Текст книги "Сознательная медицина: биотехнологии здоровья"

Глава 7. Философия раковой клетки

Ко мне на консультацию записалась молодая девушка и прямо с порога пламенно заговорила о том, как она нуждается в помощи технологий, представленных в моем центре. Думая, что она пришла что-то узнать о собственном здоровье, я начинаю задавать первые вопросы, но тут посетительница достает из сумки досье толщиной сантиметра четыре и протягивает мне. Я в некотором замешательстве: ее цветущий вид никак не вяжется с внушительной медицинской картой. Неужели она настолько больна? Но нет, выясняется, что речь пойдет о ее 70‐летнем папе, который живет в другом городе и у которого обнаружили онкологию IV стадии с метастазами в головной мозг, бронхи и легкие. Отец быстро угасает, и онкологи такому пациенту практически никаких надежд не оставляют, максимум – паллиативная терапия.

На вопрос, есть ли шансы помочь с помощью технологий биорезонанса, я честно ответил, что, к сожалению, исцелить такого пациента, тем более заочно, не возьмусь. Я не стал обнадеживать и утешать мою посетительницу, а нарисовал реальную картину – с одной стороны, без сгущения красок, и с другой стороны, без шапкозакидательства. Да, у меня накоплен весьма неплохой опыт выхаживания людей с серьезнейшими патологиями, но в то же время я не онколог и по нашему законодательству не имею права заниматься лечением таких больных. Кроме того, я знаю, что онкология – процесс кармический, хотите – верьте, хотите – нет. Для погружения в такие пласты надо обладать особой отвагой и четким пониманием, как это погружение может отразиться на самом докторе. Помощь может заключаться только в улучшении качества жизни, проведении детоксикации, снятии инфекционной и паразитарной нагрузки. И, учитывая, что у раковой клетки есть своя философия, я сказал, что частью нашей работы должна стать психотерапия, если, конечно, ее отец на это согласится. Дочь ответила, что готова сделать все от нее зависящее и выполнять все мои рекомендации, лишь бы как-то облегчить отцу ближайшую перспективу.

И мы начали долгий разговор. Для начала я спросил:

– Что вы можете сказать о своем папе? Какой он по характеру? Что вы помните из своего детства, каким был в то время ваш папа, как складывались отношения в вашей семье?

– Папа отличался сильным, жестким, властным, деспотичным, иногда прямо-таки тираническим характером, мог даже поднять руку, в том числе на маму и на меня.

– Он, видимо, был крупным руководителем?

Выяснилось, что он действительно всегда занимал высокие руководящие посты, был, как говорили в Советском Союзе, «красным директором», то есть самоотверженным, горящим своей работой начальником крупного предприятия. Быть человеком во власти, руководить большим коллективом, выполнять государственные задачи и нести большую ответственность – такого рода деятельность часто вызывает определенную профессиональную деформацию. Она вынуждает человека быть волевым, не всегда удобным, категоричным, непримиримым, жестко отстаивающим свое мнение. И ладно бы это касалось только служебной деятельности, но очень часто по инерции человек, возвращаясь домой, не успевает сбрасывать служебную роль и продолжает находиться в ней и в домашних условиях, занимая несгибаемую давящую позицию в отношении близких и родных. Конечно, может быть, с друзьями за рюмкой чая он и превращается в «своего парня», но с женой и детьми он полновластный хозяин, не терпящий нарушения правил. В его доме все должно исполняться четко, дисциплинированно, быстро, без возражений, и отклонение в любую сторону влечет его недовольство с последующим наказанием строптивых.

Так, довольно долго выполняя функцию начальника на работе и дома, отец уже сросся с этим бременем и одновременно ответственностью. И тут начинается перестройка, подрастает наглая молодежь, в жизнь врывается ветер перемен, меняя политику и экономику, разрушаются старые связи. Здесь бы проявить гибкость, но это невозможно для человека, всегда считавшего себя полновластным хозяином, неуязвимым и непотопляемым. В силу своей непримиримой позиции он, естественно, не понравился кому-то наверху, на ближайшем собрании акционеров произошла смена власти, и его убрали с должности. Представьте себе, человек, 30 лет руководивший заводом, поднимавший его с колен, вкладывавший душу и не спавший ночами, потративший много времени и сил, чтобы удерживаться на плаву, выполнять план и быть примерным ударником труда, в одночасье оказался не при делах. Как часто бывает в подобных ситуациях, его уволили незаслуженно, грубо, не оказав определенных почестей и знаков внимания, не проявив уважения к его возрасту, труду и вкладу. Какой это стресс для человека, которому, по сути, перечеркнули всю жизнь! Имея уступчивый характер, он, возможно, смирился бы и пошел на пенсию, переключившись на внуков, дачу и огород. Но он видел себя только в работе. Произошел крах смысла жизни и всех иллюзий, и он впал в уныние и депрессию. В его представлении потеряна опора под ногами, и всему пришел конец. Но это был еще не конец. После всех потрясений бывший директор, пытаясь сохранить хоть какую-то связь с прошлым, устраивается на собственное предприятие охранником. Попросту говоря, сторожем. Конечно, такой резкий поворот в карьере был настолько унизителен, что он выдержал всего полгода, после чего плюнул и все-таки ушел на пенсию. А заодно ушел в себя и свои горькие размышления по поводу того, как дальше жить, когда он стал никому не нужен.

Глубочайшая обида, сложный характер, жесткий стресс, возраст – все это вместе и сложилось в предпосылку к развитию онкологии. Плюс еще один немаловажный фактор: со слов дочери, отец всегда считал себя здоровым, чуть ли не бессмертным, поэтому наплевательски относился к любой профилактике, называя ее «женскими штучками».

Вы скажете, что он не единственный на земле человек, переживший такого рода потрясение, но не у всех же развивается онкология. Да, мы все многократно попадаем в ситуации стресса, но переживаем его по-разному. Для одного стресс – вызов, азартная борьба, требующая адаптации смена условий, проверка на прочность. А другой воспринимает его с чувством беспомощности, как несправедливую обиду и конец жизни. Важен не сам стресс как факт, важно его переживание, а это абсолютно субъективный фактор. Именно переживание стресса, когда человек начинает, образно говоря, съедать себя, и является толчком, обрушивающим иммунную систему. Она создана для того, чтобы искать врагов вовне и защищать нас от различных вирусов, бактерий, паразитов, уничтожая их для сохранения внутренней чистоты, здоровья. Реагируя на стресс, иммунная система «слепнет» и бросается на поиски врага внутри организма, атакует собственные ткани – возникают мутации, и клетки начинают перерождаться.

Вот почему при работе с онкологическими больными, помимо непосредственного лечения и использования приборов, для более действенной помощи важно добавлять определенную психологическую работу по трансформации мышления, если, конечно, сам человек будет к этому готов. Если человек признает свои мировоззренческие ошибки и постепенно сможет поменять свой взгляд на жизнь, если увидит, что «все вокруг враги» – это не единственно допустимая точка зрения, то, возможно, болезнь отступит. Это всего лишь шанс, но иначе шансов нет вообще.

Онкология – самый последний способ что-то показать или чему-то научить человека, который не реагировал на другие меры и предупреждения и не воспринимал их как уроки. Тяжело, а то и смертельно больному, страдающему человеку очень сложно понять и принять, что его состояние – следствие не какого-то внешнего влияния, а его собственных ошибок на жизненном пути. Ведь услышав приговор врачей, он живет будто в шорах, поскольку его сознание сужается до туннельного. Возникает депрессивный фон, ощущение близкой кончины, и ситуация эта тягостна не только для пациента, но и для его родственников. Они испытывают шок, не зная, как вести себя с больным человеком, что ему говорить и как поддержать в ситуации, вызывающей сильные негативные переживания, уныние, в первой фазе столкновения – отказ принять сам факт, что с ними это случилось. А ведь это самая острая болезненная фаза, которую надо преодолеть совместными усилиями, ни в коем случае не замыкаться, не изолироваться, не погружаться в пучину собственных страданий, а просить о помощи и протягивать руку помощи.

Даже когда неизвестно, какие слова подобрать для утешения страдающей души и болеющего тела, все равно нужно отдаться той самой интуиции, или голосу сердца, чтобы помочь человеку. Ощущение поддержки, надежного плеча рядом помогает больному переключиться с бесконечного бега мыслями по кругу и все-таки начать анализировать свою жизнь, принять правду о себе и уроки болезни – а это является ключевым действием, когда речь идет об исцелении.

При том, что каждому конкретному человеку болезнь пытается донести его индивидуальный урок, есть некое общее понимание предпосылок возникновения онкологии. Это понимание касается философии раковой клетки.

Ранее мы рассмотрели две мировоззренческие платформы и базирующиеся на них философские позиции. Первая – эгоистическая философия потребителя, умышленно насаждающаяся в обществе и уже прижившаяся у многих на уровне подкорки. «Все в этой жизни для меня. Я живу для себя и беру по максимуму, я царь природы и пуп земли. Все обязаны жить и вести себя так, как я хочу, прогибаться под меня, угождать мне, жалеть меня. С тем, кто мне не нравится, я разрываю отношения. Сталкиваясь с какой-то трудностью, я впадаю в уныние, чувствую себя беспомощным, одиноким, думаю, что меня все бросили и никто не любит». В этом сугубом эгоизме «мир для меня» и заключается психология раковой клетки.

А философия здоровой клетки – быть частью общего целого, служить другим, выполняя свою функцию. «Я беру то, что нужно для моей жизнедеятельности, и отдаю то лучшее, на что способен. Я помогаю, свечу, обеспечиваю, защищаю».

Каждый из нас вроде бы сам по себе, но все мы со своими разными талантами, знаниями, опытом, вкусами, предпочтениями, точками зрения, интересами, склонностями созданы, чтобы обмениваться всем этим для взаимного блага, вызывать друг у друга интерес, симпатию, дружбу, любовь, взаимопонимание. Если у нас и есть повод для дискуссии, она должна оставаться обменом мнениями, но не перерастать в конфликт.

Мы друг для друга можем и должны делать больше, потому что, как вы уже знаете, внутриклеточные и межклеточные взаимодействия внутри нашего тела являются фрактальными зеркальными отражениями наших коммуникаций. Имея врагов в социуме или считая кого-то своими врагами, осуждая и критикуя людей, отстаивая свое мнение без всякого желания прислушаться к мнению оппонента, мы можем вносить дискомфорт и диссонанс в наше здоровье, зарождая шанс, что клетки внутри нас тоже перестанут друг с другом правильно общаться. Нарушение социальных связей, поведение, сеющее рознь, принцип «разделяй и властвуй» – позиция анархической раковой клетки, которая ничего не признает и не подчиняется никаким законам, а это гибельно для всего организма. Для того чтобы быть здоровыми, нам нужно переходить к философии здоровой клетки, от «я» к «мы», потому что мы, человечество, и есть единое целое. «Когда мы едины – мы непобедимы» – не зря идея, заложенная в этой фразе, была начертана на всех знаменах, в том числе у русского народа.

Глава 8. Что такое образ здоровья

Наше мышление устроено именно образно, а образ – это конструкция, состоящая из нескольких элементов: мысль, чувство, ощущение. Эта интеграция совместно дает представление о том, как что устроено. Образ болезни, созданный очагом возбуждения в мозге, является тем крючком, на котором висит все остальное телесное страдание. До тех пор, пока мы не уберем эту «занозу» из головы и не заменим образ болезни образом здоровья, у нас не может произойти исцеления.

Образ здоровья – это видение человеком себя как полностью здорового с точки зрения биопсихосоциодуховной модели личности. Это представление о себе как об эффективном, разумном, позитивном, человеке, который использует здоровье как ресурс и держит фокус внимания именно на поддержании и увеличении ресурсов здоровья. Образ здоровья – это когда выгоды от здоровья перевешивают выгоды от болезни (а на бессознательном уровне нам всегда выгодно болеть), и человек понимает, что быть здоровым модно, престижно, экономически целесообразно, потому что, не болея, можно больше успеть и дольше жить.

Образ здоровья гораздо шире, чем отдельное человеческое «я» – это индивидуальный вклад человека в общее равновесие мироздания. Когда человек чувствует себя частью мозаики единой жизни, он ценит здоровье, потому что оно позволяет ему заниматься любимым делом и быть успешным, оно помогает не становиться в старости обузой для детей и общества. Человек понимает, что, болея, он будет отвлекать на себя чужие ресурсы. Он сознает, что здоровым быть правильнее – так он может принести больше пользы людям, жизни и Вселенной. Такой человек видит себя вписанным в надсистему, которая, если ты здоров, будет тебе во всем помогать – и деньги зарабатывать, и успеха достигать, и отношения выстраивать. Он становится тем самым пазлом в картине, который стоит на своем месте и не нарушает общий сюжет. Он нужная нота в аккорде, без которой распадется гармония.

Скорее всего, для создания образа здоровья человеку потребуется кардинальная перестройка мышления, и это будет идти вразрез с его привычным представлением о жизни и о норме, поэтому на первом этапе очень важным оказывается медико-психологическое сопровождение. Оно предусматривает работу с тремя уровнями организации человеческой психики: ощущения, эмоции и убеждения. От специалиста требуется помочь человеку заменить сформированную и много лет существовавшую в его голове доминанту, а для этого нужно выстроить доверительное пространство, в котором пациент будет чувствовать, что его ведут, поддерживают и направляют в нужном русле к результату, на который он рассчитывает и которым будет удовлетворен. Сам путь движения к этому результату сопровождается определенными изменениями, за это время начнут вырабатываться новые паттерны, которые и станут основой для формирования образа здоровья. А дальше человек уже самостоятельно сможет двигаться в сторону укрепления этого образа. То, за что он цеплялся прежде, перестает выглядеть ценным, старые привязанности начинают отпускать, и на освободившемся месте постепенно формируются новые ценности, новый подход, новые привычки, и выгода от здоровья становится внутренним достоянием человека. Он хочет осознанно заниматься здоровьем и начинает относиться более внимательно и к себе, и ко всем, кто его окружает.

Теперь человек способен увидеть, что раньше пытался использовать свою болезнь как прикрытие, способ избежать ответственности, добиться своего или привлечь внимание. Он понимает, что ему незачем выдвигать болезнь в качестве аргумента, так как можно удовлетворить свои потребности, прямо об этом заявив и чувствуя себя при этом комфортно, не показывая свою ущербность и дефицитарность. Он не стесняется говорить о том, что ему нужна помощь, или ясность, или комфорт. У него вырабатывается умение выстраивать границы и правильно коммуницировать. Человек по-другому формирует социальное тело и таким образом из просто эгоистичной ячейки, из разряда «я» переходит в разряд «мы», ощущая себя частью единого целого. А это совершенно другой принцип существования, при котором надобность и выгоды болезни отпадают сами собой.

Образ здоровья создается, в том числе и самой медициной. Если вместо истории болезни вести историю выздоровления, то ресурсы – и врача, и пациента – будут направлены в совершенно другую сторону – по пути к здоровью. Но для этого и сама медицина, и ее представители должны стать другими.

Глава 9. Новая модель врача

Кому нужен хороший врач? В нынешних условиях – никому. Посудите сами.

Хороший врач не нужен государству – ему надо платить хорошую зарплату.

Хороший врач не нужен руководителю ЛПУ – такой врач всегда чего-то хочет (лекарств, оборудования).

Хороший врач не нужен коллегам – на него придется равняться.

Хороший врач не нужен платным центрам – он не тянет из пациента деньги.

Хороший врач не нужен семье – он валится с ног после работы, а в свободное время учится.

Хороший врач не нужен больному – он не дает «волшебной таблетки от всего».

А какой он, хороший доктор? Реально ли угодить всем: коллегам, пациентам, начальству, семье? Как найти баланс между совестью, чувством долга и давлением сверху? Каждый ответит на эти вопросы по-своему, мне же захотелось привести для вас собирательный образ «хорошего врача».

Итак, хороший врач:

1. Серьезен и категоричен.

2. Не боится показывать свои сомнения.

3. Дает пациенту всю необходимую информацию.

4. Говорит на понятном для пациента языке.

5. Помнит своих давних пациентов.

6. Слышит и слушает пациента, а не просто кивает.

7. Общается с родственниками пациента.

8. Не пренебрегает мнением узких специалистов, умеет работать в команде.

9. Ищет причину заболевания, а не просто лечит болезнь.

10. Не пытается понравиться пациенту.

11. Не пугает больных, а настраивает на выздоровление, даже если случай очень сложный.

12. Уважительно, без всякого высокомерия общается с пациентом как с равным себе человеком.

13. Хороший врач при пациенте не занимается критикой методов лечения своих коллег.

Обратите внимание, что уже в самом словесном портрете заложены отношения между врачом и пациентом – центральная часть медицинской практики. У каждой стороны в этих отношениях есть свои ожидания и потребности, свой идеал.

А теперь давайте спустимся с небес на землю и без фантазий взглянем на неидеальную жизнь. В настоящее время отношения между врачом и пациентом строятся по двум ролевым моделям: «иждивенец – спаситель» и «хозяин – лакей». В первом случае роль страдальца рождает жертвенную позицию, включающую слепое доверие врачам и, как следствие, перекладывание на них ответственности за свое здоровье. Врач же либо занимает высокомерную позицию, либо становится заложником системы, в которой пациенты представлены как некая безликая масса со «средней температурой по больнице». Во втором случае, чаще всего в платной медицине, пациент чувствует себя заказчиком музыки, а врач – готовым услужить исполнителем воли барина. Платя деньги, пациент считает, что врач обязан сделать его здоровым, а сам он может не прикладывать для этого никаких усилий.

В ценностно-ориентированной медицине отношения между врачом и пациентом строятся на равноценном партнерстве, а восстановление здоровья включает в себя следующие аспекты:

• философский;

• психологический;

• просветительский;

• педагогический;

• лечебно-профилактический;

• энергетический;

• информационный.

В связи с этим функционал врача серьезно меняется. Для того чтобы привести человека к образу здоровья, к тому, чтобы он воспринимал себя здоровым, самому врачу мало быть просто компетентным в своем деле специалистом, он должен обладать более широкой палитрой знаний, умений и навыков. Ему предстоит стать для человека и психологом, и наставником, и духовником, и проводником, а значит, на первый план выходят психологическое понимание, эмпатия и постоянное движение на пути собственного развития.

Уже первые годы моей медицинской карьеры показали, что врач – это вовсе не ходячий медицинский справочник и что никогда его не сможет заменить интернет или искусственный интеллект. Роль врача гораздо сложнее и значительнее. Чем же его деятельность превосходит работу компьютера? Коренное различие состоит в том, что специальные знания прилагаются не к поломке в бездушной машине, а к мыслящему и страдающему человеку, и прилагает их такой же мыслящий и чувствующий живой человек.

Больного приводит к врачу не только физическое страдание – боль, одышка, тошнота, головокружение и т. д. Он жаждет также психологической помощи! Он хочет, чтобы доктор успокоил и обнадежил, снял тревогу и страх перед навалившейся на него бедой, объяснил, что произошло, ответил на его недоуменные вопросы, дал ему веру, что все обойдется и он снова станет здоровым.

Главное же, пациент хочет узнать, сможет ли этот человек в белом халате помочь ему? Поэтому он непрерывно оценивает и внешний облик врача, и его поведение, и его действия, и его слова, отыскивая (и находя!) во всем этом столь нужную для него моральную поддержку. Еще в начале XIX века профессор Московского университета М.Я. Мудров заметил: «Исследуя больного, помни, что в это же время больной исследует тебя».

Вот почему врач всегда оказывает на больного большое психологическое воздействие, независимо от своего желания. Это влияние либо усиливает лечебный эффект всех его профессиональных мероприятий, либо, наоборот, снижает их пользу. Итак, врач сам по себе оказывается своеобразным лекарством, или, говоря словами Гая Петрония Арбитра, «утешением для души».

В отличие от компьютера, врач способен видеть перед собой не болезнь и больного, а человека – с его уникальным характером, судьбой, переживаниями, жизненными обстоятельствами. А это очень ценно – ведь довольно часто, чтобы запустить процесс исцеления, нужна не чудо-таблетка, а точно подобранное и вовремя сказанное слово. Психотерапевтическая помощь заключается даже не в том, что конкретно говорит доктор – дежурные ободрения, скорее всего, приведут к обратному эффекту.

Может ли пациент рассчитывать на хоть какое-то сочувствие, если врач поглощен заполнением формы в компьютере, или строго органичен временем приема, или ему вообще все равно, что за человек перед ним сидит и на что-то жалуется?

В последнее время активно заговорили о таком понятии, как пациентоориентированность или пациентоцентричность. С сентября 2022 года соответствующее требование к медперсоналу вошло в «Практические рекомендации» Росздравнадзора. Это модель взаимодействия медицинских работников с пациентом, основанная на уважении, дружелюбии, неконфликтности, внимании к эмоциональному состоянию человека, понимании запросов больного и умении их решать. Но почему-то я сомневаюсь, что можно насадить дружелюбие указанием сверху, если еще со времени учебы врач был ориентирован только на установление диагноза, а пациента видел лишь неким придатком без лица и характера, образ которого растворялся тут же, как только за ним закрывалась дверь кабинета. Внимание к пациенту – качество, которое разовьется во враче, если он изначально будет ставить в центр внимания не симптомы и болезнь, а целостного человека, вдумчиво постигая науку выстраивания отношений с пациентом, а не тренируя в себе механическую услужливую улыбку.

Уже работая над книгой и записывая свои размышления о роли врача, я получил в одной из рассылок фрагмент книги клинициста, врача с более чем 50‐летним стажем Норберта Александровича Магазаника. Начав читать, я не смог оторваться – настолько созвучными были мысли автора о том, какими качествами должен обладать настоящий врач и что от него ждет пациент. Каждую следующую публикацию я ждал с нетерпением – и вновь с радостью и изумлением находил полное сходство в наших рассуждениях и идеях. Разумеется, меня заинтересовала личность автора, и я стал искать сведения о нем. Интернет поведал, что Н.А. Магазаник родился в 1929 году и до своего отъезда в Израиль (1990) жил и работал в Москве. Окончив 2‐й Московский мединститут, в течение трех лет работал врачомтерапевтом в сельской участковой больнице в Карелии, выучил французский и немецкий, благодаря чему постоянно изучал доступную медицинскую литературу.

Окончив клиническую ординатуру и аспирантуру на кафедре терапии ЦИУ врачей на базе Боткинской больницы, работал там же старшим научным сотрудником. Защитил докторскую диссертацию о бронхиальной обструкции. В последние годы проживания в СССР работал консультантом в платной клинике, а после отъезда в Израиль занимался частной практикой, писал статьи по клинической фармакологии и функциональной диагностике легких, а также издал нескольких книг.

Сочувствие, внимание, детальный опрос и тщательный осмотр – вот, по справедливому утверждению Магазаника, те элементы, которые действительно показывают профессионализм и человеческие качества врача.

Конечно, я не мог промолчать, когда меня буквально перехлестывал поток эмоций, вызванный заметками Норберта Александровича, поэтому я написал ему письмо, в котором высказал восторги по поводу выдержек из его книги «Диагностика без анализов и врачевание без лекарств», которые я периодически читаю в рассылках, и сказал, что сам придерживаюсь аналогичных взглядов на взаимодействие с пациентом. В ответ он выслал мне книгу целиком и дал разрешение на ее цитирование, чем я с благодарностью и хочу воспользоваться.

Возвращаясь к теме пациентоориентированности, я бы хотел привести несколько мыслей из эссе Магазаника, в котором уделяется внимание личности больного, что полностью соответствует моей философии «Медицины с душой».

«…С годами я все больше убеждался, что личность больного, его заботы, страхи и переживания – все то, что называют внутренним душевным миром человека – в громадной степени сказываются и на клинической картине болезни, и на результатах нашего лечения. Но чтобы увидеть этот внутренний душевный мир, врач должен интересоваться не только состоянием сердца, легких или кишечника (в зависимости от жалоб больного), но обязательно и личностью больного человека. … По моему глубокому убеждению, внимание врача должно быть направлено в равной мере на два объекта: с одной стороны, на болезнь, с другой – на самого пациента. К сожалению, такое понимание сущности врачебной работы не очень популярно в России. Одной из причин этого печального явления являются, на мой взгляд, неустанные разглагольствования о врачебной этике или о деонтологии. … Деонтология – это наука о должном. И вот перегруженному сверх всякой меры, задерганному и затюканному врачу твердят, что совершенно недостаточно уметь только диагностировать разные болезни и лечить их. Оказывается, врач должен вдобавок соблюдать целый ряд моральных требований. Так, он должен сострадать своему подопечному, он должен приободрять его, должен заботиться о нем и так далее … Всякие категорические и, главное, малопонятные приказания или запреты невольно вызывают внутренний протест и нежелание выполнять их. Я выполнил свою главную обязанность – поставил правильный диагноз и назначил правильное лечение. А остальными пустяками пусть занимаются те, у кого есть на это время; лично у меня этого времени нет, нет и желания этим заниматься! В ответ мне говорят, важно подняв указательный палец, что есть еще законы морали, которые я тоже должен соблюдать».

Н.А. Магазаник придает первостепенное значение не медицинской деонтологии, а совсем другому понятию – взаимоотношениям между доктором и пациентом:

«Оно сразу же переводит обсуждение из туманной области морали и маниловских мечтаний в чисто практическую плоскость дискуссии о том, какие особенности поведения врача приносят наибольшую выгоду и пользу в лечебном процессе».

Как и Н.А. Магазаник, я убежден: искреннее внимание и способность осознанно сопереживать пациенту, видя в нем личность – вот что действительно приносит пользу в лечении. Но не менее важно, чтобы человек сам поверил в свое выздоровление, был настроен на него и не сдавался, поскольку тело обязательно отреагирует на то, что происходит на уровне духа и души. Упавшему духом, убежденному в своем скором конце человеку не сможет помочь даже самый искусный врач и самое чудодейственное лекарство, и он угаснет прямо на глазах.

В одном из эссе Н.А. Магазаник описывает случай из практики знаменитого американского кардиолога Бернарда Лауна из книги «Утерянное искусство врачевания».

«…Две недели спустя после приступа больной все еще находился в блоке интенсивной терапии. У него возникли почти все осложнения, которые перечисляет учебник. Охарактеризовать его проблему было легко: инфаркт охватил почти половину всего миокарда. У него была ярко выраженная картина застойной недостаточности кровообращения. Резкая гипотония отражала значительно уменьшенный сердечный выброс. Он не мог присесть из-за головокружения и возникновения полуобморочного состояния. У него не было сил поесть из-за одышки и слабости. Кроме того, у него не было аппетита: запах пищи вызывал у него тошноту. Сон был беспокойным и прерывистым. Лицо было цианотичным, и он время от времени судорожно заглатывал воздух, как если бы он тонул.

Наши утренние обходы напоминали визит бригады мрачных гробовщиков. Мы истощили весь свой запас банальных ободрительных слов. Во всяком случае, я полагал, что любое ободрение в такой ситуации должно быть оскорбительным для здравомыслящего больного и только подорвет его доверие. Мы старались поменьше задерживаться около его кровати, чтобы не видеть его испуганный вопрошающий взгляд. С каждым днем состояние ухудшалось. С согласия его семьи мы повесили в изголовье кровати табличку с надписью: “Не реанимировать”.

Но однажды утром вид его улучшился, улучшилось и его самочувствие, и даже основные объективные показатели стали лучше. Причина этого мне была не ясна. Однако, несмотря на это временное улучшение, прогноз по-прежнему оставался мрачным. Я перевел его в другой кардиологический блок, где обстановка была не столь напряженной, чтобы дать ему возможность спокойнее спать. Там я потерял его из вида, но неделю спустя он был выписан.

Месяцев через шесть он показался в моем офисе. У него не было застоя в легких, и выглядел он просто замечательно. Я был изумлен и озадачен. “Чудо, чудо!” – воскликнул я. “Какое к черту чудо, не было никакого чуда!” – ответил он. Я был поражен его уверенностью в том, что божественное провидение не сыграло никакой роли в его выздоровлении. “Так что же произошло?” – спросил я в смущении. Он очень уверенно сказал мне, что совершенно точно знает, когда случилось то, что я назвал чудом. Он понимал, что мы были совершенно потеряны и не знали, как ему помочь. Он видел, что у нас не осталось никакой надежды и что дело его проиграно. Затем он продолжил. “В четверг утром, 25 апреля вы пришли со своими ребятами и окружили мою кровать. Вы стояли так, как будто я уже лежал в гробу. Вы приложили свой стетоскоп к моей груди, а потом приказали каждому послушать «прекрасный галоп». Я подумал, что если мое сердце все еще может гарцевать прекрасным галопом, то я вовсе не мертвец, и стал поправляться. Так что, док, никакого чуда не было. Просто это была победа разума над материей”. … Конечно, этот больной не догадывался, что галоп является зловещим признаком» …