Текст книги "Пандора Норна. Остров К"

– Ты со мной?

– Да. Каким бы ни был ответ, я должен его услышать.

Приемная мэра располагалась на четвертом этаже в крыле первого раздела. Секретарь занимала место в прихожей за большим железным столом, вечно заваленным документарными табличками. Ее мы посещали уже не впервые, но все так же нервничали. Нет, даже больше. Утренняя нервотрепка здорово меня подкосила, и я весь дрожал и потел, как извозик во время погрузки. Саймон стоял рядом и без конца нашептывал себе что-то под нос. Молился – догадался я.

Жан скрестил руки на груди, поджал губы и демонстративно отвел взгляд в сторону. Обычно с таким выражением лица он репетировал про себя фразу «я же говорил». Волна злости вмиг поднялась внутри. В этот раз не скажет, ни за что. Нас с Саймоном спасет только чудо, и оно ждет нас за дверью. Однако смелости постучать мне не хватило. Я беспомощно взглянул на брата.

– Ну? – подогнал нас Жан.

– Давай, – Саймон ободряюще хлопнул меня по плечу.

Не постучав, я дернул ручку двери. Та со скрипом приоткрылась. Внутри все возликовало: кабинет не заперт, секретарь еще здесь! Но недовольный взгляд Консервации Шестнадцать вмиг осадил меня.

– Стучать не учили? – она деловито поправила очки с белой оправой. На фоне темно-коричневой кожи они казались нарисованными, и их острая треугольная форма ей совсем не шла, делая ее похожей на хищного летучего зверя, обосновавшегося в горах. Только крыльев ей не хватало, ну или хотя бы горба. Но нет, секретарь всегда держась прямо, будто палку проглотила.

– Извините, – пискнул Саймон, виновато опустив голову.

– Мы пришли забрать ответ на заявление. – Я прошел вперед и нагло уселся на стул напротив ее стола.

Она смерила меня недовольным взглядом, потом внимательно осмотрела Саймона, будто пыталась догадаться кто из нас кто, а затем снова уставилась на меня.

– Ты поранился?

Я удивленно вскинул брови, опустил взгляд на живот. Червячные краски, которыми я прижигал ранку от жировика, просочились сквозь ткань и оставили на комбинезоне черные пятна. Ткань в этом месте истончилась, но не порвалась.

– Пролил краски, ерунда.

– Не ерунда, – нахмурилась она. – От этого может быть серьезный ожог.

– Да нет, не сильно. Я дома обработаю.

От ее беспокойства я почувствовал себя неловко. С чего бы ей за меня волноваться? За годы мимолетного общения у меня сложилось впечатление, что я ей совсем не нравлюсь.

Она кивнула и встала из-за стола.

– Сейчас я поищу твой ответ.

В маленькой прихожей кабинета мэра было тесно и пыльно. Тяжелый, заваленные документарными табличками стеллажи загораживали свет из окна, от чего вокруг царил полумрак, только пространство стола хорошо освещалось настольными газовыми лампами мягкого желтого цвета. Секретарь подошла к полкам, отмеченным цифрой два, и стала быстро перебирать пальцами таблички в поиске нужного номера.

Мы долго наблюдали за ее тщетными поисками, но вскоре мне надоело, и я стал разглядывать лежавшие на столе документы. Прочел заголовок одного из них:

«Правила техники безопасности в экстренных ситуациях».

Ничего интересного. На каждой заводской доске информации весели похожие. А потом мой взгляд упал на план эвакуации с острова. Несколько разделов на нем пометили красным крестом – шестой, пятый и четвертый. Сердце дрогнуло, я схватил Саймона за рукав и указал на документ. Он нагнулся ближе и обеспокоенно нахмурился. В очередной раз переглянувшись, мы уставились на секретаря.

– Нашла, – слишком громко сказала она и с грохотом поставила на стол ящик с документами. Извлекла оттуда маленькую серебристую табличку и протянула мне.

«Отказано в рассмотрении дела №142-12-397» – гласила выжженная на ней надпись.

Сердце болезненно сжалось. Не сумев произнести ни слова, я отдал табличку брату.

– Двенадцать… – проговорил он. – Мы что были тут уже двенадцать раз в этом году?

– Что ты, – протянула секретарь, – это порядковый номер всех дел, которые были заведены на твою семью за этот год.

– Да? И какие еще дела были заведены? – спросил я.

Секретарь мэра раскрыла рот, но тут же закрыла его.

– Ясно, – выдохнул Саймон. Положил табличку на стол и двумя руками потер лицо, силясь привести себя в чувства. – Сейчас только март. Это бесполезно, да?

– Это не в нашей компетенции, я уже говорила, кажется. Все, что я могу тебе предложить, это подать прошение о передаче дела Научному острову. Ты можешь выдать себя за феномен, требующий изучения. Если они сочтут это интересным, тебя передадут правительству Научного острова. И тогда…

– И тогда они выдадут Саймону документы? – спросил я.

На ее лице отразилось выражение крайнего сочувствия.

– Тебе правду сказать?

– Конечно, правду! Что за дурацкий вопрос?

– Нет. Ты будешь материалом для исследований. У тебя не будет ни прав, ни обязанностей, ни статуса подданного ОКПиН.

– То есть? – почти шепотом переспросил Саймон.

– Что тут надо объяснить? Ты станешь биоматериалом для исследования феномена человека с двумя телами. Но если в ходе исследования окажется, что ты, действительно, два разных человека, следующая пара, родившаяся со схожими симптомами, получит два документа. И это, конечно, будет подвиг, но… – Она снова развела руками.

– Подвиг? Вы что, шутите? – вспылил я.

– Нет, Сто Сорок Второй. Какие тут шутки? Я говорю абсолютно серьезно. Это правила, их нельзя нарушать.

– Но как же мы? Как нам жить после такого? Да еще и без документов?

– После такого ты жить не будешь. Им надо будет все капитально исследовать для принятия решения. И снаружи, и изнутри. Ты же это понимаешь?

Саймон мучительно застонал и схватился за голову. А меня пробила яростная дрожь. Новая информация не желала укладываться в голове. Как этот кошмар вообще мог прийти им на ум?

– Безумие…

– Я прекрасно понимаю, как это выглядит, – участливым голосом сказала секретарь. – Но попробуй взглянуть на ситуацию с другой стороны…

– С какой? – срывающимся голосом проговорил Саймон.

– Ну… – протянула она, вперив задумчивый взгляд в свои аккуратно подстриженные и вычищенные ногти. Я буквально видел, как искрит под ее черепной коробкой, но ответа так и не дождался.

– С какой стороны я должен на это взглянуть? Мой брат, такой же человек, как и я. И он…

– Вот именно! – победоносно воскликнула она и, выставив вперед палец, замахала им из стороны в сторону. – Один в один. Точно такой же. Так может, он и есть ты? А? Как это узнать?

– Что? Нет! Раздери вас морской черт, я не то имел в виду! О чем вы вообще думаете? Я говорил, что он тоже имеет право на нормальную жизнь, как и все другие жители острова. Через месяц мы станем совершеннолетними. Ему нужен будет диплом, работа, дом. А если он заведет себе подружку и захочет жениться? Он не сможет ничего из этого, его не существует! А если я что-нибудь натворю? Он тоже будет за это отвечать? – Я вскочил на ноги и оперся руками о столешницу. Саймон положил руку мне на плечо, но я скинул ее. – Это не честно. Вы даже не представляете, что произошло. И что-то еще происходит. Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, помогите мне его спасти!

Я сильно повысил голос и весь дрожал, силясь пробудить в душе секретаря хоть капельку эмоций. Но она только сняла с переносицы очки и устало потерла пальцами уголки глаз, затем она ослабила тугой пучок волос. Несколько прядей выскочили, упав на лицо, и вот передо мной уже сидела не главный секретарь мэра, а уставшая молодая женщина, слишком худая и хрупка, чтобы таить на плечах такую ответственность.

– От меня-то ты что хочешь?

– Документы, – твердо ответил я.

Она промолчала. Взяла в руку рисовальный прут и застучала им по столу, гипнотизируя взглядом план эвакуации. Саймон снова положил мне руку на плечо и легонько сжал.

– Пойдем.

– Ну уж нет, – я оперся руками о стол и навис над секретаршей. – Я был сегодня в первом разделе и видел, как вся ваша элитарная братва собралась на пристани. Что происходит?

– Виктор, – Саймон попытался остановить меня, но я отмахнулся от него.

– Это как-то связано с землетрясением?

Секретарь подняла на меня удивленный взгляд.

– Ничего. Просто это… плановая… замена власти. Во избежание, как ее… коррупции.

– Чего?

– Это когда чиновники устраивают свои порядки за взятки. Нарушают правила. – Она ткнула в меня пальцем. – Как ты сегодня.

Я не поверил своим ушам. Еще раз мысленно прокрутил в голове ее слова.

– То есть, все можно было решить простой взяткой?

– Ни в коем случае! Это немыслимо, как тебе только такое…

Но я ее уже не слушал и ринулся к кабинету мэра.

– Виктор! Прекрати немедленно! – снова одернул меня брат.

– Не вздумай! Туда нельзя! – взвизгнула секретарь. – Ты что себе позволяешь? Вахта! Вахта!

– Нет тут вахтеров, – рыкнул я на нее.

Саймон стыдливо прикрыл лицо рукой, а я рывком распахнул дверь. Кабинет мэра пустовал. Вообще. Только в углу остался стоять переговорный микрофон и потертый патефон с одной единственной пластинкой. Часы на стене показывали десять минут второго.

– Уже сбежал…

– Немедленно вернитесь в академию, – потребовала секретарь. – Я дала вам ответ на заявление. Больше вы ничего не добьетесь!

– Как скажете, – проговорил я и на негнущихся ногах вышел из кабинета. Саймон поспешил за мной.

Кое-чего мы все-таки добились. Впервые за все те годы, что мы обивали ее порог, она обратилась к нам во множественном числе.

В коридоре нас ждал Жан.

– И ты здесь! Отведи их в академию. Живо! А вам, – она ткнула пальцем Саймону в грудь, – штраф… нет, два штрафа и отработка. Учитесь вести себя тише. Тоже мне смельчаки! Не забывайте, где ваше место.

– Да, мэм, – прошептал Саймон, низко опустив голову.

Я не удержался и фыркнул.

– А ваше место где? На носу или на корме?

Жан врезал мне подзатыльник, схватил за шиворот и потащил по коридору.

– Я же говорил, не надо сюда идти.

– Простите, – дрожащим голосом прошептал Саймон.

А я не мог извиниться. Это она должна была извиниться передо мной за то, что не сказала раньше. Уж я бы нашел, где раздобыть взятку для мэра. Персики же для Сесси раздобыл. Сквозь ткань сумки я нащупал рукой круглую банку. Я бы отдал их ей, если бы это помогло. Я бы отдал ей все что угодно! Но было уже слишком поздно.

Глава 3. Спасательная операция

Почти всю догу до раздела мы молчали. На улице поднялся сильный ветер, и говорить было неудобно. Небо затянуло тучами, и без того вечно серый и мрачный второй раздел стал совсем унылым. Душу грызли могильники, Восьмой корабль снова встал перед глазами, а вслед за ним вооруженные до зубов стратеги и саблезубые служивые. Я вспомнил, какой была на ощупь пушка – холодная. Вспомнил пороховые бочки и огромные ядра. Всего одного хватит, чтобы размазать нас так, что и мокрого места не останется! Капитанский кортик и банка персиков вдруг показались мне такими тяжелыми, что я готов был свалиться с ног прямо на академической площади.

Протяжный гудок парового экспресса разрезал тишину. Ветер донес до нас рокот колес. Занятия закончились. Ученики отправились по домам.

Мы остановились возле калитки, ведущей в раздел и беспомощными взглядами проводил паровой экспресс.

– Может, не стоит возвращаться в раздел? – с сомнением проговорил Саймон. – Нас ведь там в первую очередь будут искать.

– Да, но как ты в других разделах прятаться собираешься? – Жан вздернул ворот своей рубахи, обращая внимание на цвет формы. – Слиться с толпой не получится.

– Но домой мы точно не пойдем, – сказал я.

– Пойдете, – возразил Жан. – Соберите вещи и консервы. Все, что удалось скопить. А я пока подумаю, где вас можно спрятать.

Мы с братом переглянулись. Накоплений у нас было не так уж и много. Стипендия-то тоже только одна на двоих. Есть мы старались поменьше и уже заработали болезненную худобу, бледность кожи и периодические головокружения, но запасов все равно было катастрофически мало.

– Негде нам прятаться, – обреченно вздохнул Саймон. – Остров малюсенький.

– В горы пойдем, – предложил я, указав рукой на Западную гору, такую огромную, что ее верхушка была покрыта снегом. – Туда никто из местных и не подумает сунуться.

– А стратеги? – фыркнул Жан. – Соображай активнее.

– Это будет уже не важно, – скептически проговорил Саймон. – Мы там и часа не протянем. Даже кладбище не перейдем – могильники нас сожрут.

– Ночью перейдем, – возразил я. – Они ночью спят. Если шуметь не будем, они нас и не заметят. Я сто раз на кладбище бывал. Там чего только не найдешь? Помнишь, я тебе картину принес с девушкой…

– До ночи за нами уже придут, – он в очередной раз взглянул на часы. – Корабль прибудет через двадцать минут. Еще через десять стратеги доберутся до завода. А там до раздела рукой подать. Пешком они ходить точно не будут. У них извозники и служивые и еще, черт знает, какое оружие. Зачем ты вообще забрался в первый раздел?

– Да, мне тоже интересно, – поддержал его Жан. – Не хочешь рассказать подробности?

– Нет, – честно признался и получил еще один болезненный толчок в свежую рану от жировика.

– Выкладывай, – сквозь зубы проговорил Саймон.

Ему я отказать не смог, и с трудом поборов стыд и смущение, выложил все как есть. Говорил почти всю дорогу до дома. Саймон и Жан не перебивали, но стоило мне закончить, как Жан презрительно фыркнул.

– Какой же ты придурок, так вляпаться из-за девчонки. И ладно бы из-за нормальной какой, а то ведь… Сто Первая!

– А с ней что не так? – удивился Саймон.

– Шутишь? Да она эгоистка и полная дура.

– Эй! – рыкнул я на него, сделав шаг вперед. – За языком следи.

– Я знаю, что говорю. Она именно такая. И подари ей хоть все консервы мира… хотя нет за консервы она, может, и продастся. Но на любовь можешь не рассчитывать. Ты ей не понравишься.

– Да? А со мной что не так? – я схватил его за воротник и уже хотел хорошенько наподдать, но Саймон вклинился между нами.

– Так, не драться! Вам что, проблем не хватает? Не гони, Жан, все девчонки капризные и требуют уйму внимания. А в нашем случае стараться надо втройне.

Моя челюсть отвалилась и шлепнулась на пол. Я никак не ожидал, что брат меня поймет и поддержит. Что-то тут было не так. Уж не втюрился ли он сам в какую-нибудь девчонку? И тут я вспомнил, как час назад брат подсел за парту к Сто Восемьдесят Четвертой.

– А! – я тыкнул в него пальцем, будто застал за совершением преступления.

– Что? – он недоуменно вздернул брови.

– Ты втюхался в Рузанну! Почему ты не рассказал мне?

– Нет… ничего такого…

– А вот и да! Смотри мне в глаза. Я все вижу.

– Ой, да отстань! – отмахнулся он, краснея до кончиков волос. – Я же сказал, ничего такого.

– А вот и да!

– А вот и нет!

– Да!

– Сказал, нет.

– Но ведь да! Да?

– Вы совсем рехнулись? – разозлился Жан. – Вам, может, жить осталось несколько часов, а вы о девчонках думаете?

Мы с братом переглянулись.

– Он еще не созрел, – сказал я, покачав головой. – Подрастет – поймет.

Саймон согласно закивал. Жан закатил глаза.

– Черт с вами. Идите собирайтесь. Встретимся через час на набережной. И смотрите в оба, дурни. А то, за мечтами о подружках, проморгаете стратегов.

С этими словами он шмыгнул за поворот и скрылся за соседним домом.

Саймон задумчиво покусал губы.

– Персики еще у тебя?

– Да, а что?

– Ты еще хочешь подарить их ей?

Я удивленно вскинул брови.

– Ты серьезно спрашиваешь? Ну-ка напомни мне, сколько консервных банок у нас дома отложено на черный день?

Саймон возвел глаза к небу, припоминая.

– Двенадцать?

– Одиннадцать. Одну я утром отдал Джиму. Но если считать эту, – я достал из сумки банку персиков, – то считай, без потерь. А может, нам ее кто-нибудь поменяет? Надо было у Жана спросить. Его отец шарит в этой теме. Ты не знаешь, сколько они могут стоить?

– Много. Ни у кого на острове нет столько консервов. Так что, Сесси точно не устоит.

Сердце дрогнуло. Я неуверенно пожал плечами и принялся ковырять ногой брусчатку.

– Наверное, ты прав.

– Никто бы не устоял.

Я протянул банку брату.

– Тогда я ее лучше тебе отдам. Типа компенсация.

– То, что ты у меня отнял, стоит в разы дороже, – проговорил он, разделяя слова и ткнул пальцем мне в грудь. – Я сказал, иди и отдай их девчонке, ради которой разрушил мою жизнь. И молись, чтобы Жан оказался не прав. Она ведь того стоит?

– Дурацкий вопрос, – обиделся я.

Ну, откуда мне знать? Рядом с Сесси вообще трудно оценивать ситуацию. Стоит мне встретиться с ее карими глазами, как все внутри переворачивается, а голова идет кругом. И сердце стучит так, что заглушает мысли. Я никогда не смотрел на нее с оценочной точки зрения. Я просто смотрел на нее и все. Потому что глаз оторвать не мог, а не потому, что выяснял, сколько консервных банок может стоить такая девчонка.

– Дурацкий, – согласился Саймон. – Но эта банка нам все равно погоды не сделает, так что… ты украл ее не для меня. Иди и доделай хоть что-то до конца и нормально.

Саймон указал пальцем вверх по улице, туда, где стоял дом четы Сто Первых. Я глянул в указанном направлении и снова перевел взгляд на брата. Сердце болезненно ухнуло.

– А если ее нет?

– Развозка прошла, когда мы выходили из раздела.

Ладони вспотели. Я крепче перехватил банку консервов.

– Подождешь меня?

Саймон кивнул и подтолкнул меня в спину.

– Не дрейфь. Это последний день в твоей жизни. Давай, как в той книжке.

Я не понял, о какой книжке он говорил. Щеки обожгло жаром, и, кажется, подскочило давление. На негнущихся ногах я дошел до ее дома, несколько раз обернувшись по пути на брата. Он подгонял меня, взмахивая руками.

Уж не знаю, что творится в его голове, наверное, шок еще не отпустил. Я вообще не так хорошо угадываю его мысли, как он мои. Дедуля Тедди всегда называл Саймона тонко чувствующей творческой душой. Видать, эта самая душа здорово бьет по мозгам. Но я был ему благодарен. Если это наш последний день, я хотел бы еще раз увидеть ее.

Я постучал, и все мысли разом выскочили из головы, в горле пересохло, а грудную клетку словно кипятком обдало. Банка персиков холодила руку. Я на секунду прижал ее ко лбу.

Дверь открылась. На пороге появился мужчина лет тридцати пяти. Он оглядел меня с ног до головы и вопросительно поднял брови.

– Здравствуйте, – выдохнул я и быстро спрятал консервы за спину.

– Девочки не выйдут гулять, – строго сказал он. – Им надо смотреть за сестрами.

Я знал, что у Сесси есть три сестры и двое из них еще не посещают академию, и она, как самая старшая, смотрит за ними вечерами, пока родители на работе.

– Я только на минуту. На пару слов.

Он вздохнул и нахмурился.

– Салишу или Сесиль?

– Сесиль.

– Жди здесь.

Он захлопнул дверь, и я беспомощно глянул на брата. А спустя секунду на пороге появилась она.

– Сто Сорок Второй? – Сесси скрестила руки на груди и прислонилась плечом к дверному косяку. – Ты никак созрел для разговора?

– Ну… вроде того. – Я выставил вперед руку с консервами и на одном дыхании выпалил:

– Я тебе принес. Это подарок. Я их… неважно. Это тебе. Вот.

Впихнув банку ей в руки, я бегом кинулся обратно к брату.

– Эй! – крикнула она. – В честь чего это? День рождения у меня только в июле.

– Просто, – обернувшись, развел я руками. – На память. В смысле… мне надо идти.

– Ладно, – она пожала плечами, прочитала надпись на банке и ошарашено уставилась на меня.

Я выдавил из себя улыбку и снова бросился бежать. В несколько прыжков догнал брата и, схватив его за рукав, потащил дальше по улице.

– Стой, идиот, – недовольно проворчал он. – Ты чего сбежал?

– А что еще я должен был сделать?

– Подождать, – сказал Саймон, ткнув пальцем мне в висок. – Я пожертвовал нашей последней едой, чтобы она тебя поцеловала. Ты ведь никогда не целовался с девчонкой.

– Ну и что?

Саймон хлопнул себя ладонью по лбу и досадно покачал головой.

– Сам еще не вырос, а на Жана гонишь. Это ведь то, что каждый мужчина должен испытать хоть раз в жизни. А ты упустил свой единственный шанс!

Вместо ответа я закатил глаза, фыркнул и небрежно махнул рукой. Но сердце внутри обуглилось дважды.

Я завис над тайником под Саймоновой кроватью. Под своей я, как и должно быть, насчитал пять банок: две с фасолью, две с капустой и одну с кукурузой. А под его только две банки – обе капустные.

Сосредоточенно сдвинув брови, я перечитал еще разок названия и повернулся к брату.

– Кто-то порылся в твоем тайнике?

Саймон неловко пожал плечами и перевел взгляд на потолок.

– Саймон!

– Я ведь не знал, что нам придется срочно бежать. До стипендии осталось всего два дня, а мама Рузанны очень больна и не может работать. Я хотел только… – он замялся и стал внимательно разглядывать свои ботинки.

– И что? Поцеловала она тебя?

– Ой, да какая разница? Я ведь не ради поцелуя…

– Вот почему ты заставил меня отдать Сесси персики, чтобы я на тебя не гнал. Ну, знаешь…

– На меня не гнал? Ты? На меня? Да если бы ты в первый раздел не поперся… – он яростно зарычал и схватился за голову. – Не хочу ругаться опять. И так жопа полная. Если мы сейчас еще и передеремся, это все, пиши пропало!

Я закивал и засунул капусту в сумку.

– Аптечку еще надо взять.

– Она родительская.

– И что?

Он промолчал.

Аптечка находилась на кухне и в ней были всего пара бинтов да червячная кислота для прижигания без красящего пигмента. За счет разделения кислотной и красящей составляющей местные медики вывели прямо-таки убийственную вещь. Без специального тампона наносить его на рану нельзя, а то вместо лечебного эффекта можно было прожечь в себе еще одну дыру. Как раз именно тампонов и не хватало.

– Радуйся, она бесполезна, – констатировал я и убрал стеклянный пузырек с кислотой обратно.

– Хотя бы бинты возьми.

Я недоуменно приподнял брови.

– Они же родительские.

– Да, но мы не увидим их больше. Это я на рефлексе сказал.

Он поспешно отвернулся, пряча выступившие слезы.

Родители работали в первую смену, а дедуля Тедди во вторую. Его дома тоже не было. Меня это не удивило – он вечно где-то пропадал, – но расстроило. Будь он сейчас дома, наверняка придумал бы что-нибудь.

Мы выложили на стол все свои припасы и окинули их печальными взглядами.

– Нам этого не хватит, – вздохнул Саймон. – Мы умрем с голоду.

– Знаешь, если бы ты не отдал свои консервы Рузанне, мы все равно умерли бы с голоду, – успокоил я его. – Нет такой вселенной, где два человека смогли бы тридцать лет прожить на две банки фасоли, четыре с капустой и одну кукурузную.

– Почему тридцать?

– Средняя продолжительность жизни на нашем острове доходит до сорока – сорока пяти лет, так? Я взял на вооружение самый благоприятный исход событий.

– Тридцать лет в горах… – выдохнул Саймон, и его лицо приобрело зеленоватый оттенок.

– Или в каком-нибудь подвале. Зато на заводе впахивать не придется.

Он взглянул на меня с такой яростью, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Издеваешься?

А мне в голову скользнула еще более сумасшедшая, чем отсидка в горах, идея. Я схватил его за руку и раскрыл рот, собираясь выдать новый план.

– Нет, – резко оборвал он, – даже не думай.

– Что? Я же сказать еще ничего не успел!

– Я знаю это выражение лица, – он задрал рубаху и показал мне большой белый шрам под подмышкой, соседствующий с другим огромным шрамом. – Вот, чем все заканчивается, когда на твоем лице появляется такое выражение.

Это случилось два года назад, когда я предложил Саймону построить на крыше дома пункт наблюдения за соседями. Тогда же я и свалился с крыши. А он меня поймал и держал минуты три, пока сломанный козырек впивался ему в бок. Не удержал, правда, и я сломал ногу.

– Я извинялся за тот случай миллион раз. Неужели ты до сих пор меня не простил?

– Простил, но, ты вообще частенько передо мной за что-нибудь извиняешься. Тебе не кажется, что это хороший повод задуматься?

Я нахмурился.

– Идея была не плохая.

Саймон закатил глаза и разражено вздохнул.

– Сожри тебя черт морской, выкладывай.

– Ходят слухи, что за западными горами есть небольшой прилесок…

– Был, – поправил меня брат, – лет сто назад.

– А вдруг до сих пор есть! Там как раз лет сто никто и не был.

– Допустим, и?

– Мы могли бы построить плот! – радостно воскликнул я.

– Заткнись. Не бывать этому. Никогда. Понял?

Я обиженно нахмурился.

– Почему?

– Потому что тогда морской черт и впрямь тебя сожрет.

– Ты меня недооцениваешь!

– Неужели? Тогда, раз ты такой крутой, раздобудь нам еще еды. Неизвестно, сколько нам придется отсиживаться.

Я прищурился и растянул губы в ехидной улыбке.

– Ты, правда, этого хочешь?

– Уже не уверен.

Усмехнувшись, я нарочито медленно подошел к маминому буфету.

– Виктор, не смей! – рявкнул Саймон, вскочив с места.

Нащупав под столешницей буфета припрятанную отмычку, я довольно помахал ей. Трудно было найти более бережливую женщину, чем наша мама. Она из тех людей, что готовы заморить голодом всю семью, лишь бы побольше еды запрятать в заначку. Сейчас это было нам на руку.

– Не вздумай! – Саймон попытался отобрать сломанную вилку, уже не первый год работавшую универсальным ключом от маминых запасов. – Если ты возьмешь у мамы консервы, она нас убьет.

– Саймон, уймись, – осадил я его. – Она больше никогда нас не увидит. Ты забыл? Мы собираемся сбежать. И никогда не вернемся домой.

– Но как же… – он сдавленно икнул и шлепнулся на скамью. – Как она будет жить дальше?

– Без нас или без консервов? – уточнил я.

Он промолчал, опустил газа и отвернулся.

– Я не хочу на это смотреть.

– Если нас поймают, эту вину я возьму на себя, идет?

– Не смешно. Ты и так во всем виноват.

Я вскрыл замок и развернулся к брату.

– Прости, – в очередной раз извинился я, но прозвучало неубедительно. – Если хочешь, я повторю это еще тысячу раз.

Саймон отмахнулся, и я достал из буфета драгоценные мамины запасы, богатству которых можно смело завидовать самой черной завистью. Здесь было все: от кислой капусты до соленых слив.

– Черт, обожаю их, – сказал я, сглотнув наполнившие рот слюни. Завтрака мне не досталось, обед в академии я тоже пропустил, а время уже подбиралось к ужину, и желудок приветственно заворчал. – Давай откроем одну баночку, а?

– Нет, – отрезал Саймон. – Просто собери все.

Я выложил запасы на стол и сел на скамью напротив. Саймон обхватил себя руками и смотрел на них самым печальным взглядом, словно перед ним не еда была, а записка с приказом на смертную казнь. Хотя, в целом разница небольшая. Если мы, не дайте боги Пандоры, каким-то чудом выживем и вернемся домой, не сносить нам голов.

– Пойду поищу мешок, – я вскочил с места, надеясь скрыться от его обреченного взгляда. Слишком уж угнетающим он был. От его вида я острее чувствовал реальность происходящего, и внутри загорался душный ядовитый пожар.

Я поднялся наверх и стал, не спеша, обыскивать нашу комнату. Обилием вещей она не радовала – один шкаф да две кровати. Все из тусклого местами проржавевшего металла. Наш остров вообще славится серостью и сыростью, так что, может, и не вредное производство убивает местный народ так рано. Самая частая и страшная болезнь – пресловутая цинга. Из-за нее капусту нам выдают больше других продуктов, и смотреть на нее уже нет сил.

Я порылся в шкафу. Обнаружил там пару запасных комплектов формы и белье. Составляющих в форме не хватало. Утепленную куртку, которую я уже начал носить, выдают в единственном экземпляре всего раз в год, как и сумку с ремнем. Для Саймона эти сокровища пришлось выменивать на консервы у самых бережливых учащихся академии. Ему досталась позапрошлогодняя форма Жана. Он был крупнее нас и почти на голову выше. И хотя Жан носил ее в двенадцать лет, она все равно ему великовата. Но это лучше, чем остаться совсем без куртки. А вот за часы мы отвалили немало консервов. И все равно у нас остались только одни на двоих.

Я снова достал свои часы из кармана и печально вздохнул. Завтра утром дедуля Тедди вернется с ночной смены, и я подумал, что надо будет попросить его помочь мне их отремонтировать. А потом вспомнил, что завра меня здесь не будет. Возможно, меня вообще не будет. И где его только носило? Ночами он работал, а днем вечно где-то пропадал. Последние пару лет мы виделись только вечерами, и мне этого хватало. Мы садились на кухне и беседовали до тех пор, пока по улице не прокатывался оглушающий сигнал парового экспресса готовящегося к развозке ночной смены. Мы прощались до следующего вечера, и он уходил. Но попрощаться навсегда у меня шанса не будет.

Глаза защипало. Я потряс головой и медленно выдохнул.

В шкафу мешка не обнаружилось, и я заглянул под кровати. Там было чисто. Оно и не мудрено. Консервные банки я уже забрал, а все остальное, что мы с Саймоном могли спрятать, мы прятали под матрасами. Так надежнее. Подкроватное пространство просматривалось сразу при заходе в комнату. Не очень-то надежное укрытие, но мама никогда не трогала наши консервы, а взамен требовала, чтобы мы не трогали ее.

Под матрасом брата я обнаружил целый склад рисунков, выжженных червячными красками на жестяных рисовальных листах. В основном портреты. Очень похожие. У него настоящий талант, и родись он на другом острове, смог бы стать картографом или даже художником.

Я насчитал двенадцать портретов Сто Восемьдесят Четвертой. Похоже, эта девчонка крепко его зацепила. Интересно, чем? Я бы не назвал ее красоткой. Слишком худая, узловатая и прямая, как доска. Волосы, конечно, красивые. Помню, когда увидел ее впервые, даже подумал, как у нее шея не ломается под их тяжестью. Столько завитков и все торчат в разные стороны аккуратными спиральками. Я как-то схватил ее за одну и оттянул, а она отпрыгнула обратно, как пружина. Не девушка, а настоящая метла. Хватай за ноги и мети – ни соринки не останется. Да и характером она не отличалась. Вообще не отличалась. Если бы Саймон не обратил на нее внимания, я бы не заметил, что Рузанна существует.

Очередной тяжелый вздох разрезал тишину. Теперь-то ему точно ничего не светит. Скорее всего, он ее больше никогда не увидит. И все из-за меня.

Я продолжил перебирать рисунки и нашел два маминых портрета, один отцовский, четыре дедушкиных и шестнадцать автопортретов. Не многовато ли? Похоже, мой брат всерьез страдал нарциссизмом.

А потом я вспомнил, как однажды дедуля Тедди пустился в рассуждения о таланте Саймона и упомянул, что ни один художник не может в точности передать свою внешность на рисовальном листе. Всему виной тот факт, что каждый человек воспринимает себя иначе, чем другие. И сколько бы он ни старался, выйдет немного не так. Но эти рисунки были идеальными. Один в один.

Дело не в его таланте. Саймон нарисовал меня. Шестнадцать раз. Больше, чем кого бы то ни было еще.

Чувство вины снова поднялось внутри и скрутило желудок. Мне захотелось еще раз попросить у него прощения. Он ведь так и не простил меня. Просто сделал вид, что больше не хочет прикончить за все, что я натворил. Но слов «я тебя прощаю» я так и не услышал. А они мне нужны. И теперь еще больше, чем прежде.