Текст книги "На милость дня. Былинки"

Молитва святому, имя которого носишь

Моли Бога о мне, святый угодниче Божий (имя), яко аз усердно к тебе прибегаю, скорому помощнику и молитвеннику о душе нашей.

 

Имена

А ну-ка, Македонца или Пушкина
Попробуйте назвать не Александром.
А как-нибудь иначе!
Не пытайтесь.
Еще Петру Великому придумайте
Другое имя!
Ничего не выйдет.
Встречался вам когда-нибудь юродивый,
Которого не называли Гришей?
Нет, не встречался, если не соврать!
 
 
И можно кожу заживо сорвать,
Но имя к нам так крепко припечатано.
Что силы нет переименовать,
Хоть каждое затерто и захватано.
У нас не зря про имя говорят:
Оно —
Ни дать ни взять родимое пятно.
 
 
Недавно изобретена машинка:
Приставят к человеку, и – глядишь —
Ушная мочка, малая морщинка,
Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка, —
Пищит, как бы комарик или мышь:
– Иван!
– Семен!
– Василий!
Худо, братцы,
Чужая кожа пристает к носам.
Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам.
 

Арсений Тарковский † 1989

* * *

Я не могу постичь подвиг прп. Марии Египетской! Мой мозг не в состоянии понять, как она смогла совершить ею совершенное! 47 лет в пустыне, без еды и воды, на жгучем солнце и в холоде пустынной ночи, без единой твари рядом, с которой можно поговорить! Или только прикоснуться! Ну пусть не кошка, ящерка могла бы стать другом отшельнице! Но ящерки не дружат с людьми в пустыне! Каждая тварь в этом аду на земле живет только одним – прожить этот убийственный день! Найти каплю воды! Суметь проскочить мимо зубов, жаждущих твоей жизни и ярким днем! Закопаться в песок так глубоко, чтобы не смогли достать лучи все убивающего солнца! Сжаться на дне ямки в неприметный комочек, почти не дышать, чтобы не тратить безценную воду и дожить до спасительной ночной прохлады, когда огненный шар ляжет наскоро отдохнуть и даст ненадолго пожить другим. Но и в ночи пустыня убийственна: все живое выползает на остывающую поверхность песка, чтобы убивать. Убивать – это жить! Если ты болен и слаб, а враг хитрее тебя, ты сможешь своим тщедушным тельцем продлить жизнь другому. Правда, и твоего убийцу могут убить тогда, когда он убивает тебя. И только под утро, когда отдохнувшее солнце, потягиваясь со сна, начнет привычный обход раскаленной сковороды пустыни, лишь слабые царапины безчисленных битв за жизнь будут недолго безобразить ее песчаное морщинистое лицо. Поднимающийся жаркий ветерок наведет порядок, выровняет неровности, закроет мелкие могилки. А в глубоких, недоступных для врагов норах выжившая и притаившаяся тварь будет лизать сухим шершавым языком раны и ждать, ждать, ждать, ждать, когда с поверхности сольется уже не мертвяще-жаркий, а живительно-теплый воздух пустыни. Значит, впереди ночь!

Не постичь умом, не познать сердцем, как жила ты, Мария, в этом аду без питья и воды, без одежды, без собеседника и даже без мысли о возвращении! Вот же она, узкая полоска Иордана, граница жизни и смерти. Он неширок сейчас, и вряд ли он был широк в твое время. Сотвори усилие, ступи в его прохладные воды, омой свое покрытое коростой лицо и тело, выходи на другой берег, где протоптаны поколениями монахов водоносные тропки, и они приведут тебя прямо к людям.

47 лет ты не видела человеческого обличья, ты даже не знаешь, как выглядишь ты сама. 47 лет твой слух не услаждался голосом человека! Только звуки распутной музыки не давали тебе покоя ни ночью ни днем, только мерзкие твари нашептывали тебе искусительные блудные речи. Перейди реку, и ты еще сможешь наверстать упущенное. Мария остановилась в глубоком раздумье.

Враг был силен, искушения необоримее, веселая музыка звучала все громче, а разгорячившаяся кровь толкала и толкала – иди! Почти 50 лет ты провела здесь, моля Бога о прощении. Неужели Тебе этого мало, Господи? Разве может обычный человек из плоти и крови, разве может слабая женщина и дальше нести этот непомерный крест?

Мария сделала шаг к воде, но та сила, которая трижды выталкивала ее из Храма, вдруг напомнила о себе. Нет, она не мешала идти назад, но Мария вдруг с ужасом стыда приняла, за что Богородица не пустила ее в дом Божий. А приняв, Мария резко повернула назад. Длинные до пят волосы оставляли бороздки, словно вспахивая безплодный песок, от загара почернело тело, но Мария неотступно шла прямо на Восток, шла, уже не касаясь ногами земли, и поднимающееся солнце указывало ей правильный путь. Мертвая пустыня дала животворящий всход…

 

Мария Египетская

Ведь Марию Египтянку
Грешной жизни пустота
Прикоснуться не пустила
Животворного креста.
А когда пошла в пустыню,
Блуд забыв, душой проста.
Песни вольные звучали
Славой новою Христа.
Отыскал ее Зосима,
Разделив свою милоть,
Чтоб покрыла пред кончиной
Уготованную плоть.
Не грехи, а Спаса сила,
Тайной жизни чистота
Пусть соделает
Вам легкой
Ношу вольного креста.
А забота жизни тесной,
Незаметна и проста,
Вам зачтется, как молитва,
У воскресшего Христа,
И отыщет не Зосима,
Разделив свою милоть:
Сам Христос, придя, прикроет
Уготованную плоть.
 

Михаил Кузмин † 1936

Не правь эту трудную строчку

Давно хотел поразмышлять я о современном еврействе, но то ли недоставало смелости, то ли антисемитизма. Всю жизнь в России бьются над проклятым еврейским вопросом. Поразительно, однако, ни в одной стране мира нет такой неприязни к другой нации, а порой и ненависти, как к евреям. И если все то, что я скажу здесь, вы назовете антисемитизмом, то я отвечу словами великого православного святого, святителя Кирилла Александрийского † 444: «Жиды – суть видимые бесы».

Мое детство я провел с отцом-офицером в разных странах бывшего соцлагеря. Мы квартировали в городах, в обычных польских, мадьярских, львовских квартирах, и большинство соседей наших были почему-то евреи-переселенцы из Франции, России, Греции, Голландии – со всего света. Мы вместе играли, дрались, менялись подарками, влюблялись в сестер, лазали в чужие сады за незрелыми яблоками – словом, вели себя так, как ведут себя обычные подростки любой национальности. Но как-то незаметно я стал замечать, что новый друг Мойша правдами и неправдами жаждет заполучить мою коллекцию ценных колониальных марок. И, когда обменяться ему со мной не удалось, он попросил ее на время – и коллекция пропала навсегда. Мальчишечьи слезы – огонек на ветру: дунь – и потухнет. Но скоро пропал и новенький велосипед «Орленок», только подаренный родителями, Вся улица каталась на нем, отказа не было никому, Столкнувшись с воровством, я спросил отца: «Как же мне быть, папа?» «Надо уметь выбирать друзей, сынок»,

Однажды еврей-приятель попросил меня сказать его матери, что лежащий у нее кляссер с марками принадлежит мне, «Ты только скажи – она и отдаст», Я попытался выполнить просьбу, но при первых лживых словах слезы потекли из глаз и я бросился наутек; мама отучила меня врать сызмальства,

Мы были мальчишками, озорниками, чуть хулиганами, но никогда не искали для себя выгоды, разве что для голодного брюха, Подарить любимый перочинный ножик, отломить кусок бутерброда, дать почитать книжку считалось делом чести, А они выгодой оправдывали все, Одурачить младшего, сделать мелкий «гешефт», обмануть при обмене, не вернуть долга было для моих друзей-евреев делом обычным. Что-то отталкивающее сидело в их нутре, хотя внешне еврейский народ очень красив. Их семьи часто меняли города и страны в поисках лучшей доли, хотя не было заметно, чтобы они голодали. Отцы-евреи постоянно то открывали, то закрывали лавочки, пускались в рискованные дела и то выигрывали, то в пух проигрывали свои состояния. Нет, это не карты, не рулетка, не лотерейные билеты. Главным была купля-продажа, и некоторым удавалось выбиться в люди. Неудачники сразу покидали местечко в надежде на удачу в другом месте. То, что евреев не любили нигде, правда. Правда и то, что их приноровились терпеть; еврей всегда старается, чтобы всем было хорошо – иначе не выжить. Ты отдал нас, как овец, на съедение, и рассеял нас между народами…Отдал нас на поношение соседям нашим, на посмеяние и поругание живущим вокруг нас (Пс. 44, 12, 14).

Став постарше, я отошел от еврейской компании. «Евреи – хорошие люди, с ними нужно ладить, но при этом не терять осторожности, держать ухо востро», – учил старец Николай Псковоезерский («Мудрые мысли и некоторые советы Святых Отцов и старцев наших дней», М., «Благовест», 2004, стр. 281.).

В вечерней университетской группе ЛГУ я оказался единственным среди однокурсниц-евреек, который не по купленной справке трудился, а по совести на заводе. Во время книжного дефицита я покупал у еврейских спекулянтов книги втридорога. Когда в 70-х начался отъезд в Израиль, помню, спросил у Левы Рутенбурга, не будет ли он скучать по Питеру. «Да нет, вряд ли, только квартиру хорошую оставлять жалко».

Хоть общие дела еще и вместе пьем вино, – лежать на разных кладбищах отныне суждено. Туда, где спят родители, тебе уж нет пути, – на Красненькое в Питере, семейное почти, не ляжешь на Макаровском в рябиновой заре, – а в Ю-ЭС-ЭЙ, – на варварском, на голом пустыре, где ни оград, ни столика, хоть выпить не слабак… Лишь беленькие столбики, как будто для собак… Себя успехом увенчай, живи в чужом тепле… Но выбрал землю – получай и место в той земле (Нина Королева, СПб.).

И армейский дружок Саня Свердлов с женой и двумя близнецами-дочками сорвался в Америку: не выдержал, что вокруг него все копошились, наживали в мутной воде деньжата, а у него не получалось, и он злился и страдал от того, что даже пустоголовый Раков сумел пристроиться. Уже много лет прошло, а я все с тревогой думаю о тебе: «Саня, хоть там-то повезло?» А то будет душа маяться туда-сюда…

 
Я в Израиле, как дома…
На подъем душа легка.
Если ж мы в разлуке долго,
Точит душу мне тоска.
 
 
…Я в Израиле, как дома.
Только жаль, что дома нет.
Снова гул аэродрома.
И беру я в рай билет…
 

Андрей Дементьев

В 1995 я году попал в паломничество в Израиль, глянул на еврейскую жизнь собственными глазами. Это вам не глянцевые журналы разглядывать! Климат сложный – горы, пустыни, субтропики, снег и гранаты на деревьях, условия приспособления тяжелые, язык идиш, без которого никуда, – очень трудный, плюс изучение религии в теократическом государстве, и освоение пустынных мест страны (каждый день посадить дерево), плюс безконечный террор, плюс обязательная служба в армии даже для девушек, плюс не прекращающаяся десятилетиями война с арабами, минус недостаток питьевой воды, Понятно стало, почему вместо «обетованной земли» многие репатрианты «промахивались» в Америку,

Но люди мне понравились, Только неустанный труд может превратить эти невзрачные каменистые земли в цветущие сады. Сотни «кибуцев» изо дня в день улучшают жизнь крохотной страны. Оружие за спиной, кругом колючая проволока и мины. Я так и не сумел понять, почему Израиль, созданный Сталиным в 1948 году, противится созданию Палестинского государства, но это уже другой разговор. Я увидел жизнестойкий красивый трудолюбивый народ, объединенный идеей сделать свою землю прекрасной; здесь люди трудились не покладая рук – им было не до гешефтов. Когда из Яффы – древнего пригорода столицы Израиля – я впервые увидел Тель-Авив, который словно девушка в белоснежном платье выбегает на широкий средиземноморский пляж окунуться в голубизну воды, я был потрясен красотой города.

Почему же в России они хотят спекулировать, «строить пирамиды», раздавать «ваучеры» по цене двух «Волг», обменивать комнаты на квартиры, торговать «золотом» с фальшивыми бирками? Почему они не хотят создавать? Почему все властные и денежные должности администраторов, дантистов, директоров парикмахерской и вообще начальников всех мало-мальских уровней заняты евреями? Почему культура, образование, здравоохранение, производство, средства массовой информации находятся в еврейских руках? Почему русских и близко не подпускают к управлению собственной страной? Причем количество евреев в стране составляет примерно 1 процент населения, Под неустанным руководством бывшего министра культуры Михаила Ефимовича Швыдкого, который, по собственному признанию, «всю жизнь хотел быть пианистом в ресторане», из русских музеев и библиотек исчезли книги и картины на миллионы долларов, Шоумен программы «Культурная революция» так и не сумел ответить на вопрос, как уникальное издание «Утопия» Томаса Мора 1516 года исчезло средь бела дня из Государственной публичной библиотеки в Москве, Или где находятся теперь картины Николая Рериха?… Правды отвечать не хочет, но врет и не краснеет: «Культуры явно маловато, но может врать витиевато» (Григорий Левитин), Или выпускник Гарвардского университета Александр Асмолов, психолог, с пеной у рта доказывает, что у России нет собственной истории, а все лучшее пришло к нам с Запада, Вкупе с соратниками выпустил 68 разных учебников по истории, В воспитании патриотизма видит возврат к худшим советским временам,

 
Ты, словно бы ошпаренный, орешь:
«Эй, умники! Историю не трожь!»
И зря шумишь,
История сама
Тихонечко доходит до ума,
Который вышибали из нее
В отчаянное времечко твое.
 

Лев Гаврилов

Ну, А.А. мы посвятим последний гарик: «Уйду навсегда в никуда и нигде, а все, что копил и вынашивал, миг отразится в текучей воде проточного времени нашего» (Игорь Губерман).

Почему главное народное достояние России – полезные ископаемые – полностью находятся в еврейских руках? Почему адвокат Генри Резник с гордостью говорит по НТВ: «Я еврей русского розлива!»?

Мой отец познакомился с мамой в 1931 году на строительстве Хибиногорского комбината «Апатиты» в Заполярье, да-да, того самого, который теперь принадлежит пока сидящему в тюрьме Ходорковскому и его подельнику Невзлину. Это был безпримерный по самоотдаче труд, труд не подневольный, труд во имя будущего, во имя детей, а значит, и во имя меня:

 
Великий путь!
Великий путь!
Когда идет состав-колосс.
В чугунном рокоте колес
Я слышу голос: «Не забудь!
Отец твой строил этот путь!»
Кричит мне каждый паровоз.
 

Леонид Мартынов † 1880

Я ПОМНЮ, ПАПА… – кричу я вслед убегающим назад вагонам, – Я ЛЮБ… ЛЮ…Ю… – но ветер оттолкнул главное слово за сопку,

Откуда, не устаю удивляться, эта прирожденная способность евреев к «гешефтам» за счет чужого народа? Может быть, именно за эти нечистые сделки они и нелюбимы другими народами? Но, говорят, что история учит тому, что ничему не учит. А жаль, господа хорошие…

«Семь смертных грехов в сегодняшнем мире: богатство без труда, удовольствие без совести, знания без характера, бизнес без морали, наука без человечности, религия без жертвенности и политика без принципов». (Махатма Ганди, Индия, уб.1948).

 
Как мы бросались щедрым даром – Родиной!
Как мы смотрели в зоопарки Запада!
Теперь – прозрели! Эта школа пройдена:
Нам преподали на обед и завтраки.
Как мы гнушались именем Божественным!..
Крадучись подступала безработица…
Как мелочным пленялись и вещественным,
А рядом шли Бог-Сын и Богородица.
И вот отняли Дом, да дали паперти:
– Юродствуй, русский люд, —
Стяжаешь милости!..
Не высыхают очи Божьей Матери —
Она одна на всех в юдоли низости.
 

Людмила Скатова, Великие Луки

И еще одна мысль. Вот, скажем, мне повезло, и я родился русским. А другой – негром, а третий – евреем или полукровкой. Все мы произошли от одной матери, от одного отца. Откуда тогда появилось это пренебрежение белых над черными, аборигенов над приезжими? Борис Слуцкий в начале 60-х в сердцах написал стихотворение, которое трогает душу, но не дает мне ответа на мучающий вопрос. Я – не антисемит, тогда почему я не люблю евреев? Если это качество привнесенное, то с ним нужно бороться. А если это впитано с молоком матери, которая мне ни слова об этом не говорила? Видно, есть нечто, разъединяющее нас. Очень хочу понять…

 

Полукровки

Простыни когда-то расстелили,
Второпях зачали.
А теперь вы разве разделимы
На концы и на начала?
 
 
Водка – тоже из воды и спирта,
А поди – разлей на спирт и воду,
Если только этой водки спито
За десятилетия и годы…
 
 
Вот вы и дрожите, словно листики.
В мире обоюдных нареканий,
Полукровки – тоненькие мостики
Через море – меж материками.
 
 
Что ж вам делать в этом мире гнева?
Как вам быть в жестокой перекройке?
Взвешенные меж земли и неба,
Смешанные крови. Полукровки.
 

Борис Слуцкий

 

Стихи о фамилии

Фамилию известную ношу,
и многим не дает она покоя.
– Не родственник ли? – Нет,
– произношу с привычным сожаленьем и тоскою.
Но вижу, что не верят все равно – подозревают,
что в родстве повинен и с живописцем,
умершим давно, и с диктором, что памятен доныне…
– Товарищи, я вам без дураков,
вопрос закрыт, и все намеки всуе!
Я сам с усам и с помощью стихов —
сам говорю и сам живописую!
Вопрос закрыт, но прячется за ним еще один вопрос
национальный!
Я помню, в море трал пришел пустым —
причиной объяснен оригинальной…
Сгибая пальцы, сам из вологжан,
делился подозреньями Петрович:
Левицкий – штурман!
Мастер – Миттельман! Плюс Левитан,
Исаков, Абрамович…
– Постой, ведь Абрамович – белорус,
Исаков – русский, да и я – из псковских!
– Из псковских, говоришь, – не поручусь!
Брось, парень, брось, видали мы таковских!..
Когда же штурман поднял полный трал,
Петрович сам, хлебнув чайку из фляги,
весь в чешуе на палубе орал:
– Ух, молодцы, евреи, молодчаги!
И греб треску в распахнутый «карман»,
а там внизу, где каждый одинаков,
ее пластали мастер Миттельман, и я,
и Абрамович, и Исаков!
И вот что я подумал – вся беда
не в нациях и не в утятах гадких,
а в том, что нет условий для труда,
зато полно проблем и недостатков!
А если дело спорится, ей-ей,
в любом занятье – никому не тесно!
И там не важно, родственник ты чей,
да и в анкету лезть – не интересно…
 

Олег Левитан

В редакцию пришла плохо говорящая по-русски девушка из радиостанции «Свобода», чтобы неумело взять интервью. Да нет, не интервью, ее прислали один вопрос задать редактору. «Вы не любите евреев?» – старательно проговорила она трудные для произношения слова. «Не люблю. А почему я их должен любить?» – честно ответил я. На следующий день «независимые» радиостанции разнесли мой ответ по всему миру. Но вы же тоже не любите русских; тысячи фильмов, газет, радио– и телепередач утверждают это.

 

Ответ

Включаю радио. Отрава.
Прямолинеен, словно трос:
«Какой вы – левый или правый?»
– мадам картавящий вопрос.
Меня спроси, смешная тетя!
Ответ без промедленья дам.
Какой? – Ни этот и не тот я.
Я – русский. Поняли, мадам?
 

Юрий Перминов, Омск

Не мы, а вы ежечасно, ежеминутно, круглосуточно разрушаете Отечество, называете нас «совками», развращая детей и взрослых; вы презрительно относитесь к нашей истории и традициям; Россия интересует вас только как источник доходов, Но заставить один народ любить другой таким способом невозможно; единственная дорога к любви – понять, что в тебе не нравится соседям и постараться измениться. Или не мешать нам жить так, как мы этого желаем. Иного не дано. Помните, что так называлась книга начала «перестройки»? Редактор книги, я призываю вас к мужеству.

 
Не правь эту трудную строчку.
В ней, может быть, главная суть.
Расставь запятые, а точку
Поставлю я сам как-нибудь.
Пускай я себя опозорю,
Что брызжет из строчки вода,
Но править строку не позволю —
Меня исправлять – это да!
 

Алексей Алексейченко

* * *

…Школьная подруга прислала из Америки письмо на латинице. Наташа пишет: «Hi, Sasha! Ti, как vsegda, sarkastichen, no chto podelaesh – s godami mi ne stanovimsya lucshe, poetomu proshchayu. Znaesh, ya как to ne zametila, chtobi iz Ameriki kto-to beszal, tak sze как iz Moskvi, kogda tam vzrivali doma odin za drugim. Так chto viderszim. I zdes’, i tam. Ne zbesat’, a vernut’sya v Rossiyu moszno hot’ zavtra, no komu tam nushen moi opit i znaniya? Zdes’ ne sladko, no mne nravitsya, kogda v kontse rabochego dnya moi boss govorit mne: “Thank you for your hard work!” («Спасибо за усердный труд!») А.Раков «Страницы души», 2002, М., изд. свт. Игнатия Ставропольского. А в конце очень удивила меня просьбой прислать ржаных сухарей.

Ни грез не ведала, ни слез, когда от русских стуж в свои края ее увез американский муж. Чего не жить? – Создать уют, порядок и покой, да только хлеб не продают – пшеничный и ржаной. Чего не жить? Принять уклад и негритянский блюз. Но хлеб то странно сладковат, то кисловат на вкус. Как тошно, мамочка! И соль не солона совсем. И мама шлет ей бандероль в далекий Сан-Хосе… Глядит на маленький пакет и знает, что внутри – не сувенир, не амулет – простые сухари. Их потрясти – они шуршат, обернутые в бязь! И умиляется душа, и ощущает связь со снежной Родиной – и слух вновь услаждает свой. И перехватывает дух – как пахнет хлеб ржаной! Чего не жить? – Учить словарь и улиц, и сердец. И медленно сосать сухарь, как в детстве леденец (Андрей Попов).

Еще она прислала мне в подарок упаковку с сильными энергетическими таблетками: «Когда мне физически тяжело, я пользуюсь, и работать становится легче». Хорошо, когда тебя благодарит чужая страна, а ты подпитываешься от нее энергетически. Но здесь, в России, эти слова еще нужно заслужить…

 

Матери моей – России

…Вымрут села и города – никуда от тебя.
Никуда.
Пусть заклятый – голодный, больной
(а когда-то рожденный в сорочке!) —
лишь тебе буду верен одной
до последней кровинки, до точки.
До последней строки!
Да – до дна.
А прикажешь – умру в одночасье.
У меня ты, Отчизна, одна.
Я другой не имею в запасе.
 

Вячеслав Кузнецов † 2004

Она прислала массу фотографий ее прекрасной жизни в Америке. Я начал было отправлять ей нашу газету, но даже сквозь огромное расстояние почувствовал отвращение к Православию. Потом пришло последнее письмо, в котором Наташа сообщала, что уезжает с бойфрендом в глубинку, где нет интернета. Я понял – наша переписка закончилась навсегда. Осуждаю ли я тебя? Упаси Бог. Жалко только, что не встретились, не потолковали по душам…

 
Что проку жить в длину, снега на снеги множить.
Не веруя, тревожить озябшую страну.
Что проку плыть года, забыв ключи от чуда:
Не ведая куда, неведомо откуда.
И если есть броня – пускай вам всем счастится.
А мне пора молиться: живите без меня.
 

Григорий Поженян