Текст книги "Пандора Норна. Остров К"

Глава 1. Восьмой

Чтобы завоевать сердце женщины, мужчина должен совершить подвиг.

Не помню точно, где я услышал эту чушь, но она очень плотно врезалась в мой мозг, и я был готов совершить… очередную глупость. Именно поэтому я не пошел на занятия в академию, а отправился на консервный завод – единственное производственное предприятие на нашем острове.

Вся жизнь местных жителей крутится вокруг него. В том числе и моя. Так уж устроен наш мир. Рождаясь в нем, каждый человек заранее знает свое будущее. Десять лет он растет под опекой своих родителей, затем отправляется в академию консервирования, где учится консервировать, а потом на завод консервирования, где консервирует. Даже наш остров называется островом Консервации.

Идеальный порядок, совершенный до безумия. И у меня есть только один шанс изменить свою жизнь.

Каждый вечер, готовясь ко сну, я удобнее устраиваюсь на кровати, закрываю глаза и представляю себе этот день. Словно наяву я вижу, как снимаю с себя осточертевшую консервационную форму, переодеваюсь в крутой стратегический костюм, сажусь на корабль о красных парусах и навсегда забываю дорогу обратно. Треклятый остров К остается позади. Впереди бушует море, над головой сияет солнце, гребное колесо вспенивает волны, ветер шелестит в парусах, и где-то вдали кричат морские черти, возмущенные приближением пароходофрегата.

Все, о чем только можно мечтать в одном слове – перераспределение.

И до этого чудесного дня осталось меньше четырех месяцев. Я страшно нервничаю и жду его, как годовую премию. А пока жду, потихоньку подтягиваю хвосты. Есть у меня тут еще пара неоконченных дел. Например, я должен успеть завоевать сердце Сесиль. А то, пока буду переучиваться на стратега, она, чего доброго, замуж успеет выскочить. Как говорит дедуля Тедди, да и не только он, дурное дело – не хитрое. А три с хвостом месяца срок недолгий – без подвига не обойтись. Ну, и еще одно дело есть, без которого рвануть к закату точно не получится.

В общем, наш завод поставляет консервы по всему миру. Каждый понедельник в десять часов утра с пристани первого раздела отправляется корабль с провизией. Ящики с консервными банками сначала спускают в первый раздел, грузят на телеги, а после отвозят на причал. Вся процедура обычно занимает два-три часа, и это единственный момент, когда склад остается открытым. А значит, и единственный шанс проникнуть туда и свистнуть полукилограммовое доказательство моей привязанности.

Добравшись до академии на развозке вместе с другими учениками, я смешался с толпой и прошмыгнул на завод через служебный ход. Там меня встретил Джимми – местный вахтер. Мы с ним давно знакомы. Привычка сбегать с уроков и бродить по заводу появилась у меня еще в день поступления в академию, и Джимми был первым третьераздельцем, с которым я подружился. Так уж вышло, что он мог кого угодно пропустить на завод за банку кислой капусты, что делало его невероятно полезным и сговорчивым другом.

Радостно поприветствовав его, я сунул под стол взятку, шмыгнул на завод и, дробно стуча тяжелыми ботинками по стальной лестнице, спустился в подвал. Мутные окошки складских дверей не показали ни единого движения. Голоса рабочих звучали далеко, как и лязганье стальных ящиков.

Набравшись смелости, я толкнул двери. Тяжелые двойные створки разъехались в стороны, жалобно скрипнув, и я невольно втянул голову в плечи, ожидая немедленной расправы, однако вокруг не было ни души. Впереди, справа и слева возвышались огромные колонны провизии, образующие корявый лабиринт, заходить в который рискнет только сорвиголова вроде меня. Одно неосторожное движение, и все эти причудливые ржавые конструкции порушатся, давя все на своем пути. Уж не знаю, кто придумал так раскладывать продукты питания, но с уверенностью могу сказать, что сам факт моего здесь присутствия уже можно назвать подвигом. Я не только свободой рисковал, но и жизнью. Некоторые из этих ящиков весили по полцентнера.

Но не мог же я пустословно хвастаться на перемене понравившейся девчонке! Мол, пробрался на склад, побродил по лабиринтам и едва не погиб под их невероятной тяжестью. Мой рассказ надо было чем-то подкрепить. А чтобы это сделать, мне придется свистнуть что-то покруче фасоли или капусты. Эти консервы нам выдают в качестве стипендии, так что они ничего не докажут.

Но, конечно, вокруг меня оказались именно они. Справа – капуста, слева – фасоль. Да еще и верхние ящики стояли так высоко, что до них не дотянуться, а тащить из-под низа нечего и думать. Проще сразу утопиться. Говорят, смерть под водой куда приятнее прочих. По крайней мере, она не так печальна, как смерть под обрушившейся колонной консервных банок. Особенно, если тебе предстоит всю жизнь пахать на консервном заводе, закатывая еду в эти самые банки.

Но мне-то это не светит. Я твердо решил, что стану стратегом, и о других вариантах даже думать не собираюсь. Однако слишком резвое воображение уже нарисовало все варианты трагических смертей перед моим внутренним взором. По спине волной промчались мурашки и меня передернуло.

Выкинув из головы навязчивую порцию каждодневного бреда, я отправился вперед в поисках фруктово-ягодного отдела. Если уж забираться в самое опасное место острова (это если кладбище не считать), то ради чего-то действительно стоящего. Я рассчитывал подарить ей соленые сливы. Это лакомство Сесси получает всего раз в месяц, как и другие ученики академии. И даже если она не поверит, что я раздобыл их здесь, то точно обрадуется.

Голоса рабочих становились все громче, а заветного лакомства нигде не было видно. Я нашел фасоль, горох, кукурузу, перец и даже странного вида плоский ящик с надписью «икра». Черт его знает, что это значит. На острове нам такие консервы не выдают, а урок о них я, наверное, прогулял.

Вскоре лабиринт закончился. Я вывернул на прямую и оказался лицом к лицу с учетником, руководящим погрузкой. Нас разделяло всего несколько метров и толстый ящик с надписью «Ананас». Сердце вмиг подскочило в груди, я вздрогнул и нырнул обратно за гороховую колонну.

Что такое ананас, я знаю. На этом уроке присутствовал. Но напугал меня отнюдь не он. Учетник – блюститель местного порядка. Он – истинная причина моего страха. Если попадешься вне раздела коменданту завода, получишь отработку. А если учетнику – штраф.

На отработке я уже не раз успел побывать. Любое мелкое нарушение в академии ведет к этой самой отработке, что, по сути, совсем не страшно. Надо всего-то нацепить позорный фартук шестого раздела и два часа вместе с шестираздельцами отдраивать академию, завод или улицы. Куда пошлют. Ребята из академии потом смеются, конечно, и всякие шуточки травят. Но мне на них пофиг, я грязной работы не боюсь. Все лучше, чем конвейер.

Но вот если схлопочешь штраф…

Я вздохнул. Об этом даже думать страшно. Учетник отцапает как минимум половину моей стипендии. И что в итоге? Сначала меня убьет брат, потом мама, затем до меня доберется отец. И закончится все монотонными поучениями дедули о том, что я должен быть сознательнее и осторожнее.

Я вообще много всего в жизни натворил, но дедуля Тедди всегда говорит только про сознательность и осторожность. Словно творить можно и дальше, а вот попадаться нельзя. Я знаю, дедуля тот еще смутьян, хоть и выглядит всегда сознательным и осторожным.

К счастью, учетник меня не заметил. Он ткнулся носом в погрузочную смету и без конца нацарапывал там что-то рисовальным прутом.

Погрузка продолжалась. Склад уже опустел наполовину, а заветная баночка так и не нашлась. Видно, все фрукты и ягоды уже переехали в первый раздел. Делать нечего, придется выбирать из того, что осталось. А осталась, как всегда, полная фигня.

Я раздраженно вздохнул, борясь с обидой на несправедливости судьбы, и еще раз обошел корявый, изъеденный ржавчиной лабиринт. На складе воняло сыростью, и от пыли чесалось в носу. Я потер нос рукой, борясь с желанием чихнуть. Акустика тут отличная. Если не сдержусь, не услышит меня только глухой, и проблем не миновать.

Я вспомнил про загадочную икру. Что бы ни скрывалось в той банке, такой диковинки Сесси еще не видела, а значит, она вполне может стать подтверждением моего подвига. Колонна икры была меньше остальных, и я вполне мог дотянуться до верхнего ящика. Поставив его на пол, я открыл крышку. Та протяжно скрипнула, заставив сердце в очередной раз замереть. Я застыл и прислушался. Грузчики впереди продолжали погрузку и вели себя достаточно шумно, чтобы не обратить на меня внимание. Облегченно вздохнув, я выудил из ящика загадочные консервы.

Банка была такой же плоской, как и ящик, и совсем малюсенькой. Грамм на сто, не больше. Я повертел ее в руках и представил себе вот такую картину:

Я захожу в класс, подхожу к Сесиль и говорю:

– Я был сегодня на складе. Пробрался, пока шла разгрузка. И меня не поймали.

А она в ответ:

– Врешь.

А я:

– Нет! – выуживаю из сумки баночку икры. – Смотри, что я тебе раздобыл.

– И что это? – спрашивает она.

– Черт морской знает! Фигня какая-то.

Вот это картина! Обалдеть можно. Именно так и впечатляют девчонок. Она наверняка описается от восторга.

Я хлопнул себя ладонью по лбу, и в тот же миг все вокруг содрогнулось. Колонны задребезжали. Трехметровая стопка бобов накренилась и рассыпалась, сбив столбик икры. Я едва успел отскочить. Первый ящик пролетел в сантиметре от моей головы, зацепил второй и больно врезался в плечо. Метнувшись назад, я развернулся на каблуках и бросился бежать.

Пол под ногами ходил ходуном. Консервные столбы рушились, засыпая проходы. Слава богам, выход со склада оказался недалеко. Створки двери призывно покачивались впереди. Перепрыгнув через руины, оставшиеся от капустной колонны, я ползком добрался до дверного проема и прижался спиной к косяку.

Завод трясся и дрожал. Обилие металлических приспособлений создали такую какофонию звуков, что я не выдержал и заткнул уши руками. Вдалеке кричали рабочие, но я не разобрал ни слова. Затем завизжала сирена. Говорители активировались, и монотонный голос секретарши мэра объявил:

– Сохраняйте спокойствие. Отойдите от конвейеров и шкафов. Происшествие скоро закончится. Не расходитесь и не покидайте рабочих мест.

Она перевела дыхание и:

– Повторяю. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах.

Ее голос звучал настолько безразлично и уныло, что я сам едва не зевнул от нахлынувшего неизвестно откуда безразличия. Но вдруг еще одна колонна рухнула, ее верхний ящик свалился на железный пол и проехал в нескольких сантиметрах от моей ноги. Я бросил на него беглый взгляд: всего лишь бобы.

Мысль проскользнула в голове так стремительно, и была настолько неуместной, что у меня даже лицо от стыда вспыхнуло. Нашел о чем думать в такой момент! Земля уходила из-под ног, высокий потолок сотрясался, грозясь рухнуть в любой момент, а я думал о подвиге и о том, как доказать девчонке факт его свершения. Но отругать себя за глупость не успел, вскоре тряска прекратилась, и я смахнул со лба холодный пот, будто старик держась за сердце. Давненько я так не пугался.

От дурного предчувствия свело желудок. Вообще-то для здешнего народа землетрясения непривычны. Наш остров – вершина горы ушедшего под воду материка (по крайней мере, так нам говорили на мироведении). До соседней тектонической плиты так далеко, что опасаться тряски не приходится. Все природные катаклизмы ошиваются на юге. Временами до нас доходят большие волны, но не настолько, чтобы дать повод для беспокойства. А тут тряхнуло основательно. Сравнивать мне, конечно, было не с чем, но штаны я едва не намочил. И что-то мне подсказывало, что не только я.

От поднявшейся пыли воздуха не хватало. Шею стянуло будто удавкой, и я расстегнул верхнюю пуговицу рубахи. Картинка перед глазами предстала та еще: склад был полностью разрушен. Ну, не то чтобы разрушен. Стены остались на месте, а вот от лабиринта – один завал. Все валялось вперемешку: овощи, бобовые, икра. Припасенную баночку я выронил, спасаясь бегством, и раздобыть новую теперь не представлялось возможным.

Секретарь мэра объявила: пора возвращаться к своим делам. Грузчики впереди ругались и сетовали на беспорядок, неохотно возвращаясь к работе. Но паники не было. Видно, никто не пострадал.

Я облегченно вздохнул и ползком подобрался к ближайшим ящикам. Это была треклятая фасоль. С таким «доказательством» весь мой подвиг полетит в выгребную яму, а я прослыву шутом и пустословом. Моя репутация в академии и так оставляла желать лучшего, а молчать о случившемся обидно. Не то чтобы я люблю похвастаться… просто, какой смысл в подвиге, если о нем никто не узнает?

Я выглянул из-за завала. Высокие станы оголились, избавившись от стеллажей, и отлично отражали каждое произнесенное рабочими слово.

– Землетрясение? Здесь? Это же невозможно! – сказал один из грузчиков, подняв тяжелый ящик. – Да со дня заселения тут ни разу не трясло!

Его собеседник неловко пожал плечами и кинул на учетника опасливый взгляд. Тот недовольно сощурился.

– И откуда же тебе это известно? Неужто конспекты из академии подворовываешь? Насколько знаю я, в четвертом разделе не преподают историю острова.

Грузчик растерянно заморгал поставил ящик и вытер руки о желтый комбинезон, перепачканный грязью и ржавчиной. Его форма местами выцвела, и кое-где не хватало пуговиц. Учетник смерил его надменным взглядом и брезгливо сморщился. До чего же противный! Легко быть такой высокомерной сволочью, когда новый костюмчик выдают каждые полгода. Я мысленно посоветовал грузчику молчать. С первым разделом спорить себе дороже.

– Так откуда тебе это известно? – учетник повысил голос, и высокий коренастый четвероразделец съежился и низко опустил голову, словно ребенок, которого отчитывала мать.

– Я предположил, сэр.

– Разве тебе платят за предположения?

– Нет, сэр.

– А за что тебе платят?

– За работу.

– Вот и работай.

Учетник черканул что-то в своей жестяной таблице, и я понял: он влепил ему штраф. Подобравшись чуть ближе, я выглянул из-за ящика тушеной капусты и смерил рабочего сочувственным взглядом. Заработная плата у нас на острове оставляла желать лучшего. И при этом имела тенденцию к понижению из раздела в раздел. Штраф означал, что грузчик обречен на голод, и сил работать у него не будет, что неизбежно повлечет за собой еще один штраф.

– Грузите последнее, – приказал учетник. – Остальное заберем вторым рейсом.

Грузчики покорно подхватили ящики с ананасами и отправились к двери, ведущей в первый раздел, но едва они успели до нее дойти, как створки распахнулись. На пороге возник непривычно круглый человек в белоснежном комбинезоне – еще один перворазделец. Наивысшая форма жизни на острове. Но это только на острове. Поговаривали на боговедении, что где-то за горизонтом есть ребята покруче. Но его неприлично большие объемы все равно вызывали зависть. Я сегодня еще не завтракал и попытался отгадать, сколько раз успел позавтракать он.

– Восемьдесят третий, иди собирайся. Я тут закончу.

– Уже пора? – учетник растеряно покрутил в руках жестяную таблицу и оглядел разрушенный склад. – Но погрузка еще не закончена. Придется сделать второй рейс. У нас груза на полторы тысячи тонн остается на складе, не меньше!

– Грузите все сразу. За нами пришел Восьмой.

Я с опаской выглянул из укрытия. Учетник стоял ко мне спиной, но я все равно заметил, как вытянулось его лицо. Или мне так показалось. Но мое лицо точно вытянулось от удивления. Восьмой – это не просто корабль. Это очень большой разведывательный пароходофрегат! Такие не ходят за очередной поставкой провианта. Эти корабли созданы для самых опасных морских экспедиций. И служат на них лучшие из лучших!

Я почувствовал, как по позвоночнику поднимается мерзкий холодок и пригнулся ниже. Сердце прихватило. Почему нашим островом заинтересовался корабль из первой десятки? Куда пора собираться учетнику? И с чего вдруг здесь началось землетрясение? Все это не просто странности, а самые настоящие невозможности. И раздери меня морской черт, если я не узнаю ответ хотя бы на один из этих вопросов!

Грузчики отправили наверх партию ящиков с консервами и вернулись за следующей. Склад стремительно пустел – совсем скоро от моего укрытия не останется ни банки. Я ползком попятился к дверям, ведущим на лестничный пролет. На четвереньках добрался до лестницы и поднялся на первый этаж, крепко прижавшись спиной к стене. Лестничный пролет пустовал. Завод работал, словно ничего не случилось.

Я достал из кармана часы, откинул украшенную гербом ОКПиН крышку и сверил время. По составленному утром расписанию я сейчас на полпути к кабинету термообработки. После него будет боговедение, затем право, мироведение и конструирование консервных банок, а потом домой со спокойной совестью. Да только после всего случившегося, действовать по плану я не смогу. Придется импровизировать. Я ведь ненадолго, только выясню, что за чертовщина тут творится и сразу в академию. Если не стану задерживаться, к мироведению успею. А если нет, так и черт с ним. Все равно в последнее время учителя как сговорились и без конца гнали повтор. Готовили нас к экзаменам. Будто они трудные.

Но что, действительно, трудно, так это уложить в голове все произошедшие за последние минуты странности и выяснить их причину. К легким путям я не привык. Да и из учителей никто меня не хватится, ведь за моей партой всегда сидит Саймон.

Погрузка продолжалась. Ящики лязгали, скрипели двери, и никто из рабочих не смел раскрыть рта. А жаль, я бы не отказался услышать еще пару предположений о произошедшем инциденте. Но штраф – слишком веское основание притвориться немым.

Устроившись в углу лестничного пролета, я стал ждать. Время тянулось невыносимо медленно. В голову полезла прорва страшных мыслей. Я придумал кучу вариантов развития событий и решил, что мы все скоро умрем. Не то чтобы я пессимист. Хотя, кого я обманываю? Самая частая фраза, которую дедуля Тедди повторял нам с братом это: «не паникуйте, вы еще ничего точно не знаете» и «Виктор, будь сознательнее и осторожнее», конечно. Первую фразу я прокрутил в голове несколько раз и попытался переключиться на что-нибудь более приятное.

Давняя фантазия тут же пришла на помощь. В голове зашумели волны. Я увидел раскаленное до красна закатное солнце, услышал, как в парусах гуляет ветер, и, клянусь, почти ощутил под рукой штурвал. Воображение нарисовало на горизонте незнакомый остров, усыпанный свежей зеленой травой. Я вдохнул, надеясь ощутить ее запах, но, как говорил дедуля Тедди, нельзя представить то, чего никогда не слышал, не видел и не чувствовал. Потому коварный мозг подкинул мне аромат прелого пыльного сена. Я поморщился и вернулся в реальность.

Внизу хлопнула дверь. Сбежав по лестнице вниз, я заглянул в мутное дверное окно. Размытые желтые силуэты отдалялись, шаги становились все тише, и наконец, хлопнула дверь, ведущая в первый раздел.

Выждав еще пару минут, я прошмыгнул на склад и метнулся к стене, опасаясь открытого пространства. Стеллажи поставили на место, и я надеялся, что мой серо-голубой комбинезон второго раздела сольется с их серебристыми стальными боками. Мало ли кому придет в голову идея вернуться сюда и проверить, действительно ли склад остался совершенно пустым. Да он был не просто пустым, кроме голых стеллажей в нем вообще ничего не осталось, и потолок показался мне выше второго этажа.

Я на цыпочках подобрался к двери ведущей в первый раздел, стараясь производить как можно меньше шума. Страшно было представить, какой силы эхо услышу, если уроню газовку или рисовальный лист. Мне казалось, я даже дышу чересчур громко.

Подкравшись к лестнице, ведущей прямиком в первый раздел, я облегченно вздохнул. Тесный пролет создавал иллюзию безопасности. Как-никак укрытие. Дверь наверху была полностью обшита металлическим листом. Никакого окошка для разведки мне не оставили, но я был уверен, что она не заперта. Проблема состояла в другом. Этот выход тоже охранялся вахтером, и для него я капусту не взял. Да и не факт, что его можно подкупить. Остался один вариант.

Я с грохотом шарахнул дверью о стену, подлетел к столу вахтера, схватился за тяжелую столешницу и толкнул ее вперед. Стол сдвинулся не на много, но достаточно, чтобы пригвоздить несчастного вахтера к стене. Бедняга едва не захлебнулся от негодования и разразился целой речью грубых выражений, за которые в академии можно отхватить по шее. Давненько я не слышал столько ругательств за один раз. Будь у меня припасена еще одна баночка консервов, я непременно вручил бы ее вахтеру в качестве приза за оригинальность некоторых словосочетаний.

Одним прыжком я выскочил в раздел и кинулся за ближайший дом, оставив вахтера в ярости и одиночестве. Я знал: он за мной не побежит. Просто сделает заметку в журнале, что в такое-то время представитель такого-то раздела, выглядевший приблизительно так-то несанкционированно проник в первый раздел с неизвестной целью. Далее комендант завода проведет расследование, может даже отыщет меня, а может, и нет. И в первом случае назначит отработку. Не так уж и страшно все выглядит. Но это потому, что я еще не знаю, что ждет меня впереди. Дурное предчувствие сжало сердце.

Ворвавшись в раздел, я не стал тратить время на осмотр достопримечательностей. Все здесь было таким же унылым и серым, как у нас. Разве что стальные двухэтажные бараки, именуемые домами, были чуть больше и выглядели более ухоженными. Да сцена для объявлений у входа сверкала свежей краской.

Но если вахтера бояться мне было ни к чему, то первораздельцам на глаза я предпочел бы не попадаться. Эти ребята не любят, когда к ним пробираются чужаки их младших разделов. Беднягам на заводе с ними мороки хватает. Потому я поскорее скрылся в тени ближайшего дома и, обогнув его, оглядел улицу из-за угла. И вот тут у меня в голове все перемешалось, словно по затылку трехкилограммовой дубиной шарахнули.

Первый раздел кишел местными жителями. Люди в белоснежных форменных комбинезонах толпой двигались вниз по улице, таща за собой детей и ручную кладь, сваленную в самодельные мешки из простыней. И это в самый разгар рабочего дня!

Я старательно протер глаза, надеясь, что странная картина исчезнет, несколько раз ущипнул себя за руку и даже вспомнил короткую молитву, отпугивающую беды и нечисть, но ничего не изменилось. Белоснежная процессия продолжала шествие вниз по улице к причалу и маяку.

Я нырнул обратно в проулок и бросился бежать. Вскоре первораздельцы остались за спиной. Соленый запах моря с примесью тухлой рыбы и ржавчины ударил в нос. Дома закончились, и я оказался на отрытом пляже, заваленном огромными глыбами камней. Слева возвышался маяк, опутанный легким утренним туманом, а впереди за хлипкой пристанью, сваренной из обломков металлических балок и бракованных листов жести, раскачивался на легких волнах громадный параходофрегат о красных парусах. Из печных труб еще поднимались жидкие клубы черного пара, а гребное колесо делало слабые повороты, готовясь вот-вот заглохнуть.

Сбросив с носа корабля тяжелый якорь, стратеги спустили трап и оцепили пристань, у подножия которой уже выстроилась вереница запряженных извозниками телег. Извозник – это самый чудной зверь на нашем острове. По второму разделу они обычно не разгуливали и вызвали у меня не меньше восторга, чем боевой стратегический корабль. Вообще, фауна у нас довольно скудная, а флоры и вовсе никакой нет. О том, что трава зеленая, я узнал по словам учителя мироведения только после того, как спросил почему маленький островок напротив первого раздела отмечен на карте зеленым цветом. А животных нам досталось всего три вида. Но я был уверен, что чуднее извозника и на других островах зверя не найдется.

Гладкая лоснящаяся шерсть, вывороченные наружу вечно согнутые локти и острые то ли когти, то ли копыта, которыми он глубоко врезался в землю при передвижении, придавали ему вид мутировавшего гигантского насекомого. На вытянутой морде красовался рог, согнутый острием вперед, а мощные задние лапы выпрямлялись при наборе скорости, от чего задница смешно торчала вверх. В общем, природа знатно над ним посмеялась, но скорость и выносливость дала приличную. Очевидно, в качестве компенсации.

Рабочие выстроились цепью по пристани и передавали друг другу ящики с консервами, поднимали их на борт корабля. Перворазделец, заменивший учетника, вел смету, а стратеги зевали, наблюдая за процессом. В этот раз их было намного больше, чем обычно.

Как правило, экипаж грузового судна не превышает пятнадцати человек. А сам корабль имеет весьма скромные размеры и ограничивается парусным оснащением. Паровые двигатели – новинка механического острова, привилегия, доступная только боевым кораблям первой десятки. Двойное оснащение требует больше рук. А может, это про запас. Мало ли что. В любом случае не с проста я насчитал на борту Восьмого двадцать шесть человек и трех служивых.

Служивые – тоже звери. Трехлапые саблезубые монстры весом в половину человека, но такие сбитые, что роста им почти не досталось. Зато мышцы выступали мощными рельефами. Эти полуморские твари отлично дрессировались и отличались верностью, силой и агрессией к чужакам. Идеальное оружие. И их я тоже увидел впервые. На грузовых парусниках они не водились.

Как только я заметил капитана, сердце в моей груди застучало быстрее. По идеальной выправке и высоко поднятому подбородку я понял, что этим кораблем управляет не выслужившийся юнец, а опытный воин моря. Он не покинул судна и стоял на палубе у трапа, заложив руки за спину. Лица с такого расстояния я не разглядел, но представил. И оно, конечно же, было идеальным, усатым и спокойным.

Желая подобраться ближе, я шмыгнул между камнями и скрылся в тени метрах в пяти от береговой линии. Волны шумели над левым ухом, а до правого уже донеслись восклицания белой толпы первораздельцев. Увидев их, служивый на пристани вскочил и утробно рыкнул. Нет, скорее забулькал. Звук больше похожий на бурлящую при кипении воду, чем на рычание. Стратег рядом с ним присел на корточки и что-то сказал. Я не услышал и шмыгнул за следующий камень.

Капитан поднял руку и махнул ей из стороны в сторону. Сначала я подумал, что он приветствует новоприбывших, но позже понял: это знак. Стратег, стоявший ближе всех к основанию пристани, достал из маленького ящика незнакомый прибор, завел его, покрутив изогнутую ручку, и поднес к губам.

– Жители Консервации. Вернитесь в свои дома. За вами придет другой корабль в два часа дня, – его голос в разы усилился, и я четко расслышал каждое слово. – Разойдитесь!

Толпа разволновалась, и я вместе с ней. В смысле, придет другой корабль? За всеми или только за ними? Куда они, побрал бы их черт морской, собрались?

Я попытался разобрать хоть слово из того, что кричали люди, но справа шумели волны, а слева все друг друга перебивали, да еще и совсем рядом заревел ребенок. Мать подняла его на руки и начала быстро качать, от чего малыш заорал еще громче. Я закатил глаза и раздраженно выдохнул. С такими соседями, да еще и на расстоянии в десяток метров от причала мне вряд ли удастся хоть что-то выяснить.

Я дождался, когда все стратеги отвернутся, и бегом шмыгнул под пристань. Лучше укрытия здесь не найти. Разбросанные по берегу камни высоки, но не настолько, чтобы полностью скрыть меня от посторонних глаз. А устроившись прямо под ногами стратегов, я мог расслышать каждое сказанное ими слово. Затаив дыхание, я напряг уши и встал на цыпочки.

Толпа первораздельцев недовольно кричала, кто-то засвистел, но вперед не рвался. Паники нет, а значит, никакой опасности тоже нет, только личный интерес – сделал я вывод. Но более конкретного объяснения не придумал, а потому и облегчение не пришло.

– И это местная верхушка? – фыркнул один из стратегов. – Как животные.

– Берта, стой! – крикнул другой.

Затем послышалась возня и топот.

– Отойдите и не мешайте погрузке! – возмутился третий голос.

Берта зарычала, заскулила и забулькала, как кипящая кастрюля. Пристань заходила ходуном.

– Успокойся! Сидеть!

– Держи его! Черт!

Я услышал, как застучали по металлу когти.

– Уберите зверя, у меня еда!

Раздался грохот и мерное жужжание металла – что-то покатилось по причалу. Спустя мгновение прямо к моим ногам упала консервная банка, затем еще одна. И еще. Подарок Вселенной и никак иначе! Не помня себя от счастья, я схватил банку и, не взглянув на название, сунул в сумку.

«Только бы не фасоль, – подумал я, – и не капуста. А то ведь фиговый получится подарок!»

Но радоваться счастливому стечению обстоятельств мне предстояло не долго.

– Чего стоишь? – недовольно протянул перворазделец. – Иди и доставай их теперь оттуда.

Сердце пропустило удар. Я задрал голову и уставился на трясущийся стальной потолок. Пристань снова загрохотала под тяжелыми сапогами грузчика. Пара минут, и он меня обнаружит.

Первая мысль – упасть и претвориться мертвым. Голова закружилась, дышать стало невыносимо трудно. Только паники мне сейчас не хватало. Вторая мысль – бросить консервы обратно. Если меня тут обнаружат с пустыми руками, может мне удастся отделаться очередной отработкой? Нет уж, это вряд ли. Над моей головой два десятка стратегов. Они – не коменданты и не учетники. А меня здесь быть недолжно. Мысль третья – спрятаться. Я огляделся. Все больше камни, за которыми я мог укрыться располагались слишком далеко под открытым небом. А выходить из тени пристани, когда все внимание приковано к тому, что находится внизу, слишком опасно.

Остался один вариант – море.

Я сглотнул застрявший в горле ком и тихонько прокашлялся. Только Богам Пандоры и Норны известно, какие твари там обитают. Наверняка я знаю только о жировиках – маленьких рыбешках, любящих забираться под кожу и поедать жировой слой. И, если верить слухам, они далеко не самые опасные твари. Вода в отличие от суши куда богаче фауной и флорой. Как говорится, выиграл тот, кто вовремя отрастил плавники.

Морское дно здесь куда круче, чем в нашем разделе. Раз к нему смог пристать корабль, значит, глубина приличная. И в этой глубине мог скрываться кто угодно: от морского черта, до самого Дьявола.

Грузчик, уронивший банки, уже спустился. Я увидел пару грязных желтых ботинок у основания пристани. Еще пара десятков шагов, и он увидит меня, если не решит пригнуться и осмотреться раньше.

Быстро прочитав в уме короткую молитву, а заодно извинившись за плохое поведение и, конечно, пообещав впредь так не делать, я прыжком добрался до воды, задержал дыхание и нырнул. Непривычный холод обжег тело. Я едва удержался, чтобы не вынырнуть обратно. Грудь словно сдавили тисками, а тяжелая сумка потянула ко дну. Я позволил ей это сделать. У самого берега глубина была не очень большой, и сквозь мутную толщу воды я видел солнечные блики. Но грузчика не разглядел и не мог узнать, как скоро он соберет все банки и уйдет.