Текст книги "Морской солдат"

Глава 7. Отбор бывалых

Октябрь 1705 года. Гродно. Лагерь русских войск.

Укрепленный у стен города Гродно, считавшегося важной стратегической точкой, военный лагерь многотысячных русских войск растянулся на несколько сот метров: армейские белые палатки, многочисленные костры, солдаты, лошади, телеги. Двадцать один пехотный полк и шесть драгунских полков, общей численностью двадцать пять тысяч человек при ста трех орудиях, представляли собой внушительную силу, готовую противостоять предполагаемому наступлению более сильной и подготовленной шведской армии по главе с королем Карлом XII.

В царском полевом шатре на военный совет собрались: царь Петр, польский король Август II, а также военноначальники русской армии – фельдмаршал Огильви, генерал-фельдмаршал Головин, генерал-поручик Меншиков, генерал-лейтенант Чамберс, князья Репнин и Голицын, другие военные начальные люди высокого чина, командующие конницей, артиллерией и войсками пехоты.

Прямо перед царем Петром Алексеичем вытянувшись во фрунт[11]11
  Вытянуться во фрунт – встать навытяжку по стойке «Смирно».


[Закрыть] стоял только что прибывший из Петербурга капитан Питер Сиверс с донесением от вице-адмирала Крюйса.

– Сказываешь, опять отбили флот шведский у Котлина?.. Уж кой раз. Зело удивляюсь я настырности шведов, так и норовят прибрать к рукам Котлин. Но не тут-то было. Крюйс, с Божьей помощью, сего не дозволит. Хвала адмиралу! Хвала всем от высших чинов до низших, морским и сухопутным за отвагу, за службу Отечеству нашему! – Царь был в восторге от услышанного доклада капитана. – О добром порядке на флоте, кой во всех делах имеется, мне слышать также зело отрадно. А поведай-ка мне, капитан, об экзерцициях[12]12
  Экзерциции – военные упражнения (учения) для обучения солдат, матросов.


[Закрыть] с флотом, о походах разных, о годности кораблей флота.

– Господин капитан-бомбардир, истины ради… – замялся Сиверс, – должен ответствовать с печалью, что за последние месяцы ни единой экзерциции с флотом не проводилось. – Он говорил на датском языке через толмача.

– Как, не проводилось?.. – царь изменился в лице, гневно вытаращив глаза.

– Не единожды, господин капитан-бомбардир.

– Как?.. Как возможно было дело сие забвению предать? – Петр был крайне возмущен. – Как обучать младых матросов навыкам морским без выхода в море?.. Учить развязывать, завязывать паруса на суше?..

– Для экзерциции все корабли и шнявы, окромя двух, негодны к ходу, – продолжал свой доклад капитан.

– Негодны, сказываешь? А что же ты мне доносил доселе? И сие есть добрый порядок на флоте? – царь был в гневе. – Сие есть неважное, нет, ужасное состояние флота! – Тут неожиданно царь сменился в лице и с прищуром посмотрел на Сиверса.

– Пойди-ка сюда, капитан.

Неуверенными шагами, словно двигаясь по краю пропасти, Сиверс приблизился к царю. В этот момент Петр схватил его своими длинными руками за отвороты кафтана и с силой притянул к себе.

– А может ты просто донос чинишь на адмирала?.. А, капитан?.. – раздраженно спросил Петр и тут же оттолкнул его. – Мне ведомо, что в Адмиралтействе Крюйса недолюбливают. Неуживчив, мол, взыскателен, по нраву крут. Ни по тому ли ты клевещешь на него?

– Ну я не есть совсем уверен, господин капитан-бомбардир, что оно так, – Сиверс стал юлить, как уж на сковороде, коряво выражаясь на русском языке. – Ан все же я думаю, сие есть правда.

– Гляди, капитан, ежели врешь, не пожалую.

Лицо царя выражало крайнее недовольство. Он нервно зашагал по шатру из угла в угол, не обращая внимания на присутствующих.

– Я каждую копейку экономлю для флота, – возмущался Петр вслух, – что можно урываю от армии, от укреплений на Котлине, от построек в Питербурхе… Серебра ныне мало. Все, кто строит суда и организует флотские экипажи, сурово будут расплачиваться за этакие упущения. – Петр взял свою длинную трубку голландского образца и стал ее нервно раскуривать, а сделав пару глубоких затяжек и немного успокоившись, продолжил: – Господа военный совет… мне ясна вся трудность положения, в коем ныне мы пребываем. Здесь, в Гродно, мы и далее следить станем за намерениями и передвижениями брата моего Карла, дабы своевременно прикрыть ему пути на восток, к Москве, да на север. Но и забывать о Питербурхе, о флоте нашем, доброй выучке младых матросов мы тож права не имеем. Сие я так разумею. Нынче тут мы собрали войско немалое. Случай – редкий. А посему велю отобрать и переписать лучших офицеров и солдат из сухопутных полков… в первый морской полк для флота Балтийского, числом в одна тыща две сотни человек. (Военачальники внимательно слушали царя.) Полк морских солдат именоваться будет, – Петр посмотрел на генерал-фельдмаршала, – именем главы военно-морского приказа графа Федора Головина.

– Сочту за честь, Петр Алексеич. – Невысокий, полноватый, гладковыбритый, в длинном темном парике, с небольшими вислыми усами мужчина лет шестидесяти пяти в знак признательности слегка склонил голову.

– Гвардейцам Преображенского полка, кои способны к пешему и морскому бою, быть ядром полка морского… Иван Иваныч, – Петр переключился на командира лейб-гвардии Преображенского полка генерал-лейтенанта Чамберса, – морскую команду гребцов-преображенцев тож сюда впиши.

– Слушаюсь! – кивнул генерал.

– Смотр учиним, господа генералы, назавтра же, – завершил указания Петр. – Ждать нам недосуг.

Военачальники исполнительно кивнули головами.

Не успело еще взойти солнце нового дня, как русские войска уже были выстроены вдоль нескончаемой центральной линии военного лагеря. Сидя верхом на любимой лошади карабахской породы бурого окраса по имени Лизетта, царь Петр острым взглядом окинул шеренги.

– Господа генералы! – давал последние напутствия Петр. – В офицерский состав полка морского отберите капралов и унтер-офицеров Преображенского и Семеновского полков, кои обучены, воспитаны и навыки боевые имеют. Солдат же отбирать молодых, крепких, с твердостью духа и отчаянным характером, с верой в Отечество и царя, и служить дабы могли они с прилежанием.

Военачальники, коснувшись своих шляп, отдали государю честь и разошлись по своим полкам отбирать нужных для морского полка солдат и офицеров.

– Мин херц, – поглаживая гриву своего коня, хитро начал Меншиков, – солдаты тут есть бывалые, с некоторыми я сам в баталиях был. Жалко их в полк морской отдавать-то.

– Полно кручиниться, Алексашка, – не отвлекаясь, произнес царь. – Прибуду в Москву, немедля отправлю тебе рекрутов. Вышколишь их шведа бить.

– Рекрутов?.. – недовольно морщась, покачал головой граф. – Была бы охота возиться, – произнес он вполголоса, покручивая короткие, щетинистые, бесцветные усы.

– Ты что-то сказал, Данилыч? – спросил Петр, сурово покосившись на графа.

– Я?.. Я говорю, мин херц, кто лучше рекрутов вышколит, ежели ни я, – заискивающе приподняв глаза, вкрадчиво произнес Меншиков. – Более-то – некому.

– То-та же, – унялся Петр.

Командиры обходили шеренги полков и указывали пальцем или кивком головы на отобранных:

– Энтого… того… и еще того – взять под перо.

Армейские писари тут же делали у себя соответствующие записи.

Немного погодя царь Петр, а за ним граф Меншиков двинулись вдоль шеренг солдат. Генералы пешим ходом последовали за ними. Царя верхом на лошади было заметно издалека. Обходя очередную шеренгу бомбардиров Преображенского полка, он иногда останавливался. Оглядывая солдат, царь сам старался увидеть в них то, что по мнению его должно быть присуще морским солдатам – отвагу и бесстрашие.

– Господин капитан-бомбардир, дозвольте обратиться? – неожиданно послышался выкрик из второй шеренги солдат Преображенского полка, мимо которого двигался царь.

Петр остановился и неторопливо обернулся.

– Кто посмел? – грозно возмутился генерал-лейтенант Чамберс, следовавший за царем.

– Иван Турков, ваше превосходительство! – также громко отозвался солдат, задрав голову в небо.

– Выйти из строя! – приказал Чамберс.

Из строя на три шага вперед вышел невысокий, среднего роста, коренастый солдат средних лет.

– Да ты как посмел, солдат? – продолжал возмущаться генерал.

– Погоди, Иван Иваныч, – прервал его царь.

Он повернул лошадь и, приблизившись к гвардейцу, окатил его холодным взглядом с головы до ног.

– Ну, говори, солдат, – с любопытством произнес царь.

– Господин капитан-бомбардир, прошу вашего дозволения быть записанным в полк морских солдат! – стоя на вытяжку и высоко задрав голову, громко отчеканил солдат.

Петр ухмыльнулся и утвердительно произнес:

– Ты ростом не вышел, солдат.

– Зато в руках силен, господин бомбардир, да в ногах крепок, – настаивал на своем гвардеец.

– Силен, говоришь… – глаза царя сверкнули азартом. – А с царем своим совладаешь?

– Может, не стоит, господин бомбардир? – осторожничал гвардеец.

– Мало что дерзок, так ты еще и духом слаб? – прикусив ус, начал хмурить брови царь.

– Петр Алексеич, дозволь… солдата энтого проверить? – вдруг послышались слова Меншикова.

Петр удивленно посмотрел на графа.

– Алексашка, казнокрадством заниматься и меряться силами с гвардейцами Преображенского полка есть ни одно и тоже.

– То наговоры пустые, государь, злые языки. А что же до гвардейца сего, так я ни сам, государь, есть кому проверить хвастовство евоное. – Граф слегка обернулся и через плечо крикнул: – Федька!

– Тут я, ваше сиятельство! – с легкой хрипотцой откликнулся находившийся среди генералов унтер-офицер.

Царь Петр окинул оценивающим взглядом меншиковского унтер-офицера. Это был крепкий, широкий в плечах, высокомерный, средних лет мужчина. Одобрительно кивнув, царь повернулся к гвардейцу.

– Свалишь его с ног, – твоя воля, солдат, но ежели ни свалишь – в железо одену за дерзость этакую да хвастовство. – И царь махнул рукой.

Унтер-офицер ловко скинул с себя епанчу, с бравадой подошел в упор к солдату и крепко схватил его за грудки. Гвардеец своими руками тут же обхватил руки унтер-офицера, скрутил их в замок, затем изловчился, схватил его за мундир, приподнял и с полуоборота швырнул на землю. Унтер-офицер, словно мешок картошки, рухнул навзничь.

– Ух! – вскрикнул, скривившись, царь. – Кажись, больно ему пришлось.

Гвардеец протянул руку унтер-офицеру, чтобы помочь тому подняться. Но тот от помощи отказался. Встав и отряхнувшись, унтер-офицер, виновато опустив голову, исподлобья зыркнул на Меншикова.

Граф гневно бросив взгляд на своего подопечного, недовольно фыркнул в его сторону:

– Пшел прочь.

Петр сурово посмотрел на гвардейца и, сменив гнев на милость, слегка улыбнулся:

– Солдат, повтори имя свое.

– Иван Турков, господин капитан-бомбардир! – отчеканил гвардеец.

Царь повернулся к генералу-лейтенанту Чамберсу.

– Иван Иваныч, в морской полк его. Но прежде батогов ему с дюжину за нарушение субординации.

Подмигнув солдату, Петр двинулся вдоль шеренги Преображенского полка дальше.

– Встать в строй! – недовольным голосом скомандовал генерал Чамберс не скрывающему улыбки солдату и следом вполголоса выругался: – Черт знает что.

Спустя два дня царь Петр в своем полевом шатре вновь собрал военный совет. Среди генералов и других военачальников находились верные с давних времен слуги царя бомбардиры Преображенского полка сержант Михаил Щепотев – тридцати лет от роду, худощавый, крепкого телосложения, ладно слаженный голубоглазый блондин, – и того же возраста темноволосый Автомон Дубасов. Оба гвардейца были ростом под стать царю, только в плечах раза в два шире.

– Мишка, может, и нам в морской полк податься? – полушепотом предложил Дубасов. – Чай, сходились бы там.

– Хм… Предложение-то, вестимо, заманчивое, – рассуждал также тихо Щепотев, – да и опыта – сундук до краев.

– Так и я про то же, – продолжал подогревать ситуацию Дубасов.

– Хорошо бы. Да что-то сумленье меня берет, что царь отпустит, – скептически произнес сержант.

В это время царь Петр внимательно изучал карту, развернутую на столе в центре шатра. Приподняв голову и бросив взгляд на собравшихся, царь строго спросил:

– Все в сборе?

– Все, Петр Алексеич, – ответил фельдмаршал Огильви.

– Добро. – Царь бодро поднялся со стула и теперь уже внимательно окинул взором присутствующих. – Господа генералы, чины высокие! Нынче войска наши остаются под Гродно на зимние квартиры. В нынешнюю зиму, по имеющимся ведомостям, великих действий швед не замышляет, а посему посредине месяца декабря мы с малой свитой и полком морских солдат отбываем в Москву. С собой иметь трофеи, добытые преображенцами у шведов. Далее из Москвы полк морской двинется в Питербурх. Управу же войсками, что остаются под Гродно, передаю фельдмаршалу Огильви. Указ сей мною подписан.

Все посмотрели на пятидесятичетырехлетнего выходца из старинного дворянского шотландского рода, который, важно задрав подбородок, с надменным взглядом стоял по правую руку царя. На нового главнокомандующего русской армии ревностно, с раздражением покосился граф Меншиков.

– Федор Алексеич, – царь повернулся к фельдмаршалу Головину, – со мной поедешь. Нынче же отпиши Крюйсу, быть в готовности ему морской полк принять. По надобности дополнит его матросами, край – рекрутов сыщет. (Головин исполнительно кивнул головой.) Вкупе к сему передай вице-адмиралу, ежели и впредь дела великой важности по флоту забвению придавать станет, живота может лишиться. Ибо не добро – брать серебро, а дела делать свинцовые… Вернусь ко флоту, сам буду свидетельствовать оное. И ежели найдется что не так, с адмирала за сие будет спрошено.

– Будет исполнено, Петр Алексеич, – ответствовал Головин, склонив голову.

– Добро… Все свободны, – распорядился государь.

Генералы и другие высокие военные чины не спеша стали покидать царский шатер. А царь вернулся к своей карте и продолжал что-то прикидывать, бубня себе под нос.

Бомбардиры Щепотев и Дубасов перед выходом из шатра затормозили и несколько неуверенно, переглядываясь друг с другом, повернулись к царю. Петр заметил это.

– Никак просить чего желаете, господа преображенцы? – лишь подняв глаза, поинтересовался царь.

– Желаем… господин бомбардир, – как-то неуверенно ответил Дубасов, оглядываясь на Щепотева.

– Ну, валяйте, – выпрямившись, царь был весь во внимании.

– Мы… енто… – замешкался Автомон.

– Чего енто? – Царь посмотрел строго.

– Господин бомбардир, – вырвалось у Щепотева, – мы тутось на досуге раскинули умишком… Может, и нам в полк морской?.. Авось сгодимся.

Царь улыбнулся, подошел к бомбардирам, заглянул одному в глаза, другому.

– Вот за что любы вы мне, други мои, так это за ум ваш и радение… Тебе, Автомон, добро свое даю, ступай в полк морской, ибо без воев таких, тяжко там придется… – Затем повернулся к Щепотеву. – А ты, Мишка, погодь пока. Поручение к тебе имеется. К Шереметеву в Казань поедешь. Про то в Москве обсудим. – Царь похлопал сержанта по плечу. – А теперича ступайте.

Преображенцы молча переглянулись и тут же покинули царский шатер.

Глава 8. Вице-адмирал Крюйс

Санкт-Петербург. Фрегат «Дефам».

По длинному деревянному «свежеиспеченному» пирсу твердой поступью двигался высокий, крепкого телосложения мужчина лет пятидесяти, с большим красным родимым пятном на правой щеке. Это был командующий Балтийским флотом вице-адмирал Корнелий Крюйс.

Приблизившись к двадцативосьмипушечному фрегату «Дефам», который находился на зимовке у крепости Санкт-Петербург, вице-адмирал ступил на шаткие сходни и, слегка переваливаясь из стороны в сторону, поднялся на борт корабля. Перед вступлением на верхнюю палубу он повернул голову в сторону трепетавшегося на гафеле флага с косым Андреевским крестом и по традиции отдал честь, коснувшись правой рукой треугольной шляпы с перьями. На шканцах его встретил вахтенный офицер, что-то доложил. В момент доклада вице-адмирал неторопливым, но строгим взглядом окинул обстановку на корабле. Экипаж, как обычно, трудился в поте лица. Шла малая приборка. Удовлетворившись увиденным, приняв доклад, вице-адмирал одобрительно кивнул и неторопливо зашагал к себе.

Войдя в каюту, Крюйс бросил усталый взгляд на двадцатилетнего юношу среднего роста, разбирающего доставленную недавно почту. Заметив адмирала, молодой человек спохватился и в секунду был уже рядом.

– Холодает, – произнес вошедший и, дернув плечами назад, скинул зимний тулуп.

– Да, ваше превосходительство… – проворно подхватив тулуп и шляпу, ответил Андрей Остерман, который уже два года как служил секретарем у командующего флотом. – Кофе не желаете, Корнелий Иваныч?

– С великим удовольствием, – облегченно ответил адмирал.

Расположившись в просторном низком кресле, Крюйс расслабился. Сдвинул на затылок большой парик, достал из расшитого золотом обшлага рукава адмиральского мундира большой платок, вытер им лоб, поправил длинные, густые волосы, после чего надвинул парик обратно.

– Корнелий Иваныч, – на столик, у кресла адмирала, Остерман опустил поднос с кружкой индонезийского кофе и тарелкой с кренделями, – посыльный был, письма привез… от их царского величества и от генерал-адмирала Головина.

– Ну и что же ты помалкиваешь? С этого и надобно начинать, – строго сказал Крюйс. – Наперво от государя… открывай и подай его мне.

Остерман взял свиток, на котором почти каллиграфическим почерком был указан адресат: «Господину вице-адмиралу», сорвал красный сургуч с вензельной печатью государя и передал письмо адмиралу.

Крюйс неторопливо развернул свиток и тут же погрузился в текст царского послания.

– Что?.. Экзерциций с флотом не было?.. – вдруг вспылил адмирал, не отрываясь от письма. – Нет внимания должного для выучки младых матросов? – Он затряс головой, нервно засопел. От негодования глаза его побежали по стенам каюты и сквозь зубы вырвалось: – Ах, Сиверс… Ах, лжец этакий, черт его дери… желает очернить меня в глазах государя! Хм… Он токмо июля в девятый день ко флоту прибыл. Да и в деле, когда шведа мы били, его тож не было. Он не ведает, о чем доносит… Видать, по наслышанному. – Адмирал нервничал. – Шельма… Ничего, господь все видит. Государь приедет, истину самолично засвидетельствует…

– Ваше превосходительство, а это от генерал-адмирала, – секретарь протянул другое письмо.

– Читай, – нервно отмахнулся адмирал, а сам взял кружку и стал осторожно сдувать жар с ароматного кофе.

Остерман сорвал сургуч, развернул послание и стал читать, дотошно выговаривая каждое слово:

– Благороднейший господин вице-адмирал, мой драгоценнейший благодетель!

Мне надлежит по указу Его величества один морской полк иметь, а посему тебя прошу, изволь сие сочинить, дабы состоял он в тысяча двухстах солдатах и всем, что необходимо, ружьем и прочим. Изволь ко мне отписать обо всем, что для этого потребно; сколько всех человек и какова нехватка. Если великая сочинилась убавка, то потщимся рекрутов сыскать.

Федор Головин. Из Гродно, ноября в 16 день 1705.

Заслушав послание, Крюйс застыл в раздумье, лицо его было сурово. Он вспомнил свою встречу с Головиным еще в ноябре 1704 года.

– Федор Алексеич, памятуя предписания их величества, – говорил тогда Крюйс, – думается мне, в зависимости от корабля и потребностей капитана посадить на всяк корабль по три сотни солдат абордажных команд, на галеру же – сотню с двумя десятками, да с первым каподискалой[13]13
  Каподискала – в русском флоте XVIII в. должность офицера, командующего абордажной командой.


[Закрыть].

– Корнелий Иванович, вы на флоте ведаете что к чему более, нежели я. Оттого и не могу не согласиться с вами, – одобрил предложение Головин. – Извольте сие именно так и учинить, но прежде, мой друг… – сделал акцент, – дождемся на то воли государя.

Задержавшись в своих воспоминаниях, Крюйс, не отводя взгляда от кружки кофе, словно разговаривая сам с собою, рассуждал вслух по-русски со скандинавским акцентом:

– Единый полк… Хм… Наконец-то, просветление снизошло на Петра Алексеича! Сему следовало учиниться ранее. Ныне-то корабельные солдаты организации потребной не имеют. Дело-то сие верное… Да вот беда, – задумался, – где людей столь разом сыскать?

Адмирал вновь воспользовался платком, вытирая выступивший на лбу от волнения холодный пот, затем провел ладонью по морщинистому лицу, тяжело вздохнул. Немного успокоившись, спросил:

– Посыльного-то накормили?

– Накормили, Корнелий Иваныч, – ответил секретарь.

– Хорошо… Что там еще? – поинтересовался Крюйс у Остермана по поводу корреспонденции.

– Разное, ваше превосходительство, по большей части – рапорта с жалобами.

– Небось, опять как всегда – пьянство, воровство, драки?

– Так и есть, Корнелий Иваныч.

– Ладно, с рапортами сими разберемся, успеется. А покуда бери бумагу, перо да чернила, государю ответ писать будем. И еще, подай-ка мне роспись о солдатах – умерших да больных. Сие надобно вписать в ответное письмо для адмирала Головина.