в качестве виновницы «торжества», пишет Daily Mail. Девонька эта из города Ухань в провинции Хубэй потратила на похороны все свои сбережения. Надо сказать, что церемония получилась пышной – с цветами, фотографами и толпой посетителей. Мероприятие посетили близкие и друзья «покойной». Зен Цзя даже наняла гримеров, которые сделали ее похожей на настоящий труп. В течение часа студентка лежала в гробу неподвижно, а затем, выслушав других, поднялась и сказала свою речь. Поблагодарила, наверное за сочувствие. «Меня всегда поражало, почему люди тратят столько времени и усилий на того, кто уже мертв и кто не сможет по достоинству оценить всего этого», – призналась китаянка. По ее словам, она решилась организовать собственные похороны, так как хотела насладиться этой церемонией, пока жива. При этом Зен Цзя не сожалеет о сделанном. Такой необычный опыт заставил ее еще больше любить жизнь. «Я нахожусь в прекрасном настроении, после того как выбралась из гроба», – призналась она. Только и скажешь тут голосом незабвенного Анатолия Папанова: «Да уж!»

Восковые веки Саваофа были прикрыты, по лицу его разлилось блаженство, какое мог наблюдать Никита лишь у геолога их УБР Платона, когда упоен был тот собственным обольстительным слогом и витал в трансценденциях экзистенциальной свободы кьеркегоровского толка. Представлял себя равным Богу и в фантазмах видел себя пред ним, когда обращался к нему, устремляясь мыслью на эпохальные свершения: «Благослови меня, коллега!» Потом гроб как бы испарился вдруг, и на его месте увидел Никита мраморный памятник, на котором выбито было золотом палящих букв: «Платон». Сияние их падало на снега, на звезды, доставало какие-то сферы за белесыми их туманностями, и не было предела ненасытной эманации эгоизма, из вещества которого сотворены были эти буквы.

А через сумерки из заснеженных пространств прорывался к Никите, скребся, как мышка, чей-то придушенный голос: «Как вырваться из ЛТП мне, страдают ведь без меня мои дитятки-журавлики! Как они там ходят через метели в школу!»

Разбуженный утром горизонтальными лучами рассветного солнца, скользнувшими по северной равнине его жизни, Никита в постели еще, в командирском своем вагончике на буровой пытается думать, что не случайны эти его видения с Сеней, Платоном и Саваофом. Борения мастера в буче северного бурения, восходящего до голгофы, являют собой жизнь, которую надо прожить достойно несмотря ни на что, ни на какие трудности и сшибки человеческих воль, характеров, желаний и устремлений. «И если дороже Россия, ее, а не ваша победа, ее, а не ваша слава, ее, а не ваша жизнь, – идите на Голгофу и не ропщите» (Ю. Слезкин, Брусилов).

Главное – не счастье искать (оно человека само найдет), а – оставаться самим собой, себя обновлять, не давая душе закиснуть, в мире пребывать со своим собственным «Я», чтобы не угнетало оно мир, как угнетает его самомнение их геолога Платона Другина, возомнившего, что он правее римского Папы в громадном том конфликте по системам организации бурового труда, который захватил большие людские коллективы Приобья. Звучало будто в его сознании велеречиво:

 
И, умирая, думал он,
Что путь его уже свершен,
Что молодые поколенья
По им открытому пути
Пойдут без страха и сомненья,
Чтоб к цели, наконец, придти.
 

Еще думалось Никите, что неминуемо должна была обернуться драмой и жизнь небесного Саваофа с его половинчатым, ампутированным до отрицания добром. А произошло же это с таловским дедом, безоглядно верившим в небесные потусторонние силы, которые не оставляют места самостоянию человека но ведь оно-то – лакмусовая бумажка, что проявляет: живой ты или покойник, дохлая рыба, всплывающая брюхом вверх, у той точно уж нету никакого самостояния хоть и ясно становится не только ученым, но и массам уже широким, что развившееся из бактерий человеческое вещество в мироздании имеет свой вселенский смысл.

Что же о вселенском смысле человеческого вещества, то его раскусил великий физик. И не мистический он, а обусловленный взаимосвязью протонов и электронов, как гениально просто изьяснил природу Нильс Бор Нильсушка, как называл его за великость ума уральский генетик Н. В. Тимофеев-Рессовский. Подхлестываясь, к своему герою, лично я как автор скажу лишь: мир – это сплошные волновые явления и функции, дух, мысль, свет, все это едино. Никита ж углублялся в своих размышлениях во вселенски отчужденного в своем индивидуализме Платона Другина. А так ведь оно сталось у геолога, любившего себя как небожителя. Не горький ли это урок – его жизень, как прозвучало бы она по лексикону Саваофа. А жизень Сени, не скорректированная математически-могучею силою высшего разума! С ущербинами были все камни, из которых строили эти вот даже два человека из сонма миллионов жилища духа себе. И стали они темницами для них. Начали заваливаться личные их мироздания.

Никита ощутил вдруг ритмические биения в своем кровотоке, и пришел на душу ему, полился в полусонье его сознания белый стих о солнце, звездах, Вселенной, этом большом доме всего человечества. Больно кому-то и чему-то в нем – больно и каждому человеку. И что тут судить, боже ж ты мой: дом-то жизни этот нашенский!

«Многим из нас надо еще учиться жить в нем», – с озаренностью в сознании подумал урожденный на таловской земле буровой мастер.

«Наша ситуация на этой земле кажется странной, – разъяснял себя и свое кредо Альберт Эйнштейн перед членами Лиги прав человека. – Каждый из нас видится здесь недобровольным и незваным гостем, который явился на краткую побывку, сам не зная, зачем и почему. В нашей повседневной жизни мы чувствуем только, что человек находится здесь ради других, кого мы любим, и ради многих других, чья судьба связана с нашей собственной. Меня часто угнетает мысль, что моя жизнь в столь сильной степени базируется на труде окружающих меня собратьев-людей, и я сознаю, насколь глубоко обязан им… Хотя в повседневной жизни я типичный индивидуалист, но живущее во мне сознание к незримому сообществу тех, кто борется за правду, красоту и справедливость, избавляет меня от чувства изолированности… Я смиренно пытаюсь уловить моим разумом простую картину возвышенной структуры всего сущего». К этому добавлю свои собственные размышления. Популярная песня Юрия Антонова «Под крышей дома своего» будит очень сокровенное в каждом человеке. Однако, это лишь часть большого Дома. Сказано у Альберта Эйнштейна: явился человек на краткую побывку, сам не зная зачем и почему. Человек – произведение всей Вселенной, это вопросная ее составляющая и надежда увидеть себя со стороны. Другое: человеческое вещество – катализатор цветения всего сущего. Трав, зверей, звезд и галактик. И возвышенную миссию свою исполняет человек в полном объеме, когда осознает он себя не гостем на Земле, не заброшенным на неведомый остров Робинзоном, а хозяином в Доме под звездами. Не ради круга самых близких лишь живем мы, а и ради космического большого. Хасиды трактовали человека как лестницу, «вершиной своей упирающуюся в небо». Ну, вдумайтесь, люди, поймите, что так это, что совсем неспроста озабочен этим автор романа. Ведь можем мы велеречиво (болтологически) возглашать, что век космоса и прочее. А вот до потрошков-селезенок не доходит это. Мозги закрыли для животрепещущей, как выловленная рыба на снегу, истины. Был у меня дома один вельми наполитизированный приятель. Его понять по ряду обстоятельств можно. И то он, обьясняя жене резкость восприятия мною изломов и перекосов недавнего социализма, заговорил о том, что «Саша космополит». Будет не раз еще об этом в романе, только с иной несколько моей ментальностью: космолюдин я. Пропахав с этой мыслью романище свой, полностью ощущаю истину эту текущей в моем кровотоке, в каждом атоме, в протоне и электроне своего существа. И если пел я, общаясь с летчиками «Обнимая небо теплыми руками…», то сейчас не пою, а возглашаю, торсионными всеми волнами Вселенной – что обнимаю мозгом ее. Не думаю, что я одинок в этом. Подспудно, интуитивно такое чувствование мира живет если не во всех, то во многих. Так давайте дадим волю осознанию истины, какая заложена в «человеческое вещество» изначально, со времен со времен ab ovo, сотворения Мироздания. Вновь и вновь звучит во мне, тюкает в мозжечок этот гениальный стих друга-сокровенника моего, поэта Бориса Авсарагова, когда вопрошал он небо, отворя «полость космоса», и ждал, что

 
Отзовется космический омут,
Содрогнется структура небес:
– Человека Вселенная помнит
Без него ей какой интерес?
 

Невозможно больше жить человечеству в автономии панцирного своего существования, когда люди обитают на Земном шарике как бы сами по себе. Но если действует закон «Все в себе», то неумолимо подчиняет себе нашу жизнь и закон «Все во всем». Понять, что человек и человечество больше самих себя – это пролучиться третьим законом «Все из себя». И все встанет на свои места. Нет иного пути к более гармоничному бытию нашему. Не через мозги надо осознать нам это, а через кровь. Ту память, какая генно живет в нас. К тому я клоню, что важно ныне массовое понимание этой проблемы. А пока мы будем жить с заботою о своих лишь улусах, будет досаждать нестроение человечеству. Конгресс по климату в Стокгольме подтвердил это. Пожал мир неудачу. Важен настрой единодушия человечества насчет общего нашего дома под звездами. Проникнутся люди мира им – Стокгольм-2, как его можно бы означить, ждет удача. Это будет победа нового мышления, более соответствующего новому веку и новому тысячелетию. Доразъясню свою позицию такой образной ситуацией. Можно представить каждое государство шатром, под крышей которого живет та или иная общность или нация. Но есть еще один звездный шатер у всех. Двувратны мы все в этом, и естественна забота о двух вратах. Человечество на планете Земля – остров в океане Вселенной, и без него невозможно нам себя мыслить. И не о своем улусе только нам нужно думать. Живет в нас, однако, инерция старых подходов. Не звучит ли иной патриотизм государственным эгоизмом? Ответ, думаю, ясен. И всем нам надо, как сказали бы геодезисты, дружно подворачивать лимбы наших мозгов на один азимут, и тогда все у нас получится. И одно человеку скажешь: держи путь на звезду, как говорят монголы. На Полярную, призвучивается из моей лично судьбы и жизни. Держали путь на звезду волхвы, как открылось это ныне. Американские ученые сделали невероятное открытие. Была переведена старинная рукопись, труд под названием «Откровения волхвов», написанный на мертвом сирийском языке. Книга около 250 лет лежала в библиотеке Ватикана. По рукописи, волхвы пришли вовсе не из Персии, а из древнего Китая. По библейской генеалогии они являлись потомками третьего сына Адама – Сифа. При этом волхвов было не трое, а десятки. Пророчество о Вифлеемской звезде и воплощении Христа сделал сам Сиф, поэтому паломники шли за звездой. Также невероятным кажется и другое откровение: Бог не просто родился в облике человека, он мог перевоплощаться во что угодно. В рукописи он отождествляется с самой Вифлеемской звездой. Бога можно, стало быть, означить человеком-звездой. Мне как Автору это вовсе не удивительно: чудесна ж эта метафора – человек-звезда. Об одном подумаешь лишь тут: кто следует за звездой, и сам являет собою звезду. Пленительная, надо сказать, метафора, не правда ли, громадьяне?

Что есть среда и человек? То же единое целое, какое являют собой улитка и панцирь-дом ее. В день 75-летия Валентина Распутина на ТВ прозвучало о романах его «Матера» и других. Мысль такая меня зацепила. Не местечковые у писателя получились произведения, а масштаба российского и планетного. Почему? Потому что дал классик наш современный человека в природе. Затопление того же водохранилища – событие. Да-да, еще какое! Потому что это, по моему разумению, и затопление судеб людей, когда шевельнулся целый материк, можно сказать. Не могло обойтись тут и без фундаментных перемен в людях. Да, это так, она стала для людей, как старая изношенная кожа, которую требуется обновить, как обновили ее солнечники. Органическое несовершенство человека можно рассматривать, как акцентно говорил об этом Винер, как зло – негативное зло, которое св. Августин охарактеризовал как несовершенство, а не как предумышленное зло манихейцев. Не самодовлеет оно над человеком, у которого всегда открыт путь к совершенству. Автоматически, однако, жизнь не становится лучше и лучше. Энергия добра и искательства – вот что движет человека вперед. Лично Автор остро осознал это вдруг, когда демонстрировали фильм, посвященный судьбе неистового Ролана Быкова. Не оговорился диктор, когда назвал его Роландом, напомнив о мифическом герое. Когда киноартист горит на экране, как Ролан Быков, тогда он только и зажигает зрителя. Поэтому и ходят «на актера» истинные поклонники искусства. Ощутил я это кровотоком своим, когда прошла перед глазами галерея доблестных героев корифея экрана. Маленький человечек, карлик предстал исполином духа. Ни один телефильм, из мыльных опер в особенности, коими потчует россиян ежедневно почти телевидение, не несет в себе таких ролей, артистов, священного огня, каким и живо настоящее искусство. Здесь царит госпожа имитация, бульканье в поверхностных водах бытия. Об этом же в стихе «выпускницы» моего литературного объединения «Факел», доктора наук, известной ученой-гендеристки Светланы Моор:

 
ИМИТОЛОГИЯ
 
 
Коммуникации, деформации —
Иллюстрация профанации.
Зашифрованы инфоцифрами,
До краев наполнены мифами.
У гламура поклонницы – дуры:
Предписания, процедуры…
Глянцы светят пестрой рекламою,
Окна – пластик – белыми рамами,
Замурованы в пиар-образы,
Микс и микшер – сброшено, собрано…
Ну, а профи растут в компетенциях —
Из агрессии в интервенцию…
Пофигисты: спортсмены, политики,
Шоумены и аналитики —
Имагологи – все в имитации,
Расцветает одна профанация.
 

Читатель может себе представить, что такое пластмассовые клецки, а не те, какие живописал Гоголь. Тут мы имеем дело с первым случаем… Истинно, зажигает горящий, и это можно назвать Законом Роллана, имеющим на мой взгляд, некое вселенское свойство. Убедился в этом, познавая судьбу организатора жизни одного из районов Тюмени, что именуется Лесобазой, Альбины Михайловны Селезневой. Сказала о ней одна бабушка-активистка:

– Я просто не знаю, какой она человек! Ну, до того активная, жизнерадостная, откуда что и берется в ней. Человек-звезда. Звезда пресветлая. Муж на руках должен носить ее, свою звездочку. Праздников массовых сколько стало! Новый год, Масленица, День Победы, День города, День защиты детей, Дент памяти 22 июня, митинги, спартакиады, концерты. Ну, прям умирать не хочется!

Не буду вдаваться в подробности – у меня есть целая повесть о легендной, можно сказать, судьбе этой женщины, которая факельно горит, служа людям, и зажигает их. Живет, в общем, по Закону Ролана. И скажешь лишь тут: так жить – потребно мужество, и это норма истинного человеческого бытия, которое поднимает себя из рутины улиточного существования до драматических высот смерти. Смертен человек. Погибают государства, цивилизации, галактики, вечно цветущей, бессмертной остается лишь Вселенная. Так давайте совершенствоваться, сообразуясь с интенсивными скоростями современоой жизни. Не отставая от времени. Человек – индивидуальная монада в силовом поле бытия, которая по определению больше себя самой. Это заложено в человеке Провидением, и будем достойны великого такого своего предназначения. Ну, не умирать же человеку прежде, чем он родился. Умирают, однако, иные, являя собой подобие ежиков в тумане, что колеблются, плутают, боятся, недоумевают… Зазвучало в моем сознании памятное из увещания игумении Феофилы (Лепешинской) монахине Серафиме: «Помнишь слова владыки Антония Сурожского о горькой женщине, которая увлеченно повествуя о своих несчастьях и обидах, показала на колючки чертополоха: „Вот вся жизнь!“ Между тем за кустами голубели горы, за горами сверкало море, и все вокруг сияло теплым летним светом… Она же, как многие, видела лишь колючки. Чем не монашеское делание: всегда и во всем находить позитивную сторону и всякую проблему считать лишь поводом для борьбы – с собой, конечно с осбой». Да-да, человек не есть патология природы, он не червь, поедающий яблоко изнутри, это – божественное проявление целого, цветение Мироздания. Так же, кстати, как и вся природа. Об этом у меня в книге о солнечниках в очередном письме ученого Романа Никитича Смелкова дочери Валентине.

ПИСЬМА С СОЛНЦА

«Обживаемся уже капитально в бестеневом обществе на Солнце. Некоторые задают себе вопрос: захотим ли мы вернуться на Землю. Что касается лично меня, то впереди еще лет двадцать работы. Потом – на пенсию уходить. Столетие отмечу, и конец работе. О мафусаиловском возрасте не мечтаю, но лет тридцать еще прожить хочется. Живем же мы по идеалам ортобиоза, о каких писал Мечников. Нам чужд «могильный глас времен». Спросишь о водке. Есть у нас помимо вин виноградных крепкий напиток собственного производства «Солнцевка» Это не пресловутый «Солнцедар», будермага, какой потчевала нас торговля некогда. Но она не в ходу: в жизни солнечника нет праздности. Неинтересное это дело питие, когда так интересно жить на солнечном свете. И пусть «на меня обрушатся снег, дождь, ветер и меня окутает тьма» – лучезарную даль вижу И снег, и ветер, И звезд ночной полет, Тебя мое сердце, В тревожную даль зовет. И если говорили, что «веселие Руси есть пити», то «веселие на Солнце без пити». Зам мой, старый гусар Степа Хитрюшкин я-то как Автор знаю, какого роду-племени этот Степа, чьи гены в нем. Ау-у, Степа Недвига! как я зову его, ворчливо замечает:

 
Говорят умней они…
Но что слышим от любова?
Жомини да Жомини,
А об водке ни полслова.
 

Так что будем-те здоровы, Валентина и земляне, и нравственно крепки в первую очередь, а это именно характерно для солнечников, ибо не волнует нас проблема «золотого, до быка доросшего тельца», если говорить об этом словом Владимира Маяковского: по злачным местам не шатаемся – их у нас нет, как нет теней. Если лозунговать, то лозунгами одними легко мне изьяснить нашу солнечную жизнь.

Суди сама. Знание у нас – сила. Молодежь – золотая. Придерживаемся золотой середины. Золотой век и золотой дождь – метафоры. В деле все зубры, как Тимофеев-Рессовский. А Золушку Сандрильону мы знаем лишь по сказке братьев Гримм. Не страшно нам за человека на Земле Фридмана. К тому это я, чтобы вы худо о нас не думали. Хочешь изучать меня, как медик-психолог – по письмам изучай, и «узриши задняя моя». «Княжить и володеть нами» со стороны землян нет никакого смысла. Как и нам землянами, у которых, надеюсь, пробудится повсеместно тяга жить по-солнечному, и единость духа будет царить на соседствующих звезде и планете. В ходу у нас принцип Сократа: «Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть». Известно ж тебе, Валентина, что смерть чаще всего бывает насильственной и редко естественной, а прожить жизнь нужно так, чтобы страх смерти сгладился, наступило удовлетворение уже прожитой жизнью и почувствовал бы в себе человек потребность небытия, когда усталость от жизни наступает, красоваться резону нет больше, и хочется душе рвануть по-чаячьи в иные пределы. Это далеко не то пессимистическое прощание с жизнью, какое прописал в сценарии собственных похорон Уинстон Черчилль с девизом «Оставь надежду». Автор послевоенной разрядки, однако, предусмотрел весьма трогательную церемонию прощания с его гробом портовых кранов. Когда двинулся по воде кортежный катер, они дружно склонили свои стрелы. Та эта грань, по моему разумению, о какой апостол Павел сказал в том смысле, что сие есть нормальное разрешение задачи смерти, «этого последнего врага, который будет побежден». Человек, однако, может заявить: «Довольно я жил, ибо умираю непобежденным» Satis vici: invictus enim morior.

Черчилль, как заявлено было им, готов был к встрече с Всевышним. В фильме о великом англичание минувшего века прозвучал, однако, вопрос: «А готов ли был к встрече с ним Всевышний?». К тому это я, что если умирать, то непобежденным. Это достойно хомо криенса. Хотя вопрос о смерти и бессмертии, Валентина, с повестки дня не снимается. У Достоевского или Вольтера вычитал некогда, что если б бога не было, его люди выдумали б. Так и тут. Верю я, что если бессмертия нет, то человеческая наша раса, может, именно раса Homo soliens как раз, рано или поздно, его изобретет. На пенсии мемуары буду писать. Подумываю поселиться на коттедже-астероиде, куда приглашу и вас. Попытаешься, насколько я тебя знаю, представить это картинно? Изволь, по-пушкински:

 
На холме домик мой; с балкона
Могу сойти в веселый сад,
Где вместе Флора и Помона
Цветы с плодами мне дарят.
 

А глянешь в дали – они завораживают: человек есть единство с пространствами. Накатывает в сознании, волнует щемяще земное. Выйди, выйди в рожь высокую… И такое все поднимается со дна души, что невольно слеза наворачивается: какое ж это счастье – жить, осязать материальные сущности всего, что окружает тебя, вибрировать эманациями всех чувств. Осознавать, как говорит Путин, что каждый прожитый день – счастье. Видеть мысленно лиловые миры. Слышать скрипку, рыдания, всхлипы ее, полеты в горнее мелодий, что рвутся со смычка, грезить, как луна в ночи, о том, чего никогда-никогда не будет, и улавливать за горизонтом тоскливые ноты. «Болящий дух врачует песнопенье…». О чем она, Луна? Фантазно вижу, на нее глядя, стены фортов и белую главу маяка, что шлет заблудшим всем огонь Фаросский, туда зовет, где страна Солнце-рай сияет и где живут люди по конституции радости. 4-летний пианист Дениска – рядовое явление на Солнце. Пропитан буквально мальчонка энергией радости и являет собой как бы реинкарнацию Моцарта. Светы, подобные снежным ризам господним – атмосфера жизни солнечников. И думается: „Надо ж, и Луна даже устала жить отраженным светом!“ М-да, светит луна, светят и звезды. Живет кошка, живет и собака. Миллионы же на Земле довольствуются отраженным светом. Грустно, господа! Стелется вдаль далекая-далекая равнина Как завижу свою черноокую… видятся полеты хвостатых звезд над нею…»

Цель Природы – такой человек, который поднимется вровень с ее красотой и правдой, гармонией такой согласованности ее клеточек, когда не тесно ни одной из них. Ну, не врут же звери, леса и воды, не они сеют ложь на земле. Природа всецело позитивна. Есть в Природе какой-то всеобщий закон гармонии, Закон мира. Не вырастает же роза в червяка, который обгладывал бы потом эту самую розу. Для чего безумно разомкнул человек плавные экологические кривые? Чтобы обратиться в червя, мир пронзающего? Чтобы повихнулся он, как олень от червя-крутячки, который в его мозгу заводится? Неужели и до человечьего мозга добрался он? Нет же, нет! Если червивы отдельные люди, то не червива Природа, и Человек – океаническое свойство ее, бунтующая ее душа, которая не мирится сама с собой, с «вечным покоем», с царственной медлительностью эволюции. И исток такой непримиримости – сама Природа, а она не может целеполагать Зло для для изничтожения себя самой. Ну, не отгрызает же сам себе лапу волк. Он может отгрызть ее, когда попадет в капкан. В критической ситуации подобно поведет себя и человек, и случаев таких история знает немало. Свят путь Творящего, Человека с пылающей кровью, распахнутого до донышка светозарной игре живительных природных сил, празднику жизни. Геологически же на Земле наступила эпоха света, творческого развития человечества. Ну, не для чего иного вылезли когда-то наши предки из пещер. Не убивать же себе подобных, не людоедничать в отношениях друг с другом? Ну, так же это! Мы не говорим о людоедах нагих, как в Африке, о людоедах в павлиньих перьях или в сырых шкурах лютых зверей. Такую простую истину, в общем, дети даже понимают – хотя сами они как блюдо людоедам сподручнее. Дети не бывают жесткими. Поварите ребенка часов семь на пару, и он станет мягонький (У. К. Филдс). А люди во фраках, взрослые, такие гламурные, черт бы их побрал, не понимают? Будто выученики они какого-то Троглодита. Поглупело что ли человечество? Бред какой-то даже думать об этом. И просто к виду разумному относить сегодняшнего человека – устарелое, прокисшее понятие. Творческое же, созидающее существо он! Как же это по латыни, едрена ворона, а? Да Homо criens, кажется, вот вид человека. Он есть иероглиф творчества, искательной хомокриенсной силы природы. Человек по определению – разведчик, вечно плывущий вверх по течению. Истинно библейское это: боящийся несовершенен в любви.

Простая вера в прогресс, как заявил Винер, является убеждением не силы, а покорности и, следовательно, слабости. Жизнь – шахматная игра, и будем играть ее вдохновенно и неостановимо. Человек – не просто актер на сцене жизни, он управляющий ею… рышей которого живет нация

Огромная интенсивность мысли Эйнштейна, как писали о нем, направлена была не в себя, а вовне, в мир явлений. Собственный взгляд на себя он дал в переписке, отвечая одному незнакомцу, вопрошавшему его о высоких материях:

«Человек – это часть целого, называемого нами „Вселенная“, часть, ограниченная во времени и пространстве. Он воспринимает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от остального – это своего рода оптическая иллюзия его сознания. Подобная иллюзия служит своеобразной тюрьмой, ограничивая нас личными желаниями и привязанностями к нескольким людям, которые наиболее близки к нам. Наша задача должна быть следующей: освободить себя из этой тюрьмы путем расширения круга своего сострадания (выделение Автора), так чтобы охватить всех живых существ и всю природу в ее красе. Никто не способен достичь этого полностью, но стремление уже само по себе является частью такого освобождения и фундаментом для внутренней безопасности». Кредо классика физики, если оторваться от уз сугубого цитатничества: давать больше, чем получать; не зацикливаться только на себе и каком-то определенном круге людей; не стыдиться своих слабостей и недостатков и принимать все, что случается, с юмором и хладнокровием. Это взгляд на жизнь истинного космолюдина. Наука, конечно, была на первом месте у Эйнштейна, но много энергии он отдавал и политике, хотя и сознавал, что она сложнее физики. Согласился с Кантом о том, что способ предотвратить мировые войны состоит в создании мирового правительства. Почти по-детски удивляясь величием Вселенной, веря в ее беспредельную гармонию, великий Альберт обеспокоен был судьбами других людей. В воспоминаниях о нем упоминаются также его частые намеки на мировой разум.

Ставлю точку, и гора будто с плеч. Выговорился и облегчился: много ж лет боль за Сеню неизбывно кровь мою отягчала, билась в тенетах творческих моих исканий. Roma locuta, causa finitа. Рим высказался, дело кончено. Сейчас хочется лишь крикнуть из сибирского своего далека, чтоб услышал через многоверстье России сынок Сени: «Где ты, Максимка? Как у тебя?»