Электронная библиотека » Александр Ткаченко » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 20 октября 2023, 09:04


Автор книги: Александр Ткаченко


Жанр: Религия: прочее, Религия


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

А иное два Василия бѣшаные бывали у меня прикованы, странно и говорить про нихъ.

А еще сказать ли, старец, повесть тебѣ? Блазновато, кажется, да уже сказать – не пособить. В Тобольске была дѣвица у меня, Анною звали, какъ впред еще ехал, маленька ис полону ис кумыкъ привезена, дѣвъство свое непорочно соблюла. В совершенъствѣ возраста отпустил ея хозяин ко мнѣ; зѣло правильне и богоугодне жила. Позавидѣ дияволъ добродѣтели ея, наведе ей печаль о Елизарѣ, о первом хозяинѣ ея. И стала плакать по нем, таже и правило презирать, и мнѣ учинилась противна во всем, а дочь мнѣ духовная. Многажды в правило и не молясь простоит, дремлет, прижавъ руки. Благохитрый же Богъ, наказуя ея, попустил бѣса на нея: стоя лѣностию в правило, да и взбѣсится. Аз же, грѣшный, жалѣя по ней, крестом благославлю и водою покроплю, и бѣсъ отступит от нея. И тово было многажды.

Таже в правило, задремавъ, и повалилася на лавку и уснула. И не пробудилась три дни и три нощи: тогда-сегда дохнетъ. Аз же по временамъ кажу ея, чаю, умретъ. В четвертый же день встала и, сѣдши, плачетъ. Есть даютъ – не естъ и не говоритъ. Того же дня в вечер, проговоря правило и распустя всехъ, во тмѣ началъ я правило поклонное, по обычаю моему. Она же, приступи ко мнѣ, пад, поклонилась до земли. Аз же от нея отшелъ за стол, бояся искусу дьявольскова, и сѣлъ на лавке, молитвы говоря. Она же, к столу приступи, говорит: «Послушай, государь, велѣно тебѣ сказать». Я и слушать сталъ. Она же, плачючи, говоритъ: «Егда-де я, батюшко, на лавку повалилась, приступили два ангела и взяли меня и вели зѣло тѣснымъ путем. На лѣвой странѣ слышала плачь с ры-даниемъ и гласы умильны. Таж-де привели меня во свѣтлое мѣсто: жилища и полаты стоятъ. И едина полата всѣхъ болши и паче всѣхъ сияетъ красно. Ввели-де меня в нея, а в ней-де стоятъ столы, а на нихъ послано бѣло и блюда з брашнами стоятъ. По конец-де стола древо многовѣтвено повѣвает и гараздо красно, а в немъ гласы птичьи умильны зѣло, не могу про них нынѣ сказать. Потом-де меня вывели из нея; идучи, спрашиваютъ: “Знаешь ли, чья полата сия?” И я-де отвѣщала: “Не знаю, пустите меня в нея”. И онѣ мне отвѣщали сопротивъ: “Отца твоего Аввакума полата сия. Слушай ево, так-де и ты будешь с ним. Крестися, слагая перъсты так, и кланяйся Богу, какъ тебѣ онъ наказываетъ. А не станешь слушать, так будешь в давешнемъ мѣсте, гдѣ слышала плакание то. Скажи жо отцу своему, мы не бѣси, мы ангели, смотри – у нас и папарты”. И я-де, батюшко, смотрила: бѣло у ушей-тех их»243.

По том, испрося прощения, исправилася благочинно по-прежнему жить. Таже ис Тобольска сослали меня в Дауры, аз же у сына духовнаго оставилъ ея тутъ. А дьяволъ опять здѣлал по-своему: пошла за Елизара замужъ и дѣток прижила. Егда услышала, что я еду назад, отпросясь у мужа, постриглась за мѣсяцъ до меня.

А егда замужем была, по временам бѣсъ мучил ея. Егда же аз в Тоболескъ приехалъ, пришла ко мнѣ и робятишек двоих положила пред меня, – кающеся, плачетъ и рыдаетъ. Аз же пред человѣки кричю на нея. Потом к обѣдне за мною в церковь пришла, и во время переноса напал на нея бѣсъ: учала кричать кокушъкою и собакою и козою блекотать. Аз же зжалихся, покиня «Херувимъскую» пѣть, взявъ крестъ от олтаря и на бѣса закричалъ: «Запрещаю ти именем Господнимъ! Изыди из нея и к тому не вниди в нея!» Бѣсъ и покинулъ ея. Она же припаде ко мнѣ за нюже вину. Аз же простил и крестом ея благословил, и бысть здрава душею и тѣлом. Потом и на Русь я вывез ея. Имя ей во иноцех Агафья, страдала много вѣры ради з дѣтми моими на Москвѣ, с Ываном и Прокопьем, за поруками их всѣхъ вмѣсте Павел-митрополит волочил244.

Ко мнѣ же, отче, в дом принашивали матери дѣток своих маленьких, скорбию одержимы грыжною. И мои дѣтки егда скорбѣли во младенчествѣ грыжною жъ болѣзнию, и я маслом помажу священным с молитвою презвитерскою чювъства вся и, на руку масла положа, вытру скорбящему спину и шулнятка, – и Божиею благодатию грыжная болѣзнь и минуется. И аще у коего младенца та же отрыгнет скорбь, и я так же сотворю, и Богъ совершенно исцеляет по своему человѣколюбию.

А егда еще я попом былъ, с первыхъ временъ, егда к подвигу сталъ касатися, тогда бѣсъ меня пуживал сице. Изнемогла у меня жена гораздо, и приехалъ к ней отецъ духовной; аз же из двора пошелъ во церковь по книгу с вечера, глубоко нощи, по чему исповѣдывать больную. И егда пришелъ на паперть, столик маленькой, тут поставленъ, поскакивает и дрожитъ бѣсовским дѣйством. И я, не устрашася, помолясь предъ образом, осѣнил ево рукою и, пришед, поставилъ ево на мѣсте, – так и перестал скакать. И егда я вошелъ в трапезу, тутъ иная бѣсовская игрушка: мертвецъ на лавке стоял в трапезе непогребеной, и бѣсовским дѣйстъвом верхняя доска раскрылась и саван стал шевелитца на мертвомъ, меня устрашая. Аз же, помолясь Богу, осѣнил мертваго рукою, – и бысть по-прежнему паки. Егда же вошел в олтарь, – ано ризы и стихари шумятъ и летаютъ с мѣста на мѣсто: дьяволъ дѣйствуетъ, меня устрашая. Аз же, помоляся и прѣстолъ поцеловав, благословил ризы рукою и, приступивъ, их пощупал, а онѣ висятъ по-старому на мѣсте. Аз же, взявъ книгу, и вышел ис церкви с миромъ. Таково то бѣсовское ухищрение к человѣком.

Еще скажу вам о жертвѣ никониянской. Сидящу ми в темнице, принесоша ми просвиру вынятую со крестомъ Христовымъ. Аз же, облазняся, взял ея и хотѣлъ потребить наутро, чаял, чистая, – православная над нею была служба, понеже поп старопоставленой служилъ над нею. А до тово онъ поп по новым служил книгам и паки сталъ служить по-старому, не покаявся о своей блудне.

Положа я просвиру в углу на мѣсте и кадилъ в правило в вечер. Егда же возлегъ в нощь ту и умолкоша уста моя от молитвы, прискочиша ко мнѣ бѣсовъ полкъ, и един, щербатъ, черменъ, взял меня за голову и говоритъ: «Семъ-ко ты сюды, попалъ ты в мои руки!» – и завернулъ мою голову. Аз же, томяся, еле-еле назнаменовалъ Исусову молитву, – и отскочиша и исчезоша бѣси. Аз же, стоня и охая, недоумѣюся, за что меня бѣсъ мучил. Помоля Бога, опять повалился. Егда же забыхся, вижу на нѣкоем мѣсте церковь и образъ Спасовъ и крестъ, по-латынѣ написанъ; и латынники, инымъ образомъ приклякивая, молятся по-латынски. Мнѣ же нѣкто от предстоящих велѣлъ крестъ той поцеловати. Аз же егда поцеловах, нападоша на мя паки бѣси и зѣло мя утрудиша. Аз же послѣ их встащился зѣло разслаблен и разломан, не могу и сидѣть; уразумѣлъ, яко просвиры ради от бѣсовъ обруганъ, – выложилъ ея за окошко и нощъ ту и день препроводил в трудѣ и немощьствуя, разсуждая, что сотворю над просвирою.

Егда же прииде нощъ другая, по правилѣ возлегшу ми, и, не спя, молитвы говорю. Вскочиша бѣсовъ полъкъ в кѣлью мою з домрами и з гутками, и одинъ сѣлъ на мѣстѣ, идѣже просвира лежала. И начата играти в гутки и в домры, а я у них слушаю, лежа; меня ужъ не тронули, и исчезоша. Аз послѣ их возставъ, моля Бога со слезами, обѣщалъся жжечь просвиру ту. И прииде на мя благодать Духа Святаго; яко искры во очию моею блещахуся огня невещественнаго, и самъ я в той час оздравѣлъ; благодатию духовною сердце мое наполнилося радости. Затопя печь и жжегше просвиру, выкинулъ и пепелъ за окошко, рекохъ: «Вотъ, бѣсъ, твоя от твоих245 тебѣ въ глаза бросаю!»

И на ину нощъ един бѣсъ, в хижу мою вошед, походя и ничево не обрѣте, токмо чотки из рукъ моих вышибъ, и исчезе. Аз же, поднявъ чотки, паки начал молитвы говорити. И во ино время, среди дня, на полу в поддыменье лежа, опечалихся креста ради, что на просвирѣ жжег, и от печали запѣлъ стих на глас третей: «И печаль мою пред ним возвѣщу»246, а бѣсъ в то время на меня вскричалъ зѣло жестоко больно. Аз же ужасся и паки начах молитвы говорити. Таже во ину нощъ забытием ума о крестѣ том паки опечалихся и уснух; и нападоша на мя бѣси, и паки умучиша мя, яко и прежде. Аз же, разслабленъ и изломан, насилу жив, с доски сваляся на полъ, моля Бога и каяся о своем безумии, проклял отступника Никона с никонияны, и книги их еретическия, и жертву их, и всю службу ихъ, – и благодать Божия паки прииде на мя, и здравъ бысть.

Виждь, человѣче, каково лѣпко бѣсовское дѣйство христия-ном! А егда бы сьелъ просвиру ту, такъ бы меня, чаю, и задавили бѣси. От малаго их никониянъскаго священия таковая бѣда, а от большаго – агнца причастяся – что получишь? Развѣ вѣчную муку. Лутче умереть не причастяся, нежели, причастяся, осуждену быти!

О причастии святых Христовых непорочных Таин. Всякому убо в нынѣшнее время подобает опасно жити и не без разсмотрения причащатися Тайнам. Аще ли гонения ради не получишь священника православна, и ты имѣй у себя священное служение от православных запасный Агнецъ, и, обрѣтше духовна брата, аще и не священника, исповѣждься ему, пред Богом каяся. И по правилѣ утреннѣм на коробочку постели платочикъ, пред образомъ зажги свѣчку, и на ложечку водицы устрой на коробке и в нея положи часть Тайны; покадя кадилом, приступи со слезами, глаголя: «Се приступаю к Божественному причащению, Владыко, да не опалиши мя приобщением, но очисти мя от всякия скверны, огнь бо, – реклъ еси, – недостойных опаляя. Се предлежит Христос на пищу всѣмъ, мнѣ же прилѣплятися Богови благо есть и полагати на Господа упование спасения моего. Аминь»247. И по томъ причастися с сокрушенным сердцем и паки воспой благодарная к Богу, и поклонцы по силѣ, прощение ко брату. Аще един, и ты ко образу, пад на землю, глаголи: «Прости мя, Владыко, Христе Боже, елико согрѣших»248, весь до конца говори. И потом образ целуй и крестъ на себѣ. А прежде причастия надобе же образ целовать. Ну, прости же и меня, а тебя Богъ простит и благословит. Вот хорош и умереть готов. Сице видал в правилѣхъ указано, твори так, не блюдись.

Еще тебѣ скажу, старец, повѣсть, как я был в Даурахъ с Пашковымъ с Афонасьемъ на озерѣ Иръгене. Гладны гораздо, а рыбы никто добыть не может, а инова и ничево нѣтъ, от глада исчезаем. Помоля я Бога, взявъ двѣ сѣти, в протоке перекидал. Наутро пришел, – ано мнѣ Богъ далъ шесть язей да двѣ щуки. Ино во всѣхъ людях дивно, потому никто ничево не может добыть. На другие сутки рыб з десять мнѣ Богъ дал. Тут же свѣдавъ Пашков и исполняся зависти, збил меня с тово мѣста и свои ловушки на том мѣсте велѣлъ поставить, а мнѣ, на смѣх и ругаясь, указал мѣсто на броду, гдѣ коровы и козы бродят. Человѣку воды по лодышку, – какая рыба, и лягушек нѣт! Тутъ мнѣ зѣло было горько. А се, подумавъ, рече: «Владыко Человѣколюбче, не вода даетъ рыбу, ты вся промысломъ своимъ, Спасе наш, строишь на пользу нашу. Дай мнѣ рыбки-той на безводном-том мѣсте, посрами дурака тово, прослави имя твое святое, да не рекутъ невѣрнии: “Гдѣ есть Богъ их!”»249. И помоляся, взявъ сѣти, в водѣ з дѣтьми бродя, положили сѣти. Дѣти на меня, бѣдные, кручиняся, говорят: «Батюшко, к чему гноить сѣти-те? Видиш ли, и воды нѣту, какой быть рыбе?» Аз же, не послушавъ ихъ совѣту, на Христа уповая, здѣлал так, какъ захотѣлось.

И наутро посылаю дѣтей к сѣтям. Онѣ же отвѣщали: «Батюшкогосударь, пошто итти, какая в сѣтях рыба! Благослови нас, и мы по дрова лутче збродим». Меня же духъ подвизает, – чаю в сѣтях рыбу. Огорчась на болыиова сына Ивана, послал ево одново по дрова, а с меньшимъ потащилъся к сѣтям сам, гораздо о том Христу докучаю. Егда пришли, – ино и чюдно, и радошно обрѣли: полны сѣти напехал Богъ рыбы, свившися клубомъ, и лежат с рыбою о середке. И сынъ мой Прокопей закричалъ: «Батюшко-государь, рыба, рыба!» И аз ему отвѣщалъ: «Постой, чадо, не тако подобаетъ, но прежде поклонимся Господу Богу, и тогда пойдем в воду».

И помолясь, вытащили на берегъ рыбу, хвалу возсылая Христу Богу. И паки построя сѣти на том же мѣсте, рыбу насилу домой оттащили. Наутро пришли – опять столько же рыбы, на третий день паки столько же рыбы. И слезно, и чюдно то было время.

А на прежнемъ нашем мѣсте ничево Пашкову не даетъ Богъ рыбы. Он же, исполняся зависти, паки послал ночью и велѣлъ сѣти мои в клочки изорвати. Что-петь з дураком дѣлаешь! Мы, собравъ рваные сѣти, починя втай, на ином мѣсте промышлявъ рыбку, кормились, от нево таяся. И здѣлали езъ250, Богъ же и там сталъ рыбы давати. А дьяволъ ево научилъ, и езъ велѣлъ втай раскопать. Мы, терпя Христа ради, опять починили; и много тово было. Богу нашему слава, нынѣ и присно и во вѣки вѣкомъ. Терпѣние убогих не погибнет до конца251.

Слушай-ко, старец, еще. Ходил я на Шакшу-озеро252 к дѣтям по рыбу – от двора верстъ с пятнатцеть, там с людми промышляли – в то время, как ледъ трѣснул и меня напоил Богъ; и у дѣтей накладше рыбы нарту большую, и домой потащилъ маленкимъ дѣтям, после Рожества Христова. И егда буду насреди дороги, изнемогъ, таща по землѣ рыбу, понеже снѣгу там не бывает, токмо морозы велики. Ни огня, ничево нѣтъ, ночь постигла. Выбилъся из силы, вспотѣл, и ноги не служатъ. Верстъ с воемъ до двора; рыба покинуть и так побрести – ино лисицы розъедят, а домашние гладны; все стало горе; а тащить не могу. Потаща гоны мѣста, ноги задрожатъ, да и паду в лямке среди пути ницъ лицем, что пьяной; и озябше, вставъ, еще попойду столько же, и паки упаду.

Бился такъ много, блиско полуночи. Скиня с себя мокрое платье, вздѣлъ на мокрую рубаху сухую тонкую тафтяную бѣлыю шубу и взлѣз на вершину древа, уснулъ. Поваляся, пробудился, – ано все замерзло, и базлуки на ногах замерзли, шубенко тонко, и животъ озябъ весь. Увы, Аввакумъ, бѣдная сиротина, яко искра огня угасает и яко неплодное древо посѣкаемо бывает, только смерть пришла. Взираю на небо и на сияющия звѣзды, тамо помышляю Владыку, а самъ и прекреститися не смогу: весь замерзъ. Помышляю, лежа: «Христе, свѣте истинный, аще не ты меня от безгоднаго сего и нечаемаго времени избавишь, нѣчева мнѣ стало дѣлать, яко червь исчезаю!» А сѣ согрѣяся сердце мое во мнѣ, ринулся с мѣста паки к нартѣ и на шею, не помню как, взложилъ лямку, опять потащил. Ино нѣтъ силки. Еще версты с четырѣ до двора, – покинул, и не хотя, все, побрел один. Тащилъся с версту да и повалился, только не смогу; полежавъ, еще хощу побрести, ино ноги обмерзли, не смогу подымать; ножа нѣтъ, базлуков отрѣзать от ногъ нѣчемъ. На колѣнях и на руках ползъ с версту. Колѣни озябли, не могу владѣть, опять легъ. Уже дворъ и не само далеко, да не могу попасть; на гузнѣ помаленьку ползу. Кое-какъ и доползъ до своея конуры. У дверей лежу, промолыть не могу, а отворить дверей не могу же.

К утру уже встали, уразумѣвъ, протопопица втащила меня, бытто мертвова, в ызбу; жажда мнѣ велика – напоила меня водою, разболокши. Два ей горя, бѣдной, в ызбѣ стало: я да корова немощная, – только у нас и животов было, – упала на водѣ под ледъ, изломався, умирает, в ызбѣ лежа. В двацети в пяти рублях сия нам пришла корова, робяткам молочка давала. Царевна Ирина Михайлова ризы мнѣ с Москвы и всю службу в Тоболескъ прислала253, и Пашковъ, на церковной обиход взявъ, мнѣ в то число коровку ту было дал; кормила с робяты год-другой. Бывало и с сосною, и с травою молочка тово хлебнешь, так лехче на брюхе.

Плакавъ, жена бѣдная с робяты зарѣзала корову и истекшую кровь ис коровы дала найму-казаку, и онъ приволок мое с рыбою нарту.

На обѣде я едше, грѣх ради моих, подавился – другая мнѣ смерть! С полчаса не дышалъ, наклонясь, прижавъ руки, сидя. А не кусомъ подавился, но крошечку рыбки положа в ротъ: вздохнулъ, воспомянувъ смерть, яко ничтоже человѣкъ в житии семъ, а крошка в горло и бросилась да и задавила. Колотили много в спину, да и покинули; не вижу ужъ и людей, и памяти не стало, зѣло горько-горько в то время было. Ей, горька смерть грѣшному человѣку! Дочь моя Агрепѣна254 была невелика, плакавъ, на меня глядя, много, и, никто ея не учил – робенокъ, розбѣжався, локтишками своими ударилась в мою спину, – и крови печенье из горла рыгнуло, и дышать сталъ. Большие промышляли надо мною много и без воли Божии не могли ничево здѣлать; а приказал Богъ робенку, и онъ, Богомъ подвизаем, пророка от смерти избавил. Гораздо невелика была, промышляет около меня, бытто большая, яко древняя Июдифь о Израили, или яко Есвирь о Мардохѣе, своем дядѣ, или Девора мужеумная о Вараце255.

Чюдно гораздо сие, старецъ: промыслъ Божий робенка наставил пророка от смерти избавить!

Дни с три у меня зѣлень горькая из горла текла, не могъ ни есть, ни говорить. Сие мнѣ наказание за то, чтоб я не величался пред Богом совѣстию своею, что напоил меня среди озера водою. А то смотри, Аввакумъ: и робенка ты хуже, и дорогою было, идучи, исчезнут; не величайся, дурак, тѣмъ, что Богъ сотворит во славу свою чрез тебя какое дѣло, прославляя свое пресвятое имя. Ему слава подобает, Господу нашему Богу, а не тебѣ, бедному, худому человѣку. Есть писано во пророцѣхъ, тако глаголет Господь: Славы своея иному не дам256. Сие реченно о лжехристах, нарицающихся богомъ, и на жиды, не исповѣдающих Христа Сыном Божиимъ. А инъдѣ писано: Славящия мя – прославлю257. Сие реченно о святых Божиих; егоже хощет Богъ, того прославляетъ.

Вотъ смотри, безумнѣ, не сам себя величай, но от Бога ожидай; какъ Богъ хощетъ, так и строит. А ты-су какой святой: из моря напился, а крошкою подавился! Только б Божиим повелѣнием не ребенок от смерти избавил, и ты бы, что червь: был, да и нѣтъ! А величаесся, грязь худая: я-су бѣсов изгонял, то, се дѣлал, – а себѣ не могъ помощи, только бы не робенок! Ну, помни же себя, что нѣтъ тебя ни со што, аще не Господь что сотворит по милости своей, ему же слава.

О сложении перъст.

Всякому убо правовѣрну подобаетъ крѣпко перъсты в рукѣ слагая держати и креститися, а не дряхлою рукою знаменатися с нерадѣнием и бѣсов тѣшить. Но подобаетъ на главу, и на брюхо, и на плеча класть рука с молитвою, еже бы тѣло слышало, и, умомъ внимая о сих тайнах, крестися. Тайны тайнам в руке перъсты образуютъ, сице разумѣй. По преданию святых отецъ подобаетъ сложите три перъста, великий, и мизинец, и третий, подлѣ мизинаго, всѣхъ трехъ концы вкупе, – се являет триипостасное Божество, Отца, и Сына, и Святаго Духа; таже указателный и великосредний, два сия, сложити и единъ от двухъ, великосредний, мало наклоните, – се являетъ Христово смотрение Божества и человѣчества. Таже вознести на главу, – являетъ Умъ нерожденный: Отецъ роди Сына, превѣчнаго Бога, прежде вѣкъ вѣчныхъ. Таже на пупъ положите, – являет воплощение Христа, Сына Божия, от святыя Богоотроковицы Марии. Таже вознести на правое плечо, – являетъ Христово вознесение и одесную отца сѣдѣние и праведных стояние. Таже на лѣвое плечо положити, – являет грѣшных от праведных отлучение, и в муки прогнание, и вѣчное осуждение258.

Тако научиша нас перъсты слагати святии отцы, Мелетий, архиепископъ Антиохийский, и Феодоритъ блаженый, епископъ Киринѣйский, и Петръ Дамаскинъ, и Максим Грекъ259. Писано о семъ во многих книгах: во Псалтырях, и в Кирилове, и о вѣре в Книге, и в Максимове книге, и Петра Дамаскина в книге, и в житье Мелетиеве260, – везде единако святии о тайнѣ сей по-вышереченному толкуютъ.

И ты, правовѣрнѣ, назидая себя страхом Господнимъ, прекрестяся и падъ, поклонися главою в землю, – се являетъ Адамово падение. Егда же восклонисся, – се являетъ Христовым смотрением всѣхъ нас востание, – глаголи молитву, сокрушая свое сердце: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грѣшнаго». Таже твори по уставу и метание на колѣну, какъ Церковь прежде держала; опирайся руками и колѣнми, а главу до земли не доводи. Такъ Никонъ, Черныя Горы игуменъ261, повелѣваетъ в своей книге творити метания262: всякому своя плоть пометати пред Богомъ подобаетъ без лѣности и без гордыни, во церкви, и в дому, и на всяком мѣсте. Изряднее же в Великий постъ томить плоть своя по уставу, да не воюетъ на духъ. В празники же, и в суботы, и в недѣли просто молимся стояще, поклоны по уставу творим поясные, и в церк-ве, и в кѣлье, изравняюще главу противъ пояса, понеже празника ради не томим плоти метанием, а главу наклоняем в пояс без лѣности и без гордыни Господу Богу и творцу нашему. Субота бо есть упокоения день, во н же Господь почи от всѣхъ дѣлъ своих, а недѣля – всѣхъ нас востание Воскресения ради. Тако же и празники, радосно и духовно веселящеся, торжествуем.

Видишь ли, боголюбче, какъ у святых-тѣхъ положено розводно, – и спасительно, и покойно; не какъ у нынѣшних антихристова духа: и в Великой постъ метания на колѣну класть, окаянные, не захотѣли, гордыни и лѣности ради. Да что сему конецъ будетъ? Развѣ умерши станут кланятца прилѣжно; да мертвые уже на ногах не стоят и не кланяются, лежатъ всѣ и ожидаютъ общаго востания и противо дѣлъ воздаяния. А мнѣ видятся равны уже онѣ мертвецам-тѣмъ, аще и живи суть, но исполу живи, но дѣла мертвечия творят, срамно и глаголати о них.

Онѣ жо, бѣдные, мудръствуютъ трема перъсты креститца, большой, и указателный, и великосредний слагая в троицу, а не вѣдомо, в какую, – болыно в ту, что во Апокалипсисе пишет Иванъ Богословъ: змий, звѣрь, лживый пророкъ263. Толкование: змий глаголется дияволъ, а лживый пророкъ – учитель ложной, папа или патриархъ, а звѣрь – царь лукавой, любяй лесть и неправду.

Сия три перъста предал Фармос, папа римъской, – благословлял и крестилъся ими. И по нем бывый Стефанъ, седмый папа, выкопавъ, поругал ево, – перъстъ отсѣкше, бросилъ на землю. И разступилася земля, и пожре перстъ. Таже, отсѣкше, другий бросилъ, – и бысть пропасть велика. Потом и третий, отсѣкши, бросил, – и изыде из земли смрад лютъ, и начаша люди от смрада издыхати. Стефан же велѣл и тѣло Фармосово в Тиверь-рѣку кинуть, и, сложа персты своя по преданию, благословил пропасть, – и снидеся земля по-прежнему паки264. О сем писано в лѣтописце латынском, о вѣре Книга указуетъ лѣтописецъ которой265.

Но аще ревнитель Стефанъ и обличилъ сию триперъсную ересь, а однако римляне и донынѣ трема персты крестятся; потом и Польшу прельстили и вси окресныя рѣши, немец, и серби, и албанасы, и волохи, и греки, вси обольстились. А нынѣ и наша Русь ту же три перста возлюбила – предание Никона-отступника со дьяволомъ и с Фармосом.

Еще же и новой адовъ пес выскочил из безны, в греках Дамаскинъ, иподьякон-безъимянник, и предал безумным грекам тѣ же три перста, – толкует за Троицу, отсѣкая вочеловѣчение Христово266. Чему быть, – выблядок того же римскаго костела, брат Никону-патриарху!


Да там же в греках какой-то, сказываютъ, протопоп Малакса архиереомъ и ереомъ благословлять рукою повелѣвает, нѣкако и странно сложа персты, «Исус Христомъ»267. Все дико: у давешняго врага вочеловѣчения нѣтъ, а у сего Малаксы Святыя Троицы нѣтъ. Чему быть, – время то пришло: нѣкѣмъ им играть, аже не Богомъ! Да что на нихъ и сердитовать! Писаное время пришло. Ипполит святый и Ефремъ Сиринъ, издалеча уразумѣвъ о семъ времени, написали сице268: «И дастъ имъ, скверный, печать свою за знамение Спасителево». Се о трехъ перъстах реченно.

Егда сам себя волею своею печатает трема персты, таковаго умъ тѣменъ бывает и не разумѣвает правая, всегда помрачен, печати ради сея скверныя.

Еще же и другое писание: «И возложитъ им скверный и мерский образ на чело». Се писано о архиерейском благословении, еже Малакса предал; от разумѣющих толкуется: идолъ в руке слагая, на чело возлагаютъ, еже есть мерский образ. Да будутъ онѣ прокляти со своим мудрованиемъ развращеннымъ, тотъ – такъ, другой – инакъ, сами в себѣ несогласны, враги креста Христова!

Мы же держим святых отецъ предание, Мелетия и прочих, неизмѣнно. Якоже знаменуемся пятью перъсты, такоже и благословляемъ пятью перъсты, во Христа и во святую Троицу слагая по-вышереченному, какъ святии предаша. И при царѣ Иване бывый в Москвѣ помѣстный собор269 так же персты повелевает слагати, якоже Феодорит, и Мелетий, и Петръ, и Максим Грек научиша270, пятью персты креститися и благословляти. Тамо на соборѣ быша знаменосцы Гурий и Варсонофий и Филиппъ, русския чю-дотворцы271.

И ты, правовѣрне, без сомнѣния держи предание святых отецъ, Богъ тебя благословит, умри за сие, и я с тобою же долженъ. Станемъ добре, не предадимъ благовѣрия, не по што нам ходить в Перейду мучитца, а то дома Вавилонъ нажили!272 Слава о семъ Христу, Сыну Божию, со Отцемъ и со Святымъ Духом, нынѣ и присно и во вѣки вѣком. Аминь.

Ну, старецъ, моево вякания много веть ты слышалъ. О имени Господни повелеваю ти, напиши и ты рабу-тому Христову, как Богородица бѣса-тово в руках-тѣхъ мяла и тебѣ отдала, и как муравьи-те тебя за тайно-етъ удъ ели, и как бѣсъ-отъ дрова-те сожег, и как кѣльята обгорѣла, а в ней все цѣло, и как ты кричал на небо-то273, да и иное, что помнишь.

Слушай же, что говорю! Не станешь писать, такъ я осержусь; у меня любил слушать, чево соромитца! Скажи жо хотя немношко. Апостоли Павел и Варнава на соборѣ сказывали же во Еросалимѣ пред всѣми, елика сотвори Богъ знамения и чюдеса во языцех с нима, – в Дѣяниих зачало 36274. И 42 зачало: И величашеся имя Господа Исуса; мнози же от вѣровавших прихождаху, исповѣдующе и сказующе дѣла своя275.Дай много тово найдется во Апостолѣ и в Дѣянии. Сказывай, не бось, лише совѣсть крепку держи; не себѣ славы ища, говори, но Христу и Богородице. Пускай раб-отъ Христовъ веселится, чтучи, а мы за чтущих и послушающихъ станемъ Бога молить. Какъ умремъ, так онѣ помянут нас, а мы ихъ там помянем. Наши онѣ люди будут там, у Христа, а мы их во вѣки вѣкомъ. Аминь.



Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации