Текст книги "Счастье с доставкой на дом"

Четверг, день визитов

– «Весна идет, дорогие мои! Весне, как говорится, дорогу!» – бодро прокричал диск-жокей «Авторадио», и из приемника полилась ностальгическая мелодия 80-х.

Рина любила слушать в машине старые, до боли знакомые песни – они создавали приятный фон и при этом не мешали думать. Сейчас, пристроившись следом за неторопливым грузовичком, Рина ехала по усеянному колдобинами шоссе и вспоминала подробности своей сегодняшней встречи с Ниной Никифоровной.

До Воскресенска она добралась гораздо быстрее, чем рассчитывала, и, главное, без приключений. Погода в этот день выдалась яркая, с прозрачным голубым небом и блестящим теплым солнышком. От этого настроение как-то само собой улучшилось, и даже сложные проблемы начали казаться не такими уж неразрешимыми.

Рина не стала готовиться к разговору с Ниной Никифоровной и думать о том, что она ей скажет и о чем спросит. Она боялась, что может заранее настроить себя враждебно, потому что в душе до сих пор возмущалась ее поступком. Однако мысли о предстоящей встрече то и дело назойливо лезли в голову, и, чтобы от них избавиться, Рина принялась петь.

– «Кони в яблоках, кони серые», – заливалась она дуэтом с Салтыковым. Эта заводная песня ей всегда ужасно нравилась, хотя Рина никогда не могла понять, как это можно быть ниже стремени.

К полудню она уже была на месте. Немного поплутав по незнакомому городу, ее «Тойота» свернула, наконец, на нужную улицу и въехала во двор. Дом, в котором жила Нина Никифоровна, несмотря на свой почтенный возраст, выглядел таким свеженьким и чистеньким, будто был не типовой пятиэтажкой, а только что отреставрированным памятником старины. По периметру двора протянулись по-мартовски черные кусты и деревья, образуя что-то вроде маленького парка.

«Симпатично тут, – подумала Рина, оглядевшись по сторонам. – А летом, должно быть, зелено. И просторно», – улыбнулась она про себя, вспомнив разговор с Денисом.

Немного потоптавшись возле машины, она постаралась собраться с мыслями и сосредоточиться на предстоящей ей миссии. Но тут ее размышления прервал телефонный звонок.

– Ринка, – заполнил трубку свистящий шепот Натальи. – Тут Роман. Он ворвался и набросился на меня…

– С кулаками? – улыбнулась Рина. – Ты откуда сипишь-то?

– Из ванной. Зря веселишься, между прочим. Он рвет и мечет и требует сказать, куда ты отправилась.

– Ну и соври что-нибудь, не мне тебя учить.

– Да он уже догадался, что ты к Нине Никифоровне поехала. Требует адрес ему сказать – наверное, собирается пуститься в погоню.

– А ты знаешь его, этот адрес? – спросила Рина, которая точно помнила, что, кроме слова «Воскресенск», ничего больше Наталье не говорила.

– Не-ет, – протянула та, обескураженная неожиданной простотой ситуации. – Вот я балда!

– И я про то же, – согласилась Рина. – Короче, держи оборону, а я пошла. Как раз стою перед домом, с мыслями собираюсь.

– Ну, ни пуха тебе! – уже спокойно пожелала Наталья.

– И тебе тоже ни пуха!

Засунув телефон в сумку, Рина глубоко вздохнула и решительно пошагала к подъезду. Поднявшись на второй этаж, она отыскала глазами нужную ей квартиру и не менее решительно нажала на кнопку звонка.

Через минуту за дверью послышалась возня, потом кряхтение и громкий голос вопросил сакраментальное: «Кто там?»

– Мне нужна Смирнова Нина Никифоровна, – выдала Рина приготовленный заранее текст. – Я приехала из Москвы, по делу.

Последовала небольшая пауза, после чего дверь широко распахнулась и на пороге выросла высокая пожилая женщина в длинном сером платье, поверх которого была надета вязаная кофта.

Рина немедленно подумала, не ошиблась ли она квартирой. Ей почему-то казалось, что Нина Никифоровна непременно должна быть похожа на свою дочь, но открывшая ей дверь женщина даже отдаленно не напоминала Людмилу. Лицо ее было крупным, с тяжелым подбородком и широким носом, а темные с проседью волосы вряд ли когда-нибудь были золотыми.

Тем не менее это была именно Нина Никифоровна, которая в конце концов обрела дар речи, представилась и пригласила Рину войти.

– А вы, как я понимаю, будете Арина Алексеевна? – не то спросила, не то констатировала она. Голос у нее был низким, прямо-таки шаляпинским. И сама она была крупной и вальяжной, похожей на оперную певицу. – Ну что же, проходите в комнату, а я сейчас чайник поставлю.

Оставив пальто в крохотной прихожей, где не помещалось ничего, кроме вешалки, Рина прошла в гостиную и огляделась. Обстановка здесь была довольно простой, но милой: уютный мохнатый плед на диване, нарядные тюлевые занавески на окнах, тяжелая ваза с сухими цветами в углу.

В простенке между сервантом и диваном висели фотографии в разномастных рамках, и Рина подошла на них взглянуть. Здесь было несколько студийных снимков Антошки, черно-белый портрет Нины Никифоровны в молодости, и пара маленьких фотографий, с которых ослепительно улыбалась Людмила.

– Вы, наверное, кушать хотите? – раздался позади голос Нины Никифоровны, и Рина быстро обернулась. Хозяйка уже успела поставить на стол чашки и чайник, а теперь доставала из буфета сахарницу и вазочку с вареньем.

– Нет-нет, – поспешно ответила Рина. Она была слишком взволнована, чтобы думать о еде. – Я с удовольствием выпью чаю.

Наблюдая за тем, как Нина Никифоровна собирает на стол, Рина с удивлением отметила, что та держится совершенно спокойно – не нервничает, не суетится, и руки у нее от волнения не дрожат.

«И почему это я решила, что буду играть в нападении, а она – в защите? – подумала Рина. – Похоже, эта Нина Никифоровна не так уж проста, как мне представлялось по ее письму. Ведет себя так, как будто это мне предстоит перед ней за что-то оправдываться. А вдруг она и в самом деле затеяла какую-то авантюру, и я попалась в ее сети, как последняя дура? Вдруг Роман все же был прав?»

От этих мыслей Рину бросило в жар, и она украдкой вытерла об юбку мигом вспотевшие ладони.

Между тем хозяйка принесла из кухни плетенку с пряниками и сушками и пригласила свою неожиданную гостью к столу. Вероятно, Рине не удалось скрыть своих переживаний, потому что, разлив по чашкам чай, Нина Никифоровна бросила на нее проницательный взгляд и без обиняков спросила:

– Вы ведь очень сильно на меня сердитесь, верно?

Рина вздохнула и досадливо покачала головой:

– Скажу вам откровенно, Нина Никифоровна – я считаю, что вы повели себя абсолютно безответственно. Да что там безответственно – просто ужасно. Вы…

И тут она запнулась на полуслове, увидев, что Нина Никифоровна улыбается.

– Не кори меня, Аринушка, – сказала женщина. – Я уж и сама не рада, что все это затеяла.

Говорила она так просто и проникновенно, что с Рины вмиг слетела вся ее подозрительность.

– Бес меня попутал, – продолжала между тем Нина Никифоровна. – А бес – это подружка моя, Марфа. Чистая бестия, а не бабка! Насмотрелась по телевизору всякой ерунды, вот и придумала драматический сюжет.

А я пошла у нее на поводу – затмение какое-то на меня нашло. Ты уж прости меня, грешную.

Совершенно ошарашенная таким неожиданным покаянием, Рина во все глаза глядела на мать Людмилы и не знала, что ответить.

Из замешательства ее вывел заливистый звонок в дверь.

– Ну вот, легкая на вспомин, – вздохнула Нина Никифоровна, поднимаясь со своего места. – Это наверняка Марфу принесло. Она как посмотрит очередную душещипательную серию, так идет делиться впечатлениями.

Оставшись одна, Рина снова обвела взглядом комнату и тут заметила на маленьком стульчике возле дивана смешную плюшевую обезьянку. Она сидела, неуклюже склонившись на бок, и выглядела грустной и одинокой.

«По Антошке скучает», – растроганно подумала Рина.

В этот момент из коридора послышались голоса, и она невольно прислушалась. Нина Никифоровна говорила тихо и невнятно, зато голос ее собеседницы дребезжал на всю квартиру.

– Ой, батюшки, неужто сама пожаловала, штучка московская? – прокричала невидимая Марфа, и ее подруга недовольно загудела в ответ.

– Она небось на тебя, дуреху, баллоны катит, а ты оправдываешься, – ничуть не смущаясь, продолжала вопить Марфа.

Вероятно, после этих слов Нина Никифоровна всерьез рассердилась на свою приятельницу, потому что в следующее мгновение та уже смущенно причитала:

– А чего такого? Ничего такого. Я правду говорю.

А еще через пару секунд в дверном проеме возникла забавная старушенция, какими их рисуют в современных мультиках. Она была похожа на снеговика на ножках и состояла из совершенно круглого туловища, круглой головы и крохотной круглой дули, украшавшей ее макушку. Более потешного зрелища Рине в жизни не доводилось видеть, и она невольно улыбнулась.

– Здра-а-авствуйте вам, – протянула Марфа каким-то зловредным голосом, после чего исчезла из поля зрения так же внезапно, как и появилась.

Когда хлопнула входная дверь, Рина поняла, что Нина Никифоровна бестрепетно выставила свою назойливую подружку за порог.

Сейчас, сидя в машине, Рина снова очень живо припомнила всю эту сцену, и рассмеялась вслух.

«Действительно, колоритный персонаж, – подумала она про Марфу. – Ох, и достанется Нине Никифоровне от нее сегодня – эта бабуся наверняка будет пытать ее каленым железом, пока не вызнает про наш разговор все, до последнего словечка».

Тут на пассажирском сиденье запищал мобильник, и, увидев, что звонят из дома, Рина немедленно прижала трубку к уху.

– Кто такой Павел? – без предисловий напустилась на нее Наталья.

Сердце предательски подпрыгнуло в груди, и Рина сама удивилась тому, как обрадовал ее неожиданный вопрос подруги. Тем не менее она быстро совладала со своими эмоциями.

– А что такое? – спокойно переспросила она.

– Как это что? – возмутилась экспансивная Наталья. – Тебе звонит какой-то приятно-вежливый Павел, а я про него до сих пор и слыхом не слыхивала.

– Да у меня сотня знакомых, про которых ты не слыхивала, – попробовала отвертеться Рина. – Может быть, это по делу.

– Расскажи это своей старой шляпе, – фыркнула Наталья. – Если бы по делу, он бы просто позвонил тебе на мобильник. А этот расшаркался и просил передать, что непременно перезвонит вечером. Ну и что это за фрукт?

– Мне прямо сейчас исповедоваться, или все же подождешь, пока я вернусь? – засмеялась Рина. – Кстати, а ты почему до сих пор не уехала? Тошка-то из школы вернулась?

– Вернулась, давно уже. А я решила задержаться, все равно день сегодня пошел насмарку…

– Прости, пожалуйста, – смутилась Рина.

– Да брось ты, я не об этом. Просто я же не смогу спокойно жить, пока ты не доложишь мне о результатах своей дипломатической миссии – это раз. Во-вторых, я еще не подыскала для себя подходящего пристанища, а потому снова хотела попроситься на ночлег. Не выгонишь?

– Вах, что ты такое говорищ, слющай? Мой дом – твой дом, – с грузинским акцентом сказала Рина, и Наталья в ответ удовлетворенно захихикала.

– Ну ладно, мы тебя все с нетерпением ждем, – закруглила разговор Наталья. – Ты еще далеко?

– Да нет, уже приближаюсь к МКАДу, думаю, через час буду, если нигде не застряну.

– Удачи! – бросила Наталья и отключилась.

Движение по-прежнему было не слишком суровым, поэтому Рина снова пустилась в воспоминания.

Появление Марфы, как это ни странно, несколько разрядило обстановку, и разговор за столом пошел уже более оживленно. Нина Никифоровна стала расспрашивать про Антошку, и Рина поведала ей о событиях последних дней, не утаив при этом и случай с порезанной рукой.

– Надо же такому случиться, – сокрушенно покачала головой Нина Никифоровна. – Мальчик мой бедный, так ему не повезло. Да и вам сколько лишних хлопот выпало.

Рина благоразумно решила не развивать тему хлопот, которые обрушились на ее голову как раз благодаря Нине Никифоровне. Вместо этого она сказала:

– Из вашего письма я поняла, что вам с Антошкой требуется помощь. Теперь я хочу узнать подробности. Что случилось с Людмилой? Как получилось, что она оставила вам ребенка? Кто его отец? Коли вы ждете от меня помощи, то должны рассказать мне все без утайки.

– А что ж, и расскажу, – согласно кивнула головой Нина Никифоровна. – Сейчас только чаю горяченького подолью, и все тебе выложу, как на духу.

Вернувшись из кухни, она водрузила на стол чайник и блюдо с парой румяных кусков яблочного пирога. Потом она снова уселась напротив Рины, откинулась на стуле и сложила руки на груди.

– Что уж тут скрывать, – вздохнула Нина Никифоровна, – не удалась у Людочки жизнь, по всем статьям не удалась.

Еще немного повздыхав, она устроилась поудобнее и повела свой неторопливый рассказ.

Людмила была из тех редких девочек, которым повезло миновать стадию «гадкого утенка», и из очаровательной малышки она сначала превратилась в красивую девушку, а потом в эффектную молодую женщину.

– Ты, наверное, думаешь, в кого она такая красавица уродилась? – с усмешкой спросила Нина Никифоровна, и Рина неловко заерзала на стуле. – В отца она пошла, в Виктора моего, – не обращая внимания на ее смущение, продолжала мать Людмилы. – Он у меня был первый парень на деревне. Ну, я тоже в молодые годы статная была, видная, – махнула она рукой в сторону портрета на стене, – но все равно никак понять не могла, почему он именно на мне свой выбор остановил. Уж какие бабоньки вокруг него вились, и словами не описать. Но однако ж он на мне женился, вот и весь сказ. И прожили мы с ним в мире и согласии целых десять лет. А потом несчастный случай на стройке и все… Да…

Рассказчица тяжело вздохнула, украдкой смахнула предательскую слезинку и принялась вспоминать дальше.

– Я всю жизнь паспортисткой проработала, а это должность хорошая, надежная. Тут тебе и уважение, и связи, да… Так что жили мы с Людочкой, не тужили. И ладили мы с ней, вот что важно. Она мне все рассказывала, делилась своими переживаниями, мыслями своими. И вообще она была девочка добрая, бойкая, с ней все дружить хотели.

«Как моя Тошка, – не могла не подумать Рина.

И все же что-то Нина Никифоровна в своей дочери проглядела. Не заметила вовремя, как постепенно изменились взгляды девочки на жизнь вообще и на свои перспективы в частности. Как-то в запале одной из ссор, которые хоть и нечасто, но все же случались, Людмила заявила, что ничего хорошего мать для нее в этой жизни не сделала.

«Тебе даже в голову не пришло поискать себе нового мужа, – выкрикивала она в лицо матери свои претензии. – С твоими-то данными, с твоими связями могла бы найти себе вполне приличную партию. И не жили бы мы тогда в этой дыре убогой. И не надо было бы по полгода на сапоги копить».

Нина Никифоровна была так ошеломлена откровениями дочери, что даже заболела от горя. Людмила тогда здорово испугалась, просила прощения, уверяла мать, что выдумала все в пылу ссоры и что она вовсе так не думает, однако в сердце Нины Никифоровны навечно поселился червячок сомнения.

– Наверное, вся вина за то, что с ней случилось, на мне лежит, – задумчиво произнесла Нина Никифоровна, потянулась к чайнику и снова долила себе чаю. – Это я не уберегла ее от соблазнов. Ведь красота, она что деньги – не каждый умеет с ними управляться. Одним они счастье и удачу приносят, а другим сплошное горе.

Лет с четырнадцати Людмила стала рассматривать свою внешность как личный капитал и в дальнейшем рассчитывала выгодно вложить этот капитал с большой для себя пользой. Главную ставку она, естественно, делала на столицу, поэтому, едва окончив школу, укатила в Москву. Девушкой она была неглупой, поэтому без особого труда поступила в институт, но учеба не была целью ее жизни. Большую часть времени Людмила занималась тем, что искала правильную партию. Нечего и удивляться, что она быстренько выскочила замуж за довольно солидного господина, поимела от него небольшую квартирку и так же быстренько с ним развелась. Это была ее разминка, так сказать.

О следующем этапе ее жизни Нина Никифоровна узнала много позже. Это было то время, когда Людмила познакомилась с Сергеем. В тот период дочь редко приезжала навестить свою мать и ни разу не пригласила ее к себе в гости.

– Когда она мне потом про Сережу твоего рассказывала, то слезами горькими заливалась, – продолжала свой грустный рассказ Нина Никифоровна. – Любила она его по-настоящему.

«И он ее тоже любил, – растроганно подумала Рина. – Возможно, я угадала, когда сказала Тошке, что без Сергея все в этой жизни потеряло для Людмилы смысл».

Как бы то ни было, но от дочери его она все же избавилась. Промыкавшись с Тошкой несколько месяцев, она поняла, что не может и не хочет быть матерью. Признаться Нине Никифоровне в том, что родила внебрачного ребенка, она не решилась – не столько потому, что боялась ее укоров, сколько из-за нежелания дать повод для нескончаемых провинциальных сплетен.

– А потом она снова вышла замуж, – рассказывала Нина Никифоровна, – за богатого какого-то. Я даже на свадьбе у них была, все чин чином. Да только богатство без любви – это лишь видимость счастья, да… Людочка-то поначалу этого не понимала, а когда поумнела, уж поздно было. Только в этот раз не она от мужа ушла, а он сам ее бросил – променял на девятнадцатилетнюю секретаршу.

Людмила была потрясена тем, что впервые в жизни мужчина сам от нее отказался. К тому же именно в этот момент она узнала, что снова ждет ребенка. Не представляя, что делать, и не в силах самой разобраться со свалившимися на ее голову проблемами, она наконец-то вспомнила о матери. Их долгие откровенные разговоры повлияли на Людмилу удивительно благотворно. Она успокоилась, воспряла духом и решила, что пора бы начать новую жизнь. Оставшись с Ниной Никифоровной, она родила Антошку и искренне старалась стать ему хорошей матерью. Но все же начать новую жизнь ей так и не удалось. Через полгода Людмила страшно затосковала, у нее началась болезненная депрессия, и врач посоветовал срочно сменить образ жизни. Она не преминула воспользоваться этим советом и тут же упорхнула в Москву, да так там и осталась. Правда, она постоянно звонила матери, чтобы справиться о малыше, а раз в месяц непременно наезжала с подарками и деньгами, но потом снова исчезала.

Когда Антошке было два года, Людмила явилась к матери радостная и счастливая и заявила, что ей наконец-то повезло по-крупному. Сказала, что выходит замуж за миллионера и уезжает с ним в Австралию.

«Дождалась и я своего звездного часа», – ликовала Людмила. Она клятвенно заверила мать, что чуть позже непременно заберет их с сыном к себе, а пока что бабушка официально оформила опекунство.

– Потом она присылала нам деньги и посылки, иногда звонила, вот только забрать нас к себе не спешила, – продолжала вспоминать Нина Никифоровна. – Да я бы и не поехала в ту Австралию, но вот Антошеньке, может, там было бы хорошо.

А спустя год пришло известие о том, что яхта, на которой Людмила вместе с мужем совершала морскую прогулку к каким-то там островам, потерпела крушение. Спастись никому не удалось.

– И остался мой внучек сиротой, – всхлипнула бабушка Нина, но быстро взяла себя в руки. – Ну, отец-то у него, конечно, где-то есть, только я про него ничего не знаю. Когда Людочка перед самым своим отъездом в Австралию последний раз со мной откровенничала, то призналась во всех своих грехах. И про дочку ее я тогда первый раз услыхала, и про то, что Антошеньку она не от мужа родила, а на стороне нагуляла. Как узнала я, чего она успела в своей жизни накуролесить, так и рассеялись мои последние надежды на ее счастье. Тогда я про себя подумала, что отольются ей еще детские слезки, вот только не ожидала, что Бог решит наказать ее так строго.

Пока Рина слушала этот печальный рассказ, отношение ее к Людмиле колебалось, словно стрелка компаса. То она ее искренне жалела, то возмущалась ее легкомыслием, то она от души ей сочувствовала, то переполнялась праведным негодованием. Но с мнением Нины Никифоровны Рина была согласна на все сто: Бог, конечно, наказал Людмилу, но кара его была чересчур сурова.

Из задумчивости Рину вывел жуткий грохот, и тяжелый цементовоз с воем обошел ее «Тойоту» на крутом повороте. Из-под его гигантских колес взметнулась мощная волна грязи, и Рине на секунду показалось, что ее маленькую машинку погребло под сошедшим с гор селевым потоком. Дворники беспомощно размазывали смешанную с глиной снежную слякоть, и видимость упала до нуля. Пришлось срочно остановиться, чтобы с помощью носового платка и воды из бутылки проковырять амбразуру в образовавшейся на ветровом стекле корке.

«Не было печали», – расстроилась Рина, которой хотелось поскорее попасть домой. Ей уже не терпелось заключить в объятия сначала Тошку, потом Антошку, а заодно и Наталью. Общение с Ниной Никифоровной обострило все ее чувства, вызвав к жизни невероятную нежность и сентиментальность.

Кое-как добравшись до ближайшего сервиса, Рина загнала машину в мойку, а сама принялась названивать домой.

В этот раз отозвалась Тошка.

– Мам, – с ходу сообщила она, – тебе Ве… Вениамин уже раз двадцать звонил. Он злится, что ты не отвечаешь на его звонки. Мне кажется, он собирается заявиться к нам домой.

– Ничего, я уже скоро буду, – подбодрила ее Рина, хотя, сказать по правде, при упоминании имени Вениамина у нее затряслись поджилки. Она до сих пор не придумала, что скажет ему по поводу Антошки, а завтрашний банкет и вообще вылетел у нее из головы.

«Нет, не буду огорчаться, – твердо сказала себе Рина. – Сориентируюсь по ходу дела – авось меня осенит, и сама собой родится какая-нибудь стоящая идея».

– Смотри, кого я тебе привезла, – сказала Рина, вытаскивая из сумки заметно повеселевшую обезьянку.

– Маня! – закричал Антошка и от радости запрыгал на одной ножке. Потом он схватил мартышку и крепко прижал ее к животу.

– А в субботу еще и бабушка Нина приедет, – добавила Рина, с улыбкой глядя на малыша.

– Ты пригласила ее в гости? – спросила Тошка, и в голосе ее Рина уловила волнение.

«Наверное, она боится, что не сможет отнестись к бабушке объективно. Это и понятно, ведь Нина Никифоровна ассоциируется у нее с Людмилой, которую девочка вряд ли когда-нибудь сможет простить».

– Конечно, я ее пригласила, – ответила она и погладила Тошку по щеке. – Все будет хорошо, бабушка Нина тебе понравится.

– А тебе она понравилась? – спросила девочка, пытливо глядя на мать.

– Да, – просто сказала Рина.

– Бабушка Нина хорошая, – неожиданно подал голос Антошка, который внимательно слушал их разговор. – Она знаешь, какие башни из кубиков строит? Высоченные!

– Ну, раз так, то пусть приезжает, – засмеялась Тошка.

– А куда вы подевали Наталью? – спросила Рина, удивляясь тому, что подруга до сих пор не набросилась на нее с вопросами.

– Она оккупировала твою мастерскую и ведет оттуда деловые переговоры. Ей надоели бесконечные звонки Вениамина, вот она и ушла в подполье, как она выразилась.

Наталью Рина застала за важным телефонным разговором. Та сидела, развалившись на фамильной банкетке и положив ноги на высокий крутящийся стул. Увидев Рину, она сразу же выпрямилась и приветственно помахала рукой. Быстро свернув беседу, Наталья ткнула пальцем в направлении кресла и скомандовала:

– Садись и немедленно выкладывай, что и как. Я сегодня целый день грудью защищаю твой бастион, понесла колоссальные потери нервных клеток, так что имею право знать, за что страдала.

– Страдала ты не зря, – заверила ее Рина. – Теперь я точно знаю, что произошло и как к этому относиться.

– Как? – переспросила Наталья, склонив голову к плечу.

– Самое главное, я теперь ни в чем не сомневаюсь, – пояснила Рина. – Мы с Ниной Никифоровной проговорили достаточно долго, чтобы я смогла убедиться, что никакая она не аферистка, а самая обыкновенная пожилая женщина, которой не слишком повезло в жизни.

– Ну слава богу, а то Роман… – начала было Наталья, но Рина ее перебила.

– Если я сейчас не съем бутерброд, то хлопнусь в голодный обморок, – сказала она, прислушиваясь к сердитому урчанию в животе. – Пошли на кухню – нету лучше места для задушевных бесед.

– А что же баба Нина? Не хлебосольная оказалась? – хмыкнула Наталья, поднимаясь на ноги и направляясь вслед за подругой.

– Да ты что, она и чаем меня поила, и пироги мне предлагала, даже щей порывалась налить. Но у меня на нервной почве аппетит вообще пропал. Теперь вот постепенно пришла в себя и сразу проголодалась.

Пока Рина переодевалась и приводила себя в порядок после дальней дороги, Наталья великодушно согласилась зажарить для нее яичницу – единственное блюдо, которое она действительно умела готовить.

«Деловая женщина не может растрачивать свою драгоценную энергию у плиты, – оправдывала Наталья нелюбовь к готовке. – Беря в руки поварешку, она ставит крест на своей карьере».

Поскольку изготовление яичницы этому постулату не противоречило, Наталья справилась с задачей на отлично и щедро бухнула в тарелку подруги толстый кусок своего творения. Рина тут же вооружилась вилкой и с удовольствием принялась за еду.

Ждать, пока Рина насытится, Наталья была не в состоянии, и той пришлось рассказывать о своей поездке прямо в процессе поглощения пищи. Ответив, наконец, на все «как?», «зачем?» и «почему?», Рина отодвинула тарелку в сторону, удовлетворенно вздохнула и сказала:

– Ну вот, а теперь твоя очередь демонстрировать свои боевые раны.

– Ты имеешь в виду нашу стычку с Романом? – скривила рот Наталья. – Вообще-то до кулачного боя дело у нас не дошло, слава богу, но страху он на меня нагнал.

– Неужели такое в принципе возможно? – усмехнулась Рина, не знавшая более бесстрашной женщины, чем ее подруга.

– Еще как возможно! – с чувством воскликнула та. – Ты себе даже не представляешь, как он распалился – у него дым из ушей валил. Главное, я его раньше таким ни разу не видела, вот что меня особенно напугало.

Роман действительно был человеком довольно уравновешенным и выходил из себя крайне редко. Однако узнав о том, что Рина его обманула, он разозлился не на шутку.

«Глупая девчонка, – негодовал он про себя. – Вообразила, что взрослая и мудрая и со всем справится сама. В уме ей, конечно, не откажешь, но ведь она к тому же еще жутко добрая. И доверчивая».

– А ты куда смотрела? – напустился он на Наталью. – Ты что, не знаешь, что у нее все вокруг хорошие? Она всем верит и всех подряд жалеет.

– Да ладно тебе! – заступилась за подругу Наталья. – Ты ее уж прямо за дурочку какую-то держишь. Да Ринка, может, получше нас с тобой в людях разбирается. Вон, Капустина моего с самого начала, оказывается, раскусила, а мне для этого потребовалось семь лет совместной жизни.

– Да твоего Капустина и кусать не надо – умному человеку сразу понятно, что он с гнильцой.

– Ну конечно, вы все вокруг оказались такими проницательными, одна я – кретинка.

– Нечего мне зубы заговаривать со своим Капустиным, – снова завелся Роман. – Немедленно говори адрес этой растреклятой Нины Никифоровны!

Наталья поджала губы и отвернулась к окну.

– Ты мне тут пионера-героя из себя не строй, – продолжал наседать на нее Роман. – Да не поеду я в Воскресенск, не нервничай. Просто хочу дать задание знакомым ребятам, чтобы они навели справки и о старушке, и о дочке ее. Еще неизвестно, что с этой австралийской Людмилой на самом деле приключилось. Может, там вообще какая-нибудь крупная международная афера затевается. Газеты читаешь?

Эти доводы привели Наталью в замешательство.

– Ты правда так думаешь? – спросила она, с беспокойством глядя на Романа.

– Ничего я не думаю, просто гипотезы строю. Здравомыслящим людям, между прочим, свойственно рассуждать, а не кидаться в авантюры сломя голову.

– Хватит меня пугать! – рассердилась теперь уже Наталья. – Я правда не знаю адреса этой бабуси. Если бы знала, прямо сейчас и раскололась бы, потому что ты меня убедил. Знаешь, как я за Ринку переживаю! Ведь как не крути, а она храбрая девушка. Я бы ни за что не решилась пригреть чужого ребенка. Да еще во второй раз…

«Я и своего-то не отважилась заиметь, – с тоской подумала Наталья. – Боялась, что и на Толика, и на ребенка у меня пороху не хватит. Или просто не хотела рожать от Толика? Или же вообще не хотела рожать? Поди теперь, разберись».

Из задумчивости ее вывел голос Романа.

– Как ты думаешь, – спросил он, – Рина нас не убьет, если мы покурим у нее в кухне?

Он уже немного успокоился и уселся верхом на стул, положив локти на спинку.

– У нас оправдание имеется – мы нервничаем. И все из-за нее, между прочим.

– А хомяк? Он у нее тоже некурящий. Не сдохнет от табачного дыма?

– Я на него уже курила, так что он наверняка адаптировался, – заверила его Наталья и отправилась добывать из сумки свои сигареты.

«Удивительный экземпляр эта Наталья, – принялся размышлять между тем Роман. – Они с Риной не похожи ни внешне, ни по характеру, но дружат – водой не разольешь. Судя по всему, Наталья на самом деле готова за подругу пытку принять – прямо-таки грудью встала на ее защиту. Кстати, а грудь очень даже ничего. Да она и вообще очень даже ничего.

А одевается – обалдеть просто! Другого бы в таких шмотках уже давно затюкали, а этой хоть бы что – носит все с абсолютно независимым видом, и никому даже в голову не придет над ней подтрунивать. Характер!»

В этот момент Наталья как раз вернулась в кухню и Роман бросил на нее откровенно оценивающий взгляд. Она была высокая, почти одного с ним роста, крупная, но ладная. Красивая стрижка и удачная косметика делали ее простоватое лицо довольно выразительным.

«Вот черт, – с досадой подумал Роман. – И почему на меня вешаются исключительно смазливые, меркантильные и инфантильные профурсетки? Эти модели… человека? А такие вот Натальи смотрят исключительно как на товарища по партии. Может быть, тут вступает в силу закон равновесия? Сильный мужчина – слабая женщина, а если женщина деловая и самостоятельная, то ее непременно тянет опекать какое-нибудь ничтожество а ля Толик Капустин. Дурацкий закон! Нет в этой жизни справедливости».

– Ну вот скажи, есть в этой жизни справедливость? – вздохнула Наталья, когда они с Риной наконец-то закончили обмениваться новостями и перешли к философским рассуждениям о превратностях бытия. – Почему кому-то достаются такие самостоятельные, надежные мужики, как Роман, а мне – Толики всякие?

– Толик же тебе не по наследству достался, – пожала плечами Рина. – Ты сама себе такое счастье выбрала, а потом сама же избаловала. Так что нечего себя жалеть, лучше прямо сейчас начинай думать о новой жизни. Мечтать о счастливом будущем гораздо полезнее для здоровья, чем убиваться по неудавшемуся прошлому.

– Мечтать, мечтать, – пробубнила Наталья, явно недовольная критикой в свой адрес. – Мне сперва надо очухаться от капустинских штучек, а потом уж погружаться в эйфорию. Да и Роман твой тоже мне оптимизма не добавил, – обиженно выпятила она нижнюю губу. – Обозвал меня безмозглой курицей и розовой идиоткой, представляешь?