Текст книги "Бес новогодней ночи"

К его удивлению, никого отдаленно похожего на полковника в вестибюле не было. Но у окошка дежурного стояла бабуля с клюшкой, при виде которой у Торопова совсем испортилось настроение. Потому что бывшего своего завуча он признал сходу, и подумал, что уж лучше бы явился в неурочное время полковник, пусть даже и с министерской проверкой…

Широко раскинув руки, и изобразив счастливую улыбку, майор нарочито радостно проворковал:

– Катериванна! Какими судьбами? Вас ли я вижу, наша дорогая и любимая? С чем пожаловали в такой поздний час?

Баба Катя, сердито пристукнув клюшкой по полу, прервала бывшего ученика:

– Не крути, Олежка. Знаю, что терпеть меня не можешь. Однако помни, благодаря кому тебя из школы не выперли с волчьим билетом. Пора должок отрабатывать.

Что верно, то верно. Хулиганистым был парнем нынешний майор, со стопроцентной славой будущего уголовника. Однако, поди ж ты, вместо этого стал начальником милицейским. Сам удивляется. Дежурный лейтенантик вякнул было:

– Товарищ майор, я сказал, что заняты вы, а она…

Однако майор зыркнул на него так, что лейтенант стушевался, и притих, как мышь под веником. Майор, поняв, что теперь не скажешь, что отсутствуешь на рабочем месте, покорно вздохнул:

– Ну что случилось, Катериванна? Новый год вот-вот. Что такого неотложного?

Баба Катя, помявшись, выдала:

– Муж мой пропал.

– Василий Кузьмич? Как пропал? Куда пропал?

– Так пропал! Видать, убили моего сердешного. Принимай меры, раз ты милиция.

Торопов, озадаченно сдвинув на затылок шапку, принюхался, но спиртным от бабы Кати не пахло. Глаза тоже вполне нормальные. Но согласиться, что бывший физрук-трудовик-сторож убит какими-то злодеями, майор не мог принципиально. Во-первых, кому он на фиг нужен, кроме бабы Кати. Во-вторых, зная характер бывшего завуча, майор вполне резонно предположил, что допекла старика, и он элементарно дал деру к одной из своих бывших кумушек, что тоже было секретом только для бабы Кати. Уж пацаны то в школе знали почти обо всех похождениях Василия. Не одну молоденькую училку соблазнил, да и впоследствии не оставлял без внимания и ласки. Однако, зная железный характер бывшего завуча, обречено признал, что Новый год придется встречать в обществе дорогой и любимой Катериванны. Доводы о том, что в течении трех суток по закону милиция пропавшего искать не обязана, на старуху явно не подействуют. Тут одним приемом заявления не отделаешься. Еще раз вздохнув, Торопов с грустью вспомнил киснувшую на столе бутылочку, и официальным тоном предложил:

– Излагайте, Катериванна. Будем принимать меры. Да вы садитесь, в ногах правды нет.

Баба Катя опустилась на скамью, зачем-то сердито пристукнув клюшкой, и начала излагать:

– Решила я сегодня Мишку зарезать…

Майор, слегка офигев от такого признания, предостерег:

– Катериванна, должен вас предупредить, что, согласно статье пятьдесят первой Конституции РФ, вы не обязаны давать показания против себя.

Баба Катя, уловив подвох в словах, когда-то несносного Олежки, огрызнулась:

– Не перебивай, я и сама собьюсь. Какие, на хрен, показания? Козла я решила зарезать!

– А-а-а… Ну, козел это другое дело. За козлов, в любом виде, уголовный кодекс не карает.

– Решила, значит, Мишку… козла то есть… зарезать. И сподобила на это дело Василия Кузьмича. Пошел он сердешный, куда ж деваться. Пошел, да и пропал. Час прождала – нет. Решила, что сбежал, чтоб кровью не мараться. Пошла я к Тише с Мишей… Знаешь братцев?

Майор, сморщившись как от дурных воспоминаний, рубанул себя по горлу, и выдал:

– Еще бы! Это ж мой гемморой!

Прикинув расстояние от майорского горла, до его же геммороя, баба Катя подивилась длине последнего, но вдаваться в детали не стала.

– В общем, подписала их Мишеньку моего зарезать. За литр, понятное дело, иначе не уломать. И пошла домой. Шла то долго, улицами. А они, варнаки, видать огородами шастнули. Пока пришла, да пока в доме свет зажгла, минут сорок прошло. Глянула в сарай – нет Мишки. Кричала, звала – никто не отзывается. Пошла на огород, а у погребочка – матерь божья – все кровищей залито! Не иначе как моего деда зарезали вместо козла…

– Стоп, стоп, стоп. Катериванна, давайте уточним. Василь Кузьмич из дома сбежал…

– Да нет нигде его! Я ж по улице шла, у всех спрашивала, к кому забрести мог! Он, видать, паразит, в погребе заначку свою достал, да там его эти живодеры и прихватили!

– А с чего бы? У них что, неприязнь была?

– У меня неприязнь была! Я ж сколько раз грозилась деду своему, что науськаю на него этих оглоедов, за его пьянки да кобелирование. Но я-то вроде как не всерьез, сгоряча. А они, жлобье, всерьез решили. Или бутылку не поделили, или спьяну деда с козлом перепутали! Что тот козел, что этот! Один от природы, другой по жизни…

Майор только репу озадаченно почесал. Дела, однако. Стало быть, незабвенная Катериванна про похождения муженька знает? И молчала всю жизнь? И где заначка знает, да не трогает. Вот и пойми после этого женщин… Только ведь дело керосином пахнет. Формально «заказ» он и есть «заказ»…

– Катериванна, вы понимаете, что сейчас чистосердечное практически пишите? Я ведь буду обязан и вас привлечь, если подтвердится? Только что-то мне слабо верится. Тиша, конечно, баран и оторва, но зарезать человека, у него кишка тонка. Хотя… Черт его знает, спьяну то… Нет, все равно не верю. Может и не кровь там? А если кровь, то почему именно Василия Кузьмича? Может, они козла вашего в погребе подвесили… Хотя зачем бы его тащить в огород, когда в сарае за балку подвесить удобнее? Незадача. Вот что, давайте-ка проедем, и на месте посмотрим. Пропал Новый год…

Возле погреба майор долго и озадаченно крутил головой, подсвечивая под ноги фонариком. Темные пятна на снегу виднелись отчетливо, и было их достаточно много. Но не настолько, чтобы предположить, что человека, или хоть козла, зарезали насмерть. Однако на вкус действительно кровь! И натоптано так, что похоже на следы борьбы. И в погребе, в свете мощного фонаря отчетливо было видно, погром, и все ступени поломаны, как будто кто по ним кувалдой долбил. Но ведь трупов нет? Да и как можно верить престарелой Катериванне которая, при всем к ней уважении, кажется, стала из ума выживать?..

Так примерно рассуждал майор, не зная, что же предпринять. Возбуждать уголовное дело? Оснований нет. Но оставить без внимания заявление, пусть пока и устное, майор не мог тоже. Оставалось только побеседовать с Тишей и Мишей. Возможно, они смогут что-то прояснить в этой истории…

Тиша с Мишей уже не праздновали, а пошло и безудержно пьянствовали, все еще не отойдя от пережитого. Причем Миша употреблял в положении лежа. Тиша как смог соорудил ему повязку, предварительно сделав на месте пореза компресс. Как полагается: тридцать капель на рану, остальное – внутрь. Потом налепил на порез всю вату, какая нашлась в доме, и обмотал все сооружение старым шарфом, рассудив, что заживет как на собаке, и нечего в Новогоднюю ночь переться с непутевым братцем в больницу. Молчали долго, трагично посасывая водку и, время от времени, поглядывая друг на друга, словно пытаясь определить, сходят с ума поодиночке, или комплексно. Первым не выдержал Миша. Тоскливо глянув на брата, почему-то шепотом попросил:

– Тиша, не берись больше скот резать, а? Это нам наказание.

Тиша, в глубине души признавая правоту младшего, все же резонно возразил:

– А пить, на что будем? Пенсии нам на неделю хватает. Да и жрать надо.

Миша тоскливо выдохнул:

– Лучше трезвым, чем мертвым. Это ж черт за нами приходил! Допились!

Тиша, озлобляясь от покушения на святое, рявкнул:

– Какой, на хрен, черт! Ты чё гонишь, придурок?! Если не пить, то что делать?

Однако Миша не сдавался, пожалуй, впервые в жизни презрев авторитет старшего брата, и истошно завопил в полный голос:

– Да ты сам придурок! Ты не понял? Он же мне чуть причиндалы не оторвал, даже не касаясь!

– Кто «он»?

– Черт!

– Какой черт???

– Рогатый!!!

– Сам ты… Безрогий! Если б черт был, он бы душу взял, а не я..ца! Да и целы они у тебя. Подумаешь, надпилил!

– Да?! Тебе бы так! А кто если не черт? Морда страшная, косматая, с рожищами, глаза горят, из ноздрей дым валит, и говорит человечьим голосом!

– Чьим голосом, твою растудыт!!!

– Деда Васи!

– А где дед Вася?

– В погребе!

– А кого мы вытаскивали?

– А хрен его знает! Это ОН дедом Васей оборотился, а как мы его вытянули, так он свой облик и принял!

– Зачем? Так бы и обратал. Оно ж сподручнее!

– Да почем мне знать? Может, он при луне свой облик принимает?!

Совсем одурев и запутавшись, Тиша долгим взглядом посмотрел на брата, ничего путного не решил про его умственные способности, и сообщил:

– Сам ты черт! Давай пить дальше. Я когда трезвею, с ума начинаю сходить…

И кто знает, может, и напились бы в тот вечер братья и впрямь до чертиков зеленых, но в этот момент в холостяцкую халупу вошли майор с бабой Катей. Узрев на пороге старуху, лежащий Миша испуганно завопил: «Чур, тебя, чур!», закатил глаза, и захрипел в неведомом ранее экстазе. При этом истово крестился левой рукой, и, почему-то, слева направо. Тиша, как менее впечатлительный, только скривился, и мрачно сверкнул осоловелыми глазами:

– Явилась, ведьма? И с милицией! Ты б лучше попа привела, с ним сподручнее.

Баба Катя, не обращая внимания на оскорбление, потребовала:

– Отвечай: где Василий?!

Майор, чувствуя, что инициатива от него уходит, попытался вмешаться:

– Подождите, Катериванна. Надо выяс…

– Да что тут выяснять? Ты посмотри на его рожу! Говори, упырь, где мой дед???!!!

Тиша, и без того взвинченный водкой и стрессом, заорал, противореча сам себе, словно не он спорил с братом пять минут назад:

– В аду твой дед! И тебе туда дорога! Чтоб вас обоих!.. Ни в жизнь больше на твое подворье не ступлю. Развели нечистую!

– Я ведьма? Это у меня то нечистая? Да ты на себя посмотри, варнак! С перепою уже уши деревянные! Ты смотри, Олежка, он и не запирается! В аду, говорит, дед! Ну да, где ж ему теперь и быть, родненькому моему… красавцу писаному… мурлу поганому, кобелине ненасытному! Угольков пожарче под его сковордку!!!

И залилась слезами, только сейчас поняв, что дед Вася хоть и кобель изрядный, а все ж таки свой кобель, родной. Да и Мишку жалко. Впрочем, неизвестно достоверно, кого ей было жальче. Майор, всем своим милицейским нутром почуяв, что история темная, решил принять меры сообразно своей должности:

– Вот что, братцы. Давайте-ка в отделение. Там и будем разбираться.

На что Тиша еще больше взбеленился:

– Меня? Нас в отделение?! За каким хреном? Мы и так пострадавшие. От нечистой. Вот такой изюм! Ты вон с бабкой разберись. Да сначала в церковь сходи, их семейку протоколом не проймешь!

Баба Катя, снова услышав про нечистую, не стерпела, и рявкнула:

– Да ты!.. Ворюга! Всю жизнь на руку нечист был. Кто у Маруси Поздеевой по осени кролика спер? Даже косточек не нашли! Скажешь, не ты? Олежка, да посмотри на них! У одного рожа бандитская, а у второго с натуги аж грыжа выскочила. Не иначе, как моего деда с козлом ворочал! Вот и надорвался!!!

И в сердцах саданула клюшкой прямо по выпирающей из-под драного трико внушительной повязке. При этом малость промахнулась, возможно, и умышленно, и угодила массивной ручкой прямехонько по той части Мишиного организма, который не сумел атрофировать до конца «нечистый». Миша взвыл, согнулся пополам от острой боли, Тиша завопил: «У него же аппендикс недавно вырезан!». Баба Катя от души врезала еще раз по тому же месту, чтоб решить все хирургические проблемы разом, а майор, в ужасе от балагана, схватился за голову. И неизвестно чем закончился бы вечер, не исключено, что для кого-то больницей, а для кого и КПЗ, но тут захрипела рация в кармане майорского бушлата:

– Кама ответьте Оке… чшшш… Кама… Товарищ майор… чшшш… дежурный на связи… хрррр… Вы скоро …нетесь?

Торопов, рявкнув, «Тихо всем!», нервно отозвался:

– Не знаю! В дурдом я щас поеду! Что случилось?

– Зачем в дур… чшшш… Сюда приезжайте! Здесь дурка… чшшш… Здесь такое, я не …наю… Приезжайте!

– Да объясни толком!

– хррр… зоопарк! Мне что делать? Козел орет… шшш… водитель матерится, дед… шшш… чшшшш… мертвый! Хр… чшшш… пит уже!

– Какой козел? Какой дед?! Кто мертвый? Куда ты там едешь?! Ты что, пьян, собака?!!

– Не, собаки нет! Заяц есть… шшш… Приезжайте… хррр… Тищенко Вас… чшшш… Кузьмич! Успел сказать, пока не откинулся… хррр…

Баба Катя, услышав «мертвый» и «откинулся», повалилась на скамью, и заревела в голос:

– Убили! Ой, убили-и-и-и!

Стонущий от боли Миша переглянулся с Тишей. А майор, поняв, что ночь становится совсем уж непредсказуемой, прорычал в рацию:

– Всех задержать до моего приезда! И козла с зайцем тоже. Свидетелями будут!

Тиша, всхрюкнув от смеха, уточнил:

– Кто свидетелем? Заяц? Или козел?

– Оба! – рявкнул майор, задним умом поняв свою оплошность, но не желая ее прилюдно признавать. – Да замолчите вы, Катериванна! Ничего еще неизвестно! А вы одевайтесь, клоуны. Со мной проедете. И вы, Катериванна. Там разберемся, кто нечистый, а кому грыжу надо удалить, на хрен!..

В отделении на удивление было тихо и спокойно, несмотря на панический доклад дежурного. Сам лейтенант, как ни в чем не бывало, сидел за столом и клевал носом, едва не ударяясь подбородком о селектор внушительных размеров. Никаких следов зоопарка, или какого еще зверинца, не наблюдалось. Указав бабе Кате и братьям на скамейку, майор сердито пристукнул по стеклу, и рыкнул:

– Спишь, суслик? Вызови «скорую» и докладывай.

Лейтенант, подскочив на стуле, спросонок неуверенно уточнил:

– Психическую?

– Что «психическую»?

– «Скорую», говорю псих…

– Ты издеваешься?

Дежурный, видя, что начальство явно не в духе, взмолился:

– Товарищ майор, вы же сами сказали «дурдом»! Ну, я и подумал… Я уже вызвал… Простите, я нечаянно…

Под свирепым взглядом майора лейтенант съежился, схватил трубку, и залепетал:

– Я сейчас отменю… Только они уже скоро… они же «скорая»… Понял, понял. Молчу, товарищ майор. А, простите, кому «скорую»?.. Ага, сообразил. Мне?

Глаза у начальства стали постепенно наливаться кровью, и лейтенант, совсем растерявшись, в отчаянии крикнул:

– Не надо, товарищ майор! Я сам!

Торопов на выдохе смачно закончил «…м-м-мать!!!», и уточнил:

– Что «я сам»???

– Все сам. Только не бейте!

– Идиот!!! Докладывай, что случилось! Да вызови ты «скорую», твою… Недоделок! Видишь, человек кровью истекает!

Хотя Миша уже не истекал, ваты под пузом было изрядно, а давился мелким смешком, подпрыгивая на скамейке. Тиша невозмутимо молчал, сверля недобрым взглядом дугообразную надпись «Дежурная часть» на стекле. Видно, нахлынули воспоминания. Баба Катя молча раскачивалась, опершись подбородком о клюшку, и прикидывала, во сколько обойдутся похороны деда, смирившись с неизбежным.

Позвонив по «ноль три», лейтенант начал объясняться:

– Минут сорок назад водитель маршрутки привез гражданина с козлом. Он пьян…

– Козел? – обреченно уточнил майор.

– Не-е-ет… Гражданин.

– Так он же мертв! Ты сказал «мертвый, хрипит уже»!

– Я сказал «Пьяный, как мертвый. Храпит уже!» Наверное, связь хре… хыр… хрррр…

Баба Катя навострила ушки, и с определенным интересом посмотрела на лейтенанта, многозначительно потирая массивную рукоять клюшки. Майор, перехватив ее сладострастный взгляд, предостерегающе покачал головой. Привалило лейтенанту счастья под Новый год. Не подозревая о том, что мудрый начальник только что спас как минимум его здоровье, лейтенантик продолжил:

– Гражданин пьян, но прежде чем откинуться, сумел промычать, что зовут его Тищенко Василий Кузьмич. Со слов водителя, он их обнаружил на остановке. Гражданин спал на скамеечке, козел капусту грыз. Время позднее, до Нового года полчаса, автобусы уже в гараж. Ну, водитель, как сознательный, и привез гражданина к нам. Чтоб, значит, не замерз…

– Водитель где?

– Ушел.

– Я же сказал: никого не отпускать!

– Да он, товарищ майор, сказал «Пошел он на х… ваш майор, меня дома ждут!» Ой!.. То есть, это он меня послал, товарищ майор!!! А про вас он сказал «Молодец ваш майор, службист! В новогоднюю ночь сам дежурит». Да вы не волнуйтесь, он местный. Данные и адрес я записал. Найдем, гада!

Торопов, расстегивая бушлат, тоскливо сказал в пустоту:

– Все, не могу больше. Добью выслугу, и подам в отставку… Где они, идиот?

– В обезьяннике. А куда мне их?

Майор круто развернулся, и зашагал в конец коридора. Баба Катя и Тиша с Мишей потянулись следом. Замыкал шествие лейтенант, гремя на ходу ключами.

Возле решетки «обезьянника» Торопов остановился, и поморщился. За волнами наплывающего храпа деда Василия, свернувшегося калачиком на шконке, наплывали волны лютого перегара. Тиша, потянув носом, безошибочно определил:

– Самогон. Вон и бутыль валяется.

Майор с укоризной посмотрел на бабу Катю. Та, в свою очередь, поспешно открестилась:

– Это не я, Олежек! У Маруси Поздеевой покупала!

– Ладно, разберемся и с гражданкой Поздеевой. Ну, Катериванна, вот и Василь Кузьмич. Живой. Только малость не в себе.

Учуяв бабу Катю, из-под руки обнявшего его деда вскочил Мишка, и радостно заблеял, тряся бородатой мордой. Миша с Тишей кисло переглянулись. Тиша констатировал:

– А вот и черт рогатый…

Миша в тон добавил:

– Пить надо меньше…

Распахнув открытую дежурным решетку, майор шагнул внутрь, и ругнулся:

– Блин горелый! А почему дед в наручниках? Ты охренел, лейтенант?

На правой руке деда и впрямь был защелкнут браслет. Второй висел на ошейнике козла. Лейтенант обиженно пробурчал:

– Да вы что, товарищ майор? Я что, без понятия? Их так и привезли.

– Так сними!

– Пробовал, ключ не подходит! А пилить нечем.

– Так кто ж их сковал?

– Да почем мне знать? Наручники ржавые, старые. Таких и не делают давно.

– Еще одна загадка… А заяц где?

– Под шконкой.

Тиша, вспомнив молодость, радостно заржал:

– Опустили косого!

Нагнувшись, майор заглянул под нары. Заяц действительно лежал на полу. Точнее, заячья тушка. Потому что на живого ушастый похож был мало. По той причине, что конец веревки, которой все так же и был обвязан Мишка, захлестнулся за заячье горло, и тот лежал на спине, поджав лапки и мученически закатив глаза. Майор с укоризной посмотрел на лейтенанта.

– Ты бы хоть развязал узел, что ли. Может, и ожил бы косой. Э, да это ж кролик! Ну, ты, лейтенант, и суслик. Кроля от зайца отличить не можешь.

Вздернув кролика за уши, майор освободил несчастного от веревки, и покрутил его в свете тусклой лампочки. Баба Катя, приглядевшись, ахнула:

– Так это ж Маруси Поздеевой кроль! Вот и ушки у него надрезаны. Так только она и делает, чтоб от чужих отличить, живодерка! Это он, стало быть, с осени шастает по лесу!.. Миша, Мишенька мой… Ах ты мой маленький, ну иди к бабуле!

Мишка радостно заблеял на призыв, окончательно поверив, что резать его больше не собираются, и рванулся с нар, потянув за собой деда. Дед взвизгнул от боли в вывихнутом плече, грохнулся на пол, ударив майора по ногам коленками. Не удержав равновесия, майор завалился на спину, жестко приземлившись на соседнюю шконку задом, и пребольно ударившись о стену головой. Баба Катя взвизгнула, братья заржали, лейтенант кинулся помогать начальнику. Но запутался в веревке, и рухнул на деда, который спросонок не разобрал что к чему, разинул рот и заверещал: «Ой, лышенько! Убивают! Ратуйте, люды добри!!!», вспомнив от потрясения давно забытую украинскую мову. От крика и переполоха, а, может оттого, что горло освободилось, и появился воздух, почти одичавший кролик, вдруг ожил, тоненько взвизгнул, стремительно возвращаясь к жизни, и от всей души шарахнул майора по лицу задними лапами. Майор непроизвольно разжал руку, хватаясь за исцарапанное лицо, кролик грохнулся на пол, и почесал по коридору в поисках выхода. Тиша с Мишей бросились его ловить, чтоб предъявить доказательство своей невиновности в краже, но столкнулись лбами, и разлетелись в разные стороны. Тиша при этом отлетел прямехонько на бабу Катю, сбив ее с ног. И не обошлось бы еще без одной травмы, грохнись старуха на бетонный пол, но вовремя подоспел верный Мишка, подставив спину своей хозяйке. Баба Катя мягко опрокинулась через козлиный хребет, и придавила всем телом волочащегося по полу вслед за козлом деда Василия. А в углу тихо стонал от боли в порезанном животе Миша, проклиная козла, бабу Катю с дедом Василием, милицию и родного брата. Майор рычал, и матерился. Лейтенант чуть не плакал с досады, барахтаясь в веревочных кольцах. Баба Катя вопила, дед Василий «ратовал», козел истошно блеял. В дежурке надрывался бесхозный телефон. Бардак. Пожар во время потопа в психбольнице. Тиша сидел на полу и утирал слезы, мелко трясясь от хохота. И только кролик молча сквозанул за дверь, прямо между ног врача с приехавшей, наконец, «скорой». Но далеко убежать не сумел. Почти следом за врачом в вестибюль ворвался разъяренный полковник в исцарапанном и грязном на груди кителе, мертвой хваткой сжимая уши несчастного кролика, и дурным голосом заорал:

– Дежурный! Мать вашу, что у вас делается?!! Почему «скорая»? Кого опять били? И что за дикие зайцы с крыльца сигают прямо в рожу? Сволочь! Вот сволочь! Весь китель мне изгадил! Где начальник отделения? З-з-запорю!!!

Пороть, однако, никого не пришлось. Пострадавших и так было достаточно, и врачу со «скорой» работы хватило. Плечо деду Василию вправили, раны на лице майора густо помазали йодом, по счастью они оказались неглубокими, ни глаза, ни интеллект серьезно не пострадали. Мише рану обработали, и перевязали, везти его в больницу с царапиной врач отказался. Баба Катя и козел с лейтенантом отделались легким испугом. Тише, доведенному смехом до икоты, влили в глотку полпузырька валерьянки, и он почти мгновенно успокоился. Оставшуюся часть врач влил в свою медсестру. Потому что когда она стала записывать причины травм в карту вызова, и представила всю картину, у нее от смеха начался нервный тик и тихая истерика. Этим, в общем, все и кончилось. Да: заяц от временной механической асфиксии практически не пострадал. Полковник, правда, сгоряча хотел пустить ушастого на ушанку сынишке за испорченный китель, но баба Катя упросила этого не делать, из жалости к соседке Марусе Поздеевой. Возможно, из чувства вины перед ней за то, что с ходу сдала ее за самогон, не желая брать ответственность на себя.

Уже далеко за полночь Торопов отправил бабу Катю с козлом, дедом и братьев по домам. Правда, на разных машинах, чтоб не передрались дорогой. Не хотелось еще раз выезжать на разборки, хватило приключений. Козел благополучно остался жить. Может, до следующего Нового года, может, до глубокой старости. Сам майор устроился в кабинете с полковником и врачом, у которого вызовов больше не было, отмечать Новый год. Успокоившаяся сестричка за всеми троими трогательно и нежно ухаживала, не забывая время от времени подкинуть и несчастному лейтенантику на стол салатик или бокал шампанского. Словом, все закончилось благополучно. Новый год удался. И только одна мысль терзала до утра малость захмелевшего майора: откуда дед Василий раздобыл в ночном зимнем лесу ржавые наручники, и каким образом к ним приблудился кролик самогонщицы Маруси Поздеевой? Размышлений этих ему с избытком хватило до следующего Нового года…