Текст книги "Юмор в науке, в истории и в жизни"

План и результат в науке

План – основа жизни всякого предприятия. Иначе и быть не может. Ведь план определяет результат. Не выполнил завод план – страна станки и машины недополучит, не выполнит план совхоз – хлеба и мяса меньше будет.

А вот работники искусства и науки с этим не совсем согласны и всякую ерунду на этот счет несут.

Как там в искусстве, Петр Петрович не знает. А в науке, после того как его в директора научно-исследовательского института произвели, он решил навести порядок. «План должен стать основой и железным законом. Всякое отклонение от плана – преступление», – гласил приказ нового директора.

Чтобы не отрываться от масс, Петр Петрович лично помогал двум сотрудникам – Способному и Неспособному – составить план на год и дал устные инструкции о порядке его выполнения.

Особенно долго занимался он с Неспособным. Очень уж хотел Неспособный все до конца года в плане предусмотреть, чтобы потом как следует все выполнить.

В плане все было расписано по кварталам: в первом – разработать методику, во втором – отработать ее на мышцах, собаках и обезьянах, в третьем – вести исследования на обезьянах, в четвертом – то же, что и в третьем.

Неспособный работал на совесть и план перевыполнил.

Методику он разработал в конце января. К концу первого квартала он успел ее отработать на мышцах, собаках, обезьянах и, сверх того, на яйцах морского ежа. Он показал, что методика применима только для мышей и совершенно не годится для других животных. Остальное время в строгом соответствии с планом он по этой методике вел исследования на обезьянах.

Стараясь перевыполнить план, Неспособный каждый опыт повторял в два-три раза больше, чем было предусмотрено. Все результаты старательно заносил в протоколы, ставил дату и завершал оформление опыта своей подписью.

В конце года он составил отчет строго по плану, приложил к нему чемодан с протоколами и лично отчитался Петру Петровичу о проделанной работе и причинах перерасходования средств. Петр Петрович похвалил Неспособного и в отчетном докладе отметил его аккуратность и работоспособность.

И Способного отметил. Только посильней. Нельзя его было не отметить. Взялся он для сельского хозяйства синтезировать препараты, которые ускоряют рост свиней. В плане точно было сказано: «из фосфоросодержащих соединений». Способный эти соединения быстро проверил – нет результата. Взял серосодержащие и стал с ними работать. А в плане таких соединений и в помине нет.

Нашел он среди них одно действенное соединение и совсем перестал работать: стал все по колхозам ездить и это соединение в практику внедрять. Целый год на это потерял, а план даже на 10 % не выполнил. Мало того, даже по тому, что сделано, у него приличных протоколов экспериментов не оказалось, все больше протоколы по применению. И средств всего 50 % от плановых освоил. Чтобы это скрыть, он при отчете Петру Петровичу разные бумажки из колхозов с отзывом на свой препарат подсунуть пытался. Да еще из философского словаря 1980 года всем определение, что такое наука, читать давал.

Ну и что там написано: «Наука – сфера исследовательской деятельности, направленная на производство новых знаний о природе, обществе и мышлении». А того не знал, что определять, что новое и что старое, имеет право только руководство.

Получил, конечно, товарищ по заслугам. В месткоме и в дирекции его прорабатывали. В отчетных и прочих докладах он целый год фигурировал.

Пожалели его. В приказе за срыв плановых работ простой выговор объявили.

До того человек все это прочувствовал, что, когда ему премию за эффективность препарата дали, отказался. Говорит, что его работу в приказе уже отметили и этого с него вполне достаточно.

Трудно в науке с планом. Там Неспособных много, а тронуть их нельзя. План они выполняют, протоколы ведут исправно, с докладами выступают, теоретические статьи пишут и Способных поучают, как работать надо.

Сила диагноза

Правильно поставить диагноз, то есть, по-русски говоря, угадать болезнь, – значит наполовину вылечить больного, считают врачи.

Александр в настоящее время придерживается другого мнения. Он твердо убежден, что болезнь излечивается на все 100 % правильной постановкой диагноза.

Это убеждение он аргументирует личным жизненным опытом. Было время, и он соглашался с врачами. Но однажды после окончания института он решил жениться и, оставив московскую квартиру на попечение младшего брата, отправился на самолете на свою собственную свадьбу в Уфу, где проживали родственники любимой и она тоже.

Через 15 дней он прибыл в Москву на 3 дня раньше жены, чтобы смягчить резко выступавший холостяцкий колорит квартиры.

Брат встретил его воспаленным взглядом и температурой 39,8 °C. Прошло 2 дня, а об уюте не могло быть и речи. Температура у брата не падала ниже 39,7 °C, и он жаловался на жар и озноб, боль в голове и пятке, зуд в коже и затрудненное дыхание.

На третий день участковый врач, отказавшись от попыток справиться с катастрофой собственными силами, открыл Александру диагноз:

– У вашего брата острая вспышка туберкулеза, его надо немедленно госпитализировать. Поскольку из-за развития бюрократического аппарата с туберкулезом берут только на третьи сутки после заявки, а такое промедление смерти подобно, я беру ответственность на себя и пишу: «Подозрение на форму 70».

– А что это такое? – робко спросил потрясенный Александр.

– Форма 70 – это тиф.

Врачи из санитарной машины, подъехавшей к подъезду, подтвердили диагноз. Александр взял брата Леву на руки и так же на руках внес его в приемный покой огромной городской больницы.

Принимавший больных врач произвел на Сашу впечатление непогрешимого. Он быстро со всех сторон осмотрел, ощупал, прослушал и промерил брата и бросил:

– Диагноз подтверждаю.

– Значит, туберкулез? – вырвалось у Александра.

– Тиф, – отрезал врач.

– Но ведь у него туберкулез! Я знаю, – настаивал Саша.

– Если вы настаиваете, – усмехнулся доктор, – мы проведем консилиум.

3 врача, спустившиеся в приемный покой через несколько минут, были не менее авторитетными и добросовестными. Диагноз был подтвержден единогласно. Тиф.

Александр был потрясен. Брата положили в тифозный корпус.

Дома санитары на совесть облили все наличные поверхности всех наличных предметов мутной жидкостью с дезинфекционным запахом. Александра в квартиру не пустили, а сразу предложили сесть в машину и отвезли в дезинфекционный городской пункт. Только к вечеру он пробился домой.

Растерянная Эмма стояла посреди разгромленной и пятнистой квартиры. Ее растерянность еще больше увеличилась, когда муж шарахнулся от нее, как от тифозной.

– Это я могу быть тифозным, – успокоил Саша жену.

Отец Александра, приехавший следующим утром навестить и поздравить молодоженов, застал странную картину. В необычно выглядевшей квартире молодожены лежали на разных кроватях, в разных комнатах, спиной друг к другу.

– Стараюсь на нее не дышать, чтобы не заразить тифом, – сказал Александр в ответ на изумленный взгляд отца.

А с братом дело было плохо. 3 дня Александр ходил к нему ежедневно. Температура не снижалась ни на йоту. Даже для тифа это было уже слишком.

Жизнь стала неопределенной и бесперспективной. Все же четвертый день был посвящен уборке квартиры.

На пятый день брат, сильно прихрамывая на правую ногу, вошел в квартиру.

– Как тебя выпустили с тифом?! – ахнул Саша.

– У меня не было тифа, – буркнул брат.

– Что же у тебя было?

– Сильный нарыв под толстой кожей.

– Где?

Вместо ответа Лева протянул бюллетень, на котором синим по голубому был написан окончательный диагноз: «Легкая потертость правой пятки».

В наше время не зевай

Теперь в науке не зевай. Мало работу сделать, ее еще и напечатать надо как можно быстрее. Чуть опоздал – будет как с Сашей Галкиным.

Саша получил результат. Разительный, надо сказать, результат.

Такого еще в биологии не было. Этот результат мог явиться основой для целого ряда экспериментов.

Чтобы не потерять приоритет, Саша быстро изложил суть дела в статье и, как полагается, послал рукопись в двух экземплярах в редакцию соответствующего журнала.

Дальнейшая работа шла так успешно, что об этой статье Саша забыл, пока через полгода не наткнулся в американском журнале на краткое сообщение – реферат с точно таким, как его статья, заголовком и точно такими же результатами. Если бы под рефератом не стояла подпись Смита и Джонса, Саша просто не отличил бы эту работу от своей. «Ловкачи американцы! Сама статья у них появится, может быть, через год. У них там тоже с печатью не ахти как быстро. Так они рефератом».

В общем, американцы напечатали раньше, и приоритет был явно потерян.

Саша ворвался в редакцию журнала и устроил там днем Варфоломеевскую ночь за задержку своей статьи. Редактор тут же отослал статью на рецензию самому покладистому и самому быстрому рецензенту.

Чтобы не отстать от американцев, Саша работал как зверь. И через полгода выяснил такой факт. Оказывается, в реактивах была непредусмотренная часть железа. Она-то и давала такие удивительные результаты в опытах.

Ознакомившись с литературой, Саша увидел, что у американцев была та же ошибка. Однако проворный американский журнал опять же успел тиснуть реферат на этот раз с опровержением всех предыдущих данных.

Коллеги шли в ногу через океан. Саша снова бросился в редакцию и на глазах у изумленного редактора уничтожил первый экземпляр своей статьи. Второй экземпляр рукописи еще был у рецензента, и редактор обещал вернуть статью вовремя. Он отделался легче, чем американцы. Опровержение давать не пришлось, и он спокойно принялся за другую работу.

Через год журнал напечатал эту статью по второму экземпляру на основе блестящей рецензии ведущего академика.

Несчастный диссертант

Всеволод Петрович Хитров, среди друзей – Сева Хитрый, защитил диссертацию. Все члены ученого совета проголосовали «за». Ничего не попишешь – очко.

Диссертация была напечатана на машинке в трех экземплярах.

После защиты, как заведено, один экземпляр диссертации был положен в Центральную медицинскую библиотеку, другой – в библиотеку института, в котором работал Сева, а третий должен был остаться у автора.

Но у автора ничего не осталось. Оппонент, который дал на эту диссертацию блестящий отзыв, в данном случае не покривил душой. Диссертация хоть и была кандидатской, но по насыщенности идеями, фактами и совершенно новыми обобщениями стоила докторской.

Оппонент был человеком с положением. Он заведовал целой лабораторией, и поэтому, когда он попросил у Севы диссертацию «на некоторое время», Сева отказать не мог.

«Некоторое время» – понятие растяжимое. Шел месяц, другой, третий. На вежливые Севины намеки о возврате диссертации оппонент не менее вежливо извинялся и еще более вежливо просил подождать еще «некоторое время».

Сева ждал бы, может быть, до бесконечности. Нельзя же силу, а тем более закон, к собственному оппоненту применять. Неудобно как-то.

Но вдруг Сева выяснил, что его диссертацию читает вовсе не оппонент, а по очереди все сотрудники его лаборатории. Они время от времени при встрече и по телефону задавали Севе исключительно странные вопросы, касающиеся материалов диссертации. Особенно много вопросов задавал Борис Круглов. Сева старательно давал разъяснения.

Вскоре после Севиных разъяснений они напечатали свои собственные статьи на эту же тему.

Хоть Сева и был Хитрый, но этого стерпеть не мог. Диссертация была нужна ему самому для дальнейшей работы, и он однажды по телефону более твердо, чем обычно, попросил свою диссертацию. Оппонент не менее твердо попросил подождать «некоторое время».

Позор, но факт. За своей собственной диссертацией Сева пошел в библиотеку своего собственного института. А институт был солидный, и порядки в нем были строгие.

Вел как-то Сева опыт. Поглядит в свою диссертацию – и по ней раствор приготовит. Еще поглядит – и температуру кипения этого раствора отрегулирует и так далее. Да вдруг лопнула у него колба с ацетоном. Ацетон вспыхнул и весь на диссертацию попал. Запылала диссертация от высококалорийного текста. Подбежал к ней Сева Хитрый, подбежали и другие сотрудники. Да что там! Одна зола, ни мыслей, ни обобщений. Потребовали от Севы объяснений. Написал он докладную записку. Дали ему строгий выговор за халатность. Сам заместитель директора института ему нотацию прочитал и предложил немедленно найти способ вернуть аналогичный экземпляр в библиотеку института.

Какой там способ? Выдал Сева оппонента. Заместитель директора у того диссертацию отобрал и в библиотеку положил. Не может же солидный институт без своих собственных диссертаций обходиться. Ведь так и свои успехи не сможешь продемонстрировать.

Только Сева в библиотеке свою диссертацию теперь не берет. Он пользуется тем экземпляром, который по счастливой случайности не сгорел. Сгорела тогда совсем другая книга. И выговор с Севы Хитрого через год сняли за хорошее поведение.

И уж теперь свою диссертацию Сева никому не дает. Кто хочет ее изучить, пусть в библиотеку идет. Диссертация эта и теперь там лежит, и ее всякий прочитать может.

Вот с плагиатом, то есть с воровством чужих мыслей и работ, труднее. Ведь в библиотеке всех точно записывают: кто когда эту диссертацию читал. И уж после этого чужие мысли за свои трудно выдать.

Надо бы ученым для большего порядка электронную машину завести, которая бы точно, даже без автора, определяла, где действительно научная работа с новыми данными, где добросовестное и честное повторение для проверки и уточнения, а где плагиат.

А то ведь сами авторы не всегда за себя постоять могут. Которые из деликатности, которые – из-за недостатка времени, а которые и по причине смерти.

Взаимное тяготение

Видные ученые одной специальности всегда тяготели друг к другу. Тяготение это возникало задолго до того, как они становились известными, а тем более великими. Родство душ у них, очевидно, при рождении закладывается. Если же в какой-нибудь отрасли человеческой деятельности вдруг одновременно много выдающихся личностей объявляется, то сила взаимного тяготения может их всех в одну могучую кучку свести.

Начинается все это довольно просто. Почитают они труды друг друга и уже не прочь встретиться. Если один не знает, что делать в области, в которой другой преуспевает, то желание встретиться становится непреодолимым. Государственные границы и национальная принадлежность, как правило, роли не играют.

При встречах видные ученые друг друга даже через банкетный стол узнают и только и ждут, чтобы их друг другу представили.

О пользе таких встреч и говорить не приходится. Поговорят эти двое часок-другой – смотришь, два государства по несколько миллионов в соответствующей валюте выиграли. Вот и выступают всегда все разумные государства за широкий научный обмен.

Аркадий Васильевич Распадов был величина. Он глава предприятий, выпускающих электронную медицинскую аппаратуру, и видный ученый. Побывали как-то у него в гостях американские ученые. Посмотрели, как дело идет, и прислали ему приглашение посетить США в удобное для него время. Приглашение было подписано профессором Тейлором – председателем Национальной Ассоциации физиков США. Зная работы друг друга, ученые не прочь были установить личный контакт.

Поехал Распадов в США. Почерпнул он там порядочно, не меньше, чем американцы у нас. На прощанье в его честь, как и полагается, банкет устроили.

Гостя посадили на почетное место. Подводит распорядитель банкета к нему весьма почтенного джентльмена, сажает его справа и взаимно их представляет: это, дескать, высокий наш гость, а это – господин Комптон.

А Комптон – известный всему миру физик. Он даже знаменитый эффект Комптона открыл и теперь работал в том же направлении, что и Распадов.

Как только их представили, так сразу почувствовали они друг к другу это самое тяготение и тут же завели деловой разговор. Один про свои сомнения расскажет, другой подумает, рюмочку коньяка пропустит и дельный совет выдает. Потом наоборот.

Так бы и шел банкет. Да принесла нелегкая соседа слева. Сел слева видный и даже красивый щеголь брюнет. Он нет-нет да и влезет в разговор. То вопрос задаст, то вдруг объяснять начнет там, где его вовсе и не спрашивают.

По мере роста тяготения к Комптону росло у Распадова и чувство неприязни к этому красавчику: «Пил бы свой шнапс, произносил тосты и не лез, куда не просят».

А тот не унимается. Ну Распадов ему вежливо ответит и опять к Комптону повернется. Так этот чернобровый стал Распадова за рукав дергать, чтобы к себе внимание привлечь.

По окончании банкета Комптон и Распадов так долго и тепло прощались, что в зале уже никого не осталось. Выходя из зала, Распадов спросил у распорядителя:

– Скажите, пожалуйста, а кто этот брюнет, что сидел слева и произносил тосты?

– Слева от вас сидел лауреат Нобелевской премии профессор Тейлор.

Изобретатель «Водобоя»

Кирилл Петрович лежал на солнце и думал. Потом плавал, лежал на солнце, лежал в тени и снова думал: «Ну чем развлечься здоровому мужчине в расцвете лет, отдыхающему на берегу Черного моря в жаркий день?».

Рядом лежали ряды таких же здоровых малых, и некоторые из них тоже думали. Некоторые, хотя и не думали, однако в любой момент были готовы чем-нибудь заняться. А уйдешь от моря, так тогда совсем не найдешь, что делать в жару, даже безалкогольные напитки не вдохновляют.

И тут пришла МЫСЛЬ. Ну а как с мировым опытом в области безалкогольных развлечений, например, в Махабалипураме или на Гавайях?

Вечером, как только установилась прохлада, Кирилл Петрович отправился в библиотеку за мировым опытом.

Да!.. Мировой опыт явно не подходил. Там, в океане, волна очень организованная. Высота ее 1–3 м, идет она ровно в ряд, тихо, спокойно по всему фронту. Ты ее хорошо видишь, и вот масса развлечений для тысяч отдыхающих. Хочешь ты через волну прыгай, хочешь – под нее, а хочешь – по ней на простой доске – серфинг называется – так и катись, как на лыжах с горки. Такое приятное и спортивное занятие и главное – никакого алкоголя: и без него весело.

А на Черном море волна – это хулиганство какое-то, а не волна. Она достигает не более 0,5 м и идет сразу во всех направлениях и без всякого фронта. О доске и речи быть не может. Вот лежи и думай. Но наяву мысли больше не приходили. А вот во сне! Во сне все и решилось. Приснилось Кириллу Петровичу, как они еще детьми в пионерском лагере часами сидели на вращающихся «конях»-бревнах и сбивали друг друга длинными шестами с петлями на конце. Надо было зацепить «коня» противника и так его завертеть, чтобы твой друг со своего «коня» упал. Вот это занятие и развлекательное, и спортивное. Очевидно, все наши идеи каким-то образом идут из детства.

Кирилл Петрович даже проснулся и начал писать. Надо было тут же оформить идею, сформулировать правила новой игры для взрослых и детей, подходящей для отечественных водоемов. Это было изобретение новой игры, которую он назвал «ВОДОБОЙ».

«Водобой» (бой на воде)

Массовая спортивно-развлекательная игра, предназначенная для отдыхающих на море, около рек и озер.

Правила игры (боя)

2 играющих противника сближаются на воде в положении стоя на плавательных средствах – двойных надувных матрасах, одиночных резиновых лодках, пенопластовых досках и др., – находясь в состоянии неустойчивого равновесия, с ручным спортивным приспособлением – «журавлем» – в руках. Сближение происходит за счет работы нижней частью «журавля», как веслом.

Цель игры

После сближения необходимо столкнуть противника в воду тем концом «журавля», к которому прикреплен мяч, толчком от себя по телу, исключая удары в голову и шею. Цель – удержание равновесия. Поэтому проигравшим считается тот, кто первым коснется рукой плавательного снаряда или первым упадет в воду.

Запрещается наносить боковые удары «журавлем», а также захватывать руками «журавль» противника и толкать соперника выше шеи. Разрешается отбивать, отталкивать «журавль» противника своим «журавлем» или руками.

«Водобой» может быть игрой парной и командной, когда параллельно встречаются по одному игроку из каждой команды, составляя пару.

Счет баллов

Победа – 1 очко, поражение – 0 очков и 0,5 очка – когда противники одновременно касаются плавательного снаряда руками или падают в воду.

Техника безопасности

Игра поводится на глубине 0,5–1,5 м.

Оборудование

1. «Журавль» – ручной спортивный снаряд, представляющий собой деревянный или пластмассовый шест длиной 150 см, на одном конце которого закреплен резиновый мяч (им и толкают противника), а на другом – ласта-весло.

Для удобства транспортировки и мяч, и ласта-весло могут быть съемными. Приспособление должно обеспечивать:

а) движение на воде с помощью весла;

б) возможность толкать противника резиновым мячом без нанесения ему телесных повреждений.

Для изготовления «журавля» можно использовать: круглую деревянную или пластмассовую палку диаметром 20–40 мм, длиной 120–150 см, резиновый детский мяч, кусок поролонового коврика и водостойкий клей. Стоимость такого снаряда – 2–4 рубля (в 1989 году).

Технология изготовления «журавля»: вандус уже приспособлен для крепления на шесте, и на него легко приклеить резиновый мяч. В месте насадки вандуса на шест делается сквозное отверстие, через него пропускается бечевка или шнур, что исключает соскальзывание мяча, приклеенного к вандусу, с шеста во время водобоя.

Поверхность склеивания мяча с вандусом увеличивают за счет эластичности промежуточного слоя поролона, который приклеивают одной стороной ко дну вандуса, другой – к вминающей его поверхности мяча. Подобное крепление оказывается достаточно прочным при нагрузках на сжатие и растяжение при ударе противника мячом.

Плавательные средства.

Наиболее доступными являются два надувных матраса, связанные друг с другом. Можно использовать одноместные резиновые лодки или пенопластовые доски, создающие неустойчивое равновесие коленях.

К 5 часам утра разработка деталей и описание правил игры были закончены. В 9 часов утра Кирилл Петрович ринулся в спортивный магазин в Ялте и купил все необходимое для двух комплектов «Водобоя»: 4 детских сплошных резиновых мяча, поролоновый коврик, 4 палки для щеток, веревку и 4 вандуса.

К вечеру снаряжение было готово, и даже клей хорошо высох.

Естественно, что все друзья-отдыхающие помогали от души: кто руками, а кто и советом. Все они одобряли эту затею и очень хотели скорее поиграть в «Водобои».

Всю ночь Кириллу Петровичу во сне приходила мечта. Вот он играет. А вот – сидит с американским изобретателем различных спортивных игр, который, естественно, стал миллионером. Ведь на доске катаются уже десятки миллионов, и там все платят.

И вот во сне он, Кирилл Петрович, тоже миллионер. Ведь отдыхающих в России не меньше, чем в США, и половина из них проводит отпуск у воды. И все они просто в очереди стоят, чтобы заплатить за такое развлечение. Но главное – известность, слава, и заслуженно. Ведь Кирилл Петрович спас от тоски и скуки миллионы отдыхающих.

Утром он зашел к главному врачу санатория и после завтрака пригласил его на пляж. Кирилл Петрович решил взять главного врача в соавторы своего изобретения: ясно, что главврач автоматически обеспечивает внедрение игры. А как обрадуется главврач, ведь тут и отдых, и физкультура, и здоровье!

Посмотрев на игру всего 4–5 минут, главврач пригласил Кирилла Петровича к себе в кабинет вместе со всем оборудованием для «Водобоя». Сотни собравшихся отдыхающих с восторгом глядели вслед. Массы одобрили игру, они даже за 4 минуты поняли, что именно это и есть спасение от скуки и путь к укреплению здоровья. В кабинете главврач предложил положить все оборудование «Водобоя» в шкаф и запер его.

– Получите, когда будете выписываться.

– Но… непонятно.

– Не задавайте глупых вопросов. Вы что, хотите, чтобы меня посадили? У нас тут и без того в санаториях за сезон по 2–3 идиота тонут. А с вашим приспособлением будет по 20–30. Так нельзя. Так что я вас предупредил. Не выдумывайте… Выпишем!

Как только Кирилл Петрович грустный появился на берегу, около него собралось стихийное производственное совещание. Все здоровые мужчины и красивые девушки хотели играть в «Водобой». Технология изготовления приспособлений для игры была известна. 2 дня в разных палатах трудилось несколько коллективов в санаториях и к тому же несколько компаний «дикарей». На третий день сотни наблюдателей с энтузиазмом встречали каждого победителя в очередном туре «Водобоя».

Главврач вызвал милицию и спасателей. «Водобой» откочевал на дикий пляж. Конечно, возник вопрос: было ли у главврача детство?

Кирилл Петрович после составления соответствующих актов был выписан из санатория как хулиган, нарушивший режим с угрозой для жизни отдыхающих.

Да! Все у нас наоборот, не так, как на Западе. Там изобретатели вроде Форда, Эдисона, Гейтса… строят заводы и становятся капиталистами, создают-производят собственность для народа. И законы там защищают интеллектуальную собственность.

А у нас, наоборот, народ создал собственность – заводы, фабрики…, – которые и захватили наши новые капиталисты. И законы наши защищают такие захваты и никак не защищают создание собственности, в первую очередь интеллектуальной.

Вопросом этим наша Дума собирается заняться только в 2004–2005 годах.

Вскоре по прибытии в Москву за ним зашел милиционер и предъявил постановление об аресте на 15 суток за хулиганство в общественном месте на пляже, на берегу моря.

15 суток с метлой, наводящей глянец на улицах столицы, было вполне достаточно для осознания безвозвратной потери и миллионов, и славы изобретателя.