Текст книги "Переплетение. Рассказы"

Переплетение

Евгений Костров, а для друзей просто Жека, двадцативосьмилетний кудрявый крепыш, прячет в карман телефон, тянется, хрустнув позвонками, и выводит на монитор неоконченный чертёж силовой установки. Аванс давно получен, сроки поджимают, мозги после обеда ленятся, – придётся, наверное, дома досоображовывать… Жека ухмыляется: вспомнил Настино словечко. Настя сейчас и звонила, говорила о дочери. О ней можно говорить без конца, тысячи обедов не хватит. Полина – барышня серьёзная, на будущий год пойдёт в школу. Две недели она мечтала познакомить папу с подругой: девочки вместе ходят в садик, в бассейн, занимаются бальными танцами и, кажется, вовсе друг от дружки не устают.

Родители подруги не отпускали её в гости. Полина не сдавалась, хныкала, упрямилась подключала к переговорам маму с бабушкой и наконец добилась своего.

Ранняя весна, пятница, вторая половина дня. Нежный, солнечный мороз и предвкушение свободы. Разделавшись с работой, Жека скатывается с десятого этажа, вылетает на улицу, садится в машину, заводит мотор, ставит на вертушку диск… Восемь песен – и он у цели.

Дверь открывает Настя – бывшая жена, а последние два года просто Настя. Она, как обычно, подставляет щёку для дружеского поцелуя и ускакивает в комнату заниматься аэробикой. Вечно занята; единственные часы, которые можно потратить на себя, – когда папа в гостях… А в коридоре лицом к лицу с Жекой остаётся Виктория – хитрющая с виду девица шести лет в джинсовом комбинезоне и каштановых локонах.

– Здрасте! – говорит она и делает пальцами козу. – Хеви-метал!

– Мантана! – отвечает Жека, снимая ботинки. Моет руки, складывает на кухне привезённые гостинцы…

– Папа, ты идёшь? – слышен за спиной требовательный голос. Жека оглядывается: никого, только стук пяток по линолеуму.

– Иду, иду! – кричит Жека и, крутанувшись, выставляет пальцы на манер когтистых лап:

– Я стрррашный серый волк!..

Он на цыпочках крадётся по коридору. Из одной комнаты летит ритмичная музыка, из другой – смех и визг. Всё это содиняется в довольно причудливую симфонию. Пару секунд Жека колеблется, не заглянуть ли мимоходом к Насте, замирает на миг и берётся за ручку двери, оклеенной мультяшными зайцами, львами, черепахами.

В комнате у девчонок веселье. Настя машет за стеной ногами и понятия не имеет, что зеркало разрисовано её губной помадой, от стола к окошку протянуты клейкие ленты скотча, из шкафа вывалена куча разноцветных блестящих париков – Жекин подарок на прошлый Новый Год. Даже диван стоит наискосок, одним концом подался к двери, точно хочет убежать.

– Мы готовимся встречать принца! – объявляет дочка, стоя посреди комнаты на руках.

Принц – мечта её подруги, мечта необыкновенно заразная. Полина с недавних пор сама бредит этим принцем. Он будет очень красивый, в золотой карете, привезёт много шоколада и кактус в горшке.

Жека скептически оглядывает себя: нет, на принца к концу недели не похож, разве что на бродячего музыканта…

Девочки, будто угадав его мысли, усаживают Жеку на стул, несут фиолетовый парик и гитару.

– Мы хотим танцевать! – говорит Полина.

– Весёлое сыграйте! – добавляет бойкая Вика.

Самая весёлая песня, которую Жека знает – это Pasadena, привет из детства. Он подкручивает колки, берёт несколько аккордов, начинает петь. Подруги двумя горошинами скачут по комнате.

– Нет, ты не то играешь, – вспоминает дочка, когда песня близка к концу. – Про принца давай!

«Про принца» – это значит «Золушка». Раскатистый Жекин баc не очень-то подходит к этой песне, но девчонок не волнуют пустяки. Настя в пении не помощница, у неё со слухом беда. «Купите мне на рынке картонное пальто», – когда-то учил её петь Жека, но так и не научил… Но дочка во всём, что касается музыки, пошла в него.

Что ж: золушка так золушка. Жека старательно выводит:

 
Хоть поверьте, хоть проверьте, но вчера приснилось мне,
Будто принц за мной примчался на серебряном коне…
 

Полина тем временем рисует на доске свою любимую кошку Катю, живущую у бабушки. Полинка – способная художница, её хвалят в садике, у папы дома все стены увешаны её картинами. Рисуя, дочка очень серьёзна, хмурится от усердия, склоняет голову то к одному, то к другому плечу. Зловредная Вика, улучив мгновение, стирает Катину корону – Катя у нас не простая кошка, а принцесса, – и приделывает ей большое оранжевое вымя и рога. Полина бросается отнимать фломастер и завладевает им на удивление легко.

– Так нечестно! – надменно глядя на неё, заявляет Виктория. – Ты толстая.

– Я толстая?! – Полина, готовая задохнуться от возмущения, ищет глазами весы, но те стоят в комнате у мамы. Наконец её осеняет:

– Папа! Давай взвешивай нас.

Мудрое решение. Жека осторожно берёт в каждую руку по барышне и начинает покачивать. Полина явно тяжелее – есть в кого. Но, чтобы не было раздора, он говорит: «Одинаковые». Мир восстановлен.

– Идёмте смотреть мультики! – командует Полина. Наконец-то отучилась говорить это ужасное «пошлите». Три серии «Простоквашина» – Полина знает их наизусть, а Виктория ещё нет. Непорядок.

Жека вспоминает рассказ приятеля, студента-вечерника, о том, как он покупал тетради. Продавщица, видя человека взрослого, спросила: «Вам со Шреком можно?» Он отвечал: «Ладно, давайте со шреком». Думал, это приспособление такое: есть тетради на скрепках, есть со спиралью, а у него будет – со шреком. «А где шрек-то?» – спросил продавщицу, разглядывая тетрадь с зелёным чудищем на обложке. Вот бы его к Полине на день-другой! Вмиг узнал бы и Шрека, и Киллера Бина, и даже «Побег из курятника»…

Настя закончила тренировку и идёт в душ. Жека с девчонками занимают освободившуюся комнату, садятся к телевизору. Дочка сама, не доверяя никому, раздевает драгоценный диск и ставит в выезжающую каретку музыкального центра.

Девочки вдвоём помещаются в одном кресле. К удивлению Жеки, они очень сдержанно хихикают, когда телёнок Гаврюша бодает ниже спины любопытного Печкина. Зато разговор о котах (мама дяди Фёдора: «У него такой кот, до которого тебе расти и расти. Он за ним, как за каменной стеной». Папа: «Да. Если бы у меня был такой кот, я бы, может, и не женился…») – этот невинный диалог вызывает у них бурный и искренний восторг. Что-то, кажется, они понимают, до чего Жеке в их годы было расти и расти…

В комнату входит Настя; в руках у неё поднос с чашками и брикет мороженого в серебристой фольге. Она, конечно, видела разгром в соседней комнате и набрала в лёгкие порцию воздуха, достаточную для того чтобы высказать всё. Но Полина опережает её, спрашивая с ангельским видом:

– Мамочка, где ты берёшь мороженое?

На самом деле это Жека его принёс и положил до поры в морозилку. Но Настя сердито отвечает:

– Оно у меня растёт.

– Не может быть! – вмешивается Вика. – Молоко растёт в корове, а где растёт мороженое?

– А мороженое растёт в молоке, – объясняет Полина.

Этот ответ вполне устраивает подругу. Жека идёт на кухню за чайником, девочки бегут за печеньем. Все пьют чай с клюквенным мороженым, выросшим в молоке. Настя старается провести время с пользой – указывает на пианино, на ковёр, на свои длинные ноги в трико, и задаёт дочке один и тот же вопрос:

– What color is it?

– Brown! Green! Blue! – отвечает Полина, потом забирается к маме на колени и что-то шепчет. Настя качает головой.

– Мамочка, – тормошит её Полина, – достань костюм… ну пожалуйста!..

– Полинка, он далеко, – вяло отбивается Настя, – я устала, давай в другой раз.

Но через минуту новый костюм для танцевальных конкурсов появляется из шкафа. Полина за руку тянет маму в коридор, возвращается в белых туфельках и прелестном нежно-голубом платье, вертится и прыгает перед зеркалом…

– Хватит выпендриваться, – стоя на пороге, ворчит Настя, но кто бы её сегодня слушал.

Звонок в домофон – пришли родители Виктории. Вскоре они поднимаются: хорошенькая, глазастая Рита и смуглый Артур. Всей компанией идут гулять в парк. Полина с Викой садятся в санки; Жека, держа верёвку, бежит по аллее, быстрей, быстрей… Навстречу катятся, потряхивая ветвями, берёзы, снежинки покалывают лицо. За спиной слышен радостный визг. На повороте сани заносит, они опрокидываются со скрипом, скрежетом и воплем ужаса. Мгновение тишины… и полный восторг. Барышни заставляют Жеку перевернуть их ещё четыре раза. Настя, Рита и Артур заражаются весельем и тоже бегают друг за другом, но осторожно, без катастроф…

– Мантана! – говорит Вика, прощаясь у своего подъезда, и делает две козы.

Настя, Полина и Жека идут назад. Темнеет, зажигаются фонари, и снег всё более резко хрустит под ногами. Настя ловит в сумочке запевший телефон, роняет на снег варежку, её поднимает Полина. Звонит Дима – нынешний Настин поклонник. «Что у них может быть общего!» – думает Жека и сам же отвечает: «Твоё-то какое дело?»

Он глядит на дочь. Полина ладит с Димой или просто мирится с его существованием – трудно понять. Но сейчас она устала. Она топает ногой, варежка вновь летит на дорогу.

– Мама! – разражается она слезами. – Ты женишься на Диме, и я буду тебе чужая!..

Настя быстро заканчивает разговор, сажает её в санки и гладит по голове.

– Я всё знаю!.. Женишься! – всхлипывает Полина.

Настя, вздыхая, ждёт, пока дочка успокоится сама. И правда: вскоре Полина увлечённо рассказывает о каком-то будущем конкурсе, где непременно победит…

– Ни на ком я не женюсь, – говорит Настя тихо, будто сама себе. – Нам и так хорошо.

И Жека верит ей. Они встречаются глазами: Настя отводит взгляд, Жека опускает его в сугроб, покрытый ледяной корой со следами чьих-то подошв.

– Послезавтра приеду, – обещает он. – Медведя привезу, и почитаем с тобой. «Алые паруса», хочешь?

Полина кивает и вновь говорит о конкурсе.

Вот и пришли. У подъезда стучит ногой о ногу Дима – невысокий, щуплый, руки в карманах, поднятый воротник пальто. Жека здоровается, прощается, заводит свой «Пассат» и отчаливает.

Поздним вечером он рассказывает обо всём Ленке. Когда-то они учились в одной школе, вместе делали уроки, гуляли, хотели всю жизнь провести вдвоём. Затем поступили в разные институты, постепенно отдалились, надолго потеряли связь. Лишь полгода назад Лена наудачу набрала сохранившийся в старом блокноте домашний номер.

Лена не изменилась за время разлуки – такая же миниатюрная, шумная и хулиганистая. Носит разноцветные банданы, из музыки слушает главным образом Йовин и Сурганову, с наигранным возмущением вспоминает, как некто в магазине в очередной раз сказал ей «ты»…

– Не переживай, – говорит Лена и гладит Жеку по руке, – дело житейское. Дай лучше я скажу, что сегодня Серый выдал. Представляешь, спрашивает: сколько будет три четверти тигра?

– И что ответила?

– Ответила, что будет одна обезьяна. Убедительно?

– Вполне.

Они смеются. «У тебя сын, – думает Жека, глядя в серые Ленкины глаза, – невероятно!» Однако Серый – на самом деле её сын, ровесник Полины и самый главный Жекин друг. Его, кстати, по выходным навещает папа. У Жеки с папой – нормальные, ровные отношения. Недавно, когда Сергея на воскресенье забирала бабушка, они даже сели втроём на кухне, мужчины открыли по бутылке пива, Лена испекла пирог.

Жека веселеет, но до глубокой ночи его не покидает ощущение, что он забыл о чём-то очень важном. Только когда Лена почти уснула, он вспоминает и трогает её за плечо:

– Ленка…

– А? Что такое? – вздрагивает она и поднимает голову. Жека молчит, но она способна к телепатии.

– Не обещаю, – говорит Лена и обнимает его за шею так же, как десять лет назад. – Не обещаю, но может быть.

Отложенный ход

Закончился последний урок, и десятиклассники, шумя и переговариваясь, поспешили к выходу. Кабинет черчения был во всей школе единственным, где на стене висело зеркало, и, бросив на него взгляд, Максим увидел довольно-таки усталое лицо, тени под глазами, резко обозначенные скулы. Когда почти каждый день семь уроков, главное желание под конец недели – как следует выспаться. Но прежде надо подготовить доклад по химии, отдать Мишке сто рублей, помочь Наташе с домашним заданием по информатике… И, кстати, не мешало бы подстричься: чёлка скоро достанет до бровей.

За спиной послышался глухой стук от соприкосновения головы с дверной притолокой и смешки девчонок. Не надо было оборачиваться, чтобы понять, в чём дело. Тормознутый великан Олег в который раз забыл, что кабинет у них особенный. Хорошо, хоть об этом Максу не надо помнить: он пока может с запасом пройти где угодно.

Он взглянул на часы. Двадцать минут на обед, а дальше – занятие шахматного клуба. Скорее бы прошли эти двадцать минут. Даже после самого трудного дня Макс был готов разыгрывать комбинации, атаковать и защищаться, решать задачи. Он увлёкся шахматами в четвёртом классе, с тех пор играл всё лучше, становился призёром городских турниров и почти чемпионом школы. Почти – потому что Глеб, учившийся годом старше, всё время чуть-чуть опережал его. Но уже идёт последняя четверть, скоро одиннадцатые классы покинут школу, и трон по праву достанется Максу. Если, конечно, не загорится какая-нибудь новая звезда.

Переигрывая в уме их недавнюю партию, где он устроил противнику настоящее землетрясение и лишь невероятная выдержка помогла Глебу зацепить ничью, Максим едва не зазевался и лишь в последний миг отскочил. Одиннадцатый «А» может и затоптать, если будешь ловить ворон. Старшие ребята и девочки, продолжая какой-то начатый на уроке спор, пролетели мимо, обдали его ветром. Среди всех голосов выделялся звонкий голос Ксении Громовой, её светлые волосы, убранные двумя хвостиками, притягивали взгляд. Ксения была с одноклассниками – и в то же время сама по себе. Она как-то умела посреди любой шумной толпы оставаться сама по себе. Вот и теперь, дойдя до двери, ведущей на лестницу, ребята чуть расступились и пропустили Ксению вперёд. Максим уже много раз видел подобное. А ведь Ксения, как он замечал, никогда не требовала королевских почестей, ни перед кем не задирала нос и вообще вела себя так, будто она самая обыкновенная.

Но она была необыкновенной. В чём это выражалось? Возьми каждую черту отдельно – ничего потрясающего вроде и нет. Высокая, стройная, зеленоглазая. Но в старших классах было несколько девочек и повыше, и миловидных лиц хватало, куда ни посмотри. Отличница, идёт на золотую медаль? Тоже не новость: у них сильная школа, медали бывают каждый год, возможно, и Максу какая-нибудь достанется. Но всё это было собрано в одном человеке, вот что удивительно. А ещё Ксения быстрее всех в школе бегала и, когда остальные еле дышали, была готова промчаться по стадиону хоть десять лишних кругов. Ещё она умела петь и играть на гитаре, выступала на праздничных концертах и песни выбирала подходящие: о корсарах, идущих на абордаж, под Новый год или о таранящем врага лётчике в День Победы. О ней писали в городской газете; бумажную газету Макс не читал, но видел на сайте заметку с фотографией. Но даже это было не главным. Допустим, вы ничего не знаете о Ксении, никогда прежде её не видели. Всё равно – с первого взгляда, с первого слова каким-то загадочным образом почувствуете, что она необыкновенная, и невольно пропустите вперёд. Если честно, Максим даже не знал, пытался ли кто-то из ребят ухаживать за ней. Может быть, никто и никогда. И в этом как раз не было ничего удивительного.

Наконец подошло время занятия. Шахматный клуб собрался в кабинете информатики; Павел Иванович, готовясь начать жеребьёвку, вынимал из портфеля картонки. Первую партию всегда играли со случайным противником. Кого-то не хватало, и, внимательно оглядевшись, Максим понял: Глеба. Серьёзно взялся за подготовку к экзаменам, отодвинул всё остальное? И выходит, Макс теперь сильнейший?.. Как ни странно, эта мысль не обрадовала. Раньше он знал, за кем тянуться, раньше был лидер, которого хотелось обыграть. Теперь все будут охотиться за Максом и мечтать о победе над ним… Ладно, ещё посмотрим, кто кого.

Занятый размышлениями, он почти не удивился, когда в кабинет, постучавшись, вошла Ксения Громова. До сих пор она не заглядывала к шахматистам, но вот вошла, с порога кивнула однокласснице Лизе и спросила Павла Ивановича, можно ли ей тоже поиграть. Павел Иванович, разумеется, был только за.

Кинули жребий. Макс, перевернув свою картонку, увидел нарисованного чёрного слона; белый достался Андрею из девятого «Б». Сильный противник – скорее всего, именно он будет чемпионом через год с небольшим. Расставляя фигуры, Макс краем глаза подметил, что Ксении не позавидуешь: ей достался восьмиклассник Лёшка по прозвищу «Левый». Почему такое прозвище? Во-первых, левша. Во-вторых – хоть это, пожалуй, главное, – из-за его манеры выражать чувства всевозможными «левыми», то есть неуместными и глупыми, возгласами. Он взвизгивал от радости, рычал от досады и однажды даже в голос разревелся, зевнув ладью. Конечно, мешал ребятам, и они много раз обещали не пустить его на занятие, но такой власти им никто не давал, а жаловаться не хотелось. Сам же Павел Иванович был терпелив, будто видел заранее, что из Лёшки может выйти толк. Наверное, и правда может. За несколько лет он стал сдержаннее, а соперником всегда был неприятным, готовым намертво вцепиться в любое слабое место и повиснуть как бульдог. Макс побеждал его столько раз, сколько играл, но давалось это совсем не просто.

Тишину в кабинете нарушали едва слышный стук передвигаемых фигур, щёлканье часов и шёпот Павла Ивановича, который ходил между рядами и время от времени давал советы. На доску Макса и Андрея он только взглянул и без звука прошёл мимо. Нетерпеливый Андрей сразу двинулся вперёд и в своей обычной манере – кто не спрятался, я не виноват! – стал теснить позиции чёрных, но Макс уже видел брешь на его королевском фланге и потихоньку собирал силы для контратаки. Главное – до поры не выдать план. Но в тот миг, когда он решил, что пора наступает, над ухом раздался истошный вопль. Максим вздрогнул, едва не опрокинув коня, и обернулся. Лёшка, от которого давно не ждали таких фокусов, едва не подпрыгивал за столом, указывая на доску пальцем. На доске красовался удивительный мат: все фигуры целы, до серьёзных манёвров дело не дошло, а белый король стоит под ударом, сам как будто изумлённый и ошарашенный. Максим машинально отметил, где, скорее всего, Ксения ошиблась, и лишь потом обратил внимание на неё. Она, ужасно покрасневшая, поднялась и быстро, ни на кого не глядя, вышла в коридор.

Левый взвизгнул ещё раз, и Павел Иванович сказал с необычным для себя раздражением:

– Ну всё, хватит. Успокойся. Напугал ребёнка, больше ведь не придёт. Играем дальше.

Но Макс уже не мог играть как прежде. Сквозь свои фигуры он видел растерянного белого короля. Думая над ходами, одновременно представлял другую партию, пытался отмотать её в воображении назад, и сам наделал глупостей, и еле-еле спасся, и, когда Андрей, пожимая ему руку, пообещал выиграть в следующий раз, ответил что-то очень неубедительное…

Он помнил этот день и два месяца спустя. Было уже настоящее лето, жаркое, с грозами и комарами. Пока выпускники не ушли на пристань, где дожидался теплоход для катания по Волхову, старшие классы собрались в актовом зале. Планов на будущее никто не скрывал. Ксения собиралась ехать в Питер, поступать в Электротехнический университет. Поступит, никто и не сомневался.

Питер – это недалеко, четыре часа на электричке. Все были там тысячу раз.

Ксения спела со сцены «Школьный вальс». Ей подтягивали ученики, учителя, родители. Яркое оранжевое платье с обнажёнными плечами, босоножки на каблуках, изумительная, совсем взрослая причёска… А ходить надо было пешкой на g3.

Потом была небольшая дискотека, и вечер окончился. Как-то слишком быстро… По пути домой Максим заглянул на спортивную площадку. Там, за стеной цветущего шиповника, сияющая Ксения в джинсах, майке и соломенной шляпе ударяла по струнам, и переодевшиеся, готовые к приключениям выпускники хором пели что-то не совсем торжественное и даже не совсем приличное.

– Макс, иди сюда! – позвал его Глеб. – Будь другом, сними! – и протянул фотоаппарат.

Максим отошёл, стал на колено, прицелился и для надёжности выпустил длинную очередь.

– Пришлёшь один кадр? – спросил он, возвращая камеру.

– Не вопрос! Как только, так сразу, – ответил весёлый Глеб и тут же, отвернувшись, о чём-то заспорил.

Перед тем как уйти, Максим ещё раз оглянулся. Выпускники разбежались по площадке; Ксения, смеясь, кинула свою шляпу, как тарелку, кто-то поймал её, натянул до ушей и, держа за поля, уворачивался от протянутых рук.