Текст книги "Цена империи (сборник)"

– Но это наш общий проект! К тому же утаивая друг от друга информацию, мы просто ничего не добьемся.

– Ты права, надо попросить об общем сборе.

Только мы так решили, как в дверь раздался стук и появившийся следом биолог, руководитель лаборатории, взволнованно произнес:

– Извините, но нам, кажется, надо с вами поговорить.

– И мы того же мнения, – ухмыльнулся Алик. – Как насчет общего сбора через час в конференц-зале?

– Это хорошо, но теперь идите за мной. Это лучше показать, чем рассказать.

Мы последовали за Виктором. Я думала, он поведет нас в лабораторию, но он завернул в сторону больничного крыла. Мы миновали спортзал, кухню и вошли в медпункт. Когда руководитель биологической группы направился в сторону изолятора, я насторожилась:

– Что происходит?

– На второй день нашего пребывания на базе один из наших сотрудников делал вытяжку и случайно пролил на себя раствор.

– И вы промолчали? – возмутилась я.

– Ну мы соблюли всю технику безопасности и утилизировали все по правилам. К тому же мы тогда не знали, что это вирус…

– Вы все равно должны были сказать нам! – разозлился Алик. – Мы же команда. Зачем вы умалчиваете о таких вещах?

– Простите, привычка, – вжал голову в плечи Виктор Николаевич. – Я не хотел никому вредить или о чем-то умалчивать.

– А что с сотрудником?

– Смотрите, – указал Виктор на закрытый блок, в котором в истерике бился взрослый человек. – Безумие и повышенная агрессивность прогрессировали стремительно. Мы заметили, что в человеческом организме он развивается еще быстрее, чем у животных.

– А какой вид?

– Он уникальный мутант. Хотел бы я видеть того, кто его создал.

– Что будем делать? – поинтересовалась я.

– Нам нужно лекарство, – вздохнул биолог.

– Предлагаю встретиться всем в конференц-зале через двадцать минут. Обменяемся информацией и выработаем стратегию. Надо подключить наших органиков-синтетиков и биохимиков.

– Можно еще попробовать сделать какое-нибудь лекарство с теми катионами металлов, что мы нашли в организме свиньи.

– Не факт, что они помогли. Но есть риск, что от того пациента заразился еще кто-то.

Биолог вздохнул, но промолчал.

Засекреченная лаборатория,

полтора месяца спустя, 14.00

Ситуация на базе резко ухудшилась. Почти у половины ученых (а это около двадцати человек) обнаружились признаки заражения экспериментальным вирусом. Десять мужчин вступили в стадию сильнейшей агрессии. Погибло уже пятеро. Среди них три женщины. Нападения были внезапными, и они, как наиболее беззащитные, пострадали первыми.

Мы объединились и целыми днями стараемся найти противоядие, но пока, как назло, ничего не получается. В процессе исследований удалось выяснить, что причиной заболевания первого человека оказался не несчастный случай в лаборатории, а нечто иное. Скорее всего, кто-то из персонала специально нас заразил выделенным на первой неделе вирусом. Смутные подозрения указывают на помощника представителя секретной службы, который нас сюда доставил. Больше этот человек на базе не объявлялся. На наши просьбы о помощи никто не отозвался и не выслал нам ни подкрепления, ни лекарств. Спросили только, какие успехи в разработке противоядия, и попросили подробно записать признаки и стадии заражения «агрессивным вирусом». Мы с Аликом работаем в поте лица и стараемся лишний раз не появляться в общественных местах. То, что нас бросили на произвол судьбы, бесит неимоверно.

Засекреченная лаборатория,

два месяца спустя, 14.00

Сегодня заболело тридцать человек, шестнадцать уже мертвы. Командир группы биологов заперся в своей лаборатории и отказывается выходить до окончания проекта.

Его сотрудники – биологи разделились на два лагеря. Одни заперлись в лаборатории и работают в поте лица, надеясь найти противоядие. Вторые также заперлись у себя в комнатах в надежде выжить.

С нами связался руководитель проекта, тот самый с неприметным лицом, спросил, как продвигается разработка противоядия. И сообщил, что не откроет двери лаборатории до тех пор, пока мы не найдем лекарство. Мы сообщили, что у нас больше половины людей больны. Он посоветовал нам поторопиться с решением, так как помогать не собирается. А заболевших использовать в качестве подопытных кроликов. Проблема в том, что зараженные пытаются впиться нам в горло. Я теперь сплю с пистолетом под подушкой. Обстановка на базе ужасна. Меня до глубины души поражает то, что правительство оставило нас, ученых, на произвол судьбы. Если они хотели посмотреть, как вирус будет убивать в человеческой среде, то зачем задействовать для этого ученых с коэффициентом умственного развития выше ста двадцати? Что за бессмысленная трата генофонда? Или они надеются, что мы сильно испугаемся и найдем противоядие? Так бред это все! Не находятся результаты так быстро!

Я не выдержала и швырнула в камеру вазу. В комнату вскочил перепуганный Алик.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Все ли со мной в порядке? Все ли со мной в порядке?! Да разве он не видит, что нет?! И тут меня словно громом поразило. Я же не была раньше такой агрессивной.

– Ты чувствуешь то же самое, что и я? – вмиг севшим голосом уточнила я.

Под моим пристальным взглядом любимый поежился и судорожно сглотнул.

– Ты спрашиваешь про ощущения, как будто мне хочется тебя убить? – хрипло уточнил он, понимая, к чему я клоню.

– Да, – кивнула я.

Алик задумался и приложил руку ко лбу.

– Да, Марина, что-то похожее проклевывается, и температура, кажется, поднялась.

Мне захотелось выть и ругаться. А еще разнести эту базу на тысячу осколков. Господи, ну и за что мы так вляпались?! Ведь все, чего я хотела, – это просто тихо и мирно жить, любить мужа, растить детей. Зачем мне научное исследование, отягощенное страхом за собственную жизнь?

– Сколько у нас с тобой еще времени?

– День или два, – всхлипнул Алик. – А дальше мы сойдем с ума.

– Служба закрылась. Это они сначала забрали наши разработки, а теперь стараются убрать свидетелей, а заодно и на людях проверить.

– А может, они заразили нас, чтобы поскорей стимулировать процесс создания противоядия?

– Я не знаю, что это за вирус и как он развивается в организме. Биологи утаили, но ждать я никого не намерена. Я не уверена, что мы успеем найти противоядие, хотя попробовать стоит.

– Марина, а что будет, если мы его не найдем? Мы же уже два месяца бьемся, а тут – два дня!

– Алик, ты хочешь умирать?

– Нет.

– Тогда за работу.

Засекреченная лаборатория,

два месяца пять дней спустя, 11.00

– Ну как? – обернулась я к Алику.

– Пока безрезультатно, – ответил он, углубляясь в расчеты. – Я не знаю, что еще придумать. Пробую сейчас взломать компьютер биологов.

– Знаешь, милый, иногда хочется ругаться матом и разнести все в пух и прах. А еще лучше отправить этот вирус тем, кто нам так удружил. Пусть бы сами с ним сражались.

– И что ты предлагаешь? – хмыкнул Алик, барабаня по клавиатуре. – Подать жалобу?

– Да хотя бы слить вирус в канализацию, он относительно стойкий.

– Но погибнут тысячи людей! Мы же клятву давали не вредить!

– А прерывать нашу собственную жизнь легким росчеркам пера справедливо? Где же вездесущий эксперт? Как они могли натравить на нас нашу же работу? Уже за то, что они отнеслись к нашему интеллекту так расточительно и наплевательски, надо отплатить. Пусть зараза вырвется на волю. Если она не заразит кого-то из наших обидчиков, то возникшая волна эпидемий привлечет иностранных коллег. И секретное оружие перестанет таковым являться, изобретут противоядие.

– Марина, опомнись! Это в тебе вирус говорит. Мы же клятву давали.

Я вгляделась в лицо любимого. Он по-прежнему оставался человеком. Даже сейчас он в первую очередь думал о других, совершенно не осознавая, что его собственная жизнь висит на волоске.

Эти пять дней мы работали как проклятые. С утра до ночи в поисках лекарства. Сколько мы экспериментальных образцов попробовали – не счесть. С каждый днем я наблюдаю за любимым и боюсь, что вот-вот в нем пробудится великий садист. Такое напряжение сильно напрягает. Я уже боюсь повернуться к Алику спиной.

Засекреченная лаборатория,

два месяца десять дней спустя, 11.00

Вирус во мне развивается гораздо медленнее, чем в коллегах. Может, причина в моем сильном иммунитете? А может, мы с Аликом нащупали верный путь? Уже восемь дней назад мы должны были свихнуться, но этого не происходит. Мы все еще человечны и сдерживаем свои порывы.

Из ученых осталось в живых только пять человек. Причем в данный момент двое находятся в лазарете и пытаются выбраться оттуда, чтобы убить нас троих. Я, Алик и Виктор, руководитель лаборатории биологов, пьем экспериментальное лекарство, основанное на хелатном комплексе серебра с органическими лигандами. Пока помогает. Есть надежда, что мы успешно завершим эксперимент и отправимся домой. Мы с Аликом сыграем свадьбу и уволимся. Или сначала уволимся, а потом сыграем свадьбу. В любом случае я сыта по горло такой работой.

Я готовила результаты для отчета, когда в комнату ворвался Виктор. С криком: «Убью, сучка!» – он кинулся ко мне.

Я мгновенно отпрыгнула и попятилась назад.

– Виктор, что случилось?

Мужчина не отвечал, только смотрел плотоядным взглядом и постепенно подкрадывался ко мне.

– Виктор? – позвала я. – Виктор, ответь, что случилось?

– Ты случилась, – прошипел он. – Ты на свет родилась! Убью, дрянь!!!

Биолог оторвал от стены аварийный топор и кинулся на меня. Недолго думая я отскочила к тяге.

– Виктор, вы принимали лекарство?

– Не помогает твоя панацея! – прорычал визави и вновь кинулся на меня. Я видела, что происходит с жертвами зараженных людей, поэтому, не раздумывая, плеснула концентрированной кислотой ему в лицо.

Мужчина схватился руками за голову и истошно завопил. В комнату влетел Алик. Мгновенно оценив ситуацию, он вскинул пистолет и нажал на курок. От звука выстрела задрожала посуда, а на груди биолога расцвело алое пятно. Похоже, из-за боли от ожога Виктор даже не понял, что его подстрелили. Но вот он со стоном завалился на пол и замер. Я отвернулась, борясь с тошнотой. Ожоги от концентрированных кислот – ужасное зрелище. Под трупом расползалась лужа крови, а у меня в ушах все еще слышался предсмертный вдох, в котором смешались удивление, грусть, тоска и какое-то странное облегчение. Наверно, Виктор понял, что пришел конец его мучениям.

Алик подбежал ко мне и обнял за плечи:

– Ты как? В порядке?

– Нет, – замотала я головой. – Он сказал, что лекарство не действует; тогда мы, получается, обречены.

– Ты же сама просила меня быть оптимистом.

– Ученые в лазарете перегрызли себе глотки, – указала я на монитор, показывающий медблок.

– Но мы-то еще живы!

– Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше. Агрессия пропала. Дай-ка сюда то лекарство. Мне кажется, оно помогает.

– Держи.

– Надо готовить результаты и выбираться отсюда.

Через два часа мы стояли перед железными воротами.

– Не велено никого выпускать! – отрицательно качала головой вахтерша. За ней стояли двое парней с автоматами наперевес.

– Но мы завершили проект! – возразил Алик.

– Вот и связывайтесь со своим начальством. А я приказ нарушать не буду!

– Так свяжитесь с ним! У нас все провода повреждены, а сотовый телефон не берет! – возмутилась я. – Скажите, что мы изобрели противоядие!

– А ну марш туда, откуда пришли, тунеядцы!

– Дура! – взревела я и кинулась вперед.

Бабулька отпрянула назад, охранники вскинули автоматы, но сильные руки Алика оттянули меня назад.

– Пошли, Марина, – прошептал он мне на ухо. – Пошли отсюда.

Засекреченная лаборатория,

два месяца двадцать дней спустя, 12.00

Вернувшись в исследовательские лаборатории, мы сожгли тела умерших в маленьком крематории, оборудованном для уничтожения зараженной одежды и трупов животных, провели полную дезинфекцию помещений и принялись ждать.

За нами так и не приехали, зато сегодня ворвались в поисках крови зараженные охранники и вахтерша. Я и не подозревала, что, когда хочешь жить, можешь так легко убить.

Когда мы стали оттаскивать трупы в крематорий, из вентиляционных шахт пошел странный газ.

– Что это? – испугалась я.

– У меня такое чувство, что это «вирус агрессивности» в больших концентрациях, – пробормотал Алик. – Кажется, в наших жизнях не заинтересованы. Зато им интересно, вырабатывается ли на этот вирус иммунитет.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Время покажет, – пожал плечами Алик.

Засекреченная лаборатория,

три месяца спустя, 12.00

Оказалось, что повторное заражение возможно. Причем протекает оно в еще более тяжелой форме. С каждым днем мы становились все агрессивнее и агрессивнее. Хотелось всех убить, раздавить, уничтожить.

Мы прекратили спать с Аликом в одной постели. Мне стало страшно поворачиваться к нему спиной; когда он входил в комнату, я напрягалась. С каждой минутой нервы натягивались как струна. Я прямо чувствовала, как доводит вирус мой организм до предела.

– Марина, – обернулся ко мне бледный Алик. – Можно тебя попросить пристрелить меня, если я на тебя нападу. Я не могу позволить себе убить любимую.

Я взглянула на дорогого мне человека, молча кивнула и зарядила пистолет.

– Ты меня тоже пристрели. Иногда проще умереть, чем жить, зная, что сделал.

Мы сели в кресла и стали смотреть друг другу в глаза. Странно вот так любоваться любимым и чувствовать, как утекает жизнь, понимать, что мы будем последним, что увидит другой на этом свете.

Через три часа из носа Алека хлынула кровь – последний признак заражения. Я тоже почувствовала на губах металлический вкус, и внутри вспыхнула ярость. Убить, разорвать, растоптать. Я взглянула на свою половинку в последний раз и взвела курок.

Алик, сидя напротив меня, зеркально повторил мои действия. Вместе навсегда. Не так я хотела выйти за тебя замуж. Родить детей. К сожалению, все перечеркнул этот эксперимент. Чувство тоски и сожаления заглушила слепая ярость. Минута до срыва, тридцать секунд. Мы направили пистолеты друг на друга. Алик дернулся и кинулся вперед, я нажала на курок и краем сознания отметила, что его выстрел прогремел почти одновременно…

Эпилог

Засекреченная лаборатория,

три месяца спустя, 21.00

В конференц-зале напротив друг друга в креслах полулежали мужчина и женщина. Баллистическая экспертиза констатировала два самоубийства.

В это время глава проекта «секретный ход» получил письмо на электронный ящик:

«Здравствуйте, уважаемый руководитель, бросивший сорок прекрасных специалистов на произвол судьбы. Вы надеялись, что в экстремальных условиях, когда под угрозой собственная жизнь, мы разработаем противоядие? Увы, но есть вещи, которые нам неподвластны, мы не боги.

Наверно, вы считаете, что незаменимых людей нет, но это не так. Хорошим генофондом и мозгами не разбрасываются ради экспериментов. Возможно, вы сейчас скажете, что мы неудачники, раз не смогли спасти собственные жизни? Там были лучшие светила науки и удивительные умы, а чтобы вырастить новых вам потребуется около десяти лет. Но если вы так не считаете, то предлагаю вам самим попробовать свои силы.

Вы думаете, что моя последняя разработка – противоядие от нашего вируса, но это не так. Когда вы не пустили нас с Аликом на свободу, я уничтожила начавшее помогать лекарство, заменив его неудачным образцом. Кроме того, я заразила этим вирусом оставшихся в лаборатории биохимиков и биологов, а также животных и выпустила их на свободу. И даже если крысы не смогут добежать до города (в чем я очень сомневаюсь), то голуби еще никогда не подводили. Надеюсь, вы оцените мой прощальный привет. И помните, нет на свете более коварного и предприимчивого врага, чем обиженная женщина.

Жду вас на том свете, Андрохина Марина Юльевна».

А через неделю город охватила странная болезнь…

Фамильный перстень

Все имена и события в данном рассказе вымышленные, и автор не несет ответственности за случайные совпадения.

Я с сожалением смотрел, как догорает моя квартира. Нервные пожарники сновали туда-сюда и матерились. Выскочившие на улицу соседи боялись за свои дома и на чем свет кляли мое ротозейство.

Я же стоял и недоумевал, как такое могло произойти. Уходя, я всегда отключаю и воду, и газ, и все электроприборы.

Ко мне подошел полицейский:

– Вы хозяин квартиры?

– Да.

– В доме еще был кто?

– Нет, я живу один.

– А где Сорокин Владимир Витальевич?

– Это мой дядя, он умер полгода назад и оставил эту квартиру мне в наследство.

– Соболезную, – кивнул полицейский. – Вы извините, что задали этот вопрос, но мы должны были проверить.

– Я понимаю. Пожарные не сказали, от чего произошло возгорание?

– Пожар произошел из-за стоящего на плите чайника. Уходя на работу, вы забыли его выключить, вода выкипела, из открытого окна подул ветер, штора попала на конфорку – и вот вам результат. Ничего не осталось.

– Погодите! Я не пользуюсь железным чайником и всегда закрываю перед уходом окна!

– Видно, в этот раз забыли, – пожал плечами собеседник.

Нет, привычкам не так легко изменить. Да и не спешил я сегодня, спокойно собрался на работу, проверил все приборы, воду и отключил газ. Точно! Я еще оцарапался о край плитки, поворачивая вентиль. Я взглянул на белеющую на руке царапину. И пользуюсь я электрочайником. Посудину из нержавейки оставил в память о дяде, который после смерти моих родителей заменил мне и отца и мать. Полтергейст какой-то! И тут меня осенило.

– Скажите, а в каком часу произошло возгорание? – спросил я у полицейского.

– Соседи почувствовали подозрительный запах где-то в три часа дня, а вызвали пожарную в пятнадцать тридцать.

– В это время я был на работе. А если бы я забыл отключить газ и закрыть окно, то несчастье произошло бы раньше.

– Подозреваете, что в вашу квартиру пробрался посторонний? – прищурился полицейский. – Однако я сомневаюсь, что вор поставил бы чайник на огонь, чтобы заварить себе чаю или кофе. Тем более что замки не взломаны.

– Может быть, в квартиру пришел тот, кто раньше здесь жил? Я не знаю, был ли у дяди с кем-нибудь роман. Внебрачных детей у него не было.

– Вы говорите, что квартира у вас уже полгода, – произнес полицейский. – И за это время никто не объявлялся. Очень сомневаюсь, что прочие законные наследники пропустили бы оглашение завещания или не опротестовали бы его. У вас есть враги?

– Нет.

– Так не бывает. Даже у святых были враги.

– Ну я про них не знаю, – пожал я плечами.

– У вас месяц назад разбилась машина?

– Да, я попал в аварию. Это случилось за городом. Второй водитель нарушил правила, не справился с управлением и врезался мне в бок.

– Вас тогда раскрутило и скинуло в кювет. Вы чудом спаслись.

– Не чудом, просто хорошая машинка, сконструирована так, чтобы беречь водителя.

– Вы уверены, что эти случаи не связаны? Может, вам приходили угрозы?

– Нет, это просто случайности. Нелепые несчастные случайности.

– Что ж, тогда не буду больше вас задерживать.

Полицейский отошел к машине, а я с грустью наблюдал, как пожарные завершают тушение огня. После пожара квартиры практически нежилые. Их трудно восстановить. Впрочем, попробовать стоит.

Я взглянул на фамильный перстень на руке – единственная, уцелевшая память о дяде. Кольцо досталось нам еще от прадеда. Когда-то его как старший сын носил мой отец, потом реликвия перешла к дяде. И вот теперь ко мне, а потом – к моим детям. Довольно тонкая оправа из почерневшего серебра и красиво ограненный александрит в форме слегка вытянутого ромба. К каждой стороне камня прилегала узкая полоска, вырезанная из красного янтаря либо почти черного мориона. Камни чередовались, и ромб александрита оказывался в красно-черной оправе, где противоположные стороны были одного цвета.

Будь перстень чуть изящней, выглядел бы женским, а так успешно балансировал на грани. В зависимости от освещения александрит менял цвет, становясь то красным, то зеленым, то синим. Сейчас камень мягко мерцал серо-голубым светом. Прелесть перстня была в том, что он абсолютно ни за что не цеплялся при ношении, словно был сделан не для украшения. Глядя на изделие, отчетливо представлялось, что он сделан для мужской руки, хотя и довольно изящной. В детстве я часто задавался вопросом: почему его не сделали шире? Ведь я очень сомневаюсь, что у моих предков, потомственных крестьян, были тонкие пальцы.

Пожарные попрощались со мной и уехали, а я сел в машину и отправился в свою старую квартиру. Хорошо, что я еще квартирантов не нашел. А то пришлось бы искать приюта у друзей.

Припарковал машину возле дома, свинтил боковые зеркала, а то на прошлой неделе у меня их сняли. Попал на триста баксов плюс день езды на общественном транспорте, что само по себе неприятно. И пошел что-нибудь купить в супермаркет.

Побросав различные полуфабрикаты в корзину, я стоял в очереди, когда ко мне подошла женщина с двумя детьми: годовалым человечком на руках и четырехлетним мальчишом рядом.

– Можно за вами занять?

– Да, конечно.

Вдруг ребенок на руках проснулся и, взглянув на меня, разразился криком. Стоящие по соседству бабушки недовольно заозирались и осуждающе закивали головами. Молодая мама извинилась и попыталась укачать ребенка, но тот, глядя на меня, продолжал орать благим матом. Краем глаза я заметил, что его четырехлетний брат пристально за мной наблюдает. Перехватив мой взгляд, он вдруг по-взрослому покачал головой и произнес:

– У тебя за плечами зло.

Я поежился под пронзительным взглядом ребенка. Его мать ахнула и, обернувшись ко мне, быстро заговорила:

– Не слушайте его, он большой фантазер. То ему мертвая бабушка видится, то барабашки всякие.

– Я не вру, – спокойно произнес мальчик. – Они действительно существуют, точно так же, как кукла у тебя в животе.

– Какая кукла?! – возмутилась мать. – О чем ты говоришь, Паша?

– О сестричке.

– Этого не может быть! Не сочиняй!

– Я говорю правду, – ровным голосом ответил Паша и, оглядевшись по сторонам, указал на продавщицу. – У нее тоже в животе кукла.

Мать встревоженно глянула на кассиршу, а та, побледнев, кивнула:

– Это правда.

– А в кулачке она стиснула тысячу рублей, – продолжил Паша, указывая на девушку.

Женщина вновь взглянула на кассиршу, та протянула дрожащую руку и показала зажатую в кулаке купюру. Она и сама растерялась, увидев ее достоинство. Мать детей вдруг расплакалась.

– Да что же это такое! – прошептала она. – Что же мне с тобой делать?

– Не расстраивайся, мам, – попросил ее мальчик. – Я не один такой. Рома вон тоже все видит, потому и плачет. – И он указал на брата.

Я никогда не был суеверным, но от слов ребенка у меня мурашки поползли по спине. Не потому, что за себя испугался, нет. Было жутковато видеть, как в детских глазах плещется вечность.

Пробив свои продукты, я поспешно собрался и ушел. Во-первых, не хотел нервировать мать детей, которая столкнулась с печальным событием. Вряд ли ее детям будет сладко по жизни. И еще неизвестно, не родит ли она третьего экстрасенса. Странно, раньше я в эту чушь не верил, считая шарлатанством и способом нажиться на людях, но четырехлетнему ребенку мои деньги нужны были как собаке пятая нога. И тем не менее он что-то видел. Может, это все действительно существует?

Я набрал номер друга.

– Серый, привет, ты говорил, что знаешь одну колдунью? Мне с ней встретиться надо, но только с настоящей. Через полчаса к тебе подъехать? Хорошо, буду.

Наспех собравшись, отключил все электроприборы, газ и на всякий случай даже воду, проверил права, деньги и поехал к другу.

Вечером движение довольно оживленное, а темнота – коварная штука. Я не слишком хорошо в ней вижу, поэтому всегда предельно концентрируюсь и стараюсь не превышать скорости. Передо мной гаишник тормознул машину. Фух! Повезло! В прошлый раз жертвой стал я.

Друг жил на окраине города в шикарной новостройке с подземным гаражом.

– Привет, – улыбнулся он мне. – Оставляй вещи, и сейчас сходим к Валентине.

– Валентина? – удивился я.

– Да, – кивнул Серый. – А ты что, ожидал чего-нибудь в духе Эльвиры или Элеоноры?

– Стыдно признаться, но да.

– Напрасно, большинство из них самые обычные люди. Ну что, готов? Тогда двигаем.

Валентина, потомственная колдунья, оказалось шатенкой тридцати лет с моложавым, крайне миловидным лицом и располагающей улыбкой. Никакого дикого экзотического макияжа, который обычно ассоциируется с темной магией и мистикой, никаких томных взглядов или угрожающего голоса, лишь простое:

– Здравствуйте, проходите. Чай будете?

Вот так просто? Я прямо поразился.

– Не откажемся, – улыбнулся тем временем друг.

Валентина поставила на огонь чайник и открыла буфет, где на полке выстроились в ряд сразу десять коробочек с чаем. Колдунья, задумавшись, достала центральную и, открыв, сунула мне под нос:

– Знакомьтесь.

– С чем? – не понял я.

– С чаем, – улыбнулась колдунья. – Думаю, вам понравится. Прежде чем пить чай, следует его понюхать. Познакомиться, так сказать.

Я осторожно сунул нос в банку. Запах мне понравился. Черный чай с оттенком бергамота и шоколада. Он меня успокаивал и навевал мысли о детстве.

Валентина разлила по чашкам ароматную заварку и поставила перед нами тарелку пирожков. Не понял, мы к ней есть пришли или вопросы решать?

– Я не всех гостей угощаю! – вдруг прошипела ведьма, словно прочитав мои мысли. Ее красивые глаза мгновенно стали жесткими и пронзительными. Никогда бы не подумал, что теплый карий цвет может быть таким холодным. – Сергей мой друг, и потому я отнеслась хорошо к вам, но сомневаться в моих способностях или думать о них с долей иронии и скепсиса я не позволю! Я вас к себе не тянула.

– Простите, – выдавил я, чуть не подавившись пирожком. Вкусным, между прочим. – Я не хотел. Просто это все для меня в новинку.

Теперь эта женщина меня пугала. Нет, внешне она не стала страшнее, но было жутко подумать, что все мои мысли и метания были перед нею как на ладони.

– Что ж, – вздохнула колдунья. – Перейдем к делу.

Под внимательным взглядом Валентины я поежился. Такое чувство, словно через тело рентген прошел. Ужас какой! Колдунья тем временем щадить меня не спешила.

– Ты знаешь, что это? – спросила она, кивком указывая на мое кольцо.

– Это мой фамильный перстень, – ответил я, – достался мне от прадедушки.

– То, что это фамильный перстень, – правда, – кивнула Валентина. – Но это не твой перстень.

– Что?! – опешил я. – Да как вы смеете! Это достоверная информация!

– Стоп! – перебила меня Валентина. – Смотри. – И она протянула вперед руку с массивным серебряным кольцом. Незнакомый мне черный матовый камень в центре завораживал. – Вот это – мой фамильный перстень, который передается из поколения в поколение. За этим перстнем я пойду хоть на край земли, я вернусь за ним с того света. Понятно?

– Да, – облизнул я вмиг пересохшие губы. Слова колдуньи меня пугали. Просто мурашки по коже. Неимоверно хотелось отодвинуться от перстня колдуньи и потеребить свой.

– Так вот, – продолжала тем временем колдунья, – тебя потому одолевают несчастья, что перстень этот тебе не принадлежит. Твой дед отобрал его у дворянина, а тот был колдуном.

– Что? – опешил я.

– Твой прадед участвовал в раскулачивании и забрал это кольцо у высокопоставленного человека. Я чувствую сильную магическую ауру от перстня.

– А это не может быть отпечаток ауры моих предков? – решил я блеснуть интеллектом.

– Нет, – решительно мотнула головой колдунья. – Твои предки – простые люди, крестьяне. Твой прадед был очень настырным и леноватым. Он не имел своего надела, вот и поддержал идею раскулачивания и передачи собственности малоимущим. Это же кольцо принадлежало черным магам. Людям очень непростым. Александрит – камень с дурной славой. Он двоякий. С одной стороны, считается, что он – символ процветания и успеха. Его мог приобрести только очень богатый человек; с другой – он приносит своему владельцу несчастья. Александрит обладает мощной энергетикой и приходит к людям сильным духом, он испытывает хозяев на прочность, ставя в трудные жизненные ситуации. Вспомогательные камни тоже не простые: красный янтарь в основе полезен только магам, морион пригоден только для черной магии. Он хорош для некромантов. Твоему предку надо было десять раз подумать, прежде чем связываться с его владельцем. У этого перстня есть душа, и он хочет вернуться к своим первоначальным хозяевам. Если ты не вернешь кольцо, то умрешь.

– Валентина, извините меня, пожалуйста, но мне дико все это слушать. Я никогда не слышал, чтобы мой прадед участвовал в раскулачивании и грабил колдунов. Меня с детства учили, что нельзя воровать чужое.

– Никто из твоих родных не умер своей смертью. Верно? – строго спросила колдунья.

– Да, – признался я.

– Это знак. Вам бы задуматься. Верни кольцо настоящим владельцам, и все пройдет. Тебя не будут преследовать неудачи, ты проживешь долгую и счастливую жизнь.

– А если не получится?

– То ты умрешь. Вокруг тебя уже сформировалась воронка смерти.

Я вспомнил слова ребенка в супермаркете, и внутри все похолодело. Похоже, Валентина говорила правду. Кольцо на пальце вмиг стало холодным и неприятным. Если из-за него умерли мои родители, то лучше его уничтожить. Да и где найти в России потомков раскулаченных колдунов, тем более что дедушка не оставил никаких записей?

– А если я уничтожу кольцо?

– На тебя падет проклятие, – спокойно пожала плечами ведьма.

– А проклятие можно снять?

– Нет. Проклятия чаще всего перекладывают на другого, и я этим не занимаюсь. Послушай, Владимир, мой тебе совет: пойди в библиотеку, подними архив и найди выживших потомков колдуна, потому что если его род прервется, то и твой их не переживет. Верни в семью реликвию. Тем более что она – не простое украшение. Перстень использовался для работы и обладает душой, он убивает всех, кто завладел им нечестно.

– А может, ты по кольцу можешь описать, хотя бы как приблизительно выглядит владелец? – спросил Сергей. – Пожалуйста, Валентина.

– Ладно, я попробую, – вздохнула колдунья. – Дай, пожалуйста, перстень.

Взяв кольцо, она зажала его между ладонями, закрыла глаза. Три раза глубоко вздохнула и замерла. Я следил за ней, едва дыша. Наконец Валентина вернулась в нашу реальность и заговорила:

– Без кольца ее силы уходят. Аура жизни очень слаба. С ней что-то не так. Но тебе повезло, Владимир, она живет в этом городе.

– Видишь! – обрадовался Сергей. – Она в нашем городе!

– Да уж! – вздохнул я. – А ты попробуй найди в Минске среди двух миллионов людей нужного, не зная его имени или адреса!

– Ну гораздо хуже было бы, если бы владелица перстня оказалась в Москве или Нью-Йорке, – хмыкнул Сергей.

– Есть у нее какие-нибудь приметы? – взмолился я.

– Поищи в старых вещах твоего деда. Он вел дневник. Отыщи его – и найдешь ответ. И кстати, квартира твоя сгорела из-за проклятия. Предок колдуна на тебя ополчился. После того как вернешь перстень, освяти квартиру и продавай. Они отстанут от тебя. А пока приди домой и пообещай вернуть кольцо, духи дадут тебе отсрочку. И покорми своего домового во второй квартире, он молодец, настоящий боец. Уже полгода твою квартиру охраняет. Поставь ему стопарик водки.