Текст книги "Ёж"

Сандаль взял карабин, отошел на пару шагов от двери, спустил предохранитель и прицелился, метя прямо по центру замка. Хлопнул оглушительный выстрел, пуля, скользнув по замку, врезалась в белую стену, вырывая из нее куски штукатурки и кирпича. Почти без паузы Миша выстрелил второй раз, на этот раз нечеловеческой силой замок разорвало почти надвое, и он неуверенно повис на изогнутых петлях. Сандаль поставил карабин на предохранитель и сбил замок своим походным ботинком, тот, жалобно звякнув, упал на крыльцо.

– Дамы и господа, представление окончено, прошу всех в магазин на день открытых дверей. – Он весело улыбнулся и первым вошел внутрь.

Внутри пахло сыростью и гнилью, полки были заставлены всевозможными товарами: от консервов с тушенкой до протухших и заплесневелых круп. Здесь было даже пиво, только вот в его свежести приходилось сомневаться. Несколько марок сигарет красовались под пластиковым колпаком.

– Елки-палки, да тут просто рог изобилия просыпался. – Сандаль заглянул под прилавок и извлек из-под него блок импортных сигарет. – Боря, тут водка, текила, джинн. – Мы в поселке городского типа у полярного круга или в Лас-Вегасе?

– Интересно, – Миллениум окинул взглядом магазин, – похоже, тот, кто оставил этот магазин, заперев его на замок, явно собирался вернуться.

Улыбка сползла с лица Миши, и он аккуратно, сам того не замечая, положил блок сигарет на прилавок.

– Похоже на то, – согласился он с другом, – но, судя по всему, он уже сюда не вернулся, не мог же он вот так запросто бросить здесь все это на пару лет. Взять те же крупы, они ведь испортились все.

– Это-то и странно. Тут товаров тысяч на пятьдесят, не меньше, вспомним, что это сельский магазин и явно не супермаркет. Все, что находится здесь, было целым состоянием для человека, который запер дверь с той стороны, уходя отсюда. – Боря в задумчивости потер подбородок. – Теперь прикинем, что производство тут вымерло и народ рассосался по близлежащим деревням. Внимание, вопрос: Зачем оставлять забитый доверху магазин, если все разъехались и никто не собирается возвращаться?

– Думаю, по местным меркам, владелец магазина был человеком не из бедных и свалил бы в первых рядах бизнес-классом.

– Вот и я о том же… – Боря оглянулся в сторону двери, будто ожидал, что на пороге появится владелец магазина и начнет порицать их за сломанный замок и нарушение закона о частной собственности. Но порог был пуст, а за порогом продолжал стоять абсолютно безлюдный город. Легкий холодный ветерок ворвался в душный магазин и пробрал его до самых костей. – Что-то здесь чертовски не так, мародеры, бомжи, беглые зеки, лесное зверье, но ведь кто-то должен был залезть сюда до нас, не последним же он уезжал отсюда. Города так не умирают, все равно кто-то должен был остаться, кто-то должен был подчистить местные запасы.

– Не нагнетай, Борь! – Сандаль вскрыл бутылку с «Джони Волкером» и принюхался к светло-коричневой жиже, что была внутри. – Похоже, огненная вода все еще годна к употреблению.

– Надо бы заглянуть в один из домов… – Боря не обращал внимания на своего друга и продолжал рассуждать. – Может статься так, что находиться здесь небезопасно, может, радиация или какие болезни, кто его знает?

– Помнится, ты был ярым противником шарить по квартирам… – Миша улыбнулся, но бутылку с виски отставил в сторону при одном лишь упоминании о радиации. – Помните ту историю на перевале Дятлова, ребята тоже исчезли, вернее, погибли, но погибли при весьма загадочных обстоятельствах.

– Вот теперь ты, не начинай, – Миллениум заинтересованно двинулся в сторону прилавка, к небольшому стеллажу, на котором аккуратно был выложен хлеб «кирпичиком». – Ты с этой историей забодал уже всех и продолжаешь бодать. – Он аккуратно взял булку хлеба, принюхался, повертел ее в руках в поисках чего-то и отложил в сторону. – Жаль, даты изготовления или хотя бы годности не стоит, можно было бы понять, когда хозяин этого чудного магазина покинул Еж и удалился в неизвестном направлении.

– Вполне себе интересная история с этой группой приключилась, расскажу в один из вечеров девчонкам. – Он весело подмигнул Юльке с Женькой. – А хозяин магазина ушел отсюда в девяносто четвертом году, мало того, думаю, ушел он отсюда в пятницу шестнадцатого сентября. – Он взялся за бутылку виски, потом, опомнившись, вновь отставил ее в сторону.

– Где почерпнул такие точные сведения? – Боря улыбнулся, глядя на своего друга, все-таки он был чертовски рад тому, что именно Миша был его напарником на протяжении уже десятка лет.

– Да на прилавке журнал расходов-приходов валяется, последнее число датируется именно так, думаю, он закрыл магазин в пятницу, уж не знаю, какой тут был режим работы, может, суббота, воскресенье – выходные, но та пятница была последней в работе сего заведения. – Миша хитро прищурился. – Как думаешь, эти сигареты курить можно? – он повертел в руках блоком «Мальборо», обутым в контрастный красный цвет.

– Скорее всего, можно, вряд ли тут произошел резкий выброс чего-нибудь этакого, все-таки тут лесопилка, а не урановый рудник. В конце концов, тут могло произойти все что угодно. Уходили в сентябре, в этих местах осень проходит быстро, на пороге уже зима стояла, о чем это говорит? – Он выжидающе посмотрел на своих спутников, но те молчали, и тогда он продолжил сам. – Это говорит о том, что они могли испугаться не перезимовать зиму девяносто четыре – девяносто пять, а причин тому масса: от продуктов питания, может, животные покинули эти места, может, у них на огородах неурожай был, до разрушения котельной, кто знает?

– Котельная вряд ли, у них тут частный сектор большой, перезимовали бы там, думаю, люди, которые жили здесь, в этих суровых условиях, держались друг за друга, как ближайшие родственники, а вот насчет зверья да неурожая вполне вероятно. – Сандаль распечатал блок сигарет, извлек из него пачку и покрутил ее в руках. – Курить или не курить, вот в чем вопрос! – на манер Гамлета спросил он у бездушной картонки.

– Ты вообще сигарету изо рта выпускаешь? – Юля толкнула его в плечо, тебя не радиация в гроб вгонит, а табак прикончит, причем гораздо раньше.

– Радиация – дело такое… – Миша выдержал театральную паузу, глядя на нее. – Мне еще детей рожать, а для того, чтобы их рожать, их надо зачать, а вот радиация, говорят, как-то не очень влияет на тот орган, который отвечает у мужчины за эту функцию, – витиевато изъяснился он.

– Короче говоря, пиписька отвалится, – со смехом резюмировала Юля. – Не хочу тебя огорчать, но говорят, что и курение даже не светящихся в темноте сигарет приводит к тому же результату.

– У меня с этой функцией, благо, все в порядке. – Он улыбнулся, глядя на нее. – Курю я или нет, не важно.

Юля хотела что-то сказать, но Боря прервал ее: – Может, мне с Женей выйти, да вы тут разберетесь со своими функциями наедине? – он сделал акцент на предпоследнем слове.

– Ладно, закончили меряться письками… – поддержал его Сандаль. – Берем припасы и топаем во Дворец культуры, там ночуем и завтра за работу, как вам мой план?

– План хорош, если не учитывать некоторых обстоятельств, – Боря задумчиво потер подбородок, смотря прямо в глаза другу. – Уж очень смущает меня исчезновение местного населения, и еще больше смущает то, что магазин при этом забит битком.

– Я предлагаю забыть о том, что здесь когда-то кто-то жил, мы пришли, увидели, победили, а завтра уже ушли, вот и вся логика. – Сандаль все-таки извлек из пачки сигарету и закурил. – А неплохие сигареты, суховаты только. – Он положил пачку в карман, одновременно размещая блок в рюкзаке. – Так и будете стоять, или мы сюда не за тем пришли?

– Ладно, набиваем рюкзаки, – согласился с ним Миллениум. – Была не была.

Они быстро обыскали все полки в магазине, прихватывая с собой все, что имело длительный срок хранения, в том числе оказалась и пара бутылок виски с бутылкой неплохого красного вина, они собирались неплохо провести сегодняшний вечер, единственный вечер в объятиях какой-никакой, но цивилизации. Завтра их вновь ждала бескрайняя тайга с ее непроходимыми буреломами, ночевками под открытым небом и суровым рабочим режимом, отставать от которого им не даст Миллениум, упирая на то, что следующая остановка – дом.

На улице царил полумрак, небо по-прежнему было затянуто тяжелыми тучами, которые то и дело озаряли яркие вспышки молний. Легкий дождь начинал накрапывать, говоря о том, что у природы все-таки есть плохая погода. Было тепло, но в этом забытом богом месте природа ежесекундно напоминала о своем нелегком нраве, она будто намеренно хотела задержать путников в Еже, не отпуская их, не желая, чтобы они уходили.

– Погодка просто блеск, надеюсь, завтра будет получше… – Сандаль смотрел на небо сквозь прозрачный капюшон дождевика, который укрывал его от колких капель дождя.

– Надежда умирает последней… – Смотря на небо, Боря понимал, что резких перемен погоды ожидать не стоит. В дождь работать в «поле» почти бессмысленно, то, что они могли сделать за два дня ясной погоды, могло растянуться на неделю, а то и две при таком дожде. Выходило, что лучше подождать, когда дождь прекратится, и только тогда выдвигаться из города. – Но в любом случае задерживаться здесь больше, чем на один день, я не хочу.

– Среди нас нет мазохистов, задерживаться здесь не хочет никто. – Сандаль наигранно придирчивым взглядом окинул девчонок, но те смиренно молчали, поддерживая его.

Они шли по центральной лице, которая уже успела пропитаться влагой, и ручейки, минуя забитые стоки, бурными потоками бежали вдоль тротуара, сметая все на своем пути.

– А ведь когда-то здесь жили люди, – оборвала молчание Женя. – На этих улицах играла ребятня, под тем москвичом, – она кивнула на развалюху, стоящую у тротуара, – все время кто-то копался, мамы высовывались из окон, зовя детей на обед, а сейчас здесь так тихо… пахнет смертью.

– Много лирики, Жень, – улыбнулся Миша, – меня вот больше интересует, как этот самый «Москвич» сюда затащили, ведь тут тайга непроглядная кругом, дорог нет вообще, а зимой такой агрегат вряд ли дотянет до города. Не на вертолете же сюда его везли?

– Сдается мне, что именно вертолетом и притащили, и еще много чего тащили сюда именно вертолетами. – Боря посмотрел на пятиэтажку, что они миновали, выбитые окна первого этажа неприветливо изучали его маленькую группку, парадные двери повисли на петлях, грозя обрушиться в любую минуту, кучи мусора, прибитые к стенам редкими ветрами, поднимались на полуметровую высоту, но чем-то его это здание притягивало. – Может, навестим призраков прошлого?

– Ты попригляднее ничего не мог выбрать? – Миша воззрился на своего друга, как на сумасшедшего. – Я смотрю на этот домик, и мне как-то не по себе.

– Да тут каждый первый дом такой, этот или какой другой, мне кажется, без разницы. – Боря уже направился к пятиэтажке, не принимая никаких возражений.

– Когда это у нас монархия наступила, деспот? – со смехом кинул ему в спину Сандаль, но тот даже не обернулся. – И что это с ним? – Миша удивленно посмотрел на спутниц. – Как с цепи сорвался.

– По-моему, это его кредо… – Женька сдвинулась с места, почти бегом догоняя предводителя их маленькой группки.

– А ты что скажешь? – обратился Сандаль к Юле.

– А мне все равно, лишь бы побыстрее убраться с улицы, терпеть не могу дождь, да еще молнии эти. – Она, не оглядываясь, припустила за подругой.

– Одному мне, видимо, кажется, что тут все с ума посходили. – Он недовольно двинулся за друзьями.

Внутри было тихо, сухо и пыльно. Штукатурка давно обвалилась и устилала весь пол, чуть собираясь в углах. Обнаженный красный кирпич, скрывавшийся долгое время под кожей штукатурки, начинал разрушаться. Лестница, ведущая на второй этаж, представляла из себя жалкое зрелище, видимо, еще когда люди заполняли улицы города жизнью, она сильно просела и ее подперли массивными балками, но исчезли люди, исчез и уход за подпорками, которые прогнили и почти обломились, лестницу всю покорежило, но ей все еще можно было пользоваться. Перед маленькой группкой геодезистов был длинный коридор, по правую и левую стенку которого тянулись длинные ряды дверей, квартир на первом этаже было штук двадцать, очевидно, на всех последующих этажах было такое же количество, но желания подниматься наверх по полуразвалившейся лестнице не возникало. Большинство дверей распахнуто настежь, предлагая посетить квартиры, где не ступала нога человека минимум лет шесть, а то и больше, но были и запертые перед уходом на хлипкие замки. Очевидно, краж тут не опасались, и когда в Еже кипела жизнь, здесь можно было как закрывать двери, так и оставлять их незапертыми, результат был одним и тем же, любую дверь можно было открыть хорошим пинком ноги.

На белом песке отвалившейся штукатурки не было видно ни человеческих, ни звериных следов, это значило, что они первыми вступили на эту территорию после того, как отсюда рекой утекла жизнь.

– Жутковато… – Женя поежилась, осматривая убогий интерьер, окружающий их.

– Мечта «сталкера», – Боря носком ботинка поддел лист третьего формата с ярким плакатом еще советских времен, говорящий о том, что пора завязывать с пьянством и вкалывать вовсю, ведь дома ждут сын и жена. Хотя, глядя на иллюстрацию в виде жены и сынишки, становилось понятно, что сам художник возвращаться к своей семье и отрываться от бутылки не собирался.

– Я бы к таким точно не спешил. – Миша заметил плакат, который рассматривал Миллениум. – Это же экспонаты из кунсткамеры.

– Ладно тебе, главное – смысл. – Боря медленно начал продвигаться по коридору, внимательно смотря себе под ноги. – Смотрите, на гвоздь какой торчащий не наступите, – предупредил он.

– Постараемся! – Женя шла за ним след в след, стараясь не отклоняться в стороны, остальные следовали ее примеру. Пол противно скрипел под каждым новым шагом, грозя иной раз провалиться вовсе метра на три-четыре в самое нутро подвала.

Боря выбрал первую попавшуюся дверь, которая была не заперта. Квартира была однокомнатной, слева от входа располагалась дверь, ведущая в ванную комнату, объединенную с туалетом, после короткого осмотра коей осталось впечатление, что местные жители покидали город в крайней спешке. На маленьком умывальнике стоял граненый стакан с двумя зубными щетками, рядом лежал полупустой тюбик зубной пасты «Жемчуг». На полу заботливо расстелен зеленый прорезиненный коврик, порядком потрепанный временем. Плитка на стенах кое-где отвалилась, но в целом продолжала прочно держаться за стены. На крючках висели полотенца и банный халат, в мыльнице лежало высохшее мыло, мочалка аккуратно сложена у изголовья ванны.

– Даже щетки зубные не прихватили с собой, – попытался пошутить Сандаль, но его слова прозвучали скорее зловеще, чем шуточно.

В единственной комнате стоял большой зеленый диван, занимающий всю правую сторону, рядом с ним располагался обеденный стол, некогда белая скатерть устилала его, ее украшали две тарелки со сгнившим ужином или обедом. Телевизор, стоящий по левую сторону, был сломан, кинескоп то ли взорвался от того, что его забыли выключить, уходя из квартиры, то ли не выдержал перепадов температур и лопнул. Огромное окно было выбито вместе с рамой, осколков в комнате не было, что говорило о том, что выбили его изнутри. Боря подошел к нему и выглянул наружу.

– Похоже, уходили они через окно, – он удивленно посмотрел на своих спутников, – там кресло валяется. Думается, им и выбили окошко. – Он развел руками, осматривая комнату, недоумевая, что же здесь такое могло произойти.

– Зачем тогда дверь открытую оставлять? – Миша кивнул в сторону выхода. – Пожара тут не было, к чему в окно прыгать, когда дверь открыта?

– А это ты у тех, кто тут жил, спроси. – Миллениум присел на краешек дивана, достал трофейную сигарету и закурил. – Сейчас это похоже больше на безумие, может, они выбили окно просто так, а сами вышли через дверь? – Он не спрашивал кого-то конкретно, скорее, вопрос задавал пустой комнате, которая была свидетелем тех печальных событий.

– А я вчера видела, как клещи стройными рядами ходят, – вдруг призналась Юлька. Все посмотрели на нее как на обезумевшую.

– Что? – не понял Миша. – Какие клещи?

– Ну, вчера я ставила теодолит, посмотрела под ноги, а там орда клещей, может, тысяча, может, миллион, и идут так стройненько, ряд в ряд, друг за другом. Я вот и подумала, странно это.

– Ты начинаешь меня пугать, – с улыбкой сказал Сандаль, – то девка какая-то, то клещи, что будет дальше? – он хотел подшутить над подругой, но его прервал остервенелый собачий лай, рвущий тишину мертвого города и вселяющий дикий, первобытный ужас в тех, кто его слышал.

Женька взвизгнула и отошла от входной двери подальше, потому что именно в длинном коридоре подъезда надрывалось животное. Юлька стояла на месте, как приколотая к белому листу бумаги бабочка. Боря с Мишей направились к входной двери, чтобы выяснить, что там происходит. Собачий лай так дико и неожиданно звучал в этом мертвом городе, что каждый слышавший его понимал, что ничего доброго он с собой не несет. Они не видели ни единого живого существа с тех пор, как пришли сюда, даже надоедливая мошкара отступила на границах Ежа назад в тайгу, будто город был заговорен страшной силой местного шамана.

Сандаль выглянул в коридор, ориентируясь на душераздирающий лай собаки, хотя теперь это лаем назвать было нельзя, собака дико рычала, и время от времени из ее глотки вырывался брехающий кашель.

– Там собака! – он сказал это так, будто не ожидал увидеть там что-то живое. – Стоит и лает.

– То, что она лает, мы и так слышим, было бы удивительно, если бы она лежала, – съязвила Женя.

К первой лающей собаке, присоединилась еще одна, затем еще и еще. Через минуту, казалось, они заполонили весь дом.

– Что за чертовщина? – Миллениум на секунду выглянул в подъезд и вновь спрятался в квартире. – Целая свора! – Его лицо стало белым, как полотно, ожидающее руку художника, который, используя яркие краски, начнет наносить на него удивительный рисунок.

Юля опустилась на диван, зажимая уши руками, непрекращающийся лай выбивал из нее остатки рассудка, и ей казалось, что она начинает сходить с ума. Она не хотела слышать этих животных воплей, она хотела, чтобы вернулась гробовая тишина мертвого города. Она никогда не боялась собак, но теперь испытывала животный ужас пред ними, несмотря на то, что даже не видела их, ей достаточно было просто слышать.

Боря потянулся к ручке деревянной двери, которая не вселяла уверенности своим видом, но была надеждой на спасение от разъяренной стаи, если та решится напасть. Длинные собачьи когти заскребли по усыпанному штукатуркой полу, попытка людей защититься послужила поводом для нападения. Через секунду в дверь врезалась первая собачья туша, та скрипнула, но выдержала напор, за первой последовала вторая, на хлипкую преграду, разделяющую людей и одичавших животных, непрестанно сыпались все новые и новые удары, дверь нещадно трещала, но стояла на месте.

Боря извлек из маленькой кобуры, что висела у него на поясе, четырехзарядный травматический пистолет. Юля с Женей свои средства защиты оставили в рюкзаках, на пару стоящих в центральном зале дворца культуры. Сандаль перевел предохранитель карабина в боевое положение и направил его на дверь.

– Может, шмальнуть сквозь дверь? – он вопросительно посмотрел на друга. – Авось звук выстрела приведет их в чувство?

Внезапно под очередным ударом дверь как-то нехорошо хрустнула и верхняя петля, держащая полотно, разбрасывая оторванные шляпки проржавевших гвоздей, отвалилась. Между дверью и косяком возникла небольшая щель, в которой тут же показалась собачья морда с оскаленными клыками. Свора продолжала визжать, хрипеть, лаять, они чувствовали, что вот-вот доберутся до теплого человеческого мяса и устроят невиданный до сих пор пир. Поначалу насытятся самые сильные, затем будут допущены молодые самцы и самки, но мяса хватит всем.

Миша приставил дуло карабина к ошалело вытаращенному глазу пса и спустил крючок, раздался оглушительный выстрел, мелкая пыль, осевшая на полу, взбудораженная резким звуком, наполнила воздух. Звук выстрела заставил прийти в себя Юлю, которая чувствовала, что ее сознание соскальзывает в бездну безумия, Женька подпрыгнула на месте от неожиданности и смиренно села на диван рядом с подругой.

Тяжелая пуля, выпущенная в упор, вмиг намотала на себя мягкие ткани, разнесла черепную коробку животного и впилась в мягкое дерево косяка, собаке буквально снесло голову. Громкий звук ничуть не напугал животных, сотоварищи погибшего выволокли его в коридор, где раздались звуки жуткого пира.

– Похоже, они его там жрут. – Сандаль словно во сне направил дуло карабина на дверь и выстрелил дважды. На секунду удары прекратились, но почти в тот же миг на смену упавшим пришли новые псы. Дверь угрожающе наклонилась, вторая петля еще держалась каким-то чудом, но длиться этому чуду оставалось недолго. Собаки рвали преграду, стоящую у них на пути, в щепки, выворачивали петли, напирая своей огромной массой.

– Диван! – Боря кинулся к дивану, сгоняя с него девчонок, Миша, сообразив, чего хочет сделать его друг, кинулся ему на помощь. Следовало перекрыть единственный доступный вход в квартиру тяжелой мебелью, пока еще было на это время.

В коридоре раздались выстрелы, поначалу одинокие, но очень быстро переходящие в непрекращающуюся канонаду. В следующий миг хлипкая входная дверь не выдержала напора и ввалилась в пустой коридор. Внутрь хлынул поток обезумевших животных, переваливаясь через тела своих мертвых товарищей, они ринулись на людей, в одном единственном желании перегрызть глотку с трепещущими артериями, пустить кровь и в то же мгновение издохнуть.

Первым сообразил, что происходит, Боря. Он резко развернулся и откинул двумя выстрелами к стене ближайшего пса. В магазине карабина оставалось еще два патрона, ими Сандаль уложил двух собак, затем он перехватил бесполезное оружие за ствол и начал размахивать им перед собаками, заставляя немногих уцелевших держаться подальше от людей. Девчонки в ужасе вжались в противоположную стену, понимая, что спасет их лишь чудо.

Вслед за собаками в квартирку ворвались два человека, они были одеты в форму из ткани защитного цвета, у каждого в руках было по карабину, весьма угрожающего вида, казалось, то, что было в руках у Миши, принадлежало еще позапрошлому веку. В маленькой комнатке стало совсем тесно, зажатые между людьми псы пытались найти выход из этой адовой мясорубки, они вмиг растеряли свою уверенность и жажду крови. Два незнакомца методично отстреливали мечущиеся туши, коих оказалось совсем немного, большая часть бродячих псов, решивших полакомиться человечиной, осталась грудой лежать в коридоре.

Вскоре громкий выстрел, раздирающий барабанные перепонки, оборвал жизнь последней оголодавшей твари. В тесном коридоре густо пахло порохом, кровью и смертью. Повсюду были разбросаны тела собак: белых, палевых, черных, с пятнами и без. Их искореженные тушки напоминали о бойне, которая завершилась секунду назад, воздух уже не был прозрачным и чистым, он наполнился пороховым дымом, который стремился подняться к потолку или выскользнуть в разбитое окно.

– Недаром еще бабка мне говорила, прокляты здешние места и нечего соваться сюда. – Охотники, что так вовремя подоспели на помощь, стояли в коридоре, осматривая место побоища.

– Хватит суеверий! – оборвал своего товарища высокий, с седой головой охотник. – Мне бабка тоже много чего говорила, да ты и сам знаешь. – Он окинул холодным взглядом группку геодезистов, остановился на девчонках и улыбнулся. – Предупреждал же вас Тимофей Степанович, – он кивнул на своего напарника, – гиблые тут места и нечего сюда соваться, кабы не мы, вас бы тут с потрохами сожрали, вишь, как оголодали, бестии.

Боря с Мишей недоуменно переглянулись, не понимая, о чем идет речь.

– Спасибо за то, что помогли. – Боря сделал шаг к незнакомцам, протягивая им руку в знак мира, те по очереди пожали ее.

– Тут не нас надо благодарить – случай, – продолжал говорить седой. – Тимофей Степанович под страхом смертной казни не хотел пересекать границы Ежа, и на то есть очень веские причины, уж поверьте мне, – он кинул взгляд в сторону товарища и добавил с улыбкой, – бабка его понимала толк в таких вещах и его воспитала в тех же традициях.

– С такими вещами не шутят, Седой, – тот, которого звали Тимофеем, зло зыркнул на товарища, – не мне тебе говорить, что…

– Хватит об этом! – Седой вел себя так, что сразу было понятно, кто правит балом в этой маленькой группке. Говорил он властно и уверенно. – Мы не представились, меня звать Сергеем, моего суеверного товарища – Тимофеем, но к имени лучше прибавлять Степанович, он у нас с недавних пор в дедах ходит и требует к себе соответствующего отношения.

Ребята, в свою очередь, тоже представились охотникам, мужчины пожали друг другу руки, и Седой предложил покинуть поле брани еще до того, как запах крови пропитает их насквозь. Вместе они вышли под легко накрапывающий дождь. Но никто не был против того, чтобы свежая влага смыла грязь и пот с их тел. Сергей присел на покосившуюся лавочку, стоящую у подъезда с незапамятных времен, и предложил ребятам присесть рядом. Благо, устроитель этой самой лавочки не пожалел материалов и она могла с легкостью вместить всех пресловутых бабушек, что любили сидеть перед подъездами и перемалывать косточки молодежи. Раз уж на лавке могли уместиться разговорчивые бабульки, их маленькая компания влезла с легкостью.

Седой медленно извлек из нагрудного кармана самокрутку, покрутил ее в руках, задумчиво глядя вдаль. Никто не решался заговорить, пока он о чем-то размышлял.

– Наломали вы тут дров, – сказал он в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, – страшные тут места. – Он зажал самокрутку в губах и прикурил, выпуская едкий дым, свойственный самосаду.

– А вы не в курсе, куда тут все подевались? – вмешался в мысли Седого Боря, он, конечно, уважал этого властного человека с первых же секунд, но его больше заботила судьба его маленькой группки, нежели чем мысли забредшего в город охотника. Тимофей Степанович фыркнул, но не произнес ни слова, Седой же усмехнулся и оценивающе посмотрел на Миллениума.

– Как же, в курсе! – он опять посмотрел куда-то вдаль, то ли вспоминая что-то, то ли пережевывая какую-то мысль в голове. – Только знание это ровным счетом ничего не дает. Как видишь, несмотря ни на что, мы с Тимофеем Степановичем тоже забрели сюда, нужда заставила. – Он как-то резко оборвал себя и потом продолжил: – Товарищ наш сгинул в этих местах с месяц назад, а ведь тоже все знал, но что-то его сюда потянуло. Одним словом, не место тут людям, тут никому нет места. – Щелчком он отправил окурок на другой конец улицы. – Пойдем, Тимофей Степанович, пора нам. – Он резко встал, и вместе с ним, как на привязи, подскочил его товарищ.

– Погодите, так что тут произошло? – остановил их Боря, он тоже встал, не желая отпускать столь ценных «языков».

– А что тут непонятного? – удивился Сергей, он вперил свой холодный взгляд в Миллениума, досконально изучая его. – Нет тут места ни человеку, ни дикому зверю, и вам тут места тоже нет… – на последних словах он поднял голос так, что, казалось, он сейчас бросится на Борю с кулаками, Миша даже приподнялся с лавки, готовый вступиться за друга в любую секунду. – Отдохните тут день, – он бросил взгляд на Тимофея Степановича, но тот молчал, глядя в сторону, – а потом советую убираться подальше, – добавил он уже мягче.

– Откуда вы хоть? – Миллениум не собирался так легко отступать.

– Хочешь поблагодарить в письменном виде? – Седой улыбнулся, снисходительно глядя на Борю.

– Я… – он замешкался, не зная, что и сказать, чем и воспользовался Сергей, он резко развернулся, увлекая за собой Тимофея Степановича, и через секунду, чтобы спросить у них еще что-нибудь, пришлось бы кричать во весь голос.

Они ошеломленно сидели на скамейке и смотрели вслед удаляющимся фигурам.

– Странные какие-то… – нарушила молчание Женька. – Заладили – гиблые, гиблые места, как зомби какие-то.

– Мы даже им спасибо не сказали… – Юля встала со скамейки, чтобы размять ноги. – А ведь они нам, можно сказать, жизнь спасли. Нас бы эти собаки в клочья порвали.

– Что будем делать? – Сандаль посмотрел на своего друга, ожидая от него решающего слова. – Зависнем тут на ночь или, ну его, отправимся в тайгу?

– Ночью в тайге делать нечего, переночуем, завтра выдвинемся: чем дальше, тем лучше. – Миллениум подхватил свой рюкзак и вскинул его на плечо. – Пойдемте в наш дворец культуры, сделаем славный ужин, расслабимся, налопаемся от пуза. – Он улыбнулся, глядя на своих товарищей. – Нечего киснуть, был неприятный момент, но нас пронесло.

– Это точно… – Миша встал, осматривая город, который начинал тонуть в сгущающихся сумерках. – Нам лучше пошевеливаться, ой как не хочу бродить по этим улицам в темноте, особенно после слов этого Сергея. Как-то жутко тут, да еще эти собаки, кто знает, может, здесь не одна стая обитает, на редкость злобные твари.

– А ты не поешь недельку, еще злее будешь! – Женька подхватила свой рюкзак, готовая покинуть мрачные улицы Ежа и укрыться за стенами уже ставшего родным маленького облезшего дворца.

Уже через полчаса Миша разводил костер на сцене из переломанных стульев и вороха смятых старых газет. Боря мастерил баррикаду у двустворчатой двери входа, на этот раз он подошел к делу ответственно и несколько раз перепроверил, насколько надежна эта защита, дневная встреча с одичавшими собаками не прошла даром, да и новые знакомцы, что бродили по окрестностям города, казались совсем не божьими одуванчиками. Юля и Женя вскрывали раздобытые в магазине банки с тушенкой и консервы, приготовление к ужину шло полным ходом. Этот ужин был прощальным, и прощались они с хлипким оплотом цивилизации, что раскинулся на маленькой площади посреди бескрайней тайги. Люди давно покинули его, но здесь все еще ощущался дух их присутствия. Завтра они вновь окунутся с головой в дикую природу, где не ступала нога цивилизованного человека, где не позовешь на помощь, где не наберешь номер спасательной службы, где можно было орать во всю глотку, но услышат тебя только дикие звери. Это была тайга, романтика которой притягивала к себе сотни душ искателей приключений.

– Скоро будем дома! – Юля сказала это вслух, пытаясь поверить в собственные слова, которые звучали в этом заброшенном зале как молитва неведомым божествам. – Пара дней, и все. – Она раскидала тушенку по железным мискам и откинулась на спинку кресла с обшарпанной красной обивкой.