Текст книги "Я русский. Вольная русская азбука"

Подсолнечное масло

Шекспир искал сюжеты в хрониках королей. Вот вам рядовая история, которая показывает, что по этому показателю мы достигли шекспировского уровня.

Под Приозерском есть поселок С. Семь лет назад здесь получил землю и технику в аренду от государства Владимир Кротов. Ему очень повезло, когда Гайдар провел либерализацию цен. Технику он выкупил за смешные деньги. Вернулся из армии сын. Второй сын окончил школу. Тридцать гектаров земли должны были кормить небольшое стадо. Кротов два года работал, не выползая из кабины трактора. Хотя местные его не любили: не возвращал долги. Но и побаивались: застрелил двух овец на своем поле и сделал из них шашлыки. На третий год Кротов начал пить. Вместе с женой. Трудно сказать, почему. Может быть, хотел сразу разбогатеть, но не получилось. Может быть, не знал, что делать со свалившимся с неба имуществом. А может быть, понравилось.

Старший сын, видя отцовские заморочки, сам решил стать предпринимателем. Он взял в Приозерске кредит под проценты у одного из новых русских и принялся торговать. Торговать у него не получилось. Деньги ушли.

Пришел срок расплаты. Кредитор давал деньги под ферму отца, а теперь вдруг выяснилось, что отец квасит, техника разбита и не имеет товарных достоинств, а земля дает один укос случайных трав. Однако новый русский не стал брать своего должника за горло, а предложил ему отработать свой долг в его фирме. К обоюдному удовлетворению. Начал старший сын Кротова работать. Однако что там заработаешь на подхвате? Что заработаешь, то и проешь. Парень оказался ни то, ни се.

Тогда новый русский предоставил ему очередной шанс расплатиться с долгами. У него в хозяйстве стояла цистерна с подсолнечным маслом. Сыну Кротова разрешалось отлить из этой цистерны в канистру двадцать литров и идти на рынок. Новый русский продавал ему масло по пять тысяч за литр, а Кротов мог реализововывать по любой другой цене. Скажем, по семь.

Через несколько дней торговли случилось неизбежное. Тот, кто имел дело с маслами, наливаемыми слабой струйкой из большой цистерны в маленькую канистру, понимает, что устоять у канистры невозможно. Так и Кротов: решил отойти, потом отошел подальше, а потом и совсем ушел обедать. После обеда пять тонн подсолнечного масла растеклись по всему двору фирмы.

Даже разбитая техника отца могла компенсировать утерю масла. К тому же в Приозерске у старшего Кротова стояла трехкомнатная квартира. И, если уж говорить трезво, то долговые обязательства, переписанные на отца, вполне устроили бы приозерского маслоторговца.

Но Владимир Кротов платить за сына категорически отказался. Он предложил в оплату долга свинью. Маслоторговец и его приятели, приехавшие в поселок С. для решительных переговоров, были оскорблены.

Я сам видел, как они в бешенстве рассаживались в две перламутровые машины – синюю и бордовую. Было сумрачно, низкие темно сизые волны туч несло с Ладоги. Дом арендатора Кротова, построенный временно из горбыля, торчал на северном небе неровными уступами, так же торчали в разные стороны стропила недостоенного сарая, какие-то палки, балки, столбы. Ледяными лунками стекол оскорбляла весь этот беспорядок взлетная полоса теплицы в несколько соток – ни разу не использованная.

Через две недели мы с женой жгли костерчик в уютной ложбинке перед домом. Все это время тучи с Ладоги неслись без передышки, но никак не могли наморозить раннего снега. Есть в эти дни предснежья что-то исступленное и мрачное, как будто природа никак не может разродиться. Люди как аппендициты либо миндалины природы – это кому как нравится – тоже ощущают ее мучения. Нормальный человек в такие дни пьет горькую, а русские интеллигенты потерянно ходят по комнатам, ломая руки. Мы с женой сидели у костра. Трещали прошлогодние сучья ольхи. Выла собака у Горюновых. Из-за горки, от арендатора раздались резкие удары молотка.

– Гроб колотит, – сказала жена. Мы посмотрели друг на друга расширенными глазами. Мы знали окончание этой истории. Оно не поддается описанию художественным способом.

Старший сын Кротова вдруг пропал. Пропал и пропал. Несколько дней его не было. Потом в лесу его нашли повешенным на дереве. Милиция, конечно же, квалифицировала это как самоубийство. Общественное мнение было на стороне маслоторговца, иначе оно проявилось бы.

Жуть какая.

Закон

Правила игры

Только ускользающее позволяет себя коснуться.

Уходящая рыба топит поплавок.

Последний листок бумаги теснит строчки.

Трогается поезд, и только тогда понимаешь, что это – навсегда.

Что такое литература – настоящее дело или игра?

Нельзя сказать «правила дела». Есть только правила игры.

Даже в ожидании сновидений можно достичь состояния мощи.

История

Прощай, Грузия

Тбилиси похож на Будапешт. Будапешт похож на Дальний Восток. Такие же сопки с низким кустарником, такие же реки, не желающие парадного гранита набережных, такие же болезни.

Поясню. В Тбилиси и Будапеште я бывал по одному разу и болел. На Дальнем Востоке я родился и вырос, но, возвращаясь туда, каждый раз двигался согнувшись.

Мне кажется, что моя родина намекает мне: люби только меня.

Каждый русский в эти дни возвращается с аскетических жестоких вершин коммунизма, откуда он хотел осчастливить целое человечество, к своим травам и кустарникам. Возвращение это грустное, тяжелое. Есть в нем что-то от бессмысленного казацкого похода «за счастьем», когда курган, насыпанный папахами оставшихся в живых участников похода, оказался малым пригорком по сравнению с горою, насыпанной до похода. Никто нас не неволил, сами пошли. И вот – вернулись.

Прощай, Грузия! Уже не прозвучит на берегах Куры русская речь, не обомрет от восточного гостеприимства поэт, не попытается поразить Европу звуковым эквивалентом многоголосой своей окраины.

Прощай, Литва! Отшумели десятивековые бои на рубежах. Мы расходимся. Уже не надо мне родниться с чопорными, провинциальными видами Каунаса, не надо совмещать общие радости, которых было немного, и разводить общие беды, которых большинство.

Но есть в возвращении из похода сквозь боль и слезы утрат, сквозь покривившееся зеркало – слабая отрада, смертельно усталая, но блаженная улыбка: «благословляю все, что было…»

Все? И 5 января 1918 года? И 1932 год на Украине? И гибель Осипа Мандельштама? И несчастных олигофренов в детских домах?

Снова вскинется злоба, снова глаза начнут искать виноватых – человека, партию, народ, Бога!..

И все-таки – «благословляю все, что было…» Потому что не забытье, не оцепенение отрешенности является истинной благодатью для русского человека, а именно прощение.

Мы помним то, как двое грузин, сами обезумевшие от страха, открыли шлюзы, из которых хлынули водопады крови. Мы прощаем их.

Мы помним группу сумасшедших евреев, ввязавшихся в чужую драку в семнадцатом году. И их прощаем.

Мы прощаем даже своих ВОХРовцев, добровольных палачей, хотя нет им прощения! Но и их мы прощаем.

Зачем мы любим Грузию? Зачем нам Клондайк и Джек Лондон? Разве у нас нет своего Севера и собачьих упряжек? Или наши сады под Новочеркасском не так сладостны в лунные ночи, как сады Шираза? А развалины кремлей меньше говорят сердцу, чем щербатая подкова Колизея?

Вернем свои взгляды издалека. У нас у самих есть, кого любить, что беречь и где умирать.

Прощай, Грузия.

Время тихих убийств

Когда началось это время? Как представляется, в шестидесятые годы. Переменилась форма уничтожения людей – она стала более изощренной и более направленной. Принято думать, что убийцы времен сталинизма с ворчанием забились в щели и стали – как бы это точнее сказать – вегетарьянцами поневоле. Этакие травоядные волки.

Представляется, что это не так. Просто массовые бессмысленные убийства приелись, уже не было в них новизны ощущений, сладострастия не было.

Рискну утверждать, что и сам Сталин стал бы на старости лет иным – начал бы поигрывать в демократию, отечески опекать искусства. В ту сторону он шел со своими трудами по языкознанию, разборками в литературе и музыке. В ту.

Хрущев всем спутал карты. Он нарушил постепенность – раздернул занавес одним рывком. А было задумано открывать его постепенно, чтобы жгучие тайны столетиями волновали мир. Еще бы! Целая Франция бесследно исчезла в рукаве «сибирских степей»! Что ни биография – то кровавая драма!..

Когда Брежнев, поспешно задернув занавес, начал «по правилам» его постепенно раздвигать, было смешно. Но только первое время. Потому что настала пора тихих убийств. Вместо гильотины начала использоваться некая жевательная машина. Человека вызывали на откровенность, на спор с властями, затем пола пиджака, рукав попадали между шестерней, и за пять-десять лет от него оставалась белесая, бескровная тень.

Как-то по ТВ я смотрел передачу о Питере Бруке. Показывали отрывки из его спектаклей. И я поймал себя на мысли – что же это? почему у них лица другие? Они что, иначе обучают актеров? И тут же понял – нет! Они не лучше профессионально! Они – другие. Они уважают себя. Они уверены в том, что их не сожрут без предупреждения. У них лица гордые.

Гордые!

А где она у нас, гордость? Почему пропало слово «гордый»?

«Что за глупый вопрос!»

Вы правы. Я подозреваю, что многие опасно, а может быть, и безнадежно больны инфекционным заболеванием – вампиризмом.

В чем это проявляется? Во всем. Мы хотим крови дворников, не убирающих парадные, продавцов, кассиров, начальников, соседей в автобусе и т. д. Мы представляем себе картины (особенно в молодости), когда у нас необъятная власть, неуязвимость и небывалые средства уничтожения и мы расчищаем пространство. Мы будем разочарованы, если количество погибших в сталинские времена будет меньше предполагаемой нами цифры в 40-60 млн. человек. Огромное большинство народа голосует за расширение сферы применения смертной казни. Место дорожной трагедии, гибели человека под машиной тут же окружается молчаливой толпой, выражение глаз у собравшихся – жадное.

Джинн вылетел из бутылки. Как загнать его обратно – неизвестно. Может быть, угроза всеобщей смерти спасет от смерти.

Время тихих убийств.

Время убийств медленных, когда палач подходил к окну, отгибал штору и смотрел на город. Он знал, что жертва его сейчас корчится. Удар был нанесен буднично, как бы между делом: не принят спектакль, расторгнут договор, упрятано в стол изобретение, отказано в квартире, сына из института вышибли. Ах! Разве мало способов заставить человека корчиться? Разве интересно убить его сразу или отправить подыхать в неизвестное место? Пусть здесь кончается, на арене, как гладиатор.

Время тихих убийств. Каждый, кто неосторожно высунулся на спор, на обмен взаимными (как казалось сначала) ударами, был затянут и съеден. Даже те, кто уехал на Запад – и они мертвы. В них нет веселости живых людей, нет игры, ребячливости, ликующего смеха нет.

Но почему это кончилось?

А кто сказал, что это кончилось? Нет, это не кончилось. Приелась палачам и эта форма тихих убийств. Наступает новая эра. Сейчас палач ложится на спину и поднимает лапы кверху. Он повизгивает – этакая плюшевая псина. Хочешь – можешь плюнуть в него, запустить чем-нибудь. Он будет даже рад.

Ему стало неинтересно жевать тебя, такого малокровного. Ему интересно, когда ты распрямишься, когда у тебя глаза заблестят, когда в тебе порода проснется – ибо палач любит пищу высокого качества. Ради хорошего куска он готов даже властью рискнуть. Как бы рискнуть. Это мазохизм своеобразный.

Он ждет, этот скулящий палач, валяющийся на спине, что ты его бороть бросишься. Тебе покажется даже стыдной эта мысль – кого же здесь бороть-то? Этого жалкого пса?

Не спеши.

Щелкнет вафельница, прокусывая горло – и торжествующий вой рыбника-оборотня отбросит нас на восемьдесят лет назад.

Для служебного пользования (документ от 19 декабря 1990 года)

В последние месяцы в стране участились случаи уничтожения продовольствия и промышленных товаров, увеличилось число аварий на транспорте, на линиях теплотрасс, электро и газоснабжении и проч. В частности, средства массовой информации неоднократно показывали примитивные могильники, куда были свалены тонны мяса, колбас, рыбопродуктов и т. п., все это небрежно забросано землей, а то и просто ветками.

Необходимо пресечь подобную самодеятельность и строго спросить с организаторов данных акций. Мало того, что отвлекаются немалые силы с совершенно ничтожными результатами, но у населения создается превратное представление о низком техническом уровне и якобы ограниченных размерах происходящего. Может показаться, что акции носят локальный и неорганизованный характер. Тем самым снижается их эффективность, требуются какие-то иные, политические и аппаратные, средства для формирования общественных явлений.

Группа экспертов, тщательно проанализировав все случаи уничтожения товаров, разработала данные рекомендации. Сфера их применения достаточно широка, хотя, например, в республиках Средней Азии уничтожение хлопка несравненно менее трудоемкая операция, чем ликвидация идущей на нерест горбуши на Сахалине. Но и в том, и в ином случаях желательно комплексное уничтожение товаров, средств производства и транспорта.

Итак, основным принципом уничтожения продовольствия является комплексное воздействие на хозяйственные структуры. Допустим, необходимо ликвидировать доставленное в индустриальный центр мясо трех наименований (говядина, свинина, птица), лишить этот центр нескольких марок бензина, приостановить подачу газа в ТЭЦ и нарушить городское автобусное сообщение. Незадачливый хозяйственник, решая эти проблемы, начнет вывозить мясо на свалку, сливать бензин в канализацию, перекрывать вентили на нитке газопровода и отключать отопление. Тем самым создается как бы сцепление обстоятельств, которое легко принять за обычную халатность, бесхозяйственность и даже стихийное бедствие. Наши же эксперты настоятельно советуют в данном конкретном случае отрядить весь автобусный парк индустриального центра для перевозки мяса с железнодорожной станции, организовать скопление на путях нескольких эшелонов с цистернами бензина, обеспечить наличие вблизи железной дороги нитки газопровода и произвести взрыв большой силы от искры зажигания в машине председателя Совета, приехавшего для так называемого контроля. Несомненно, что сгорит не только мясо, но и все автобусы индустриального центра, а газопровод выйдет из строя на большом расстоянии и на все время проведения следствия.

Но это акция штучная, сопоставимая с аварией на АЭС или затоплением крупного региона. Как же организовать уничтожение продовольствия в повседневной жизни?

Существуют простые решения. Например, прекращение подвоза кормов на птицефабрику. Очевидно, что на третий день начнется массовый падеж птицы. В более распространенной форме это успешно практикуется на животноводческих фермах колхозов и совхозов уже несколько десятилетий.

Однако население настолько привыкло к потерям сельхозпродукции, что его трудно поразить нарушениями в цепочке поле-склад-магазин. Гораздо действеннее в этом отношении кардинальное изменение технологии производства, например, колбас. Если житель крупного города почувствует резкую боль в животе после приема 200 гр. вареной колбасы, он, конечно, может предположить, что боль эта связана с приемом хлеба, кефира или картофеля. Но это частности. Несомненно то, что он поймет совершенно определенно: он отравился не какими-то домашними копченостями или овощами, а государственными, приобретенными в магазине продуктами. Так же и отравление водой из городских сетей уже не спутать с отравлением из собственного колодца.

Необходимо, чтобы люди поняли: их болезни и ранняя смерть, а также болезни их детей и близких не являются следствием какого-то общего ухудшения экологической обстановки на Земле, а результатом направленного и постоянного ухудшения природопользования именно в нашей стране и конкретно в их регионе. Больше того: в его микрорайоне, в его доме, на его этаже. С этой целью рекомендуется закладка стенных панелей с высокой радиоактивностью.

Население должно проникнуться мыслью, что нигде в нашей стране оно не сможет обеспечить себе необходимой безопасности. И если тундру сравнительно легко вывести из строя обычными вездеходами и буровыми, то высокогорные области требуют к себе атомных испытаний и организации мощных селевых потоков. Можно также практиковать массовое таяние ледников.

Хорошим вкладом в дело уничтожения земной атмосферы является организация и расширение т. н. озоновых дыр. К сожалению, озоновая дыра располагается у Южного полюса и лишь несколько десятков наших соотечественников на антарктических полярных станциях (Восток, Лазаревская, Комсомольская) могут испытать на себе воздействие жесткого солнечного излучения.

И последнее. Несмотря на многолетние усилия нашей партии по созданию в мире обстановки неугасимой ненависти к нашей стране, в последние несколько лет наблюдается нежелательное смягчение отношений. В связи с этим растет поток продуктов и медикаментов из-за рубежа как в форме гос. помощи, так и частных поступлений. Жесткие таможенные ограничения, к сожалению, не дали результата. Также не работает пока компания разжигания так называемой «гордости» и «нежелания принимать подачки». Подачки ждут и рвут из рук. Поэтому необходимо на пунктах распределения вскрывать посылки и организовывать проникновение в жидкости, ветчину, кремы, шоколад и т. п. битого стекла, иголок, экскрементов и проч.

Хотя желудки нашего населения вряд ли ощутят посторонние взвеси, сделать это необходимо из чувства профессионального долга и неугасимой ненависти к населению нашей страны и остального мира.

Итоги большевизма

Германия ушла от фашизма практически на второй день после капитуляции. Италия вспоминает дуче конфузясь. Венгрия даже не возмущается тем обстоятельством, что половина венгров из-за Хорти оказалась без родины – так им стыдно. Одна Прибалтика каким-то непонятным образом героизирует своих фашистов.

С коммунистическими идеями все обстоит совершенно иначе. Вчера еще казалось, что стоит только рассказать широким массам о преступлениях Ленина, Сталина, Мао или Пол Пота и они в ужасе отшатнутся от вчерашних вождей и их доктрины. Не тут то было. Победоносное шествие компартий по Восточной Европе продолжается и набирает силу. Как бы они сегодня не назывались, эти компартии. В Италии коммунисты наконец-то проникли в правительство. Китай осуществляет экономическую экспансию в следующий век. Даже брошенные на произвол судьбы реликты массовых истерий КНДР и Куба не сдаются, гнут свою линию.

Возникает вопрос – действительно ли мы наблюдали закат большевизма или это был небольшой и плодотворный выдох перед решающим броском на современную цивилизацию? И тогда уже разговоры о бесполезных жертвах для России станут беспочвенными и она снова ворвется в умы западных интеллектуалов, как это было в двадцатые-шестидесятые годы.

Для того чтобы знать будущее, не надо забывать о прошлом. Именно эта особенность – короткая память – стала сегодня основной во многих прогнозах левых и правых.

Почему-то и те, и эти рассматривают современное состояние постбольшевистских стран по аналогии со странами фашистскими. Напротив – нет ничего более враждебного друг другу, чем германский национализм и большевистский интернационализм. Не случайна их смертельная схватка на уничтожение. Не случайны скрытые симпатии западных, в общем-то, националистических государств, к Гитлеру в его восточных притязаниях и, с другой стороны, явная поддержка большевизма остальным, экономически отсталым миром.

Здесь напрашивается вывод о том, что если фашизм – это плохо, то большевизм – это хорошо. Именно такая система мышления, черно-белая, двухполюсная постоянно и каждый раз ложно использовалась в человеческой истории. Тогда как невооруженным взглядом видно то, что история человечества это ни в коем случае не борьба добра со злом. Эта история написана исключительно битвами зла со злом. И как бы мы ни выуживали некие добрые побуждения у греческих городов в борьбе с персидскими полчищами Кира, мы должны помнить о попытке экспансии греков в Малой Азии при Дарии, отце Кира.

Двухполюсная система мышления вынуждает современных демократов отождествлять фашизм и большевизм. Тогда на другом полюсе оказывается западный мир. Но западный мир тридцатых годов это совсем не современный западный мир. В тридцатые годы одной Англии принадлежали полмира. По какому праву? По праву беззаконного и кровавого захвата. И Англия, и Франция в тридцатые годы не могли называться полюсом добра. Так же, как Соединенные Штаты, объявившие всю Америку зоной национальных интересов. Что уж тут говорить о Японии, беззастенчиво грызущей громадные туши Китая, Индокитая и прочих материковых азиатских тираний?

Вот и получается, что все многообразное зло мира благодаря развитой системе коммуникаций схлестнулось в кровавой драке в двух мировых и множестве региональных войн двадцатого века. Если в дальнейшем каждому веку человеческой истории будет присвоен свой знак, то знаком двадцатого века станет, несомненно, знак гиены. Никогда еще взаимный обман не приобретал свойств основной добродетели. Главные герои века – шпионы и агенты тайных охранок. Варлам Шаламов и другие очевидцы называют мрак двадцатого века абсолютным и не имеющим оправданий и смысла.

Так почему в таком случае к концу века мы видим чрезвычайно дисциплинированное человечество с решительными силами сдерживания и наказания преступлений против человечности? Каким образом взаимное зло, борьба зла со злом породили пусть и хилое, неустойчивое, но – добро? Является ли это следствием атомной опасности самоуничтожения или имеются и другие объяснения?

Минус на минус дают плюс. Это физический закон. Улугбек был внуком Тамерлана. Своеобразный баланс добра и зла наступает почему-то только тогда, когда зло окончательно обессиливает во взаимоистреблении. Беда добра в том, что оно обессиливает не от борьбы, а от свободы. И тогда его можно брать голыми руками. Что и доказывалось на протяжении веков многократно. Так было в России в 1917 году. Так и сегодня ржавые сталинские выблядки сметают с улиц жалкую породу русских интеллигентов.

Но надо расставить некоторые акценты на событиях последних десяти лет. Пока еще можно сделать это.

Когда Горбачев, подобно тореадору, пропустил перед собой два-три состава Политбюро, и бешеные быки с кровавыми глазами раз за разом вонзали рога мимо красной тряпки, чтобы окончательно потерять всякое представление о реальности и проголосовать за собственную политическую смерть, он не мог самому себе внятно объяснить истинные причины своих действий. Его политика отличалась странным соединением гениальности и зауряднейшего советского обывательского романтизма. Этим романтизмом он их и ослеплял. Если бы Горбачев сам сознавал то, что он делает, он был бы съеден любым из аппарата в пять секунд. Никакой академик Сахаров или фрондирующий Борис Николаевич не представляли для КПСС ни малейшей реальной опасности, потому что КПСС была продуктом генной инженерии и победить ее мог хирург, выросший из самых сокровенных ее глубин, из праклеток, которые вне подозрений.

Если мы сегодня решаемся говорить об итогах большевизма, то только потому, что Горбачевым была нарушена основная его формула. Больше того, Горбачев все на том же интуитивном уровне заложил основы рынка. Сегодня можно возмущаться – он развалил Союз, угробил оборонку, вырубил виноградники. Но мы должны отдавать себе отчет в том, что Россия и остальные страны СССР были в полушаге от еще более кровавой резни, чем все революции вместе взятые. Я не собираюсь этого доказывать: по телевидению каждый день можно видеть глаза тысяч людей, готовых на все.

Демократы – по недомыслию, а большевики – из-за врожденного человеконенавистничества все эти десять лет не перестают петь одну и ту же песнь о близкой и окончательной гибели России. Можно понять своеобразный заупокойный тон средств массовой информации: работать в одну краску легко, удобно – это затягивает. И приносит неплохой доход. Однако, как бы ни было инфантильно поколение шестидесятников, должны же были в его гитарно-самодеятельном лоне родиться трезвые и деловые люди? Нет. Практически ни одного из кухонных стратегов в руководстве страны мы не найдем. К власти пришли комсомольцы.

В этой ситуации не может не поражать еще один факт, доказывающий возвращение Бога – хотя бы взглядом – на эту несчастную и проклятую землю. Это – перерождение комсомольцев.

Позорные страницы биографий либералов отнюдь не мешают им чувствовать себя абсолютно комфортно в новой реальности. Ни Черномырдин, ни Лужков, ни Зюганов не испытывают никакой ответственности за прошлые дела своей бывшей партии. Это тоже во многом – итоги большевизма.

Большевизм, в отличие от фашизма, монархизма и прочих измов проник в подсознание своих подданных и произвел там необратимые изменения. Почему это произошло? Видимо, потому, что большевизм выстроил абсолютно неуязвимую изнутри картину мира. Для этого ему понадобилось полностью исключить все туманное, двойственное. Категорически отвергнуты были религия, все виды искусства кроме реалистического, все виды медицины кроме аллопатии. Были запрещены любые изыскания в области расовых различий, ни один народ не должен был хоть в чем-то превосходить другой народ. Более того, народы, обладающие очевидными преимуществами перед соседними, как бы наказывались за эти преимущества. Таковыми негласно были признаны русские, евреи и украинцы – эти названия употреблялись крайне редко.

Вот в такой стерильной обстановке полной гармонии можно было проводить любые программы: от бредовых воспитательных акций при помощи органов до невиданных и необъяснимых прорывов в технологиях. Народ кряхтел, но ликовал, как в банный день, изумляя вождей просьбами подкинуть еще парку.

К сожалению, избыток «парку» начисто вымыл из народного тела все лишние для повседневной жизни шлаки – сострадание, чувства родины, семьи, земли. Возникли замечательные по своим профессиональным качествам солдаты, разведчики, полярники, летчики, инвалиды, пионеры, чекисты.

Однако ненужные эмоции и чувства не нужны лишь на короткую компанию всемирной революции. В далекой перспективе жизни без них стало совсем плохо. Солдаты завшивели, разведчики сломались, полярники увяли, летчики поразбивались, инвалиды поумирали, пионеры перевозбудились, чекисты попрятались.

Одни бандиты благоухали. Потому что бандит лишен сострадания из-за некомплекта генов, а чувства родины, семьи и земли ему заменяют волчье чувство опасности и блатная песня.

Таким образом, к 1985 году СССР представлял из себя территорию, населенную праздным и малотребовательным населением. Когда Горбачев пообещал перестройку, а Гайдар, последовательно, полные полки колбасы, этот народ вяло отмахнулся от большевизма и развернулся к рынку со своим небольшим, но стабильным аппетитом. Какое-то время нефть заменялась по бартеру жратвой и обносками Европы, и жить было можно. Во всяком случае, в переходное время. Когда-то это переходное время должно кончиться? Должно. Народ ждал. Оно не кончалось.

Бывшие комсомольцы знали, что народ способен терпеть бесконечно. Поэтому не церемонились – повышали, изымали, тормошили. Необходимо было пробудить творческие силы. Они не пробуждались. Зато мигом пробудились творческие силы у бандитов. На лбу у него не написано – бандит он или не бандит. К тому же сталинский вывод о классовой близости уголовного элемента прочно засел в комсомольской голове. Даже в Гарварде можно было убедиться в том, что вчерашние бандиты свободно перетекают в громадные состояния. И так далее. Главное – дать рынку насытиться людьми, а затем их можно коллективно сводить в баню и отмыть от всякой преступной грязи.

Так почему все-таки Германия и Япония прошли в дамки, а мы и нам подобные никак не начнем использовать наш трудолюбивый и талантливый народ для освоения неисчислимых природных богатств? Почему не прекращается распад промышленности, а сельское хозяйство умирает на глазах? Почему люди звереют?

Ответы на эти вопросы надо искать все там же – в прошлом. Они очевидны, но почему-то ускользают из всех анализов и обзоров.

Надо четко и навсегда затвердить себе: люди не звереют. Они из зверей таким мучительным способом по укороченной программе пробуют превратиться в людей.

И только.