Текст книги "Неупиваемая чаша"

– Значит, все хэппи энд, что означает – все хорошо, что хорошо кончается. Бандиты разгромлены, парни честно отработали свой лимон баксов, все счастливы, – улыбнулся я своему дяде. – Но как же Воротников?

– Да черт с ним, со стражником, на него наехали, и он быстро смекнул что к чему: вступил в сговор с аферистами, передал им копии всех бухгалтерских документов, а теперь пусть бегает по европам и трясется за свою жалкую жизнь, главное, мы отстояли завод, а деньги – дело наживное, – засмеялся Дмитрий Иванович.

Глава 3

Летний день клонился к вечеру, когда, вернувшись домой, я обнаружил в почтовом ящике письмо от некоей Архиповой Анны Ивановны. Открыв письмо и бегло просмотрев его содержание, я буквально упал в кресло – от удивления у меня челюсть отвисла до колен. Удивляться было чему – оказывается, у меня есть бабушка, о которой я слыхом не слыхивал и видеть не видывал. Письмо, написанное четким, почти каллиграфическим почерком, по своему содержанию не могло быть подделкой. В нем сообщалось, что много лет назад моя бабушка была вынуждена прервать всякие отношения со своим сыном, то есть с моим отцом, но теперь настало время прощения и примирения. Но поскольку она больна, то просит меня, своего внука, приехать к ней в деревню Демьяновку, что в 8 км от Клинска.

В первое мгновение я хотел позвонить отцу и все выяснить, но поразмыслив, решил сначала увидеться с новоявленной бабушкой, а уже потом говорить со своими родителями. Бабушкина фраза – «была вынуждена прервать всякие отношения со своим сыном» – разожгла моё журналистское любопытство, и я решил во чтобы то ни стало проникнуть в нашу семейную тайну, много лет тщательно скрываемую от меня.

Немного успокоившись, я заварил себе кофе, налил приличную стопку коньяка и, удобно расположившись в кресле, предался построению различных гипотез. Первое, что мне пришло в голову, – предательство, но в чем – вот вопрос. Гипотеза показалась мне многообещающей, но не успел я как следует развить ее, заверещал мобильник, и голос моего нового шефа вернул меня к действительности. Шеф потребовал, чтобы я уже завтра был в Деграде и писал статью о состоянии городского хозяйства, строительстве нового и ремонте старого жилья, а также о настроениях его жителей. Он особо подчеркнул писать только то, что я увижу на городских улицах, и никаких прикрас. Задание было на удивление простым, и я уже заранее озаглавил свою ненаписанную статью «Серые будни провинциального городка».

Еще не было и семи утра, когда я сел в свою новенькую «ауди» четвертой модели, подарок от моего благодарного дяди Димы, и, слушая шум мощного движка, начал мысленно набрасывать план будущей статьи. Я мчался по пустынному шоссе на свое первое редакционное задание в новой газете и благодарил дядю за великолепный подарок. Правда, подарок этот достался мне не просто так, не за здорово живешь, а после того, как мы с моими друзьями, Антоном Кутилкиным и Павлом Чижовым, выручили Дмитрия Ивановича из большой беды – отстояли у московских аферистов его родной мясоперерабатывающий заводик и надрали холку банде черных риелторов. После такого щедрого подарка я был готов к новым подвигам в борьбе за честные капиталистические отношения в нашем городе, но никто ко мне больше не обращался, а моя оппозиционная газета после прошлогоднего поражения на выборах мэра и городской думы пришла в упадок. Я, как независимый журналист, остался не удел, но тут появился мой спаситель и предложил работу в его газете.

Оставив машину у вокзала, на платной стоянке, я пешком отправился осматривать город и знакомиться с его жителями. Первое впечатление было просто отвратительным: грязные, неубранные улицы, давно не штукатуренные, серые от многолетней пыли фасады домов, нестриженые кусты и редкие замусоренные газоны навевали грустные мысли о полном упадке городского хозяйства. Беседы с аборигенами окончательно придавили меня своей безысходностью – частые веерные отключения электроэнергии, месяцами не убираемый мусор, холод в квартирах зимой, хроническая безработица и пьянство, безрадостные будни городка. Создавалось впечатление не просто заброшенности, а планомерно проводимой политики местной администрации на вымирание местного населения. Окончательно меня добил механический завод, это кладбище надежд и мечтаний о счастливой и сытной жизни нескольких тысяч жертв новых рыночных отношений.

Выйдя из проходной завода, я еще издали увидел стоящие на тротуаре белые столики летнего кафе и, оглядев безлюдную улицу, направился к нему. Вдруг я услышал нарастающий гул, который сменился нестерпимо ярким светом, и я провалился в космическую бездну.

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, было голубое бездонное небо и одинокое черное облако в центре небосвода. «Странно, – подумал я, – почему черное, да еще одинокое?» Раскаленное солнце нещадно жгло мое лицо и слепило глаза. Прошло несколько минут, сознание прояснилось, и я услышал оглушительный рев многотысячной толпы. В первое мгновение мне показалось, что нахожусь среди болельщиков на футбольном матче, но, приподняв голову, обнаружил, что лежу на песке в какой-то железной клетке.

Скосив глаза, я заметил несколько склоненных голов, с любопытством голодных волков рассматривающих мою физиономию. Все тело ныло, в голове стоял туман, но, собрав остаток сил, я приподнялся и сел. «Ничего себе перелетик», – подумал я. То, что я увидел, повергло меня в шоковое изумление: посреди огромной арены на вкопанных в землю столбах висели какие-то голые люди, а рядом, полыхая огнем, стояли большие круглые жаровни. Чуть дальше, по всему периметру арены, в исступлении ревела многотысячная толпа. Прошло несколько минут, на арене появились несколько полуголых мужчин, которые, подойдя к жаровням, выхватили щипцами раскаленные куски железа, направились к своим жертвам и стали жечь их тела. Увидев это, толпа пришла в еще большее возбуждение, она стонала от наслаждения, повизгивала и оглашала все пространство арены победным ревом. Потом все стихло, жертвы сняли со столбов и унесли. Наступило временное затишье, которое тут же сменилось новыми радостными воплями – на арену вывели с десяток голых мужчин и женщин. Они, спотыкаясь, брели вдоль шеренги истязателей, которые бичами нещадно хлестали их изможденные тела. Увидев кровавые полосы на спинах несчастных, толпа одобрительно заревела и вдруг, как бы оцепенев, смолкла. На арену вприпрыжку неслись огромные гривастые львы. Покружив вокруг своих жертв, голодные львы бросились на них и стали терзать и вырывать куски мяса из их тел, что вызвало неописуемый восторг толпы и новые взрывы радостных воплей. Наконец представление с дикими зверями окончилось, останки разорванных тел убрали с арены, и наступил небольшой перерыв. Толпа оживленно обсуждала происходящее, многие в предвкушении нового зрелища потирали руки. Через минуту на арену вышел тучный мужчина в красной мантии с жезлом в правой руке. За ним вели совсем молоденькую девушку, лет 17—19, с высоко поднятой головой и крепко сжатым маленьким ртом. Мужчина поднял жезл, и толпа мгновенно затихла. Он подошел к девушке и, обращаясь к ней, громко спросил:

– Женщина, назови себя, кто ты, откуда родом!

– Я христианка, – услышал я ее ответ и с изумлением отметил, что понимаю незнакомый мне язык.

– Ты, как христианка, убивала и поедала детей?

Заглушая ответ девушки, толпа возмущенно заревела, требуя, чтобы ее подвергли испытанию огнем и железом. Тут же к несчастной подскочил палач и раскаленными щипцами стал рвать ее плоть. Толпе показалось этого мало, и она потребовала выпустить львиц, но к безмерному удивлению толпы, звери подходили к девушке, обнюхивали и тут же ложились у ее ног.

Рев изумленной толпы постепенно стихал, и только отдельные выкрики разносились над раскаленной ареной.

– Кровосмесители, детоубийцы, – истошно вопил плешивый мужичок в сером суконном плаще. – Казнить всех христиан!

Толпа тут же остервенело подхватила этот призыв и начала скандировать: «Казнить, казнить, казнить».

Другая часть толпы, завопив: «громить, громить вертеп отступников», бросилась от арены в переулки, откуда вскоре раздались истошные крики: «Пожар! Горим! Помогите!», но эти призывы о помощи тут же тонули в ликующих воплях нападавших. От ужаса у меня волосы на голове встали дыбом, кожа покрылась пупырышками, а ладони – липким потом.

– Да, парень, ты в рубашке родился, – издалека, словно из подземелья, донесся до меня чей-то голос.

«Причем тут рубашка?» – подумал я и сквозь застилающую глаза темную пелену скорее почувствовал, чем увидел, склонившиеся надо мною чьи-то синюшные морды.

– Лихо они его шандарахнули, – услышал я голос испитого мужичка с водянистыми глазами свежемороженого окуня.

– Им че, сбили, да и смотались, – поддакнула синюшная морда, – им все дозволено, они тут хозяева, што хотят, то и воротят.

– Ты, Толян, погляди, не наш он, не видал я такого.

– Точно не нашенский, как пить дать из столичных, приедут, поглядят, а потом одних в баньку, других в морг, чтоб не шастали тут, не лезли не в свои дела. Правильно я говорю, Вован?

– Толян, может, скорую, а?

– Никакой скорой, – подал я голос, – так обойдемся, лучше помогите мне.

Я попытался приподнять свое многострадальное тело, но от адской боли в левом плече и ребрах снова лег на землю.

«Кажется, опять влип, не успел отдышаться от одних побоев, как тут же нарвался на другие», – тоскливо думал я.

Неожиданно, отодвинув мужичков в сторону, надо мной склонилась очень молодая и очень красивая девушка. От удивления и восхищения я, несмотря на боль, откровенно залюбовался ею. Ее широкоскулое лицо, обрамленное каштановыми, коротко стрижеными волосами, светилось детской невинностью и порочной женственностью опытной самки. Изящная, сексапильная фигура с округлой попкой и великолепными бедрами дополняла общее впечатление нестерпимой греховности.

– Ты кто? Ты христианка, видел тебя на арене, ты жива… – после минутного замешательства прохрипел я.

– Я медсестра, в цирке никогда не выступала, – оглядев меня своими изумрудными глазами, заявила она.

– И как тебя зовут?

– Это имеет значение?

– Конечно, вдруг я отдам концы и не буду знать, кто меня проводил в последний путь, – попытался я шутить.

– Медсестра и все, этого достаточно, – она широко улыбнулась и стала ощупывать мне голову и грудь. – У тебя, возможно, сломаны два ребра, выбита ключица и, кажется, сотрясение мозга, немедленно надо в больницу.

– Никакой больницы, когда есть такая сестрица, – улыбнулся я. – Ты будешь меня лечить? Я заплачу, хорошо заплачу.

– Лечить – не знаю, а вот первую помощь окажу.

– Отлично, здесь недалеко, на вокзале, стоит моя машина, помоги мне добраться до нее.

– Какая машина, в таком состоянии ты не проедешь и двухсот метров! – воскликнула моя спасительница. – Давай ключи, я подгоню машину и отвезу тебя домой.

– Мне не домой, мне в Демьяновку.

– В Демьяновку? – удивилась девушка.

– Почему ты удивилась? Такой деревни здесь нет?

– Стоит Демьяновка, уже лет 300 стоит, а удивилась потому, что мне тоже туда надо.

– Я еду к бабушке, ты тоже?

– Нет, я там живу, а как звать твою бабушку?

– Архипова Анна Ивановна.

– Болеет наша бабушка Аня.

– И давно она болеет?

– Давно, пожалуй, скоро месяц будет, как захворала.

– И какая она, моя деревенская бабушка Аня?

– Твоя бабушка не какая-то там деревенская старушка, она наша знаменитость, не знать этого внуку просто непростительно.

– Что же тут непростительного, если я ее никогда не видел?

– Твоя бабушка – наш главный лекарь, и к ней лечиться едут за многие километры из других областей. Вот так, едут, когда врачи отказываются лечить, за дело берется она, и люди выздоравливают.

– Послушай, может быть, наконец, познакомимся? Меня зовут Семен, Семен Чернов, а тебя?

– Меня Лена Бесфамильная.

– Бесфамильная? Это что же, фамилия такая?

– Да, такая редкая фамилия, – улыбнулась Лена. – Ну так что, едем?

– Конечно едем, – откровенно любуясь ею, улыбнулся я.

Пока Лена ходила за машиной, мужички с испитыми мордами с превеликой осторожностью подняли меня и поставили на ноги.

– Тебе бы сейчас чево-нибуть обезболивающего, – прохрипел мужичок с глазами свежемороженого окуня.

– Нет проблем, тащите меня в кафе, там и оздоровимся.

Опираясь на моих помощников, я добрался до столика и уже через несколько минут, опорожнив стакан водки, почувствовал, как во всем теле наступило долгожданное умиротворение.

«Бесфамильная – какая чудесная девушка, какие глаза, а улыбка, нет, это просто чудо, что я встретил ее не во сне, а наяву», – с легким пьяным умилением размышлял я.

– Пьете? Ну-ну, – поигрывая ключами, осуждающе покачала головой Лена. – И как же в таком виде ты собираешься ехать к бабушке Анне?

– А я ничего, я в порядке, готов хоть сейчас предстать перед Ее Величеством!

– Нет, так не пойдет, сначала приведу тебя в порядок, а уж потом к бабушке, – нахмурилась Лена. – Все, опирайся на меня и в машину.

– Как скажешь, – кивнул я Лене и осторожно уселся на заднее сидение своей «ауди». – Ребята, вот, возьмите еще стольник, – протянул я деньги подошедшему Толяну.

– Ты, того, еже што, ищи меня на рынке, я видел этих отморозков, помогу найти.

– Заметано, – кивнул я в ответ.

В следующее мгновение Лена нажала на газ, и мы тронулись в путь-дорогу, которая, как оказалось, принесла мне много неожиданностей, перевернувших всю мою жизнь. От выпитой водки меня тянуло в сон, и я в полудреме с трудом вглядывался в однообразные старые домишки, что мелькали за окнами нашего авто. Наконец мы остановились у одного из таких древних строений, и Лена повела меня в дом. Однако не успели мы сделать и десяти шагов, как в соседнем доме распахнулось окно, и какая-то бабенка, чуть не выпав в палисадник, истошно закричала:

– Ленка, неужто ты жениха отхватила? Парень, хоть и помятый, а ничего, видный. Как пить дать городской!

– Не жених это, а внук бабы Ани, так что закрой окно и помолчи, – резко оборвала соседку Лена.

– Какой такой внук? Ты что, белены объелась? Нет у нее никого на всем белом свете! А ты привела внука, который объелся лука!

– Успокойся, Дарья, отведу его к бабушке, а она пусть решает, внук он ей или нет, – махнула рукой Лена и ввела меня в дом.

– Все, с божьей помощью добрались, а теперь ложись, будем лечиться, – указала на диван Лена.

Пока Лена готовила какие-то мази, я лежал и думал о превратностях судьбы.

Кому понадобилось сбивать меня, кому и чем я мог насолить в этом Богом и людьми забытом городишке? Неужели только потому, что кому-то показалось опасным мое любопытство, мои нескромные вопросы жителям, а главное, их ответы и жалобы на местную власть, которая, по их мнению, ничего, кроме собственного кармана, не замечает и беззастенчиво разворовывает казенные деньги? Но как они, городские князья, быстро сообразили, что к чему, и тут же приняли меры по отношению к чужаку. Видимо, у них настолько все схвачено, что им абсолютно наплевать на последствия. Одно утешало – меня не хотели убивать, а только дали понять, что излишнее любопытство в их городе не поощряется и может быть даже опасным.

Наконец Лена отыскала какие-то лекарства, разложила их на столе и склонилась надо мной. По ее просьбе я снял рубашку, и она стала осторожно втирать мазь в мое истерзанное тело.

– А ведь тебя, Семен, могли и убить, – вдруг сказала она.

– Почему ты так думаешь?

– У нас не любят любопытных газетчиков.

– Интересно, откуда ты вдруг знаешь, что я журналист? Прости, бывший, недавно я покончил с этим неблагодарным занятием.

– От подруги, она работает в ЖЭКе, ты там был и задавал много вопросов, и она решила, что ты из газеты.

– Теперь понятно, почему меня так быстро вычислило местное начальство, а потом если бы хотели убить, то ничто не могло им помешать.

– Впредь будь осторожней, без особой нужды не рыпайся, у нас тут свои законы.

– Законы дикого запада? Так?

– Выходит так.

– Ничего, мы ещё посмотрим, что можно и чего нельзя в этом феодальном городишке. Может так случится, что вашим князькам кто-нибудь возьмет, да открутит головы.

– Люди бы сказали им только спасибо. В городе разруха, а городская верхушка обзавелась царскими хоромами и никто не спросит – на какие такие доходы все это

понастроено.

– Лена, а ты случайно, не состоишь в оппозиции? Есть у вас реальная сила, способная оказывать сопротивление местным самодурам?

– Ты, что, какая оппозиция, какая сила, может она и была, да всю изничтожили – кого убили, а кого просто купили

.Я хотел что-то сказать о неистребимости вольного духа, способности отдельных личностей отстаивать народные интересы и т. д. и т. п. но тут заворчал мой мобильник и голос моего шефа вернул меня к действительности.

– Послушай, Семен, звонил хозяин и сказал, что статья пока не нужна, а пришли ему нечто вроде докладной записки, о том, что видел, без лирики и своих выводов, только голые факты. Все сбрось на его почтовый ящик, понял? Успехов.

– Чего же тут не понять, у хозяина возможно изменились планы, а как известно, кто платит, тот и заказывает музыку – я попытался подняться с дивана, но от сильной боли в ноге и груди, тут же уселся обратно.

– Ты чего ерзаешь? В туалет захотел? – глядя на мои жалкие попытки подняться, склонилась надо мной Лена.

– Понимаешь, надо срочно отправить сообщение моему работодателю, а ноутбук в машине, ты не могла бы его принести?

– Отчего же, сейчас мазь домажу и схожу.

– Там на заднем сидении лежит сумка, её и принеси.

– Всё, я закончила, иду.

– Эх, сумочка, сумочка, как мне тебя не хватает – замурлыкал я – там есть всё, что необходимо человеку, неожиданно попавшему в гости. Виски, конфеты и отличное французское вино, а что еще надо жаждущему и страждущему? Ничего!

Очнулся я рано утром, после бессонной ночи, почти здоровым, слегка побаливали ребра, да все еще шумело в голове. Рядом, тихонько посапывая, спала Лена. Я лежал и размышлял о том, что в последнее время меня явно заносит в разного рода неприятности. Впрочем, если подумать, то по большому счету, выходило – я сам их к себе притягиваю. Всё началось с моего вмешательства в выборы мэра нашего городка. Все мои попытки разоблачить действующую власть, её махинации и подтасовки не к чему не привели, а вот попинали меня тогда по полной программе. Да, если бы не мои друзья, бил бы меня всякий у кого крепкие кулаки и продажная совесть. Больше всего сейчас меня беспокоили мои неожиданные видения. Наверняка у меня в мозгу замкнуло какую – то фазу после первых побоев у Красного дракона, а потому надо смириться и жить с этим дальше, решил я. – Всё, хватит сопли жевать, пора за дело приниматься – с этой мыслью я включил свой ноутбук и буквально за полчаса переработал докладную записку в убойную статью, которую намеревался сдать своему старому знакомцу и единомышленнику в Новой газете. Закончив работу, я подошел к Лене и положил руки ей на плечи. От моего прикосновения она вдруг задрожала и обхватив мою голову руками стала неистово целовать меня. В следующее мгновение мы упали в кровать, и, нежно целуя её набухшие груди, осторожно вошел в неё.

– Милый, я давно тебя жду, я знала, что ты приедешь – предаваясь моим ласкам, шептала она. – Ты не представляешь, но я давно, с детства, тебя знаю, мне очень много о тебе рассказывала твоя бабушка. Там в городе, я сразу узнала тебя, бабушка показывала твоё фото, но виду не подала, хотела посмотреть на тебя, каков ты на самом деле.

– Увидела? И каков же я?

– Такой каким я тебя и представляла, хороший, добрый – засмеялась Лена.

– Но откуда у бабушки может быть моё фото? Мы же с ней никогда не встречались – удивился я.

– Ну, это даже и не фото, это вырезка из какой-то газеты, ты там герой – снова засмеялась Лена и погладив меня по голове, добавила – теперь ты мой герой!

– Ты прекрасна, ты подарок судьбы, ты моя героиня, – прошептал я.

– Какое счастье, что ты нашел меня, любимый, ты мой и только мой, – шептала Лена, и неожиданная гордость нежной волной разлилась в моей груди.

Жаркое солнце коснулось моей головы, и, потягиваясь, словно сытый кот, я поднялся с постели.

– Тебе чай или кофе? – направляясь в кухню, спросил я Лену.

– Чай с мятой, – улыбнулась она и, завернувшись в простыню, пошла следом за мной.

Сидя за столом, мы пили чай и молчали, казалось, слова больше не нужны – мы инстинктивно учились без слов понимать друг друга.

– Сеня, тебе пора ехать к бабушке, вот там, рядом с церковью, ее дом, – с жесткой ноткой в голосе сказала Лена и, отвернувшись, ушла в спальню.

«Странно, такая ночь и такое расставание – сама холодность, к чему бы это? – мелькнула тревожная мысль. – Хочет показать, что мол, навязываться после бурной ночи любви не собирается, гордая. А я собираюсь и даже очень собираюсь! От бабушки прямиком к тебе, милая, и никуда ты от меня не денешься!»