Текст книги "Каменный век"

Блок 6

Всю ночь напролет монстры скреблись под дверью и царапали стены в коридоре. Мелания их не отключила, чтоб «быстрее развивались». В какую сторону, ей уже неважно, подумал инспектор.

А во время завтрака псевдоживотные два раза влезали в его тарелку. Феодосий раслабился, лишь когда добрался до «застенка» – так любовно называли главный корпус сотрудники ССС.

Дядя Витя пришел на «собеседование» обиженный, с претензиями, сразу накинулся на инспектора.

– Больше слова моего не услышите, вы все супротив меня поворачиваете, как нарочно, – и специально рухнул в кресло, не дожидаясь приглашения, да так, чтоб оно загудело.

– Как раз слов мне больше не надо. Вашу руку, сэр.

– Зачем это… без руки мне никак… это что ж, в носу придется ковырять ногой? – засуетился дядя Витя.

Вылезшие из кресла пластиковые скобы все же прихватили его конечности, а вертящуюся голову зафиксировал обруч, выскочивший из спинки кресла. Дядя Витя стал бросать взгляды попавшего в силки зверя.

– Похлопотал вот об электрическом стуле, помурыжили, как у нас принято, но дали, ненадолго. А нам долго и не понадобится, – сообщил унылым голосом Феодосий.

Дядя Витя шутки не понял, зажмурился.

Инспектор аккуратно постучал пальцами по панели управления «электрическим стулом». Две иглы вошли в задержанного ровно в том месте, где проглядывали синие дорожки вен. С легким шипением закатались под кожу несколько кубиков крепкого транквилизатора. Через полминуты дядя Витя сидел размягченный и добрый, как после трех кружек «ерша». На голографическом экране появились его информационные отпечатки. Отпечатки его тела, его мыслей, его чувств, его слуха, обоняния, зрения. Даже комната с инспектором, которую сейчас видел дядя Витя, тоже появилась на экране. Серыми пятнами выделялись напряженные группы мышц, навязчивые мысли, ненужные чувства. Инспектор пустил по дяде Вите слабый ток. Тот захрипел.

– Ерунда, Виктор Васильевич, не разыгрывайте меня, это не похоже на боль. Смотрите на экран, видите там грязь? Сейчас эти пятна начнут таять, как черти поутру.

Объемно зазвучал «голос океана», заструился мягкий голубоватый свет, ароматизаторы добавили йодистого запаха водорослей.

– А если благовонялка сломается, противогаз мне найдется? – выступил слабым голосом дядя Витя, но с поставленной задачей справился. – Только мозги не трогайте, иначе на работе мне ничего кроме палки-копалки не доверят.

Тут он получил заряд супраэнцефалина. Дядя Витя пустил пару пузырей изо рта и перестал отличать звуковидеоряд на голографическом экране от реальности.

– Вы сейчас уйдете из этой комнаты, от этих стен, потолка, инспектора, от желания что-то что-то доказать и как-то оправдаться. Покой, Начало зовут вас. Надо вернуться к истокам и пойти снова, но уже верным путем. Не отрывайте взгляд от экрана, не пытайтесь закрыть глаза. Иначе мне придется имплантировать вам в глаза интраокулярные дисплеи.

Инспектор стал убирать с экрана изображение комнаты, вначале цвет, потом плоскости стен, потолка и пола, изображения предметов. Стер и самого себя.

– Сверху ничего нет, и по бокам, и снизу. Ничто вас не держит, вы падаете. Вы на дне самой глубокой впадины мира. Только холод и тьма вокруг. Но вас принимает в себя раковина. В ней тепло и свет, в ней забота, в ней ваша жизнь. Никогда не покидайте ее, если хотите себе блага.

В густой черноте экрана появился маленький светящийся пузырек, который принялся разрастаться, пока в нем не стал просматриваться зародыш с сильно раздутым мозгом.

– Это ваш информационный портрет. – сообщил инспектор.

Но из погруженного в нирвану почти бессознательного дяди Вити донеслось:

– Сейчас получишь у меня. Думаешь, что сердцевед, а в натуре говноед. У тебя душа – зараза, чемпион ты унитаза.

Феодосий поморщился. Не дяди-Витины угрозы так его достали – вовсе нет, к подобным фокусам он давно привык. Просто картинка на экране переменилась незапланированным образом. Уже не пузырек, а яйцо какое-то. И не эмбриончик в нем сидит, а настоящий гад, змей горыныч, противный такой дракончик.

Пасть-воронка, глаз на стебельке, пронзительный, красный, еще и отростки на тельце, все крутятся, как скакалки. И мечется дракончик туда-сюда, будто хочет яйцо расколотить.

Что-то постороннее в памяти компьютера…

Феодосий метнулся к другому экрану, поскорее опознать просочившийся из сети киберобъект. Но ничего из этой затеи не вышло. От ворот – поворот, никакой запрос не проходил из-за переполнения памяти.

– Начальник, – тем временем шепнул дядя Витя, – я тебе сейчас говорить буду, а ты записывай в скрижали истории. Скоро перекинусь я змеем, драконом ужасным. Я уже себя будущего вижу. Внушительное зрелище, пиши, поэт, свой стих. Я вам все показатели испорчу, все останетесь без квартальной премии…

Было невооруженным глазом видно, что дядя Витя «расфокусировался». Но колоть его опасно, супраэнцефалин ему и так всю защиту снял.

– Сейчас только отколупну скорлупку немного, – бредил дядя Витя, – да ногу высуну, к ней ножная сила и привяжется, она поможет одолеть дорогу. Потом и руку за ручной силой протяну. А это значит, что я чего хочешь достану. Потом крылатую силу выловлю, и, значит, до неба доберусь. Когда я большим сделаюсь, басурманов затошнит со страху, а певец песню споет про наш с тобой поединок. Я тебя головой укушу и конечностями зацарапаю. Ты только заранее в протокол занеси, что ристалище у нас честное.

И тут свет в помещении исчез – совершенно неожиданно. Инспектор сумел быстро перестроиться. Вытащил из ящика стола свой хорошо пристрелянный «э-маузер».

Помахал огоньком зажигалки перед лицом арестанта. Дядя Витя был погружен в себя и не обращал на инспектора никакого внимания. Феодосий, профессионально удерживая его смутную фигуру краем зрения, подкрался на цыпочках к двери. Она была совсем не на замке, каталась себе взад-вперед, как в сарае.

Взвыла сирена, длинный звуковой сигнал, на до-ре-ми. Уже, выходит, отключился и внешний периметр охраны.

Инспектор скинул обруч с головы арестанта, выдернул его руки из держателей и влепил кулаком ему в сельский лоб. Дядя Витя рухнул вместе с «электрическим стулом», успев проорать «всех не перебьешь».

И тут же вернулся свет в лампы и экраны, заткнулся сигнал тревоги, щелкнул, закрываясь, замок двери. Феодосий уселся на свое место, промокая мокрое лицо рукавом, «э-маузер» на всякий пожарный положил поближе – в карман. А дракон на экране съежился в точку и исчез…

Инспектор съел конфету – сласти всегда помогали проведению анализа, особенно если с добавкой нейроакселераторов. Подышал полным носом из курильницы с ладаном – это успокаивало. Наверняка, его подопечный затащил «К2» из сетевого эфира своими мыследействиями. Ну-ка, еще раз попробовать ухватить вируса за хвост.

Но хватать было уже поздно. Феодосий, как пианист, бросил руки на клавиатуру и сделал снимок быстрой памяти своей рабочей станции. Чисто. Как бы узнать, что творится в рабочей зоне кибероболочки, распределенной в сотнях компьютерах? Надо бы потоньше справиться у дежурного системщика, чтобы самому не попасть в список подозреваемых.

– Коллега Матвеев, – связался инспектор с центральным пультом, – покажи-ка свое бородатое личико. Почему проводите учебные тревоги без предупреждения? Людям работать надо, а вы по нервам бжикаете. Или вы считаете, что тут нет людей?

– Какая учебная? – заистеричничал коллега Матвеев, весь бледный выше бороды. – Все коды доступа к периметрам защиты были рассекречены. Оболочка стала менять коды в аварийном режиме. И, самое интересное, никаких следов атаки. Я еще понимаю, сидела-пыхтела бы в памяти вирусная комбинаторная программка, подбирала ключи. А в системном журнале только чиркнуто «внутрисистемное тестирование, построение смысловых цепей». Где ж вирус? Уму непостижимо.

– Увы, твой ум, Матвеев, не годится для измерения непостижимости. Впрочем, ты еще поуди в системном журнале, авось рыбка клюнет. – Феодосий ушел со связи отчасти довольный. Пока что он ни в чем не виноват. Виновато нечто. «К2»?

Почему мы называем «К2» вирусом? Какой вирус выживет при внутрисистемном тестировании? Только полезный вирус. Тот, что умеет встраиваться в оболочку. Что помогает ей в работе над смысловыми цепями. Теперь деревенского дядю с соплей под носом и близко к сетевой среде нельзя подпускать – вредность слишком глубоко в нем сидит.

Пока Феодосий оценивал дядю Витю как источник постоянного зла, его подопечный отвечал ему в том же духе, но другими словами. Селянин снова расселся в кресле, напялил на голову обруч с проводками и уверенно направлял инспектора в срамные места, так чтоб ему вовек не возвратиться…

Феодосий Драницын покинул Службу озадаченный и напряженный, вполне готовый к дальнейшей борьбе.

Однако дома он быстро скис и угас. Дома он окончательно убедился, что жена Мелания любит свой браслет больше, чем мужа-инспектора. Даже к робикам она нежнее, чем к нему.

Картина, которую он предполагал увидеть в бреду, а не наяву.

Теперь она даже не желала с ним общаться. То, что он раньше считал ее докучливым зуденьем, сейчас казалось щебетаньем райской птицы. Она больше не хотела перессказывать ему второсортные фильмы о киберах-убийцах и роботах-насильниках, об искусительницах-роботессах, которые питаются гениталиями своих жертв, о дьяволах-компьютерах, погубляющих самолеты и суда. Нет, Феодосий и фильмы теперь мало волновали ее.

Ныне у нее были Петух и Кот.

Мелания вела с ними какие-то игрища, малопонятные для других людей. Игрища носили боевой, оперативно-тактический характер. Стратегия же оставалась скрытой в тумане. Такими же смутными были и мыследействия, которые применяла жена, чтобы столь управлять своими киберживотными. Не привяжешь супругу к «электрическому стулу», не одурманишь ее супраэнцефалином и не начнешь считывать ее мыслекоды.

Разве что выкрасть робиков? В самом деле, они явно вышли из-под контроля у кибероболочки министерства развлечений, под чьим присмотром обязаны находиться. Какое там министерство развлечений. Не заражены ли они вообще вирусами? Вдруг у них в памяти сидит вирусный киберобъект типа «К2». Как бы их распотрошить?

Но стоило бросить на робиков хоть один пристальный взгляд, как все мечты сразу уплывали в форточку.

В гостиной и на кухне шли учебные бои. Кот прижимался к полу, пятился, наносил едва заметные из-за мгновенности удары, когти его высекали искры из холодильника, производили режущие звуки на стекле и оставляли внушительные зарубки на мебели стиля неоготика. Петух же беспрерывно нападал, наскакивал, делал ложные и настоящие выпады, пытался усесться Коту на загривок и долбануть его в темечко. От его бронебойного клювика оставались глубокие, но аккуратные ямки.

Феодосий машинально, в обход своего дисциплинированного сознания, примеривал следы от когтей и клюва к себе. И всякий раз становилось неприятно, от мозга костей до костей мозга. Особое, ни с чем не сравнимое чувство возникало, когда Петух удачно пикировал и вышибал Коту глаз. Брызгала белая окологлазная жидкость, Кот цеплял когтем свое выпавшее око и, предварительно облизав его, заправлял обратно в глазницу. И всегда рядом с тренирующимися гадами неотступно находилась Мелания в виде знатока боевых искусств. Она была арбитром, болельщиком, да похоже, что и участником. Браслет биоинтерфейса, присосавшийся к ее руке, явно играл не последнюю роль, пропуская широкий спектр мыследействий.

Ясно, что робики, как неуправляемые малые оболочки, рыскают по сетевому «эфиру», выискивая разгадки мыслекодов, и уже нахватались там разной дряни, вплоть до «кошачьего карате».

Единственное роботехническое правило, которое они пока что соблюдают – это служение хозяину, вернее хозяйке. Однако ее психическое состояние вызывает все больше вопросов…

Мелания перестала откликаться на призыв кибернетического йога провести утреннюю, дневную и вечернюю медитации. Немедля вырубала экраны, как только начинали передавать звуковидеоряды для гармонизации. Вырывала «с мясом» шнуры питания из автоматических кадильниц. Разорвала тибетские мандалы. Перестала делать пранаяму, дышала теперь поверхностно, будто на улице. Портретом махатмы вытирала пыль. Почти целый день запрещала звучать индийским мантрам…

Инспектор немного повеселел, когда она купила себе «Симбун-Сивку», газотурбинный роллер. Не моргнув глазом, швырнула все свои сбережения. Машина была по-российски удалой, по-корейски вертлявой, с широким колесом – по любой каше промчится – с микрооболочкой.

Но в отсутствие инспектора снова появился проклятый левый мастер и смонтировал в кибероболочке роллера канал для биоинтерфейса.

Нюни Феодосия распустились и заколыхались на ветру…

А потом Кот с Петухом вскочили на заднее сидение роллера, трансформировалась в два белых кирпича с глазами, и Мелания усвистала. В первый же выезд она пропала на целый день.

А в инспекторе, к середине рабочего дня, солнечное сплетение превратилось в черную дыру. Он сидел понурый в своем кабинете, и даже кресло не казалось ему теперь удобным. Темные мысли вились одна за другой без всякого усилия. Кто из нас главный, кто второстепенный, кто почва, а кто удобрение? – впервые подумалось инспектору.

Чтобы обрести снова смысл жизни, Феодосий Павлович решил выпотрошить дядю Витю, как маринованный перец, и вызвал арестанта в свой кабинет.

Дядя Витя, когда вошел, то сказал с прощупываемой ехидцей.

– Ой, как вы осунулись. Не лицо, а фига. Что, в доме нелады? Ну ничего, миленькие бранятся – только тешатся.

От этих слов Феодосия чуть не вытошнило.

– Что, я чего-то не то сказал, неверно выразился, эт у меня бывает, – спохватился задержанный.

– Ну, все, Виктор Васильевич. Хватит с вами цацкаться. Вы лишь программа, набор диверсионных мыслекодов.

– А вы не программа? – по-простецки спросил дядя Витя.

– От меня нет вреда обществу, – голос инспектора стал пронзительным, высокочастотным.

– Как же, мне от вас вред один, – рассудительно заметил дядя Витя. – А если из-за вас беда приключится для народа, то вы сами с собой что делать будете?

– Со мной этого случиться не может, – постановил Феодосий.

Внезапно шкаф раскрылся, и въехал робофициант-столик с яствами. Заиграла обеденная музыка, свет стал менее насыщенным.

– А-а, кушать люблю. Это единственное, что мне не изменит, – весело взвыл дядя Витя и прихватил со стола розетку с икрой. – Надеюсь, не акулья.

– Но я не звал робофицианта… Пошел вон, вон, – наорал Феодосий на «скатерть-самобранку».

Та неожиданно обиделась и вывалила яства на инспектора, после чего действительно уехала.

– Как же так? – Феодосий с наворачивающейся слезой смотрел на свой замаранный китель.

– Да вот так. Им тоже творить-колбасить хочется. Сольцой посыпьте, начальник, меньше пятен будет, – наслаждался сценой дядя Витя. – Может, помочь, простирнуть чего?

Все еще твердым голосом Феодосий позвал робуборщика.

Тот появился, отрапортовал: «К уборке помещения готов!» Но вместо того, чтобы убирать, принялся носиться по комнате, размазывая по ковру масло, соус и пюре.

– Подонок! – озверел Феодосий.

– Вы его не ругайте, – заступился дядя Витя. – Он, может, к идеалу стремится… ну как эти ваши революционеры и крупные бизнесмены… вот и новый бутерброд решил изобрести.

Робуборщик выставил вперед режущую плоскость и стал срезать с пола размазанные продукты, причем вместе с линолеумом.

Феодосий, как и полагается в таких случаях, прижал ладони к вискам.

– Вы только ума не лишайтесь, гражданин начальник. Еще скажут, что это все я, такой-сякой, подстроил. А я на большие дела пока не горазд. От меня только легкий сквозняк.

Инспектора тут осенило. Он сорвал со своего запястья биоинтерфейс и забросил в дальний угол, потом подскочил к робуборщику и перевернул его вверх колесиками.

– Круто вы с ним, но совершенно справедливо, – одобрил дядя Витя. – Власть употребить, и точка, так с ними и надо, экстремистами. Что же, если электрический, то все можно?

«Эти примитивные устройства не способны к самоуправству. Значит, из меня вылетели коды безумных мыследействий. Пусть какой-то вирус и сыграл роль декодера, но мыслесигналы – мои собственные. Если так, то я – преступник…, – ум Феодосия заметался, пытаясь найти хоть какую-то индульгенцию. – Единственное, что смягчит мою вину – это ссылки на инфекцию, на психическое заражение. Да-да, психическая инфекция, как пляски святого Витта. Дядя Витя каким-то образом вводит меня в резонанс…»

Феодосий почти физически ощутил, как под черепной крышкой ползает и копошится что-то чужое.

Инспектор пропел несколько мантр и копошение в голове сменилось тонкими вибрациями. Он подключил перевернутого робуборщика к своей рабочей станции, стал копаться у него в журнале событий. Вроде некоторые исполненные коды похожи на вчерашние, дяди Витины. Или нет, совпадают только базовые коды прерывания…

Что же тогда: самому на себя настучать? Или прямо застрелиться?.. Или… покончить со всеми этими высокими моралями. Пусть просыпается здоровое, животное, инстинктивное. Надо выкарабкиваться.

Раз напачкали, подотрем.

Феодосий запихнул робоуборщик в угол, превратил свою майку в тряпку. Вначале развел грязь, потом ничего получилось, если не всматриваться. Прихватил клеем и содранный линолеум.

Арестованный же крестьянин неустанно помогал дельными советами…

Следующей ночью дяде Вите опять стало жутко. Только закроешь глаза, и начинает по всему телу летать какой-то вихрь, да еще и наружу рвется. И кажется дяде Вите, только расслабится он или, предположим, чихнет, и организм его разлетится на куски, как брошенный об стену арбуз. С криком «ура» выскочит из ошметков Змей Горыныч и на форсаже улетит за горизонт. Что говорится, темницы рухнут, и свобода нас встретит с кружкою у входа. Но потом глаза дяди Вити открывались и он видел себя на койке.

Все как обычно. Со стены буравит взглядом какой-то индийский товарищ гуру, льется специально подобранный звук для сна, в углу призывно мерцает унитаз.

«Ничего интересного быть не может», – успокаивал себя дядя Витя и переворачивался на другой бок. И все-таки это случилось…

Лопнула преграда, похожая на скорлупу. Так быстро, что боль сразу разлетелась. Дядя Витя пошевелился и понял, что стал из маленького большим. То есть, он понял, что существует сразу в двух видах, маленьком и большом.

Большой дядя Витя подтянул задние конечности, распрямил их… комната как будто смялась, а стена упала. Потолок и крыша остались где-то внизу, голова же окунулась в какое-то марево.

Маленький дядя Витя прошелся на цыпочках от своей кровати до двери. Массивная бронедверь поддалась его руке и покатилась. Смутившись, дядя Витя юркнул обратно в койку, как сурок в норку. Отстукало десять секунд, однако никакого шухера.

Крестьянин внушал себе, что лучше всего лежать и ждать, пока начальники разберутся с его невинностью и отпустят гулять. Извините, скажут, за причиненные хлопоты, обознались. Примите в знак признательности за проявленную гражданственность часы «командирские». Дядя Витя же, незлобливо посмеиваясь, похлопает опростоволосившихся обидчиков по плечам: «Ничо, бывает. Кто не ошибается, тот, значит, не работает».

Но потом пришла к дяде Вите (маленькому) и другая мысль. И осталась, засела, как гвоздь в доске. А если не проявят начальники чуткость и заботу? А если он для них – что-то вроде чушки?

Большой дядя Витя был возмущен. Турбореактивное сердце гнало по нему горящую кровь. Глотка дышала не хуже армейского огнемета, лапы гребли, как экскаваторы, воздух сминался под ударами крыльев с переменной геометрией.

А рядом, перед его широкофокусными глазами висел камень. Тяжелый, гладкий, как галька, но с гранями, как у брильянта. С просвечивающим рисунком. А в рисунке том, казалось, проглядывался человек. Почему человек? Ну точно, человек. На одних гранях – его мысли, на других чувства, на третьих – внешность и внутренность…

Просматривались и другие каменюки: разнокалиберные, летящие и катящиеся друг по другу. Потом большой дядя Витя заметил главную достопримечательность открывшейся картины. Там в глубине, за парадом камней, как бы на трибуне, маячила очень длинная штуковина, то ли спица, то ли башня, возможно даже высокий терем.

Когда большой дядя Витя привык к пейзажу, то разобрал, что камни прутся не куда попало, а вертятся, иногда с фортелями, вокруг этой спицы. Она – блестящая, а они тусклые, она живенькая, а они мертвые, она верховодит, а они слушаются. Башня производила впечатление заселенной, хотя никто не показывал личика в форточку.

Дядя Витя даже назвал для ясности это строение «дворцом Кощея», памятуя Хавроньины сказки-присказки. А себя гордо проименовал Змеем Горынычем.

Он лег на одно крыло, потом на другое, наконец, хоть и ловили его камни невидимыми сетями своего притяжения, поднялся чуть выше и выяснил еще кое-что. Спица упирается острием в серебряное небо, и сверлит, и долбит, и гложет его как вампир, покрываясь сияющим румянцем. Серебряные искры входили и в шкуру большого дяди Вити; растворяясь в крови, заставляли ее приятно бурлить.

А каменным многогранникам это удовольствие недоступно, они тупо крутятся вокруг дворца. И питаются лишь отраженным светом дворца.

А еще большой дядя Витя заметил, что от Кощеева дворца к камням иногда проскакивают черные кляксы, оставляя не сразу зарастающие трещины в сиянии. Словно в наказание. Из-за кляксы любой камень сразу оплавляется, теряет грани и рисунок. Сделавшись бурой глыбой, он падает вниз и переваривается густой мглой…

Маленький дядя Витя больше ни в чем не сомневался, соскользнул с коечки, успел накинуть на себя одежонку (носки не обнаружились), сунул лицо за дверь, прислушался к удаляющимся шагам охранника и потрусил по коридору…

А инспектор чуть пораньше проснулся от вкрадчивого голоса своей рабочей станции: «Задержанный гражданин отсутствует в камере более пяти минут». Не подкачал радиомаяк, который Феодосий прикрепил намедни к пиджаку Виктора Лучкина.

Инспектор был не дома, а в третьем корпусе регионального управления ССС. От неуемной тоски Феодосий бы шатался по городу, но его поставили на дежурство.

И хотя кибероболочка корпуса якобы занималась невинной «внутрисистемной работой» и выстраиванием каких-то «смысловых цепей», от этого всего несло диверсионным актом.

По коридорам следственного изолятора дядя Витя шел точно также, как Командор на вечеринку донны Анны: без проблем. Конечно же, гражданин Лучкин испускал во все стороны коды мыследействий. И это приносило результаты, замки бронедверей легко открывались, датчики движения железно блокировались. Сирены не выли, экраны не мигали тревожными надписями…

Спокойно, спокойно. Просто в рабочую зону оболочки проник треклятый вирус «Кулибин-2», он-то и ведет арестанта на волю.

Феодосий сжал зубы и соединился с центральным пультом главного корпуса. Сраженный сном дежурный тяжело сопел, навалившись жирной мордой на клавиатуру – кажется, во сне его преследовало что-то плохое. Наверное, «К2» выдал пару чарующих колыбельных по аудиоканалу и превратил толстомясого детину в спящую царевну. Популярно говоря, произошло обычное психопрограммирование на уровне звуков.

Впрочем, баю-бай, охранный воин. Феодосий вдруг ощутил приток нестандартных мыслей. Ну, сбежит дядя Витя – подумаешь.

Раз сбежит, то непременно выведет следствие на более крупных фигур подполья. Какая возможность проклевывается – всю эту мафию захоботать.

Радиомаячок будет свистеть в тумане, а наш агент, супермен и спортсмен, будет идти по пятам, не теряя след.

Тут Феодосий сообразил, что переусердствовал в мечтаньях. Дядя Витя все еще в здании.

Инспектор подключился к системе видеослежения, чтоб рассмотреть все в подробностях.

Он увидел, что дядя Витя какой-то порхающей походкой покоряет коридоры. Вот крестьянин своевременно притормозил и пропустил идущего по перпендикулярному коридору барана-охранника. Вот и последний переход, а там, за углом, контрольно-пропускной пункт. Феодосий дал увеличение, не бежит ли перед дядей Витей робик с лазерным резаком в зубах, не летит ли рядом орниторобот с цианидом в клюве. Нет, человек сам по себе, абсолютно без сопровождения.

Перед тем, как выйти на финишную прямую, дядя Витя все-таки остановился, но идиотская улыбка не сползла с его рта.

Один охранник стоял неподалеку от дверей, уронив крепкую ладонь на рукоятку пистолета, выглядывавшую из кобуры. Другой, как и положено, сиднем сидел в будке, у пульта, за пуленепробиваемым и лучеотражающим стеклом. Похоже, у дяди Вити нет никаких шансов. Если только будка не превратится в большую кастрюлю с бурлящим супом.

– Благодарю за службу, – раздалось в токере. Феодосий аж подпрыгнул: «К2» подал голос, больше некому…

А уже через полминуты стекла будки запотели. Охранник перестал сидеть смирно, заерзал. Так и есть, «К2» расшифровал мыслекоды Феодосия и врубил отопление на полную катушку. Охранник продержался недолго. Нарушив все святые инструкции, он вылез из будки, отдирая прилипший китель от тела.

И тут Феодосию стало не по себе, и жарко, и холодно одновременно. Уж больно «К2» силен!

В вестибюль здания, прямо на контрольно-пропускной пункт, въехал автокран.

Весь он, конечно, не поместился, но стрела удачно вписалась во всю длину вестибюля, срезав только несколько кронштейнов, статуи Немезиды, эриний, Фемиды и прочих правоохранительных богинь.

Оба охранника плюхнулись на пол, вытащили пушки, стали ползать, как два опарыша. Тут дядя Витя и рванул, что пробка из задницы медведя по весне. Наступил на голову одного охранника, вскочил на спину другого, прыгнул с живого «трамплина» – и застрял в стреле.

Автокран сей момент дал задний ход и стал выезжать вместе с дядей Витей.

Охранники опомнились, побежали к будке, чтобы дать сигнал тревоги, но понапрасну рвали дверную ручку. Дверь была автоматически заблокирована, что предусмотрено в случае вооруженного нападения. Кресло, находящееся внутри будки, стало опускаться вниз, в бункер, к резервному пульту, только без охранника.

Оба бойца рванулись на выход, собираясь изрешетить беглеца во дворе. Однако рывка не получилось.

Автоматика, спасая пост охраны от вооруженного нападения, опустила сверхпрочную диамантоидную переборку и преградила путь.

«Храните спокойствие, ситуация под контролем», – сказали громкоговорители на все здание, после чего заиграла успокаивающая лютневая музыка…

На следующий день генеральный инспектор ССС собрал всех офицеров, метал громы и молнии, устроил страшный конвульсиум, публично ненавидел автоматику. На это зам по системотехнике резонно отвечал, что без автоматики в следственных изоляторах побегов было куда больше, а с автоматикой – попросту первый случай.

«Разве вы забыли, что обычные стальные двери с встроенными, навесными и даже кодовыми замками не справлялись с наукоемкостью современных злодеев. Крошечные плазменные резаки разваливали решетки; микроскопические взрывпакеты пробивали запоры; едва заметные приборы, состоящие из рентгеновского лазера и микропроцессора, мгновенно изучали принцип работы всякого замка; металлопластиковые ключи типа „каракатица“ четко трансформировались под любую замочную скважину. Все диверсионные приспособления имплантировались злоумышленниками загодя под кожу, вставлялись в рот под видом зубов. А могли попасть к задержанным гражданам в передачах, на свиданках, при поцелуях и рукопожатиях. Каких уж только бестий земля не носит. А сколько сраму мы набрались, когда все необходимое для побега приплывало по канализации или водопроводу в контейнерном нутре у робиков, ловко находящих нужного им арестанта по одному лишь тепловому рисунку…»

Видно было, что горечь поражения отравила сердца сотрудников ССС, потому что многие мужественные лица покрылись краской смущения. Зам по системотехнике вдохновенно закончил: «Только перевод каждой двери, каждой щели под контроль автоматики, „заворачивание“ всех систем нашей Службы в кибероболочки остановило разрастание этой заразы».

Генеральный инспектор решил не выставлять себя в роли дремучего дубаря, хотя и помянул про себя уважительным словом старую добрую колючую проволоку, вышки с пулеметчиками и бдительных собак.

– … Ладно, товарищи офицеры, толковать нам больше нечего. Будем считать, что за три дня наша любимая оболочка кого надо выловит, кому надо наступит на хвост и еще раз убедительно продемонстрирует, и тэ-дэ и тэ-пэ… Кстати, говорят, появился недавно такой хитрый вирус «К2». Не помешает ли он нам мирно трудиться?

– Движения вирусного программного объекта «К2» пресекаются немедленно, – бойко отрапортовал зам по системотехнике. – Системные журналы показывают нам, что в этом отношении сейчас все чисто.

– Вам показывают, вам, – уточнил значительный человек. – Ладно, старайтесь, если ума нет, – закончил на незлобливой ноте генеральный инспектор.

Феодосий понял, что генеральный не намерен выносить сор из избы, звать на помощь МВД и другие государственные органы. Наша борьба – это только наша борьба, ментов просим не беспокоиться. Ведь мы – представители гражданского общества, а они – государственные служащие, чиновники. Да и вообше ловить дядю Витю органы правопорядка не обязаны. Разве что мы будем долго ползать перед ними на коленях, целовать им ботинки, называть себя меньшими братьями и выдумывать, что он свистнул из следственного изолятора ценные вещи.