Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

Часть III

Первая глава

По старинному степному тракту, такому прямому, будто его прочертили по линейке, неторопливо пылили странники. Впереди шли два парня в широкополых соломенных шляпах – брылях. Поотстав на версту, двигались парень и девушка. Далее, почти у самого горизонта, в слепящих солнечных лучах неясно проступал силуэт еще одного путника.

Так они шли уже второй день, нищенски одетые, босые, с перекинутыми через плечо башмаками. Каждый тащил груз – мешок или ранец, туго набитый и, видимо, тяжелый.

Второй парой были Саша и Олесь Гроха.

– Ну и теплынь, – пробормотал Гроха. – Будто не октябрь на дворе, а разгар лета. Сунуть бы голову под первый попавшийся куст, всхрапнуть малость!

Он протяжно зевнул. Спохватившись, прикрыл рот ладонью, с опаской посмотрел на спутницу.

– Манеры у тебя, – строго сказала Саша, едва подавив зевок. – Ну, просто лорд Фаунтлерой… Есть такая книжица про английского аристократа, его маленького внука и собаку.

– Мне больше графья по душе, – сказал Гроха и сделал вид, что снимает шляпу и отвешивает низкий поклон. – Миледя, позволь ручку, я, граф де ля Фер, к твоим услугам!

– «Миледя»! – засмеялась Саша. – «Мушкетеров», что ли, читал на дорогу?

Гроха важно кивнул.

– Ну, парень! Только эту успел или еще чего?

– Чего не успел, с собой прихватил!

Гроха сбросил с плеча палку с болтавшимся на ее конце мешком, порылся в мешке, извлек книгу. Саша взяла ее. Первые страницы отсутствовали, остальные были растрепаны, порваны, кое-где проклеены папиросной бумагой.

– Названия нет, а так ничего, – сказал Гроха. – Захватывает, не отпускает.

– Это «Айвенго». Написал ее англичанин Вальтер Скотт. Постарайся найти и другую его книгу – «Робин Гуд».

– Вальтер Скотт, – старательно повторил Гроха. – «Айвенго», «Робин Гуд»…

Он только три года назад выучился грамоте. Первую книгу увидел, когда вместе с печником, у которого состоял в подмастерьях, перекладывал плиту в доме богатого адвоката. Господский мальчишка крутился возле мастеров, а бонна все совала ему книгу в руки, пыталась увести из кухни. В конце концов это ей удалось, но напоследок мальчишка все же изловчился и запустил в нее книгой. Книга шлепнулась рядом с плитой. Олесь подобрал ее, сунул в ящик с инструментами – на самое дно.

Ему посчастливилось – это был «Робинзон Крузо».

С тех пор он читал все, что попадало в руки, и где придется – даже в седле, во время длительных степных переходов, когда был бойцом конного отряда самообороны уездного ревкома… Он стеснялся этой своей страсти, но исподволь добывал все новые книги. А потом вдруг такое придумал!.. Словом, была в УЧК каморка на первом этаже, заваленная всяким хламом. И вот, придя однажды на работу, сотрудники увидели, что дверь каморки распахнута, внутри чисто выметено и горит свет, а на двух сдвинутых столах уложены книги. Здесь же объявление: каждому разрешается взять книгу, чтобы почитать в свободное время, – пусть запишет свою фамилию в тетрадь, которая лежит на столе, и может читать книгу хоть неделю…

Путники пошли дальше. Сегодня утром случилось происшествие. Они только перебрались через встретившийся ручей, как из прибрежных кустов боярышника появился здоровенный парень, молча двинулся на Гроху. Руки парень держал в карманах – Саша чувствовала, что там у него оружие… Дальнейшее произошло мгновенно. Гроха свалил парня, заставил отдать пистолет, врезал налетчику пониже спины, и тот ретировался.

– Я все думаю, – сказала Саша, вспоминая о той стычке, – думаю, как ловко ты его подсек!

– Ничего особенного, – покачал головой Гроха, – он полез, я ответил. И все дела.

– Сообразил броситься ему в ноги.

– Потому и бросился, что в кармане он держал пистолет. Иначе мог бы выстрелить.

– Что-то я не пойму…

– Понимать нечего. Этому приему я научился, наблюдая за одним мальчишкой. Вижу, бежит по улице хлопчик: руки в карманах, гремит там медяками. И вдруг он поскользнулся… Ну-ка, что делает человек, если потерял равновесие?

– Пытается схватиться за что-нибудь…

– Верно. И у мальчишки так получилось: вырвал руки из карманов. А в кулаках деньги. Р-раз! Медяки – веером на мостовую… Вот и этот наш сегодняшний знакомец – подумать не успел, как его ручищи сами собой выпростались из карманов. Попался на научный подход!

И Гроха захохотал.

– Ну, Олесь, – сказала Саша, – таким я тебя не знала. На глазах умнеешь.

Явно польщенный Гроха стал сворачивать папиросу. Вместе с газетой для завертки вытащил из кармана фотографию. Две белобрысые девчонки сидели на коленях у матери и глядели в объектив камеры. Рядом стоял мальчик чуть постарше, а позади всех – отец семейства, его рука лежала на плече сына. В глазах у ребят были веселые огоньки. Все трое, наверное, так и прыснули со смеху, когда фотограф закончил съемку.

– Моя фамилия, – гордо сказал Гроха. – Батько, мамка и мы. Нравимся мы тебе?

– Очень ты умно выглядишь, – сказала Саша. – Выходит, с детства был такой?

– С пеленок.

– А батька твой чем занимался?

– Почему спросила?

– Одеты чисто, по-городскому.

– Вот оно что, – рассмеялся Гроха. – Ну, это забавная история.

Он рассказал. Однажды в их родную деревню приехал фотограф. Стал ходить по избам, делать снимки. Хитрый был мужик. Таскал с собой чемодан различной одежды: у кого не имелось подходящей для такой торжественной акции, давал свою. Вот мать и соблазнилась. Уж как сопротивлялся отец, все же уговорила его.

А потом, когда фотограф стал раздавать готовые карточки, в деревне поднялся крик: почти все женщины оказались на снимках в одинаковых кофтах…

Некоторое время шли молча. Гроха исподволь разглядывал Сашино платье с шикарным бархатом по подолу и сверкавшими на солнце многочисленными пуговицами.

– Богато у тебя пуговиц, – сказал он. – Ох, богато, глаза так и разбегаются!

– Уж и пуговиц нашить нельзя, – ворчливо проговорила Саша. – Две недели собирала их по дому, все пальцы исколола об иглу, пришивая, чтобы были одна к одной, и на тебе – не понравились! Совсем ты меня затюкал, друг Олешек!

– Подари хоть одну, – не унимался Гроха.

Вдруг он глянул вперед, осекся.

Саша посмотрела туда же. Далеко впереди, на возвышенности, виднелись две фигурки. Они делали знаки руками.

– Сигналят, что к хутору вышли, – сказал Гроха.

– Ответь, что поняли.

Гроха послал сигнал. Те, что были впереди, исчезли.

Это был авангард маленькой разведывательной группы, возглавляемой Сашей. Еще один чекист шел сзади, подстраховывая товарищей с тыла.

Маршрут разведки наметили заранее, определили действия каждого члена группы при различных обстоятельствах.

Хутор тоже изучили еще в городе. Бандитам нечем было бы поживиться в этом крохотном населенном пункте с нищенскими огородами. Поэтому хутор не интересовал и разведчиков. Но он был на пересечении степных дорог, от хутора шел прямой путь к селу Марьино. А оно, это село, уже давно снискало дурную репутацию прибежища всякого рода дезертиров, уголовников. Кто знает, не почтил ли Марьино своим вниманием и атаман Шерстев?..

Еще десяток верст пройден.

Первая пара разведчиков, а за ней и Саша с Грохой обошли хутор стороной. Пятый же член группы остался. Ему предстояло осесть в этом хуторе, любой ценой раздобыть лошадь и ждать, круглые сутки ждать, держа под контролем дорогу на Марьино. Он – последнее звено в той цепочке, по которой в УЧК пойдет весть о бандитах, если разведка окажется удачной.

Миновало около часа. Первая пара все замедляла шаг. Саша и Олесь нагоняли ее. Так и должно быть. Первой в село войдет Саша. Позже, под вечер, туда проникнет Гроха. Он должен связаться с Сашей. Два других разведчика останутся за околицей. Их задача – контролировать дорогу из села, в случае нужды оказать товарищам помощь, при удаче спешить назад с эстафетой и передать ее тому, кто ждет на хуторе.

Если же село будет пусто, группа отправится дальше, сообразуясь с данными, разведанными в Марьино. Вот и вся «технология» поиска.

Разумеется, в этом селе, как и в каждом населенном пункте по пути следования, чекисты будут стремиться устанавливать контакты с населением, вербовать себе помощников…

Саша и Олесь поравнялись с товарищами, шедшими впереди.

– Село за этим курганом, в низине, – сказал одни из них, Георгий, коренастый крепыш лет двадцати пяти, с широко раскрытыми светлыми глазами. – Версты полторы будет, не больше. Если есть оружие, лучше сдайте.

– Нема оружия, – сказала Саша. Она тронула Гроху за рукав: – Ну, я пошла.

Спутники расступились, освобождая дорогу.

Вдали послышался приглушенный рокот – будто за холмами отбивали дробь на барабане.

– Автомобиль? – неуверенно сказал Гроха. – Вроде бы непохоже…

– Скорее мотоциклет, – возразил Георгий. – Больно громко стучит. Ого, глядите, глядите!

Рокот стал явственнее, перешел в громкий треск. Из-за кургана появился летательный аппарат. Это был старенький биплан с решетчатым фюзеляжем и открытым сиденьем между крыльев, на котором угадывался человек.

Саша знала: советских аэропланов здесь быть не могло. В уезде их всего два, оба находятся в городе и стоят в сарае механического завода – на ремонте.

Выходит, эта машина чужая?

Она вдруг вспомнила слова Кузьмича: «Банда Шеpстева хорошо вооружена, даже имеет аэроплан, на котором летает какой-то иностранец».

– Ложись! – крикнула она и первой упала на землю. – Нельзя, чтобы видели нас вместе.

Но такая опасность разведчикам не угрожала. Машина шла в стороне, на небольшой высоте, людей на дороге скрывали кусты.

Тем не менее все прижались к земле.

– Тоже, я думаю, разведчик, – сказал Гроха. – Летает в чистом небе да посматривает, что делается на грешной земле. Такому позавидуешь.

Саша с волнением следила за улетавшим аэропланом. Вот он уже на самом горизонте – кажется едва заметной точкой на блеклом небе. А теперь исчезла и эта точка…

Два года назад какой-то пилот производил демонстрационные полеты в ее родном городе. Это был первый летательный аппарат, который видели горожане, и, когда аэроплан приземлился, авиатору устроили овацию. А Саша стояла возле самолета, вдыхала ароматы бензина, горелого масла… Кажется, все бы на свете отдала, только подняться в воздух!

Сегодня она снова увидела аэроплан. Но его уже следовало остерегаться.

Вторая глава

…Входя в село, она мысленно оглядела себя. Босая, в длинном суконном платье с глупыми пуговицами; щегольской цветастый платок на голове, а за плечами мешок и стоптанные башмаки на палке. Видик! Но столь же нелепо выглядят сотни других горожан, которые бродят по окрестным селам в поисках продуктов.

…Саша идет по широкой улице, делящей село на две равные части. В этот послеобеденный час улица пустынна. Но вот вдали появилась женщина с ведрами на коромысле.

Крестьянка с ведрами приближается. Теперь можно разглядеть, что она не только несет воду, но и прижимает к груди малыша.

Саша первая поклонилась при встрече, улыбнулась ребенку – веселой годовалой девочке.

– Из города я. Голодно там. В лавках полки пустые, на привозе хоть в пятнашки играй. Люди по уезду разбредаются. Ну и я подалась в ваши края: может, выменяю чего на еду.

– Отчего не выменять…

Женщина не выказала сочувствия горожанке, не проявила интереса к вещам, которые могли быть у Саши. Ответила просто так – лишь бы что-нибудь сказать. И глядела куда-то поверх Сашиной головы: вроде бы намаявшийся, ко всему равнодушный человек. А Саша за всем этим почувствовала напряжение, настороженность. Она и сама невольно подобралась.

Беседа продолжалась. На вопросы горожанки женщина отвечала односложно.

Саша решила остаться в селе.

– В хату не пустишь? – сказала она. – Мне бы ночь переспать, завтра дальше пойду. Пусти на ночь, дам тебе кое-что из вещичек.

Женщина кивнула и пошла вперед, показывая дорогу.

В просторной горнице горбатая старуха укачивала девочку и дотошно расспрашивала Сашу о городском житье-бытье, о семье, знакомых… Молодая же, как ввела гостью в дом и отдала ребенка свекрови, так и простояла весь разговор у стены. А потом тоже без единого слова набросила платок на голову и вышла.

Вернулась она спустя четверть часа, когда Саша уже помылась и собиралась прилечь на неудобном горбатом сундуке. Остановившись в дверях, поманила горожанку:

– Пойдем, слышь-ка!

– Куда? – Саша подняла голову, попыталась встретиться взглядом с женщиной.

Та отвела глаза:

– К людям пойдем…

– Ну что же, – равнодушно сказала Саша. – И мешок взять?

– Как хочешь.

Мешок Саша взяла.

Они миновали несколько домов, пересекли улицу. Вслед за провожатой Саша вошла в просторную хату. Вошла и невольно остановилась на пороге. В ноздри шибанул резкий сивушный дух. Глаза защипало от табачного дыма. Сизый туман в комнате был так плотен, что с трудом можно было различить длинный стол и сидящих за ним людей.

– День добрый, – сказала Саша.

Ей не ответили. Вероятно, разглядывали вошедшую. Потом один из сидящих встал, взял Сашу за руку, толкнул на табурет у края стола.

Теперь она увидела и оружие: в дальнем углу стояли у стены винтовки и шашки.

Винный перегар и крепкий чесночный дух, исторгаемые десятком бандитских глоток, испарения разгоряченных и давно немытых тел, запахи сыромятных ремней, прокисшей овчины и застоявшегося махорочного дыма – все это смешивалось в отвратительный букет, и Сашу стало мутить. А тут еще кто-то пододвинул глиняную кружку, полную самогона.

Неожиданно для самой себя Саша встала с табурета, шлепнула ладонью по столу.

– Вы все тут с ума посходили. Видано ли, чтобы люди дышали этакой гадостью? Все как есть помрете до сроку. – Она обернулась к хозяйке, достававшей из печи огромный противень с яичницей. – Старая, отвори-ка оконце!

Не утерпев, сама толкнула створки окна, шагнула к другому.

– А ну, стой!

Саша обернулась.

– Ходи сюда, – сказал детина средних лет с повязкой на левом глазу, из которой торчали клочья серой ваты. – Ты кто будешь, такая шустрая?

– Сестра милосердия буду, – ответила Саша. – Иначе фельдшерица. А что, неможется тебе?

Одноглазый ладонью шлепнул себя по заду:

– Здесь у меня болячка!

За столом захохотали.

– Ну, будешь лечить? – Бандит привстал и сделал вид, что расстегивает штаны.

– Буду! – крикнула Саша, пересилив шум в комнате. – Вот только дрючок отыщу покрепче да этим дрючком – по заду, по спине, по бесстыжей твоей башке!

И, не давая опомниться бандиту, присела рядом, чуть отодвинула повязку на его глазу.

– Пусти! – зарычал тот.

Но Саша уже завладела инициативой, стала развязывать узел повязки.

– Что с глазом-то? Давно случилось? Да сними повязку, леший!.. Стой, не трожь, я сама… А ну, не вертись, наказание ты божье!

Вот так, сыпя вопросами, не позволяя бандиту сказать хоть слово, она ловко сняла измазанную кровью и гноем повязку, швырнула ее в печь, стала осматривать воспаленный, распухший глаз, промыла его оказавшимся у хозяйки крепко заваренным чаем, потребовала у нее же чистую тряпицу.

А бандит, который несколько минут назад запросто мог пристрелить «шуструю деваху», сейчас покорно вертел головой, когда закрепляли новую повязку.

– Утром еще раз промой, вечером снова – и будешь здоров… А глаза беречь надо, мужики! – Теперь Саша обращалась ко всем присутствующим. – Глаза заботы требуют. Вот как надо их протирать, ежели приспичило. – И она осторожно коснулась глаз тыльной стороной ладони.

…Вся компания продолжала попойку. Но сейчас в центре внимания была Саша. Она ела яичницу и рассказывала. Вместе с родителями живет близ уездного города. Отец – священник, мать – фельдшерица. Вот и сама она пошла по медицинской части – окончила специальные курсы. Как оказалась здесь? Да разве одна она скитается по селам в это трудное время, когда честному человеку никак в городе не прокормиться!

– Наберешь жратвы – и назад? – спросил одноглазый.

Саша помедлила, будто раздумывала. Потом решительно тряхнула головой:

– Могу и прижиться, ежели найду подходящее место. Мужа нет, отчета никто не спросит. Было бы из-за чего остаться…

– Разбитная, – сказал бандит. – Выходит, своя ты, девка?

– Это как посмотреть… – Саша усмехнулась, повела плечом.

Бандит облапил большую бутыль, плеснул из нее в стакан, пододвинул его Саше:

– Хлебни!

– А вдруг откажусь?

– Хлебнешь – значит своя. Не хлебнешь – будет другой разговор.

– Это что же, условие?

– Считай, что условие. Разок должна хлебнуть.

– Только разок? – Подняв стакан, Саша оглядела присутствующих. – Налейте и себе. Чокнемся, мужики?

И выпила залпом отмеренное ей зелье.

Некоторое время ей еще удавалось контролировать себя. Она даже отрезала кусок колбасы, стала жевать. Но вскоре поняла, что дело плохо. Напрягая все силы, встала из-за стола, подошла к хозяйке.

Они вышли из хаты. В глубине двора была навалена солома. Саше удалось добрести до этой кучи. Здесь ее вырвало.

Стало легче. Когда несколько минут спустя хозяйка позвала ее, Саша уже окончательно взяла себя в руки.

Хозяйка, маленькая, седая и очень полная, была любительница посудачить, быстро выложила все, что знала о бандитах. Казалось, она не могла остановиться – сыпала и сыпала словами, хватая Сашу за руки, заглядывая ей в глаза. Кто такие эти девятеро, что расположились в хате? Они здесь уже второй раз. А впервые появились две недели назад, пожили в селе три дня. Теперь вот приехали снова. Что ж, она не в убытке. Не с пустыми руками приезжают. В прошлом месяце оставили ей швейную машину, только без челнока… А вчера привезли корзину с бельем – почти полная корзина, и белье такое мягкое. Две сорочки даже с кружевами, очень подходят по росту… А откуда они появляются, эти люди, где стоит их войско, она не ведает. И про их командира тоже ничего не знает.

Потом женщина долго говорила о селе; об урожае, который почти весь пропадет – некому убрать; о какой-то Нюрке – та живет по соседству и все норовит переманить гостей, чтобы ей несли подарки, а не кому другому. Только ничего у этой Нюрки не выйдет, и получит она не подарки, а дулю.

Саша делала вид, что слушает болтовню хозяйки, а сама пыталась осмыслить то, что довелось узнать.

Итак, группа бандитов впервые побывала здесь две недели назад. А когда объявилась банда Шерстева? Сообщение о ней было получено в середине сентября. Что же, сроки почти совпадают.

Как утверждает хозяйка, одноглазый и его спутники ничего не берут у сельчан, даже подарки привозят. Вот и это согласуется с имеющимися данными о банде. По сведениям Кузьмича, Шерстев беспощадно расправляется с коммунистами и сельским активом, но делает это тайно. Стремится выглядеть покровителем крестьян… Словом, похоже, что Саша и Олесь оказались там, где нужно.

Зачем в селе находится группа одноглазого? Разведка? Но что им здесь выяснять? Может, приехали подхарчиться, насобирать продовольствия? Нет, фуражиры крупной банды прибыли бы на подводах или линейках. А у этих только верховые кони, стоят под навесом позади хаты.

Где же расположена сама банда?

Саша неторопливо приблизилась к калитке, оглядела улицу. Вот-вот должен появиться Гроха. У них было условлено: на закате Саша найдет возможность побывать возле колодца, там передаст товарищу добытые сведения.

Она уже знала, что колодец где-то вправо от дома – время от времени оттуда шли сельчанки с полными ведрами. Вот и женщина, которая привела ее к бандитам, тоже несла воду с той стороны.

Солнце было у горизонта. Приближалось время встречи со связником. Удастся ли свидеться? И что скажет она Олесю, если пока ничего толком не разведала?

Но все равно встреча нужна.

…Женщины посидели на лавочке, вернулись в дом. Саша попросила воды. Получила полный ковш, но пить не стала.

– Тепловата водица, – сказала она хозяйке. – Может, за свежей сходить?

– Сходи, ежели есть охота. Вон они, ведра и коромысло.

– Эй, бабы, чего раскудахтались? – крикнул из-за стола одноглазый бандит.

Женщина пояснила.

– А сама? Ноги отвалятся?

– Это еще что за указчик? – Хозяйка уперла руки в бока, шагнула к обидчику. – Гляди, раскричался. В гости пришел – гостем и будь!

Бандит нашел шапку, нахлобучил себе на голову, взял карабин и пояс с подсумками.

– Вместе пойдем, – сказал он Саше.

– И до ветру провожать ее будешь? – усмехнулась хозяйка. – Вот ведь какой кавалер!

Бандит разразился грязной бранью.

– А мне нравится, что к колодцу пойду не одна, – капризно сказала Саша. – Сколько живу, а не ходила по воду с провожатым. Он и ведра понесет, кавалер мой.

В комнате захохотали. Встал парень лет тридцати, со шрамом на лбу:

– Слухай, Степан, и я с вами. Не дай бог, заблудитесь одни. Нам вдвоем сподручнее будет, а?

Все это время он похотливо глядел на Сашу, рукавом рубахи вытирая вымазанный в сале подбородок.

– Цыц! – яростно крикнул одноглазый. – Я те пойду! А ну, на место, Петро!

Парень поворчал, но вернулся к столу.

– Топай! – приказал Саше одноглазый и решительно двинулся к двери.

Они неторопливо шли по улице – впереди Саша с ведрами и коромыслом, чуточку поотстав – провожатый.

Солнце садилось. Свет шел из-за тополей, шеренгой тянувшихся вдоль улицы. От деревьев пролегли по дороге густые синие тени. Слабый ветерок доносил запахи дыма, увядших трав, теплого молока…

Низко опустившееся солнце мешало смотреть, и Саша увидела Гроху, когда оказалась шагах в двадцати от колодца, – нечесаный, босой, с уродливым мешком за спиной, он подходил к колодцу с противоположной стороны.

У деревянного сруба под черепичной двускатной крышей собрались десятка полтора женщин. Они с любопытством разглядывали незнакомых. Румяная толстая девка что-то сказала подружкам, те засмеялись. Саша обернулась к спутнику:

– Может, прогуляешься? Как звать-то тебя?

– Степан я.

– Ну, иди, Степан. – Саша поправила повязку у него на глазу. – Нечего тебе здесь ошиваться. Видишь же, у колодца одни бабы. Иди, застыдят нас.

Бандит стоял и глядел на Сашу.

– Со мной поедешь, – вдруг сказал он.

– А куда? – Саша напряглась, стиснула коромысло. Неужели выложит, где банда?

– Куда повезу.

– Вот какой разговор… Гляди-ка, нашел вертихвостку! Куда ехать-то?

У колодца снова засмеялись.

– Хорош, нечего сказать! – сердито зашептала Саша. – Срамишь на людях. Уходи же! Иди, после поговорим!

– Лады! – Одноглазый повесил карабин на плечо. – Отсюда прямо в избу, поняла?

И он ушел.

Саша обернулась к колодцу, отыскивая глазами Гроху.

Тот стоял возле сруба – держал над головой ведро и ловил ртом льющуюся струйку воды. Напившись, долил из бадьи ведро, кивнул его владелице и неторопливо двинулся от колодца.

Вскоре подошла Сашина очередь. Она быстро наполнила ведра, взяла их на коромысло, пошла к дому. Все это время она не упускала из виду товарища. Заметила, как тот бросил палку на дорогу, а сам свернул за деревья, в кустарник.

Она все поняла. Дойдя до валявшейся в колее палки, опустила ношу на землю, будто сделала остановку для отдыха.

– Говори! – донеслось из-за дерева. Склонившись над ведрами, она быстро пересказала то немногое, что удалось узнать.

– Поедешь? – спросил Гроха.

Саша уже приняла решение. По всем признакам, одноглазый и его компания – из банды Шерстева. Отправиться с ними – значит установить расположение банды.

– Еду, – сказала она.

– Понимаешь, чего он хочет от тебя?

– Ты и Григорий пойдете следом. Постарайтесь не отстать. Отстанете – возвращайтесь на хутор. Это все, Олесь!

– Дать пистолет?

– Нет! С ним завалю все дело.

Она вернулась к хате, когда там спешивались три всадника. С ними были вьючные лошади. Вьюки – переметные сумы из ковровой ткани осторожно сняли с коней, внесли в помещение. Из каждой сумы, похожей на огромный карман, торчала горловина ведерной бутылки, залитая красным блестящим сургучом. Что могло в них быть?

Расторопная хозяйка поставила на стол противень с курятиной, с жаренной в сале картошкой, миски с капустой и огурцами, четверть самогона. Трапеза возобновилась.

Парень со шрамом – тот самый, что тоже собирался идти к колодцу, плеснул в стакан самогону, выбрал в противне куриную ножку, все это протянул Саше:

– Поди, нагуляла аппетит, докторица. На-ка, держи!

– Э, нет! – Она отодвинула стакан. – Один раз бывает проверка.

– Выпьешь!

– Дудки! Или мужики, что собаки – сбрехали да позабыли? Не буду!

– Будешь! – настаивал бандит. – А то, гляди, отсюда налью. – Он показал на вьюки с бутылями.

Эти слова вызвали взрыв смеха.

Парень со шрамом с трудом вытащил из вьюка бутыль, поднес ее к Саше.

Почудился знакомый запах. Протянув руку, Саша коснулась горловины сосуда, поднесла пальцы к носу.

– Касторка?! – изумленно воскликнула она.

– А ты думала!

– И там, – Саша показала на вьюки, – и в других тоже касторка?

Бандит кивнул. Все давились от хохота.

Саша растерянно глядела на него. Касторовое масло в шести огромных бутылях? Для чего бандитам столько лекарства! Уж не мается ли животами все их воинство?

Бутыль водворили на место.

Парень со шрамом все решительнее совал ей стакан с самогоном. Одноглазый остановил его.

– Скидку делаем докторице, – сказал он с ленцой. – С нами она поедет.

– Вот какой быстрый! – Саша покачала головой. – Не уважаю торопливых!

– Не желаешь? – Бандит привстал с табурета.

– Сперва скажите, какому богу молитесь?

– Опознаешь, когда свидишься с ним.

– С самим богом? – Саша небрежно роняла слова. – Вот диво дивное. Он хоть красив, этот ваш бог?

– Семь их, богов! – Одноглазый выхватил наган, крутанул барабан. – Выбирай любого!

– Стращаешь? – Саша гневно выпрямилась. – А ежели я не из пугливых? Убери пушку. Лучше лаской попробуй.

– Я – лаской! – вскинулся парень со шрамом. – Коня хочешь? Коня тебе сыщу тонконогого, горячих кровей. Саблей махать выучу. Ты, я вижу, девка бедовая!

Из груды оружия он извлек шашку в нарядных ножнах, подбросил в руках, картинным жестом протянул Саше.

– Владей! Легкая, гляди, а кусачая!

Саша сделала вид, что любуется оружием.

– Дивись! – Бандит выхватил шашку из ножен. Мгновенный высверк клинка – и подброшенная к потолку картофелина оказалась разрубленной на половинки. – Владей! – повторил он, бросив шашку в ножны. – Штаны малинового сукна тебе справлю, хромовые сапожки с подковками на высоких подборах… Эх, ничего не жалко!

Грохнул выстрел.

– Эта пуля в небо, – сказал одноглазый, помахивая револьвером, из ствола которого курился дымок. – Вторая в тебя будет. Ты меня знаешь, Петро, не промахнусь!

Выстрел и угроза главаря группы особой реакции не вызвали. К таким вещам здесь привыкли. Но виновник инцидента все же утихомирился. Вскоре он уже грыз куриное крылышко…

Саша сказала: не годится порядочной девушке ехать по первому зову малознакомого человека. Да и неизвестно, в какие края ее повезут. И найдется ли там подходящее занятие, жилье? И как еще на это посмотрит старший командир или батько? И ехать, видимо, далеко – не один день пробудешь в пути. А в селе по соседству, люди сказывали, требуется фельдшерица. Вот куда надо спешить. Опоздаешь – другую наймут.

Одноглазый схватил ее за руку, потащил в сени.

– Дуреха, – зашептал он, – в полночь тронемся, утром будем на месте. В лесу войско атаманово, в здешнем лесу. Всего-то будет верст сорок. А батько – он добрый. Дюже любит, ежели кто из образованных гостей. Сам, что ни день, книжками балуется.