Текст книги "Зачистка"

4

Утром их разбудил Игрок. Подтянутый, свежий, чисто выбритый, в новой форме с погонами старшего лейтенанта. Даже рожа уже не выглядела такой избитой. Опухоль спала, синяки чуть побледнели, ссадина подзатянулась.

– Старший лейтенант Сберкнижкин, – гадко ухмыльнулся Мунлайт с верхней койки.

– Разговорчики!

– Ой, он еще и командовать придумал, – всплеснул руками Мунлайт. – Вы на него поглядите. Вонючка подрейтузная. Там где-то Федя был, ты вот им покомандуй. Федя! Федя, где ты?

Мунлайт дурашливо свесился вниз головой и оглядел застеленные койки соседей. Феди и Игоря не было, а вместе с ними и еще чего-то не хватало.

– Гитара где? – посерьезнел Мун.

– Изъята, – мстительно разулыбался Игрок.

Мун легко перевернулся и спрыгнул вниз. На нижней койке сидел сонный Снейк.

Седой поглядел на лейтенанта так, словно готовясь двинуть ему в челюсть с другой стороны.

– Сука ты, старшой, – с тихой угрозой произнес Мун.

– Вас генерал ждет. У вас десять минут. Время пошло, – самодовольно отозвался Игрок и вышел.

Генерал ждал не у себя, а в так называемом штабном домике. Понять, на кой нужен был в текущих условиях этот домик и почему бы генералу не гонять всех прочих к себе, Мун не мог. Разве что старый хрен хотел сохранить какое-то личное пространство. Но опять же зачем? Семью сюда не привезешь, если ты только не клиент Кащенко. Шалав генералу здесь взять тоже вроде бы неоткуда.

Старлей взбежал по ступеням и распахнул дверь.

– Вперед.

Снейк напрягся, приказы со стороны старлея его, кажется, особенно раздражали.

– А пошел ты, Сберкнижка, в задницу, – от души послал бородатый и повернулся к Муну. – Ещё всякая шелупонь будет мне приказы отдавать. Не хочу в этом участвовать.

– Точно решил? – прищурился Мунлайт. Змей неопределенно мотнул головой.

– Хорошо, – кивнул Мун, – оставайся.

– Генерал ждет обоих, – жестко произнес Игрок.

– Это я буду обсуждать с генералом. – Голос Муна зазвенел металлом. – А ты, сявка, дорогу показывай.

Лейтенант налился краской. Пальцы стиснули дверную ручку с такой силой, что на мгновение показалось – не выдержит ручка, треснет и отвалится с легким щелчком. Пальцы побелели, но щелчка, разумеется, не последовало.

Мун ухмыльнулся. Лейтенант справился с эмоцией, сохранил выдержку и молча кивнул на вход. Седой прошел мимо как ни в чем не бывало.

– А ты здесь жди, – зло прорычал старлей Снейку и с силой захлопнул дверь.

Темный душный предбанник сменился светлой хорошо проветренной комнатой. Старый хрен сидел за столом и листал какие-то бумажки. Не то в самом деле работал с документами, не то создавал видимость. Мунлайт отчего-то заподозрил второе.

– Здрасьте, на фиг, – сообщил с порога.

Генерал оторвался от своих бумажек и поглядел на старлея и сталкера.

– Второй где? – спросил сухо.

Старлей злорадно поглядел на Мунлайта и кивнул на него: мол, его работа, с него и спрос. Генерал перевел взгляд на седого.

– У меня условие, – тихо и веско сказал Мун.

– Ты уже условия ставишь? – вскинул бровь генерал. – Напоминаю, ты взял аванс.

– Я помню. И от работы не отказываюсь, но Снейка в это попрошу не втягивать.

Лицо генерала сделалось удивленным.

– А на хрен мне его тогда на довольствии держать, если он работать не станет?

– Работать стану я. Этот, – Мун кивнул на Игрока, – со мной договаривался. И подряжался к тебе тоже я, не Снейк. А на довольствии он повисит. Много не съест. Если считаешь иначе, отпусти его прямо сейчас, и всё.

– Вот еще, – фыркнул генерал. – Ладно, допустим. Только у меня требование. Про вчерашний концерт твой я знаю. Так вот, чтобы он был первым и последним. Нечего мне дисциплину гробить. Усек?

– Хорошо, – согласился Мун. – Только скажи своему хорьку, чтобы парням гитару вернул. Должна быть у людей хоть какая-то радость.

Генерал поглядел на сталкера, и тот снова почуял себя так, словно на него смотрели через амбразуру.

– Ладно, верю тебе на слово, – подтвердил общие договоренности генерал. – Старлей, скажи второму, пусть погуляет. И гитару верни потом.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Судя по голосу, Игроку приказ не понравился, но спорить он не осмелился.

– Сейчас, – заупрямился Мун. Генерал стиснул челюсти.

– Детский сад. Верни им балалайку, старлей, и возвращайся, – подытожил он и повернулся к Мунлайту. – Но тебе все это придется отработать.

Мун кивнул. За лейтенантом тихонечко закрылась дверь.

– И ещё, – тихо сказал седой. – Я хочу знать, для чего вам все это надо.

– Что, совесть беспокоит?

– Хочу знать, в чем я участвую.

– Я тебе уже сказал, – не моргнув отозвался генерал.

– Не припомню.

– Нам нужна база внутри Периметра. У вас там свои интересы, у нас свои. Доступно?

– Доступно, – недовольно проворчал Мунлайт.

Все вроде было честно и понятно, но что-то не нравилось. То ли Снейк со своим предвзятым отношением, что на вояк работать нельзя, то ли генерал все же где-то лукавил. Понимания не было, было смутное ускользающее ощущение, что что-то не так.

Генерал встал из-за стола, подошел к стене и отдернул шторку, за какими у иных хозяек прячутся кладовочки. За этой шторкой никаких кладовок не было. Там расположился здоровенный, в полстены, экран, который можно было, бы ожидать увидеть в новомодном офисе в центре крупного города, но никак не здесь.

Седой присвистнул. Генерал принялся колдовать над пристегнутым к панели лэптопом. Экран осветился синим, затем моргнул и высветил общую карту Зоны.

– Начнем с общих моментов.

– Начнем, – кивнул Мун на экран в полстены. – Где ты это дерьмо мамонта достал?

– Вообще-то модель новая и не для массового потребителя, – сердито ответил генерал.

– Я не про панель. Я про карту. На ней темных пятен больше, чем на той, по которой Колумб в Индию плыл.

– Другой нет.

Мун сунул руку в карман, пальцы нащупали наладонник.

– Ламеры, – протянул он и гнусно ухмыльнулся.

Когда старлей вернулся, в комнате было шумно. Экран на стене заполнила карта настолько подробная, что с ней он, пожалуй, и сам мог попытаться выйти из Зоны. Хотя если верить местным, то внутри все не статично. И аномалии возникают и исчезают, и снова возникают в других местах, так что их на карте не нарисуешь. А насколько эффективны датчики, он ещё помнил.

На столе валялся наладонник седого, что отметало последние сомнения касательно того, откуда взялись новые карты. Впрочем, сомнений и так не было.

Хворостин с седым общались на равных. Как профессионал с профессионалом. И сейчас Карташов должен был отдать Мунлайту должное. Он не хвастал, он и в самом деле знал Зону в разы лучше, а быть может, и вообще как никто другой. В любом случае польза от седого была, и Сергей успокоил себя тем, что не напрасно терпел идиотские выходки и дрянной характер.

Старлей тихо прошел к окну, приоткрыл форточку, благо в комнате становилось душно, и тихонько присел в сторонке.

Генерал спрашивал обо всем. Расспросы его касались самых разных вещей, казались не связанными между собой. Он прыгал с темы на тему, и Сергей не сразу понял, к чему эти перепрыгивания. Картинка начала вырисовываться только полчаса спустя. Наметились какие-то закономерности.

Хворостин играл. Тонко и изящно. Две трети его вопросов к делу не относились, а оставшиеся задавались в такой форме и последовательности, что понять, к чему они задаются, можно было лишь в том случае, если знать, чего добивался генерал.

Для непосвященного со стороны все это выглядело как детская викторина: «Хочу все знать».

Мунлайт посвящен не был, это старлей знал наверняка. И если подозревал о чем-то и пытался что-то просчитать, то его явно ждало разочарование. Генерал на сто процентов вжился в роль и не отступал от нее ни на йоту, выуживая между делом необходимую информацию и получая в нагрузку кучу информации ненужной. Хотя как сказать. Информация бесполезной не бывает.

Седой отвечал четко и по делу. Сталкерских баек не травил, историй из своей юности с моралями не рассказывал и советов тоже не давал. Во всяком случае, пока Хворостин не перешел к основной части.

– Куда предложишь высаживаться? – без обиняков в лоб спросил генерал.

Он защелкал кнопками, уменьшая масштаб. Последние частности, о которых шла речь, съежились. Экран заполнился общей картой. Грязноватой, ощетинившейся массой разношерстных обозначений. Даже в схематическом виде Зона отчуждения выглядела недружелюбно.

Мунлайт молча ткнул в карту. Там, куда указал палец сталкера, расположился комплекс серых многоугольников.

– Что за постройки?

– Агропром. Раньше НИИ «Агропром».

– Почему туда? – полюбопытствовал генерал. Несмотря на раскрытую настежь форточку, ему было жарко. Лицо раскраснелось, на лбу выступила испарина. Но Хворостин держался стойко, даже верхнюю пуговицу расстегнуть себе не позволил. Только иногда промакивал лоб платочком, стараясь делать это незаметно.

– Вам ведь нужна база?

Генерал кивнул.

– Во-первых, Агропром находится на отшибе, здесь поспокойней во всех отношениях. Потом Агропром – это готовые помещения. Это раз. Пусть они давно не используются, но они есть и в терпимом состоянии. При небольших затратах их можно обжить. Во-вторых, как я уже сказал, помещения не используются. Там никто не базируется.

– Думаешь, нас напугает сборище охламонов вроде тебя? – подал голос лейтенант и тут же прикусил язык, поймав красноречивый взгляд Хворостина.

– Думаю, – небрежно отозвался Мун, – что лучше ни с кем не конфликтовать, если это не требуется. Вы же туда не на один день. Кроме того, кого ты собрался выкуривать, Сберкнижка? «Долг»? Это бывшие военные, и Зону они топчут в отличие от тебя не один день. «Свободу»? Они очень хорошо экипированы и достаточно решительны. В свое время попёрли с военных складов ваших коллег. Можешь навести справки. Думаешь, у тебя получится их оттуда так просто выбить? А может, ты хочешь в Припяти базу? Или на ЧАЭС?

Генерал поморщился, постучал ладонью по экрану.

– Хватит болтать. Давай дальше. То есть Агропром хорош тем, что легко может быть оборудован и там никого нет?

– Я не сказал, что там никого нет, – ухмыльнулся Мунлайт. – Я сказал, что там никто не базируется. Какие-то бандюки там тусуются. Иногда одиночки заходят, но редко. Большей частью бандитская территория.

– И много там этих бандитов?

Мунлайт пожал плечами.

– Кто ж их знает. Но взвода, чтобы их оттуда выбить и держать территорию, вам хватить должно. Аномалий в окрестностях немного. Мутантов там толком нет. Разве что по подвалам пройтись. В канализации местной, правда, черт знает что водится, но канализация вам и не нужна. Она своей жизнью живет, зачем туда соваться?

– Значит, Агропром, – задумчиво произнес Хворостин и приблизил серые прямоугольники. Здания на карте приняли более четкие очертания, появилась детальная прорисовка.

Сергей тоже вгляделся в карту. Что там видят седой сталкер и генерал, он не знал. Даже представить себе не мог, да и не хотел представлять. Достаточно было того, что видит в этих серых крышах он, старший лейтенант Карташов.

А он видел там первую веху, первый шаг на пути очищения маленького кусочка истерзанной взрывами земли от большой кучи человеческого мусора.

В барак Мун вернулся уже по темноте и уставший, как собака.

Игорь спал, смешно посапывая. Гитара его стояла в углу, прислоненная к стене.

Федя сидел возле тумбочки и что-то старательно царапал карандашом на клетчатом листочке с оборванным краем. На открывшуюся дверь он поднял голову и молча кивнул. Мунлайт ответил тем же. Сил на разговоры не было. Да и чего бубнить, когда люди спят.

Снейк тоже дрых. Или притворялся, решив не поднимать щекотливые темы. Ладно, потерпит. Сам отказался, пусть теперь томится в неведении. Главное, и дальше не посвящать его во все это. Старый хрен обещал, что не потянет Змея в свои игры. Верить генералу, конечно, не стоит, но пока он слово держит. Будем надеяться, продержит до конца. А тогда он возьмет деньги, Снейка, и они сдернут отсюда. Навсегда. Или хотя бы очень надолго. И армейская база в Зоне останется на его совести, а не на совести бородатого.

С этой мыслью Мун забрался наверх и с наслаждением вытянулся, закинув руки за голову. Заснул он быстро. Во сне явился почти забытый за пьянками и суматохой последних дней образ. Тень не приставала с расспросами о смысле жизни вообще и его существования в частности. Прозрачный двойник смотрел на Муна и гнусно улыбался его же улыбкой. А в дымчатых глазах, за которыми не могло быть никакой души, стояло осуждение. И от этого взгляда он проснулся.

В комнатенке было темно и душно. Пахло казармой. Снизу несся переливчатый храп на два голоса. Мун перевернулся на другой бок и попытался отключиться, но сон не шел. Стоило только закрыть глаза, как перед внутренним взором поднимался дымчатый силуэт с осуждающим взглядом.

Следующие три дня прошли по той же схеме и, признаться, основательно вымотали.

Каждое утро в комнату вламывался старлей, поднимал его, норовя гаркнуть погромче, чтобы разбудить заодно и Снейка, и уходил. Мун поднимался, приводил себя в порядок, памятуя о том, что в любых условиях главное оставаться чистым, и топал к штабному домику.

На значащийся в распорядке завтрак он при таком режиме не попадал. Старый хрен не завтракал, только кофе глушил, но смекнул, что у кого-то аппетит может быть и получше. Потому вместе с кофе, растворимым и довольно паршивым, стали появляться бутерброды.

Консультировать приходилось много. Генерал сыпал вопросы как из рога изобилия. Его интересовало, кажется, все. Помимо него на их совещаниях присутствовал удивительно молчаливый старший лейтенант, которого именовать Сберкнижкой теперь было ни к чему, а другого достойного погоняла не придумалось. Помимо него несколько раз появлялся хмурый мужик лет тридцати с капитанскими погонами.

С капитаном Мун успел даже поговорить несколько раз тет-а-тет. Его звали Андрюхой, и оказался он куда приятнее в общении, чем все его сослуживцы вместе взятые. Генерал был себе на уме, старлея седой в последнее время и за человека считать перестал, Федя с Игорем были просты и примитивны до туповатости, как два валенка. А капитан Андрюха был человеком. Мун пожалел даже, что не встретился с ним в другом месте и при других обстоятельствах.

Работа шла рывками. Параллельно что-то происходило. Или жизнь на кордоне была такой суетной. Хотя с чего бы им суетиться? Но тем не менее какое-то скрытое движение в окружающем мире присутствовало. Периодически убегал куда-то капитан Андрюша. Время от времени уходил, и надолго, старший лейтенант. Да и сам генерал временами прерывал работу и удалялся или выгонял Муна на часок погулять.

В такие моменты он шел искать Снейка. Бородатый слонялся по базе без дела, как тень. Мрачный и понурый, витал где-то в своих мыслях. Сперва пытался приставать с расспросами, но седой жестко расставил точки над мол, не хотел в это соваться, вот и не суйся. Змей обиделся, но виду не подал.

Правда, с Муном говорил теперь неохотно, все чаще бурчал, называя приятеля порождением Хаоса, но бежать больше не предлагал. Почему Змей отказался от этой мысли, седой не догадывался, да и не думал об этом. Просто был благодарен за то, что тот отнесся с пониманием и не приседает на уши.

На четвертый день генерал вытурил Муна, когда только-только начало смеркаться, и назад не позвал.

Подморозило. Болтаться на воздухе было холодно, и седой засел в бараке. Пальцы тихо перебирали дешевые пластиковые струны, а в голову стучалась мысль: может быть, это конец? В его услугах уже не нуждаются и работа выполнена?

Мысль была приятной, смущало в ней только одно. Мун не верил в легкие деньги. По опыту знал, что бесплатный сыр бывает исключительно в мышеловке. И этот опыт активно портил настроение.

5

Штабной домик не спал. И работа здесь шла, несмотря на то, что консультанта отправили на заслуженный отдых. А вернее сказать, отослали за ненадобностью. Не потому, что советы Мунлайта здесь были теперь не нужны, а потому как не нужны были лишние уши.

А сказано было здесь уже очень много. И присутствуй при этом седой сталкер, ему бы многое очень и очень не понравилось. Потому как говорили сейчас не только и не столько о том, что Мунлайту было известно, а больше о том, о чем ему умалчивалось.

Сперва в комнате было довольно много народа. Потом стало чуть меньше. А с отъездом летчиков остались всего трое.

Хворостин устало тер виски и покашливал. Откуда при эдакой духоте взялось у него это покашливание, капитан Берденко не знал, да и не сильно интересовался.

Старлей Серёга был бодр, активен и неутомим. Больше всего он напоминал капитану взявшего след сеттера. Столько же радости, рвения и такое же отсутствие мозгов. Хотя нет, безмозглым старлея назвать было трудно. Но изменился Серёжа сильно.

Андрей давно заметил, что бывший приятель несколько отдалился. Если прежде было между ними вроде бы что-то теплое, свойское, дружеское, то с появлением на кордоне нового начальства Сережу как подменили.

Карташов стал надменнее, что ли, холоднее. Ничего теплого и свойского в их отношениях не остаюсь. Да и отношений толком не осталось. Из чего капитан делал неутешительный вывод, что дружбы у него с Серегой никогда и не было.

С его стороны было дружеское расположение, а с карташовской – холодный расчет. А дружба такая штука, которая в одни ворота не бывает.

Капитан тяжело вздохнул. Сам он не разделял ни решимости генерала, ни радужных настроений старлея, ни готовности исполнять приказ, с каким отбыли из расположения летчики. Теперь Андрей мог признаться уже не только себе, ему категорически не нравилось то, что здесь происходит. Ни новая метла, ни её непонятные, отдающие самодурством заметы.

Генерал взял со стола стакан в железном подстаканнике с золотистым чаем, хлебнул шумно и снова покашлял.

«Нервное это у него, что ли? – подумал Андрей. – Или аллергическое? А может, генерал – астматик?»

– Так, проговорим все ещё раз для верности, – откашлявшись, сообщил Хворостин.

Андрей зажмурился и потер глаза. Все, что генерал собирался проговорить ещё раз для верности, он уже сам заучил наизусть, хоть в хворостинских планах капитану Берденко отводилась весьма скромная роль.

Тем не менее он мог с точностью до миллиметра показать на карте и рассказать, откуда зайдут вертолеты, как деморализуют противника ударом с воздуха, куда приземлится под прикрытием вертолет с десантом и по какой схеме взвод в четверть сотни человек во главе со старшим лейтенантом Карташовым начнет чистить территорию несчастного Агропрома.

Генерал говорил тихо и нудно, на одной ноте. И если бы он не покашливал, Андрей, наверное, заснул бы прямо здесь. Зато Серега слушал и повторял с прилежностью зубрилки-отличника.

Выслуживается, гад. Андрея вдруг разобрала злость. Один дурит, другой выслуживается, а о последствиях хоть кто-то подумал? И тут же нахлынула апатия. С другой стороны, что он, самый умный? Если ему приходят в голову какие-то вещи, то уж старшему и по званию, и по возрасту они должны бы тоже прийти.

– Все, старлей, – оторвал от невеселых мыслей голос Хворостина, ставший снова живым, а не монотонным. В нем даже засквозили какие-то отеческие нотки. – До завтрашнего утра свободен. Отбой.

Сергей вытянулся по стойке «смирно» и чуть резче, чем следовало бы, рявкнул: «Слушаюсь!».

– И ты свободен, капитан, – повернулся к Андрею генерал. – Задача ясна?

– Так точно, товарищ генерал, – отозвался Берденко.

– Тогда отбой.

Капитан поднялся, проследил за идущим к двери лейтенантом. Тот притормозил в дверях, но Андрей в сторону выхода не двинулся, и Карташов дернул ручку.

Берденко повернулся к лейтенанту спиной, поглядел на Хворостина.

– Разрешите вопрос, товарищ генерал, – отчеканил Андрей, слушая, как за спиной с тихим скрипом отворяется дверь.

– Валяй, – небрежно разрешил Хворостин.

В этой небрежности, которую периодически замечал за генералом, Хворостину, должно быть, чудилось нечто, роднящее его с подчиненными. Мол, он не просто генерал, а «слуга царю, отец солдатам». Но на деле выглядело это настолько фальшиво, что вызывало обратный эффект. Во всяком случае, в отношении Андрея эта вольность и закос под равноправие отдавали фамильярностью и панибратством и раздражали.

Скрипнуло второй раз. Дверь с тихим стуком ударилась о косяк. В предбаннике зашлепали шаги.

– Что вы намерены делать с консультантами потом? – тихо спросил Андрей.

Начал издалека, хотя его больше волновал другой вопрос.

– А что с ними делать? – пожал плечами Хворостин. – Заберут свои деньги и нехай катятся на все четыре. Или ты думаешь, я ради этих охламонов мараться стану?

– Никак нет, – соврал Берденко.

Мысли о том, что консультантов по завершении работы просто пустят в расход втихаря, посещали капитана последние дни не единожды. Так хотя бы в этом плане немного отлегло от сердца.

– Отработаем завтрашнюю операцию. Помогут подготовить основную и пусть гуляют. За свои слова, капитан, я отвечаю. Еще вопросы есть?

Хворостин поглядел жестко, колюче. Так, что захотелось отвести глаза. Но капитан взгляда не отвел.

– Есть. – Голос его вдруг осип и Андрей замолчат, собираясь с силами, наконец заговорил тихо и быстро, словно заранее оправдываясь за назойливость. – Товарищ генерал, мы на территории другого, пусть и союзного, государства. На каком уровне решается вопрос по завтрашней операции?

Генерал полоснул взглядом, словно шашкой. Кхекнул и одним глотком допил остатки чая. Внутри оборвалось. Андрей понял, что знает ответ, что оправдываются самые худшие опасения, что он уже не хочет этого слышать, что хочет услышать что-то другое… всё что угодно, но только не то, что ему теперь ответят.

– Вот потому, капитан, завтра командовать там будет старший лейтенант Карташов, а не ты, – зло процедил Хворостин. – Вопрос решается на уровне повыше твоих капитанских звездочек.

Самое разумное сейчас было извиниться и уйти, но Берденко вдруг словно разорвало изнутри. Будто где-то там долгие недели копилось что-то царапающее, скребущее, недовольное. Наполняло, распирало, как гелий резиновый шарик. А теперь кто-то поднес к этому шарику иголку, и все накачанное рвануло наружу. Бах!

– Такие вопросы, – проговорил он неожиданно твердо, – решаются на уровне сильно выше моих или ваших звездочек.

– Зарываешься, капитан. – Хворостин расправил плечи, словно петух, готовый задавить соперника внушительностью встопорщенных перьев.

– В Кремле знают? – в лоб спросил Андрей.

– В Кремле узнают тогда, когда я буду внутри Периметра. Когда я буду удерживать и контролировать какую-то территорию. Когда станет ясно, что победа у нас в кармане, и будет понимание того, что мы с этой победы можем поиметь. Вот тогда подключится тяжелая артиллерия.

– Товарищ генерал, это беспредел. Я не стану в этом участвовать.

Хворостин посерел. Губы его побледнели и превратились в тонкую суровую нитку. Когда генерал заговорил снова, слова вылетали из него так, будто он сплевывал каждое.

– Закрой рот, капитан, и думай впредь, кому и что говорить. Понял? Ты не на гражданке. Твое дело выполнять приказы. Понял?

– Так точно, – зло отозвался Андрей.

– Тогда свободен.

Берденко развернулся и, не сказав больше ни слова, покинул помещение.

Решение созрело само собой, так же резко, как возник предшествующий ему выплеск эмоций. Просто что-то щелкнуло в голове, и стало ясно, что так надо. Только так. По-другому нельзя.

Он выскочил из штабного домика и вприпрыжку кинулся к казарме. Свой домик был оборудован только для генерала. И Берденко, и Карташов, и младшие офицеры жили в бараках, на общих условиях. Разве что имели отдельные комнаты.

В комнату он вломился шумно, с рывка, как несущийся через лес кабан. Дверь резко хлопнула в установившейся после отбоя тишине. Щелкнул выключатель, тусклая желтая лампочка вспыхнула на контрасте так ярко, что чуть не ослепила, заставляя сощуриться.

«Что ты делаешь? – дернулось в голове остатками здравого смысла. – Ты солдат, твое дело – выполнять приказы».

Рука решительно дернула дверцу тумбочки. Так надо. Это честно. Есть приказы, которые выполнять нельзя. Если приказ идёт против совести и совесть эта ещё есть. Может, это и против присяги, но зато по-человечески. А законы человеческие никто не отменял. И нет такого закона, который обязал бы солдата стрелять в своих соотечественников. Здесь присяга не работает. Только личные интересы, этой присягой оправданные, и совесть. Что пережмет. А дальше выбор. У каждого свой. В каждом случае индивидуальный.

Хворостина в его избенке не оказалось, но в штабной домик возвращаться Берденко не стал. Он стоял у крылечка, смотрел на низкие, закрывающие луну облака и курил. Дымил одну за одной, чего с ним не случалось больше десяти лет. С тех самых пор, как первая любовь вильнула хвостом и ушла к другому.

Генерал появился на четвертой сигарете. Злой и уставший. Андрей заприметил его раньше, чем заметил капитана Хворостин. Потому успел отметить и ссутулившуюся спину и шаркающую походку, какой за грозным генералом прежде не замечал.

Берденко отбросил окурок и вышел вперед, заступив дорогу.

Хворостин не дрогнул от неожиданности, но поспешно выпрямился.

– Разрешите обратиться, товарищ генерал.

– Что тебе еще? – хмуро поглядел Хворостин. Андрей молча достал подготовленную бумагу и протянул генералу. Тот принял, глянул мельком, фыркнул брезгливо.

– Ты и правда дурак, капитан. Что, очко взыграло?

– Прошу…

– Я вижу, что ты просишь, – перебил генерал. – И вот что я тебе скажу.

Он перехватил капитанский рапорт за уголки и дернул. Бумага с треском порвалась на две части. Хворостин сложил вместе получившиеся половинки и дернул снова и снова. Берденко смотрел на начальство зло. Будто ему связали руки за спиной, а потом плюнули в лицо, не оставив возможности ответить.

Наконец Хворостин закончил раздирать останки несчастного листка и медленно посыпал обрывки на землю.

– До конца операции, капитан, ты будешь сидеть здесь, на кордоне, и выполнять свои непосредственные обязанности. Когда все закончится, я подпишу тебе любой рапорт. Хоть о переводе, хоть об увольнении в запас. Мне не нужны такие люди, как ты. А сейчас кругом! Шагом марш! И сделай так, чтоб я тебя не видел.

И Хворостин пошел прочь, яростно чеканя шаг.