Текст книги "Эрмитаж. Инфракрасный дозор"

Молочный магазин

О вежливом обращении

Санкт-Петербург, 1993 год, молочный магазин №52 на углу проспекта Славы и Бухарестской улицы.

Когда-то очень давно, еще в восьмом классе школы, я прочитал в сельской библиотеке невзрачную книжечку голубого цвета, которая называлась примерно так: "Материалы комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков на территории Крымской области". Нам ее рекомендовали как дополнительное чтение к Дню Победы. Никто из нашего класса этой книги не читал, а я, по привычке совать нос куда не следует, зачем-то взял ее.

Несмотря на трагичность материала, читать ее было совсем не увлекательно. Сухие документы: акты, протоколы, воззвания, листовки, газетные статьи, экспертизы. Но вот я набрел на инструкции представителям немецких оккупационных властей по работе с местным населением.

До чего же интересно оказалось! То есть, как сволочи-фашисты представляют себе советский народ. Изверги-фашисты, ненавижу их! Но все-таки, давайте прочтем, что они про нас пишут:

"Славяне – особая нация. Культурного европейского обращения они не понимают, считая это признаком слабости. Поэтому разговаривать с ними нужно резким, грубым, не допускающим возражений тоном."

Интересненько… Не такие уж они были глупые, эти сволочи-фашисты. А вот как нужно привлекать местное население к сотрудничеству с местными оккупационными властями:

"Не следует вести с местным населением идеологические дискуссии, объясняя преимущества национал-социализма и ужасы сталинизма. Нужно создать для лиц, сотрудничающих с оккупационными властями, обширную программу незначительных льгот, поблажек, помощи и т. д. При этом общий объем льгот может быть невелик, но очень подробно и детально расписан и разбит на множество видов." Вам это что-нибудь напомнило? Мне – да. В советские времена существовали обширные льготы для участников войны, блокадников и лиц, приравненных к блокадникам или участникам. Но реальная помощь ветеранам войны была незначительна. Многие из них так и простояли всю жизнь в очередях на квартиру, машину, телефон и т. д.

А вот как регулировалось прохождение службы всяческих пособников-предателей в полицейских и карательных формированиях:

"Нужно разбить прохождение ими (карателями-полицейскими) службы на множество промежуточных ступеней, так чтобы дальше фельдфебеля поднялись немногие, но была видимость продвижения по службе. Практиковать также вместо присвоения очередного звания выдачу разных знаков отличия."

В 1981 году в Советской Армии ввели звание "старший прапорщик", как раз я служил срочную и нашему начпроду присвоили это звание. Его моментально окрестили "страшным прапорщиком". То есть – непрерывное восхождение по служебной лестнице: старшина – прапорщик – старший прапорщик – … – (главный прапорщик рода войск:)) ). Да только все равно не офицер!

И вот в магазине я как-то снова вспомнил эту неглупую книжицу. Моя смена ночного приемщика начиналась с того, что я должен был придти за пятнадцать минут до закрытия магазина и встать на дверях. Забыл сказать, что работал я в магазине по совместительству, основная моя работа – инженер-разработчик в ЛНПО "Позитрон".

Задача простая – всех выпускать, никого не впускать. Покупатели, которые в торговом зале, должны быть непременно обслужены, таково правило торговли. А кто не успел – все, приходите завтра. Для этого я и стоял на дверях, чтобы грозным видом, грозным рыком, а если надо – то и действием пресекать попытки проникнуть в магазин опоздавших.

И вот как-то раз я задумался: а почему на робкую попытку покупателей войти в торговый зал после 18.45 я ору на них, как оглашенный: "Назад! Закрыто!"? Люди ведь, не скоты. Ну неужели, если к ним по-человечески обратиться, они не поймут? Ведь любой вопрос можно решить спокойно, без крика, надо только уметь объяснить…

И вот я решил начать новую жизнь. Даже побрился перед этим, надел чистую рубашку и в 18.45, мое табельное время, встал в дверях магазина.

Входит мужчина. Интеллигентным голосом обращаюсь к нему:

– Простите, пожалуйста, но магазин закрыт. Будьте любезны, выйдите, пожалуйста.

Мужик глянул на меня, как на свихнувшегося, и пошел дальше. Следом вошли молодожены.

– Простите, но сюда нельзя, – говорю им, – магазин закрыт.

Эти даже и головы ко мне не повернули.

А из зала продавцы кричат:

– Саша, почему у тебя люди заходят? Ты почему их пропускаешь? Мы так никогда домой не уйдем сегодня!

Следующей вошла тетя средних лет и выше средней упитанности.

– Сударыня, – обратился я к ней, – магазин закрыт. Будьте любезны выйти!

"Сударыня" уставилась на меня изумленно, а кто это там мявкнул таким просительным тоном? Видимо она ожидала увидеть хлипкого интеллигентика в очках, потому что увидев перед собой здорового парня в метр восемьдесят с лишним и под центнер весом, она на минуту опешила. Но потом здраво рассудила, что человек, разговаривающий вежливым тоном, не может быть опасен. (Правы были сволочи-фашисты!) И пошла себе мимо. Так, слов не понимает. Значит нужно от слов переходить… к более решительным словам.

Я забежал вперед ее и встал перед ней столбом.

– Я прошу вас, выйдите, пожалуйста немедленно, магазин закрыт. Она обошла меня и пошла дальше.

Я еще раз обогнал ее и встал перед ней со сжатыми кулаками и сверкая глазами, заорал дурным голосом:

– Ты, корова, а ну вали отсюда на хер, а то щас как грохну об асфальт – костей не соберешь! Хули вылупилась, коза дранная, плохо всасываешь?!!

Она аж присела. А потом у нее прорезался изумленный голос:

– Ты… ты чо орешь-то?.. Ты чо, нормально не умеешь разговаривать? Вы тут совсем озверели в магазине, орете на людей, как на собак. Нормально разговаривать разучились. Чуть-что – сразу орать!

И пошла к выходу.

Начало

Лето 1991 года, Ленинград (он же губернский город СПб), молочный магазин 52, на углу пр. Славы и Бухарестской ул. («офицерский дом»).

В лето 1991 года от Р. Х., а точнее 19 апреля в нашей семье появилась вторая дочка. Как известно, 20 апреля родился Гитлер, а 22-го – Ленин. А моя Оленька возглавляет этот список, к чему бы это?

Это было трудное постперестроечное время. Вы помните: очереди, карточки, рост цен, дефицит буквально на все, даже на мыло.

Анекдот в тему. Вопрос армянскому радио:

– Почему пропало мыло?

Ответ:

– Партия грехи отмывает.

С рождением второй дочки денег, которых и так было немного, стало катастрофически не хватать. И тут я увидел на дверях нашего молочного магазина объявление:

«Требуется ночной приемщик.»

Так я попал в молочный магазин, в котором я работал по совместительству с основной работой на "Позитроне" и Эрмитаже до осени 1993 года.

Должен сказать, что работа в торговле явилась для меня значительным прорывом в познании людей и психологии общения. Эрмитаж и НИИ тут ни в какое сравнение не идут. Спрячьте, кривую усмешку, снобствующие эстеты, вот, дескать – торгашный психолог от прилавка. Что может знать о людях и о жизни музейный работник, чахнущий целый день среди пыльных экспонатов. Атмосфера Эрмитажа – обособленная, во многом замкнутая на себя. А магазин в годы реформ – это сама жизнь, кипение страстей и столкновение характеров.

Ведь до магазина я был типичным "ботаником". Сидел себе среди схем и программ, мало вникая в окружающую действительность. Лишь иногда задним числом отмечая происходящие вокруг изменения. Повернешься, бывало, к столу позади, чтобы попросить справочник, а соседа сзади уже нет.

– Где он? – спрашиваю.

– Уволился, не угодил кое-кому.

– Кому и чем?

– Не важно. Ты не отвлекайся, работай, работай. Твою установку во второй отдел на испытания ждут.

Или увидишь как-то в лаборатории нового человека.

– Кто это? – спрашиваю.

– Новый сотрудник, по блату взяли.

– А чего он тогда не здоровается? Или для тех, кто по блату, это не обязательно?

– Не суть. Ты работай, работай, не отвлекайся. Тебя в третий цех на наладку ждут.

То, бывало, плюхнут мне на стол, сдвинув в сторону осциллограф, ящик с мороженными курями.

– Что это? – спрашиваю.

– В столе заказов на нашу лабораторию дали.

– Так я тоже одну себе возьму.

– Нет, здесь уже все распределены.

– А почему меня заранее не предупредили?

– Ты занят был. Ты работай, работай, не отвлекайся. Твою программу заказчики ждут.

И вот после витания в заоблачных высях разработки электронных изделий магазин плюхнул меня в самую гущу реальной жизни.

Надо сказать, началась моя магазинная карьера ночным приемщиком крайне неудачно. На первую смену опоздал на пятнадцать минут из-за электрички, мы снимали дачу в Сестрорецке. Опаздывать на смену в магазин вообще – ЧП, коллектив подводишь, но опоздать в первый же рабочий день – катастрофа. Сразу зарекомендовал себя с наихудшей стороны.

Как только вошел через служебный вход, на меня внушительно надвинулась замзаведующей и грозно спросила:

– Ты во сколько должен придти на работу, а?

И сунула мне свои часы под нос, на которых уже было 19:15.

Я понял все сразу. То есть я, конечно, виноват, но дело даже не в этом. Меня, как новобранца в армии, хотели сразу построить. В ее взгляде так и сквозило: сопляк, мальчишка, инженеришка недоделанный, счас тебя так приструню, что будешь на цырлах летать, как сраный веник. Да только не знала она, что я вовсе не желторотый сопляк, который закончил вуз сразу после школы. Многие уже купились на мою простецкую физиономию и наивную ухмылку. Но я, слава богу, прошел армию с ее жестокой жизненной школой. И мне просто смешны эти дешевенькие наезды. Счас тебя осажу, поймешь, на кого нарвалась. Итак:

– Ты во сколько должен придти на работу, а?

– А ты угадай!

Она обалдела.

– Ты с кем разговариваешь, дрянь, инженеришка. Я заместитель директора, а ты опоздал на работу, да еще и хамишь мне!

– Не надо на меня орать, я не покупатель!

Она аж воздух ртом начала хватать, как задыхающаяся рыба. Не сразу нашлась, что ответить. Потом сбавила тон и сказала:

– Ладно, будешь с директором объясняться. К работе пока не приступай.

Через минуту она пригласила меня в кабинет директора. Директор, Алла Евгеньевна, была похитрее и поумнее, на то и директор.

Обезоруживающе улыбаясь, она сказала мне, сидя за своим столом в кабинете:

– Ну, проходите, проходите, нарушитель. Все время так будем опаздывать?

– Простите, – говорю ей, – а сесть у вас не предлагают?

– Ах, ну да, конечно, присаживайтесь, присаживайтесь.

– Алла Евгеньевна, – сказал я, присев на стул, – простите меня, пожалуйста. Я опоздал из-за электрички, признаю себя виноватым и готов ответить за это.

– Ладно, – улыбнулась директор. – Идите работайте.

И после этого я работал в магазине до осени 1993 года. Ушел сам, с зарплатой стало получше. В магазине был на хорошем счету, предлагали остаться.

Кстати. Когда в 1992 году у меня умерла мама, в магазине мне дали взаймы деньги на дорогу в Крым (там жили родители) и еще выписали материальную помощь. А на "Позитроне" ничего не дали, хоть я и просил.

Содержанка

1992 год, Санкт-Петербург, молочный магазин N52, угол пр. Славы и Бухарестской ул. Около 9 часов вечера.

Я стою в дверях молочного магазина и торгую молочной продукцией. В этом есть великий смысл: сегодня это молоко – свежее, а завтра оно уже вчерашнее. Вот руководство магазина и давало мне на реализацию оставшееся за день молоко, а заодно кефир, сырки и другую продукцию. Естественно, торговал этим не за так, тоже свой навар имел. А вообще-то я подрабатывал в этом магазине ночным приемщиком, помимо основной своей работы инженером.

Несмотря на то, что было уже около девяти вечера, на улице светло – знаменитые питерские белые ночи. Начался ливень, и под навес у входа спрятались две тщательно одетые и накрашенные барышни. Мельком взглянув на них, я подумал было – шлюхи, но потом изменил свое мнение. Для шлюх у них очень уж тщательно подобраны гардероб и макияж.

Одна из барышень была, как сказал классик, дама приятная во всех отношениях. То есть на лице – надменность и превосходство. Вторая – тоже не простая штучка, разве что чуть поменьше надменности во взоре. Просто приятная дама. В общем, из тех барышень, что сопровождают богатых и значительных мужчин.

Они начали громко, не стесняясь меня, обсуждать свои личные дела. Я для них был личностью слишком ничтожной, моего присутствия они не то, чтобы стеснялись, просто не замечали. Оно и понятно, для них продавец – не человек, а так, принадлежность прилавка.

– Как у тебя развиваются отношения с Игорем Николаевичем? – спросила просто приятная дама у дамы приятной во всех отношениях.

– Никак, он уезжает в Швейцарию на полгода.

– А как же ты теперь?

– Ну, я познакомилась у Игоря Николаевича с Алексеем Владимировичем, и теперь с ним.

– И какие перспективы? Замуж он тебя возьмет?

– Зачем это ему надо? У него есть жена и двое детей.

– А тебе зачем это? Ты его так сильно любишь?

– Да что я, дура что ли, влюбляться? – энергично возразила дама, приятная во всех отношениях. – Это он меня должен любить. Он снял для меня квартиру, оплачивает мои расходы, мы с ним вместе на Кипр отдыхать ездили…

– Да ты шлюха!!! – с ужасом воскликнула ее подруга.

Как тут барышня, приятная во всех отношениях, возмущенно плечиком дернула!

– Я не шлюха, а содержанка!

– А какая разница?

– Да как ты можешь сравнивать! Я порядочная девушка, живу только с одним мужчиной и верна ему.

– Пока он тебе деньги дает?

– А без денег мужчина про любовь может забыть, во всяком случае, с красивыми порядочными девушками. Любовь – это дорогое удовольствие.

Тут к остановке подошел автобус 15-го маршрута и они побежали к остановке.

С тех пор у меня определение для определенного сорта барышень, пытающихся закосить под "порядочных": она не шлюха – она содержанка.

PS: Все имена в этой истории вымышленные.

«Жидовская морда»

1991 год. С-Петербург, молочный магазин 52 на углу пр. Славы и Бухарестской ул.

Я подрабатывал в этом магазине ночным приемщиком. Вообще-то работал инженером, но у меня родилась вторая дочка и денег стало катастрофически не хватать. По совместительству приходилось и торговать по вечерам, после закрытия магазина, молочными продуктами. Работа за прилавком в те годы – занятие не для слабонервных. Карточки, дефицит, очереди. Крик, мат, ругань, взаимные оскорбления.

Вы скажете, все продавцы – хамы? Да точно такие же хамы, как и покупатели. Сколько за день вам продавцов нахамит? Один, ну два. А за день продавцу нахамят сотни покупателей. Не сравнить нагрузки на психику. После десяти лет работы за прилавком в те годы вполне можно давать третью группу инвалидности. По нервным и психическим статьям. За три года работы в магазине я узнал от покупателей о себе и о своих родственниках до седьмого колена все, причем в самых красочных выражениях.

Я уж не говорю о том, что каждый второй на ТЫ обращается. Так еще взяли моду фамильярно называть "сынок". Один раз я не выдержал (а выдержка за прилавком нужна немерянная) и ответил пожилой даме.

– Сударыня, я не имею чести быть вашим сыном!

– Ну, ведь вы же мне по возрасту в сыновья годитесь, – разъяснила она мне, как бестолковому.

– Интересное кино! А вот если б на моем месте стоял мужчина вашего возраста, вы смогли бы также запросто сказать ему, что он вам в мужья годится, или в любовники? По возрасту, конечно, я ничего другого не имел ввиду.

Но самый агрессивный покупатель – это одинокие бабки-пенсионерки, с коммунально-совковой закваской. Они приходят в магазин не просто за покупками, они приходят пообщаться. То есть, поскандалить. Прошло немало времени, прежде чем я выработал правильный алгоритм поведения с такими скандалистками. Главное – не отвечать им, когда они начинают скандалить. Ты психологически проиграл, как только ответил на их ругань. Ответил – значит ввязался. А если связался с бабкой – все, от тебя пух и перья останутся. Она никогда не замолчит первой. У нее алгоритм такой, программа. Она будет отвечать не по существу, она будет нести всякий вздор, соберет и приплетет все что угодно, но скандал не прекратит. Она будет уже падать в обморок, дергаться в конвульсиях и пускать пену изо рта, но не замолчит. В ее понятии выиграл в скандале тот, кто скажет свое слово последним. Поэтому, как только очередная бабка начинает скандалить, я замолкаю и гляжу на нее с наплевательским видом: типа «ты еще здесь?». Тогда бабка загнет оскорбление покруче: хам, скотина, сволочь, харю наел в торговле, за три дня не объехать…

Молчу с пофигистским видом. Бабка в растерянности. Вот если б я что-то сказал, то она бы развернула против меня весь мощный арсенал, выработанный десятилетиями коммунально-трамвайных скандалов. Но ей не отвечают. Бабка в непонятках. Как вести себя в такой ситуевине, она не знает. Тогда она снова пытается вызвать скандал, заявляет, что таких как я надо стрелять, вешать, сажать и т. д.

А в ответ тишина… Господа, поймите простую истину: для скандала нужно минимум два человека. И если один (тот, кто умнее) промолчит – скандал затухнет сам собой. Это ж элементарная вещь из теории автоколебаний.

Наконец бабка, выдохнув, замолкает. Вот этого выдоха я и жду. И как ни в чем не бывало, спрашиваю:

– Что будете брать?

С женщинами помоложе, но также склонными скандалить, годится и другой алгоритм. С ними нужно как с психами – во всем соглашаться, не возражать, какую бы чушь они не несли.

– Молоко у вас кислое?

– Кислое.

– Вчерашнее, поди, – иронично так.

– Если бы! С прошлого года еще стоит.

– Чо вы х…ню-то несете?

– А чо вы х…ню спрашиваете?

– А, да чо с вами говорить. Все вы торгаши – ворюги. И всех вас посадят.

– Уже, – говорю, – под следствием. В понедельник – суд.

– Наворовал, поди?

– В особо крупных размерах, – соглашаюсь.

– Неужели в особо крупных?

– А чего мелочиться.

– Вот посидишь на нарах – помыкаешься.

– Откуплюсь, – говорю, – я же из торговли. Следаку на лапу, судье на лапу – отмажусь!

И вот как-то раз директор магазина Алла Евгеньевна попросила меня поторговать днем майонезом, страшным дефицитом в те недобрые времена (молодежь знает, что такое дефицит?). Чтобы у общего прилавка очередь не создавать, отгородили мне угол у стенки. Я отпросился на основной работе (на "Позитроне") и приступил с утра к торговле. Это тяжкое испытание. Крики, скандалы, бесконечные "я тут стояла, а вас тут не стояло". При этом нужно внимательно считать деньги и отпускать товар, следя, чтоб не сперли чего под предлогом "посмотреть на минутку". Люди волновались, что им не достанется, а взмыленные измученные продавцы работали в бешеном темпе. Всем доставалось от "исторических реформ". Вы можете сказать, вот, мол, плачешься, тяжело в торговле, а сам, поди, продукты домой сумками пер, пока люди бегали, карточки отоваривали? Граждане, а вы хотели бы, чтоб я за так все это терпел? Я инженер, но не идиот.

В два часа всех попросили спокойно, без паники выйти на улицу и подождать там один час, магазин закрывается на обеденный перерыв.

Очередь взорвалась возмущенными криками: "Мы уже час стоим в очереди, еще час на улице стоять?" Понять их можно, но и продавцам ведь надо отдохнуть. Так ведь и свалиться с ног можно. К концу смены за прилавком дуреешь совершенно, голова перестает соображать, а голос садится. В общем, люди не стали выходить. В торговом зале встали цепочкой продавцы, грузчик, уборщица, замдиректора и стали постепенно, с уговорами, вытеснять покупателей на улицу.

– Выйдете, пожалуйста, магазин закрыт на перерыв. Через час мы продолжим работу.

Слава богу, без конфликтов обошлось. А когда все покупатели вышли, наконец, на улицу, ко мне с хитрой ухмылкой подошел наш грузчик Рагуп, азербайджанец.

– Саша, – сказал он мне. – Сейчас слышал от двух бабулек-покупателей очень интересный разговор. Одна из них, кивая на меня, сказала другой: "Смотри, вон. Понабрали черножопых в магазин, командуют теперь." Та ей ответила: "А тот, что майонезом торгует (это про меня – автор), хоть и не черный, но тоже какой-то нерусский". – "Да жид он, ты только на рожу его посмотри. Ты разве не знаешь, в торговле одни жиды да чурки работают!"

– Саша, – продолжил Рагуп, – когда я только пришел в магазин, мне покупатели в первый же день растолковали, что я чурка, черножопый и т. д. Но имей ввиду, ты тоже от меня недалеко ушел.

Мы посмеялись оба и разошлись.

После чего я быстро поднялся наверх в раздевалку и посмотрел на себя в зеркало – что же в моем лице такого еврейского? Я не антисемит, конечно, но все же. Все мы не антисемиты, да только кто захочет стать семитом по своей воле? Предварительно оглянулся, чтобы рядом никого не было. Глупо было бы, если б застали меня, разглядывающего себя в зеркало. Смотреть особо было не на что. Тупой, как колено подбородок. Толстый курносый нос, большие уши, неопределенного цвета волосы (жена называет их светло-русыми). Впечатления дополняли маленькие бегающие глазки. Типичная физиономия "братка", неизуродованная интеллектом.

Неказист, конечно, но физиономия вполне славянская. Потом стал вспоминать своих родственников по отцовской и по материнской линии – все уроженцы Сибири и Украины.

Ну и черт с ними, решил я. Жид, так жид. В торговле – это почти комплимент.