Текст книги "Каменный век"

Блок 13

«Оболочка способна к самостоятельному поведению? Не побоимся сказать „Да“. Искусственный ли ее интеллект? Пусть обижаются гордецы – не менее естественный чем у нас. Ведь мышление такого качества не закладывалось проектировщиками, а появилось в результате самостоятельного развития. А естественный разум не может действовать без различения: „приемлемо – неприемлемо“, „хорошо – плохо“, „приятно – неприятно“. И оболочки любить умеют, как объявил бы классик».

За пазухой бибикнул терминал. Едва мысль затеплилась, как опять остановка. Радиомаяк показывал быстрые и странные перемещения дяди Вити по гостинице «Ленинград».

Проклиная сельских жителей, Освальд покинул стены из мореного дуба университетской библиотеки. По дороге в гостиницу он постарался видоизмениться. Лицо скрыли смоляная борода и нос типа «руль», глаза, с помощью контактных линз, стали как сливы. Светлый чуб скрыла розовая чалма. Облик сикхского электронного террориста, который уничтожал в базах данных всякие упоминания об индуистах.

Самого сикха уничтожили при задержании.

Неподалеку от гостиницы радиосканер засек переговоры группы захвата с базой. Так и есть, группзахи едут на машине, ничем не отличимый от катафалка.

Агент Фалько выжал полный газ на своей «Рашн-тройки» и обошел бодрую «похоронную команду».

На ближайшем перекрестке Фалько удачно стукнул в борт автолавку по продаже мороженного. Громоздкий фургон наполовину развернулся и замер, отчего за ним немедленно выросла пробка, поглотившая групзахов. Те выбегали из машиня, играли погребальные мелодии, грозились гробом, но никто не собирался их пропускать…

Дядя Витя открылся пытливому взгляду в пивзале тридцатого этажа отеля. Элегантные усы-щеточки намокли и опять стали сосульками, под носом было мокро, глаза порозовели. В подавленном состоянии дядя Витя отхлебывал одним глотком по полкружки.

– Ты, что ль, Фан Фаныч? или Хан-Султан какой? – произнес дядя Витя, промокнув рот рукавом, и тяжело икнул.

– Ну, я, я.

– Пришел администратор, – сказал дядя Витя, сдувая пену с пива, – совсем вдруг. И еще кто-то. Я администратора не трогал, вначале. Только плюнул ему в афишу. Тому, второму, я кажется сапогом промеж ног впаял. Я вроде не очень сильно.

– Ему, наверное, уже ничего не «кажется».

Агент и его подопечный сели в лифт, спустились на первый этаж. Групзахи уже были в вестибюле. Их пиджаки топорщились от приспособлений для знакомства с интересными людьми.

– Кажется, надо вернуться за зонтиком, – Освальд торопливо нажал на кнопку двадцать восьмого этажа, а затем лезвием ножа сковырнул кнопочную панель. Оставалось только пристегнуть к разъему свой терминал и ввести давно код доступа в оболочку отеля. Программа «кукушка», загруженная агентом, взяла в плен остальные подъемники гостиницы. Теперь эти лифты каждый шестнадцать миллисекунд посылались наверх, и буфер обращений к ним заполнился на ближайшие полчаса.

– Сейчас начинается высший пилотаж, – сказал Освальд и тут кабина, в которой они ехали, застряла между сороковым и сорок первым этажом.

– Эх, был бы парашют, – протянул сельский мечтатель.

Освальд погладил руками стенки кабины и сказал:

– Говорят, сейчас в моде просторные гробы. Заставляем ждать катафалк, нехорошо, Виктор Васильевич.

– А у нас в деревне Пахомыч вначале помер, а потом ожил, когда Петька догадался ему пятки прижечь, – с готовностью поддержал тему дядя Витя.

– И мы прижгем пятки, только не Пахомычу, – вдруг сообразил Освальд. Он выдернул несколько листиков из записной книжки, свернул в трубочку и, запалив, поднес к пожарному датчику. Сразу заблестела надпись на потолке: «Аварийный выход». Но не более того.

Агент погрузился в задумчивость, а дядя Витя вдруг ударился в пляс. Это настолько напоминало помешательство, что Освальд уже собирался отключить безумного напарника ударом в левую половину затылка. И тут вой сирен просквозил шахту и проник в печенку. На головы полилась пенистая жидкость с резким запахом.

– Три десятка прерываний от пожарной сигнализации, – определил, несколько смущаясь, агент Фалько.

А по экранам его очков пробежался, выпуская дым из ноздрей, вирусный киберобъект «К2».

– Что это, шампунь течет? – поинтересовался дядя Витя. – Почем литр?

Пена прибывала живо, она уже подбиралась к дяди Витиным усам и не давала ему возможности нести околесицу. Освальду все никак было не выбить аварийный люк.

– У нас или недолив, или перелив, – подчеркнуто меланхолично заметил агент, хотя сердце прыгало в груди как встревоженная сорока.

– Утопаю, Фан Фаныч, спасай, – не сдерживаясь, заголосил дядя Витя. Он пытался выпрыгнуть из пены, которая была ему уже выше шляпы.

Наконец, люк поддался и вылетел от удара лбом в прыжке. Освальд выскочил на крышу лифта, потом с трудом выудил напарника из мокрой могилы.

– Умоляю, не дрыгай ногами. Ну, послушай меня хоть раз, в порядке исключения.

По скобам, прихваченным к бетонной стене шахты, они добрались до ближайшего этажа. Там Освальд аварийным рычагом отжал дверь и открыл выход. На сорок первом этаже царила паника. Неупорядоченное стадо сотрясало пол. Люди бежали в разных направлениях, «пахло» адреналином. Изо всех сил старались системы пено-, паро– и порошкового тушения. Мгла застила воздух, как при Бородино. Пока Освальд разбирался, куда бежит большинство, послышался возмущенный голос дяди Вити.

– Чего хватаешься, ой, рука, больно, ой, голова же не резиновая… – агент обернулся и понял, что дядю Витю замели. Двое крепких ребят работали над ним с ответственным выражением на лице: выламывали назад руки, били кулаком по шее.

Освальд пригнулся и обошел с фланга сцену грубого насилия над представителем трудового крестьянства. По дороге агент обнаружил использованный огнетушитель и прихватил его с собой.

Того бойца, что ломал дяди-витины руки, Освальд сбил с пола подсечкой. Кто специализировался на ударах по шее, получил по затылку, отчего ноги у него разъехались, а лицо приблизилось к полу.

Освальд еще тюкнул обоих групзахов огнетушителем по макушке, и дядя Витя освободился от них окончательно. После этого колхозник гордо прошелся по телам поверженных врагов к пожарному спуску, куда и стремились наиболее сознательные постояльцы гостиницы…

Пожарный спуск представлял собой невидимый простым глазом мономолекулярный трос до земли. За этот трос надлежало зацепиться страховочным поясом, после чего скользить вниз, почти с той же скоросью, что и при обычном падении.

Несколько отчаянных мужчин съехали вниз, испуская рев подбитого самолета. Это не ободрило оставшихся наверху. Напротив, некоторые дамы лишились чувств и теперь их валяющиеся тела мешали броуновскому движению постояльцев. Даже у Освальда немножко защемило где-то внутри. Единственное, к чему он относился с недоверием, так это к высоте. Эх, если бы нырять надо было, подумалось ему. Но дядя Витя потянул его за рукав.

– Давай быстрее, Фан Фаныч. Через пару минут здесь будет такой завал, что бульдозером не разровнять.

Дядя Витя уже хотел сигануть вниз, Освальд едва успел надеть на него хлипкий страховочный пояс, и защелкнуть самохват.

– Проверь страховку, – напомнил Освальд, но дяди Вити уже не было рядом, от пикирующего крестьянина донесся только вопль: «Иду на ты!» Пришлось и Освальду сделать шаг в пропасть…

На улице у подножия небоскреба уже сновали красные и белые машины. В белые автомобили укладывались жертвы виртуального пожара. Какой-то представитель ССС в штатском потребовал у дяди Вити документы, но крестьянин своевременно обратился к публике:

– Вот этот гад свой хабарик не затушил, из-за него пожар случился. Узнал я его!

Толпа плотным кольцом окружила оболганного человека и искала момент, чтоб поделикатнее приступить к линчеванию.

Освальд поспешно вытащил дядю Витю из толпы линчующих.

– Пошли, пошли. Любая толпа мигом попадает в камеры наблюдения разных киберболочек, от рекламных до милицейских.

– Да отпусти ты меня, замашки прямо тюремные, – дядя Витя пробовал сопротивляться железной длани агента Фалько.

– А ты, случаем, не пилотировал когда-нибудь летательный аппарат? – спросил Фалько. – Не прыгал ли с парашютом?

– Без парашюта прыгал. С кровати на горшок. Да и то травму заработал, – хихикнул дядя Витя.

– Ладно, пока оставим. А зачем тебе вообще все эти кощеи, троны, дворцы? Кто ж ты на самом деле: народный мудрец или чемодан с двойным дном, набитый дрянными мыслекодами?

– Не диверсант я! Я… – дядя Витя поискал слова, пожевал губами. – Я – просветленный. Вижу то, что другие не видят. Вижу каменное кощеево, которое вертится вокруг его дворца и глотает людей.

Врубаешься?

– Грамотно объяснил. Ну, проглотило, и что дальше?

– Если камень тебя слопал, то все, назад дороги нет, до серебряного неба тебе не добраться вовек. Понимаешь, теорию раскрутить я не могу, потому как учился понемногу и незнамо чему.

– Жалко, если ты мне соврал, дядя Витя. Будет тогда тебе и небо в единообразном узоре, и дворец огороженный.

Блок 14

С аэропортом Мелании по большому счету пришлось распрощаться. Не стоило мелькать в местах, где легко засветиться. На железнодорожных вокзалах тоже нескучно, хотя там слишком густой суп варится.

Все елозит, трется друг о друга, как вермишель в кастрюле.

Время от времени Мелании приходилось отваживать тех, кто назойливо лез в ее «частные владения». Какое-нибудь рыло, которое, дыша перегаром и луком, собиралось согнать ее со скамейки. Или рыло, что желало схватить ее за костлявую попку. Мелания поступала всегда безошибочно. Она хватала рыло за ноздри и нажимала ему на глаза – это помогало. Иногда вступал в действие Кот и довершал разгром.

Однако появиться на аэровокзале ей пришлось – и вступить там в сговор с одним из приспешников Кожаного, известным по имени Бацилла. Хотелось увести роллер со стоянки – чтобы умчаться по республиканской магистрали куда-нибудь, где попросторнее.

Бацилла взял аванс за работу, чудом сохранившееся на Меланьином пальце обручальное кольцо, и роллер действительно спер.

ССС и почесаться не успела.

Так по крайней мере обрисовал Бацилла. Затем он слюнявым голосом детсадовца попросил разрешения покататься с денек. Мелания согласилась, ну не раздирать же Бациллу на куски с помощью верного Кота.

На следующий день она снова отловила вора, и тот опять попросил разрешения, но уже небрежно чавкая резинкой.

На третий раз Бацилла посмотрел невинным мутным взглядом и поинтересовался:

– Ты уверена, что это твой аппарат?

– Уважаю придурков, ты еще пусти слюни по ветру. Да у меня документы на него есть. Понял, нет?

– Ты их вначале завизируй у ближайшего мента. Потом записывайся ко мне на прием. – Бацилла величаво удалился, напевая: «И тот, кто с сексом по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет».

Тогда Мелания направилась с челобитьем к руководителю шайки Кожаному. Тот, как обычно, «принимал» в буфете, закрытом на переучет. Кондиционер дышал в его черноволосую грудь, перед ним раскинулись блюда для услаждения сытого желудка. Кожаный выслушал ее с лицом уставшего от мелких дрязг графа.

– Сами видите, женщина, я вам понадобился раньше, чем вы мне. Допустим, машина ваша. По крайней мере была ваша. И документы, возможно, не поддельные, – он спрятал их в глубокий карман. – Но ведь и вы не подарок для нас. Вы столько дней, вкушая радости нашего гостеприимства, ничего не давали взамен.

– Я не заметила, начальник, что ты в чем-то нуждаешься, ты бы хоть намекнул.

– Ну, милочка моя, приехали. Я вами разочарован. Вы производите на первый взгляд лучшее впечатление. При чем тут подарки? Вы ничего не давали нашей идее. Мы не могли понять, кто вы. Мы были напуганы действиями свирепых разрушителей, которые чуть не разорили наше родовое гнездо. Мы были жалкие? Да. Мы были слишком добропорядочные? Тоже да. И вы пренебрегли нами. А теперь вас покарала судьба. Хотя внешне это похоже на мелкое мошенничество. Вы верите в судьбу, сударыня?

– Верю, в то, что быть наглым и дурным одновременно – невыгодно. Почему ваша судьба не карает «мелкого мошенника»?

– Пожалуйста. Сейчас он жестоко поплатится, – с готовностью отозвался местный лорд и поманил пальцем беспечного Бациллу. – Вы меня расстраиваете, юноша. Прошу удалиться с глаз моих.

– Но куда? – воздел руки Бацилла. – Где еще так ярко будет светить солнце, как не рядом с вами, сир?

– В зоне, – подсказала Мелания.

– Уезжайте в свое поместье, – повелел Кожаный «опальному» Бацилле. Тот шмыгнул носом и ушел хихикать на ушко буфетчице. Кабан Бука отрегировал заливистым хрюканьем.

– Тихо, животное. Вам слова не давали, – оборвал его местный властелин и вновь обратился к Мелании. – А вы, сударыня, не хотите сделать пожертвование на несчастного ссыльного каторжанина, лишенного крова и пропитания из-за вашей мстительности? Вот этот браслетик мог бы быть слабым утешением. Друзья мои, помогите даме.

Браслет камнем лежал на запястьи. Никакого защитного кокона. А звери поднимают морды. Не благородные хищники, а пресмыкающиеся достают свои сплюснутые головы из грязи.

Бандит по кличке Пальчик, не поднимаясь со стула, протянул длинную, вроде даже змеящуюся руку с пальцами-червями, сдернул с Мелании браслет и перекинул Кожаному.

– Ну, теперь вам пора, сударыня, карета ждет.

– Очень приятно было посетить террариум, – сказала Мелания. – Жаль, таблички не висят с названиями гадов.

– А вот это совсем плохо, – удрученно произнес Кожаный. – Господа-товарищи, она не сударыня. Сударыни так не говорят.

– Тогда роди мне ребеночка, маленького, – предложил Пальчик Мелании.

– Сатисфакции… и мне… и мне, – загалдели воры, а двое юношей с льняными волосами хором сказали. – И нам тоже маленького.

– Правильные пацаны, в отличие от ханжей-интеллигентов, не боятся голых баб, – заявил зам по идеологии Болт. – Я организовал здоровый секс в десятках семей – везде одни благодарности. Какой там интеллигентный «искусник любви» может сравниться со мной по показателям.

– Не верь им. Сколько ни бьюсь над их воспитанием, а все ж любят неправду говорить, – с сожалением выдохнул Кожаный. – Для Болта главное план гнать. У него, знаешь сколько этих ребеночков, и маленьких, и больших. Он их тут в буфете, выпив компота, зачинает. И Пальчик у нас развитый, к сожалению, только одним местом. А однажды здесь при Буке был престранный случай – у одной женщины пропали трусы. И этим бледноголубым юношам не особо доверяйся, они любят только друг друга.

– Мы согласны на зачатие в пробирке, – сказали юноши и исполнили что-то вроде па-де-де. Когда они повернулись к Мелании задницами и завращали ими в ритме вальса, то ее проклятия, наконец, воплотились. Из сумки появился Кот и провел выпущенными на дюйм когтями по усиленно движущимся частям тел.

Раздались два крика в унисон, треск рвущейся материи, и белизна штанин обагрилась кровью. Кот защищал хозяйку по собственной инициативе, в силу набранного опыта и статистического анализа. Но сигналы Кот все-таки получал. Мыследействия совершал сам Кожаный, на запястье которого находился суперинтерфейс Мелании.

Поэтому-то Кот был сегодня крайне жесток.

Мигом исцарапанные воры кидали в него ножи, обрушивали на него стулья, отмахивались от него куртками и нунчаками. Но после того, как Кот удачно вклинился между двумя бойцами неприятельского войска, и Бацилла заехал кастетом Пальчику, Кожаный протрубил отход.

– Если б можно было стрелять, – сказал он напоследок Мелании. – А с вами я порываю всяческие отношения. Стыд и срам, как вы могли…

Истерзанные Котом бандиты ушли через подсобку буфета, вместе с ее браслетом. Кот спрятался в сумку, из встроенного шкафа выехал робуборщик – протереть замызганный кровью пол.

Блок 15

Генеральный инспектор ССС два часа разносил своих подчиненных, начальников отделов и старших инспекторов, пока с удовлетворением не убедился, что от них остались дымящиеся руины.

– Речи ваши приятны на слух. Но в них сквозит одно твердое убеждение, что кибероболочки проделают за вас всю работу. Я вам верю. А результат один – мы везде опаздываем. Это все равно, что ехать жениться, а приезжать, когда уже родился ребетенок. Некая дамочка преспокойно разгуливает с суперинтерфейсом. Какой-то сельский дядя Витя идет за ней по пятам. А вы так себя ведете, господа хорошие, будто кроме ваших кибероболочек ничего нет на свете. Может, я морально устарел, но по-моему мнению, мы должны хоть иногда думать собственной головой, каким бы парадоксом это ни звучало. На каждую хитрую задницу есть болт с винтом, как говорят дети. Значит, на ваши оболочки у них есть свои оболочки. Этот вирусный объект «К2», уверяете вы меня, просто продукция каких-то несовершеннолетних хакеров. Но он ведет себя, будто это мы продукты, а не он…

Внезапно в процесс вздрючки подчиненных вклинился зам по системотехнике.

– Разрешите обратиться, по восьмому каналу важное сообщение.

Генеральный глянул на экран своего терминала, потом на бледную аудиторию уже сильно помягчавшим взором.

– Совершенно секретно, коллеги: из уст в ухо. Суперинтерфейс засечен в аэрокосмопорту. Носитель – человек по кличке Кожаный. Информация на него у нас есть. Инспектор Метелкин, получите оперативные данные по каналу двенадцать и с усиленной группой дуйте на всех парах в аэропорт. Местную милицию не забудьте оповестить, чтоб не получилось, как в прошлый раз, – и генеральный добавил, только уже тихо, для себя. – А я домой, притомился что-то с вами, микроцефалами.

Генеральный инспектор зевнул и вышел, оставив своих офицеров в сомнениях и хлопотах. Ровно в момент окончания рабочего дня большой начальник покинул здание и с сознанием выполненного дневного долга пошел на стоянку, где его поджидал черный элегантный, под стать ездоку, лимузин с шофером-каратистом. Приземистый мощный контур автомобиля и параболическая антенна на его крыше, похожая на шляпку поганки, в который раз радовали глаз генерального.

«Эх, взять Белиндочку, да в лес, по грибным местам. Хорошо валять девку по свежей росе. Любит моя крестьяночка трудиться на барине».

И вдруг что-то стало тянуть генерального инспектора вниз, к земле.

«Инфаркт? Если б знал, так беречься бы стал в десять раз больше». Захотелось обратиться к некоему верховному главнокомандующему, попросить отсрочки. И отсрочка пришла. Генеральный убедился в том, что некто пригнул его голову, а в пятый шейный позвонок уткнулось нечто, напоминающее ствол пистолета. Из-за его спины стал вещать гнусавый голос:

– Одно лишнее движение, и твоя голова улетит.

– Что вам угодно? – с презрительной усмешкой сказал генеральный.

– Не лыбься, скот, – предупредил некто, – а то яйца поотшибаю.

Презрение к врагу сразу куда-то испарилось, как же с Белиндой-то потом, если взаправду поотшибают. Лютый враг сурово продолжил:

– Назовите ваш персональный код доступа в кибероболочку СС.

– У меня, дорогой друг, разные коды для разных задач. Может, вас устроят деньги?

– Еще одна такая фразочка, и ты сильно упадешь в цене, фраер. Повторяю еще раз для крупных теоретиков. Персональный код для доступа в подсистемы слежения и базы данных. Его иногда называют «трубный зов».

Генеральный инспектор наобум назвал несколько слов. Сзади слабо пискнул терминал – враг был хорошо оснащен.

– Эта шутка на сегодня последняя. Итак, я вас слушаю со всем вниманием.

Холодная железяка стала выдавливать шейный позвонок генерального инспектора.

Похоже даже на бластер. Пшикнет по-тихому, а меня нет. Пожалуй, мы с Белиндочкой важнее, чем какие-то секреты. Тем более, что победа все равно будет за нами. А я после победы ой как ко двору придусь.

И тогда большой начальник впервые сказал чистую правду.

– Вот это мне уже нравится, – отозвался налетчик. – Каким хорошим ты можешь быть, если тебя попросят.

За несколько секунд генеральному были залеплены пластырем глаза, сам он положен под какую-то сочащуюся вонючей жидкостью машину, а на голове его оказался непонятный предмет.

– Считай, что это граната, – сказал насильник. – Ты ее заслужил. Она среагирует в течение получаса на любой вопль или дрыганье. Станешь тогда начальник без мозгов. Может, для тебя это приемлемо, но не расстраивай подчиненных.

И все эти полчаса генеральному страстно хотелось чихнуть. А потом, по истечении получаса предмет оказался не гранатой, а спичечным коробком.

Генеральный инспектор так разрыдался из-за полученного унижения, что проходившие мимо люди просто шарахались от него, как от раненного тигра. Когда же начальник снова стал могуч, как обычно, и вернулся в здание, и навел ужас на дежурных офицеров, и поменял «трубный зов», было в каком-то смысле поздно. Все секретные узлы слежения были рассекречены, и теперь им надлежало менять адреса и коды доступа.

А еще были полностью затерты данные на одного весьма неприятного гражданина. От информационного Виктора Васильевича Лучкина, собственно, ничего, кроме фамилии, имени и отчества, не осталось. Ни лица, ни радужек, ни отпечатков пальцев, ни запаха, ни ДНК, ни «истории болезни». Кого искать, за что хватать, в чем виноват – все непонятно. Рыбка ушла из невода, и кто знает, будет ли такая мелкая ячея в сети, чтоб попалась она снова. «Ничего, злее станем, – утешил себя генеральный, а пока что – нет человека и нет проблемы».

В то время, как такие страшные переживания обрушивались лично на генерального инспектора, столь привыкшего к любви и ласке, в аэропорту, напротив, все шло по плану.

Кожаный удивился облаве. Более того, он был ранен до глубины души и страшно обиделся. Столько лет между ним и местными законоблюстителями царил мир. «Салям алейкум – алейкум салям». Он «цивилизовывал» своим побором и порядком всякую отмороженную шушеру, прибивавшуюся к вокзалу, кого надо – лично гнал в шею. Главное, чтоб все было благопристойно. И сейчас, если он чего упустил, можно ведь и намекнуть. Надо вам, ментам, добычу для галочки, пожалуйста, вот она…

А началась беда так. Кожаный сидел в своей штаб-квартире, в буфете, и медитировал на ягодицах буфетчицы, которая пыталась добраться до мутантного таракана-альпиниста, забравшегося высоко-высоко по стене и там устроившегося. Прибежал вдруг взволнованный Бацилла и доложил, что двух жизнерадостных педиков повязали прямо в сортире, как раз во время любовного поединка. Что Болта скрутили, едва он попробовал рекетнуть продавца мороженого. И Пальчика взяли за жабры, когда он чистил чемоданы каких-то провинциалов. И Буку прихватили, когда он делал «макияж» одному непослушному таксисту.

Кожаный поднялся, застегнул плащ-халат на животе, и тут в буфет зашли два знакомых мента, на сей раз суровых, как аятоллы, и двое в штатском с набрякшими, скучающими по работе кулаками. Кожаный швырнул на них Бациллу и стал скрываться через подсобку. Но и с черного входа вбегали люди с недружественными лицами.

Уязвленный нечестностью Кожаный вскричал: «Я плюю на вас, пигмеи, шибздики духа!» и выкинул в окно то, что покоилось в карманах, что имелось на теле. Деньги, финку, браслет, перстень, рацию, газовый пистолет. Поэтому Кожаному было не так больно, когда ему стали крутить руки. Все выброшенные вещи явились манной небесной на стоянку робобусов и такси, раскинувшуюся внизу. Случайные люди, стоявшие там в очереди, действовали быстро, но точно. Накрывали подметкой понравившийся им предмет, потом наклонялись, вроде бы завязать шнурок, и хвать – трофей в кармане!

Пожилой благообразный джентльмен, садящийся с достоинством в такси, заметил подозрительное движение шофера, который помогал ему укладывать чемоданы, и сказал пронзительным голосом хищной птицы:

– Что это вы там зажали между ног? Ну-ка, поднимите башмак.

Шофер нехотя подчинился и открыл цепкому глазу джентльмена черный браслет.

– Ого, да это ж браслет моей супруги. – Джентльмен заметил возмущение на лице шофера и добавил несколько убийственных фраз вместе с саркастическим смехом. – Или вы хотите сказать, что тоже носите женские украшения? Может, вам серьги подарить или чулки?

– Но ваша жена здесь не стояла, – сказал огорченный шофер.

– А вы здесь всю жизнь стояли. Бессменный часовой, ха-ха. Моя жена уронила вещицу вон там, она покатилась, тут вы ее и накрыли, как коршун. Правда, Машенька?

– Ах, если бы ты умел врать, – не подвела боевая подруга.

Шофер в сердцах швырнул чемодан, захлопнул багажник, прищемив себе палец, и пошел, расстроенный, к рулю. Победитель дискуссии забрал браслет как приятную мелочь.

Однако уже дома Машенька объявила, что не будет носить такой подарок, слишком уж он мрачный и чересчур дешево достался ее муженьку. Лучше подарить браслет какой-нибудь скверной женщине на день рождения.

– Эдак ты весь дом раздаришь, – неодобрительно сказал джентльмен, он же Николай Епифанович Смеляков, доктор киберологии.

– Эй, фатерлянд, дай-ка мне, я в нем на танцы пойду, – дочь Алиса завладела браслетиком и с трудом натянула его на свою руку, более похожую на свиной окорок. Впрочем несколько мгновений спустя браслет изменился в размерах и стал в точь-точь по руке.

Вся Алиса была внушительная девушка, однако любила быстрые пляски, потому что с медленными танцами, вернее, с разбегающимися кавалерами, возникали проблемы.

– Дай червонец, – сказала Алиса папе.

– Деньги тебя испортят, деньги всех портят.

– Ну и давись тут своими деньгами, а мне пора.

– Куда ж ты пошла, еще не покушала, совсем слабенькая, бледненькая, – вскричала встревоженная мать.

– Да провались ты, маменька, вместе со всей жратвой, – отбивалась дочка.

С последним Алисиным словом на кухне рвануло, вместе с дверью в соседнюю столовую комнату полетели лапша, фрикадельки, кнели, фарш, живая рыба щука. Фарш залепил все представительное лицо Николая Епифановича, превратив его в шутовскую рожу для ярмарки. Щука впилась женщине-матери в нос. Лапша повисла африканской прической на дочери.

Проглотив часть фарша, Николай Епифанович испустил зажигательный клич: «Диверсия, Маша, вызывай органы». Маша в это время металась по комнате, пытаясь отодрать от носа хищную рыбу, и кричала гнусавым голосом: «Спаси меня, Коля!» Алиса же, рассматривая себя в зеркало, приговаривала: «В кайф». Наконец, Маша перестала надеяться на Колю и победила рыбу, затем вбежала на кухню, преодолела сопротивление все еще летящего фарша и повернула рубильник.

– Какие там органы, просто скороварки взорвались да мясорубка взбесилась. Сбой на кухонном сервере, я сейчас ремонтную программу загружу, – сказала опомнившаяся Маша. – Ага, тут еще немного лапши осталось. Алиска, за стол, иначе никуда не пойдешь.

Николай Епифанович тоже образумился, опустил в нормальное положение закатившиеся было глаза.

– Алиса, дочь, дай скорее мне браслет.

Девушка надула от недовольства щеки, отчего стала похожа на самовар, но отца послушалась.

Воистину у Николая Епифановича было чутье, не зря люди называли его доктором киберологии. На следующий день он пришел с браслетом на работу, в родной Центр Киберологических Исследований и, немного покумекав, вывел из строя дорогостоящую установку в конкурентном отделе, которым заведовал пейсатый зануда Лев Исакович. Потом Николай Епифанович сел разбираться с браслетом. После детального изучения сомнения истаяли – к нему в руки попал суперинтерфейс.