Текст книги "Меч Тамерлана. Книга вторая. Мы в дальней разлуке"

– Здравия желаю, Руслан Вячеславович! Старшина Зозуля, отдельный батальон патрульно-постовой службы по Центральному району. Что у вас случилось?

Минкин уставился на вошедшего старшину с рядовым на пару, память на лица и имена была далеко не самым лучшим его достоинством.

– Мы с вами знакомы? – наконец выдавил он.

– Конечно! – с готовностью доложил старшина. – Вы на прошлой неделе у нас совещание по уличной преступности проводили. Я был после ночного дежурства, вот и задремал немного, а вы меня подняли и вынудили все совещание на ногах простоять.

Минкин открыл рот, собираясь ответить, но такой возможности его лишила миловидная женщина, вышедшая в прихожую из глубины квартиры.

– Милости просим, милости просим! – затараторила она, не давая отклониться от придуманной ею версии. – А у нас тут такое случилось! Ужас!

Ольга Львовна попыталась изобразить этот ужас на лице и, сложив ладони на своем лице, покачала головой в разные стороны.

– Представляете, я сегодня собиралась лететь в Италию, и муж провожал меня до аэропорта. Ну, вы же знаете наши авиалинии: рейс сначала задержали, потом и вовсе перенесли. Потом обнаружилось, что я забыла загранпаспорт. Приезжаем обратно, а здесь сидит неизвестная нам обоим особа в моем халате и лазит по шкафам. И что самое интересное, дверь закрыта на замок.

– Все ясно, домушница, форточница! – решительно заявил старшина Зозуля, вообще не склонный искать сложных решений в простых вопросах. – Она заранее знала, что дома никого не будет. А это что означает?.. – Он вопросительно посмотрел на напарника.

Но Дятлов только молчал, пыхтел, таращил глаза и явно затруднялся сказать что-либо вразумительное.

– А значит это, – продолжил старшина, догадавшись, что от «зелени» толку будет мало, – это значит, – снова повторил он, – что за квартирой велось наблюдение и у воришки есть сообщники.

– Прекрасная дедукция! – льстиво заявил Минкин, просительно заглядывая старшине в глаза.

Ольгу Львовну тоже устроило, что простофиля-полицейский заглотил наживу и будет рыть в нужном направлении, поэтому и она сочла своим долгом согласно поддакнуть.

– Где подозреваемая? – уточнил старшина.

– Я ее на кухне заперла, чтобы никуда не убежала. – Ольга Львовна даже сама стала немного верить в свою выдумку.

– А вот это зря, не знаю, простите, как вас звать, – укоризненно качал головой старшина Зозуля.

– Ольга Львовна Осипова, моя любимая жена и по совместительству один из лучших в столице дизайнеров интерьеров, – поспешил представить Минкин свою супругу. – Так что учтите, если что спланировать – поможем.

«Каков подлец! Лицемер!» – подумала она.

– Минуточку, граждане, – заявил Зозуля, и, взяв под локоток Дятлова, вытолкнул его на лестничную площадку.

Там он вполголоса связался с диспетчером и доложил суть дела. Выслушал.

– Значит так, – обратился он к напарнику. – Охраняем место происшествия, ждем опергруппу. Ты досмотришь преступницу, а я свяжусь с участковым и посажу пока терпил писать заявы и объяснения – поможем операм.

– Зря вы ее оставили без присмотра, Ольга Львовна, – продолжил старшина после возвращения. – Она ведь кто? Форточница! Выскочила на подоконник – и поминай как звали. Ну-ка, Дятлов, сходи глянь, на месте ли подозреваемая?

Рядовой Дятлов изо всех сил пытался выглядеть бывалым служакой, поневоле копируя интонации и жесты товарища. Решительной походкой, так, как, по его мнению, и должны передвигаться опытные полицейские, он прошел по коридору… И это было все, на что его хватило: он уперся в дверь, которая, как и все в квартире, свидетельствовала о высоком социальном и материальном статусе жильцов. Дверь на кухню была жутко навороченной, блестяще стеклянной, с дорогой задвижкой, открытие которой было выше сил и знаний выпускника провинциальной средней школы. Сначала он слегка подергал дверь в надежде, что она окажется незапертой. Тщетно! Потом осторожно, старясь не привлекать внимания и боясь сломать, покрутил хромированную ручку. Тщетно! Попытка подергать и покрутить пимпочку на замке тоже не увенчалась успехом. Что делать? Не звать же, в конце концов, помощь? Сраму не оберешься! К счастью, хозяйка квартиры заметила затруднение Дятлова и пришла на помощь: что-то дернула, раздался мелодичный перезвон колокольчиков, и дверь плавно и мягко отворилась.

– Вот она! Здесь! Куда же ей деться, товарищ полицейский! – с торжеством в голосе сказала она.

Дятлов успел сделать грозный и неприступный вид и шагнул на кухню. Замер на входе. Судорожно сглотнул, пытаясь поймать выпущенную изо рта слюну. Сидящая за барной стойкой девушка меньше всего походила на злоумышленницу. Несмотря на то что дело было к ночи, она выглядела будто только что встала с постели. Удивительно каштанового оттенка свободно ниспадающие волосы были в беспорядке и только подчеркивали это ощущение. На лице ни капли макияжа, хотя с такими глазищами он был ей ни к чему. Несколько курносый носик смешно топорщился и свидетельствовал о том, что его обладательница приготовилась к бою. Рядовой заметил аккуратные розовые, прямо детские, ноготки на руках, лежащих на стойке, ноготки, похоже, никогда не знавшие лака. Из одежды на воровке было лишь сугубо домашнее кимоно, почти не скрывающее пары изящных длинных ножек. Выглядело все очень эротично, а Дятлов весь день был в предвкушении сексуального приключения, поэтому не мудрено, что им овладело страстное желание обладать очаровательной воровкой. Здесь и сейчас, немедля! Мять это упругое тело, запустить руку под кимоно, впиться губами и зубами в розовые губки, разорвать их, просунув язык как можно дальше в рот. Хотя благодаря кондиционеру на кухне было прохладно, испарина выступила у него на лбу, струйка пота побежала по ложбине вдоль позвоночника, и свое замешательство он пытался прикрыть нарочитой грубостью:

– Попалась, сучка, огребешь теперь по полной!

Девушка заметно напряглась, хотела что-то сказать, даже рот приоткрылся, но затем вновь закрыла и уставилась на него непроницаемым взглядом.

– Что молчим? Нечего сказать? Поедешь ты теперича далеко-далеко, туда, где снега круглый год и лес до неба, – продолжал измываться Дятлов.

Девушка хранила гордое молчание.

– Однако ж есть варианты. Сдашь подельника – скосят малость, не вся молодость пройдет на нарах.

– Отставить, рядовой Дятлов!

Посадив хозяев писать заявление, на кухню вошел старшина Зозуля. Окинул взглядом расстановку фигур, оценил, заметил красноту «зелени» и спокойную бледность девицы.

– Смотри, Дятлов, какая пай-девочка к нам попалась! Руку дам на отсечение, что ей не больше восемнадцати. Профессия форточницы, она такая – требует субтильности фигуры и доверчивого выражения на физиономии. Этакая девочка-конфетка… А как поскребешь – окажется матерая домушница.

Не спуская глаз с девушки, сел за стойку и не спеша достал из папки чистый лист.

Старшина вынужден был признать, что экстерьер девушки был скорее для любовного свидания, а никак не для лазанья по карнизам, по окнам и по квартирам. В сочетании с невразумительными показаниями хозяев, все это ой как перестало ему нравиться. Не иначе влезли они в какой-то блудняк. Где же эти чертовы опера? Скинуть бы им поскорее девчонку – и на маршрут. Ах да! Им ведь еще отчеты составлять.

– Ваша фамилия, имя, отчество, дата рождения, род занятий, – уточнил он для отчета.

– Не помню, – наконец раскрыла рот девушка.

– Понимаю, у нас многие скрывают свои подлинные имена. Да только зря все это, девушка. Все равно узнаем. Как вы оказались в данной квартире?

– Не знаю!

– Оказались в чужой квартире и не помните как? Глупо запираться, играть в потерю памяти: вас застали на месте преступления. Вас взяли с поличным, понимаете, с поличным!

– Ничего не знаю, ничего не помню! – отрезала Наталка.

– Врет она все! – вдруг раздался голос.

То хозяйка незаметно вошла и прислонилась к дверному косяку.

– До того как вы приехали, память у нее была отменная. А назвалась она Натальей Воиновой.

– Значит, так и запишем: «Особа, отказавшаяся назвать свою фамилию, со слов гражданки Осиповой является Натальей Воиновой…»

Он задавал вопросы, а сам мысленно писал отчет, не замечая, что волей-неволей подражал интонациям Глеба Жеглова в исполнении Высоцкого. Впрочем, девушка этого даже и не заметила, продолжая упорно играть в молчанку. Зато Ольга Львовна сразу отметила сей факт, подумав про себя: «Боже, каких ослов к нам прислали! Что, других не могли найти? Или в нашей доблестной полиции все такие?»

Покончить с формальностями оперативно не получилось. Коза в японском халате наотрез отказалась отвечать дальше, что начало выводить из себя старшину.

– Да пойми ты, дура, заявы от потерпевших хватит, чтобы засадить тебя. А вот по какой статье ты пойдешь, зависит только от тебя. Будешь сотрудничать – сядешь по сто пятьдесят восьмой ука эрэф, за кражу, пойдешь в отказник – впарят грабеж, а это уже сто шестьдесят первая, там до четырех лет могут дать.

– Я еще раз повторяю: я ничего не знаю и ничего не помню, – обреченно продолжала повторять она. – Хоть скажите, какой сейчас год? Я ведь ничего не помню.

– Опять двадцать пять! «Не-е зна-а-ю! Не-е п-о-омню!», – передразнил мерзкую девчонку старшина.

А Дятлов при этом подхалимски улыбнулся.

– Вот что, гражданочка, вы-то сами как думаете, какой год у нас на дворе?

Девчушка оторвала от стола взгляд и устремила на старшину два изумрудных лучистых глаза. Предположила неуверенно:

– Ну, пожалуй, 2014-й…

Ответом был громогласный хохот Дятлова. Он смеялся так, что вены вздулись у него на лбу, лицо и шея покраснели, а из его гортани вместо обычного «Ха-ха» раздалось утробное хрюканье.

Бац! Старшина Зозуля со всей силы хрястнул раскрытой ладонью по столешнице.

– Дурить меня вздумала? Ну, я тебе устрою небо в клеточках! Запомни: никто и никогда не смел разыгрывать старшину Зозулю. Закончили вы с заявлением, или нет? – зло крикнул он в глубину коридора. – Или нам до утра ждать? А ты что истуканом стоишь? – оторвался он на напарнике. – Ну-ка, обыщи ее и надень браслеты. Отвезем ее в отдел.

Рядовой еще не пробовал, но подозревал, что обыск молодых и красивых девушек будет его любимым занятием. С сальной улыбкой он приблизился к девахе, заставил подняться и встать с лицом к стене. Девушка повиновалась. Развернув ее лицом к стене и ловко ногой подбив ноги так, что злоумышленница вынуждена была их расставить, он с чувством, толком и не спеша принялся ощупывать хрупкое девичье тельце. Пересчитал все ребра, мельком дотронувшись до острых, еще не конца сформированных грудок. Девица напряглась, но ничего не сказала, а только подобралась, отчего ее тело утратило мягкость и упругость, а стало жестким и колючим.

«А сиськи-то хороши! Каждый день бы такие ощупывать», – думал он про себя, своими руками сместившись ниже, в область поясницы, ягодиц и бедер.

Тело девушки стала бить дрожь, а вся кожа покрылась множеством пупырышек.

«Боится, сучка! – сделал вывод Дятлов. – Это хорошо! Начинает понимать, что ее ожидает».

Щупать напрягшееся, покрытое гусиной кожей тело было уже не так интересно. Поэтому, закончив с досмотром воровки, он надел ей на руки наручники, попутно с чувством, близким к наслаждению садиста, отметил испуг на ее красивом личике.

Старшина не видел художеств своего напарника – он, начав перебирать заявления, волей-неволей углубился в чтение. Сосредоточенное лицо его хмурилось, на лоб легли складки. Как он и подозревал, дело выглядело сшитым белыми нитками. Несуразности их версии терпил торчали, как иглы из ежика, даже не дочитав заявления, он брезгливо отодвинул их в сторону, к такой туфте ему даже не хотелось прикасаться. «Хоть бы кофем напоили, что ли, буржуазия!»

В этот момент раздался спасительный звонок в дверь. Это был участковый, следом за которым бочком протискивался криминалист. Зозуля с облегчением сунул бумажки участковому и уже собирался навострить лыжи. Не вышло! На лестнице их завернули подъехавшие опера из ОВД Пресненского района:

– Мужики! Не в службу, а в дружбу – доставьте девку в отдел, а то мы здесь, похоже, зависли.

– А там куда? – недовольно переспросил Зозуля.

– Чё прикидываешься? В обезьянник!

– Так там же путаны?

– Ну и ладно, на несколько часов же всего

– Эй, долго еще ждать? – крикнул он Дятлову возле порога. – Выводи задержанную.

Напарник начинал его не на шутку раздражать. «Вот уж точно быдло, типичное сельское быдло!» – думал Зозуля. Своим тупоумием, инстинктами троглодита и манерами деревенщины он выделялся даже на фоне остальных зеленых новобранцев. Старшина сильно подозревал, что его напарник долго в органах не задержится.

Уже выходя из квартиры, задержанная бросила умоляющий взгляд в сторону хозяйки, но та брезгливо повернула голову и сжала губы. Обмен взглядами женщин не укрылся от старшины, который с чувством глубокого удовлетворения отметил, что они обе, общаясь взглядами, полностью игнорируют третьего участника спектакля – всесильного зама префекта, выглядевшего в этой ситуации предельно жалко. «Не мужик!» – решил для себя старшина, немало повидавший за годы службы в патруле.

Несмотря на сумерки, дневной зной так и не сменился вечерней прохладой, лишь знойное марево сменила давящая духота. Листья на деревьях скукожились, пытаясь сохранить в себе драгоценные крупицы влаги, трава на газонах пожухла, выжидая наступления лучших времен, даже Патриаршие пруды против своего обыкновения не радовали воздух вечерней прохладой и свежестью. На выходе из подъезда девушка внезапно задержалась, вдохнула полной грудью сухой августовский воздух. Огляделась по сторонам недоуменным непонимающим взором, словно впервые видела это место. Повернула голову назад, внимательным беспокойным взглядом окинула дом, из которого только что вышла. Устремила свои малахитовые глаза вперед, туда, где за зеленью старых лип скрывалась голубизна пруда. Два малахита на девичьем лике вспыхнули ярким пламенем узнавания, слетела сосредоточенность с лица, ушла тревога, и оно разгладилось, став, вопреки летнему зною, юным и свежим.

Всего этого не видел рядовой Дятлов, озабоченный лишь своей похотью. Стремясь поскорее оказаться в машине, он резко дернул девушку за наручники, заставив ее идти за собой.

Подвел задержанную к патрульному автомобилю, открыл дверцу и грубо положил ей руку на голову, заставив пригнуться:

– Залазь!

Девушка неловко полезла в автомобиль. А Дятлов, глядя на аккуратные, свежие, соблазнительно обтянутые полами короткого кимоно ягодицы, не удержался – запустил пятерней под полы халатика и сделал несколько теребящих движений пальцами у девушки между ног. Девушка попыталась развернуться, оторвала руки от сиденья, не удержала равновесия и упала, уткнувшись носом в сиденье и неловко задрав при этом ноги. Дятлов был в полном восторге: мало того что под коротким кимоно у нее не оказалось даже трусиков, так она еще и умудрилась шлепнуться, явив всеобщему обзору все свои прелести. Он уже собирался заржать аки конь, но внезапно кто-то резко и сильно дернул его за руку. Он обернулся и наткнулся на бешеное, перекошенное от злости лицо старшины.

– Ты чево? – с обидой спросил он, однако осекся, увидав, что напарник не собирается шутить.

– Вы извините его, девушка, он у нас всего второй месяц, неопытный, зеленый совсем еще. Вы устраивайтесь поудобнее, сейчас поедем. – Зозуля был сама галантность.

Дятлов искренне не понимал, что случилось и почему старшина так подрывает авторитет напарника. Сам же учил, что при задержании преступника следует действовать максимально грубо: класть на землю, надевать наручники, обыскивать, с силой заталкивать в машину. Нарочито грубые и беспардоннее действия, унижающие человеческую личность, призваны показать задержанному изменение его статуса, выбивают его из колеи, психологически ломают, рушат волю к сопротивлению и создают благоприятные условия для дальнейшей работы с ним. А старшина, закончив расшаркиваться перед пигалицей, захлопнул дверцу автомобиля, повернул к Дятлову белое от негодования лицо:

– Ты что, бля, совсем тупой? Сперма в голову ударила так, что целый час пробыл в квартире, а так ничего и не понял! Тебе шлюх мало, что на эту малолетку набросился?

– А ч-что я д-должен был по-понять? – заикаясь от страха, пытался сообразить рядовой.

– А то, что полюбовница она этого мужика, вот что!

– Кого?

– Того! Хозяина квартиры! Жена не вовремя вернулась, вот он девку и сдал.

– А нам-то что с того?

– Ты хоть знаешь, что это за мужик-то? – спросил старшина, а потом махнул рукой. – Хотя откуда ты можешь знать, ты же у нас без году неделя! Это заместитель префекта, силовиков курирует. Начальство в лицо надо знать! Завтра супруга евонная уедет, и он заберет любовницу свою вместе с заявлением. А мы с тобой крайними окажемся! Она хоть и малолетка с куриными мозгами, но расскажет то, что надо. Господи! Навязали мне тебя на свою голову. – Зозуля едва не схватился руками за голову. – Мне же до пенсии всего ничего осталось!

– Что же делать? – растерянно спросил Дятлов, с ужасом осознавая, что карьера полицейского находится под угрозой.

– Ничего! Садись за руль – поедем в отдел. И никакой самодеятельности, лады?

– Ладно, понял!

– Сдадим ее, и пусть другие разбираются. В принципе, ничего страшного пока не произошло, – ворчал старшина, понемногу отходя. – А если что – спишем на впечатлительность пигалицы.

В районный отдел внутренних дел ехали молча. Когда вошли – их ждал еще один малоприятный сюрприз. В отделе, всегда шумном, было неестественно тихо. Не шатались и не курили по углам опера и пэпээсники, в набитом до отказа шлюхами собачнике было неестественно тихо.

– Что случилось? – проникнувшись атмосферой, вполголоса спросил старшина у дежурного.

– Сегодня Денисов ответственный, – также вполголоса ответил дежурный по отделу капитан Соболев.

– Поня-ятно! – протянул Зозуля. – Значит, праздник плоти у вас на сегодня отменяется.

Глава 3
Следак: ночной допрос

 
Я себя сегодня не узнаю,
То ли сон дурной, то ли сеет не бел.
Отдавай мне душу, мой гость, мою,
А не хочешь если – бери себе.
Отдавай мне душу, мой гость, мою,
А не хочешь если – бери себе.
 

Татьяна Лаврова

Заместитель начальника следственного отдела ОМВД России по Пресненскому району города Москвы Сергей Степанович Денисов в эту ночь дежурить вовсе не собирался. Просто у одного из его следователей вздумала рожать жена, и Сергей Степанович, бывший афганец, верный принципу «Никто, кроме нас», не счел своим долгом взваливать ношу на подчиненных, а решил отдежурить сам.

Он выходил из Афгана в одной из последних групп. Вышел, почти сразу же дембельнулся, приехал домой с полным чемоданом надежд и орденом БКЗ натруди. Приехал… и понял, что попал в другую страну. Войсковое братство и товарищеская взаимовыручка остались далеко, в опаленных солнцем горах, в другом мире. Через пару месяцев, с трудом продрав глаза после очередной пьянки, Олег, взглянув на мир из алкогольного тумана, понял, что надо учиться жить заново. Он избежал участи многих своих боевых побратимов: не спился и не скололся, не стал торговать дурью и не вступил в одну из криминальных банд, выросших как грибы после дождя. Он, сжав зубы, ибо срочная служба, как известно, напрочь выметает остатки знаний из солдатских мозгов, взялся за штудирование учебников по программе подготовки для поступления в вуз. Наверное, в то лето что-то в лесу серьезно сдохло, что-то крупное, ибо парнишка без связей и без особых знаний поступил на юридический факультет. Не самого престижного, но вполне достойного вуза. А может, сыграл свою роль бесполезный, казалось бы, орден на лацкане пиджака. Как бы там ни было, но через пять лет перед тяжелыми дверьми московской прокуратуры стоял Денисов, сжимая в руке новый хрустящий диплом.

Прокуратура в середине девяностых переживала нелегкие времена: старая советская гвардия готовилась отправиться на покой, а молодая поросль не горела желанием просиживать штаны над ворохом нераскрытых дел и рванула на вольные хлеба зарабатывать легкие деньги. Брали всех подряд, даже с грехом пополам окончивших вуз, даже неопытных девочек, получивших диплом ради престижа. Поэтому молодого парня со срочной за плечами взяли охотно.

В прокуратуре Сергей не ужился. В Афгане он привык смотреть на своего врага через прорезь прицела, поэтому не смог оценить гибкость подхода, которую порой проявляли к закоренелым преступникам его коллеги. Уходил следователем в транспортную прокуратуру. Возвращался опять в городскую, где его с радостью перевели на район. Служил в следственном комитете. Избавились от него и там, сопроводив начальником следственного отдела Пресненского РОВД. И здесь ему пришлось уступить место более молодому, более перспективному, все правильно понимающему и гибкому хлыщу с большими связями.

Так и досиживал Сергей Степанович свой двадцатник в невысокой должности заместителя. Хоть и были на его счету громкие дела и резонансные посадки. Огрубел и зачерствел, но на компромиссы со своей совестью не шел, гибкость позвоночника не проявлял. Семьи у него не было, хотя и честно пытался ею обзавестись. Одна жена сбежала, другая скурвилась. Поэтому одинокая квартира была пуста, и свое дежурство Денисов не хотел коротать возле телефона, а явился в отдел, поработать с делами.

Когда он вошел в отдел, стихли разговоры, опустели коридоры, стало не слышно шуток, даже цветы на подоконнике, казалось, повяли. Денисова не любили, не способен был этот человек внушать подобные чувства, но уважали за отношение к делу, за солдатскую готовность всегда прийти на помощь, за высокий профессионализм. По общему мнению, мужик он был «правильный», но «не свой». «Свеженького женского тельца им захотелось! – с досадой вспомнил он о сегодняшнем рейде. – Дырку им от бублика, молока им от козла, ухо им от селедки, а не ночных эротических приключений!» Не то чтобы ему было жать путан, знали, на что шли, выбирая профессию, а до холодного бешенства доводили его ситуации, когда полицейские пользуются беззащитным состоянием задержанных.

По дороге в свой кабинет заглянул к оперативникам, которые в ожидании начала рейда резались в нарды.

– Что скажешь, Степаныч? – сказал молодой и веселый чернявый капитан, перемешивая в ладони кости.

– Рейд закончить быстро, часам к двум. У кого есть документ, хоть бумажка какая-нибудь, составить протокол об административном правонарушении, выписать штраф – и вперед. – Денисов махнул рукой в сторону окна. – На все четыре стороны.

– А как же установление личности? – мрачно сказал соперник чернявого по нардам.

– Вам что, документов не хватает? В крайнем случае установите по телефону, пусть родные узнают, чем их дочурка по вечерам занимается. Нечего людей в обезьяннике мариновать! И все дела мне на контроль!

В принципе, оперативники заместителю следствия не подчиняются – у них свое начальство есть. Но сыщики на практике знали – лаяться с Денисовым себе дороже, поэтому мрачно покивали в ответ.

Уже на выходе его окликнул чернявый:

– Степаныч?

– Что еще? – недовольно обернулся Денисов.

«Сказал же все!»

– А как с ребятами, что поехали на взлом квартиры?

– Что за взлом? – Он и ведать не ведал.

Опер был доволен, что ему удалось уделать слишком правильного следователя.

– Так вечером уже вызов поступил: какая-то девка забралась в квартиру на Малой Бронной, к заместителю префекта, между прочим. Уже часа три как назад.

Сергей Степанович был неприятно поражен: потенциальный папаша, умчавшись в роддом к своей благоверной, на радостях напрочь забыл сообщить о неотработанном вызове. «Уж я ему задам головомойку!» – про себя пообещал заместитель следствия.

– Опергруппа выехала?

– Да уж сейчас должны приехать.

– Криминалист?

– Все сделали.

– Что-нибудь украли?

– Нет, не успела, хозяева не вовремя вернулись.

Денисов подумал, что хорошо хоть так. Заместителя префекта он на дух не переваривал – он был из той же презираемой им породы карьеристов, что и его начальник, навязанный отделу по протекции. Лучше с ним встретиться здесь, на собственной территории.

– Как группа приедет – все документы ко мне на стол.

И вышел, хлопнув дверью.

* * *

Незадолго до полуночи стали прибывать первые экипажи с задержанным живым товаром разной степени потасканности и тревожности. Сортировка, составление протоколов, установление личности, после чего большей части девиц удалось избежать ночного бдения в камере. В обезьяннике оставались в основном иногородние. Впрочем, и у них еще был шанс ускользнуть из отделения до утра. Когда уляжется суета, авось какой-нибудь сержантик за скорый перепихон в подсобке или отсос в туалете и согласится выпустить ночную фею на свободу. Ночь все равно потеряна, но хоть сутенер на счетчик не поставит за простой и за издержки по выкупу из полиции. Все это Таша узнала, стоя в тесной коморке и столбенея от ужаса, слушая разговоры девочек по вызову.

Ее привезли и сразу засадили в камеру, которую между собой называли обезьянником. И еще она узнала из разговоров этих странных не то жандармов, не то полицейских, что кандалы, которыми ее заковали, на самом деле наручники, но их еще называют браслетами, наверное, с издевкой. Впрочем, в обезьяннике она пробыла совсем недолго: молоденький конвоир со странным коротким ружьем без приклада почти сразу же отвел ее по длинному коридору вглубь помещения и оставил ждать возле двери, оббитой чем-то, похожим на кожу. За дверью доносились приглушенные голоса. Слух у Таши был отменный, поэтому, когда она прислушалась, смогла разобрать, о чем там говорили. Услышанное за дверью породило в ней надежду.

* * *

Поработав с текущими делами, Денисов уж было решил прилечь на диван, когда ему принесли материалы по Малой Бронной.

Отхлебнув холодного крепкого чаю, он решил бегло взглянуть на дело, оставив разбор до утра. Но, немного прочитав его, изменил свое мнение и, набрав номер дежурной части, рявкнул:

– Соболев! Зозуля с этим, как там его…

– Дятловым?

– Да, да! Дятловым! Далеко?

– Да нет, в курилке.

– Этих баранов – пулей ко мне! Оперативники на месте?

– Так точно!

– Их тоже. Да, и девку доставь, пусть пока посидит в коридоре.

Когда два обалдуя вошли в его кабинет, Сергей Степанович немного успокоился и внимательно рассматривал стоящих перед его столом патрульных. Тот, что помоложе, глядел на него с любопытством. Видно было, что ему еще все внове, все интересно. Старшина был старым знакомым Денисова, и хотя они особо не приятельствовали, тот факт, что они оба в силу своего возраста были кандидатами на пенсию, как-то их особо сблизил и выделил из основной среды сотрудников. И хотя внешне Зозуля ел глазами начальство, опытный глаз следователя уловил в преданном взгляде старшины глубокое безразличие ко всем поучениям, коими их собираются потчевать. Тем более, он понимал, что преда-ный взгляд и рвение не для него – для камеры, что висит над головой. Зозуля был стреляный воробей, даром что носил пернатую фамилию.

Рассматривание грозило затянуться, когда вразвалочку вошли оперативники, всем своим видом показывая, что они опытные волки и матерые волки, им все нипочем.

– Вызов был? – не поднимая глаз от стола, на котором лежало наспех собранное дело, буркнул он.

– Был, мы приняли, ездили на вызов, – осторожно, явно не понимая, что ожидать, сказал Зозуля.

– Ну-у, и ка-ак? – сладко, добавив как можно больше елея в голос, спросил Денисов.

– Да вот же перед вами на столе – там все написано! – не выдержал молодой, заслужив уничижительный взгляд от своего напарника.

– Тц-тц-тц! – укоризненно поцокал языком и покачал головой следователь. – А я услышать от ВАС хочу!

На сей раз Дятлову хватило благоразумия промолчать, предоставив отдуваться более опытному товарищу.

– Ну…

– Давай без «ну». Четко и коротко! – Куда только елей у Денисова делся.

– Прибыли, значит, мы на место. Дверь открыли хозяева. А девка, которая в квартиру залезла, там, на кухне сидит запертая.

– Утащила что-нибудь?

– Не успела.

Теперь Денисов обернулся к операм, которые без разрешения уселись сбоку.

– Факт незаконного проникновения в квартиру установлен?

– Да.

– Каким образом?

– Хозяева сказали.

С каждым вопросом следователя голос опера становился все менее и менее уверенным.

– А вы проверили?

– ?

– Замок цел?

– Цел!

– Окна осмотрели? На балкон выходили? Она что, Карлсон с пропеллером? Отмычки или ключи у нее были? Или ногтем подцепила, ковырнула дверь и открылась? – Денисов уже не сдерживался, а почти кричал.

– Не было у нее ногтей, – неожиданно подал голос Дятлов.

– Как это не было? – опешил следователь. – Совсем?

– Нет, не совсем, – смешался Дятлов. – Я имел в виду, что таких ногтей, как сейчас делают, наманикюренных и длинных, не было. Ногти у нее самые обыкновенные, как у нас с вами.

– Не боись, Степаныч! – заявил один из оперов. – Эксперт все проверит.

– А собственных глаз и языка у вас нет? Узнали, как она проникла в квартиру?

– Мы думали…

– Мало ли что вы думали? Как это дело можно будет дальше просунуть? Они так скажут, а девица другое. Скажет, например, что горничная и ее приглядывать за домом оставили. И все… Дело вернут на доследование, а ваш покорный слуга положит его в сейф как очередной висяк. Криминалист хоть отпечатки снял с окон и дверей?

– Наверное…

Это уже было чересчур, и Сергей Степанович заговорил предельно жестко:

– Пинкертоны гребаные! Ну Дятлов-то ладно, пацан! На сиськи, небось, уставился, слюну пустил и ни о чем больше думать не был способен. Но ты-то, Зозуля, куда смотрел? А вы? Сыщики недоделанные!

Ответом было дружное молчание.

– Ладно, попробуем исправить, раскрутим вашу форточницу на чистосердечное признание. С чистухой в суде все легче. И молите Бога, чтобы никакой ловкий хлыщ из адвокатской конторы не подсказал ей на суде в отказ пойти. Дятлов, заведи гражданку, а вы садитесь и молчите, я мастер-класс вам показывать буду.

* * *

Первое, что увидела Наташа, когда ее ввели в кабинет, был большой письменный стол весь заваленный стопками бумаг и канцелярскими принадлежностями, рядом с книжным шкафом и сейфом. Ничего отличного от того времени, которая она против воли покинула, в этом не было. Хотя письменный прибор, стоявший на краю стола, был весьма необычной формы, но то, что это письменный прибор, сомнений не вызывало, и к канцелярским принадлежностям стоило бы приглядеться подробнее, но девушка была не в том состоянии. Телефон, несмотря на странный вид, она узнала сразу, глупо было бы, чтобы век спустя внешний вид прибора не изменился. Да еще фуражка, лежащая на краю стола, была необычной формы: с высокой тульей, голубым околышком и странной эмблемой. А еще посередине стола лежал большой черный кожаный несессер. Из-за стола встал человек в форме, возраста ее отца, с седеющими висками. Он подошел к ней, участливо подтолкнул одной рукой за лопатку, а другой показал на стул, стоящий напротив письменного стола: