Текст книги "Час скитаний"
Автор книги: Алексей Доронин
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
«Вся наша жизнь – отложенное самоубийство», вспомнил Саша. Так дед всегда говорил. Правда, смысл в это вкладывал немножко другой.
Отец часто повторял, что на миру и смерть красна. Мол, надо не бояться, а смело идти вперёд, потому что все вокруг на тебя смотрят, нельзя опозориться, и один чёрт, всё равно никто не будет жить вечно. А вот дед… дед говорил – жизнь настолько мучительна, что смерть – это долгожданный отдых. Так он приговаривал, когда у него болела спина, или зуб, или предстояла тяжёлая работа в огороде, или когда кто-то съедал его жареную курицу. Говорил, что его всё достало, что жизнь не сложилась, всё с самого начала пошло не так, как надо, и вишенкой на торте произошёл Апокалипсис 23 августа 2019 года. Правда, нытьё не мешало ему делать дела и заниматься тяжёлым трудом, хоть он и вздыхал время от времени. Может, просто присказка такая была, а может, эмоциональная разрядка. Бабушку это, понятное дело, бесило. Хотя временами она сама жаловалась не меньше. Причём, если дед говорил со смешками и иронией, то бабушка была предельно серьёзна, заявляя о том, что жизнь тяжела и бессмысленна. А в состоянии депрессии просто лежала пластом и смотрела в окно. Потом это проходило, и она снова становилась обычной. Но выглядела её депрессия пугающе.
– Короче, мы не должны дать этому каравану уйти. Нам вполне под силу его «наклонить». А жители Томского края нам после этого будут по гроб обязаны за то, что мы вернём ихнее. Понятное дело, не за просто так.
– Это ты сам решил, Евгений Александрович? – не унимался Семён. – Сильно сложная дипломатия.
– С Захаром согласовано. Атаковать любые караваны СЧП. Он связывался с Томском, они говорят: делайте с предателями что хотите. Видимо, тоже имеют зуб на этих благодетелей. А ещё Богданов сказал: «Мы будем строить противовес Орде». Свою империю. С блэкджеком и шлюхами.
– Что за выражение?
– Сам не знаю, кто первый это придумал. Но раньше так говорили. Это означало – «что-то своё, но круче оригинала».
* * *
И вот они преследуют новый караван, и скоро случится ещё один бой с теми, до кого он так хотел добраться. Парень надеялся, что уж теперь у него получится не отсиживаться за чужими спинами. И пусть даже это не те самые гады… всё равно.
Шоссе уходило на запад, прямое, как стрела.
Только в одном месте, о котором их заранее предупредил дозор, пришлось съехать с дороги, чтобы обойти заграждение из нескольких автобусов, в незапамятные времена поставленных поперёк всех полос.
Но сейчас опасности попасть в засаду почти нет, даже если бы лето стояло на дворе. Раньше вдоль дороги были зелёные насаждения, но почему-то тут они не разрослись, как в других местах, настоящим лесом, а, наоборот, засохли и погибли. Деревья почти все упали, только отдельные стволы стояли, скрюченные и облезшие. Жутковатое зрелище.
Вот проехали мимо автопоезда из навсегда замерших самосвалов. Зачем и куда они ехали?
Чуть дальше почти двадцать километров шоссе когда-то начали ремонтировать, частично сняв дорожное покрытие. Тут стояла разнообразная дорожная техника, названий которой Сашка не знал. В этой жизни ремонт данного участка трассы Р 254 никогда не закончится…
* * *
Погода портилась, на горизонте сошлись тучи, так что потемнело ещё до наступления вечера.
– Похоже, начинается, – пробормотал дед Паша.
Никто не стал переспрашивать, что именно. Варианты могли быть – или небольшой снегопад, или сильная буря. Или очень большой буран. Но один бог мог знать, что именно.
Ненадолго остановились. Младший увидел, как надевают цепи на колёса. Ему казалось, что это займёт полдня, но бойцы с водителями сделали всё буквально на ходу, быстро и споро.
Снова тронулись. Время тянулось медленно. Кругом была только бесконечная голая степь, такая же, как в Новосибирской области. В Кузбассе такие ландшафты трудно найти. Там всё изрезано оврагами и покрыто пусть не горами, но холмами, похожими на древние терриконы. Будто в тех местах уголь добывали ещё атланты сотни миллионов лет назад, да так и бросили свои отвалы, не стали разравнивать. А может, поверхность земли изрыта уже руками людей.
От мыслей об оставленном родном крае стало больно.
Именно там родина. Там, где родился. А всё остальное – чужая земля. Правда, Прокопу они сами решили покинуть ещё до приезда ордынцев. Те уже, наверное, пожалели, что сцепились с крохотным анклавом то ли ссыльных, то ли дозорных, которых и сама Сибирская Держава терпела, но, скорее, как мачеха. Просто, как говорил, дед, идеей-фикс старшего Богданова было, что кто-то может напасть с востока. Но за последние лет двадцать ни одна живая душа не пришла со стороны Красноярска. А вот с запада нагрянули.
Смеркалось. Включили фары, которые издалека не было видно, – на них поставили какие-то колпачки, и они давали теперь более узкий пучок света.
Снег валил всё сильнее.
Из темноты то и дело выступали силуэты авто-реликтов. Автомогильников. Несколько раз чуть не врезались.
Вот, не останавливаясь, проехали мимо чего-то, похожего на кафе с заправкой. Больше никакого жилья вокруг. Только столбы и щиты, на которых когда-то висела реклама или указатели. И редкие дорожные знаки, которые ещё не упали. Стояли они вкривь и вкось, будто пьяные, у некоторых только макушка из-под снега выглядывала.
Снег уже падал сплошной стеной. Боковой ветер сбивал с трассы. Несколько раз они с трудом избежали столкновения с коварными обломками, прикрытыми снегом и потому почти неразличимыми, епе, например, выпавшее из лесовоза бревно или мотоцикл, лежащий на боку, или оторванная дверь легковушки. Скорость упала до минимума. Сначала ехали будто сквозь молоко. А теперь – через кисель. Бурю было слышно, несмотря на плотно закрытые окна командной машины. Она ревела громче, чем натужно звучавший двигатель.
– Всё. Пиндец, – объявил Пустырник. – Здесь.
Наконец-то они могут остановиться.
Как раз слева от дороги появились очертания небольшого скопления зданий.
– Вон они! Лысый семафорит. Выходим.
Вспышки от фонарей дозорных Младший увидел не сразу, хотя прижался лицом к холодному стеклу. У остальных зрение получше. Но вот и он заметил слабый проблеск.
Сашка напрягся. Его воображение сразу нарисовало жуткую картину… Сигналят враги, убившие двойку на снегоходе, предварительно под пытками выбив все сведения, в том числе и условную последовательность световых сигналов.
Конечно, и старшие не исключали такую вероятность.
Почему нельзя связаться с дозором по рации? Можно, но крайне нежелательно. Их ведь могут подслушать. Техника такая у СЧП была. Рация теперь – только на самый крайний случай.
Бойцы высыпали из машин, все при оружии. Остались только водители и, наверное, стрелок за турелью. Только высунувшись из тёплого нутра КШМ, Младший понял, насколько снаружи похолодало. Градусов на десять стало холоднее, чем вчера.
Двинулись пешком, разделившись на несколько групп, и у тех, кто шёл впереди, были такие-то средства наблюдения. Потому что фонарей не зажигали. Младший видел только несколько спин перед собой, да ещё непосредственных соседей справа и слева.
Стемнело окончательно, хотя прошло всего лишь десять минут. Он специально глянул на слабо светящийся циферблат.
Никогда раньше Младший не придавал такого значения цифрам на часах. Даже когда ждал встречи с той, которую любил. Тогда казалось, что вечность впереди. А сейчас каждая минута могла означать встречу со смертью. Смерти он не боялся, но не хотел погибнуть напрасно и позорно.
– Будет буран, – произнес рядом дед Паша, которого так и вёл младший Краснов, сильно выкрутив ему руку.
– А разве это ещё не он? – спросил Сашка к неудовольствию остальных.
– Нет, пацан, – ответил пленный. – Это пока снежок.
На Сибирской равнине – ближе к Новосибу – такое случалось. А в Кузнецкой котловине, ограниченной горами, хоть и адски холодно бывало, но бурь таких Сашка не видел. И на Алтае рядом с Заринском – тоже. В самих горах, как он слышал, могло быть и хуже. Но там никто не жил.
– Мы уже вас заждались, блин, – голый череп Лысого был прикрыт ушанкой, но Сашка сразу его узнал и выдохнул с облегчением.
Кто-то говорил, что в детстве у него была кличка Хитман. Он уже тогда был не сильно волосатый.
Отряд вливался на территорию небольшого… Младший голову сломал, думая, как это можно назвать. Выселок, хутор, поместье? Огромный трёхэтажный дом и несколько поменьше. Кто-то, видимо, солидный жил. Даже фонтан во дворе с какой-то скульптурой типа нимфы с веслом. Понятно, что в чаше снег, а не вода.
Подошли грузовики. Для них расчистили проход, отодвинув наполовину закрытые ворота, отбросив в сторону обломки железа и шифера, упавшие с крыши. Снег нетронут. Тут давно никого не было. В домах всё давно выпотрошено и дозорными проверено. Но сейчас они полным составом перепроверят всё от чердаков до подвалов. Главное, стены и перекрытия целые.
На стоянке – большой длинный грузовик, покрытый снежной шапкой. Кованый решётчатый забор почти весь упал… но Сашка знал, что защищает не забор, а люди, поэтому даже хорошо, что тот не помешает просматривать окрестности. Зато место открытое. Деревьев поблизости нет.
В большом доме на втором этаже расположился штаб.
Никакой роскоши там не осталось. Вся мебель, похоже, задолго до них сгорела в печи, которая выглядела так, будто её сложили впопыхах, переделав с помощью раствора и кирпичей когда-то красивый расписной камин. Печь была закопчённой до ужаса, с криво висевшей дверцей. Посреди большой комнаты на вспученном паркетном полу валялись щепки, куски шлака, задубевшие в камень тряпки. Те, кто здесь жили последними, о красоте и уюте уже не думали.
В ванных комнатах – расколотая сантехника, потрескавшаяся плитка. Повсюду со стен и потолков неопрятными языками свисали куски какого-то покрытия, явно роскошного и дорогого. В Прокопе знали про обои, но были они только у нескольких семейств, остальные жители считали это ненужным выпендрёжем.
В самой дальней комнате нашли кучи обглоданных старых костей, больших и маленьких. Тут же брошены ржавые-прержавые пила и топор.
Кости собрали, не разделяя на «наборы», в мешки из-под угля. Разбирать мрачные тайны этого места бойцам «Йети» не с руки. Кто бы это ни был, они уже давно мертвы, и те, кто их съел, тоже. А у мстителей хватало других проблем.
Сашка предположил, что это останки бывших хозяев, погибших от ядерного удара.
– Херню не городи, – фыркнул Пустырник. – Здесь в такой Тьмутаракани никто не стал бы бомбить. Доктор, что скажешь?
Фельдшер Коновалов, успевший посмотреть на кости, сказал, что они древние, как мамонт. На этом и закончили. Кости сбросили в свободную яму в саду, где было целое импровизированное кладбище с криво сколоченными деревянными крестами.
В подвале нашли ещё больше костей. Но всё это были дела минувшие. Что тут произошло, значения для сибиряков не имело. Кто-то крестился, кто-то плевался, но осуждать тех, кто пытался выжить, вслух не стали, потому что уже достаточно наслушались таких историй. В первую Зиму так много было мёртвых и было так холодно, что никто, кроме сумасшедших, на живых не охотился. Убить, чтобы ограбить, – это запросто, а убить, чтобы позавтракать… зачем лишний труд?
А легенды про рабов в подвалах, которых держали на мясо… не имели подтверждений. По крайней мере, в Сибири.
Теперь-то молодым не понять, какой страшной была первая Зима. Голод делает с людьми жуткие вещи. Дед рассказывал Сашке, как задолго до Войны упал где-то в горах самолёт, и несколько человек уцелели при аварии, но они не смогли бы выжить, если бы не погибшие. И про блокаду Ленинграда рассказывал. И про голод во время гражданской войны и после…
Пустырник приказал выставить посты. Не один и не два. Избежать дежурства никому не удалось. Через пару часов в одном из них оказался и Сашка. Не самое неприятное время, восемь вечера. Всё-таки не два ночи и не четыре утра. Хотя в аномальную снежную бурю стоять на посту в домике, где раньше жил кто-то из прислуги, – удовольствие небольшое.
У них с кузнецом Григорьичем из Киселёвки, который, похоже, уже сильно пожалел, что пошёл в этот поход, было с собой всё необходимое. И пайки, и термос с чаем, и даже прибор ночного видения (Сашка впервые пользовался таким).
Но сладко спать или читать книжку в эту ночь никто не сможет. Все будут начеку, с оружием под рукой. И тот, кто попытается напасть на них, окажется в невыгодном положении. Центральное здание того, что, судя по всему, раньше было усадьбой какого-то «шишки» – капитальное, с очень толстыми кирпичными стенами.
С железобетонной коробкой, где была «Семёрочка», которую они брали штурмом, – не сравнить. Конечно, мелкие постройки гораздо более хлипкие. Но там – только дозоры.
Когда непогода уляжется, преследование возобновится. Командир мог бы и не говорить этого. Все и так понимали, что в таком киселе ехать куда-то – дурость и самоубийство. Те, за кем они гонятся, тоже наверняка встали, им тоже сейчас несладко. Машины у них хуже. Груза гораздо больше. Цепи – не факт, что есть.
Казалось, что ночь наступила уже давно. Из-за валившего снега не видно было ни луны, ни звёзд.
Часы показывали восемь тридцать. Младший вдруг подумал в порядке бреда, не демаскирует ли его их свечение. Нет, ерунда…
– Пропади оно всё, – прошептал себе под нос Василий Григорьевич. – Опять барахлит ПНВ. Ни фига не видно. Достало всё! За каким хером я с вами…
Кузнец не договорил и вдруг повалился как куль с мукой, лицом вниз на пол. Секунду Данилов стоял, застыв. Как суслик перед ястребом. А потом кинулся на пол сам.
Его напарник лежал неподвижно. Крови не было видно. Но то, что Григорьич мёртв, Младший понял сразу. Даже не попытался окликнуть. И не попытался поднимать с пола, бестолково метаться, звать на помощь. Он не слышал выстрела. Ничего, что выбивалось бы из шума бури, который вдруг стал громче. Но увидел дыру в полиэтилене, которым было затянуто окно вместо отсутствующих стёкол.
Следующая пуля ударила в деревянную стену близко от того места, где парень пару секунд назад стоял. Перекатываясь поближе к стене, Данилов увидел, как плёнку на окне рвут в клочья выстрелы. От стен летели щепки, сыпалась пыль и труха. Слабый источник света – керосиновый фонарь, стоявший на полке и прикрытый специальной шторкой для светомаскировки, опрокинулся и погас. Хорошо ещё, что ничего от него не загорелось. Кругом было слишком сыро.
Он ужом заполз в угол.
И в этот момент дом содрогнулся. Из полной тьмы вспышка вдруг так сильно ударила по глазам, что парень на какое-то время лишился зрения. Шарахнуло и по ушам, но не до полной глухоты, а до состояния, когда все звуки доносятся, будто сквозь вату.
Взрыв. В господском доме. А с ним начался ад.
Уже через эту «вату» он слышал крики, жуткие вопли, голоса, которые казались знакомыми. Слышал окрики, похожие на команды, треск ружейных выстрелов, автоматные очереди, и даже тяжёлое уханье чего-то крупнокалиберного. Откуда-то с разных сторон. Со всех сразу.
Всё это он воспринимал, не рассуждая. Краешком сознания Сашка понимал, что от него что-то требуется, но страх парализовал его так, что он не мог делать ничего, только лежать в этой чёртовой будке, сжавшись в комок, чтобы занимать как можно меньше места.
Он с трудом понимал, сколько прошло времени.
Где-то ещё стреляли, очередями и одиночными. Тарахтел пулемёт. Несколько пуль прошили насквозь тонкие стенки домика на высоте человеческого роста, вырывая куски дерева из внутренних перегородок и прошивая панели, которыми постройка была обшита снаружи. Металл дребезжал, грохот был такой, будто небо собиралось рухнуть на голову.
Когда Данилов собрался с духом и змеёй подполз к окну, которое выходило в сторону леса, ещё не до конца понимая, зачем это делает, пулемёт уже не стрелял. Но одиночные выстрелы ещё раздавались, прорывались сквозь шум бури и «вату» в ушах, которая так и не хотела исчезать. Они заставляли его вздрагивать, звучали с разных сторон, как звуки инфернальной дискотеки.
Парень приподнялся, и его лицо оказалось вровень с окошком, которое снаружи закрывала решетка.
Видимо, луна всё же слабо светила. Обзор вдруг перекрыло что-то непрозрачное. Тёмный силуэт на фоне тёмного неба. Грохнул выстрел. Искра или пламя от ствола автомата осветила на доли секунды фигуру в маскхалате с «калашом». Автоматчик уже был по эту сторону разрушенного временем забора. Стрелял он не в Сашу.
Но Младший тут же снова нырнул вниз, на пол. Заметили или нет? Подтянул к себе за ремень ружьё. Перехватился, упёр в плечо. Рукой держал штуку, которая вроде бы называется цевьё. Короче, фиксировал ствол, чтобы тот не трепыхался в такт его нервной дрожи.
Сумеет ли нажать на курок? Когда враги сунутся сюда.
«Это не курок, а спусковой крючок или спуск, бал-да!» – вспомнились слова Пустырника.
Ему показалось, что прошло полминуты, но скорее всего, миновали пять или десять.
Он осторожно подполз к двери, обшитой рейками, открыл её без скрипа и подтянулся на руках вперёд, в «предбанник». Наружная дверь была заперта на засов, но он понял, что тот чужаков не остановит. И сам его отодвинул. Закинул за спину рюкзак, взял ружьё и толкнул дверь. Он понимал, что ему надо выйти наружу до того, как они зайдут, чтобы не оказаться в западне.
Эта сторона постройки выходила на господский дом. Здесь было почти светло, то ли от отблесков огня, то ли от мельтешивших фонарей. Саше показалось, что он видит среди этих отсветов людей. Ещё он успел разглядеть, что центрального коттеджа, где ещё недавно находились почти все бойцы «Йети», исключая дозорных, и все командиры, – просто больше не было. Парень даже не пытался думать, как такое могло случиться.
Он не стал ждать. Помнил свой единственный шанс. То ли овраг, то ли искусственный котлован совсем рядом… который он заметил, когда шли с кузнецом на дежурство. Тут что-то начали строить до войны. Саша тогда в эту яму чудом не свалился. На дне лежали проржавевшие, лопнувшие трубы. В прошлую эпоху, в седую древность кто-то их раскопал, но больше ничего сделать не успел.
Младший кинулся через порог, чуть не споткнувшись, и побежал к цели, низко пригибаясь. Несколько фонтанчиков взметнулись над снегом у соседней избушки, похожей на баню. Сашка упал и затаился.
Кто-то шёл в его сторону. Он слышал звук сминаемого снега и голоса. Кто-то шёл, без угроз, без криков, спокойно и методично постреливая. Словно добивая.
До котлована оставалось метров пять. Можно вернуться в домик. Можно остаться лежать здесь, это кажется более безопасным. Нет. Только вперёд. И он, пригибаясь как можно ниже, добежал и оказался внизу котлована.
Упал на дно ничком, пробив толщу рыхлого, не успевшего слежаться снега. И сразу, как крот, начал зарываться, забрасывая себя жухлыми листьями и какими-то обрывками, которые тут лежали. Замерев под этим хламом, он думал только о том, как бы его не выдало громкое дыхание.
Попытался изобразить даже не мёртвого, а то, что живым не было никогда. Ветошь или мусор. Ни малейшего стыда, только инстинкт. Самый важный.
Вот кто-то прошёл совсем рядом с канавой. Хруп-хруп. Шаги. Без фонаря.
«У них, наверное, тоже есть ПНВ».
Молиться? Не поможет. Винтовка под рукой, слава богу, не бросил, а то было бы совсем позорно. Пистолет тоже при нём, в кобуре, и может, достать его сподручнее?.. Выстрелить? Если выбора не останется, придётся. Но враг там не один. С другой стороны ещё шаги. Тихий голос:
– Там жмур. Кажись, последние.
– Хер там, – зло бросил другой. – Кто-то мог свалить.
Скрип двери – один из них зашёл в дом. Выстрелы, похожие на пистолетные. Стреляет в мёртвого кузнеца, понял Сашка. Если бы он сейчас там был, его ничто бы не спасло.
Младший надеялся, что достаточно замёрз и как следует закопался, чтобы тепловизор… если это был он… не выдал его врагам.
Внизу на дне лежало что-то круглое и твёрдое, что вначале казалось куском пластика. Детской игрушкой. Мячиком. Или головой старого пупса. Только потом он понял, что щекой прижимается к черепу. А в живот впились чьи-то рёбра.
Сашка не мог и не хотел знать, чьи это кости, какого пола и возраста был их хозяин, откуда они взялись, кто очистил их от плоти, огонь или зубы животных, кто сбросил их сюда и сколько лет назад… Для него существовало только сейчас.
Лежал он долго. Череп и костяк уже стали казаться родными и привычными, по сравнению с теми, кто ходил наверху. Те двое ушли дальше.
Стрельба стихла. Может, пора менять укрытие? Пробираться к своим. Кто-то же должен был выжить.
Данилов выбрался из-под снега. Осторожно выглядывая из канавы, Сашка пытался разглядеть хоть что-то.
Вокруг всё изменилось. На месте исчезнувшего большого дома что-то тлело, освещая всё вокруг. Двухэтажная пристройка тоже была разрушена. Остался только гараж и несколько небольших хозяйственных строений. Там теперь враги, хотя ещё недавно были постовые из «Йети». Неподалёку единственным из возможных укрытий виднелся развороченный скелет ржавого грузовика. Заползти под него? Нет, там его смогут легко заметить. А то ещё и тепловизором посветят. Конечно, он окоченел, но не настолько, чтобы быть неразличимым для такой штуки. У ордынцев такой прибор может быть. Он сам не понял, почему был уверен, что это именно ордынцы. Хотя какая разница?
Ему показалось, что темнота метрах в двадцати сгустилась. Силуэт. Вряд ли кто-то из своих. Он это кожей чувствовал.
Ветер донёс приглушённый звук.
«Стреляй, – сказали сознание и долг. – Прицелься и стреляй, трусливая тварь. Будь мужиком, наконец».
«Не выдавай себя. Просто ложись и опять закопайся, – подсказал инстинкт. – Может, это кто-то свой. А ты его подстрелишь. Ну, а если враг… то их много вокруг, они повсюду. Ты не уйдёшь. И даже не то страшно, что убьют. Все умирают. Но ведь убьют не просто, а очень болезненно. Мучить будут и резать».
Всё-таки винтовка лучше. Про ПМ он слышал много историй, когда люди выживали после пяти точных попаданий. А у этих и бронежилеты могут быть. Стрелять из такого положения было нетрудно, край ямы был удобным упором. Да, мешали замёрзшие руки, «вата» в ушах, внезапность перехода от спокойной рутины к адской круговерти… Но ещё больше мешал страх.
Маленький язычок пламени осветил силуэт. Это был человек в камуфляжном костюме и валенках.
– Охерел? – прошипел кто-то из темноты. – Не свети.
– Не могу, курить охота.
– Ты прям, как атаман. Тот тоже…
– Его бы сюда…
– Да уж. Жёсткие были.
– Если бы не сюрприз, хрен бы мы их…
– Шухер. Ящер идёт.
Голоса замолчали. Огонёк пропал. Сигарету бросили и затоптали.
Несколько человек пробежали мимо. Уже не таясь. Выходит, поместье в их руках.
Шарахнуть бы по ним. Был бы автомат… А так… от силы в одного попадёт, и то не факт.
Младший сел на дно оврага и прислонился спиной к холодной земляной стенке. Видимо, он сильно промёрз, потому что падавший за шиворот снег уже не обжигал. Сел, не прячась, не зарываясь. Пропади оно всё. Похоже, он всех подвёл. Только теперь вспомнил, что у кузнеца в разгрузке была сигнальная ракета. Света и шуму от неё должно было быть много. Конечно, могла не сработать. Но если бы взлетела… Предупреждать об атаке было бы, конечно, поздно. И главный дом всё равно бы рванул. Но может, чуть-чуть отвлекло бы врагов. Или нет? Плохо, когда у тебя мало опыта и тебе мало лет. Старшие, конечно, тоже ошибаются. Но их хотя бы никто не обвиняет, что ошиблись, потому что сопляки.
Тогда Сашка подумал, что будет винить себя за трусость до конца жизни. На самом деле, забудет уже на следующий день. Другой бы, может, и мучился. Но у него психика по-иному устроена. Если чего-то не вышло, значит, само мироздание против, так что идите все лесом. В каком-то смысле с гибелью Киры и отца ему помогла примириться простая уловка. Мысль, что это было неизбежно и заранее предопределено.
* * *
Со стороны врагов не было проявлений буйной радости, они не палили в воздух, не переговаривались громко и возбуждённо… Несколько быстрых команд. Кто-то таскал какие-то грузы. Слышался звук моторов. Иногда мелькали лучи фонариков.
И именно эти молчаливые и слаженные действия пугали его сильнее, чем могло бы напугать безудержное варварское веселье.
Вот тебе и неумёхи из Томского края. Новобранцы.
Ему показалось, что эти люди – профессионалы. Солдаты. Не больше часа им понадобилось, чтобы раскатать «Йети» в блин. И если уж дядя Женя и остальные ничего не смогли против них сделать… то что может он? Только умереть.
Странное чувство дежа вю. Как будто это уже происходило с ним. Но нет же. Никогда в его мирной и спокойной жизни не было ничего такого. Даже в дни, когда они прошли «Дорогу слёз».
Когда до Саши дошло, он мысленно расхохотался.
Рассказы деда. Это было похоже на то, что рассказывал ему о своих мытарствах дед.
Минут через двадцать все звуки и ходьба переместились в дальний конец двора. Он поднялся. Пошёл украдкой, пригибаясь и ожидая выстрела.
Но никто не заметил его. Не стрелял вслед. И не погнался. Никому он был не нужен.
«Хоть бы не было собак».
Но, конечно, никаких собак у них не оказалось.
Саша пошёл в сторону, противоположную от развалин коттеджа. И, уже перейдя на другую сторону шоссе, видя перед собой только лежащее за насыпью бескрайнее поле, побежал. Вперёд, в бескрайнюю темноту, где не было ничего, кроме пожухлой травы, покрытой снегом.
Ему всё казалось, что сейчас поднимется шум, и вслед ему заорут: «Стой, падла!». А друг другу: «Лови козла!», «Стреляй суку!».
Но всё было тихо. Никто не заметил его бегства. Никто не преследовал его.
В детстве Сашка много бегал. Среди своих приятелей в Прокопе он был, может, не самым сильным и ловким, но самым шустрым – всегда.
Прошло минут десять, когда из ворот выехали грузовики.
На одном из них зажёгся дальний свет, но тут же переключился на ближний, совсем слабый.
В свете фар Данилов увидел у ворот имения рядом с будкой охраны пару теней. Ещё несколько силуэтов стояли вдоль шоссе. У одного был фонарь, и он помахал им. Судя по всему, человек с фонарём запрыгнул в остановившийся рядом «Урал». Тот самый, у которого была турель, как горб на крыше. Да, это были «Уралы» экспедиции. Трофейные ордынские машины вернулись к своим хозяевам. И командная машина наверняка тоже досталась им, хоть Саша её и не видел. Но он не стал больше высматривать и искушать судьбу.
* * *
Всё. Их больше нет. Они уехали.
Данилов прождал ещё час. Несколько раз переползал или перекатывался на новое место. Однажды позволил себе поесть снега, потому что дико замучила жажда. Снег был безвкусный, гадкий, совсем не похожий на воду. Плевать на то, что там может быть вся таблица Менделя. В горле пересохло.
Наконец-то разрешил себе сходить в туалет по-маленькому. Потому что было уже невмоготу и это сильно мешало, отвлекало. Почему-то казалось, что лучше сдохнуть, чем мочиться в штаны.
Снег всё падал, и, чтобы было не так холодно, выживший зарылся в него полностью, как в берлогу или в могилу. Дышать стало труднее, хотя пока воздуха хватало. Несколько раз он проковыривал дырочку, но тогда снег начинал осыпаться на него, лез за воротник, в глаза, и приходилось дышать через шарф.
О еде вообще не думалось. Даже боль от синяков и ссадин, полученных, когда он прыгнул в канаву, не сильно беспокоили.
Иногда появлялся страх, что над ним наметёт целый курган, и он не сможет выбраться, но парень старался отбрасывать от себя эти мысли. Всё-таки не лавина в горах. Главное, не уснуть – вот тогда точно хана.
Выжидал, и, оказалось, не зря. Со стороны усадьбы прозвучал приглушённый расстоянием звук выстрела.
Может, кому-то нужна помощь… Может, есть мизерная вероятность, что кто-то уцелел и стреляет по ордынцам, не уехавшим с колонной.
Но Сашка понял, что в усадьбу не вернётся и на помощь не придёт. Он ни за что не решится приблизиться к потухшим развалинам. Наверняка стреляют не свои. И главное – ордынцы еще здесь, сколько бы их ни уехало с захваченными «Уралами» в сторону Урала. Они здесь, выискивают и караулят, не появятся ли такие как он – отбившиеся от основной группы.
Голова пухла от сомнений. Как быть? Никто его к такому не готовил. Вдруг всё-таки кто-то из «Йети» выжил?
Да пропади оно!
Во всех непонятных ситуациях надо или драться, или убегать и прятаться. Драться сейчас – бесполезно.
Пригибаясь как можно ниже, чуть ли не на корточках, Сашка направился в темноту заброшенного поля.
Он шёл до тех пор, пока не заблудился настолько, что возвращение к поместью стало бы непростой задачей даже с компасом. Парень уже сомневался, во сколько всё началось. И даже с часами не понимал, сколько уже плутает. Укрытия не находилось. Даже самых жалких завалящих лесопосадок. Хотя сейчас ему нужна была крыша над головой. Хоть хижина, хоть сарай, хоть контейнер из металла. Что угодно.
«Ты ни в чём не виноват, – твердил он себе. – Похоже, погибли все, в полном составе».
Пустырник… Жив ли он? Уж если кто и смог бы выжить, так это дядя Женя. А вдруг он и ещё кто-нибудь уцелели в этой битве, похожей на бойню… и ушли? А вдруг они найдут его, Сашку? А с чего бы им искать и ждать его? Они считают его мёртвым. У них есть для этого основания. Наверное, неправильно им будет рисковать жизнью ради такого бесполезного салаги. Да и вообще ради кого-то. Особенно если их преследуют и хотят добить.
Дай бог, чтобы хоть кто-то ещё сумел вырваться.
Эх, Василий Григорьич… лучше было тебе оставаться с женой, которая пережила такой стресс в плену в Санатории.
«Наверное, она расстроится», – подумал Младший и вдруг захохотал. Буря кружилась вокруг, ветер завывал даже не волком, а адским Цербером.
Он сам видел, что немного не такой, как все, особенный. И была злая ирония в том, что он остался, а другие, более сильные и умелые, погибли. Даже если и не все.
Сашка вдруг понял, что ничего не чувствует. Перегорел, как нить в лампочке.
После Киры, после отца, после привычного мира. Теперь уже ни слёз, ни боли. Всему есть предел.
А ловушку ордынцы подготовили – будь здоров… Но не могли же они знать…
Или могли? Почему-то Сашка подумал, что проводник, который изо всех сил старался изображать свою полезность и свою нелюбовь к Орде, мог быть хитрее, чем казался.
А может, всё проще? Эта трасса – самая главная и удобная. Может, заминировали не одно здание, а несколько – и на других маршрутах… Но находиться-то поблизости для внезапного удара они могли только в одном месте… вряд ли «сахалинцы» стали бы дробить силы.
Надо же, как им повезло. Бывают ли в жизни такие случайности? Ему этого никогда не узнать.
Да, Пустырник мог ошибаться. Он не бог. Всего не предусмотришь. Они воевали недостаточно долго, чтобы научиться. У ордынцев могли быть части куда более опытные. И спецы, которые собаку съели на противостоянии людям, а не животным на охоте.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.