Текст книги "Общая психопрофилактика и психогигиена творческого труда"

2.3. Психологическая концепция системы отношений личности

В процессе органического развития идет непрерывное создание новых форм и проявлений жизни: от амебы до человека, от человека первобытного к человеку разумному, от зачатков до высокого взлета разума. Академик французской академии наук, основоположник современной физиологии Клод Бернар говорил: «Если бы мне пришлось определить жизнь одним словом, то я сказал бы, что жизнь есть творчество» (цит. по: Вогралик, 1996, с. 5).

Хотя Клод Бернар отказался от более полного определения жизни, он сформулировал признаки живых существ:

1) организация;

2) воспроизведение;

3) питание;

4) развитие;

5) старость, болезнь и смерть.

Как известно, удачная попытка определения понятия «жизнь» принадлежит одному из выдающихся мыслителей XIX в. Фридриху Энгельсу. На основании накопившегося к тому времени материала он в своих книгах «Анти-Дюринг» и «Диалектика природы» дал следующее определение жизни: «Жизнь – это форма существования белковых тел, существенным моментом которой является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой и которая прекращается вместе с прекращением этого обмена веществ, ведя за собой разложение белка» (Энгельс, 1934, с. 29).

Это классическое определение жизни до сих пор остается исходным для многочисленных последующих формулировок (А.И. Опарин, В.А. Энгельгард, А.И. Колмогоров и др.).

Общая эволюция материи, завершающаяся возникновением человека, подразделяется на три периода:

1. Период абиогенной эволюции. Это медленно протекающий процесс, начавшийся неизвестно когда и продолжающийся до сих пор.

2. Период биогенной эволюции. Это значительно убыстряющийся период живой природы, подвергающейся активным изменениям.

3. Период социальной эволюции. Это наиболее быстро протекающий период эволюции человека с его развивающейся рассудочной деятельностью.

Здесь уместно вспомнить, что говорил Людвиг Фейербах: не плоть, а дух делает человека человеком.

Конкретное содержание смысла жизни каждого человека определяется его личностными особенностями.

Эразм Роттердамский в книге «Оружие христианского воина» четко сформулировал представление о личности человека как объединении трех составляющих: плоть, дух и душа.

Выдающийся театральный режиссер В. Э. Мейерхольд говорил: «Глядя на пропасть, один человек думает о смерти, а другой о том, как построить мост». Он считал, что этот выбор зависит от психологических особенностей личности.

З. Фрейд утверждал, что жизнь является бессознательным проявлением страха человека перед смертью. Он писал: «Первобытный человек по-особому относится к смерти. Это понятие было далеко не суеверным, но даже противоречивым. С одной стороны, он воспринимал смерть всерьез, рассматривая ее как завершение жизни, и соответственно относился к ней. С другой стороны, он отрицал смерть, не ставил ее ни во что. Это противоречие образовалось из того, что он наблюдал смерть другого, чужого человека или врага, а в своей собственной смерти видел случайные совпадения. Против смерти другого первобытный человек не имел возражения.

Ведь это означало уничтожение известного создания, и первобытный человек не испытывал никаких угрызений совести. На этот счет он должен был действовать как воинствующее существо, более жестокое, чем иные животные. Он любил убивать, и убивать было в порядке вещей» (Фрейд, 1995, с. 24).

Это было первым типом отношения к смерти, которое можно назвать первобытной формой отношения. Однако, первая классификация отношений категорий объектов действительности в реальной жизни еще не была создана. Описанная в 1912 г. философом С.Л. Франком и психологом А.Ф. Лазурским первая концепция систем отношений содержала 15 видов отношений:

I. Отношение к вещам.

II. Отношение к природе и животным.

III. Общее отношение к отдельным людям.

IV. Половая любовь.

V. Общее отношение к социальной группе.

VI. Отношение к семье.

VII. Отношение к государству.

VIII. Отношение к труду.

IX. Отношение к материальному обеспечению и собственности.

X. Отношение к внешним нормам жизни.

XI. Отношение к нравственности.

ХII. Отношение к миросозерцанию и религии.

ХIII. Отношение к знанию и науке.

XIV. Отношение к искусству.

XV. Отношение к себе самому.

(Лазурский, Франк, 1912, с. 1–2).

Согласно принципу полноты описания, указанные авторы приводят все возможные категории объектов отношения, но при этом из поля их зрения совершенно выпадает отношение к смерти. Лишь только после публикации работ на эту тему Фрейда, а также последующих достижений медицины и психологии появились категории отношения к болезням, разрабатываемые В. Н. Мясищевым и его учениками.

В первой отечественной монографии по групповой психотерапии А.Л. Гройсман предлагает классификацию отношений к тяжелым соматическим болезням, в том числе и к смертельным. В монографии «Коллективная психотерапия» (Гройсман, 1969, с. 212) он приводит следующие варианты отношения:

1. Депрессивно-тоскливое.

2. Инфантильное с элементами психологической защиты по типу «вытеснения».

3. Примирительное отношение, проявляющееся отказом от лечебных предписаний и надеждой только на Бога. «Больные глухи к словам врача, надеются только на Бога и авось природы и идут своей дорогой» (Гройсман, 1969, с. 35).

4. Экономический тип, когда тяжелобольной заботится об экономическом положении семьи и о средствах, собираемых на похороны. Если процент распространенности экономического типа раньше был невысок, то сегодня он преобладает в силу пониженного жизненного уровня населения России.

5. Протестующе-агрессивное отношение к смерти. По мнению Фрейда, неосознанное чувство вины может быть причиной агрессивного поведения. Так Фрейд пишет: «Неосознанное чувство вины, знакомое человеку с доисторических времен, во многих религиях было сжато изложено в учениях о первородном грехе. Это, наверное, был результат вины первобытных людей в многочисленных убийствах. В моей книге «Тотем и Табу» (1913) я, следуя путеводным нитям У. Робертсона, Смита, Аткинсона и Ч. Дарвина, попытался высказать предположение о природе этой первоначальной вины, и я думаю, что даже современная христианская доктрина дает нам возможность сделать выводы по данному вопросу. Если Сын Божий должен был принести свою жизнь в жертву, чтобы избавить человечество от первородного греха, тогда по закону возмездия, т. е. расплаты той же монетой, этот грех, должно быть, был убийством, умерщвлением. Ничто более не могло требовать такую жертву, как жизнь во искупление. И если первородный грех был преступлением человечества, должно быть отцеубийство – убийство старейшины первобытной человеческой орды, чей образ был позже преобразован в божество» (Фрейд, 1995, с. 24).

Что касается детско-инфантильного отношения к смерти, то можно вновь процитировать Фрейда: «Что касается смерти другого, то цивилизованный человек будет старательно избегать упоминания о возможности таковой в присутствии того, кому она угрожает. Только дети игнорируют это ограничение. Не смущаясь, они пугают друг друга возможной смертью, даже заходят так далеко, что говорят об этом с тем, кого они любят. Как, например: «Дорогая мама, будет очень жаль, если ты умрешь, но тогда я буду делать то-то». Взрослый цивилизованный человек едва ли может думать о смерти другого человека и при этом не казаться себе злым и жестоким, если, конечно, он не врач или юрист, или представитель другой профессии, имеющей отношение к смерти…

Мы привыкли подчеркивать случайные причины смерти: несчастный случай, заболевание, инфекция, преклонный возраст. Таким образом, мы выдаем свои намерения смягчить значение смерти как необходимости до значения ее как трагической случайности. Множество одновременных смертей представляется нам чрезвычайно ужасным. К мертвому у нас вырабатывается определенное отношение, похожее на восхищение человеком, выполнившим очень трудную задачу. Мы воздерживаемся от критики, не замечаем возможных промахов покойного, приказываем себе: «О мертвых только хорошее». И считаем это оправданным для изложения в надгробной речи и надмогильном камне, как то единственное, что наиболее благоприятно для его посмертной славы. Внимание к мертвым, которые более не нуждаются в нем, нам дороже, чем правда, и для большинства из нас дороже, чем внимание к живым» (Фрейд, 1995, с. 29).

6. Шестой тип отношения к смерти А.Л. Гройсман (1969) называет апатоабулическим с ощущением безнадежности. Здесь мы вновь процитируем З. Фрейда: «Кульминационный пункт общепринятого среди цивилизованных людей отношения к смерти виден в нашем полном упадке духа, когда смерть постигает одного из наших близких: родителя, супруга, брата или сестру, ребенка, близкого друга. Наши надежды, гордость, счастье ложатся в могилу вместе с ними. Мы не успокоимся и никогда не восполним утрату. Тогда мы ведем себя так, как будто мы принадлежим к племени ахха, люди которого должны тоже умереть, если умер тот, кого они любили» (Фрейд, 1995, с. 23).

7. Седьмой тип отношения к смерти – конструктивный. Он связан с поисками компенсации, по выражению Фрейда, за обнищание жизни в мире художественной литературы и театрального искусства: «Мы все еще находим людей, которые знают, как умирать, более того, которые даже могут убить кого-нибудь другого. Только там мы также можем найти условия, которые дают нам возможность примириться со смертью, а именно при всех превратностях судьбы мы тем не менее полностью сохраняем свое существование» (Фрейд, 1995, с. 23).

Как известно, искусство обладает катарсической креативностью, а художественное творчество, по функциональной теории искусств (Марков, 1970) способствует психологической компенсаторике и уравновешиванию психических состояний.

З. Фрейд пишет: «В царстве художественной литературы мы открываем множество жизней, которых мы жаждем. Мы умираем в самом герое, затем переживаем его и готовы умереть со следующим героем так же безопасно» (Фрейд, 1995, с. 23).

В растительном и животном мире специфический порядок для определенного организма не выходит за биологические рамки, т. е. сам факт жизни состоит в наблюдении двух его основных законов: сохранении собственной жизни и жизни вида. В человеческом обществе порядок становится самоцелью, человек не умещается в законах сохранения собственной жизни и жизни вида. Он хочет свой порядок перенести в окружение, оставить свой след потомкам и не умереть полностью (как у Пушкина: «Нет, весь я не умру – душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит»).

Каждое усилие, вложенное в совокупную деятельность людей, составляет вклад в общечеловеческий свод информации, создающий культуру. В противоположность растительному и животному миру человек способен не только к биологическому, но и к культурному наследованию. Подчиняясь закону сохранения жизни вида, каждый живой организм в определенной степени избавляется от смерти, поскольку жизнь переносится в следующие поколения – генетический план по-своему бессмертен.

Подчиняясь культурному наследованию и внося в него свою лепту, человек двойным путем обеспечивает себе бессмертие: своей генетической субстанцией и бессмертием создаваемой им культуры.

Оптимизации человеческой жизни в ее свободном творческом труде способствует высокая нравственность и альтруизм. Рецепт бессмертия дан в стихотворении Б. Л. Пастернака:

 
Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, Чтобы в конце концов
Привлечь к себе Любовь пространства,
Услышать будущего зов.
 

Литература к главе 2

Басин Е.Я. К вопросу о взаимоотношениях искусствознания и психологии художественного творчества // Методология современного искусствознания. – М., 1983. С. 9–36.

Бессознательное: Природа. Функции. Методы исследования. – Тбилиси: Мецниереба, 1978. Т. 3; 1985. Т. 4.

Вундт З.Фантазия как основа искусств. – М.,1912. 121с.

Вогралик В.Г. О сущности, смысле и цели жизни. – Нижний Новгород: Изд-во Нижегородский гуманитарный центр, 1996.

Гройсман А.Л. Коллективная психотерапия. – М.: Изд-во Медицина,1969. 212 с.

Гройсман А.Л. Хрестоматия по психологии художественного творчества. – М.: Магистр, 1998. 200 с.

Долидзе Л.И. О специфике проявления национального в музыкальном творчестве Стравинского в свете общей теории сознательного и бессознательного психического // Бессознательное. – Тбилиси: Мецниереба, 1985. Т. 2.

Краткий психологический словарь / Сост. Л.А. Карпенко. Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. – М.: Политиздат, 1985. 431 с.

Лазурский А.Ф.,Франк С.Л. Классификация отношений. – М., 1912.

Марков М.Е. Искусство как процесс. – М.: Искусство, 1970.

Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. – М.-Л., 1965.

Слитинская Л.И. Бессознательное психическое и творческий процесс // Хрестоматия по психологии художественного творчества. – М.:Магистр, 1998. С. 115–125.

Слитинская Л.И. Бессознательное психическое и творческий процесс //Бессознательное. – Тбилиси: Мецниереба, 1985. С. 315.

Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. – М.,1966.

Фрейд З. Поэт и фантазия // Психотерапия. 1911. № 4–5.

Фрейд З. Толкование сновидений. – М., 1913. 312 с.

Фрейд З. Основные психологические теории в психоанализе. – М., 1923. С. 42, 170.

Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я». – М., 1925. 223 с.

Фрейд З. Размышление о войне и смерти // Архетип. – М.: Гуманитарий. 1995. № 2. С. 23–24.

Хрестоматия по психологии художественного творчества. – М., Магистр, 1998. С. 115–125.

Энгельс Ф. Диалектика природы. – М., 1934.

Глава 3
Общие сведения по психопрофилактике и половозрастной психогигиене

3.1. Понятие о психогигиене и психопрофилактике

Нельзя представить себе проблему сохранения и укрепления психического здоровья, или психогигиену, без предупреждения психических заболеваний, или психопрофилактики. Нельзя предупредить возникновение психических заболеваний, в то же время не сохраняя и не укрепляя психическое здоровье. Не следует также искусственно противопоставлять психогигиену так называемым, по терминологии ВОЗ, вторичной и третичной психопрофилактике – предупреждению развития начальных форм психических заболеваний и их рецедивов при ремитирующем течении. Психогигиена в практических целях должна быть объединена и с этими формами психопрофилактики.

Психогигиена — отрасль гигиены, изучающая условия жизни, влияющие на психическое здоровье человека и разрабатывающая мероприятия по сохранению и укреплению психического здоровья, предупреждению возникновения и развития психических заболеваний.

По мнению Л. Л. Рохлина, хотя понятия «психогигиена» и «психопрофилактика» полностью не покрывают друг друга, они настолько тесно связаны между собой, особенно в практическом отношении, что их разграничивать можно только условно. В отношении так называемой абсолютной первичной профилактики – предупреждения возникновения заболеваний – принята единая система понятий психогигиены и психопрофилактики.

Возникшая на стыке гигиены и психиатрии психогигиена должна сочетать в неразрывном единстве как гигиеническую, так и психиатрическую компетенцию. В отношении гигиенических дисциплин (общая и социальная гигиена) ее специфика определяется использованием достижений психиатрической науки и практики в изучении этиологии и патогенеза психических заболеваний. В отношении же психиатрии она, по существу, является ее профилактическим разделом и должна осуществлять приложение гигиенических методов к проблеме психического здоровья.

Успешное развитие психогигиены возможно только при наличии самого тесного неразрывного единства медицинской психологии с клинической практикой. Установление такого единства не устраняет, но, напротив, предполагает специфичность подхода, наличие различных объектов действий, разных задач и методов работы психогигиены и психиатрической клиники: психогигиена имеет своей целью изучение общих и социальных закономерностей сохранения и укрепления психического здоровья, а также предупреждение возникновения и развития психических заболеваний. В ее задачи входит установление того, какие условия могут этому способствовать. Психиатрическая же клиника изучает закономерности течения психических заболеваний, типичные и атипичные их проявления, причины и механизмы развития психических расстройств и намечает дифференцированные лечебные мероприятия для различных групп психически больных.

Клиническая психология изучает методы воздействия на психически больного индивидуума с целью восстановления его здоровья и лечения личности; предметом же исследования психогигиены является влияние социальной среды (производство, труд, быт), а ее задачей — сохранение и укрепление психического здоровья населения и профилактика психических заболеваний и психических расстройств.

Взаимное использование опыта психогигиены и клинической психологии является обязательной предпосылкой успешного развития этих дисциплин. Практическим осуществлением их связи является деятельность психиатрических диспансеров, участковых врачей, которые ведут на своем участке одновременно и психогигиеническую и лечебно-профилактическую работу. Однако еще недостаточно развита медико-психологическая служба здравоохранения (Мешалкина, 1999).

Клиническая психология позволяет разработать принципы и методы психиатрической помощи, исходя из задач психопрофилактики, обслуживания «пограничных» контингентов, проведения предупредительного лечения, обеспечения ранней диагностики и выявления инициальных стадий заболевания, способствуя организации закрепляющего и предупреждающего рецедивы лечения (организация «вторичной» и «третичной» психопрофилактики и психогигиенического режима в больнице и в амбулаторных условиях).

Медико-психологические аспекты психологии требуют разработки форм и методов психогигиенической пропаганды и психогигиенического воспитания широких кругов населения, вооружения их необходимыми знаниями и навыками, обеспечивающими сохранение и укрепление их психического здоровья.

3.2. Психопрофилактика болей при родах

Медико-психологический аспект психопрофилактики в системе так называемого психопрофилактического обезболевания родов предложен отечественным психоневрологом И. З. Вельвовским и получил широкое распространение во многих странах мира. Автор исходил из основного положения, что боль при родах не определяется самим процессом родов, если последние протекают без каких-либо осложнений у здоровой женщины, что страдания, испытываемые ею, чувство боли имеют другие источники. Первый из них – это массовые ложные представления о неизбежности и обязательности болей при родах. Можно думать, что своими истоками такие представления уходят в далекое прошлое, когда женщина слишком рано становилась матерью и по своему физическому состоянию не была подготовлена к родам. Возникали такие представления и из свойственной людям тенденции к неоправданно широкому аффективному обобщению случаев болезненно протекающих родов при тех или иных аномалиях родовых путей или ненормально протекающем процессе родов. Из поколения в поколение передавалось, что женщина должна рожать в муках. Еще девушке внушалось, что, когда она станет женщиной, то неизбежно должна пройти, как и ее бабка, мать, старшая сестра, как и все ее близкие женщины, трудный путь мучительных страданий и тяжких болей, чтобы стать матерью, чтобы подарить свету младенца. Все подкрепляло такие представления: и предания, и суеверия, и религия, и могучее воздействие художественной литературы.

Так, М. Горький в рассказе «Рождение человека» изображает «страшное… нечеловеческое, с одичалыми, налитыми кровью глазами лицо рожавшей крестьянки», а Л. Толстой в «Войне и мире» «жалкие, беспомощно животные стоны» княгини Лизы Болконской…

Убежденность в неизбежности боли, ожидание ее с естественным чувством тревоги и страха – вот первый источник болей перед родами, как болей самовнушенных, болей коркового происхождения, а не вызванных самим процессом родов. Второй источник болей — это поведение роженицы во время родов, когда она пассивна и когда у нее, в связи с этой пассивностью и истощающим ожиданием болей, страхом и тревогой, в коре больших полушарий мозга наступает гипнотическое фазовое состояние. Напомним, что одна из этих гипнотических фаз – парадоксальная – характеризуется таким извращенным реагированием, когда небольшие по силе раздражения вызывают несоответствующий им, чрезвычайно сильный эффект. Вот почему и те естественные и нерезкие болевые ощущения, которые испытывает роженица при прохождении ребенка через родовой путь в процессе родов, принимают благодаря гипнотическому состоянию ее коры характер сильных и мучительных болей. На таком понимании происхождения болей при родах и построен психопрофилактический метод их обезболевания. Он включает в себя:

1) подготовку женщины к родам;

2) соответствующее поведение роженицы во время родов.

В подготовительный к родам период врач стремится рассеять у будущей матери ложные представления о родах, страхи перед якобы неизбежными «родовыми муками», объясняет весь процесс родов, их физиологические основы и старается создать у нее бодрое, радостное, уверенное ожидание столь важного для нее события – рождения ребенка.

В этот же период врач по специальной программе подготавливает будущую роженицу к сознательному и активному участию в процессе родов, обучает ее ряду необходимых технических приемов, которыми она должна пользоваться для успешного, легкого и безболезненного прохождения родов. Это обучение имеет целью обеспечить такое поведение роженицы во время родов, какое само по себе должно содействовать устранению болей. Сознательное и активное, лишенное страха и тревоги участие женщины в происходящих у нее родах несовместимо с тем гипнотическим состоянием коры ее мозга, которое, как мы указывали, содействует усилению болей при родах.

Таковы исходные принципиальные положения, лежащие в основе так называемого психопрофилактического обезболевания родов.