Текст книги "Зачистка"

Главарь группировки имени себя чертыхнулся, убрал артефактик в стол, вынул из кармана коробок и бросил Мунлайту. Тот поймал на лету. Стрекотнуло.

– Зачем тебе спички? Ты ж не куришь?

– Поздняя осень, – недовольно буркнул Мунлайт, открывая коробок.

– Кхм… Обострение у шизофреников?

Седой не отреагировал, только выудил спичку и убрал коробок в карман. Затем мгновенно успокоился, словно внутри щелкнули выключателем, и неспешно, с достоинством сунул спичку в рот, зажевав кончик.

– Трава кончилась, – умиротворенно объяснил он. Из всего дома в распоряжении Резаного была одна комната. Соседние помещения делили Айболит и еще двое парней. Что творилось у них там, Мунлайт не знал, благо заглядывать туда не доводилось, а потому сравнивать комнату главаря было не с чем. Но здешняя аккуратность и аскетичность буквально лезли в глаза.

У Резаного было удивительно чисто. Казалось, проведи по полу белой тряпкой, и она сохранит свою белизну. Койка была застелена чуть ли не по струнке. Мебель – стол, стул и небольшой шкафчик – была такой же древней, как и все здесь. Но чья-то заботливая рука ошкурила старые деревяшки и аккуратно прошлась по посвежевшей мебели не то морилкой, не то какой-то краской, сохраняющей рисунок дерева. Ручки и петли были так же подтянуты и подогнаны. Сам ли делал это Резаный, или заставил кого, а может, все это добро досталось ему в наследство от какого-то педанта. Так или иначе, но чистота и порядок в сочетании со скромностью и продуманностью обстановки наталкивали на мысль, что Резаный имел богатый опыт службы в армии. Полное отсутствие уюта при этой функциональности заставляло в созревшей мысли утвердиться.

Общее впечатление портил только въевшийся запах дрянного табака. Словно прочитав его мысли, Резаный выудил пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и закурил.

– Уходишь? – спросил он отстраненно.

– Злюсь, – честно признался Мун, несмотря на внешнее спокойствие, все еще не пришедший в себя.

– Не сердись, – подначил Резаный. – Осенью всегда трава вянет. По весне опять вылезет. Будешь снова сено жевать, если доживешь.

– Не задел ни разу, – отозвался Мунлайт. – Скажи лучше, чего я тебе должен?

– Ничего, – покачал головой Резаный и глубоко затянулся. – Рассчитались же вроде.

– Я на всякий случай. Вдруг новое чего накапало.

Резаный поджал губы. На Муна поглядел серьезно и с грустью.

– Уходишь, – протянул он. – Да нет, я знал, что вы уйдете. И предлагать вам место в группе бесполезно.

– Конечно, – нагло разулыбался Мун. – Вы ж не группировка даже. Так, секта мелкого пошиба. Вот станете большими, как «Свобода», тогда поговорим.

Резаный поморщился.

– Не свисти. Если мы разрастемся и станем даже не группировкой, а сектой глобального масштаба, как «Монолит», все равно тебе предлагать к нам вступить бесполезно. Ладно, вещи вам вернули. Патронами поделюсь, харчей с собой соберу. У меня только одна просьба. Подождите до завтра.

– Зачем? – не понял Мун.

– Хочу вас кое с кем познакомить, – охотно отозвался Резаный. – Ну и выпить напоследок. А то за полтора месяца мы с тобой так ни разу и не вмазали.

И Резаный криво оскалился. Изуродованная шрамом улыбка вышла неприятной, но искренней.

2

Кое-кто, с которым их хотели познакомить, был высок и худощав. На лице его выделялись длинные огибающие рот усы. Не хохол, оценил Мунлайт, глядя на вновь прибывшего. Разве что под хохла косит. Первым, кто его заметил, если не считать тех парней, что стояли на часах и пропустили длинного усатого сталкера в деревню, оказался Егор.

В глазах мальчонки мелькнули узнавание, радость, и он бросился к длинному, широко раскинув руки и высоко закидывая ноги на бегу.

– Дядя Фрез, – крикнул мальчишка радостно.

Длинный проворно перекинул автомат за спину, подхватил паренька на руки, подкинул, покружил. Егор весело хохотал. А Мун заприметил, что Снейк наблюдает за этой сценой с ревностью.

Следующим, кто чуть ли не как Егор бросился на усатого сталкера, был сам Резаный. Обхлопав усатого по плечам и проорав что-то бодро-радостно-бессмысленное, он с серьезным видом подтащил длинного к Мунлайту со Снейком и устроил полное пафоса знакомство.

Имя Фрез показалось знакомым. Впрочем, седой быстро припомнил, когда и от кого слышал эту кликуху. Разоткровенничавшийся Рыжик, живописавший о сложных отношениях создателей группы Резаного, упоминал его на равных с самим главарем.

Глядя на обнималки, которые устроили Фрез с Резаным, представить себе, что они когда-либо ссорились, было невозможно. Над этой загадкой биться пришлось недолго. Все очень скоро встало на свои места.

Фрез оказался простым хорошим человеком. И обижаться на него не было никакой возможности. Не лепилась к нему обида. А молодняк Резаного так просто его боготворил. Даже Наталья, надувшаяся было на усатого за то, что тот подтянул к себе кастрюлю и принялся наворачивать прямо из нее, отошла довольно быстро.

Вечерело, темнело, холодало. Но столы под навесом были уставлены едой и бутылками. И люди за ними сидели во множестве. В тусклые желтые фонари, подвешенные над столом, билась жирная с шестью крыльями муха, не пожелавшая почему-то уйти в спячку.

Резаный не пожалел запасов. То ли чествовал старого усатого приятеля, то ли решил устроить бурное прощание с новыми друзьями, а может, совместил то и другое, но рекой лилось все, что горит.

Лидер группировки налегал на водку. Снейк с Фрезом нашли друг друга и принялись бодяжить водку с энергетиками, сообщив, что это лучший коктейль, а кто не с ними, тот ничего не понимает. Мунлайт тихо сидел, откинувшись на лавочке, и со смаком тянул из горла дешевое бутылочное пиво.

Галдела молодежь, смакуя любимые темы про Семецкого, Хозяев Зоны и Черного Сталкера. Смеялась над быстро набравшимся Рыжиком Наталья.

Много и задушевно говорил Фрез. Длинный, если, конечно, не врал, оказался не просто охотником за удачей. По ту сторону Периметра он был примерным семьянином и отцом четырех детей. Работать он начинал электриком, потом стал инженером-электриком. Потом директорствовал где-то по мелочи. А когда понял, что не хватает адреналина и средств на воспитание четверых киндер-сюрпризов, бросил все и отправился покорять Зону.

– Покорил? – ядовито скалясь, любопытствовал Мун.

– Не-а, но что хотел, имею.

Насчет четверых детей он, может, и заливал, а с электричеством, кажется, в самом деле успел поработать. Во всяком случае, бесконечные его байки крутились где-то возле щитка и высоковольтных линий.

– Летела над территорией электростанции ворона, – вещал усатый, священнодействуя со стаканами, энергетиком и водкой. – Видит, на земле блестит чего-то. Спикировала, подняла кусочек проволочки, схватила в клюв и взлетела… Змей, держи, пожалуйста… Летела, правда, не долго, зацепила проволочкой высоковольтную линию. Представляешь себе клюв?

– Ну? – кивнул Снейк, принимая стакан с убийственным коктейлем.

– Вот мы потом месяц ходили и угорали. Картина маслом: два кабеля, между ними проволочка, и на ней клюв. И все! Все остальное сгорело на фиг, а клюв остался. Начальство, правда, премиальных лишили за то, что территория не убирается, но было весело. Твое здоровье…

Стаканы сошлись разом. Глухо звякнуло.

Первым отвалился Рыжик. Хоть и был молод и крепок, а оказался не стоек. Затем по одному, а то и по двое стал отваливаться молодняк. Захмелел Фрез, чуть разрумянился Снейк. Что-то подсказывало Мунлайту, что оба уже крепко пьяны. Интеллигентно пожелал всем доброй ночи Айболит и ушел на боковую. Только Резаный сидел, как изваяние. Тихо улыбался чему-то невидимому, с завидным постоянством вливал в себя беленькую и не пьянел, казалось, застряв в легком охмелении.

Мунлайт зажмурился, чувствуя легкий налет чего-то, похожего на счастье. Мысли выдуло, ему было настолько наплевать на все, кроме того, что происходит здесь и сейчас, что можно было завидовать по-черному. Потому что здесь и сейчас было тупое пивное опьянение и что-то еще, что можно было охарактеризовать одним словом – хорошо.

Сбоку подсел кто-то. Стало тепло и мягко. Мунлайт открыл глаза и повернул голову. Наталья смотрела влажными глазами. Его личное незыблемое беспечное «хорошо» пошатнулось, добавляя проблем. Коса приобняла, мягко, ненавязчиво положила голову на плечо.

Мун почувствовал, что трезвеет и напрягается. Кто бы что ни говорил, а между женщиной и давалкой есть разница. Хотя для него сейчас этой разницы нет, потому что с давалками связываться противно, а на женщин нет сил и времени.

– А еще был случай, – язык Фреза начал наконец заплетаться. – Стажер один пришел. Ну, его в напарники к матерому такому старикану и отправили. Ходили они везде вместе месяц, а может, больше. Старик-наставник передавал парнишке знания и навыки. Зверь был, а не электрик. Только на технику безопасности клал с прибором. По технике безопасности резиновый коврик полагается стелить, так наставник этот коврик игнорировал. Лезет в щиток, а сам только на одну ногу встанет и стоит, как цапля…

Голос Фреза постепенно сходил на нет, пока совсем не замер. Усатый клюнул носом в кастрюлю, что все еще стояла перед ним на столе.

– А дальше чего? – вырвал Фреза из дремотного состояния Мун.

– А? Дальше как-то паренек сам работать начал. Какое-то время отпахал, только технику безопасности тоже в игнор отправил. На одну ногу вставал только, как его гуру, пока не тряхнуло.

Фрез снова клюнул носом в кастрюльку, но на этот раз встрепенулся без посторонней помощи.

– Да! Так вот долбануло его. Приводят парня в чувства, говорят: «Какого фига ты, чудак, коврик не раскатал?». Тот наставника-то и вспомнил.

Усатому стало смешно, он фыркнул сам себе и добавил:

– Вот тогда ему, дураку, и разъяснили. У старика, который его наставлял, ноги не было. Протез. Коврик расстилать долго. Так он на протез вставал, и все.

Резаный вежливо рассмеялся и встал из-за стола. Задумчивая улыбка и окаменелость черт на лице ничуть не изменились.

– Ладно, мужики, – сообщил он. – Я спать. Если завтра не увидимся, то давайте. Рад был вам.

Мун махнул мужику со шрамом рукой. Снейк кивнул по-доброму, аж глаза заблестели. Набрался. Резаный развернулся и пошел твердым шагом настолько прямо, словно между ним и входом в его дом натянули трос и главаря группировки туда медленно, но верно подтягивают.

«И этот набрался», – вяло подумал Мунлайт. Сбоку прильнула Наталья. Захотелось выматериться. Что он может ей дать? Что у них может получиться? Да ничего. А просто так тащить первую встречную девку в койку… Зачем? Ему же не шестнадцать лет, да и она не выпускница, которой надо обязательно окончить выпускной бал в чьей-то постели.

– Слышь, Фрез, – спросил он, только бы что-то спросить. – А тебя самого-то током било?

– А кого не било? – удивился Фрез. – Тем более с моей первой профессией. Меня столько раз било…

Его рука инстинктивно вертела и поднимала скопившиеся во множестве банки и бутылки, но ни водки, ни энергетика больше не было.

– У-у-у-у, – разочарованно протянул усатый, не то жалуясь на несправедливую жизнь, в которой все выпито, не то характеризуя количество и качество электрических разрядов, которые принял на себя его организм.

Снейк тоже начинал подремывать. А кроме них троих и Натальи, под навесом никого не осталось. И это не радовало.

– Меня теперь «электры» не берут, – пробормотал Фрез, норовя снова уткнуться мордой в кастрюлю.

– Свистишь, – искренне заинтересовался Мунлайт.

– Гадом буду, – кивнул Фрез. – Не берут. Вообще электричества не чувствую. Хочешь, сейчас лампочку выкручу и палец в патрон суну?

Фрез, покачиваясь, поднялся. Снейк встрепенулся, готовый усадить собутыльника на место. Мун тоже поспешил поверить на слово. Черт его знает, может, и вправду «Электры» не берут. А вдруг как дурака по пьяни валяет? Лучше без экспериментов. От греха подальше.

– Давай лучше выпьем, – предложил седой. И тут же пожалел, потому как пиво, которого влил в себя немерено, кончилось.

– Так водки нет, – буркнул Снейк.

Фрез состряпал хитрую мину и многозначительно поднял палец вверх. Потом занырнул куда-то под стол, но на этот раз мимо кастрюли. Зашуршали застежки рюкзака, а через несколько секунд усатый снова возник над столешницей, довольный собой, с бутылкой чего-то мутного в руках.

– Это что? – подозрительно уставился на бутылку Мунлайт. – Водка?

– Сам ты водка, – беззлобно отмахнулся Фрез. – Это горькая настойка. «Палевка» называется.

– То есть это паленая водка? – ухмыльнулся Мунлайт. – Или ее на полевых мышах настаивают?

– На чем ее настаивают, одному изобретателю этого божественного напитка ведомо. А «палевка» потому, что фамилия человека, который ее придумал, – Палий.

Мун скривился. Под своими фамилиями в Зоне редко кто светится. Разве что этот Палий и впрямь светило местной алкогольной промышленности.

Фрез свернул бутыли голову и плеснул в три стакана на два пальца. Настойка легла мягко и уютно устроилась в желудке. Видимо, ее создатель и в самом деле был не дурак по части изобретательности.

– Ну как? – полюбопытствовал Фрез.

– Ничего себе, – признал седой.

– Ага! Тот изобретатель в одном барчике работает у кордона. Такие чудеса творит. У него еще фирменный коктейль есть, «Мини-сталкер», рубит наповал.

Мун представил себе ингредиенты для коктейля с подобным названием и даже шутить не стал.

Они выпили еще раз. От «палевки», положенной поверх пива, стало срубать, как, должно быть, вырубает от того хваленого коктейля. Перед глазами все поплыло. Он почувствовал, что сам становится мягким и податливым, а Наталья под боком держит его, словно стержень, не дает растечься по лавке. Муну захотелось ее поблагодарить, но язык перестал ворочаться, превратившись в аморфную массу. Фрез же со Снейком, напротив, взбодрились.

– «Электры» это фигня, – бубнил сквозь плывущий пейзаж голос Фреза. – Я однажды бюрера с одним ножом в руках завалил.

– Фигня, – отмахнулся Снейк. – Его с автоматом хрен завалишь. Они оружие силой мысли тягают только в путь. Не успеешь моргнуть, как твое же оружие против тебя же…

– Так в том-то и дело, что я без оружия. Вплотную подошел и ножом его. – Фрез провел ребром ладони по горлу.

– Хочешь сказать, – воодушевился Снейк, – этих карликов можно голыми руками? Жаль, тут бюреров нет поблизости, а то бы проверили.

– Придурки, – выдавил Мунлайт.

– А бюрер тут есть, – вдруг поведал усатый. – Сам видел. У него тут берлога неподалеку.

– Предлагаешь поохотиться? – раздухарился бородатый. – А пошли!

– А пошли, – резво подскочил с лавочки Фрез, будто еще четверть часа назад не пытался заснуть в обнимку с кастрюлей.

Охотиться без причины даже на людей грешно, хоть этих и стоило поотстреливать. А не на людей и вовсе не стоит. Все это Мунлайт подумал, но сказать не смог. «Палевка» сама ли, или поверх немереного количества пива давала странный эффект. Голова вроде была чистой, а тело отказывалось слушаться напрочь.

– Ты с нами? – подмигнул Мунлайту Фрез.

Мун мотнул головой. Хотелось отговорить пьяных идиотов от дурной затеи, но как это делается, седой забыл напрочь. Ну и хрен с ними. Пусть зарежут этого несчастного карлика.

Фрез со Снейком еще обсуждали что-то, потом ушли. Мунлайт почувствовал, что держаться больше незачем и поплыл вниз по скамейке. Поплыли огни фонарей, желтыми блямбами светящих над столами. Поплыла крыша навеса. Потом в поле зрения вплыло лицо. Милое, приятное женское лицо, с которым нечего и незачем.

– Ну, зачем же ты так? – мягко произнесла Наталья. Мун растянул губы в коронной ухмылке и отключился.

Пробуждение было резким. Его просто выдернули из сна, который он тут же забыл, и втиснули в реальность, которая сильно разнилась с тем, что он помнил по вчерашнему вечеру.

Вместо навеса над головой была изувеченная крыша приютившей их избенки. Мунлайт лежал на спине, рядом, опустив голову к нему на грудь, посапывала Наталья. Рука рефлекторно метнулась к штанам, нащупала и брюки, и портупею на месте. И Мун с облегчением понял, что вчера не нашалил с перепою.

Облегчение от осознания того, что сохранил вчера девичью честь и человеческое достоинство, тут же сменилось новым приступом паники. Над ним стоял Снейк с виноватой рожей, добрыми печальными глазами и окровавленным ножом в руке.

Мунлайт содрогнулся и проснулся окончательно.

– Ты чего здесь? – спросил он шепотом, выскальзывая из-под спящей Косы.

– Ты помнишь, чего вчера было? – так же тихо спросил Снейк.

– Вы пошли на бюрера охотиться, – припомнил седой.

Бородатый сделался печальным, как шагающий в газовую камеру еврей, всандалил окровавленный нож в тумбочку и завалился на свою койку.

– А я так надеялся, что мне это приснилось.

Мунлайт встал и размялся. Ожидаемого похмелья не было. Зато у Снейка, кажется, присутствовали все симптомы абстинентного синдрома.

– Голова болит, – тихо, как сентябрьский листопад, прошелестел бородатый и прикрыл полные смертной муки глаза.

Седой поприседал, разминая мышцы и ожидая запоздалого прихода похмелья, но того не было.

– Проснулся на лавке, – продолжал, будто говорил сам с собой, Змей. – В руке нож. Думал, приснилось. А выходит, правда. Слышь, порождение хаоса, кого мы вчера зарезали, а?

Мун фыркнул.

– У Фреза спроси.

Снейк открыл глаза и поглядел на Мунлайта страдальчески.

– Он ушел. Разбудил, попрощался и ушел. Бодрый, как и не пил. А я пока сообразил чего к чему, уж и спрашивать не у кого было.

– Ты хоть что-то помнишь? – спросил Мун. Бородатый кивнул и тут же поморщился. Верно говорят: чем лучше с вечера, тем хуже с утра.

– Мы пошли. С километр протопали. Может, метров восемьсот. Там нора. Спустились вниз, а… А дальше, хоть убей, не помню.

Снейк снова закрыл глаза.

– Нет, если мы бюрера зарезали, так хрен с ним, но… а вдруг не бюрера?

– Охотнички хреновы, – ухмыльнулся Мун, подхватывая автомат. – Где вы эту нору нашли?

Снейк приподнялся на койке, лицо его сделало безуспешную попытку сосредоточиться. Видимо, пытался определиться с направлениями.

– Там, – махнул рукой в стену. Мун кивнул и пошел к выходу.

– Ты куда? – окликнул громкий шепот.

– Пройдусь. От тебя все равно никакого толка. Может, найду ту нору и посмотрю, чего вы учудили.

Снейк бессильно повалился на спину.

– Часа через полтора-два вернусь, – предупредил Мун от дверей. – Чтобы был готов. Мы уходим. Хватит. Засиделись.

Снаружи было свежо. Он только теперь почуял, в каком перегаре проспал всю ночь. Мунлайт глубоко вдохнул, перехватил автомат поудобнее и пошел в указанном направлении, бодро насвистывая «Moonlight and vodka».

Нору он и в самом деле обнаружил. Скорее даже не нору, а землянку. Только, как показали дальнейшие события, резню два пьяных балбеса устроили не в этой норе.

3

«Сообщение доставлено».

Карташов удовлетворился сервисным уведомлением и поспешно выключил наладонник. Первые дни после смерти Киряя он держал ПДА во включенном состоянии практически все время. Потом, после той неприятной истории, задумался и сообразил, что наладонник лучше выключать от греха подальше.

А вышло так, что к нему в Киряеву берлогу заглянул мужик с автоматом. Причем присутствие незнакомца поблизости старлей проморгал, а вот незваный гость прекрасно знал, что его ждет внутри. Потому от входа дал пару коротких очередей. В одном только облажался – стрелял он в темноте по тому, что видел. А различить от входа, не включая свет, можно было только матрас Киряя, на который Сергей перекладываться не стал.

Матрас принял на себя огонь с тихим чавканьем и треском ящиков, что составляли основу лежанки. Карташов, лежавший поверх спальника, перекатился в сторону и подхватил автомат.

И тут противник сделал вторую глупость – нашарил выключатель и врубил свет. Сообразить, что его убило, он не успел. Сергей, с перепугу хвативший хорошую дозу адреналина, вдавил палец в спусковой крючок до белизны и отпустил лишь тогда, когда труп незваного гостя уже скатывался вниз по лестнице.

Когда же старлей принялся обшаривать карманы покойника, то первое, что нашел, – ПДА, на котором четко было видно местоположение его собственного наладонника.

– Демаскировка, – проговорил под нос Сергей и, прежде чем отправиться с трупом и лопаткой на свежий воздух, выключил обе машинки.

Манера разговаривать с самим собой возникла чуть раньше. А от той встречи Карташов приобрел нужную привычку не включать ПДА без крайней надобности. Привычки росли с той же частотой, что и холмики на импровизированном кладбище. Работая лопатой, Сергей думал о том, что следующей может стать его могилка. Такой расклад старлея не устраивал, и он делал выводы из произошедшего. Быть может, поспешные и не всегда правильные, но способные избавить от некоторых неприятностей.

Впрочем, третий труп никакого опыта толком не дал. Труп этот образовался еще пару недель спустя, когда уставший от яичной лапши Сергей решился попробовать немаркированные Киряевские консервы.

Неведомый продукт странного вкуса напоминал по консистенции паштет и пошел на ура. Не сильно задумываясь о том, что в себя пихает, Карташов наелся от пуза. Вскоре это пузо напомнило о своем существовании.

Жрал ли Киряй кода-то эти консервы, что в них было и как воспринимал это что-то проспиртованный Киряев желудок, так навсегда и осталось для Карташова загадкой. Но что бывает с неподготовленным человеком от таких гастрономических экспериментов, он запомнил навсегда.

Неведомый продукт из жестянок выходил из организма бурно со всех возможных сторон. Старлей притомился бегать вверх-вниз. На улице стемнело. Дождь поливал как из ведра, перемежался со снегом. Ветер пробирал до костей, но заставить себя гадить там, где живет, Сергей не мог.

Буря на улице усилилась, а буря внутри почти улеглась. Карташов сидел под кустом со спущенными штанами, держа на коленях автомат и размышляя о том, где и как сушить промокшую насквозь одежду. От этих размышлений его отвлек мелькнувший невдалеке силуэт.

Старлей перехватил автомат, в первый момент надеясь, что примерещилось. Но силуэт возник снова и гораздо ближе. В тусклом свете едва пробивающейся сквозь тучи луны Сергей увидел немногое. Но увиденного хватило, чтобы кишка дала слабину, благо штаны были спущены.

В первый момент показалось, что на него идет человек, пригибающийся от дождя. Потом он увидел болтающийся хоботок противогаза, и ему стало жутко до судороги.

«Снорк», – пронеслось в голове. Вернее, это был первый образ, первое слово вышло столь же односложным, но менее цензурным.

И не дожидаясь дальнейшего развития событий, Карташов принялся расстреливать дождливую ночь. Он так и стрелял, сидя на корточках со спущенными штанами. Кажется, что-то орал со страху.

Фигура с хоботком нервно дернулась в сторону, потом споткнулась, надломилась и упала противогазом в жидкую грязь. Как он подтирался и подтирался ли вообще, Сергей не помнил. Штаны натягивал уже на ходу. В землянку нырнул, словно бросился во врата рая. А когда врата эти захлопнулись за спиной, подпер с большей, чем обычно, тщательностью и трясся до утра, боясь заснуть. В редкие моменты, когда проваливался в забытье, начинала сниться какая-то жуть, от которой снова просыпался с содроганием.

На свежий воздух старлей решился вылезти только утром, когда часы показывали начало десятого и снаружи должно было быть уже светло. Мертвый снорк лежал все там же. Карташов огляделся, нет ли какой засады, не караулят ли его собратья покойного. Все было тихо. Тогда Сергей рискнул подойти поближе.

Мертвяк оглоушил, как канделябр преферансиста, пойманного на перезакладе. То, что он был мертв, сомнений не вызывало. Вот только это оказался не снорк. Противогаз на человеке и вправду был, только болтался он на шее. А из-под съехавшего на сторону капюшона на Сергея смотрело молодое лицо с жидкими усиками и глазами болотного цвета.

Лицо это было Карташову знакомо. Парня звали Олегом Горелкиным. Он прибыл на кордон с последней партией новичков и числился без вести пропавшим. А вот выходит, не пропал рядовой Горелкин, а в сталкеры дезертировал.

Оттащив труп в сторону, Сергей снова взялся за лопату. Ночью приморозило, суглинок, размоченный вечерним дождем, подмерз. Карташов потел и матерился. Лопатка вгрызалась в землю. А в голове сидел один лишь вопрос: «Что же такое заставляет человека забывать о своем долге, о службе, о жизни, бросать все и уходить за Периметр, ставя себя вне закона и обрекая на полубомжеватое существование?».

Ответа для себя старлей так и не придумал, зато окончательно сложилось впечатление о Зоне отчуждения со всей ее сомнительной романтикой. Если бы кто-то спросил сейчас Карташова о его отношении к ней, он бы честно сказал, что ненавидит Зону.

Расширив свое «кладбище» на еще один участок, Сергей спустился вниз и крепко задумался. Покойники его особенно не трогали. На мертвяков он насмотрелся еще до того, как попал на кордон, так уж сложилось. Потому здесь его трупы шокировали не сильно. Да и с каждым вновь приобретенным покойником восприятие притуплялось. Зато росло чувство опасности. И если в первые дни старлею было здесь не по себе, то сейчас ему стало откровенно страшно, в чем он не боялся признаться. Себе признаваться не зазорно, а больше все равно никого не было.

Жратва, притащенная с собой, давно кончилась. Консервы он есть больше не рискнул и полностью перешел на воду и просроченную лапшу. С оружием тоже было паршиво. Свои патроны практически кончились, трофейное оружие не радовало ни своими характеристиками, ни состоянием, ни наличием внятного боеприпаса. Сергей перетряхнул Киряевы запасы и пришел к выводу, что самый оптимальный вариант – перейти на допотопную хозяйскую трехлинейку. С ней он и принялся обходить окрестности.

Первое, на что он наткнулся, была сгнившая и посеревшая от дождя и времени деревушка. Она расположилась меньше чем в километре от Киряева логова.

Сразу подходить к домам Сергей не рискнул. Он устроился в отдалении и принялся наблюдать. Долго и терпеливо.

Сперва казалось, что деревушка мертва. Карташов хотел было уже возвращаться, когда увидел движение и услышал голоса. И задержался почти дотемна.

За деревенькой он наблюдал еще несколько дней. Люди, которых видел и слышал, были не случайны и, по всей вероятности, жили тут постоянно. Если верить наладоннику, то где-то в тех краях должно было находиться расположение «Свободы». Но тут концы с концами не сходились. По прикидкам Карташова, в деревушке было не меньше полутора и не более трех десятков человек.

На третий день, изучая местный быт, Карташов узрел такое, после чего всякое желание соваться в деревню отпало намертво. Было что-то около одиннадцати часов дня, когда он заприметил эту фигуру. Увидь он ее в сумерках, решил бы, что привиделось. Но в разгаре дня… Да еще и день, как назло, выдался ясным.

Фигура была мужской. Она двигалась абсолютно беззвучно по окраине деревеньки. И просвечивала насквозь, как облако дыма! Старлей потер глаза, чувствуя, что начинает сходить с ума, надеясь на то, что видение примерещилось, но не помогло. Бесплотный мужик был так же реален и так же ненормален с точки зрения здравого смысла, как и все здесь.

Призрак – а как его еще назвать? – продефилировал мимо и свернул в кусты. Карташова он, кажется, не заметил. Зато старлей разглядел его во всех подробностях до мельчайшей черты лица.

В засаде Сергей просидел еще с четверть часа, боясь выскочить и нарваться на призрак. Наконец взял себя в руки и вернулся в землянку, поставив на деревне жирный крест. Мыслей о том, где искать проводника и как возвращаться, становилось все меньше.

Новый день не принес облегчения. В выбранном направлении он уперся в стену такого дикого тумана, что поспешил назад, даже не рискнув зайти туда.

– Сайлент-Хилл какой-то, – бурчал Карташов, припоминая ужастики, смотренные еще в том возрасте, когда картонные монстры на экране вызывают страх.

Сейчас все, что происходило, происходило не в телевизоре, а с ним. Здесь и сейчас. И от этой реальности не просто пробирал натуральный страх, а паника подступала.

Сергей боялся уже, кажется, собственной тени, с опаской относился к каждому шороху, от чего злился и ненавидел этот кусок земли, огороженный кордонами, еще больше. Ходить так, как это делал Киряй, у него не получалось. На каждое движение у Карташова уходило куда больше сил, нервов и времени. Он научился взвешивать каждый чих.

Последней мыслью было попытаться добраться до базы «Долга». Там хоть и такие же сталкеры, но вроде из бывших военных. Может, хоть эти сперва поговорят, а потом стрелять начнут?

Он выбрал направление, сверился с ПДА и пошел. Но далеко уйти не получилось. Активные датчики радиации и аномалий очень скоро принялись перекрикивать друг друга, давая старлею понять, что шаг вправо, шаг влево – и адью! Привет вам, Аллах с Иеговой, как будете делить Серегу Карташова?

В который раз вернувшись в Киряеву землянку, старлей вытянулся на спальнике и вперился в потолок. Выйти отсюда самостоятельно казалось теперь непосильной задачей. То есть это было, конечно, возможно, но, зная собственную степень подготовки к хождению по Зоне отчуждения, Карташов надежд на удачный выход к кордону не питал. Соваться в места скопления сталкеров, памятуя о прошлом опыте общения с бродягами, ему тоже не улыбалось.

Оставалось блуждать, не отходя далеко от своей берлоги, и ждать, когда мимо пройдет какой-нибудь местный отморозок. Один – не пятеро, авось смогут договориться.

Но то ли удача повернулась к старшему лейтенанту филейной частью, то ли землянка Киряя находилась на краю света, а только мимо больше никто не ходил.

Шли недели. Сергей тосковал, слал начальству короткие сообщения с отчетами, страдающими избытком формализма, и принимал обратно недовольные ответы. Сперва от капитана, а в последние дни уже и лично от Хворостина.

Ситуация становилась патовой. Стреляться, чтобы сберечь честь офицера, мог бы капитан Андрюша. Сергей же себя слишком любил для этого. По этой же причине его не вдохновляла идея героического прорыва до той же базы «Долга». Смысл? Реально оценивая свои силы, он понимал, что просто не дойдет. А героически сдохнуть… Нет, это была не его судьба. Но и оставаться здесь вечно он не мог.

В момент, когда отчаяние уже схватило за горло, кто-то там наверху решил-таки сжалиться над старшим лейтенантом и послал ему капельку удачи. Только Карташов о том ещё не догадывался. Он сунул в карман выключенный ПДА, подхватил «мосинку» и покинул свое временное пристанище.

Временное! Не зря говорят, нет ничего более постоянного, чем временное. Если бы кто-то рассказал ему месяц назад о том, что он застрянет в Зоне дольше, чем на несколько дней, Сергей посмеялся бы.