Текст книги "Настоящая принцесса и Наследство Колдуна"

Глава 14,
в которой от коронованной особы требуют всей правды, а волшебная скрипка отстаивает свое мнение

А вот что произошло во дворце после того, как наследная принцесса улизнула с заколдованным клубком и волшебной скрипкой…

Когда Филин ушел встречать Бабушку, фриккен Бубендорф отправилась отдохнуть, а Костя с отцом удалились (похоже, выяснять отношения), то в Цветочной гостиной остался лишь Инго. Он сидел у помигивающего и жужжащего ноутбука и ждал. Мэри-Энн закончила очередной десяток попыток расколдовать неподатливое волшебное яблоко, и ей задали новую задачку – ту самую формулу, на которую возлагались большие надежды.

Инго смотрел на экран Мэри-Энн. По нему стремительно бежали какие-то пронзительно-зеленые графики. Колебания. Синусоиды. Мелькали цифры – наверное, частоты и амплитуды. В этом Инго совсем не разбирался, зато знал, что Маргарита чувствует себя в этих акустических волнах как рыба в воде. Кстати, а где Маргарита? Да, она выскочила из Цветочной гостиной за Лизой, но вот прошло пять минут, десять, а Марго все не возвращалась… А ведь ее помощь может понадобиться в любую секунду.

Инго в очередной раз покосился на расписные часы, украшавшие каминную полку. Циферблат у них был с хорошую тарелку, а стрелки, искусно выкованные в виде цветов на стебельках, показывали, что Марго нет уже четверть часа. В коридоре зацокали знакомые шаги, и Инго, хотя ему было совсем не до веселья, все-таки улыбнулся. Радингленские кружева Маргарита осваивала быстро, старательно и охотно, но сменить тяжелые подкованные ботинки на местную обувь наотрез отказывалась.

– Вот что, Мэри-Энн, запомни все и выключись, вздремни пока, – поспешно сказал Инго, и как раз вовремя.

Маргарита ворвалась в гостиную. Пылающая, разгневанная, тонкие темные брови сдвинуты.

– Сядь! – крикнула Маргарита, когда Инго поднялся ей навстречу. – Ты мне почему ничего не говорил? – без предисловий выпалила она.

– Скажи, почему ты мне раньше не рассказывал о себе всю правду?

– Какую правду? – удивился Инго.

– Про Черный замок! – отрубила Марго. – Про Мутабора!

– А-а-а, – протянул Инго – я все понял. Тебя огорчает, что я, оказывается, наследник Мутабора? Но я ведь объяснил – наследник не значит ученик или приемыш. Учеником он меня не сделал, не вышло, я ведь так и не согласился.

Он попытался пригладить Маргарите растрепанные короткие волосы, но она вырвалась и даже отпрянула.

– Ничего-то ты не понял! – Глаза у нее сверкали. – Я совсем о другом! Почему я только сейчас узнала про твои двенадцать лет плена в Черном замке? Про то, как Мутабор тебя давил, да не раздавил? И что за иммунитет к черной магии ты упоминал? Почему раньше молчал? – Допытывалась Марго. – Я Филина только что спрашивала, так он даже не пожелал об этом говорить!

– И правильно, ни к чему тебе подробности, – отмахнулся Инго. – Притценау нет, скоро и Черного замка, надеюсь, не будет, и тогда эта история кончится навсегда, и о ней можно будет благополучно забыть! Я бы ни за что не стал обо всем этом упоминать, если бы для дела не потребовалось. А так… Поверь, мне не о чем рассказывать, ничего интересного в плену не было.

– Опять ты про «интересное» – я тебе что, Костик? – возмутилась Марго. – Это ему чем ужаснее, тем интереснее! По-твоему, я для развлечения спрашиваю, нервы пощекотать?

Под ее упорным взглядом Инго опустил глаза. Не хочется врать, но надо. Чтобы Маргарите было спокойнее… и не только для этого. Ведь если он, Инго, хотя бы заикнется о том, каково ему было в плену, придется рассказывать все – Марго не отступится, пока не выведает. А зачем ей знать в подробностях, как Мутабор обращался с ним все двенадцать лет? Колдун ведь не просто изводил Инго ядовитыми насмешками и угрозами расправиться с Бабушкой, Филином, Лизой. Он старался сломить волю пленника, пробовал на нем самые зловещие свои чары… Но так и не заставил Инго стать его учеником. А перед самой коронацией, добиваясь покорности, заколдовал Инго в уродливого безвольного карлика. Только вот не удалась Мутабору его затея, и, похоже, именно с тех самых пор Инго не берет никакой морок. Даже «ширмы» и то не совсем подействовали. А что будет, если Маргарита обо всем этом узнает? Она такая сострадательная, еще начнет, чего доброго, его жалеть – а это не нужно, честное слово. Все, за что его можно было пожалеть, осталось в далеком прошлом, а сейчас все ждут от него важных решений и надо во что бы то ни стало казаться самым сильным.

Инго спохватился, что так ничего и не ответил на вопрос Маргариты. А она молчала – молчала как-то требовательно, ждала, что он скажет. Инго вздохнул и продолжал:

– В Черном замке было тоскливо. Безнадежно. Я ведь не знал, когда это все кончится. Еще было странно и непонятно. Скажем, пытаешься подойти к окну или к двери или просто добраться до конца коридора, а цель удаляется. Потом только обнаружил, что, если идешь вперед, а цель все дальше, надо пятиться… – Инго выдавил из себя усмешку. – Чувствовал я себя при этом ужасно глупо! Или вдруг оказывалось, что шагаешь по отвесной стене. Очень неудобно. Или вот еще: вчера ты по лестнице поднимался, а назавтра оказывалось, что она ведет вниз. Со звуками там тоже непредсказуемо… То тихо, как в вате, даже собственного дыхания не слышишь, а то, наоборот, вдруг просыпается позавчерашнее эхо – и ну по коридорам метаться. То же самое бывало и с музыкой. – Инго помолчал. – Вот сколько я тебе всего рассказал, и совсем никаких ужасов, – подытожил он. – Все, был плен и кончился! Сама видишь, я жив и здоров. Перестань делать из меня мученика!

Все это Инго говорил, глядя в окно, за которым косо летел крупный снег, а теперь посмотрел на Маргариту.

И не узнал ее – такое у нее сделалось перекошенное лицо. И вместо огромных глаз – злющие темные щелочки.

– Ах так! – разъяренно прошипела Маргарита. – А я-то, дура, думала, у нас нет секретов друг от друга! Не доверяешь! Значит, я тебе не нужна!

– Марго, ты что? – тихо спросил Инго, шагнул к ней, но она отскочила.

– Ничего! Не трогай меня! – ломким голосом воскликнула Маргарита, избегая смотреть ему в лицо. – Я тебе не нужна, Бабушка твоя меня терпеть не может, что ни сделаю, ей все не по нраву, в Радинглене твоем я чужая…

Инго никогда не видел ее такой взбешенной. Он давно уже убедился, что Марго вспыльчива, но теперь она несла оскорбленную околесицу и, казалось, нарочно растравляла в себе обиду. Ее как будто подменили! Вместо прежней Марго перед ним была какая-то вздорная истеричная девица. Прежняя Марго, чуткая, участливая, наверняка бы сообразила, что сейчас не до выяснения отношений и уж точно не до упреков в адрес больной Бабушки.

– Вам от меня только и надо было, что помощь насчет акустики! – Маргарита вошла в такой раж, что затопала ногами. – Что я тут вообще забыла?! Все, с меня хватит! Я сейчас же ухожу к папе, нет, я вообще уезжаю обратно в Кенигсберг! И не звони мне!

Инго сел обратно за стол и скрестил руки на груди.

– Как скажешь, – негромко произнес он.

Марго уже шла к дверям. На пороге она обернулась:

– Вы прекрасно обойдетесь без меня. Ввести формулу в компьютер и запустить программу – все это я сделала, а дальше справитесь. Желаю успехов!

Маргарита попыталась громко хлопнуть дверью, но створки были такие массивные, что у нее ничего не получилось.

Оставшись один, Инго тяжело вздохнул и включил Мэри-Энн. Он не понимал, что за стих нашел на Маргариту, но решил вслед не бежать и не переубеждать. Тем более что и ему было горько и обидно.

* * *

… Выбежав из Цветочной гостиной, Маргарита повела себя несколько странно. Насупленные брови разгладились, а разозленное перекошенное лицо стало просто серьезным и сосредоточенным. Маргарита стремглав промчалась по галерее, забежала к себе в комнату и стала собираться. Через пять минут вместо радингленского платья на ней уже был свитер, шарф, высокие ботинки и кожаные брюки – та самая экипировка, в которой Марго вместе с Левой совершала вылазки в гномские подземелья. Вытащила из кармана смартфон и включила. Помигивая, тот тихонько заиграл что-то монотонное. Марго с усилием улыбнулась и уверенно двинулась по дворцовым коридорам, держа попискивающий прибор перед собой. И никто – ни домовые, ни придворные, – почему-то не обратили на нее ни малейшего внимания, словно на ней была шапка-невидимка, и даже, казалось, не услышали ни шагов, ни музыки. Вот так, незамеченной, Марго и покинула пределы дворца и углубилась в подземный ход, который вел мимо Сокровищницы в гномские владения.

«Не у одного Костика память абсолютная», – с гордостью подумала Маргарита, обнаружив, что отлично помнит маршрут, по которому водил ее Лева, когда они вместе с гномами распределяли, где будут обереги от Черного замка. Правда, теперь ей приходилось идти в одиночку, местами в темноте, которую свет от дисплея почти не рассеивал.

В обширных пещерах, извилистых коридорах, под каменными сводами, на подходах к парадным залам с резными колоннами, у ворот, ведущих к кузницам и штольням, словом, повсюду, повсюду горели факелы и стояли вооруженные гномские посты. Но и Подземный народ с его острым слухом не услышал торопливых шагов Марго и приглушенного попискивания смартфона. Более того, гномы, которые, с острейшими топорами наизготовку всматривались в темноту, Маргариту в упор не видели, и она каждый раз говорила себе «вот и отлично» и торопилась дальше – мимо тех, кто охранял обереги. Время от времени она встречала и сами обереги, которые вовсе не походили ни на барьеры, ни на окопы, ни даже на противотанковые заграждения. Это были то струны, натянутые под самым потолком, точно для какой-то невероятной арфы, то медные воронки и выгнутые щиты, закрепленные под разными углами, то десятки колокольчиков, развешанных вдоль стен и тихо позванивавших на сквозняке. Кое-где она замедляла шаг, останавливалась и, сосредоточенно сдвинув брови, то подкручивала гигантские колки, спрятанные за хитро замаскированными под грубый камень выдвижными панелями, то перевешивала колокольчик на два пальца в сторону, зажав его язычок в ладони, чтобы не звякнул. При этом она тихо бормотала себе под нос: «Зря мы старались, все с точностью до наоборот!»

Однако Марго попадались не только гномские посты и обереги от Черного замка. Временами ей встречались фигуры, которые человеку непосвященному могли бы показаться на диво искусными изваяниями гномов – один замер, занеся топор, другой – закрыв лицо руками, будто его ослепил яркий свет, третий и вовсе упал на колени. Но Маргарита знала, что эти гномы еще недавно были живыми, а окаменели они, наткнувшись на зловещие следы, оставленные Черным замком в подземельях, – следы, которые для гномов превращались в смертельные ловушки, стоило лишь подойти поближе. Даже шлемы и нагрудники, изготовленные из шкуры, сброшенной Костиком, не помогали противостоять чарам. У подножия каждой такой фигуры виднелось по кружке вина, накрытой краюхой хлеба – приношения гномов погибшим сородичам. Марго отворачивалась, чтобы не видеть искаженные каменные лица, прикусывала губу и спешила дальше.

Наконец Марго добралась до развилки, которую почему-то позабыла, и на этой развилке остановилась и заколебалась. Она точно знала, что направо будет огромный круглый зал. Со слов гномов Маргарита помнила, что здесь когда-то было Святилище, а теперь – гигантский колодец, обойти который можно лишь по узкому карнизу. Именно отсюда два года назад и поднялся Черный Замок, пытаясь пробить камень и выйти на поверхность в Радинглене. Но вот что ждет ее, если свернуть влево, туда, где сводчатый коридор идет под уклон и загибается? Кузницы позади, парадные залы тоже…

– Вот бы Лизаветин волшебный слух! – громко сказала Марго, но тут же строго напомнила себе, что ей нужно в Святилище. А что там за поворотом, не так уж важно, тем более, что проход какой-то странный: оберегов перед ним нет ни одного, но эхо очень уж быстро заглохло – значит, впереди ворота, даже двойные, хотя отсюда их не видно.

Отбросив сомнения, Маргарита двинулась направо. В Святилище оказалось тихо и безлюдно. Только из огромного колодца веяло стужей – Марго почувствовала, что лицу, рукам и шее холодно. Она поняла, что где-то обронила шарф, но не возвращаться же теперь…

Прижимаясь лопатками к неровной обледеневшей стене, Марго сделала несколько осторожных шажков по карнизу, стараясь не оскользнуться. Остановилась, перевела дыхание. Поднесла смартфон к самому лицу, выключила монотонный сигнал, а потом решительно нажала какую-то другую кнопку.

И под каменными сводами закружила, как черная птица, сумрачная, завораживающая музыка. Темнота стала плотной и ощутимой, будто бархатный занавес. Марго вскинула руку со смартфоном вверх и стала ждать.

Лиза обязательно узнала бы эту музыку.

И кое-кто еще тоже ее бы узнал.

* * *

– Здравствуй, девочка. Тебе кого? – удивленно спросил знакомый густой голос.

Лиза замерла на пороге чужой прихожей.

В первое мгновение дородная дама в вишневом халате-кимоно и затейливом шелковом тюрбане на голове показалась ей смутно знакомой. Но только потому, что это накрашенное солидное лицо часто мелькало на экране телевизора именно тогда, когда Лиза включала его узнать погоду. Правда, сейчас дама растопырила пальцы, как никогда в телевизоре не делала: сушила вишневый же лак на длинных острых ногтях.

Что-то в этих ногтях было до странности неприятное.

Не ногти, а прямо когти.

– Здравствуйте, – оробев, выдавила Лиза.

Но стоило только хозяйке сделать шажок вперед, как воздух, разделявший их, шевельнулся, точно прозрачная занавесь, собрался в складки, помутнел… Через мгновение муть развеялась, и у Лизы словно пелена спала с глаз, а вишневая дама вдруг замерцала, словно изображение в испорченном телевизоре.

Заклятие ширм разрушилось.

Ну конечно!

Гарпия!

Перед Лизой закрутился вихрь картинок – будто кто-то быстро-быстро вращал калейдоскоп, начиненный воспоминаниями. Вот известная телеведущая Алина Никитична на экране телевизора. Кто ж ее не знает! А вот она уже не на экране, а рядом с Лизой, в кабинете директора школы. Вместе с целителем Хрустицким они рассматривают Лизу – фотографируют, допрашивают, сверлят глазами… У Алины Никитичны высокая прическа и малиновый рот и накрашенные ногти-когти… Это было больше года назад, когда Мутабор явился в Петербург под личиной мировой знаменитости – виолончелиста Изморина и пытался завлечь Лизу в свои сети и завладеть городом. Но первая встреча Лизы с этой дамой произошла еще раньше – в королевстве Ажурия, два года назад. И звали ее тогда вовсе не Алина Никитична, а герцогиня Паулина. Вот она, жуткая когтистая гарпия, колдунья погромыхивая железными перьями, стоит на льду Ажурийского моря рядом с Ангстом, фон Штаммом и Кораксом… Наскакивает мощным бронированным корпусом на Инго и Лизу под сводами Черного замка… пятится и пугается, когда Инго пускает в ход словесные чары… утратив всю свою колдовскую силу, обращается в бегство…

Лиза одинаково отчетливо вспомнила и гарпию, и ту Алину Никитичну, которая защищала детей-заложников от Мутабора-Изморина. Тогда казалось, будто она забыла о прошлом, а колдун напомнил и силком сделал ее своей помощницей. И, кстати, она тогда взбунтовалась против Мутабора при первом же удобном случае…

Так кто же она теперь? Чего от нее ждать?

Как только Алина-Паулина открыла рот, стало ясно: Лизу она не узнает и не помнит.

– Девочка, ты по рекомендации? – приветливо поинтересовалась хозяйка. – А-а, ты, наверно, от Романа Семеновича… То-то я смотрю, рыженькая, и носик – вся в него. Хм, он вроде бы рассказывал, что ты на виолончели играешь. – Взгляд Алины-Паулины уперся в скрипичный футляр.

Лиза понятия не имела, кто такой рыжий Роман Семенович, но решила – будь что будет, подыграю, в квартиру-то внедриться надо! И старательно закивала:

– От Семан… Ромен… – От неожиданности слова путались и не выговаривались.

– Я ведь ему говорила, что детскими музыкальными передачами не занимаюсь, – утомленно сказала хозяйка.

Лиза попятилась.

– Проходи, ты же замерзла, сейчас я тебя чаем напою. И как это можно – отпускать ребенка одного в такую погоду? – хозяйка жалостливо заохала. – Метель, мороз! Ну, снимай курточку, разувайся, тапочки сама бери, видишь, у меня лак еще не высох.

Лиза разделась, всунула ноги в белоснежные пушистые тапочки, на всякий случай переложила клубочек в карман джинсов и опасливо проследовала в глубины квартиры, держась в кильватере Алины-Паулины. Надо же, гарпия ведет себя вполне мирно. И виду не подает, что ширмы навела! Может, она по-прежнему безвредная Алина Никитична? А заклятие ширм для нее кто-то наколдовал за деньги? Но если она не помнит Лизу, то зачем и от кого пряталась?! Непонятно. Ладно, решила Лиза, будем действовать по наитию.

А если попробовать слегка расколдовать Алину, чтобы она вспомнила свое паулинское прошлое? И воспользоваться этим, чтобы разузнать про Черный замок?

Рискованно, конечно, но другого выхода нет.

Квартира поразила Лизино воображение обилием белых предметов – диванов, подушек, занавесок и прочего, даже сесть страшно, вдруг что-нибудь испачкаешь. Из-за всех дверей показывались коты, осматривали гостью, терлись о ноги и красовались усами, хвостами и боками. И только один – громадный сибирский котище, которого Лиза мельком увидела за очередной дверью, лежал как меховой безучастный коврик и даже головы не поднял.

– Заболел Сема, старенький уже… – тяжко вздохнула хозяйка.

Да уж, бывшая гарпия преобразилась до неузнаваемости – вон, котов любит.

И обстановка у нее совершенно мирная. И на просторной кухне, как у всех нормальных людей, обнаружился чайник, чашки и печенье курабье в вазочке.

– Похозяйничай, пожалуйста, – попросила Алина-Паулина, и Лизе, оторопевшей от нелепости происходящего, ничего не осталось, как заварить чай в стане врага. Впрочем, чай получился вкусный и пришелся очень кстати.

– Может, ты мне в другой раз поиграешь, а? – с надеждой спросила хозяйка, глядя, как Лиза пьет из большой белой кружки. – Я на больничном, и потом, мне новую программу надо готовить, подростковую… нет-нет, никакого отношения к музыке…

Неужели напоит чаем и просто-напросто выставит за дверь, испугалась Лиза, усиленно отогревая о кружку окоченевшие ладони. Нет, так не пойдет, пора принимать решительные меры. В памяти у нее очень кстати всплыли пространные рассуждения про энергетическую музыку, которые Алина в ту памятную осень излагала с телеэкрана, расспрашивая заморского гостя – Изморина. Ладно, будем петь наукообразные слова с чужого голоса, авось подействует.

– Вы плохо себя чувствуете? – Лиза постаралась изобразить сочувственную интонацию. – А я… я… хотите, я вас полечу? Я не просто вундеркинд, я играю целительную музыку! Эту… энергетически умиротворяющую. Честное слово! От нее и мигрень проходит, и вообще куча болячек излечивается! У меня даже диплом есть, только я его не принесла! – Лизу несло, но по подобревшему лицу хозяйки она поняла, что несет ее в верном направлении.

– Право, даже и не знаю… – Алина-Паулина, стараясь не смазать лак, приложила ладонь ко лбу. – Диплом, говоришь. – Она скривила густо накрашенный рот. – Не верю я во все это… вот если бы котика полечить…

– Давайте попробуем! Всем помогает! Все хвалят! Вдруг и вам поможет? А потом котика! – И Лиза, решив ловить момент, поспешно раскрыла черный футляр с серебряными застежками и вытащила волшебную скрипку, поблескивающую терракотовым лаком. Привычно пристроила скрипку к плечу.

Так, что бы такое сыграть?

Лиза потихонечку, негромко начала вступление к Чаконе Баха – во-первых, эту непростую вещь она хорошо знала, во-вторых, начало там было мирное, вкрадчивое. Алина поудобнее устроилась за столом, оперлась подбородком на руки и даже начала благосклонно кивать в такт, однако тут-то волшебная скрипка и внезапно проявила свой крутой норов.

Для начала скрипка больно пихнула Лизу подбородником. Потом завертела грифом. Попыталась вырвать из рук смычок, и у Лизы тотчас заболела кисть. Лиза испугалась не на шутку: сколько она занималась все это время с Филином, волшебная скрипка вела себя смирно и послушно! Неужели инструмент почуял близость бывшей гарпии и поэтому взбунтовалась?

А скрипка ни с того ни с сего ударилась в «Перпетуум мобиле» Паганини – запредельно сложную пьесу, к которой Лиза даже ни разу не подступалась. «Ты что, спятила?» – чуть было не закричала Лиза распоясавшемуся инструменту, но вовремя сообразила, что Алине-Паулине эти тонкости знать незачем, и вообще нельзя отпускать ее с крючка. Да и прерваться не получалось: скрипка завладела Лизой, смычок тащил ее руку за собой, будто приклеенную, голова кружилась, земля уходила из-под ног, а потом взбунтовавшийся инструмент задымился, и по нему побежали потрескивающие искорки…

Хозяйка замерла, уставив на Лизу расширенные остекленевшие глаза.

Она уже не раскачивалась и не кивала в такт.

Лиза видела ее как сквозь толстое мутное стекло, и, стараясь не дать скрипке вывернуться из рук, лихорадочно подумала: «Неужели сейчас ширмы вернутся обратно, и я все забуду?»

Мутное стекло – а оно было самым что ни на есть настоящим – пошло трещинами и осыпалось на пол, как зеркало в лавке у Гарамонда.

И из-за стекла, скрежеща когтями по осколкам, упираясь высокой взбитой прической в потолок, а стальными крыльями – в стены кухни, воздвиглась во весь свой немалый рост гарпия Паулина, точно такая, какой Лиза последний раз видела ее в Черном замке. Гарпия надвинулась на Лизу, нависла над ней, а скрипка все вела и вела мелодию, закручиваясь, как смерч, и не желала останавливаться, и играла уже вовсе не Паганини, а что-то совсем изморинское, морочила, кружила, завораживала темными чарами…

Гарпия распростерла крылья, что-то хрипло, нечленораздельно заклекотала и изготовилась схватить Лизу. Та, не выпуская скрипки, отпрыгнула под отвратительный хруст осколков и наткнулась спиной на стену.

Отступать было некуда.

Лиза до боли прикусила губу и вдруг поняла, что вцепилась в инструмент мертвой хваткой и что у нее ломит не только кисть, но и плечи, и спину, и шею. Некстати мелькнула мысль, что так нельзя, и Филин, и Леонид Маркович учили совсем наоборот – руки расслабить, дышать ровно, играть без напряжения.

И Лиза рассердилась.

На самое себя, на скрипку, на Паулину, в конце концов.

Она вспомнила Филинские уроки, встряхнула скрипку, как напроказившего щенка за шкирку, перехватила ее поудобнее и все-таки вернулась к Баху.

Судорога отпустила, скрипка перестала брыкаться и послушно запела то, что хотела Лиза.

И гарпия вся осела, как проколотый воздушный шар.

Она попятилась, мигнула тяжелыми веками, забряцав металлическим оперением, сложила крылья. Пошевелила губами, ничего не смогла сказать, и на лице у нее выразились досада и удивление.

Ага, не колдуется, разучилась, то-то же!

Еще мгновение – и перед Лизой вновь была Алина Никитична, правда, растрепанная и побагровевшая, но все-таки не гарпия.

Лиза видела, как остервенелое паулинское выражение на лице хозяйки то появляется, то исчезает, как злобный оскал на секунду превращается в испуганную несчастную гримасу, а потом Алина-Паулина вновь щерится, и из-под вишневого атласного халата топорщатся стальные перья. Казалось, что у Алины-Паулины два лица, и одно сменяет другое, и снова, и снова!

Прорываясь к последним тактам, Лиза шагнула вперед и выкрикнула:

– Где Черный замок? Ваша светлость Паулина! Как туда попасть? Как им управлять?

Из-под тюрбана по лицу Алины-Паулины градом катился пот, глаза закатывались, вот она опять зашлепала губами, пытаясь сложить какие-то слова.

– Не знаю… ничего… забыть… я его видела… не хотела видеть… манил… не пойду. Оставьте меня в покое… не Паулина. Я… Алина Никитична Литаврина… по паспорту… никому не мешаю… конкурса не было… Изморина не было… телеканал… «Галопом по Европам»… в Праге я не была… никогда не была…

– Замок! – взмолилась Лиза, опуская наконец смычок, и утирая испарину. – Пожалуйста, я вас очень прошу, вспомните! Мутабор говорил что-нибудь? Может, про музыку? Вы знаете, как проникнуть в замок? Вы же состояли при Мутаборе, я знаю!

– Замок… – прохрипела Алина-Паулина и осела на стул бесформенной кучей. – Я знаю только, что он живой… у него есть сердце и есть мозг… Кто завладеет ими, тому замок повинуется…

На этом она умолкла, и Лиза тоже.

Повисла тревожная тишина. Скрипка все еще слегка подрагивала в руках у Лизы, будто не желала останавливаться.

Потом Алина-Паулина, принявшая человеческое обличье, отшвырнула съехавший тюрбан в угол и тяжело задышала.

Лиза поспешно сунула бунтарку-скрипку в футляр и накрепко его закрыла.

Теперь лицо у хозяйки было отчасти как у гарпии, но испуганной. А отчасти как у Алины Никитичны, но разгневанной. Оно как будто мерцало: Алина, Паулина, Алина, Паулина…

Лизе захотелось протереть глаза. Протерла. Не помогло.

– Что тебе от меня надо? – спросила Лизу Алина-Паулина. – Я тебя помню, ты была тогда… осенью… в заложниках… ты их всех взбунтовала, зачинщица! – Она погрозила Лизе лакированным когтем.

– Но вы же нам помогали! – возмущенно напомнила Лиза.

– Да! – взвизгнула Алина-Паулина. – И теперь я хочу все это забыть, а ты напоминаешь! А у меня и так галлюцинации! Я работать не могу! Ты хоть понимаешь, чем это чревато, если хоть один выпуск сорвется? Ты хоть передачу видела?

Лиза помотала головой.

– Ничего не знаешь, а туда же! «Галопом по Европам»! Рейтинг! Консервация урбанистических импрессий! – проклокотала Алина-Паулина.

«Да, – поняла Лиза, – Паулинин стиль так просто не выветривается».

– И вообще, я уже все рассказала! – ярилась хозяйка. – Тому мужчине, который полыхал на меня огнем!

«Полыхал огнем – значит, старший Конрад, кто же еще! – мгновенно сообразила Лиза. – Вот от кого она загородилась ширмами. Спугнул!»

А вслух спросила:

– Какие еще галлюцинации?

– Черный замок, про который ты допытываешься! Я его то и дело вижу, и никакие врачи, никакие лекарства не помогают!

И тут Лизу в очередной раз осенило.

– Ах, вы его ви-и-идели? – протянула она, придав лицу грозное выражение. – А знаете, почему? По моему приказу!

Лиза уже поняла, что замок рвался к любому, кто мог бы стать ему хозяином, и по старой памяти не отставал и от Паулины. Но Паулине этого знать незачем. Пусть-ка от Черного замка будет польза!

И Лиза пустилась импровизировать.

– Будете упрямиться, я ему велю, и он от вас никогда не отстанет! Да, я им уже почти завладела! – Она тараторила, внутренне холодея от ужаса, врала напропалую, хотя и противно было. – Мне осталось лишь попасть к нему внутрь, чтобы удобнее было управлять! Рассказывайте, как!

– Чтобы Мутабор меня за это в порошок стер? Нет уж, спасибо! – ядовито парировала Алина-Паулина. – Я и так еле от вас всех спряталась, но ты оказалась хитрее… или заклятие слишком слабое.

– Да нету уже никакого Мутабора! – воскликнула Лиза. – Теперь я главная! Главный волшебный скрипач на свете, к вашему сведению!

– Дорвалась. – Алина-Паулина смерила Лизу оценивающим взглядом. – И Мутабора, конечно, вы с братцем прикончили?

Лиза кивнула, старательно изобразив гордость, которой вовсе не испытывала. Кажется, Паулина все-таки принимает ее, Лизу, за такую же злую колдунью, какой когда-то была сама. Пусть, пусть принимает, лишь бы все-таки рассказала что-нибудь полезное.

– Ай да детки, – со смесью восхищения, злобы и опаски процедила Паулина. – Вот что значит наследственность и черная магия в роду. Ты-то вся в дедушку, невооруженным глазом видно.

– В к-к-какого дедушку? – оторопела Лиза, от неожиданности забыв угрожающе щуриться.

Какое отношение дедушка Ларс имеет к черной магии?! Лиза никогда его не видела, но знала от Бабушки: он был славным королем и ни капли не волшебником. Хорошо, мама Уна умела колдовать, это Лиза уже знает, но король Ларс тут при чем?!

– В какого дедушку? В отца твоей одаренной маменьки, – поджала губы Паулина. – Да, время летит… подумать только, вот точно так же я рассказывала об этом ей – пятнадцать лет назад, а как вчера!

Какие такие тайны про наследственность Паулина открыла маме Уне и зачем? Лиза поспешно включила волшебный слух, чтобы в случае чего поймать Паулину на вранье. Потом многообещающе положила руки на замочки скрипичного футляра и с нажимом заявила:

– Значит, так. Или вы немедленно рассказываете, или в порошок вас сотрет никакой не Мутабор, а я, причем сию же минуту!

Подействовало.

Паулина втянула голову в плечи и, глядя на Лизу со смесью ненависти и страха, проговорила:

– Будь по-твоему. Слушай.

… Когда Мутабор задумал завладеть Радингленом, ему понадобилось завести в королевстве своего человека – доверенное лицо, которое перейдет на его сторону и поможет взять город. Тогда-то Мутабор, разведав кое-что с помощью приспешников, и подослал герцогиню Паулину – в обличье пышно разряженной дамы, увешанной драгоценностями – к молодой королеве. Незримо и неслышно проникнув во дворец, Паулина возникла перед Уной как из-под земли. Но Уна не испугалась: нечего было бояться в мирном и беспечном Радинглене, где даже и армии не имелось, королевский дракон ежедневно летал над городом не обороны ради, а просто для разминки и красоты, а четырехлетний наследный принц гулял где вздумается.

Первым делом Паулина заявила, что ей-де известна главная тайна Уны: что та – подкидыш и прирожденная волшебница. А потом Паулина попыталась заморочить Уне голову сладкими речами – уговаривала ее вступить в орден могущественных черных магов и разделить с ними бессмертие и власть над миром, потому что чародеи эти выбрали Уну за ее особый магический дар. Паулина настойчиво спрашивала королеву, не обидно ли ей прозябать в Радинглене, не пользуясь своим талантом, и сулила, что среди черных магов Уна уж точно обретет единомышленников, которые оценят ее по достоинству.

– Мне было искренне жаль твою маменьку, – снисходительно объяснила замершей Лизе Паулина. – На вид совсем девчонка, сидит в башне, вышивает… Вежливая, тихонькая, выдрессировали бедняжку. А уж когда выяснилось, что магии ее не учили, я едва не прослезилась. Ну и участь! Рукоделие, придворные церемониалы, ребенок – вот и все радости, и никакой власти. Вышивать выучили, грамоте тоже, и на том спасибо, а ведь Уна с ее талантом была достойна большего!

В ответ на эти гадости Лизе страстно захотелось возразить, что никакой бедняжкой мама не была. И не во власти над миром, не в бессмертии заключается счастье. Но Лиза вовремя вспомнила, что временно изображает из себя честолюбивую особу, которая рвется захватить Черный замок, прикусила язык и старательно закивала, точно китайский фарфоровый болванчик.