Текст книги "Каменный век"

Блок 16

На следующий день после операции ССС в аэропорту, выписался, наконец, из психбольницы старший инспектор Драницын. Вник в положение вещей, вошел в обстоятельства, после горячей обработки в кабинете генерального инспектора закрыл до лучших времен дело на Виктора Васильевича Лучкина. Пошел на явочное место, в пивную «Желтая река» для встречи с агентом Фалько. Некоторое время оба сидели молча, погружаясь сознанием в кружку, выдерживая паузу значительности.

– Ну, посмотрим, что вы мне поведаете, – начал Драницын.

Агент Фалько рассказал все, чему был свидетелем и участником.

– По идее, я должен арестовать вас прямо сейчас, – тяжело вздохнул старший инспектор, – не понимаю, почему вы не попытались соврать мне.

– Я никогда не вру, если мне это не нужно. Просто мы с вами, Феодосий Павлович, заодно. Так сказать, заединщики. Вы благословили меня на труд и на подвиг – и половина успеха ваша. Я считал ваше молчание – а две недели вы не давали никаких ценных указаний – как разрешение на свободный творческий процесс.

– Я лечился, – сказал старший инспектор, но понял, что выглядит неубедительно, и стал говорить отрывисто, почти гавкать. – Я просил вас оказать мягкое содействие, а вы накуролесили больше, чем сам преступник.

– Согласен. Каждый из нас наколбасил больше, чем сотня дядей-Витей, вместе взятых.

– Вы вели себя, как головорез, террорист и предатель.

– Вот именно. Только наоборот. Не головорез я, террорист и этот, как его, но специалист, но сотрудник отдела особых операций. Долбонам из регионального отдела мы, конечно, не скажем, как мы их облапошили. А вот Центр, я уверен, поймет такое развитие событий.

– Центр не поймет никакого развития, – горестная складка прорезала лоб Феодосия, – потому что Центр не знает начала. Я не успел связаться с ним.

Эта новость не очень подкосила Освальда. Он чувствовал, что уже не пересядет на другую половину стола. Центр обязан… когда-нибудь поймет… если нет, то это центр стада, которое прет неизвестно куда.

– Ну так свяжитесь с ним сейчас, – зевнув, предложил Освальд.

– Теперь, после того, что произошло? – захныкал старший инспектор. – Там не любят, когда о таких крутых делах им сообщают полмесяца спустя, мол, примите к сведению… Все, Освальд, тебе конец. Мои указания записаны. За них меня разве что пожурят и переведут в аналитический отдел, в голове чесать. И ничего компрометирующего ты на меня не повесишь, как ни старайся. Вообще, твою кандидатуру мне вирус «К2» подсунул, когда я выбирал агента в картотеке.

Освальд не вздрогнул, а лишь задумчиво посмотрел в янтарную глубину пивной кружки.

– Меня не станет, а вы продолжите, как ни в чем не бывало, создавать ВОРа. Как странно звучит на нашем языке Big Common Sence. Невзначай так перевели, но метко. Вот, например, у одного знакомого инспектора этот недошенный ВОР своровал способность думать.

– Узнаю рулады. Только в прошлый раз я их слышал от одного настоящего диверсанта и психокиберхакера.

– Тише, Феодосий Павлович, не мешайте людям отдыхать нашими скучными препирательствами. Меня поразило то, что не спросили «почему»? Почему я поступал именно так, а не иначе. Как дошел до такой жизни. Вам разве неинтересна моя аргументация?

– Совершенно неинтересна. Я просто допиваю свою кружку. Ну, вот и пообщались, – Феодосий уже поднялся.

– Зря вы так. Сегодня отличное пиво, заманчивая рыбка. Чтоб вы их все-таки отведали в полном объеме, срочно перехожу ко второй части нашей дружеской беседы. Вы, кажется, забыли кое-что. Феодосий Павлович, у вас есть жена по имени Мелания. По крайней мере, две недели назад еще была. Не хотел бы вас расстраивать, но такова селяви. Она проходила по делу дяди Вити, как носительница суперинтерфейса. Правда анонимно, без указания фамилии и имени… Сдается мне, чудесный браслет появился в вашей семье, когда она еще являлась дружной и образцовой.

Феодосий рухнул на стул, как пригвожденный штыком и едва не опрокинулся на пол. Освальд успел поймать падающего инспектора, после чего заботливо подвинул к нему новую кружку.

– Распроблядский браслет! Но вы не сможете это доказать, Фалько.

– Во-первых, «сможете». Во-вторых, не имеете права оглашать всуе мою фамилию. В-третьих, эпитет браслету вы очень удачно подобрали. Откуда его принесло на нашу голову, теряюсь в догадках. Так вот, достаточно назвать вслух фамилию бедной женщины и нашему региональному отделу все станет совершенно ясно. Он мигом состряпает дело, если точнее криминальный сюжет с лихо заверченной интригой. Послушайте, чего тут навернуть можно. У дяди Вити оказывается целая кодла приспешников: секретный сотрудник ССС, некая Мелания, и уж, наверняка, ее муженек, волк в овечьей шкуре. Сколько тут еще драматургии осталось. Наверное предстоит громкий процесс: «покушение на будущее наших детей», «не хотим ходить по одной земле с этими мерзавцами-извергами»… Впрочем, возможен и другой вариант.

– Какой вариант? – застонал Феодосий.

– Еще более страшный. Если браслет окажется государственной тайной. Тогда все свершится без публики, в присутствии только пары специалистов по тонким ликвидациям. Тихий хлопок шприцпистолета, слабый едва заметный укол, сравнимый с укусом комарика, и через полчаса инсульт, а если повезет – инфаркт. «Товарищи, – споет потом полковой отпевальщик, – ушел от нас светлый ум нашего дорогого Феодосия». Заодно и чистые руки, и горячее сердце, и другие части тела уйдут гурьбой в объятия сапрофитов. Под гранитный обелиск.

Феодосий встал еще раз. Ему очень хотелось дать агенту кружкой в лоб. Тот перехватил его мысль и слегка подвигал плечами, чем немедленно охладил пыл старшего инспектора.

– Ну, мир, дружба, братание в войсках, – предложил Фалько. – Сейчас еще по пиву и перейдем к части первой – позитивной и по-доброму волнительной. Согласны?

– Согласен, – вздыхая, как беспокойный призрак, отозвался Феодосий и сел, съежившись, будто из него выпустили воздух.

– Я знаю, как вы думаете, Феодосий. У вас в голове идеология балета «Лебединое озеро». Одни пляшут в белых трико, другие в черных. Тут – злодеи, там – добряки. Тут лебеди белые, там жабы бородавчатые. Даже если дядя Витя источает диверсионные мыслекоды, если даже ему помогает ужасный вирус «К2», главное все-таки, какую стратегию имеет весь конгломерат кибероболочек.

– Да бросьте вы, – попросил Феодосий. – У меня уже живот болит от вашего пива, а вы тут перешли на откровенную поповщину.

– Кибероболочки функционируют целенаправленно – это аксиома. Но даже канареечке, вот с таким лобиком, понятно – они это делают отнюдь не по нашему плану. Отнюдь. Там, в сетевой вычислительной среде – идут необратимые процессы самоорганизации. И что это за процессы, много ли у нас времени осталось на анализ? Мы же прикрыли свои ясные очи обеими руками, чтоб ничего не видеть.

– Вам платят совсем не за эти бредни. – с отвращением процедил Феодосий. – И платят неплохо.

– Судя по округлости ваших щек, такой порок как бедность вам не свойственен. Но поймите, в сетевой среде веет ветер творения. Каждое мгновение он рождает новые формы цифровой жизни, невиданных информационных зверей, которые эволюционизируют в сторону большей сложности и агрессивности. Можно называть их «оболочками», но к оболочкам из наших технических проектов они имеют такое же отношение, как стокилограммовый верзила к зародышу…

Феодосий поперхнулся и стал мучительно кашлять. Освальд любезно ухнул ладонью по его спине. Потрясенный инспектор замер, выпучив глаза.

– Настоящая кибероболочка – это миллионы связей, обменов, информационных мостов, как бы беспорядочно наводимых в каждый отдельный момент. Но этот беспорядок на самом деле является эволюционным вектором, переводящим ее из одного состояния в другое, более устойчивое. И не только ее, всю вычислительную сетевую среду в целом.

– Ну да, Илья Пригожин рукоплещет из гроба и машет учебником по теории неравновесных процессов, – буркнул старший по званию. – Давайте от теории к практике.

– Наша служба не оправдывает надежд, возложенных на нее ленивым бездумным обществом. Под нашими внушительными фуражками мыслеемкость даже меньше, чем у девушек из подтанцовки на футбольном матче. А ведь мы последняя опора общества, которое хочет только потреблять, играть, радоваться, но не хочет думать. Господи, да вы посмотрите вокруг. Дремлют наши сограждане, как сладкие ягодки в собственном соку, втягивают калории, впечатления и выделяют фекалии. А кто еще выделяет необычные мысли – обязательно попадает в застенки нашей инквизиции.

– Ох. Ах. «Выделение мыслей» – замечательно. Еще «духовный жир» забыли. Вам бы художником-примитивистом устроиться. Я и карандаш подарю.

– Один такой художник нарисовал картину, повесил на заборе. И ее даже коровы понимали… Феодосий Палыч, конечно, каждый из нас немного мыслит, иначе невозможно было б спустить воду в туалете и купить колбасу в магазине. Но я про другое, про «настоящие» мысли. Те самые замечательные мысли, что постигают мир и смысл. Благодаря этим мыслям люди когда-то поняли, что бог един, параллельные линии могут пересечься, а шары вывернуться наизнанку.

– Вы устали, Освальд. Вам пора увольнятся. Вижу вас в деревне, в компании четвероногих друзей. Вот там и проклинайте кибероболочки – справедливыми словами и гневным мычанием.

– Феодосий Павлович, – Фалько поддался вперед, а его собеседник несколько испуганно отшатнулся. – Мои доводы сегодня вы, наверное, спрячете в каких-то своих закромах, но в один прекрасный вечер вы их непременно вспомните. Когда снова столкнетесь с субъектом, известным как дядя Витя из деревни Пустомержа. Огнедышащий змей, камни-людоеды, серебряное небо. Все это мысли, которые взаимодействуют с сетевой вычислительной средой, которые воплощаются там в виде каких-то информационных сущностей.

– Значит, воздвигаем теперь дядю Витю-матерщинника на пьедестал, станем ему пиво со стихами подносить. Кто икнет – того казнить за оскорбление святыни.

Освальд подозвал киберрусалку с краном вместо носа. Она брызнула пивом в кружку инспектора, не забыв прочитать ему стихи о пьющей, но доброй старушке.

– Кстати, Феодосий Павлович, насчет пристрастия нашего крестьянина к образу змея. Или дракона. В некоем тридевятом царстве люди воюют с помощью этих самых драконов. Драконы понимают мысли людей.

Феодосий снова почувствовал, что ситуация опять осложняется. Этого он уже не выдержит. Все, что угодно, только не сегодня!

– Освальд, я тебе говорю как человеку – меня тошнит. Меня почти рвет фонтаном. Понимаешь, до меня уже ничего не доходит. Что еще за тридевятое царство? – и посмотрел мутными глазами.

– Самое обыкновенное. Космика. Космические фашисты, согласно нашей прессе. А они считают себя героями, гибнущими в борьбе против кибернетических сатаноидов, которые гнездятся в кибероболочках.

– Тьфу, заткнись, изыди. Я ничего не слышал, ты ничего не молол тут. Посидели, попили пивка, отдохнули, это нормально, – загундосил Феодосий, прикрывая нос рукой и зыркая глазами направо-налево. – Космика не тема для обсуждения, разве не ясно? Лучше сморкнуться в упор на президента земного шара, чем базарить на эту тему. Комитет глобальной безопасности тебя быстро найдет, не надо лампочку под животом вешать. Раз и упакуют, станешь лучом света в темном царстве. Чего ты доказываешь, кому? Посмотри на эти рыла вокруг. Им – хорошо. Зачем же рубахи рвать, пупы царапать? Нам без оболочек нельзя, иначе наступит Каменный век.

– А может быть он уже наступил? – оспорил Освальд.

– Все, Ося, конец нашей беседе. Поедешь в деревню. Ловить изготовителей левого «железа» для робиков. Направление я тебе до вечера оформлю.

Агент Фалько ушел. А инспектора побили в туалете пивбара. Побил обычный хулиган со светящейся татуировкой «не обижайте маленького».

Кибероболочка, отвечающая за безопасность граждан, далеко не сразу откликнулась на сбивчивые призывы о помощи гражданина Драницына.

Блок 17

Дядя Витя жил в ожидании лучшей доли на краю ойкумены, на городской помойке, что раскинулась между кладбищем и аэроспейсвокзалом, символизируя связь простого и сложного, разложения и созидания. Хреновая по быту была жизнь. В насыщенной атмосфере данной среды обитания нюх был сбит все время с толку, поэтому отличить гнилые продукты от несвежих можно было только после многих проб и ошибок. Вот и напоминала работа пищеварения прогноз осенней погоды. Компанию составляли крысы, среди которых появились добрые знакомцы Петя и Володя, а также коты. Правда, с последними трудно было найти общий язык. И раз за разом шли в психическую атаку тараканьи армии, поддержанные с воздуха эскадрильями тяжелых мух.

Были у него и соседи-гуманоиды, которые жили в хоромах, выстроенных из пустых молочных пакетов. Их звали Никифор Самотрахский и Вечный Запах. Однажды дядя Витя заскочил к ним в гости посмотреть на телевизор, который получал питание при ударах кулаком по пьезоэлементу. Телевизор почему-то показывал только бесплатные программы на культурные темы. Гуманоиды, закончив избивать пьезоэлемент, стали спорить об искусстве.

– Ты в Мандельштаме ни хрена. Послушай только: «Твой брат, Петрополь, умирает…»

Понимаешь, брат всему городу, а не только какому-то микрорайону или этой свалке…

Разговор этот сильно утомил дядю Витю и больше он в гости не хаживал. Хотя Никифор его зазывал, особенно после того, как Вечный Запах скончался в результате очередной дискуссии.

Сам дядя Витя мучился вопросами, далекими от искусства и философии.

Многогранники ели людей. Многогранники поглощали искры, падающие с серебряного неба. Большой дядя Витя истончался и крошился как старый кекс. Фан Фаныч не спешил на помощь. Нужно найти что-то похожее на безделушку, на тот браслет…

Из-за котов и крыс, метивших свою территорию, одежда дяди Вити приобрела густой букет ароматов «на большого любителя». Ночью дядя Витя навестил мастерскую похоронных дел при крематории. Хотел было поменяться пиджаками с каким-нибудь покойником. Но там, как назло, пиджаки только малинового цвета.

Отправился в город, как есть, в непотребном виде, стал ходить там по галантерейным магазинам.

В одной лавчонке, торгующей бижутерией, дядя Витя увидел девушку, похожую на воздушный шар. Она спрашивала продавщицу насчет… черного браслета. Дескать, была у нее кайфная штуковина, а папаша, урод малохольный, отнял.

– А у тебя пахан не «того»? – осведомилась продавщица.

– Он у меня крупный киберолог, башка фурычит, как автомат по продаже газировки.

Дядя Витя стал незаметно преследовать девушку, следя за ней через дырку в газете или книжке.

Шаровидная девушка посетила лекции гастрономического факультета института питания, съездила домой, вечером была на танцах. И везде рядом с ней или неподалеку находился неотступно дядя Витя со своей прошлогодней китайской газетой и подобранной на помойке книгой «Шизофрения для всех». Даже на танцы его пустили. Он сказал, что с киностудии, подбирает девушку на роль колобка. Правда, на пиджаке как орден, выделялся след от кошачьей какашки – оставленной в знак признательности за ночлег. Но «орден» был плохо заметен в полумраке и вспышках лазерно-голографического шоу.

Дядя Витя улучил момент, когда шаровидная девушка отправилась в буфет укрепить вянущие силы, подвалил развязной шаркающей походкой и процедил как бы невзначай:

– У вас глаза что-то выражают. Неземное.

– Да зуб немного болит, – отозвалась нехотя девушка.

– А я вам очередь занял, – не прекращал натиск дядя Витя, – к тому кибер-прилавку, который ватрушки и плюшки продает.

– Чего это я вперед остальных лезть должна? – недоверчиво спросила девушка.

– Вам же больше других надо, – сочувственно произнес дядя Витя.

Девушка всерьез обиделась и ушла. Немного погодя он подловил ее в зале и пристроился рядом на корточках.

– Ты местом не ошибся? – не выдержала она.

– Извини, подруга, я не того ляпнул. Я ведь хочу сказать, что ты красива, как небесное тело.

Девушка-шар напряглась, пытаясь понять комплимент, но ничего у нее не вышло.

– Хочу пригласить, как раз медленный танец, – продолжил он и положил щеку на ее правую икру, похожую на пуфик от дивана.

Все это было девушке внове.

– Как раз медленный со мной танцевать не в кайф, – предупредила она.

– С тобой все в кайф, – примериваясь к ней, произнес дядя Витя. Сглотнул слюну. Понял, легко не будет.

А потом они выдали. Дядя Витя два раза кувыркался на скользком полу. Другие посетители дискотеки падали как подкошенные, когда крупногабаритная плясунья слегка касалась их. Или улетали, если задевала. Кончилось тем, что дядя Витя опрокинул телом девушки динамик. Партнерша, пытавшая продолжить танец, случайно растоптала всю музыкальную систему. Та заревела, как раненый мамонт. Лазерно-голографические эффекты начали выжигать сетчатку глаза.

Танцующие и отдыхающие обратились в закономерное массовое бегство, как будто на них скакала кавалерия Батыя. В дверях, как и водится, одну створку заело. Возникла давка, перешедшая в драку между людьми разных национальностей и вероисповеданий…

После всего совместно пережитого что-то проклюнулось в сердце Алисы. Она стала доверять дяде Вите. Тот рассказывал ей, что он артист и скоро пойдет на съемки фильма «Любовь после гробовой доски». Они вместе ходили есть пирожные – она даже не замечала, что у дяди Вити нет денег. А танцевали они так, что можно было брать деньги со зрителей.

Однажды после танцев к дяде Вите и его девушке пристали на темной улице настоящие хулиганы. Они сделали Алисе неприличное предложение, а ее кавалера угрожали опустить в самом грязном смысле этого слова.

Однако это плохо кончилось для бандформирования. Двоих Алиса повалила и втоптала в грязь, одного расплющила об телефонную будку, у него потом трубка изо рта торчала. Больше не повезло тому, которому она сломала хребет, ударив об колено. Дядя Витя оказал блестящее содействие своей даме, кинув в лицо каратиста мусор из своего кармана – тот надолго ослеп.

Алиса потом даже немного сожалела о сломанном хулигане: «Я не хотела с ним целоваться, а как отвадить словами, не знала». Огонь совместной борьбы соединил их сердца так же крепко, как труба скрепляется с унитазом. Тем более, что присущие дяде Вите запахи слабо проникали в девушку.

После того, как Алиса по большой просьбе дяди Вити поведала историю черного браслета, домогательства его стали еще более пылкими. И сердце девушки окончательно раскрылось ему, когда он намастачился воздействовать ей на эрогенные зоны, пробивая слой жира смачным шлепком или мощным щипком. (Спасибо книге «Занимательная сексология», глава «Любовь с толстушкой», которую дядя Витя прочитал на свалке среди прочей макулатуры).

Когда он жалостливым голосом рассказал, что в ожидании съемок фильма спит на матраце из-под покойника и на него мочится каждый встречный кот, она отвела его домой.

– Папа, мы принадлежим друг другу. Мы любим друг друга все время с небольшими перерывами на обед, завтрак и ужин, – четко определила Алиса. – До свадьбы он поживет в моей комнате.

– Здравствуйте, папа, – заявил о своей роли в жизни Николая Епифановича дядя Витя.

– Где она его подобрала? – почему-то злым голосом крикнула мамаша, ковырявшаяся в огромном холодильнике марки «погреб».

– Мама, цыц, – пресекла ее выпад Алиса. – Он – артист.

Папа неожиданно принюхался, даже сунул руку к себе в карман, а затем поднес пальцы к носу.

– А почему он не моется?

Заметив, что дядя Витя пытается возразить, папа добавил:

– Согласен, чистота – не главное. Главное – это работоспособность. Вы работать любите?

– Если настроение хорошее, – опешил претендент на пост зятя.

– Об этом я обязательно побеспокоюсь. Такие как вы, мне очень нужны, – ласково сказал Николай Епифанович и несколько раз повторил. – Только пиджак немедленно бросьте в мусоропровод…

На следующий день дядя Витя успел только позавтракать под освежевывающим взглядом «мамы». После этого Николай Епифанович пригласил его в свой кабинет и предложил поклеить там обои.

– Ну, конечно, не сами. Вы же артист. Надо только проследить. Архипушка, ко мне.

В кабинет вполз кибер на гусеничном ходу и несколько модулей помельче, на присосках а-ля геккон.

– Вот он, герой нашего времени. Домашний кибер нового поколения. Архип с сыновьями, искусственный протоинтеллект.

– Пока что «прото», а завтра будет «сверх», – отозвался, захихикав, кибер Архип.

– Повадки-то у него какие? – дядя Витя недоверчиво ткнул пальцем в предложенного ему работника.

– Мыслесигналы человека он не воспринимает, и правильно делает. Но всегда готов помочь, – и Николай Епифанович оставил будущего зятя наедине с тупо бодающим стены Архипом…

Архип проявил большое любопытство, когда дядя Витя пробовал поискать браслет – принялся активно путаться под ногами и зудеть: «Что вы там такое делаете? У вас есть код доступа?»

Но готовить клей для обоев новый кибер еще не умел.

Спокойно и уверенно дядя Витя принялся за известное ему дело, размешал порошок в ведре и влил в подставленную Архипом воронку.

Для начала кибер стал отливать клей сыновним модулям и половину расплескал. Убирал, конечно, дядя Витя, прилипая башмаками к полу так, что подметки отвалились. Потом руки приклеились к тряпке. А когда он промокнул лоб, то лицо прилипло к рукам. В это время кибер виновато гудел или с беззаботным смехом рассказывал истории про Чапаева.

Наконец, Архип с сыновьями принялся бодро нашлепывать обои на стенку, напевая, что «дух наш молод». Дядя Витя успокоился было и принялся дымить сигаретами Николая Епифановича.

– Товарищ командующий, готово, – вскоре рапортовал Архип.

Дым рассеялся и дядя Витя убедился, что обои присобачены вкривь и вкось. Он представил, как берет лом и лупит Архипу прямо в наглые гляделки видеокамер. Кибер звякнул, обнаружив у дяди Вити плохое настроение, и стал уверенно оправдываться.

– Комната неправильной формы, стандартный алгоритм не найден. Мы ни в чем не виноваты перед вами, Виктор Васильевич. Мы ждали от вас четкой алгоритмизации процесса, и хрен дождались. Ну-ну, не дуйтесь, жизнь прекрасна и удивительна, по крайней мере для нас. Загрузите алгоритм.

– Я тебя сейчас так загружу, бестолочь, болтов не соберешь, – но, подведя итоги убыткам, дядя Витя подуспокоился. Обоев еще хватало.

Архип выпустил экран с контурами комнаты.

– Я слушаю со всем вниманием, товарищ командующий ремонтом, – с подобострастием обратился он, – чего изволите?

Теперь уж дядя Витя, жуя глазами экран, задавал направления сыновним модулям. Это было трудно, следить сразу за десятью, тем более, что они все время пытались увильнуть.

И вот Архип протрубил отбой. Дядя Витя оторвался от экрана и поднялся, чтобы полюбоваться работой. Тут из ног его будто выпустили воздух. Все цветочки на обоях смотрели пестиками и тычинками в пол.

Сыновние модули приклеили обои «вниз головой»!

Дядя Витя со стоном зажмурился, чтобы не врезать Архипу носком ботинка. Кибер немедленно проанализировал угрожающую мимику дяди Вити и приступил к своей защите.

– Виктор Васильевич, товарищ командующий, не серчайте. И на этот раз вина не наша, а ваша. Вы не определили, где потолок, а где пол.

– А по умолчанию это вам не известно, что ли? – враждебно сплевывая, сказал дядя Витя.

– Начальные параметры стерты, ныне они выдаются генератором случайных чисел.

– Какому козлу понадобилось стирать? – растерялся дядя Витя.

– Николаю Епифановичу Смелякову. Но он не козел – заявляю протест в связи с оскорбительным сравнением. Совершенно не похож, ни рогов, ни копыт, желудок иначе устроен. Если же вы выражаетесь так из-за недостатка информации, то даю справку: он не жвачное животное, а видный киберолог.

Пришлось дяде Вите взяться за работу по-новой, зыркать то на экран, то на реальные стены, и командовать-командовать, чтобы Архип не успел взять случайные значения. А когда закончил, то заметил, что стены все какие-то неровные, в пузырях, в буграх и вообще вид неприглядный.

– Что же ты, холоп, не доложил, что клей подсыхает, собирается в комки?

– Я ничего не докладываю, пока меня не спросят, – гордо сказал Архип, – у нас тут не армия.

Вечером Николай Епифанович, «полюбовавшись» оклейкой, скривил лицо и сказал:

– Я как-никак профессор. У меня люди бывают вплоть до министра. Придется теперь все отскабливать до штукатурки. Предупредили бы хоть, что вы такой гуманитарий и задание для вас слишком сложное. Я бы предложил чего-нибудь попроще, посильное.

А за ужином дядя Витя разбил фарфоровую тарелку и чашку. Остальные члены семьи посмотрели с поджатыми губами по сторонам, будто он испортил воздух. Сам дядя Витя мог торжественно поклясться честным пионерским, что Архип, переквалифицировавшийся в официанта, почему-то тыкал ему посудой в руки. Причем разжимал свои захваты за секунду до того, как дядя Витя успевал сжать свои пальцы.

– А ты способный, – сыронизировал Николай Епифанович и принялся безупречно жонглировать тарелками.

С тех пор дяде Вите давали только железные плошки и старались кормить отдельно.

На следующий день Николай Епифанович угостил дядю Витю крепким напитком из своего бара в знак неслабеющей дружбы и сказал в поддержку:

– Друг мой, я по-прежнему вам доверяю. Достаньте мне с антресолей мой любимый красный чемодан, а все лишнее в коридоре засуньте наверх.

Ученый ушел, а дядя Витя приставил лестницу, взял все лишнее и полез. Когда его нос был уже на уровне антресолей, Архип вдруг пробубнил: «Товарищ командующий, восхищен героизмом, мчусь на помощь, держитесь!» После чего с разгона снес лестницу. Дядя Витя ненадолго повис, а потом, увлекая за собой поток вещей с антресолей, ударился оземь.

Вещи образовали над поверженным «командующим» величественный курган.

«Больше не будешь шмонать», – произнес надгробную фразу Архип и заиграл трогательную мелодию «Павшие братья, вечно вы с нами».

Подбитый дядя Витя вылез из своей могилы и окончательно понял, что у него сломаны два пальца и вывихнута лодыжка.

– Телефон, врача зови, гад Архип, – простонал изувеченный человек.

– Вам страшно повезло. Я – врач, – представился Архип и попытался наехать на пострадавшего, потом что-то стал делать с его ногой. – В моей памяти полно медицинских сведений. Вот сейчас поверну вашу пятку на сто восемьдесят градусов, и все будет кончено.

Мученик боднул Архипа и стал ползать в поисках телефона, которого нигде не было, видимо, аппарат спрятали юркие «сыновья», чтобы дядя Витя не стал пустозвоном.

– Ну, сейчас я с тебя спрошу по рабоче-крестьянски, – грозно пообещал дядя Витя и полез драться к подлому киберу. Что-то драконье слегка зашевелилось в дяде Вите. Вихрем вырвалась правая карающая лапа, но тут же остекленела и лопнула, как бутылка с водой, выставленная на мороз. Силы кончились.

Так и затих дядя Витя на полу до вечера. Первой вернулась со службы «мама», перешагнула через смирное тело и пошла дальше. Однако сам Николай Епифанович оказался весьма любезным человеком.

Правда, он вызвал не «Скорую помощь», а все того же Архипа. Зато умело перепрограммировал его в режим «домашний доктор».

Кибер, не обращая внимания на вопли ослабевшего дяди Вити, сделал свое: запаял сломанные члены в пластиковые каркасы, приговаривая: «Нужно видеть реакцию», а потом уже вколол какое-то дурманящее снадобье.

– Так что ломайте свои косточки смело, без его помощи не останетесь, – не мог нарадоваться на своего способного помощника Николай Епифанович.

– Без танцев ты совсем не тот, – вздыхая, горевала Алиса, однако вскоре утешилась, – не исключено, что еще оправишься.

Когда дядя Витя стал ковылять, ему поручили совсем нехитрое дело, чтобы он не заплесневел – покрыть краской кухню, изрядно побуревшую после недавнего взрыва скороварок. Уж что-что, а малярничать дядя Витя умел, даже удовольствие получал от этого занятия, потому решил к краскам Архипа не подпускать. Выгнал кибера, украсил кухню, перешел, радуясь своему мастерству, в соседнюю с кухней кладовку, чтобы и та засияла, а дядя Витя б отличился.

– Да не надо вам так стараться. Придумайте для прогиба что-нибудь поумнее, – покрикивал издалека Архип.

Но преисполненный надежд дядя Витя принялся мазюкать. Однако честный труд, как это нередко бывает, не пошел на пользу. Голова вдруг стала разбухать, краска почему-то пузырилась. Он еще елозил крест-накрест кисточкой, когда… почувствовал, что стал жертвой нападения…

Что у него отсыхают крылья, сморщенные лапы прижимаются к телу, из пасти вместо сияющего вихря – дым и хрип, на шкуре ни одной серебристой пылинки, сердце захлебывается, не в силах прокачать густеющую комками жидкость.

И тут на него навалился массивный черный, словно из гранита, камень-многогранник…

Очухался дядя Витя от своего дикого кашля. В промежутках между своими конвульсиями он выяснил, что валяется на кафеле в кухне. Архип льет ему в дыхательные пути воду и щедро орошает пол, а на его содрогания смотрит с неприязненным лицом вероятная теща.

– Ну, что, очухался, герой, в голове с дырой, – сказала Маша. – Тогда вставай и собирай воду, не мне же после тебя прибирать.

Дядя Витя величественным усилием выдавил из себя всю влагу и слабым голосом сказал:

– Но я же не виноват.

– А кто виноват? Пушкин? Или Архип? Кибер на семью настроен и сделал так, чтоб испарения не шли в жилые комнаты. Только тебе нравится с мутными мозгами расхаживать. Кладовку он задраил и пустил в нее газообразный катализатор, чтобы краска быстрее сохла.

– Вас Архип-подонок пожалел, а я что, не человек? – плаксиво заявил дядя Витя.

– Человек это тот, кто умеет управлять кибером, – отрубила строгая Маша.

Дядя Витя до поздней ночи промокал воду носовым платком – тряпки, верно, Архип спрятал. Когда, наконец, завершил столь филигранную работу, пошел в Алисину комнату. Та оказалась крепко запертой на все запоры. Он нежно поскребся.

– Алисонька, ку-ку. – В ответ ноль внимания. Он постучал настойчиво. – Ку-ку!

– Кто еще там щебечет? – раздался заспанный недовольный голос Алисы.

– Это я, твой муж Витенька, пусти же.

– А мама сказала, что из нас такие же муж и жена, как из бабуина с коровой… И вообще, Витька, я сейчас к особому доктору хожу. Он меня гормонами лечит – за месяц полвеса улетучится, а то и две трети. Если, конечно, буду его слушаться. Так вот он говорит, нельзя с мужчинами знаться.

– А где ж мне ночевать, Лиса? – умирающим голосом спросил изможденный человек.

– Мама тебе постелила в прихожей, во встроенном шкафу, сказала, чтоб ты не вздумал укрываться ее шубо-йй… – Разнеслось сочное Алисино сопение.

Дядя Витя конвульсивно дотащился до своего «алькова». Уютная постелька представляла место, где можно было лечь, поджав колени, и не обращать внимания на то, что свисающее с вешалки пальто щекочет нос. Под голову предлагался старенький удобный для ноги валенок. Планировалось, что он будет столь же подходящим и для головы дяди Вити.