Текст книги "Катрены. Сонеты"

Валявшейся в подушках у него

Когда-то возле этой бледнолицей.

160

Шумели ивняки в осенней мгле,

Безмерной скорбью сердце разрывало,

Но маленькое счастье на земле

Среди цветных огней существовало.

Всё медлили за столиком они,

И тронул он её нагие руки,

Смелея в обольстительной сени,

Где глохли протестующие звуки.

Тяжёлую вокруг имея тьму,

Сказал он удивляющейся фее,

Что нравится в ней лёгкий нрав ему,

Лишь только с ней ему легко, точнее.

161

Под ивами, густыми искони,

Струится речка, сердце мне волнуя.

Вода шумит и пенится в тени,

Каменья неподвижные минуя.

А камень отличительно большой,

Морщинистый, коснеющий замшело,

В полдневной мгле почия над водой,

Светилом освещается всецело.

На нём увлечься думой властна ты.

Но лучшим обольщаться поцелуем —

Узнать изнеможение тщеты:

Неужто не блаженно мы бытуем?

162

Ища любви расцветкой лепестка,

Цветы не стали радостью для дома:

Головки их ограбила рука

Слепой неосторожностью приёма.

Податливо прощаешься с душой,

Во дни близкоконечные не веря:

Является к убитости большой

Красе наималейшая потеря.

Не сделаешь отмстительного зла,

Где попросту проблемно по-другому.

Оставьте же неладные дела,

Неладные позвольте Всеблагому.

163

Сполна тебе достоинства дано,

Ты всех организованней, ты чудо.

Обидами тебя гнести грешно,

Однако обижаться также худо.

Прекрасное теряется легко,

Мутясь от уязвимости излишней.

Терзание скрывая глубоко,

Ты чудишься натурой сферы вышней.

Не мучиться чрезмерно тяжело,

Святой пример имея благодатно.

От века то поруганней чело,

Которое достойней многократно.

164

Была цветами сплошь окружена

Скамейка потайная, на которой

Во мгле навеса пряталась она

От солнца, небезвредного для хворой.

Служила тень ей скудной чашей нег,

Испариной ланиты покрывая.

Тяжёлые стекали капли с век,

Ослабленное око заливая.

Но тщетно грели жаркие края —

Холодной оставалась одиночка.

Покинутой стоит её скамья.

Поблизости не стало ни цветочка.

165

Тайком она поставила на стол

Ему сироп и дольки мандарина,

Желая свой словесный пересол

Изгладить, утрясти без моралина.

На диспутах ей милы пустяки,

Серьёзные не в радость установки,

Что сеют ощущение тоски

И стоят оскорбительной трактовки.

Но благ он или зол – ей всё равно,

Она ведь одинаково согласна

На стыд и честь, ей надо лишь одно:

Понять его размытый выбор ясно.

166

Немного пригляделся взявший чай

К избыточному телу поварихи

И сразу же столкнулся невзначай

С очами той, чьи правила так тихи.

На взгляды, подлежащие суду,

Свобода не давалась индивиду,

Спешит их обрекать она стыду,

Пускай замаскированно по виду.

Разборчивость ей свойственна в борьбе,

С подружкой же растёт её отвага,

Ведь избранному слышать о себе

Даётся для существенного блага.

167

Чудесный миг из памяти верну:

Когда тебе младенца дали в руки,

На маму лишь и глянул он одну,

Творя свои чихательные звуки.

Жалеть ему в дальнейшей жизни мать:

Изречь он ухитрился безобманно,

Что надо на безбрачие чихать,

Имея с ним утеху постоянно.

Во взгляде же младенца твоего

Мелькнула благодарность ангелочка,

Ведь имя появилось у него

От имени лазурного цветочка.

168

Прелестница возникла на крыльце

Весёлой, покоряющей, любезной,

Другая – с явной тенью на лице,

Со взорами, зияющими бездной.

Внимательность явил им индивид.

Увидела счастливая летами,

Что хват её с унылой говорит

И та светлей становится чертами.

Тогда не упускавшая своё

Поведала, что в душ идти готова.

Представил Афродитой он её,

Представил и вздохнул о чём-то снова.

169

Мы рвёмся дать отрадное тому,

Чьё за душу хватает обаянье.

Любимой дал я нечто потому,

Другие же заметили даянье.

Померк я беспорядочной душой,

Ценить умея всякие заслуги,

Тревожась от опасности большой

Для девушки завистливой округи.

С улыбкой зарумянилась одна,

Прелестной померещилась особой,

Но стала разлохмаченна, мрачна,

А мне в лицо ответила со злобой.

170

На девушку, что ласковей зари,

С какого расстояния ни гляну —

Узнает это мигом изнутри

И мигом облегчит улыбкой рану.

Диковинна чувствительность её,

Завистницы же в ходе треволнений

Глумливо отравляют ей житьё,

Чему не сообщают объяснений.

Колеблется мой внутренний состав,

И что ни день я мучусь их атакой,

Ценя в их юной жертве лёгкий нрав,

Отсутствие злопамятности всякой.

171

Не тронется кипение в крови,

Не встретятся восторженные взоры

Над ягодой, склоняющей к любви,

Над ягодой халдейской мандрагоры.

В падении высокая звезда

Не скатится до самой скверны праха;

Рассеется безумство без следа,

Рассеется без пищи и размаха.

Но вижу вновь искусницу в тени.

Светильником ей высветило губы —

Вишнёвые, сильней влекут они,

Вишнёвые мучительней мне любы.

172

Не сразу же стремиться к вышине —

Желательней падение сначала:

Шута напоминающий, по мне, —

По ней, всегда податель идеала.

В саду, на целование ланит

Ответного тепла не промелькнуло,

Но счастье, что ничтожеству блестит,

И мне непозволительно блеснуло.

В соблазне все несутся под откос,

Удачно все характерами слабы —

Работал я б иначе на износ,

Иначе на износ она спала бы.

173

Две личности во цвете лет и сил

Оставили по скорбному примеру:

Бессовестный Диану прогневил,

А совести исполненный – Венеру.

Священному греха не предпочту,

Греховное хулой гнести не стану;

В жене своей Венеру жарко чту,

В возлюбленной бесцельно чту Диану.

Пустую как-нибудь отвергну сеть

И строгую с охотой вспомню меру:

Не блёклому Диану в сердце греть,

Устрою в нём единственно Венеру.

174

По прихоти смеяться все вольны,

Вскипел я зря большими словесами:

К чему впивать им ужасы войны?

Вращаемся средь ужасов и сами.

Смутившийся добудет аппетит,

Утешится во внешней круговерти,

Задевшего, однако, не простит,

Обида всё ж останется до смерти.

Внутри себя грозу преодолей,

Взывающий к сознательности скудной,

Любезности в чаду не пожалей —

Властительней добьёшься цели трудной.

175

Осилил я мучения стыда:

Пускай забыто Слово не впервые —

Придёт ещё для святости чреда,

Средь юношей не водятся святые.

Цветущему рассудка не дано,

Как незачем интимных яств увядшим;

Особенно ценимое вино

Терять из рук изрядно горько падшим.

Обходятся без общего питья,

Чьё пиршество отдельной пище радо.

Великого могу ли жаждать я?

Великому чрезмерной жертвы надо.

176

Пора к договорённости прийти,

Не смели чтоб отныне друг о друге

Мы больше никому в честной округе

Малейшего словца произнести.

Бесчиние же нас, упорно зля,

Как будто для того лишь и задело,

До милой чтоб обрёл я снова дело,

Хотя б о снисхождении моля.

Распутаться готовые порой,

Сплетаемся мы более фатально.

Со многими порвал я беспечально,

Со всеми рву, но только не с тобой.

177

Хорошего о ней не говорили,

Но завистью дышали толки их:

Ей пало быть отрадней роз и лилий,

Ровесниц и свидетелей своих.

Осмысливала то звезда заметно,

Терпела кротко резкое лганьё.

Старались умалить её – но тщетно:

Все видели приподнятость её.

Неразвитых и просто низкопробных

Оглядывала тихой госпожой.

На поприще ей не было подобных,

Единственной меж ними и чужой.

178

Всё большее даётся совершенство

Нашедшему владения свои,

В освоенном узнавшему блаженство,

В бесхитростном устройстве колеи.

Задачей тут охвачен я посильной,

Великая нужда не в счёте ей —

В безгрешности картины щепетильной,

В безгрешности позиции моей.

Но риск исчез, а то, что невозможно,

Положено для рвущихся к нему;

Где рамки, там едва ли крайне сложно,

Хоть и вполне прекрасно потому.

179

Делами занимаясь, окликала

Взыскательного практика порой;

Касался пышки взгляд оригинала,

А пышка зал оглядывала свой.

Потом, открыв изношенную тогу,

Украдкой, презирая кутерьму,

Высовывала сахарную ногу

На крошечный, ко скорби, миг ему.

Эффект от этой выходки прелестной

Рождался без изъятия всегда,

Со схожестью, всегда вперёд известной,

Лишался гость усвоенного льда.

180

В тени, что отвечала давней паре,

В тени, что наводила забытьё,

По действию полудня на бульваре

Глаза порой смежались у неё.

Но двое на скамье сидели мило,

Цветочной многоликостью дыша,

Которой вместе с ними не ценила,

Пожалуй, ни единая душа.

В ней смысла не сквозило никакого,

Скупые лишь играли краски в ней,

Не царственно виднеясь, а грошово,

Но дорого на скорбной смене дней.

181

В любви не проявляющего пыла

До ревности желая довести,

Не раз она надорванно спросила,

Дано ль его товарищу прийти?

Покоя не лишился бессердечный,

В придачу без труда пришлось ему

Задеть её приветливостью вечной

Ко спутнику живому своему.

Но после трудно выдержанной ночи

Недаром он отпрянул ото сна:

Дурному вновь её приснились очи —

И краской счастья тронулась она!

182

Живущему в аскезе первозданно

Свои печали пало обрести.

С опасностью трудиться непрестанно,

Дела в уединении вести.

Без устали чураться развлечений

И всей подчас обузы бытовой.

Работе же подобных исключений

Пожизненно казаться роковой.

Живущему во многом искажённо,

Страдать от ощущения тщеты,

Безумия бояться напряжённо,

Но всё-таки иметь его черты.

183

Того, что появился я не в духе,

Прелестница не видела вполне,

Желая на своём открытом ухе

Показывать игриво серьги мне.

Над гостем искушённо расплескала

Таинственные локоны свои

И, ветрено лепеча, не вникала

В отрывочные реплики мои.

Повеяло тепло душе студёной,

Всё стало в шоколаде, всё по мне.

Не хуже, чем Ромео с Дездемоной,

Светился вновь я с ней наедине.

184

Как ясное стекло, она блистала,

Но, кажется, я сердце ей разбил —

И женщина всерьёз опасной стала,

Под стать осколку, страшному для жил.

Отныне мне стремиться лучше мимо,

Не стоит обращаться всуе к ней:

Стекло теперь острейшее в ней зримо,

Которому не сделаться нежней.

Вконец обидный здесь я вижу случай,

Не даст и время больше ничего:

Пустой надеждой зря души не мучай,

Не выходи на злое существо.

185

Заведомо на саморазрушенье

Решается подвижник иногда,

А страшное при нём опустошенье

Должна терпеть и близкая среда.

Пытливые фигуры безобидны,

Безгрешны, как любой в эдеме куст?

Оценки, что весьма недальновидны,

Вольны слетать и с очень умных уст.

А надо знать о стоимости знаний.

Прозрение со мглой сопряжено.

К учёности, к успеху вопрошаний

Разборчиво стремиться не дано.

186

Поблизости мелькала беспечально,

Как будто брак опять угоден ей.

Звучала брань её ненатурально,

Звучала песнь отрадно, как ручей.

В удобную минуту суматошно

Бросаются на лакомство своё —

Припал и прежний к ней, забыв оплошно,

Что вычеркнул из помыслов её.

Но вырвались из рук её коленки,

Ни с чем ушёл унизившийся с ней

На бедствие своей самооценки,

На торжество противницы своей.

187

Всегда с умом её сестра благая

Платила мне враждебностью большой.

Она же, справедливость отвергая,

Меня любила втайне всей душой.

Любила безо всяких объяснений,

Сестре переча в этом и всему.

У ней не находилось укорений

И нервничать ей было ни к чему.

Всегда любить умела необъятно,

Во мне же к ней не вспыхивала кровь.

А помнить эту женщину приятно,

Приятно вспоминать её любовь.

188

Он истине противится всецело,

Повсюду нестыковки видя в ней.

Чуждается заветов охладело,

Теряя в то же время счастье дней.

Блестит она душой высокопробной,

Где речь о благочестии зайдёт.

Ей тоже в аналитике подобной

Всё видится всегда наоборот.

Отход от этой темы сразу губит

Их узы средь обычной кутерьмы.

Так истину не только вера любит,

Отчасти и неверие Фомы.

189

Прощать её себя не понуждали:

Казалась исключительной она.

Где многие в истерику впадали,

Судимой обладала тишина.

Лишать её спокойствия такого

Случалось единицам из людей,

Любое неприязненное слово

Как будто совершенно глохло в ней.

Красой послеполуденной сияя,

С усталостью терпела колею,

Свою недосягаемость являя,

Победу неизбежную свою.

190

Отсутствием опять её обидит,

Оглядками на мнимо лучший свет,

Она же, луч улыбки чуть увидит,

Улыбчивей невольно даст ответ.

И так она смеётся, грея ложе,

Приветствуя любовное питьё,

Что бабушка слегка смеётся тоже,

За комнатой ругая смех её.

Сомнительно, что смех её прелестный

К утру совсем ему не надоест.

И вот орлу – угрозы жест известный,

Вещунье – лишь отмашки вечный жест.

191

Я возле ночника трудился вяло,

Она во сне вкушала благодать.

И вдруг её неясное объяло,

Неясное в ней стало возрастать.

Обильные стенания любимой

Вещали вновь о близкой буре мне:

Ей сердце полнил ужас ощутимый

Пред явностью неведомой во сне.

Несчастная глаза не разомкнула,

А крик исторгла страшный до того,

Как если б от угарного разгула

Кровавили живое существо.

192

Что сетовать о вздорности приметной

Судьбы неописуемой своей?

Присущее всей жизни пестроцветной

Логически присуще также ей.

Подёрнуто наружностью разумной

Безумие картины мировой.

Но хвалятся в общительности шумной

Живучестью, любовью, головой.

Полнейшего стыда красы неверной

До крайности не надо никому.

Не гибнуть ей в опасности безмерной,

Оправданно цвести назло всему.

193

Сильнейший зря ко многому стремился,

Звезда женой не стала для него,

Супружества храбрейший не добился,

А мыслящий – и вовсе ничего.

Но краше не ликующий бывает,

А мыслящий хотя бы кознодей:

Бальзам изящной мысли затмевает

И лучшие достоинства людей.

Где сила, дух отваги? Всё скудеет.

Уходит обаяние в часы.

А мыслящий своей красой владеет,

И мысль его полна былой красы!

194

Домой поворотили мы с бульвара,

А дома пробудился я впотьмах

От возгласов её в плену кошмара,

Внушающего мне немалый страх.

У поднятой почти пропала сила,

Почти не проходило колотьё.

Об узнанном она проговорила,

Что, видно, погибала жизнь её.

Держалась у подушек еле-еле,

Но зов их отвергала: мнилось ей,

Что если погрузиться в сон отселе,

То вечность обрести всего скорей.

195

Способны вы колоть её словами

В особо сокровенные места —

Жалеешь это сердце между вами

И жалуешь отсюда неспроста.

Создание немилое такое

Дано любить иному всех ясней.

Когда б её оставили в покое,

Легко б он оказался чуждым ей.

Никто, однако, так ещё сердечно

В обиде не возрадует его,

Как это обижаемое вечно,

Но светлое со всеми существо.

196

Сокровище встречается кому-то

С утратою чудесной высоты.

Нет этого бросающему круто

Заведомо напрасные мечты.

Но в прахе есть одна на радость ока,

Как нет уже на выси никого;

Одна тебе не сделает упрёка,

По-прежнему не видя своего.

Лишился ты навек отрады вышней,

Священных уз и брачного кольца,

А к ней, любви нелучшей, но давнишней,

Назначено стучаться до конца.

197

Дышали шторы лёгкостью полёта,

В окно сквозило скошенной травой,

Но плакать ей хотелось отчего-то

Без надобности вправду роковой.

Кумира своего, целуя в шею,

Сладчайшим упоительно звала,

А были бы светила мягче с нею —

Вовеки б от него не отошла.

Всего перенести с лихвой досталось,

А с ним и не жила, по существу,

Но меньше бы с любовью расставалась —

Имела бы здоровье наяву.

198

Кому творишь извечную заботу,

Святой любовью к тем и богатей.

Люби гнездо рождения, работу,

Супружество, родителей, детей.

То – крест, его нести необходимо

Для смысла дней, похоже по всему.

Несёшь – и прилагается незримо

Любовь, одна возможная: к нему.

Не надо выбирать, ища кого-то,

Не бейся зря, не пачкайся в крови:

Поблизости нужней твоя забота;

Где нет её – не будет и любви.

199

Вкусив одно, за многое краснели

По самое позднейшее житьё:

Неумны мы всегда в забвенье цели,

Во всяческих уклонах от неё.

Неведомый, знакомый, чуть известный

Должны своё безумство передать,

А ласковый, почтительный, прелестный

Сочтёт и бич иной за благодать.

Из чуждого, не служащего цели

Ты, мыслящий, не делай ничего!

Бояться язв усобицы тебе ли?

Светясь, ищи триумфа своего!

200

В обычной простоте материала

Владела сладкой прелестью лилей,

Сценическими средствами влияла,

Дивя разнообразностью ролей.

Сопутствовал успех её притворству:

Легенды вымышляла на ходу,

Вверяясь уникальному упорству,

У чувств одних идя на поводу.

Гитарой для других обременялась —

Изящно пальцы делали своё,

Волнующе головка наклонялась,

Улыбка не сходила с уст её.

201

Парировать язвительное рвенье

Хотите вы напрасно всякий раз,

Ошибочно расходуя мгновенье

На поиски того же рода фраз.

Ужасный час имеете вы сами,

Когда врагу способны дать его:

Означьте всё своими именами,

В изяществе не смысля ничего.

Простая речь услужливей сокровищ,

Укор её суровей тетивы;

Не промаху – живучести чудовищ

Обязаны сомнениями вы.

202

Полуночью проснулся я мгновенно:

Раздался страшный крик её во сне.

Стенания затихли постепенно,

Но плач ещё звучал украдкой мне.

Во мне стучало сердце возбуждённо,

Меня знобило дрожью затяжной,

Пока не унялась определённо

Душа, тревожно спящая со мной.

В её руке возникло трепетанье,

Когда легко проникла к ней моя.

Тяжёлое прошло переживанье:

Дыханье нежных уст услышал я.

203

Действительным я вижу совершенство,

Не слушаю, что в мире нет его.

Творит оно душе своё блаженство

На малости значительней всего.

Жрецов его доискиваться сложно,

Великие ж ещё скупей в числе:

Добывшему, что было невозможно,

Величие пристало на земле.

Великий млеть от малости не станет,

И лавр – ему подарок, и беда;

В надеждах он отдельного обманет,

А качество дающий – никогда.

204

Медлительное дело мне постыло,

Пройти к отрадной спальне пало мне.

Всему на свете спать угодно было,

Чудная же сидела в тишине.

Сидела на разобранной постели,

Неведомое глухо говоря —

Вниманием её, мол, овладели

Девичьи всхлипы, за сердце беря.

Лишь я при ней на деле находился,

Не мысля доказательства тому.

За мокрой рамой дождь осенний лился,

Конца в ночи не виделось ему.

205

Над вырванным из праха жизни с корнем

Откажешься внимать уроку ты:

Вкушайте мёд и в будущем, и в горнем,

А в нынешнем – отраву нищеты.

За горько обездоленных обидно.

Но сущий прах – и чтимая стезя,

А царственной красы на ней не видно?

Завиднейшей назвать её нельзя?

Не в роскоши, не в массах обретений —

Всё в имени, в тепле его лучей,

Всё в уровне твоих обыкновений,

В отборе слов и разуме речей.

206

Когда хотела милая плутовка

На мир юнца настроить одного,

Спешила заболеть её головка,

Что сразу же смягчало нрав его.

Сочувственно объятую руками

Невольная ласкала доброта,

А женщина к нему влеклась устами,

И сладко целовались их уста.

Воркуя после мелкого раскола,

Стяжали исцеление души

Любитель аппетитного глагола

С любительницей кушанья в тиши.

207

Прелестнице едва ли безразлично,

Что думает окрестный люд о ней —

К чему тогда живущей феерично

Третировать урочище теней?

Чувствительно в девичье сердце канет

И попросту недружественный взгляд —

А вслед она гнести любого станет

Остротами, что колки все подряд.

Ей с видами владычицы блаженной

Всегда страдать от гордости своей;

Поставь она себя рабой смиренной —

Прекраснейшей казаться пало б ей.

208

Ничьё со старины до нашей нови

Суждение не стоило того,

Чтоб нам из-за него лишаться крови,

Чтоб нам идти в огонь из-за него.

Под солнцем абсолютно безразлично

Ценнейшей мысли видящихся дней,

Что сносят ей подвластные трагично,

Что думают и что гласят о ней.

Вполне самостоятельно в юдоли

Навечно отстоит она себя.

Страдать из-за неё не глупо, что ли?

Не попусту ли мучиться, скорбя?

209

На кованой ограде поначалу

Чарующий венок увидел он.

Откуда взяться майскому кораллу

В период осыпающихся крон?

Ужасное под кровом обрушенье

Потом ошеломило слух ему,

Но ложным оказалось устрашенье:

Всё месту подлежало своему.

За стёклами же тенью в капюшоне

Прошла, непостижимо для чего,

Погибшая, при каркавшей вороне,

Глазами не берясь искать его.

210

От еретичных истин отреченье

Не напрочь исключает их успех,

А только замедляет их ученье,

Даёт им утверждаться без помех.

Умы, что в муках истину вопили,

Предвидя лучший день её вдали,

Триумф её лишь только торопили

И вред отсюда, значит, ей несли.

Пытливому дано в ней колебаться —

Сама превознесёт она себя.

А смертный вечно может ошибаться,

Как истину, безумие любя.

211

Не чувствуя всерьёз её соседства,

Не внемля сокрушениям её,

С улыбкой пересчитывал я средства,

Беря в употребление своё.

Мерещились ей мерзкие подвохи,

Где видеть их отказывался я,

А зная, что дела не больно плохи,

На миг отрады глянул из жилья.

Во мгле летели первые снежинки,

Но женщине не надо той красы,

Где в ужас одиночество былинки

И вашего отсутствия часы.

212

Всю музыку с утехой непочатой

Мелодия порой затмит одна;

Душе, тобой томительно объятой,

Вселенная притупленно слышна.

На худшее нельзя переключиться,

На лучшее – совсем исключено;

В сознании пленительные лица

Теряются со злыми заодно.

Покинуто бесчувственно, сурово,

Что лучшему перечило года,

Значение дано тому, что ново,

Что связано с тобой, моя звезда.

213

Писцу нарезка дыни полновесной

Досталась от неё скорей всего,

Дивящей где-то щедростью чудесной,

Заочно одаряющей его.

Признательность ей сердцем изливая

За всё, что хорошо в его глазах,

Учёный среди них у каравая

Рассказывал о милых ей вещах.

Она смеялась ярко зачастую,

Постукивая нервно стороной,

Ведь умник обращался напрямую

Гораздо непосредственней к иной.

214

Прощается с личиной недотроги,

Где дел ему достаточно своих,

И дивные высовывая ноги,

Со вздохами рассматривает их.

Устала, мол, и требует учтиво

Массаж осуществить ей колдовской,

За что берётся более чем живо

Не ведающий практики такой.

Заметней многих эта чаровница,

К тому же занимательна весьма:

Решаешься просить – она бранится,

Не просишь – обнажается сама.

215

Желанны существующему въяве

Ведущие во мнимой жизни дни:

Живыми приближаются ко славе,

Милей простого смертного они.

Соседство над отдельными смеётся,

Прославиться не всем уделено,

Но всем им обаяние даётся,

В округе выделяет их оно.

Когда ж они, посматривая смело,

Меняются на родине скорбей,

Теряют обаяние всецело,

Становятся до небыли грубей.

216

Меж теми, что святилищу служили,

Могли поднесь убийцы быть? О да!

А те, что философской мыслью жили,

Творить убийства смели? Никогда!

Ну вот и рассуждай, где меньше чуши,

Какие предпочтительней круги:

Питающие пресной верой души

Иль яствами сомнения мозги?

Нет, если их исследуешь отдельно,

То ценишь обе сферы лишь едва,

С молитвой же, потребной беспредельно,

Родит идея лучшие слова.

217

Тоску превозносящаяся будит,

Являя лишь извечному почёт.

Испорченность она легко осудит,

А жалкую невинность осмеёт.

Едва ль её приподнятость уместна,

Где некое падение ценней.

Коримая воочию прелестна,

Достаточно отзывчивости в ней.

Колени же для гордой преклоняя,

Блюсти при ней не прочь я высоту:

Не стоящий крутого нагоняя

Я большую достойность обрету.

218

Просил я, чтоб удерживать упрёком

Она без капли смысла не могла,

Поскольку далеко не самотёком

У нас осуществляются дела.

Вопросом удивила дорогая,

Вновь око опуская на шитьё:

Не больше ли мне по сердцу другая?

Но понял я не сразу речь её.

Другая же почудилась ей ныне

Как будто существующей при мне,

Когда по обоснованной причине

Пришлось одной остаться в тишине.

219

Сочтя, что в дорогой не всё нормально,

Что тщетно всё старание его,

Решил её не злить и минимально,

Не радовать и мило, сверх того.

Сама потом искала богослова,

Показывая песнями с утра,

Что ведьма в настроении, что снова

С ней счастья попытать ему пора.

Не влечь её приёмами любыми,

Конечно, выше сил его порой:

Скудеющий зубами коренными

Живёт ещё надеждой коренной.

220

Сражённая стаканом алкоголя

Работница лежала на мешке,

Таясь от огнеокого контроля

За мебелью, в укромном уголке.

Безумно бредя, крысам угрожала,

Собравшимся лишить её души.

Подружки разудалого закала

При ней сидели в облачной тиши.

Видать, они себе давали слово

Не портиться до степени такой,

Но две красотки тоже бестолково

Вдруг уступили слабости мирской.

221

Понятное в учёности избитой

Нам истиной мерещится всегда,

А воле, мглой от этого повитой,

В ошибочной опаске есть узда.

Но мудрости ходячей возражая,

Не слушая тревоги ледяной,

Вперяются на странность урожая,

На зримое реально под луной.

Во многом открывается пустое.

Кто к истине склоняется в пути,

Тому найти не самое простое,

Тому парадоксальное найти.

222

С имеющей в окне цветы герани

Приблизишься ко мнению поздней,

Что прочие не лучше этой Мани

И стынешь оттого не только к ней.

Ко многим охлаждаешься чрезмерно,

Кто вовсе не сердил ещё тебя,

Но мучит одинаково, наверно,

Отравой душу ближнего губя.

В разрыве с ней другим едва лучишься,

Со всеми рвёшь и прячешься чудно,

Резонной веры в лучшее дичишься

На вере в безотрадное одно.

223

Приятеля задела поначалу

Прилюдным уязвлением она,

А гнев его смягчило то помалу,

Что ревностью в ней злоба рождена.

На мелочи вперяться – бестолково,

Глазам являться главное должно,

Возвысимся до места ключевого:

Как правило, не тягостно оно.

Внимание на главном усугубим,

А в частностях – уведомил Орфей —

Чем эфемерней женщину мы любим,

Тем облегчённей нравимся лишь ей.

224

Ты продал инструмент, отрадный всюду,

Не средств ища на сытое житьё,

Не золота на позднюю причуду —

Грошей на погребение своё.

Тебе не за рубеж умчаться пало —

Найти потусторонние края:

Без лучшего, что муки искупало,

Ты вскорости лишился бытия.

Всё слёзы лил о вычеркнутой пище,

Коря своих у гибельной черты.

Вернулся ты не в отчее жилище —

Навек определился в бездну ты.

225

Сказания большого сердцекрада

Для многих интересны лишь едва,

А ты к нему подсаживаться рада,

Чтоб лучше разбирать его слова.

Прислушиваться надо напряжённо

К его глухому голосу тебе,

Ревнивцу же – меняться раздражённо

С тобой местами в горестной борьбе.

С обменом если дело затруднится,

То, хлопнув ощутимо по столу,

Безделицу пинать он устранится,

Пока не даст ей спрятаться в углу.

226

Не всякому найти своё в ней дело,

Певцу же в ней лучится божество!

Прекрасное равняется всецело

Невинному лишь только для него.

Влечение к обманщицам обычным

Усвоивший в убогой суете

До самого заката безразличным

Останется к эфирной чистоте.

Разительней телесное начало,

Соблазн острей в юдоли искони.

Дичать, однако, вовсе не пристало,

Всю съешь ещё свою, повремени!

227

Страстей хотят, а с ними жизни сущей,

Но сущее влечёт издалека

Нарядностью весьма быстротекущей,

Такой, как мелководная река.

А те, кому бесстрастие дороже,

Бесстрастие с беспамятством его,

Должны в мечтах обманываться тоже,

Приемля глубь удела своего.

Нарядностью довольно долговечной

Влечёт едва текущая стезя,

Не требуя любви чистосердечной,

Но зная то, что знать, увы, нельзя.

228

Мне в сумерках она предстала пьяной,

Растаяло желание моё,

Не мог я ждать итога речи пряной,

Постыло мне невзрачное жильё.

Вослед она вскричала безутешно:

«Мою теперь обитель обходи!»

Но, выбежав из комнаты поспешно,

Расслабилась у друга на груди.

«Ты скроешься – прискорбней нет урона,

Другие мне мерзей день ото дня;

Того лишь я хочу в грязи притона,

Чтоб ты любил и знал ещё меня».

229

Хотя в сердцах, я слышу, бог ютится,

В одном из них ютишься только ты.

Подобное лукаво говорится,

Но с отблеском известной правоты.

Неведомой печалью всё одето,

Когда во мгле сокрыто существо,

Что многого не может и за это

Взыскуется повышенней всего.

Согласие возможно между нами,

Фигурами доступной высоты.

Господствуя над разными сердцами,

В одном из них ютишься только ты.

230

Судья с творцом обходят и наружно

Друг друга в этой жизни без конца:

Судье прямого творчества не нужно,

Суда прямого много ль у творца?

Всё в них от века противоположно —

Таким иметь единое жильё?

Вдвоём им абсолютно невозможно

Вести существование своё.

Творца в Судью накладка претворила:

Владеть Ему ли мерками судей?

Повсюду у Творца свои мерила,

Незримые для разума людей.

231

Немыслимо, чтоб я шероховато

Промолвил о тебе свои слова,

Но тронув их окраской мастерства,

На них я понадеялся предвзято.

Нюанс из них изъяв и существо,

Другой воспроизвёл их огрублённо,

Своё пустил округе воскрылённо

От имени честного моего.

Пускай ты всё добра ко мне, всё та же, —

Рискованно запамятовал я,

Что молвить о тебе с людьми нельзя,

Нельзя ничуть, из вежливости даже.

232

Прельщают эти руки белизной,

Приносит око тёмную тревогу,

Но речи на площадке должностной

Пересыпать ей шутками помногу.

Увидев у него глазной синяк,

Узнать искала: впрямь из-за любимой

На битве приобрёл его бедняк?

И подтвердил он это ложью зримой.

Но жадная до музыки такой

Погладила враля не без участья,

Скользнув и ниже пояса рукой

По сокровенной точке сладострастья.

233

Считая, что любовь истощена,

Напрасно он огнём уже не пышет.

И больше не приветствует она,

Почти не замечает, еле слышит.

Угодно вспоминать ему весной,

Как облачно при нём она вертелась,

А некогда нагрянула хмельной:

Ругать и бить ей милого хотелось.

Отказывал ей в общем уголке —

Ну вот она теперь и не приходит.

Устами же приблизиться к щеке

Большой проблемой прочие находят.

234

О доме, где не держится никто,

Гласят одно во множестве суждений:

Богатое красой жилище то —

Пристанище для сотни привидений.

Под стать ему живущий взаперти,

Базарного чурающийся грая —

Спешат его с опаской обойти,

Лишь издали с отрадой озирая.

Не знает он о мире ничего,

Не делает излишних угождений,

За многое нельзя любить его,

Цветущего для сотни привидений.

235

При нём удобный стул она нашла,

Поскольку речи с ним отнюдь не дики.

Затем ему лукаво занесла

Немного сухофруктов и клубники.

Жалея в одиночестве его,

Поблизости нечаянно вздохнула.

К её щеке прильнул он оттого,

Но женщина, как ветер, ускользнула.

Терявшаяся где-то лишь едва

Достала снеди вновь ему чудесно,

Поскольку за столом его слова

Со дней знакомства слушать интересно.

236

Сказала мне томимая жарой,

Что в гуще клёна выдумала взяться

Та женщина, которая порой

Вольна на кресле нашем объявляться.

При мне полубезумная моя

Покоя не лишалась абсолютно,

Поскольку никого не видел я,

Не мог остерегаться даже смутно.

Когда же нисходил я по крыльцу,

Давались ей душевные потёмки,

И всё стекали слёзы по лицу

При виде молчаливой незнакомки.

237

Держался той, что надобней была.

Другая же, в досаде беспримерной,

Поставила всё то, что принесла,

Поблизости со звучностью чрезмерной.

Настроилась улыбчиво поздней

Просить его о малости незримой,

Но большее пожаловал он ей,

Похожее на данное любимой.

Чудная куш отвергла, как дитя,

Задев его, потом его отраду,

Сторичное даяние сочтя

Неверностью, присущей верхогляду.

238

Все плевелы твои передо мной

Становятся не только дорогими,

Становятся влекущими порой,

Неробкими за розами твоими.

На внешние достоинства твои

Вперяться мне – стеснённое блаженство:

Негоден я для гордой колеи,

Несладко мне своё несовершенство.

Привязанность я чувствую сильней,

Коль явственны твои мне недостатки —

Душой тогда хорош я в ходе дней,

Препятствия тогда меж нами кратки!

239

Непросто в понимание войти

Гармонии, чьи звуки болью милы.

Плодом одной души ль её найти?

Гнездятся в ней неведомые силы.

Речёт она таинственной строкой

О гибели прекрасного, наверно.

Душа переполняется тоской,

Хоть облако твоё лишь эфемерно.

Однако что-то гибнет и в тебе,

С прискорбием уже погибло что-то,