Текст книги "Как стать никем. Апокалипсис по-питерски"

Рассказ третий
Геннадий

Звездец в строительном магазине начался с того момента, как Василию показали хуй. Глядя на Васю, не скажешь, что к нему можно вот так запросто подойти и показать шнягу. Габаритов он больших, выглядит брутально, что не так – рискуешь огрести не по-детски. Мало кто знает, что этот здоровяк мухи не обидит. Однако инцидент с хуем произошёл. Рассказываю.

На дворе стоял 2003 год. По всей стране густо открывались секс-шопы, стремительно вытесняя с рынка торговцев деревянными самостругами.

Техническо-сексуальная революция, так сказать. Новые девайсы требовали батареек и ремонта. Вот и у некой Галины Анатольевны, сорока восьми лет от роду, импортный прибор, помещённый в рабочую среду (сиречь вагину), пару раз рыпнулся и издох, похоронив надежду на оргазм.

«От мужа толку нет, ещё и самотык накрылся», – расстроилась тётка.

– Гена, иди почини Полиграфа! – позвала Галина супруга.

Гена – это, значит, супруг, а Полиграф – это, значит, дилдо. Любила барышня Афанасьевича нашего Булгакова, ничего не скажешь.

– А понюхайте-ка, мадам, мой пролетарский кукиш! – наотрез отказался интеллигентный супруг и ревниво посмотрел на издохшего конкурента.

– Ну-у-у-у, Ге-е-е-ена-а-а! – захныкала Галина Анатольевна. – Какой же ты не современный! Починишь – отпущу на рыбалку, нет – выгоню на улицу к бомжам. Посмотрю, как ты, дрыщ беспородный, там свой кукиш дашь понюхать! Пролета-а-арский, блядь! Был бы пролетарский, Полиграфа не пришлось бы покупать!

Гена задумчиво почесал лысину, покрутил устройство в руках, морально сдался и, как все нормальные люди, потащил непонятный девайс в строительный магазин, предварительно окатив кипятком для дезинфекции.

«Наверняка я не первый с таким вопросом, – думал Геннадий. – Там люди понимающие, разберутся, как надо, современные опять же, не то что я!»

Однако, подойдя к прилавку отдела электрики, за которым стоял упомянутый в первом абзаце Василий, Гена стушевался.

– Что вам? – строго спросил Вася у невзрачного, лысоватого мужичка с сумкой на плече.

– Умняуймался… – испуганно промямлил Гена. С лысины обильно потёк пот, задрожали коленки.

– Не слышу, говорите чётче! – громко, как глухому, сказал продавец. На его голос невольно обернулись остальные покупатели.

– У МЕНЯ СЛОМАЛСЯ ХУЙ! – отчеканил напуганный подкаблучник и резко достал резиновое дилдо из сумки. – Вот, Полиграф…

Мужик держал перед собой огромный, качающийся, натуралистичного цвета бобенис, заслоняясь им от Василия, как охотник на вампиров, обороняющийся распятием от упырей.

Настала тишина. Прифигевший народ, не привыкший к такому разврату, с ужасом разглядывал Полиграфа, Геннадия, Василия, снова Полиграфа.

Видимо, что-то живое в устройствах всё же есть. Не зря их наделяют человеческими именами. Убедившись, что собрал на себе максимальное внимание аудитории, Полиграф заработал…

И дело было вовсе не в батарейках! Гена от испуга так сильно сжал самотык, что благополучно замкнулся нарушенный контакт. Полиграф бодро зажужжал и начал извиваться, как червяк из кинофильма «Дрожь земли».

– А-а-а-а-а!!! – заорал мужик и от испуга бросил Полиграфа в толпу.

Звездец ещё не настал, нет…

Жужжа и извиваясь, член, провожаемый десятком пар глаз, описал дугу и, как мячик в баскетбольную корзину, вошёл в капюшон шабашнику Ашоту. Ашот был единственным, кто не видел происходившего ранее перформанса. Он стоял у стенда с розетками и пытался на пальцах подсчитать, сколько же надо взять, пока ему в спину не ударило НЕЧТО, которое тут же принялось приятно массажировать трудовую спину.

Ашот резко обернулся. С удивлением увидел, что абсолютно весь магазин молча и внимательно на него смотрит.

– Э-э-э-э! Што здэсь? Катёнак, да?! – наивный гастарбайтер полез в капюшон, чтобы достать, по его мнению, пушистого и милого «катёнка». С хуя ли он решил, что ему в капюшон прилетел котёнок, я в душе не ебу. Логику данных персонажей понять трудно, да и не надо – вредно для психики.

Народ в шоке наблюдал, как Ашот достал из-за спины, словно межгалактический герой лазерный меч, азартно извивающегося Полиграфа. Некоторое время он на него смотрел, деля всю свою сознательную жизнь на до и после.

И вот теперь начался звездец! Ашот отбросил Полиграфа и с кулаками бросился бить всех, кого видел. Всё смешалось в строительном магазине. За одну секунду заведение превратилось в азартный вертеп, где Ашот бил людей, а потом люди били Ашота. Один дядька, особенно рассерженный незаслуженными дюлями от гастарбайтера, схватил самотык и, как милицейской дубинкой, начал дубасить несчастного.

А Гена? А что Гена? Он пошёл покупать нового Полиграфа… Иначе никакой рыбалки…

Глава 15. Пивная кружка, или однажды Василий…

Однажды в магазине мне вручили пивную кружку. Расщедрилась одна милая бабушка по имени Фира Лейбовна, проживающая в районе Кирочной улицы.

Фира Лейбовна как-то раз зашла в наш строительный магазин по срочному делу. У неё сломался любимый торшер. Найдя продавца с самыми добрыми глазами, она уточнила стоимость ремонта.

– Приносите, а там разберёмся! – ответил я.

На следующий день Фира Лейбовна приволокла нечто разболтанное, развинченное и нерабочее. В течение пары дней я поменял всю электрическую часть, завинтил, закрутил, подклеил. Раритет заработал краше прежнего. Денег с бабушки я не взял и получил в награду замечательную кружку 1982 года выпуска. Судя по надписи – немецкую.

Мне позавидовал упомянутый в рассказе про Геннадия продавец Василий, у которого в руках всё горело в буквальном смысле – взрывались лампочки, коротили собранные им удлинители, падали на голову клиентам повешенные люстры. Позавидовал Василий не подаренной мне кружке, а искренней людской признательности. Даже продавцам доброго слова хочется, даже такие, как Василий, склонность к доброму делу имеют.

Так получилось, что и к нему пришли старики с бедой – сломался электрический чайник. Осмотр выявил сгоревший ТЭН. Благо – деталь стандартная. Василий прикрутил новый ТЭН, от денег мужественно отказался, трепетно ожидая свой законный сюрприз. Дедушка с бабушкой ушли, благословляя и кланяясь в пол.

В тот же день «благодарные старики» пришли обратно злые, взъерошенные и с фотоаппаратом наперевес. Они фотографировали опешившего Василия, грозили прокуратурой и тюрьмой за покушение на убийство, требовали возместить стоимость чайника, моральный ущерб и срочный вызов электрика. Писали кляузу в книгу жалоб.

На этих неблагодарных старичках васильевская благотворительность и завершилась. А я, будучи графоманистым коллегой, всё за Василием прилежно записывал:

Однажды Василий продавал встроенный галогеновый светильник. Покупатель опрометчиво попросил Васю продемонстрировать работу светильника. Вася рад стараться, но на складе ожидаемо перепутал и цопнул модификацию, рассчитанную на напряжение 12 В. Далее мастер подсоединил к светильнику вилку, положил светильник на прилавок. Попросил покупателя подойти поближе.

– Ближе!

– Ещё ближе!

– Смотрите прямо на светильник! Он же направленного света! – волновался Васёк.

Покупатель послушно навис лицом над светильником. Вася воткнул вилку в розетку на 230 В. Раздался хлопок. Светильник взорвался, свет погас, покупатель упал.

Однажды Василий открывал шампанское, но не открыл. Пробка вылетать не хотела. На глазах у всего коллектива, отмечавшего Восьмое марта, Василий направил бутылку в свой глаз, чтобы выяснить, почему пробка не вылетает. А пробка возьми да и вылети, филигранно поразив цель. Сказав непечатное выражение, Василий рухнул на пол, некоторое время под общий хохот продолжал нецензурно выражаться, затем продолжил празднование, украшая общество позитивным фингалом.

Однажды Василий сказал одну гениальную фразу. На вопрос покупателя: «А это хороший чайник?» – Вася уверенно ответил: «Хороший. Год назад себе купил точно такой же. Уже два года работает, проблем нет!»

Однажды Василий снял трубку. Звонила барышня, озабоченная электрической проблемой. И так они с ней рассюсюкались, что Васёк продолжил милый разговор уже в курилке. А я в это время работал за двоих, между прочим, бегал как ужаленный и горе-напарника клял всеми матерными словами. Напарник на работун не поддавался, гнул свою линию и куртуазно соблазнял милую барышню. На следующий день, предваряя своё появление шлейфом перегара, в отдел ворвалось Нечто. Бесформенное, кривозубое, пьяное существо, которое поставило на витрину банку джин-тоника, тут же опрокинуло и зычно взревело: «Где тут мой Васенька?!» Поганец сразу испарился в любимую курилку, а выдворять его нечаянную любовь из магазина пришлось мне.

Однажды Василий очень спешил. Но под закрытие магазина какая-то тётка купила коридорный блок (розетка плюс выключатель). Василий позволил товар оплатить, но на складе блока не оказалось. Дрожащими от нервов руками Василий начал сковыривать товар со стенда, раздался треск отлетающих от выключателя клавиш, декоративной рамки, винтиков-пружинок. Наконец Василий аккуратно сложил обломки в пакетик и отдал охреневшей покупательнице со словами: «Нате, всё равно дома сами разломали бы».

Вот такой вот продавец – Василий. С теплотой вспоминаю нашу совместную работу.

Глава 16. Как Никитка ограбил квартиру

Никитка парень неплохой, только ссытся и глухой. Так мы говаривали про паренька, появившегося в строительном магазине вслед за мной.

Если я тупил в силу своей творческой натуры, то Никитка изо всех сил хотел казаться нормальным человеком, но у него не получалось из-за генетической предрасположенности. «Как?» – спросите вы… «По блату», – отвечу я. Ибо его старший брат работал в магазине главным менеджером. Первая личность опосля директора, поварихи, уборщицы, бухгалтера и охранника. Иерархия у нас принята стандартная, как по всей стране.

Короче, тупил Никитка непревзойдённо! Мы сначала не понимали, что с ним за беда такая. Обычный паренёк, волосат телом. Имеет привычку заправлять в трусы одежду под свитером – футболку, рубашку. Заправляет так, что всё засунутое в трусняк выглядывает ниже, а трусы он натягивает выше пояса. Получается эдакая юбочка фигуристки, явившейся к вам под злостной белочкой. Гейвропейские кутюрье ещё не додумались до таких прогрессивных нарядов, но Никитка родился в России, а тут всё передовое.

Любвеобилен Никитка не в меру. Посему заделался геронтофилом ещё до того, как это стало мейнстримом в той же хвалёной Франции. Бывает, зажмёт паря на лестнице шестидесятилетнюю кассиршу Любочку и щупает её за сиси, молча пуская слюни и смотря холодными глазами-пуговками на мучения жертвы.

– Никитка! Я ж тебе в матери гожусь! – польщёно причитает Любочка. (Ага, хер там – в бабушки! Прим. авт.) Никитка согласно кивает и технично прихватывает кассиршу под юбкой за то место, откуда, по мнению Любочки, он у неё мог теоретически появиться. В конце концов пелена сексуального бешенства спадала с глаз, парень наспех извинялся и убегал неистово онанировать в туалет.

Было дело, сидел я на унитазе как белый человек, лазил в своём смартфоне. Элегантная «нокия»-раскладушка с поворотным дисплеем и камерой сбоку, вроде как на два мегапикселя. Слышу: бежит! Влетает в соседнюю кабинку, снимает штаны. Затих на минуту… и поехал. Настойчивый такой стук кулака об яйца. Мне стало противно естествовать в таких условиях.

Я вхолостую щёлкнул камерой телефона со вспышкой, и стук сразу затих. Через мгновение Никитка вылетел из туалета, натягивая штаны и размахивая бибислом, как копьём, кончая по дороге с криками:

– Сотрите это, пожалуйста, удалите!

На выходе из клозета он столкнулся с учредителем сети магазинов и батюшкой, приглашённым освящать бизнес по случаю участившихся пожаров по сети.

– Одержимый отрок, – спокойно резюмировал батюшка и перекрестил удаляющуюся спину Никитки. – Три раза «Отче наш» перед сном.

Учредитель согласно кивнул.

Слава о Никитке пошла по всей сети магазинов. Тем не менее брату-менеджеру пришлось взять парня на рыбалку. Собралось человек десять мужчин, из прекрасного пола взяли одну повариху – Катечку. Была она замужем за Сан Санычем из отдела красок. Пила почище мужа и вкусно готовила. Не помешала бы Катечка мужскому коллективу на рыбалке. И Никитка так подумал.

Когда все приехали на место, традиционно оказалось, что кто-то что-то забыл. Пусть будет ящик пива, ибо отрядили за ним в ближайший посёлок аж двоих человек. Сан Саныча и Никитку как тягловую силу. Сан Саныч идёт, молчит. Не хочет говорить с безумным хлопцем. А тот и с этой стороны зайдёт, и с той. Всё хочет снискать расположение авторитетного в рамках магазина мужчины. Наконец Никитка решился поговорить с Сан Санычем про баб, а точнее про Катечку, начисто позабыв про то, что это родная и любимая жена собеседника.

– Сан Саныч, а чё, Катька-то, получается, у нас одна на всех! Гы-ы-ы-ы… – ржёт Никитка.

Сан Саныч флегматично охуевает и поворачивается лицом к пареньку, как башня танка ИС-2 на фашисткий окоп. Багровеет. Никитка, с радостью узрев, что бугор наконец заинтересовался предложенной темой, всеми доступными телодвижениями постарался обыграть свою мысль. И натянул Катюху, и по попке отшлёпал…

Вернулся на место стоянки Сан Саныч один, но с ящиком пива.

– А где Никитка? – встревожился его братан.

– Не знаю, – спокойно ответил Сан Саныч и подозревакой посмотрел на Катеньку. – Я ему промеж яиц дал и за пивом пошёл. Яйца Никитке ни к чему. Думать мешают.

Уже через неделю Никитка снова отжёг. Борис Михайлович, начальник отдела сантехники, степенно разговаривал с постоянным крупным покупателем. Разговор тёк плавно, оба участника будущей сделки были друг другом вельми довольны. Но тут клиент попросил показать ему насос, увеличивающий давление в трубах. Бугор отвернулся, достал насос с полки, повернулся, чтобы продемонстрировать клиенту, а клиента уже нет. «Чудеса», – подумал, разведя руками, Борис Михайлович.

Клиент так не думал и, ползая под прилавком, заливал кровью пол. Много раз мы потом прокручивали этот момент, записанный с камер наблюдения в зале. Вот стоит Пихайлович с клиентом, вот появляется Никитка с тяжёлыми металлическими профилями на плече, вот Никитка видит Любочку, корчит спермотоксикозную лыбу, вот Пихайлович поворачивается за насосом, а Никитка поворачивается за Любочкой, как две шестерёнки в хорошо налаженном механизме магазина. Есть контакт… Клиент молча падает с рассечённым лбом, а Никитка аккуратно кладёт профиля на пол и утекает из магазина прочь.

От так вот! Членовредительство поводом для увольнения не послужило, нет. Брат взял родственника на поруки. Но когда Никитка на коробке с товаром, который заказал у нас «Макдоналдс», написал «MAK FACK» и они подали за эту надпись на магазин в суд, терпение лопнуло. Парень вылетел с работы пинком под зад, успев начудить на дорожку.

Как начудил?

У магазина имелся склад, расположенный во дворе. У меня возникла срочная необходимость забрать редко испрашиваемый тип ламп, и я, взяв связку ключей, направился на «дальняк».

У открытых нараспашку дверей склада меня поджидал директор.

– Гагач! Ебать тя хлебным мякишем! Я тут уже сорок минут стою. Дверь склада открыта, никого нет. Бери чё хошь! Спрашивается: какого хуя?!

– Э-э-э-э-э! Да я только пришёл за лампочками, Николай Иванович.

– Не ври мне, Гагач! Эт тебе не клиента на люстре поджаривать. По глазам вижу – врёшь!

Долго бы он меня колол, но тут у склада нарисовался Никитка, сияющий как медный пятак, с длинной стремянкой в руках.

– Ещё один дятел! – огорчился директор. – Никитка, это ты склад не закрыл?

– Да я ж ненадолго, Николай Иванович! Человеку тут помогал…

– Как «ненадолго»?! Я тут сорок минут хуи околачиваю, жду диверсанта, что склад наш не запер… постой! – осёкся директор. – Кому помогал?

– Ну человеку помогал, – уже не так радостно ответил Никитка. – Он стремянку у меня попросил. Ключи от квартиры потерял, по стремянке в окно залез. Тысячу мне дал.

– А чего тогда ты так долго? – зловеще прошипел Николай Иванович.

– Он попросил подождать, пока вылезет. Дверь изнутри без ключей не отпиралась.

– А нахуя тогда он залез и вылез, раз дверь без ключей изнутри не отпиралась, ёбанаврот?! – заорал Иваныч в припадке бешенства.

– Ну, деньги взять хотел, там, чтобы не голодать, наверное, вещи… – лепетал бедный парень.

– Ты знаешь, что хату ограбил, мудоёбищная скотина? – спросил директор голосом следователя на допросе.

Никитка горько заплакал. В тюрьму он не хотел, да и не сел. Следователи не дознались о его помощи в этом деле, ибо ограбление посредством долбоёба слишком экзотично даже для недюжинного ума Эркюля Пуаро.

Повезло ему. Добавил меня в друзья «ВКонтакте», приглашал Любочку на концерт «Металлики». Это последние новости, которые я о нём слышал.

Глава 17. Первая свадьба Гагача

Двадцать лет – время прорывов, время свершений, время для нового опыта. Клянусь томиками Пикуля, ставшего для меня путеводной звездой в этом холодном мире чистогана и зыбких миражей.

Но, увы, к этому возрасту я имел в активе лишь истерзанного на детской ёлке Деда Мороза, раздавленного рулоном линолеума пуделька, яйца, намазанные финалгоном, и обосранный бассейн с шариками в глубоком анамнезе. Настал срок для более серьёзного свершения – потери невинности.

Да! К девятнадцати годам я никому так и не выписал поебаца, увы!

В этом деле мне мешал излишний романтизм. Возвышенный ум не желал мириться с низменностью интимного процесса, его грязью и безнадёжностью. «В живого человека хуем тыкать?!» – это про меня.

Мне казалось, чтобы такие прекрасные, неземные создания, как девушки, согласились допустить в себя залупообразного питона, нужно было горы свернуть, луну с неба достать и непременно жениться! Даже проститутку не мог унизить деньгами, вот что скажу я вам! Хотя, в это же время, все мои друзья совокуплялись как кролики, а одна из прекрасных принцесс легко и непринужденно обосралась на пьянке.

Но где я, а где реальность? То-то же…

В строительном магазине, где я трудился, всё лето подрабатывали молоденькие девушки-кассирши. Студентки институтов были рады летнему заработку, замещая ушедших в отпуск сотрудниц, а мужской коллектив пытался наставить молодёжь на путь истинный, навязчиво намекая на свою эрудированность и мастерство в плане потрахушек.

Выделялся один я. Девственность сияла с моей честной физиономии, как пуговицы бравого солдата Швейка. Женскую душу понять нереально, поэтому именно этим я и привлёк внимание слабого пола, получив лестную характеристику «самый приличный». Заодно у меня возник статус ценного приза негласного соревнования, проходящего под лозунгом: «Трахнись первой с Гагачом, остальные – ни о чём!»

Естественно, я был не в курсе и всячески ебланил недвусмысленные намёки, принимая их за непонятные женские штучки-дрючки, иногда даже прямые насмешки, сильно тому смущаясь, чем только увеличивал ставки блядского тотализатора.

Последний день летней смены традиционно отмечался шумным корпоративом, на котором, по рассказам старожилов, брались последние неприступные бастионы сисястой интернатуры. Планировал взять какой-нибудь завалящий бастион и я, с интересом поглядывая на хоть и пятидесятилетнюю, но хорошо сохранившуюся бухгалтершу. На всякий случай я прикупил дешёвенькое обручальное колечко, чтобы сразу заходить с козырей.

Веселье уже переваливало за экватор, а храбрости я так и не набрался, хотя в штанах всё ныло и гудело от близости пьяненьких женщин. Тут подле меня нарисовалась кассирша с весьма справедливым погонялом «Принцесса Фиона». Облизнув губы, она развратно произнесла:

– Гагач, тут скучно! Поехали ко мне, а?

От такого неслыханного предложения ваш покорный слуга протрезвел, вспотел и схватился за обручальное кольцо в кармане, как за спасательный круг. В паху стремительно захорошело. Вот оно, вот!

– Я… я… на улицу, машину ловить! – заикаясь, ответил я.

О Фионе даже и мечтать не мог. Начхать, что страшная, зато молодая и добровольно даст. Если уж предельно откровенно: «даст» – было исчерпывающее качество идеальной девушки. На то время, конечно.

Фиона победно кивнула и последовала в женскую раздевалку. Я же выскочил на улицу и принялся голосовать. Почти сразу нарисовалась рыхлая «девятина».

– Шеф! Ленинский, сто тринадцать! Поехали! – услышал я знакомый голос.

С этими словами вместо Фионы на заднее сиденье развалюхи шустро впорхнула её подруга Катюха. Девочка-мечта. Года на четыре меня старше. Крепкая, стройная. Шикарный зад и примечательные сиськи. Катьку хотел взнуздать весь магазин, но девица держалась чопорно.

– Гагач, хватит фейсом щёлкать! Садись в машину. Ко мне поедем!

Я не верил своим ушам. Это что? Шутка такая?

– Ро… розетку п-починить? С-срочно? – заикаясь, брякнул я, падая на переднее сиденье. – Я ж эту, Фион… Карину жду.

– И розетку починим, не волнуйся! Её, заразу, в первую очередь! А с Каринкой я договорилась. Всё на мази! – ультимативно ответила Катюха.

– На мази… – машинально повторил я, глянув в зеркало заднего вида.

В нём промелькнуло изумлённое лицо принцессы Фионы, только вышедшей из дверей магазина.

Было уже достаточно поздно. До Катюхиного дома мы доехали быстро, без пробок, в тревожном молчании. Я подозревал недоброе.

– Ну! Где тут розетка? – робко осведомился я, зайдя в квартиру.

– Ш-ш-ш! – шикнула на меня Катюха, глазами показывая, что в квартире мы не одни. – Вот, здесь… розетка… – прошептала она и приложила мою руку к своей промежности.

Инструмент, коим предполагалось починить Катюхину розетку, тут же постыдно дал холостой выстрел. Я затравленно посмотрел на совратительницу, целомудренно скрестив ноги.

«Теперь точно настал тот самый момент», – подумал я, нащупывая кольцо в кармане.

– Катюха! – начал я брачный ритуал пьяным и хриплым, как у Боярского, голосом.

– Пришей се хуй на ухо… – грубо оборвала меня кассирша и толкнула в сторону ванной. – Пиздуй, подмойся, потом сюда, в комнату. В раковину не ссать, не дрочить, живо!

Дивясь творящемуся разврату, я послушно засеменил под душ, швырнув на вечное хранение трусы под ванну. Скажу, что чувствовал себя очень необычно. Наверное, такие ощущения испытывают старшеклассницы перед выпускным, зная, что их и выпустят, и выебут, и алые паруса покажут – и всё это на халяву.

Единственное, чего я не испытывал, так это ощущения хуя. Предатель сдал экзамен досрочно, а теперь, от незнакомой обстановки, скукожился и в бой идти явно не хотел.

Поэтому после душа я расположился у раковины, напротив зеркала, и принялся оживлять павшего товарища методом нанесения ритмичных ударов об раковину, попутно размышляя, как же грамотней оформить помолвку с кассиршей.

Поначалу получались не удары, а шмяки и шлёпы, но ничего. Я состроил в зеркало лицо побрутальнее и вообразил свой карающий монолог: «Ах ты, распутная пиздень! На, хуем по лбу! Ебстись, не обвенчавшись, возжелала? Выхватывай бибислом по кастрюле! Держи удар, куда глаза в разные стороны… Ртом дыши. Сосредоточься. Выйдешь за меня? То-то же… Хуяк! Контрольный по бестолковке, еблысь! ещё для профилактики!»

«Дэннн, дэннн!» – зазвенела раковина от настойчивых ударов затвердевшим членом.

Тут я поднял взор, чтобы полюбоваться своей мужественностью в зеркало, и замер. За моим плечом в проёме двери стояла какая-то толстая тётка и диву давалась, а точнее – стремительно приобретала крайнюю степень изумления от пикантного зрелища, балансируя на грани между инсультом и инфарктом.

– Ты шо делаешь, хад?.. Хто ты такой? – захрипела тётка.

– Алексей… Гагач… – проблеял я, изрядно растерявшись. Осознав, что дал ответ не полный, добавил почему-то из Булгакова: – Розетку починяю.

В качестве подтверждения своих слов я ещё пару раз стукнул дубинкой об раковину, всем своим видом давая понять, что именно так нынче чинятся розетки. И никак иначе.

Тётка тут же ушла в нирвану. Ухая, как филин, она галопом поскакала прочь.

«Нехорошо с тёщей познакомился, – подумал я. – Ладно, её я разъясню позже. Нужно идти свататься к молодухе».

Захватив обручальное кольцо, я зашёл в комнату. Там обнаружил, что невеста, отдавшись на волю алкоэфира, крепко дрыхла. Причём спала голой на тонком одеяле, для чего-то расстеленном на полу, трогательно свернувшись эдаким сексуальным калачиком. Видимо, чтобы кровать не скрипела.

Из-под попы ярким прожектором на меня светила пилотка, которую я видал по-настоящему впервые. Удобно расположившись рядом со спящей, дрожащими от возбуждения руками я взял её за крепкие, спортивные ягодицы и немного их раздвинул. Из расщелины на меня хмуро глянул пустой и тёмный глаз.

«Это какое-то масонство!» – поразился я открывшимся пейзажем всевидящего ока.

Тем не менее нечто подсказывало мне, что такого шанса больше может и не случиться. В конечном итоге когда-нибудь я женюсь, а вот оказаться с кольцом всевластия в руке рядом с оком Саурона… это вряд ли мне ещё так свезёт! Я почувствовал себя героическим хоббитом.

«Суй палец в жопу, Фродо Бэггинс!» – бил набатом в голове голос Сэма Гэмджи.

И я сдался.

Пару секунд подумал: какой же палец будет уместно засунуть в святая святых? Указательный – слишком строго и неуважительно, мизинец – как-то, блядь, аристократично… Безымянный? Нет! Я ж на нём потом обручальное кольцо носить буду! Большой палец по понятной причине тоже не подошёл. Остался только средний. На том и порешил. Сконфигурировав фак, я обильно смочил палец слюной и ввёл его Катьке в жопу. Прямая кишка, как пустыня Гоби, сразу впитала в себя всю влагу, крепко обхватив перст. «Тепло, – подумал я, – приятно. Резко вынимать нельзя – анус наружу достану».

Тут, в этот беспесды счастливый миг, распахнулась дверь и на пороге комнаты, в лучах бьющего из коридора электрического света, возникла тёща. Десять минут знакомы, а уже никакой от неё жизни нет!

Уперев руки в боки, она торжественно-карающим голосом возвестила неуместную, совершенно нелепую хуергу:

– Ф-фрунзе! Курчатов! – и, быстро переходя на визг: – Йоффе!

Имена великих физиков, как и лириков с маузером, сыпались горохом.

Видимо, поехавшая крышняком маман озвучивала перечень людей, кои, по её мнению, были действительно достойными претендентами на руку дочери, в чьей жопе я беспардонно ковырялся пальцем. Я хотел возразить, что озвученные ею персонажи у нас в магазине не работают, предъяв на Катюху не кидали, мол, по праву проникновение совершаю, но не успел.

Катька от её визгов проснулась и, перепугавшись, резко и неудачно села мне на руку. Палец, надёжно зафиксированный в анусе, глухо хрустнув, надломился. От адской боли я завопил что есть мочи, войдя в резонанс с визжащей мамашей. Почувствовав у себя в жопе инородный предмет, к нашему академическому хору имени Кащенко присоединилась и Катька. Она вскочила на ноги и стала шустро убегать от непонятной, но запердолившей ей в сраку опасности мимо мамки в коридор.

Естественно, стараясь сохранить палец на своей руке, а не оставить в чужой заднице, я послушно вскочил и побежал за ней, как вагончик за паровозиком. Но её крепкие ягодицы так сильно виляли, выкручивая сломанный палец, что через три шага я рухнул в обморок прям под ноги маман.

– Жорес Алфёров! – последнее, что я услышал перед временной кончиной.

Когда я через несколько лет попал в питерский политех, то понял, что мамаша где-то там и работала. Потому и называла фамилии своих кумиров в мире науки, с коих я должен был брать пример, а не размахивать хером в ванной. Их портреты висели на стенах, я любовался ими и представлял, как они стоят в очереди в Катюхину комнату, важно беседуя о науке, а её маман разносит чай.

Забвение длилось недолго.

Очнулся я от дикой пульсирующей боли в среднем пальце. С радостью узрел синеющий и распухающий, но полезный в аргументированных спорах девайс на месте. В ванной бились не на жизнь, а на смерть невеста с тёщей. Я тихонечко повытаскивал шмотки из-под ног дерущихся. Полюбовался красивым и молодым телом, получающим дюлей от более старого и опытного, и, вздохнув, вышел в подъезд.

Утром я предстал перед коллективом со свежим гипсом.

Смена девушек-интернов закончилась, ни Фионы, ни Катюхи в магазине уже не было. Дура Фиона в качестве мести успела растрындеть на пьянке, что Гагач уехал ебать Екатерину. Поэтому первое, что я услышал, придя на работу:

– Гагач, ты чо, палец в жопе у Катюхи сломал? Гы-гы-гы? – ржал мой тёзка из отдела крепежа. Я невесело смех подхватил.

После этого приключения у меня как отшептало и скромность, и скованность в отношениях с женским полом. За это я Катюхе вместе с несостоявшейся тёщей благодарен по жизни.

А вот кольцо я где-то потерял в тот день. Где – не помню.