Текст книги "Неупиваемая чаша"

Глава 4

Через несколько минут я уже был у калитки бабушкиного дома и смотрел на нее. Она стояла на крыльце и пристально вглядывалась в меня. Открыв калитку, я медленно пошел к ней, но она вдруг отвернулась и ушла в дом.

«Так, от одиночества бабуля совсем одичала, внука позвала, да признавать не хочет», – натянуто усмехаясь, подумал я и решительно вошел в дом следом за ней. Бабушка Анна стояла на коленях в красном углу перед образами и молилась:

– Господи Иисусе, Спаситель наш, благодатию Твоею прикоснись сердца внука моего Семена, огради его страхом Твоим Божественным, удержи его от дурных поступков, наклонностей и привычек, направь его на светлый путь жизни, истины и добра, украси жизнь его всем добрым и спасительным, устрой судьбу его яко же Ты Сам очеши и спаси душу его, как Ты Сам знаешь. Господи Боже мой, дай внуку моему сердце правое, чтобы соблюдал он заповеди Твои, откровения Твои и уставы Твои и исполнял все это. Аминь.

Слушая ее и глядя, как она, целуя икону, поднимается с колен, я на мгновение потерял дар речи – все что угодно, но молитвы о себе не ожидал.

– Здравствуй, внучек, добро пожаловать в отчий дом, ты уж прости старую, что побеспокоила. Я знаю, человек ты занятой, весь в делах, да заботах, но и мое дело неотложно, – вздохнула она и, обняв меня, прошептала: – Дело очень важное.

– Бабушка, да что вы такое говорите, если вы зовете, значит, так надо, значит, это важно, – в тон ей, также шепотом, ответил я.

– Зажилась я, родненький ты мой, пора и на покой, а дело, которое мне было поручено, не сделано, не в моих это было силах, ждала тебя, когда ты подрастешь и созреешь для больших и очень важных дел, – грустно улыбнулась она.

– Интересно, очень интересно, что же это за дела такие, которые вы не успели сделать? – удивился я. – И вы, значит, решили, что я должен эти важные дела довершить? А смогу ли я, вот в чем вопрос.

– Сможешь, на роду тебе написано продолжить дело дедов и прадедов своих, – строго посмотрев на меня, сказала как отрезала бабушка Аня.

– То есть? – не понял я. – При чем здесь деды и прадеды?

– А при том, что ты являешься прямым потомком славного рода священнослужителей Архиповых, пришло время вспомнить о них, о беззаветном их служении Богу и нашей православной матушке церкви. Годы идут, и приходит время, когда надо подумать не только о душе, но и о том, что мы оставляем после себя.

– Бабушка, но почему я впервые об этом слышу? Что за родовая тайна, о которой до сих пор все молчат? – удивлялся я.

– Об этом ты спросишь у своего отца, – отрезала бабушка. – Одно могу сказать: 30 лет назад он сменил фамилию и отрекся от своей семьи, за что был проклят твоим дедом, Спиридоном Фомичем Архиповым. А кромя того, уже на смертном одре, твой дед взял с меня клятву никогда не встречаться с сыном, дождаться, покуда ты станешь взрослым, и тогда передать тебе наши фамильные ценности и его наказ тебе – продолжить святое дело предков наших.

«Ну и дела, это же надо такому случиться! 30 лет самые близкие люди не знали друг друга», – мрачно размышлял я.

– Теперь понятно, почему у нас с вами разные фамилии, но мне бы очень хотелось узнать историю нашей семьи.

– Хорошо, тогда слушай и запоминай, придет время, и тебе придется рассказать ее своему сыну. Имя нашего далекого предка, священника Афанасия Архипова, впервые упоминается в церковных книгах второй половины 16 века. Во времена Иоанна Грозного наше село было сожжено и разграблено его опричниками. Афанасий Архипов был одним из них. Да видно, совесть совсем замучила его – он раздал все свое награбленное добро селянам, принял сан иеромонаха и стал проповедовать слово Божие в деревянной часовенке, что стояла на месте нынешней церкви. Сохранилась легенда, будто бы Афанасий стал свидетелем жестокого надругательства опричниками над деревенской юродивой, и потому он бросил царскую службу, свой московский дом и стал иноком одного из московских монастырей. Многолетнее безупречное служение Афанасия Господу Богу нашему было вознаграждено – однажды ему явилась Пресвятая Дева Мария и сказала ему, чтобы он оставил монашество, стал простым священником, женился и продолжил свой род, а также указала место, где он должен был построить храм Успения Богородицы. Так рядом с часовней началось строительство церкви, которая в полном запустении стоит и по сей день, – бабушка встала, прошла к иконе Богородицы и вытащила какой-то сверток. – Вот здесь летопись нашей семьи, здесь записано все о деяниях твоих дедов и прадедов. Бери ее, внучек, и впиши свое имя в славную историю нашего рода.

– Дааа, огорошили вы меня, всего ожидал, но только не этого, – покачал я головой. – И потом я не священник, да и в Бога верю постольку-поскольку, ну понимаете, он для меня вроде бы есть, и вроде бы его и нет.

– Чему же тут удивляться, отец твой всю свою жизнь был атеистом, матери твоей запрещал ходить в церковь, откуда же вере-то взяться, – вздохнула бабушка. – Только знай, видение мне было, праведник наш Серафим Саровский указал на тебя.

– И что же мне, бабушка, делать? Где мне взять ту веру, которая есть у вас, была у моих дедов и прадедов?

– Скажи, внучек, ты в чудеса веришь?

– Не знаю, я как Фома, если своими глазами не видел, значит, этого могло и не быть. Просто иногда мы склонны воспринимать не совсем обычное явление за чудо.

– Чудо не требует объяснений, чудо – это божья благодать – помни и верь в это! Иди сюда, – позвала меня бабушка и, указав на стол, сказала. – Смотри, это вещи твоего деда, вот его наперсный крест и нательная иконка, а это Библия и требник моего деда, он был расстрелян большевиками за то, что отказался отдать церковные святыни на поругание. И наконец, самая главная святыня – Икона Иверской Божией Матери с младенцем 16 века, передаваемая из рук в руки прямым наследникам рода Архиповых.

– Вы хотите сказать, что все это вы передаете мне? Но как же? Да не смогу я это принять! Бабушка, может, лучше все это передать церкви? – растерянно лепетал я.

– Нет, это личные вещи твоих предков, и по завещанию они могут передаваться только прямому наследнику, – непреклонно и твердо заявила она.

– Но куда же мне все девать?

– Никуда, все пока останется здесь, а когда я помру, и дом перейдет к тебе, вот тогда все решится само собой, – утешила меня бабушка.

– Слава Богу, а то вы совсем меня убили… – пробормотал я, и в следующее мгновение голова у меня закружилась, и я, теряя сознание, рухнул на пол.

Сознание мое прояснилось от истошных криков моих соседей, было такое ощущение, что их убивают. С трудом поднявшись, я подошел к окну и в ужасе от увиденного чуть снова не потерял сознание: все соседние дома были охвачены огнем, огромные языки пламени и дым поднимались в безоблачное летнее небо. По улице метались женщины с детьми, а за ними, размахивая кривыми саблями, как угорелые носились мужики в древних кафтанах. Неожиданно в моем окне появилась молодая мать с младенцем на руках и беспомощно посмотрела на меня. В следующее мгновение я бросился к двери и втащил женщину в дом.

– Лезь в подполье, – запирая дверь на засов, закричал я. Женщина метнулась в соседнюю комнату и, встав на колени, начала молиться. Прошло несколько минут, и вдруг в мою дверь с ядреным матом застучали так, что она слетела с петель и рухнула у моих ног. Мужик с окровавленной саблей в круглой шапке, отороченной собачьим хвостом, ударом ноги отбросил меня в сторону и ринулся в дом.

– Где она? – прохрипел он.

– Кто? – глядя на него, спросил я.

– Молодка с младенцем.

– Нет у меня никого.

– Если соврал, убью, – оскалился он и ринулся в комнату, где только что спряталась молодая женщина, и тут же вернулся назад.

– Пока живи, но если я узнаю, что ты прячешь царских ворогов, примешь смерть лютую, а это тебе в назидание, – оскалился он и резким ударом в челюсть отправил меня в нокаут.

Не знаю, сколько я без сознания пролежал на полу, но когда очнулся, не поверил своим глазам – молодая мать с ребенком на руках стояла около меня и с состраданием смотрела на меня.

– Ты, ты жива? – пролепетал я.

– Бог милостив, – улыбнулась она.

– Но как? Почему он не схватил тебя?

– Он не видел нас.

– То есть как? Ты же была там!

– Когда этот изверг вошел в комнату, я с сыном стояла под образами, и Господь наш застил ему глаза, так что он ничего и не увидел, – снова улыбнулась она и тут же вышла из дома.

Я сидел на стареньком диване, пил какой-то бабушкин настой и размышлял о своем видении, а то, что было именно оно, не вызывало у меня и тени сомнения. Я был уверен, что при определенных обстоятельствах и настрое увидеть можно многое, но почему именно это, что этим хочет сказать мой мозг и почему сейчас, после разговора с бабушкой?

– Внучек, как ты? Голова-то все еще болит? Ничего, сейчас все пройдет, чувствуешь, как боль уходит? – взяв в свои руки мою непутевую голову, приговаривала бабушка.

Действительно, голова прояснилась, боль отступила, и вскоре я почувствовал себя совершенно здоровым, готовым к новым неожиданностям.

Тем временем бабушка собрала на стол и пригласила меня.

– Вот, дорогой внучек, чем богаты, тем и рады, – указывая на заставленный всякими закусками стол, сказала бабушка и, взяв меня за руку, усадила рядом с собой.

– Ты кушай, милый, кушай, вот грибочки белые, а это груздочки, таких нигде не найдешь, – накладывая мне в тарелку, приговаривала она. – Теперь немного тушеного мяса с картошкой и чуть-чуть хреновинки.

Не знаю, насколько все приготовленное бабушкой было вкусным, но я не просто ел, я, заглатывая огромные куски подобно голодному волку, пожирал все, что было на столе. Наконец насытившись, я отвалился на спинку стула и в блаженной дреме закрыл глаза.

– Изголодался, сердешный, это всегда так, особенно после того, что ты видел.

– Бабушка, вы знаете, что я видел?

– Нет, милый, я видела, как ты мучился, как стонал, метался в беспамятстве, и ясно почувствовала все виденное тобой.

– Вы, бабушка, случайно не колдунья? До встречи с вами у меня никогда не было никаких видений, – улыбнулся я.

– Какая же я колдунья, просто много пожила, многое повидала и легко представила, что тебе после нашего разговора могло явиться. Помни, история христианства полна чудес, которые продолжаются и по сей день. Взять, к примеру, мою помощницу Лену, твою новую знакомую. Так вот если бы не чудо, трудно пришлось бы ей в жизни.

– Бабушка, расскажите о свершившемся с Леной чуде, – излишне горячо воскликнул я.

– Нет, внучек, и не проси, про чудо она сама тебе расскажет.

Я что-то хотел возразить, но тут запел мой мобильник, и в следующую секунду раздался взволнованный голос матери:

– Здравствуй, сынок, здравствуй, милый, ты в Клинске?

– Мама, привет! Не совсем, а что случилось? Зачем я так срочно понадобился?

– У отца сердечный приступ.

– Как сердечный приступ?! Он же никогда не жаловался!

– Вчера пришел из банка, лег в постель и попросил валерьяновых капель, ночью пришлось вызывать скорую. Приехали, сняли кардиограмму, поставили укол и заявили, мол, ничего страшного, это все от переутомления, мол, если не поберечься, дело кончится инфарктом. Советовали срочно отложить все дела и отдыхать. Но ты же знаешь его – он только махнул рукой и, как только полегчало, пошел курить. Я ему, что же ты делаешь, а он заявляет мне: у него в организме, де, если он не покурит, наступят необратимые изменения. Приезжай, надо что-то делать…

Мать была явно взволнована, впрочем это было ее всегдашним состоянием души. Иногда мне казалось, что ее эмоциональная натура всегда и везде будет испытывать бесконечную тревогу за нас с отцом. Я никогда не видел свою мать слишком веселой – всегда сдержанная и несколько настороженная, она как бы ожидала каких-то неприятностей и заранее готовилась к ним.

– Как он чувствует себя сейчас? – бодрым голосом спросил я.

– Вроде ничего, только бледный, вялый и чем-то подавлен. Спрашиваю, в чем дело, – молчит. В общем, приезжай, будем решать, что с ним делать.

– Отправим его в санаторий?

– Это было бы чудесно! Вот беда, поедет ли он?

– Ладно, мама, приеду, там решим. Привет отцу и целую тебя, – все таким же бодрым голосом закончил я и отключился.

«Маман наверняка преувеличивает, – рассуждал я, но если не поехать и через пару часов не быть дома, у матери случится нервный срыв. Все, немедленно выезжаю».

– Переутомился мой непутевый сын, вот сердце и не выдержало, а ты, внучек, не мешкай, поезжай, – сочувственно глядя мне в глаза, сказала бабушка, подвела к калитке и на прощание, перекрестив, прошептала: – Божья милость да пребудет с тобой, внучек!

«Так, прежде чем ехать, надо заехать к Лене, попрощаться и договориться о встрече», – садясь в машину, рассуждал я – и в следующее мгновение понял, что вот так просто уехать не смогу. «Неужели?!» – сверкнуло в голове, и сердце сладко защемило.

Лена стояла у ворот своего дома и явно ждала меня.

– В Москву? – открывая дверь машины, спросила она.

– Да, в Москву, – удивленно ответил я.

– Я с тобой, возьмешь? – спросила Лена и села рядом со мной. – Удивлен?

– Конечно удивлен, – улыбнулся я. – У вас в деревне одни маги и прорицательницы живут, али как?

– Так оно и есть, у нас все все знают наперед, я даже догадываюсь, почему ты так спешишь!

– Это почему же?

– У тебя в семье проблемы, вот ты и спешишь.

– Но тебе-то почему известно? Я сам о них только что узнал! – воскликнул я.

– Карты мне все о тебе реально сказали, удовлетворен?

– Чудеса, да и только, карты прямо таки и сказали, что, мол, у Семена в семье неприятности?

– Не прямо, конечно, надо реально уметь читать то, о чем они говорят, – улыбнулась Лена.

– Ты знаешь все наперед, а значит, с тобой опасно! – засмеялся я.

– Да, вот такая я, опасная, – Лена тоже засмеялась и, нахмурившись, сказала. – Нам лучше город объехать стороной, а то у меня как-то тревожно на душе.

– Нет, не могу, мне надо сделать еще пару-тройку фотографий.

– Хорошо, едем, но будь готов к неожиданностям.

– Прости, хотел тебя спросить, зачем тебе в Москву?

– Работу искать, вот зачем. Месяц назад у нас закрыли нашу деревенскую больничку, в городе работы нет, значит, ее надо искать в столице.

– Найдешь, а дальше? Каждый день будешь ездить туда и обратно?

– Зачем, у меня там уже работает и снимает квартиру подруга, будем жить вместе.

– А как же мать?

– Мы с ней все решили, она согласна.

– Тогда вперед, – радостно воскликнул я и нажал на газ.

Мы медленно проехали по центру города, и сделав несколько фотографий, я остановился у киоска.

– Я только куплю воды, и мы поедем дальше, – вылезая из машины, сказал я Лене.

Он появился из ниоткуда, просто так взял и возник из воздуха. Коренастый здоровяк, больше похожий на качка, чем на нормального человека, он всем своим видом излучал презрение и превосходство надо мной и такими, как я. Большая голова щетинилась короткими рыжими волосами, на квадратном лице под толстым крючковатым носом красовались абсолютно черные усы и такая же бороденка, что придавало всему его облику какую-то особую свирепость.

– Привет, красавчик, ты все еще жив?

– Привет, Сивый, как видишь, а ты как здесь оказался?

– Я здесь живу, говорят, ты все рыщешь, все приключений на свою жопу ищешь, – ухмыльнулся он.

– Ищу, иначе не могу, профессия такая.

– Профессия у тебя, Семен, опасная, люди не любят, когда всякий, кому не лень, сует свой нос в их дела, – нахмурился Сивый. – Интересно, что это ты тут вынюхиваешь?

– Ничего, абсолютно ничего, просто приезжал по личным делам и все.

– Ну, ежели по личным, тогда молчу, но на всякий случай предупреждаю – не суй свой нос, куда собака не сует свой хвост, – мрачно ухмыльнулся Сивый и, не прощаясь, пошел к одиноко стоящему мерсу.

– Нет, положительно город чудес: бездарь, с трудом одолевший девять классов, и на мерсе! – садясь в машину, размышлял я.

– Семен, ты реально знаешь этого бандита? – удивленно спросила Лена.

– Да, знаю, жили в соседних домах и учились в одной школе, это Борис Забиякин, а что?

– А то, этот Боря реально правая рука нашего мэра, его охранник и первый бандит в городе, чуть кто против его шефа высунется, тут же получает по морде, а то и похуже. Хорошо, что он не видел меня в машине… – покачала головой Лена.

– Это почему же хорошо? Он против тебя что-то имеет?

– Как увидит, реально прохода не дает, сволочь, да еще грозится, что не подпустит ко мне никого, любит, видите ли, он меня! – сокрушенно вздохнула Лена, и, взглянув на меня, добавила. – Я реально боюсь его, ему ничего не стоит отправить человека на тот свет.

– Любит? Этот шакал, избивавший собственных родителей, вымогавший деньги у слабых, любит только себя. У него патологическое себялюбие, а такие люди не способны на сильное чувство, но все, забыли, – с чувством воскликнул я.

Покидали мы город с явным чувством облегчения. Все, что я видел, подействовало на меня настолько сильно, что как бы застопорило мое сознание, и только в машине до меня дошла чрезвычайная важность всего случившегося.

Я на автомате вел машину и думал о том, что в ближайшее время предстояло выпытать у родителей все семейные тайны, которые привели к отчуждению и полному разрыву моего отца с собственной семьей. Мысль о том, что мой отец бросил собственную престарелую мать умирать в полном одиночестве, не давала мне покоя. По привычке я строил различные предположения и гипотезы и так увлекся, что чуть не врезался во встречный лесовоз.

– Семен, что с тобой? Очнись наконец! Мы реально разобьемся! – взвизгнула Лена. – Давай-ка лучше я сяду за руль.

– Согласен, – улыбнулся я и остановил машину.

– Хороша машинка, – хлопнув по рулевому колесу, воскликнула Лена и до упора надавила на газ.

– Лена, я очень хочу о тебе знать все! Все-все!

– То есть кто я, с кем я и т. д., и т. п.? А ты знаешь, как моя подруга говаривала в подобных случаях? Не знаешь. Она говорила, что секс – это еще не повод для знакомства, тем более близкого, – засмеялась Лена.

– У нас был не просто секс. Главное – ты меня спасла, поставила на ноги, без тебя мне невозможно было бы добраться до Москвы, а сейчас это самое важное. Так что давай, колись.

– Тогда слушай. Мне 20 лет, окончила медучилище, безработная, живу с матерью, когда мне было 7 лет, отец погиб в автомобильной аварии.

– Не много, но для начала вполне хватает. Теперь я скажу о себе: мне 27 лет, образование высшее, был журналистом, теперь менеджер в одной московской компании, холост, живу то в Клинске, то в Москве.

– Забыл сказать о характере.

– Характер у меня сложный, въедливый и неуживчивый, особая страсть – бить ремнем строптивых женщин, морить их голодом и всячески издеваться над ними.

– Ну ты даешь, реально самый настоящий злодей! – засмеялась Лена. – А коль так, то что ты собираешься сделать с теми, кто тебя побил?

– Еще не знаю. Не думал. Их поймать сначала надо, а уже потом решать, что с ними делать.

– Я бы их реально разорвала на части.

– Ну, уж так бы и разорвала, а как же Христовы заповеди? – улыбнулся я.

– Да, реально разорвала бы, – засмеялась Лена и вдруг пропела: – О месть, как ты сладка, а заповеди, они для святош. Кстати, те двое прощелыг, кажется, знают этих хулиганов, а значит, через них можно найти эту троицу.

– Надо сначала поправиться, уладить московские дела, а уже потом думать о мести. Хотя какая к черту месть – просто наказать за содеянное.

– Прости, но пока ты спал, я заглянула в твой компьютер, прочла статью, из-за которой тебя побили, и подумала, что этой статьей ты вполне отмстишь за себя. Статья злая, сокрушительная, за нее могут реально убить.

Пока мы вот так болтали, солнце поднялось из-за туч, и его лучи оживили все вокруг. Смешанный лес ласково шелестел листвой берез, ольхи, рябины и тальника, хмурые ели протянули свои мохнатые лапы к солнечным лучам и тихонько покачивались под порывами свежего ветерка.

– Красота, – потянулся я.

– Сеня, ты не бросай это дело, найди мерзавцев и накажи их. Как говорит моя подруга, зло порождает зло, но оставлять зло безнаказанным – значит порождать еще большее зло. Я только что была у нее в гостях и видела ее горе. Понимаешь, один московский пижон несколько лет назад охмурил ее мать, и с тех пор у них все идет вкривь и вкось. Когда он нагулялся и бросил бедную женщину, она с горя запила, потом потеряла престижную работу и опустилась на самое дно: собирала бутылки, тряпье сдавала и снова напивалась. Так почти год, до тех пор пока однажды, поздней осенью, она не уснула в скверике, где ее утром обнаружил дворник. Это спасло ей жизнь, но отняло здоровье, теперь она лежит дома, почти полностью парализованная, исхудавшая, беспомощная.

– А что же твоя подруга? – спросил я.

– Поклялась реально отомстить подонку. Все, молчи, поговорим потом, мы уже в Москве, а теперь говори куда рулить.

– По Ленинградскому проспекту прямиком к Белорусскому вокзалу, дальше по Тверской-Ямской.

Пока мы неспешно ехали по столичным улицам и молчали, я предался сладким мечтам о продолжительном отдыхе на берегах Адриатики. Ребра болели, но голова прояснилась, и я переключился на настоящее.

Настоящее, если не считать полученных травм, было прекрасным, мне вдруг показалось, что я обрел нечто большее, чем просто очередную любовницу. Лена явно относилась к разряду неординарных личностей, как я понял, с ней можно было не только валяться в постели, но и говорить. Если бы не назойливое «реально», все было бы здоровски! Главное, она умела слушать меня, болтуна от природы, что мне, как всякому неглупому мужику, всегда было приятно и льстило самолюбию. На фоне удачно приобретенной работы, прекрасного ко мне отношения моего тайного «хозяина» и очень высокого заработка появление Лены дополнило картину моего благополучия. Будущее казалось еще более заманчивым: поездки на ближний и средний Восток, в Европу, где Италия, Франция и страны Бенилюкса с нетерпением ждали моего вояжа и заранее готовились поразить меня своими прелестями.

– На Большую Дмитровку, – скомандовал я и приготовил дискету со статьей, которую написал ранним утром и решил опубликовать ее у своих старых знакомцев.

Мы проехали несколько сотен метров и остановились у одного из домов, где размещалась редакция газеты.

– Лена, не могла бы ты отнести вот эту дискету шефу-редактору?

– Отчего же, говори куда идти, кому отдавать и что передать!

– Третий этаж, угловой кабинет, отдать тому, кто будет сидеть за столом напротив двери, в которую ты войдешь.

– Понятно. Жди.

Лена взяла сумочку, положила в нее дискету и легкой походкой направилась в редакцию. Очень быстро вернувшись, она воскликнула:

– Ой ля-ля, ну у вас и сотрудники. Лысый похотливый старик, которому я передала дискету, так глазел на меня, что чуть не подавился собственной слюной. Мне показалось, еще минута – и он изнасилует меня.

– Я бы не удивился, уж очень ты сексапильна.

– Все, молчи и говори куда рулить.

– На Неглинную, – махнул я рукой.