Текст книги "Пир валтасара"

Глаза Инге расширились ещё больше.

– И что мне делать в музеях, Стив? – Она прошептала это едва слышно.

– Ну, разумеется, не красть картины. У эксперта должен быть очень широкий кругозор… Тебе придётся узнавать работы очень разных мастеров, если, например, на них отсутствует или неразличима подпись художника… Потом мы организуем специальную лабораторию. Словом, ты должна основательно подготовиться к своей новой должности. Не мне тебя учить, что надо делать…

– Да, Стив, я понимаю, – она вздохнула. – А можно ещё вопрос?

– Конечно, теперь сколько угодно.

– Эта сеньора Мариана – кто она?

– О, она тоже особа очень достойная… Это старая индианка из гватемальских майя. То есть она ещё не очень старая, но, наверно, покажется тебе старой. Её далёкие предки были жрецами майя, а сама она научилась читать и писать всего несколько лет назад. У неё была очень нелёгкая жизнь; последние годы она экономка в моем гвадалахарском доме. С ней там живёт ещё её приёмная дочь Мариэля. Та – твоих лет.

– И кто там живёт ещё? – очень серьёзно спросила Инге, внимательно глядя на Стива.

– Ещё? Ещё Пако… Он шофёр и садовник. Этот – коренной мексиканец, с большой примесью индейской крови. Человек смелый, решительный, строгий, но очень справедливый и честный; участвовал в мексиканских революциях, был моряком, рыбаком, ещё кое-кем; как каждый порядочный человек – сидел в тюрьме. Впрочем, он уже давно живёт тихо, потому что лет ему много – далеко за шестьдесят. А ещё там – несколько собак, десяток котов и кошек, много голубей, два попугая, козы – сколько, не знаю – и большой аквариум с тропическими рыбами в зимнем саду. Вот, кажется, и все обитатели дома и сада, где тебе предстоит жить. В саду там неплохой бассейн, и ты сможешь в нём плавать хоть каждый день.

– А когда ты приедешь туда, Стив? Я ведь писала туда тебе дважды, но ты… – она не закончила.

– Я не видел этих писем, девочка, как, вероятно, и многих других. Так получилось, что я там не был уже более полутора лет. Видишь ли, Инге, сейчас я объясню тебе нечто… – он сделал долгую паузу. – Ты не удивляйся и ни о чём не спрашивай пока. Потом поймёшь сама… Но хорошо запомни, что я тебе сейчас скажу, и никому, запомни, никому об этом ни слова. Потому что от сохранности этой тайны зависит моя судьба, а теперь, может быть, и твоя. Видишь ли, Инге, Стива Роулинга – бизнесмена больше не существует…

Она испуганно отшатнулась.

– Нет-нет, ты не пугайся. Я это я, и, конечно, живой человек, а не призрак, но… меня теперь зовут Джон Смит, да-да, самый обыкновенный Джон Смит, каких на свете, вероятно, сотни тысяч. Впрочем, для некоторых я «папа Лука», как я и подписался в этой записке. Поэтому нигде, даже в Гвадалахаре, не вспоминай о Стиве Роулинге. Это имя тебе просто неизвестно. Ты поняла?

– Д-да… Но как же мне называть тебя теперь?

– Зови Джоном.

– А эта сеньора Мариана – она… знает… кто ты теперь?

– Конечно. Она служила у Стива Роулинга, который умер, а дом продал Джону Смиту. То есть сначала продал, а потом умер. Хотя подожди – кажется, Джон Смит купил этот дом после смерти Роулинга. Да-да, именно так… Но это совершенно неважно. Хозяин дома в Гвадалахаре теперь Джон Смит – то есть я, а послал тебя туда «папа Лука» – то есть тоже я. Это не очень сложно?

– Довольно сложно, Стив, то есть, прости, Джон.

– Постарайся не ошибаться, девочка. Это важно.

– Я буду очень стараться… Джон. Скажи мне ещё: как называется фирма, в которой я буду работать?

– Это очень известная фирма, Инге. Я говорю о головной. Это транснациональная «Фигуранкайн корпорейшен». А ты будешь работать в одном из её многочисленных ответвлений. Оно называется «Смит—Цвикк лимитед». Ты потом получишь копию контракта – там все будет указано.

– Смит – это, значит, ты?

Стив кивнул:

– Ты правильно догадалась. Однако нам пора, – он подозвал официанта-малайца и расплатился. – Пойдём теперь поищем Тео, а потом я отвезу тебя в какую-нибудь приличную гостиницу…

– А ты… Джон?

– Мне придётся временно исчезнуть. Получишь от меня известие уже в Гвадалахаре.

Она вздохнула:

– Ты всегда так занят?

– Не всегда, но часто.

Когда они выходили из кафе, лицо Инге вдруг искривилось от боли. Она остановилась и закусила губы.

Стив встревоженно наклонился к ней:

– Тебе нехорошо?

– Немного… Может быть, съела… что-нибудь нехорошее.

– Давай вернёмся. Ты посидишь в кафе, а я найду такси.

– Нет… Я с тобой. Ох!

– Что ты чувствуешь, дорогая?

– Тут очень болит, – она показала где, – и сильная слабость… Боюсь – упаду. Ох!..

Стив, не говоря ни слова, подхватил её на руки и снова мысленно ужаснулся: она оказалась почти невесомой. Держа Инге на руках, он медленно пошёл по пустынной улице, озираясь в поисках такси.

Из тумана вынырнула фигура полисмена в каске и накидке от дождя. Он неторопливо подошёл и молча преградил Стиву путь.

– Леди заболела, – сказал Стив, – где тут ближайший госпиталь?

– На Кромер-стрит. Это не очень далеко.

– Может быть, вы смогли бы вызвать санитарную машину или найти такси?

– Свободное такси стоит рядом за углом, сэр. Вам помочь?

– Нет, донесу сам.

Стив направился в указанном направлении, держа Инге на руках. Глаза её были закрыты. Дыхание чуть слышно. Полицейский молча следовал за Стивом.

Когда они подошли к машине, полицейский помог Стиву уложить Инге на заднем сиденье, а сам сел рядом с шофёром.

– В ближайший госпиталь, – сказал Стив.

И шофёр, и полицейский молча кивнули. Стив бросил взгляд на часы. Стрелки приближались к десяти сорока…

Тибб появился в центре связи сразу после наступления темноты. Цвикк уже ждал его.

– Как Цезарь? – спросил Тибб, входя.

– Жив пока, но этот разбойник ничего не хочет слушать. Обещает вернуть его живым только после того, как будет получено известие от Вайста, что УЛАК приземлился в Африке. И требует большой УЛАК, на котором хочет отправить часть своих людей.

– Да, я знаю, – кивнул Тибб. – Что с самолётом Цезаря?

Цвикк махнул рукой:

– Никаких известий… Или направился не сюда, или что-то случилось. Ты прилетел малым аппаратом?

– Большим.

– А где сели?

– Тут, на вертолётной площадке.

У Цвикка округлились глаза.

– Как ты умудрился?

– Все в порядке, – нетерпеливо отозвался Тибб. – Что вы предлагаете, Мигуэль?

Цвикк потупился и покачал головой:

– Ума не приложу. И так, и этак поворачиваю. Все плохо… А ты что думаешь?

– Есть одно… средство, но мне очень не хотелось бы им воспользоваться. И я не знаю… – Тибб не кончил.

– А, – Цвикк махнул рукой, – в нашем положении все средства хороши.

– Людей удалось собрать? – спросил после короткого молчания Тибб.

– Собрали…

– Посёлок окружён?

– Окружён-то окружён, да что толку. У них площадка и вертолёты. Словом – поймал парень медведя, а медведь его не отпускает. Да-а… Так и мы. И главное – Цезарь…

– Их вертолёты легко вывести из строя, – заметил Тибб.

– А дальше что?

– Дальше?.. – Тибб на мгновение задумался. – Дальше предлагаю поступить так…

На лестнице, ведущей в центр связи, послышались голоса и какой-то шум.

Тибб быстро встал, а Цвикк, продолжая сидеть, извлёк из кармана и положил на стол большой автоматический пистолет.

Голоса на лестнице продолжали препираться. Тибб подошёл к двери и распахнул её. За дверью оказался взволнованный Филипп Корт – начальник центра связи.

– Тут появился один человек. Я его совсем не знаю, – начал Корт, обращаясь к Цвикку. – Он настаивает на немедленном свидании с вами.

– Кто там? – Цвикк тоже поднялся с кресла.

– Это я, сэр, извините, – послышалось за спиной Корта, – я – Суонг.

– Давай-давай сюда, – обрадовался Цвикк. – Где пропадал? Тебя схватили люди Люца?

– Да, я был у них.

– И что нового?

– Немного есть новое, – усмехнулся Суонг. – Мы принесли их командир.

– Кого принесли? – не понял Цвикк.

– Их командир… Мистер Полшер или мистер Люц мы не знаем точно, как называется…

– Подожди-ка, – все ещё не веря своим ушам, перебил Цвикк, – где этот, кого вы… принесли, говоришь?

– Здесь, внизу.

Цвикк, не говоря ни слова, ринулся вниз по лестнице. Тибб последовал за ним.

В вестибюле, окружённый инженерами центра связи, лежал на полу Полшер, туго спелёнутый капроновым шнуром. Лицо его было почти черным, изо рта торчал кляп, но глаза были открыты. Возле Полшера сидел на корточках ещё один индонезиец, которого Цезарь захватил с Явы вместе с Суонгом.

– Ну, ребята, – растроганно проговорил Цвикк, – просто не знаю, что и сказать… Ну и молодцы! До чего же я рад! А уж как я тебя рад видеть, старина, – продолжал Цвикк, наклоняясь к Полшеру, – просто слов нет… тьфу…

Полшер шевельнулся и яростно сверкнул глазами.

– Выньте-ка ему изо рта эту затычку, – попросил Цвикк, – послушаем, что он сейчас думает.

Суонг освободил Полшера от кляпа. Некоторое время тот тяжело дышал, прикрыв глаза, потом разразился хриплыми бессмысленными проклятиями.

– Пусть выпустит пар, – махнул рукой Цвикк. – Как всё-таки вам удалось? И чего он так хрипит?

– Придушили чуть-чуть шнуром, – сказал Суонг, – старый способ…

– В туалете, – добавил его товарищ. – Пошёл один.

– Его, наверно, уже хватились?

– Наверно.

– Несите наверх к аппаратам.

Связанного Полшера усадили в одно из кресел аппаратной перед переговорным экраном.

– Ты, конечно, понял, что надо сделать? – спросил Цвикк, усаживаясь в кресло рядом. Полшер мрачно кивнул.

– Свяжитесь с коттеджем, – попросил Цвикк дежурного инженера. – У тебя, старина, там кто-нибудь есть в радиоаппаратной? – Цвикк глянул на Полшера.

Тот снова молча кивнул.

– Кого вызвать?

– Карлоса.

Через несколько минут на экране перед Полшером появилась заспанная физиономия Карлоса. Некоторое время, Карлос ошеломлённо моргал, видимо, силясь понять, что произошло.

– Спал, сволочь? – хрипло спросил Полшер, с отвращением глядя на своего помощника.

– Вы где, шеф? – решился спросить Карлос, облизывая толстые губы.

– В гостях у святого Петра… Что, ещё не хватились, жуки навозные? Ну я вас…

– Погоди-ка, – Цвикк толкнул Полшера, – с ними потом разберёшься. Пусть приведут к экрану господина Цезаря Фигуранкайна.

– Ты слышал? – Полшер попытался откашляться. – Давай.

Карлос исчез. На его месте тотчас возникли несколько всклокоченных голов, с недоумением и любопытством уставившихся с экрана.

Полшер злобно дёрнулся:

– А ну прочь, чтобы я ни одной вашей подлой морды не видел.

– Обменяем тебя на господина Фигуранкайна, – объяснил Цвикк. – Возражать ты, конечно, не будешь.

– Где? – спросил Полшер, повернувшись к Цвикку и первый раз взглянув ему прямо в глаза.

– На вертолётной площадке у коттеджа, – сказал Тибб. – Ваши люди, Люц, отойдут к северной стороне площадки, и тогда наши выйдут к южной. Над площадкой в это время зависнет УЛАК. Вы и мистер Фигуранкайн выйдете одновременно с противоположных сторон площадки, встретитесь в центре и разойдётесь шагом, каждый к своим. И никаких фокусов. Все будет надёжно контролироваться. За малейшую попытку нарушения любой нарушитель тотчас заплатит жизнью. Ясно?

Полшер злобно дёрнулся, но промолчал. Наконец на экране появился Цезарь Фигуранкайн. Лицо его было бледно. Левый глаз почти заплыл, вокруг правого темнел синяк, а ниже – большая ссадина, губы опухли.

– Все в порядке, патрон, – торопливо сказал Цвикк, отстраняя Полшера и приблизив лицо к экрану. – Сейчас мы вас обменяем. Как самочувствие?

– Средне, – невнятно ответил Цезарь, с трудом шевеля распухшими губами.™ Что ж, если удастся, спасибо…

– Вот наш вексель, – заверил Цвикк, снова подтолкнув Полшера к экрану. – А ну, давай, распорядись, – шепнул он ему.

– А, – сказал Цезарь, и в его правом, широко открытом глазу загорелся красноватый огонёк, – тогда хорошо… – Он опять опустил голову.

Полшер велел подойти к экрану Карлосу и передал всё, что требовалось.

Встречу на вертолётной площадке назначили ровно в восемь – через сорок минут.

– Развяжите, – хрипло попросил Полшер после того, как экран погас – Уже не чувствую рук и ног…

– Только перед самым обменом, – решительно отрезал Цвикк. – Пока потерпи и скажи спасибо, что Суонг не разукрасил тебя, как ты господина Цезаря.

– Я только хотел припугнуть, – пробормотал Полшер. – Он был неплохим козырем в этой игре. Конечно, я понимаю, кто он, и только… шутил. А получил он за дело… Надо уметь отличать мужской разговор от обыкновенной шутки, – он усмехнулся.

– Ну разумеется, – сказал Цвикк без улыбки. – Мы знаем, что вы шутник, господин… Рюйе.

Полшер снова дёрнулся, сверкнул глазами, но не ответил.

Спустя полчаса, лёжа связанным в машине между Цвик-ком и Суонгом, Полшер обратился к Цвикку:

– Наш разговор об УЛАКе остаётся в силе. Я понимаю, теперь заминка. Но операция задумана не мной. Завтра понедельник, свяжитесь с мистером Пэнки. Он подтвердит. А если теперь вам этого мало, подтвердит кое-кто повыше… Могу назвать хоть сейчас, только… – Он покосился на Суонга.

– А ну давай, – сказал Цвикк, приближая ухо к губам Полшера, – шепни одного-другого для примера – подумаю на досуге…

Полшер прошептал несколько слов в самое ухо Цвикка.

– Да-а, – протянул Цвикк и покачал головой, – дела-а, если, конечно, не врёшь.

– К чему бы мне, – пробормотал Полшер и отвернулся.

Резкий фиолетово-синеватый свет залил вертолётную площадку. Чёткие косые тени отбросили стоящие на ней вертолёты. УЛАК завис неподвижно, почти касаясь краями верхушек деревьев. Источником необычного освещения была вся нижняя поверхность корабля. Она светила ярко и ровно. Людей на площадке не было видно. Стрелки на часах Цвикка приближались к восьми.

– Убрать людей из вертолётов – там четверо с оружием, – раздался громкий голос откуда-то сверху. – Люц, подтвердите команду.

Полшер, только что развязанный, потирая онемевшие руки и ноги, с трудом нагнулся к микрофону, который держал Суонг.

– Карлос… – зло прохрипел он. – Чем думаешь? Убери…

Спустя несколько минут тёмные фигуры, как тараканы, выползли из вертолётов и бегом исчезли за деревьями.

– Теперь всем отойти от площадки, – снова прозвучал голос с неба. – Остаются по трое с каждой стороны.

Тишина, и тот же голос:

– На севере команду выполнили не все.

Я жду. Полшер выругался вполголоса, продолжая потирать кисти рук и колени.

Наконец наверху прозвучало:

– Господин Фигуранкайн и вы, мистер Люц, выходите на площадку и медленно двигайтесь к центру.

Две фигуры – высокая, худая в белом костюме и коренастая, плотная в зелёном пятнистом комбинезоне – появились на освещённом сиреневым светом пространстве вертолётной площадки и направились навстречу друг другу. В центре они встретились и на мгновение остановились. Фигуранкайн что-то сказал, и Полшер ответил. Потом оба взглянули наверх на УЛАК и разошлись.

Через минуту улыбающийся Цвикк протягивал руку Цезарю. Цезарь осторожно отвёл её и, обняв Цвикка, приник головой к его плечу.

Час спустя они уже сидели в салоне центра связи, где был сервирован ужин. Цезарь, с повязкой на лице, которую наложил Суонг, выглядел теперь чуть лучше. Бледность почти исчезла, лишь подёргивалось правое веко и дрожали пальцы.

Цвикк, окинув внимательным взглядом приготовленный стол, поднял бокал

– Первый тост – за избавление патрона, – объявил он.

– Первый тост – только за вас, друзья мои, – тихо сказал Цезарь. – Пьём за вас, за вашу самоотверженную помощь, за тебя, мой друг и брат Суонг, не удивляйся, что обращаюсь к тебе на «ты»: теперь ты брат мой, как и Стив. – Цезарь на мгновение умолк. – Мы ещё не знаем, что с ним… Ну, будем надеяться на лучшее… Итак, за вас, мои спасители и друзья!

Зазвенели бокалы.

– Между прочим, патрон, Полшер просил передать вам, что он только пошутил, – заметил Цвикк, отправляя в рот кусок ананаса.

Цезарь скрипнул зубами:

– Я тоже не прочь «пошутить» с ним подобным образом…

– У него слишком толстая кожа, патрон.

Пришёл Филипп Корт, доктор физики, начальник центра связи полигона, – высокий, худой, сутулый, в больших роговых очках. Его курчавые огненно-рыжие волосы, вопреки обыкновению, были приглажены и блестели от помады.

– Люц передал меморандум, – объявил он. – Сообщает, что, учитывая ситуацию, согласен на передачу корабля завтра до полуночи, после соблюдения всех формальностей.

Цезарь презрительно фыркнул. Повернулся к Цвикку:

– Хватит у нас сил ликвидировать их?

– Тут, в основном, специалисты, – Цвикк медленно потягивал шампанское, – не хотелось бы без крайней необходимости рисковать их жизнями.

– Но эту мерзость надо уничтожить целиком. Ни один не должен уйти. Как по-твоему, Тибб?

Тибб покачал головой:

– Я против крайних мер.

– И что ты предлагаешь? – резко бросил Цезарь.

– Надо выждать… Едва ли у них большой запас продовольствия. Потом предложить капитуляцию.

– Тоже не выход, – вздохнул Цвикк, – во-первых, это коммандос. Они редко капитулируют. Во-вторых, вокруг плодовые деревья. На одних плодах можно продержаться достаточно долго. В-третьих, у них в руках наш главный аэродром. Они могут вызвать подкрепление. Мы ведь не знаем всех возможностей Люца. Я говорил вам, патрон, на кого он ссылается для подтверждения полномочий.

– Блеф!

– Не знаю, – Цвикк долго вытирал лицо носовым платком, – но хотел бы обратить ваше внимание, патрон, что перечисленные лица, кроме всего прочего, члены Бильдербергского клуба…

– Не имею чести состоять там, – перебил Цезарь. – А к моей фирме эти господа не имеют отношения.

– Как сказать. – Цвикк снова вздохнул. – Точными сведениями не располагаю, но кое-кто из них финансировал, вероятно, создание УЛАКов. Все аккуратнейшим образом взаимосвязано в этом не наилучшем из миров.

– Что за клуб – Бильдербергский? – поинтересовался Корт. – Никогда не слышал.

– Нечто вроде масонской ложи для избранных, – махнул рукой Цезарь, – бывшие политики, бывшие коронованные особы, спятившие с ума генералы, банкиры…

– Если позволите, могу дополнить, патрон, – сказал Цвикк.

– Попробуйте.

– Вполне понятно, Корт, что ты не слышал о таком клубе, – начал Цвикк. – О нем вообще мало что известно. Встречи его членов происходят в обстановке строжайшей секретности. Журналистов туда и близко не подпускают. Да-а… Но, как ни секретничают «бильдербергцы», кое-что журналисты пронюхали… В нынешнем мире нет ничего тайного, что со временем не стало бы явным… Дело началось вот с чего: лет двадцать назад по инициативе тогдашнего госсекретаря США Джорджа Болла и нидерландского принца Бернарда в Голландии, в городке Арнхайме, собралась небольшая, но весьма влиятельная кучка людей из промышленных, банковских, военных кругов. Они три дня «обменивались опытом и мнениями» в обстановке полной секретности. Так потом заявил один из участников встречи в каком-то интервью. И он добавил тогда, что участники конференции очень довольны такой формой общения и постановили собираться регулярно. Встречи стали именоваться «бильдербергскими» – по названию отеля, где эти господа собрались первый раз. Собираются члены клуба один—два раза в год. Обычно в небольших курортных городках… Некоторые политики и журналисты склонны считать, что Бильдербергский клуб стал своего рода тайным «правительством» западного мира. Его никто не избирал, оно не отчитывается ни перед кем, но… правит. Да-а… Между прочим, патрон, ваш покойный отец состоял членом этого клуба…

– А сколько их, по-вашему, всего там? – спросил Цезарь, поправляя повязку на лице.

– Точно никто не знает. Наверно, до сотни наберётся. Костяк – руководители крупных концернов, короли – только нефтяные, стальные и прочие, бывшие и нынешние президенты, премьер-министры, представители крупных политических партий, даже некоторые профсоюзные боссы. Кто однажды вошёл в клуб или кого туда пригласили – сохраняет членство пожизненно. Вот так…

– Мы приятно беседуем, – сказал Цезарь, – а Люц тем временем готовит очередной сюрприз. Надёжно ли охраняется центр связи?

– Все о’кей, – заверил Тибб. – УЛАК висит над коттеджем. Густавино видит их перемещения на специальном экране. В случае необходимости известит.

– Известит центр связи?

– И центр, и меня непосредственно.

Тибб поднял руку с часами. На браслете часов с внутренней стороны оказался небольшой матовый экран. Тибб повернул его, и на экране возникло изображение.

– Что слышно? – спросил Тибб, приближая экран к губам.

С экрана прошелестел ответ.

– Люди Люца внутри кольца наших постов, – сказал Тибб. – Большинство отдыхает.

– Сколько их? – прищурился Цвикк.

Тибб передал вопрос Густавино. Ответ последовал немедленно.

– Он говорит, что всего тридцать семь, но, – Тибб снова прислушался к шёпоту экрана, – это общее количество. Людей Люца немного меньше. Они задержали в коттедже кого-то из наших…

– Там остались повар и горничная, – кивнул Суонг.

– Я видел двух горничных, – поправил Цезарь.

– Значит, трое, – вздохнул Цвикк, – девушкам можег быть худо.

– Я бы всё-таки атаковал их ночью, – резко сказал Цезарь.

Цвикк покачал головой, но не ответил. Промолчали и остальные.

– Какие у них возможности радиосвязи? – обратился Цезарь к Корту после довольно долгого молчания.

– Коттедж может связаться с нами, с Центральным аэродромом.

– А если надо подальше? – прищурился Цвикк.

– Не смогут. УЛАК экранирует дальнюю радиосвязь.

– УЛАК?

– УЛАК—два, – кивнул Тибб, – тот, что висит над коттеджем.

– Это неплохо, – оживился Цезарь.

– Но у них ещё диспетчерская аэродрома, – заметил Цвикк.

– Там то же самое, – сказал Тибб, – над аэродромом висит УЛАК—пять.

– Значит, они лишены дальней связи? – уточнил Цезарь.

Тибб молча кивнул.

– Мы перехватили переговоры их связистов, – сказал Корт. – Оба недоумевают, почему не слышно дальних станций. Решили, что из-за атмосферных помех. К утру, действительно, может собраться гроза.

– А вечером они кого-нибудь пытались вызывать? – поинтересовался Цвикк.

– Диспетчерская вызывала «Кондора», – Корт отодвинул свой бокал, – по некоторым репликам можно было догадаться, что «Кондор» где-то в Андах, может быть, в Чили.

– «Кондор» не ответил?

– В коттедж передали, что не ответил.

– Мы отсюда тоже не можем сейчас связаться с далёкими пунктами? – спросил Цезарь. – Например, с Канди или Лондоном?

– Пока УЛАК экранирует этот район, нет, – сказал Тибб. – Но передачи, адресованные нам, примут на УЛАКе—два и известят нас.

– Ждёте вестей из Лондона, патрон? – прищурился Цвикк.

– И хотел бы поговорить с женой, – устало пробормотал Цезарь, поднимаясь из-за стола. – Вы извините, я, пожалуй, пойду отдохнуть. Нет-нет, вы оставайтесь, – запротестовал он, видя, что остальные тоже встают.

– Вы отдыхайте спокойно, патрон, – проговорил Цвикк, снова опускаясь на своё место. – Мы будем бодрствовать по очереди.

– Пусть отдохнёт хорошенько… Ему сегодня досталось-таки, – продолжал Цвикк, после того как Цезарь, сопровождаемый Суонгом, покинул салон. – Ума не приложу, чего он выскочил днём, прямо в лапы этому типу.

– Понадеялся на свой авторитет главного босса, – предположил Корт.

– Такой ход, конечно, мог сработать, но не в случае Люда, – Цвикк потянулся за ананасом. – Этот человек творит зло, как пчела творит мёд.

– У Цезаря Фигуранкайна есть одно качество, – медленно сказал Тибб, – я бы назвал его надменностью души. Им обладают на Земле немногие. Может быть, им обладали апостолы и самые знаменитые мученики, и уж наверняка – учёные-мученики: Джордано Бруно, Сервет… Это качество придаёт мужество. Такой человек способен умереть под пытками, но не отступится от своего…

– Да-а, – протянул Цвикк, – и милейший Люц был вполне способен превратить нашего патрона в мученика…

Только в два часа ночи дежурная сестра появилась в приёмном покое, где Стив дремал в кресле, и заверила, что жизнь Инге уже вне опасности.

– Доктору пришлось повозиться, – добавила она, – у девочки заворот кишок. Вероятно, принимала участие в какой-то голодовке, а потом сразу много поела.

– Именно, – кивнул Стив, – они… протестовали против массовой безработицы.

– С ума молодёжь сходит, – сурово поджала губы сестра, – из дома убегают, бродяжничают неизвестно где, безобразят. Полиция сладить не может. Одеваются бог весть как, стыд глядеть… А эта – ваша дочка?

– Племянница… по материнской линии…

– Давно сбежала?

– Порядком… Едва нашёл… Почти случайно.

– Родители-то, верно, голову потеряли.

– Отца чуть удар не хватил.

Сестра покачала головой:

– Ну, ещё бы… Подумать только… Скверная девчонка!

– В детстве забыли отшлёпать. Долго её тут продержат?

– Это зависит, – сестра сделала многозначительную паузу, – это будет зависеть от её родителей, сэр… Клиника частная…

– Понимаю… А сколько обычно держат после таких случаев?

– Дней десять – двенадцать. Иногда больше. Ваша племянница очень истощила себя голодовкой. Но двухнедельное пребывание в нашей клинике обойдётся недёшево, сэр.

– Родители – состоятельные люди.

– Ну, тогда конечно.

– А можно её сейчас увидеть?

– К сожалению, только утром. Операцию делали под общим наркозом.

– В таком случае, можно мне тут подождать до утра?

– О сэр! У нас это не принято. И потом, в двух кварталах налево отель. Неплохой отель.

– Тогда я пошёл. – Стив поднялся. – Зайду утром… Её документы…

– У меня, сэр. Вот они… С вашего разрешения, я утром скажу шефу, что девочка останется на весь курс лечения.

– Разумеется. Утром я урегулирую все формальности, сестра.

– Счёт вы оплатите через банк или наличными?

– Предпочитаю второе… Спокойного дежурства, сестра, и… огромное спасибо. А это вам. – Стив всунул под пресс-папье десятифунтовую купюру.

– О, чтобы, сэр… К чему? – Она жеманно улыбнулась. – Вы не тревожьтесь. Я прослежу, чтобы все было хорошо. Благодарю вас.

Стив вышел на улицу. Дождь перестал, но туман лежал по-прежнему неподвижный и плотный. Уличные фонари чуть просвечивали мутными желтоватыми пятнами. Вокруг не было видно ни души.

«Плохо, если Тео и Шейкуна потеряли мой след, – подумал Стив. – Догадался ли кто-нибудь из них побывать в полночь в условленном месте?»

Стив направился в сторону отеля. На первом же перекрёстке от газетного киоска отделилась высокая тёмная фигура.

Стив замедлил шаги.

– Это я, сеньор, – послышался глуховатый голос Шейкуны.

– Хорошо, – обрадовался Стив. – А что Тео?

– Не знаю. Я следовал за сеньором от телецентра.

– Однако! Ты, конечно, голоден?

– Нет. Я ужинал, пока сеньор был в больнице.

– Может быть, Тео ещё ждёт меня там, где мы условились? Это в Сохо… Бар «Неаполь». Знаешь?

– Знаю.

– Возьми такси, отправляйся туда и скажи Тео, что жду его завтра в десять утра напротив госпиталя, где я оставил девушку.

– А сеньор?

– Переночую в этом отеле. Вы тоже поищите ночлег, лучше в разных местах…

– Мы переночуем в Сохо, сеньор, – ухмыльнулся Шейку на.

– Как знаете. Чао!

– Чао, сеньор.

Утром Стиву разрешили повидать Инге. Совсем молоденькая сестра, набросив на плечи Стиву белый накрахмаленный халат, провела его в небольшую палату, где стояли четыре кровати. Три были пусты, на четвёртой у окна лежала Инге. Стив с трудом узнал её. Светлые волосы разметались на подушке, исхудавшее лицо казалось очень маленьким и было белым, как простыня, которой Инге была прикрыта до самой шеи. Только её огромные зеленовато-серые глаза остались прежними. При виде входящего Стива они заискрились радостью, и Инге попыталась приподнять голову.

– Лежите, лежите, – строго сказала сестра, – вам ещё нельзя шевелиться.

Сестра пододвинула стул к кровати Инге и пригласила Стива сесть.

– Не дольше десяти минут, – предупредила она, – и не разрешайте ей двигаться и много говорить. Через десять минут я приду за вами.

Она вышла, шурша накрахмаленным халатом.

– Ну и хорошо, что все обошлось, – сказал Стив, – теперь ты будешь быстро поправляться. Только выполняй строго все требования врачей.

– О Стив, то есть Джон, прости меня. – Её большие глаза наполнились слезами. – Я причинила тебе столько хлопот. Прости…

– О чем ты говоришь, девочка, – Стив осторожно погладил её маленькую, почти прозрачную руку, лежащую поверх простыни, – это я во всем виноват. Мог бы и догадаться. – Стив постучал себя кулаком по лбу. – Ты прости, Инге, что я… не разыскал тебя раньше. Но теперь все будет хорошо. Ты останешься тут до полного выздоровления – это, вероятно, дней десять или чуть больше. Тебя сегодня переведут в отдельную палату, я уже говорил с доктором. Пока ты находишься тут, тебя будет каждый день навещать… один мой друг. Его зовут Шейкуна – Шейкуна Хасан Гулед. Запомни это имя. Он африканец из Мозамбика. У него чёрная кожа, но сердце золотое. Он останется здесь твоим опекуном, позаботится о билете и будет сопровождать тебя в Гвадалахару. Из Гвадалахары он отправится ко мне – ты обязательно передашь с ним письмо.

– А ты? – тихо спросила Инге, едва шевельнув бескровными губами.

– Я задержусь в Лондоне ещё день-два, но потом придётся уехать.

– Расскажи мне… о том крае, куда поедешь.

– Слушай… Это бескрайний океан тропических лесов. Там сейчас жаркое лето. Там, впрочем, всегда жарко, но сейчас там ещё и лето… В глубине этих лесов, вдали от городов и дорог, есть сказочное царство. Его начал строить злой волшебник, но, не достроив, умер…

– А разве волшебники умирают, Джон?

– Случается… Ему помогли это сделать другие злые волшебники. И тогда во главе этого царства встал другой волшебник, сын прежнего.

– Тоже злой?

– Как сказать. Вначале он был никакой. Он даже не хотел править царством. Но потом согласился. Теперь у него… добрые наставники… Они надеются, что со временем он станет добрым волшебником… Но, понимаешь, Инге, волшебников очень трудно воспитывать и перевоспитывать, и чем сказка кончится, я ещё не знаю…

– А воспитываешь его ты, да?

– С чего ты взяла?

– Мне кажется, что ты.

– Ну хорошо, и я тоже… немного. Но у него есть другие наставники. Кроме того, за ним очень следит одна добрая фея.

– Она тоже живёт в этом царстве?

– Нет, она на другом конце света. Но феи и волшебники могут прыгать по планете, как кузнечики. Сегодня здесь, завтра там…

– Ты тоже можешь так прыгать?

– Иногда приходится… Но ты поменьше говори и побольше слушай.

– По-моему, ты тоже добрый волшебник, Джон…

– Увы… Пожалуй, я, скорее, из донкихотов. Это ныне не в моде…

Вошла молоденькая сестра и очень строго взглянула на Стива.

– Меня уже выгоняют, Инге. Завтра утром я навещу тебя. Будь умницей и набирайся сил. Впереди очень много дел…

Инге взглянула ему прямо в глаза:

– Поцелуй меня, Джон.

Он наклонился к ней. Она шевельнулась. Простыня немного сдвинулась, и Стив увидел в прорези её сорочки золотую цепочку с тремя бирюзовыми подвесками.

Поправляя простыню, он коснулся пальцами ожерелья.

– Никогда не расстаюсь с ним… Джон, – шепнула Инге. – И не расстанусь. Кольцо, прости, я заложила… Но оно… падало с пальцев. Я его обязательно выкуплю перед отъездом.

Стив осторожно коснулся губами её лба, потом поднял и поцеловал тонкие холодные пальцы и вышел, чувствуя, что сейчас он не в силах произнести больше ни слова.