Текст книги "Неупиваемая чаша"

Неупиваемая чаша
Александр Такмаков

Предай Господу путь твой

и уповай на Него, и Он свершит,

и выведет, как свет, и правду твою…

Псалтырь Псалом 36

© Александр Такмаков, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Божий промысел
Повесть

Глава 1

Конец лета в нашем городке и его окрестностях выдался сухим и знойным. Яблони отяжелели и начали сбрасывать с себя янтарные плоды. Одни жители с остервенением готовились к долгой и холодной зиме, другие, позабыв все на свете, настраивались на большую предвыборную борьбу. По вечерам какие-то люди настырно совали в руки прохожих листовки, ломились в квартиры с настойчивыми просьбами голосовать за их кандидата. Пока все шло мирно, но в воздухе уже носились первые признаки большой войны. Бои местного значения начались за месяц до выборов мэра, то тут, то там горели ярким синим пламенем плакаты претендентов, вспыхивали скандалы и небольшие драки. Затем, с приближением дня икс, мелкие стычки и внезапные наскоки стали превращаться в кровавые побоища. Шла разведка боем. Противники укрепляли свои позиции, сосредотачивали силы на главных направлениях и, наконец, готовили тайное оружие, которое в определенный момент обеспечит им окончательную победу над врагом.

На один из таких наскоков, как на представителя враждебной стороны, в середине сентября напоролся и я, независимый журналист, член выборного штаба местных демократов. Писал я о казнокрадстве, обмане людей и других недостатках нашей вялотекущей жизни. Собственно, я даже и не писал, а перерабатывал и готовил к печати материал, добытый нашими засланными в стан противника казачками. Однажды поздним вечером меня остановили два симпатичных парня, и один из них очень ласково спросил: «Вы, случайно, не Чернов? Не тот ли журналист, автор серии статей о местной плутократии?» Не знаю, кто меня дернул за язык, но я вдруг, вскинув голову, с гордостью произнес: «Да, это я, Семен, незави…» – и в то же мгновение получил зубодробительный удар в челюсть. Очнулся я в отблесках огней Красного дракона на розовом тротуаре от брезгливого покашливания и невнятного бормотания какого-то сердобольного старичка: «Эх, хе-хе, молодежь, никакого удержу…»

– Меня избили, – подал я голос и ощупал свой изуродованный фейс.

– Брось, поди сам хряснулся о бордюр, а говоришь, избили… – насмешливо протянул старик.

– Клянусь, на меня напали, меня били, и вовсе я не пьяный, – с грехом пополам поднимаясь с тротуара, лепетал я.

– Не пьяный, а разит как из бочки, – ухмыльнулся старик.

Отряхнув пыль с ладоней, немного постояв, я медленно побрел домой. Добравшись до своей квартиры, я вперился в зеркало: лицо моей морды раздувалось и превращалось в фиолетовый пузырь с двумя щелочками вместо глаз. «Ну уроды, ну паскуды, погодите», – вскипел я и тут же позвонил своему давнему приятелю Антону Кутилкину.

– У Кутилкина кулаки крепкие, он поможет, – размышлял я, – у него есть ребята, ему не привыкать к разборкам.

Уже через десять минут он, большой и сильный, ввалился в нашу малогабаритную квартирку и, пожевав губами, изрек: «Репа у тебя вылитый баклажан, я тебя предупреждал, будь осторожен, а ты?..»

– Мне что же, запереться дома и сидеть?

– В милицию обращался? Нет? И правильно, одна шайка-лейка. Ну ничего, теперь мы с ними по-своему разберемся.

– Это как же? – прошамкал я.

Антон в раздумье почесал свою большую, похожую на спелую тыкву голову и задумчиво произнес:

– Тут своими силами не обойтись, тут нужна подмога со стороны… Помнишь Пашку Чижа? Он в параллельном классе учился, ну тот, что клево шарил в компьютерах, помнишь? Потом в военке учился, офицером стал и до ранения служил в одной из спецслужб, неужели не помнишь?

– Неа, не помню, – замотал я головой.

– Не помнишь? Ну ты даешь! Ты за Зинкой из нашего класса бегал, она за Чижом, – хохотнул Антон.

– Какая Зинка? Да я и ее то не помню, а ты мне про Пашку… – скривился я.

Антон как-то странно чмокнул губами и лукаво посмотрел на меня:

– Так вот, недавно Чиж вернулся домой, его списали по ранению, отхреначили половину кишок – и гуляй, Вася. В общем, мы встретились, обнялись, расцеловались, как никак пять лет не виделись, перетерли наши дела, кстати, вспомнили о тебе, и я дал ему прочитать твои статьи, и Пашка заявил, мол у тебя не перо, а штык.

Антон помолчал и веско добавил:

– Чиж поможет.

– То есть как это поможет?

– Очень просто, Пашка теперь лидер молодежной организации, можно сказать генерал, его крепкие ребята защищают простого русского человека от инородцев. Да он кому хошь мозги вправит, а уж наших городских отморозков просто размажет.

– Не та ли это патриотическая организация, что железными прутьями избивает на рынках иноверцев? – с нескрываемым сарказмом спросил я.

– Может, и она, а что? Они делают свое дело так, как считают нужным. Между прочим, не успел я до тебя добраться, как мне уже брякнули, что ты изрядно пьян, а вижу, ничего, сидишь, сопли жуешь.

– Не пьян, правда, сегодня в редакции был небольшой междусобойчик, но пьян – нет, просто был навеселе, – прошамкал я. – А этот Чиж… Не тот ли это Чижик, о котором пишут некоторые московские газетенки и называют его «русский Зорро»? Ну в общем, думай что хочешь, а только все это мне очень не нравится.

– Да ты чо, в натуре, Пашка укоротит кое-кого, и все, дело в шляпе.

Не знаю отчего, но вдруг мне показалось, что обращаться к Пашке за помощью опасно, но делать было нечего, в моем положении выбирать не приходилось, а потому без восторга, но я согласился с предложением Антона.

Антон тут же позвонил на мобильник Пашке, рассказал все историю и сообщил мне, что завтра в семь вечера он готов встретиться с нами.

На другой день мы с Антоном в томительном ожидании сидели под навесом с романтическим названием «Клинское пиво» и разглядывали прохожих.

– Ты как хочешь, а я больше не могу. Два часа рвем себе пузо этим дурацким мочегонным пойлом, а этого защитника униженных и обреченных все нет и нет. Как это понимать? Где этот чертов патриот? Как ты думаешь, он приедет? – ворчал я.

– Пашка – человек занятой, дела разные, а может быть, еще чего… – глубокомысленно изрек Антон и заказал третью кружку золотистого ячменного напитка бельгийского разлива.

Не успела сухопарая девица преклонных лет выполнить наш заказ, как у Антона мобильник глухо, точно сердитый кот, заурчал, и трубка похмельным баритоном ротного старшины прохрипела:

– Эй, рядовые необученные, допивайте и шагайте в казачью кормушку.

– Чиж? Наконец-то, – облегченно вздохнул я.

Мы пересекли улицу Гагарина и нырнули в полуподвал крошечного ресторанчика с дорогими винами и шашлыками из осетрины. Следом, отрезая нам пути отступления, в зал вошли два дюжих молодца. Они профессионально огляделись и небрежно уселись за самый крайний стол пустого зала. У стены за накрытым столом, излучая безграничное спокойствие и уверенность в себе, стоял красивый, коротко стриженный молодой человек в камуфляже с орденскими планками на груди. Мы подошли к столу и пожали друг другу руки. Рука у Пашки была крепкая, тренированная и как бы передавала жесткий, не склонный к лирике, упорный характер ее обладателя.

– Семен, – представился я.

– Мы же знаем друг друга, в одной школе учились, так что давай без церемоний, – усмехнулся Пашка.

Встретившись с надменным взглядом глубоко сидящих серых, со стальным отливом глаз, я наконец вспомнил скромного паренька, который в школе отбил у меня мою первую любовь. Передо мной стоял надменный, уверенный в себе и в правоте своего дела, ни дать ни взять, молодой генерал Ермолов – усмиритель кавказских горцев. Тихий, скромный школьник, неплохо знающий точные науки, превратился в глыбу серого с розоватыми прожилками гранита, из которого не сегодня завтра начнут высекать монумент.

– Здорово, генерал, пока тебя ждали, я думал, у меня вот-вот пузо лопнет, – опускаясь на стул, с неожиданным почтением простонал Антон.

– Привет городским борцам за справедливость и простите за опоздание. Пришлось задержаться из-за одного человечка, который вас очень и очень заинтересует, но об этом позже. А сейчас за встречу по маленькой, а?

– По махонькой завсегда готовы, – оживился Антон и взял в руки бутылку «Парламента».

Пашка посмотрел на меня, улыбнулся и медленно, с расстановкой спросил:

– Досталось? Знай, это только начало, противник переходит к активным действиям, скоро начнется наступление по всему фронту. По крайней мере, мои источники в городе прямо говорят об этом.

– Ты думаешь? – удивился я. – Да, кстати, за какие заслуги твои ордена?

Пашка потрогал цветную орденскую колодочку и сказал:

– Этот за ликвидацию банды Радуева, этот за Косово, а этот за спасение трех видных американских гуманитариев, – и, улыбнувшись, продолжал. – Мой агент говорит, что побили тебя, Семен, для острастки и в назидание другим, понял? – усмехнулся Пашка. – Били умельцы, фингалы точно габаритные огни танкера, терпящего крушение у берегов Нигерии. Не ровен час, вынесет тебя океанская волна прямиком к местным людоедам, и появится на шесте твой обглоданный череп.

– А он ее специально подставил, мол, нате бейте, только я вас, гадов ползучих, все равно вытащу на свет божий и предам суду божьему, и понесете вы, гады, высшее наказание – не увидите вы света белого, – аппетитно почмокав губами, хохотнул Антон.

Пашка хитро, с улыбкой, посмотрел на меня и напористо, с издевкой, сказал:

– Нельзя, Сеня, мэра и особенно его окружение безнаказанно шельмовать. Мэров надо беречь, они все, как на подбор, нищие, они ежели хапают, то не себе, они для семьи хапают, а семья, всем известно, дело святое.

– Ну все, – замахал руками Антон. – Разливаем, опрокидываем за встречу, а потом говорим, лады? – он взял бутылку, резким взмахом руки раскрутил ее, посмотрел, как ввинчивается и спадает водочный смерч, и разлил водку в хрустальные фужеры.

– За встречу, за местных неукротимых, бесстрашных борцов за народное счастье и процветание демократии в отдельно взятом регионе, за вас, друзья, – не то в шутку, не то всерьез сказал Пашка и одним махом опрокинул водку себе в рот. Мы с Антоном выпили следом и с большим аппетитом навалились на всевозможные разносолы.

– А теперь к делу, – прожевав закуску, заявил Пашка. – На действия противника мы ответим контрударом. Наемников, что тебя, правдолюбца, побили, мои бойцы уже нашли и ждут твоего слова – калечить или просто попугать?

– Зачем же сразу калечить? – удивился я.

– Статьи у тебя получаются что надо, хлесткие, надо почаще этих «честных» людей окунать мордой в грязь и показывать, как некоторые видные клинчане за хлебное место готовы любому шею свернуть, – не обращая внимания на мое удивление, продолжал Пашка. – Так что делать будем? Попугаем? Ребята ждут…

– Подожди, скажи-ка лучше, как тебе удалось за один день найти этих подонков?

– У нас свои методы, тебе, Сеня, это знать необязательно, ну так что, размажем этих говнюков али как?

– Всенепременно размажем, – с садистским сладострастием взревел Антон.

– Заметано, – Пашка помахал рукой, и к нам подошли те двое дюжих молодцев, что сидели у самого выхода из ресторана. – Все как договорились, действуйте, – властно скомандовал Павел и, повернувшись к Антону, вдруг сказал:

– Тебе, Антоша, надо выдвинуть свою кандидатуру в депутаты от села, где вся скотина полегла, ты как?

Антон оторопело цокнул языком, раздумчиво пожевал своими толстыми губами и наконец изрек:

– А что, это будет фишка что надо, а, Сеня?

– Я так и думал, – усмехнулся Пашка, – но для этого тебе надо иметь какое-то политическое лицо, и потому предлагаю организовать и возглавить городское молодежное отделение нашей партии.

Всегда индифферентный к политике, Антон беспомощно посмотрел на Пашку и растерянно заблеял:

– Эээ… Депутатство – энто одно, а политика… Да в вашей партии сплошь одни наци и фобы, а у меня в мастерской половина рабочих – иносранцы, как быть?

– Ах ты хрен моржовый, мы не наци, мы прежде всего патриоты, понял разницу? Ты же в своем вшивом бизнесе забыл, какой мы переживаем беспредел, нищету и наглое, безудержное хвастовство разных там чмо! – взвился Пашка. – Мы все, обвалявшись в нечистотах социального равенства, скатились в зловонную яму равных возможностей, но при этом кто-то оказался в дерьме, а кто-то в золоте. И кто же они, те, что в золоте? – почти кричал Пашка. – Правильно, все те чмо, которых не в силах был истребить даже красный террор, те, что, не испачкав рук, совершенно фантастически богатеют! Так как же тут не станешь фобом? И что же в этом плохого, позволь тебя спросить, любить и защищать Россию от нашествия воров-иноплеменников? По-твоему, это плохо? Идиот, да ты посмотри на наш город, он стал пристанищем политических авантюристов.

Опустив по-бычьи голову вниз, Антон взял бутылку водки, разлил остатки по фужерам и, молча выпив, заговорил:

– Я согласен, все мы в дерьме и задыхаемся в зловонной жиже. Согласен, сильные и беспощадные крысы с безобидными апостольскими мордашками, прибрав и подмяв под себя россиян, благоденствуют. Я согласен, с ворами надо бороться, но бороться законно, не вашими палочными методами, согласись, это слишком круто.

Я смотрел на Антона, этого увальня, этого толстокожего штангиста и, как мне всегда казалось, ограниченного человека, и от удивления моя челюсть невольно опускалась все ниже и ниже.

Пашка снисходительно посмотрел на Антона и тихо спросил:

– А если закон молчит или делает вид, что борется, тогда что? На нас плюют, о нас вытирают ноги, а мы, подобно библейским праведникам, покорно склоняем наши головы под меч. А ты, Сеня, что молчишь? – посмотрел на меня Пашка. – Или считаешь, что опубликовав пару-тройку статеек и разоблачив несколько казнокрадов, ты переделаешь нашу российскую ментальность – воров и мздоимцев? Поймите, вор должен не только быть наказан, но и вернуть награбленное людям. Кстати, сегодня вечером мы будем беседовать с одним из таких, и помог найти его ты, Сеня. Помнишь, в июне ты написал, как некто Васи… нагло обобрал рабочих своего предприятия, сначала обанкротил, затем выкупил его за бесценок и, втридорога продав, скрылся.

– Никуда этот Васи… не скрывался, он кандидат в мэры, – сказал я.

– Оригинально, но почему я об этом не знаю? – раздумчиво протянул Пашка.

– Потому что он был зарегистрирован как кандидат только сегодня, – сказал я.

– Оригинально, это многое меняет в нашей диспозиции, это и будет нашим контрударом, а? Мои ребята отыскали его на Рублевке. Кроме дачи, у этой паскуды в Крыму пансионат, несколько гектаров великолепных виноградников и счета в забугорных банках. Так вот мы, как ты, Антон, говоришь, с нашими палочными методами не только разыскали, но и привезли его сюда, в город, на суд униженных и растоптанных людей, где судить его будут по законам военного времени, как говорится, на войне как на войне.

Наблюдая за Пашкой, я неожиданно заметил, что он действительно похож на генерала Ермолова, когда тот отдавал приказы об окружении горных аулов: та же осанка, то же величавое спокойствие на лице и глубочайшая вера в свою правоту. Все было хорошо в его облике, одно настораживало – плотно сжатые губы и пронзительный взгляд серых глаз говорили о полном отрицании чужого мнения. Видно было, что жизнь очень сильно перекорежила его. Видимо, служба в спецназе ГРУ была не сахар, а связанные с ней неизбежные потрясения превратили его в сурового и неподкупного судью чужих пороков. Вглядываясь в нового Пашку, я вдруг увидел, что бывший капитан по кличке Чиж под влиянием неведомых нам сил не просто изменился, но превратился в железного борца со всеми силами зла. Олицетворяли это зло все те, кто так или иначе обманывал русский народ и потешался над его врожденной доверчивостью. По всему было видно, бороться со злом он решил своими методами, для чего после возвращения из госпиталя сколотил группу единомышленников и довольно быстро сделался лидером молодежного крыла российской партии справедливости. Не берусь судить, одобрялись ли его взгляды и методы руководством партии, но в силу своего независимого положения Пашка мог проводить свою политику среди наиболее радикально настроенной молодежи.

– А не послать ли нам гонца, вы как? – любовно оглаживая пустую бутылку, почти пропел Антон и, не дожидаясь согласия, махнул рукой в сторону бара.

– Семен, тебе требуется защита? – глядя почему-то на Антона, спросил меня Пашка.

– Не знаю, до сих пор все было тихо-мирно, – ответил я.

– Ему ой как нужна защита, он тут стольким насолил, столько набросал каменюков в разные огороды, что того и гляди пришибут, – закартавил Антон.

– Защита нужна любому человеку, а где ее найти, если милиция бессильна? – посмотрел на меня Пашка.

– Конечно же у вас, а это значит, давайте все дружно вступим в доблестные ряды российской партии справедливости, ура, – насмешливо пропел Антон.

– Не паясничай, я дело говорю, – одернул его Пашка.

– Так и я ж дело ботаю, – ухмыльнулся Антон и, взяв новую бутылку водки, стал разливать ее по фужерам. – Вот сейчас еще по маленькой примем на грудь, и в твоей партии станет на два члена больше. Сеньке с его штык-пером давно пора из нашего захолустья перебраться на российские просторы.

– Антон прав, – усмехнулся Пашка. – Для начала я предлагаю вам обоим поучаствовать в нашей встрече с вашим кандидатом в мэры, которая состоится ровно через сорок минут. Ну как, согласны?

– Согласны, еще как согласны! – отхлебывая водку из фужера, радостно возвестил Антон.

– Тогда так, неспешно допиваем и в путь, – сказал Пашка и достал толстую пачку денег.

– Не хило живешь, – скривился я. – Это все на партийные взносы или?..

– Мы на самоокупаемости, наше движение не может быть обузой для партии, – важно изрек Пашка.

– Понятно, трясете олигархов по полной программе, о людях печетесь, но и себя не забываете, так?

– А почему бы и нет? – вальяжно махнув рукой, улыбнулся Пашка.

Осенний день клонился к закату, когда мы выбрались из ресторанчика, загрузились в два черных бумера с московскими номерами и тронулись на разборку с олигархом-кровопивцем. Уже в сумерках мы подъехали к какому-то кирпичному зданию, одиноко стоявшему на пустыре, и выбравшись из машин вместе с Пашкиными подручными, спустились в подвал. За металлической дверью располагалось полутемное, довольно обширное помещение, посреди которого стоял длинный стол с тремя стульями. В стороне, отдельно, на невысоком помосте, под ярким металлическим абажуром возвышалось деревянное кресло с подлокотниками, к которым были прикручены мощные железные браслеты. Когда мы вошли, от противоположной стены подвала отделились три человека в черных мантиях и сели за стол. Вслед за ними из полумрака показались два мощных парня, которые волокли нечто похожее на огромную тряпичную куклу, одетую в серый шелковый костюм и дорогой фирменный галстук от «Гуччи».

Присмотревшись, я увидел мясистое, мертвенно-бледное, в красных пятнах лицо и огромные, готовые выскочить из орбит глаза вконец затравленного Вас… Дюжие молодцы подволокли и усадили в кресло это охваченное животным ужасом, несчастное существо и приковали его руки к подлокотникам. Трое в мантиях склонились над бумагами и, полистав их, начали по всей форме, как в настоящем суде, допрос.

Охваченный неясным предчувствием беды, я практически не слышал, о чем именно идет речь, но из отдельных вопросов и ответов понял, что судьи заставляют несчастного признаться в своих махинациях, которые привели к его незаконному обогащению за счет разорившихся владельцев акций местного завода. Вас… на все вопросы упорно молчал, лишь время от времени отрицательно качал головой и только на вопрос о своем участии в предвыборной кампании ответил утвердительно.

Вдруг один из судей поднялся и, с остервенением стукнув по столу, рявкнул:

– Признание вора нам не требуется, у нас достаточно доказательств твоей вины, мразь. Сейчас ты подпишешь несколько бумаг о передаче незаконно нажитой недвижимости в пользу клинского детского дома и выплате денежной компенсации ограбленным рабочим, понятно?

– Не подпишу, это незаконно, – прохрипел Вас… и для убедительности покачал головой.

– Не, вы слышали? Он не подпишет! – взревел все тот же судья. – Подпишешь, еще как подпишешь. Эй, ребята, внушите-ка ему уважение к решению суда.

Дюжие молодцы снова выступили из тени и, подойдя к несчастному, вцепились в его руки. В следующее мгновение пальцы жертвы были вытянуты вдоль подлокотников, и под наманикюренные ногти вонзились тонкие швейные иглы. Раздавшийся крик был даже не криком, а душераздирающим стоном раненого животного.

Не знаю, от этого стона или от духоты и выпитой водки, но меня вдруг затошнило, густая вонючая жижа наполнила мой рот, и содержимое желудка полилось на каменный пол. Скрючившись вдвое, я выскочил на улицу и, припав к стене, жадно глотнул чистый осенний воздух. «А может быть, так и надо очищать наш быт от казнокрадов и воров? Отрубают же китайцы головы своим мздоимцам», – подумал я и, оторвавшись от стены, посмотрел в сторону ярких огней города. В то же мгновение меня ослепил яркий луч света, и чьи-то сильные руки бросили мое тело на землю. Из темноты появились неясные тени и, отворив двери подвала, метнулись вниз.

Через час мы всей дружной компанией сидели в железной клетке местного СИЗО и ждали своей участи. Как оказалось, у кандидата была тревожная кнопка, и он успел воспользоваться ею. Отряд омоновцев окружил здание и без лишнего шума и пыли захватил всех участников судилища. Вскоре меня вывели из клетки и, поместив в отдельную камеру, предложили подписать покаянное письмо, в котором я отрекался от всего ранее написанного и опубликованного в газете. Недолго думая, я тут же подмахнул отпечатанный листок и через несколько минут был выпущен на свободу. Проходя мимо дежурного по горотделу, я увидел в его каморке улыбающегося Пашку и ополовиненную бутылку водки с обильной закуской на столе.

После тесной и сырой одиночки теплая августовская ночь была тиха и прекрасна, в этом безмолвии я медленно шел по Ямской и размышлял о том, что, в отличие от Пашки, героя из меня не получилось, и о том, что каждый из живущих на земле имеет право на собственное мнение, если оно подкреплено третьей силой, способной защитить тебя в трудную минуту. У меня такой силы не было, а значит, надо жить так, как подсказывают обстоятельства.