Текст книги "Радиоактивный ветер"

– Что ты посоветуешь нам сделать, Тридцать девятый?

– Прежде всего не наказывайте поручителя сверх меры – жадность, конечно, не красит человека. Но, думаю, он уже сам не раз пожалел об этой нехорошей черте своего характера.

– Этот человек получит свое. Но лишнего мы с него требовать не станем. Обещаю тебе.

– Нужно собрать необходимые для обмена предметы и установить с похитителями контакт с целью потянуть время. Отдать малую часть требуемого, если придется. Это даст еще некоторую фору. И попробовать отбить вашего собрата. Другого пути нет: даже получив требуемое, своего… сотрудника вам назад не вызволить. Его будут какое-то время пытать, вымогать с вас все больше и больше, а затем все равно убьют. И этот захват не последний.

– Нас трудно найти.

– Поверьте, эти люди умеют искать. Так или иначе, ваше убежище обнаружат. И тогда вы все будете работать на этих похитителей или умрете. Другого выбора вам не предложат. Если оставите своего друга в руках этих людей – тоже проиграете.

Алхимик издал вздох сожаления: видимо, такой вариант прорабатывался как самый надежный, а отомстить местные кудесники хотели потом.

– Ты уже нашел их лагерь, Тридцать девятый?

– Только приблизительное место. Это скорее всего группа из пяти больших островов на северо-западе болот на Янтаре. Нужна доразведка местности и уточнение позиций секретов, узлов обороны, расписания патрулей. Их можно уничтожить. Это совершенно точный прогноз.

Мутант взял паузу. Думал и прикидывал шансы. С одной стороны, ему не хотелось всецело доверять случайному человеку. Пусть даже и с очень надежными рекомендациями. Видимо, мой друг Охотник приложил к этому свою когтистую руку. И скорее всего, даже не он, а Тихон Подорожник. Этот бродяга вполне мог быть полевым агентом алхимиков, бродя по округе, мониторя обстановку, собирая сведения.

Наконец посредник заговорил, голос его странно изменился: густой баритон распался на несколько тембровых оттенков, будто сразу говорило человека три. Но произносили они одни и те же слова:

– Мы услышали твои слова, Антон Васильев. В состоянии ли ты встретиться с нами еще раз, через сутки, когда Совет примет консолидированное решение?

– Не вижу препятствий для новой встречи. Только прошу учесть, что у вас не более двадцати семи часов. Противник – опытные афганские моджахеды. Эти люди чуют подвох издалека. Вашего собрата убьют, а на остальных эмиссаров и посредников они будут охотиться. Через неделю они вскроют дислокацию вашей базы или части инфраструктуры и каналов поставок. Потом… Думайте сами. Но потом времени будет не много.

Голова в капюшоне кивнула. Посредник откинулся на спинку кресла, в котором сидел:

– Мы поняли тебя, Тридцать девятый. Хватит ли у тебя сил, чтобы вернуть то, что похищено, и покарать похитителей?

– Ничего невозможного в этом мире нет. Но наш главный враг – время. Для того, чтобы собрать группу, мне нужно найти людей, разработать план. И как минимум трое суток, чтобы выйти на исходные позиции.

– Завтра в это же время мы встретимся тут и продолжим беседу… Ты не обманул наших ожиданий, воин. Я рад, что наши дороги пересеклись, пусть даже при столь причудливом узоре линий вероятности. До завтра, Антон Васильев.

– Доброй ночи. Рад был познакомиться.

Выйдя тем же путем, что и вошел, я направился к башне. Темноту еле-еле освещали огни костров, там и сям разведенных старателями, у которых не было денег, чтобы укрываться в подземных убежищах постоянно. Тренькала гитара, люди негромко переговаривались между собой. Что могут сказать друг другу заглянувшие смерти в лицо? Как правило, ничего особенно важного: некоторые по пьяной лавочке хвастают своими подвигами, когда мнимыми, а когда и настоящими, некоторые просто как заведенные повторяют одни и те же слова, выпуская наружу накопившийся за время пережитого страх. Но всегда и все твердо помнят и уверены в одном: они выжили. Смерть на волосок промахнулась своею острой косой, пронеся ее чуть в стороне от их шеи, дав лишь почувствовать этот ледяной холодок на коже. Его чувствуешь, даже если кругом плавится асфальт и горит земля. Даже когда камни и сталь готовы расплавиться, и превратиться в реки, и растечься багряными ручейками, холод отсроченной смерти пробирает до самых пяток… Тогда каждый знает, что трусости нет. Жизнь победила, карты легли удачно, и никто не хочет заглядывать в завтра, чтобы там ни случилось. Даже следующие пять минут уже не имеют значения, когда так остро ощущается вкус и запах простой еды и даже воздух, пахнущий гарью, дерьмом и кровью, кажется сладким. И вот приходит ощущение, что ничего и никогда лучше этой минуты, этих отвоеванных у судьбы лишних мгновений жизни уже не будет никогда.

Все это было знакомо и испытано не раз. Наверное, поэтому так трудно было привыкнуть к размеренному ритму мирной жизни, к совершенно непонятным правилам повседневности. Все обычные проблемы и заботы людей кажутся надуманными и мелкими. Когда только месяц или год назад тебя от последней черты отделял только порыв внезапно налетевшего ветра, который помешал врагу взять точный прицел и отвел в сторону пулю, предназначенную тебе… Вот она летит, опаляет тебя горячим ветерком и впивается в стену дома, обиженно и зло круша ни в чем не повинный кирпич. А бывает, что и заберет чью-то жизнь взамен твоей…

И не дай бог задуматься над тем, почему сегодня не твой день, час, минута и мгновение. Те, кто мучает себя подобными вопросами и представляет себе, что вот у врага тоже есть семья, дети и, может быть, он будущий гениальный композитор или врач, быстро пересекают черту, за которой начинается безумие, и хорошо, если приходит смерть. Потому что видеть, во что может превратить человека его же собственное воображение, даже хуже, чем собирать ошметки разнесенных прямым попаданием 152-миллиметрового снаряда товарищей.

Поэтому слышать плоские шутки, невнятное бормотание и тоскливый или, напротив, разухабистый вой под гитару, разнимать дерущихся из-за какой-то Люськи – это нормально. Жизнь берет свое. Именно так ведут себя живые люди, которых война опалила, но не расплавила, а лишь закалила, сделав сильнее. Жизнь в подобных условиях приучает человека к предельной ясности и простоте, когда нет места двусмысленностям, иносказаниям и компромиссам с совестью и обстоятельствами. Если приобретаешь врага, нет покоя, пока один из вас еще дышит, а если появляется друг, то это навсегда. И те и другие становятся частью души, постоянно проверяя, что ты из себя представляешь, чего стоишь, и это не измеряется деньгами.

Истина… Правда… Названий у этого ощущения осмысленности и ясности бытия, которое не покидает на войне практически никогда, наравне с усталостью, голодом, болью и страхом, очень много. И оно так быстро улетучивается в мирной жизни. Это и есть то маленькое звено, что удерживает людей вроде меня вдали от теплых квартир и сытого, размеренного существования.

Я не говорю, что такое состояние ясности возможно только в экстремальных условиях и только там, где стреляют и смерть ходит практически рядом и можно увидеть собственную погибель иногда по нескольку раз на дню. Нет, конечно. Просто каждый находит истину сам, а уж где она – решать дано самостоятельно, твердо идя до конца, не оглядываясь на всевозможные «а если бы тогда», «может, не стоило», «а что, если я был бы там»… Смерть настоящая ждет там, где начинаются сомнения. В них, как в паучьих сетях, буксует и бьется, умирает душа, а следом за нею приходит и северный зверь писец.

1.3

В башне меня снова ждал сюрприз: похоже, уже каждая собака знала, где можно найти скромного отставника Антона Васильева. По устоявшимся негласным правилам на втором этаже, ставшем чем-то вроде гостиной и приемной, за столом сидела Даша. Дочка Лесника уплетала из алюминиевой миски макароны с тушенкой, заедая это нехитрое, но питательное блюдо маринованными помидорами из открытой стеклянной банки. Девушка была в своем обычном наряде: легкий комбез разведчика (вроде моего, только перешитого явно под миниатюрную девичью фигурку), тактическая кобура на бедре. Неизменная вязаная шапочка теперь сиротливо лежала на углу стола. Увидев меня, Даша бросила вилку, вытерла губы салфеткой и стремительно оказалась рядом:

– Живо-ой! – И сразу потянулась ко мне.

Я не без удовольствия ответил на поцелуй, что продлилось еще целую вечность. Оторвавшись от меня, девушка вернулась за стол и продолжила трапезу с еще большим аппетитом. Потом отставила вычищенную до блеска тару и, прихлебывая кофе (сам я этот напиток не жалую, но Юрис, как большой поклонник, держит запас для себя), стала излагать свою одиссею:

– Здорово ты здесь устроился. Пока выспросила, кучу народа обошла. Только перед первым долганским «блоком» старичок какой-то подсказал, что ты в заброшенной водонапорной башне поселился. Сказал, что Тихон поклон шлет, сказал, что на остановке тебя ждать будет завтра в полдень. Странный он какой-то. Но безобидный совсем, «медузу» мне просто так подарил, сказал, что на память…

Вот старый пень! Но, видимо, действительно припекло, если встречи ищет. Нужно будет сходить, не думаю, что мутант стал бы искать со мной встречи только для приятного разговора. Пружина событий раскручивалась все быстрее. Это уже ощущалось почти физически: ветер времени дул со все более нарастающей силой.

– Какими судьбами сюда? Богдан, поди, ищет уже…

Девушка убийственно глянула на меня и отставила кружку в сторону.

– А я сама себе хозяйка. – Потом, чуть помедлив, добавила уже спокойнее: – Папка сейчас не может ездить – опять спину застудил, вот я и отправилась сюда за припасами. Ты не думай, я с караваном шла. А знакомец твой вечером на привале прибился. Как посты только прошел, не пойму. Не рад что ли?

– Рад… Просто беспокоился.

– Я умею стрелять!

– Стрелять – да, воевать – нет.

– Так научи меня. Вместе ходить за хабаром будем, ну и… Я тоже соскучилась.

Мда… Придется снова все объяснять, потом она обидится и уйдет. Затем опять вернется и, после того как увидит, что я не передумал, уйдет теперь уже насовсем.

– Даша, я не беру девушек и женщин в рейд. – Я поднял ладонь, останавливая готовую взорваться эмоциями девушку. – Погоди, дай скажу. Только не пережидай, а вслушивайся в то, что говорю. Лады?

– Хорошо… Но… Ладно, давай уже. – Насупившись и скрестив на груди руки, Даша исподлобья уставилась на меня.

– Пойми одну вещь: не важно, как хорошо ты стреляешь или как быстро можешь бегать или пускать врагу кровь. Уверен, что все это ты умеешь лучше многих мужиков, в этом нет сомнений. Дело в психологии. Женщины импульсивнее, эмоциональней и склонны к неподчинению. А в разведке главное – это точное выполнение приказа. Вот ситуация: я ранен и идти не могу, тащить под огнем ты меня не сможешь. Я даю приказ бросить меня и отступать. Ты ведь так не сделаешь?

– Нет, конечно.

– Вот! Личный мотив плюс импульсивность поведения: погибнем оба, и задание провалено.

– Но здесь у нас нет заданий и война скорее как бы за себя.

– Тем более погибнем зря! А так хоть запомнишь и сможешь посчитаться с тем, кто меня приложит.

– Так вот я смогу.

– Нет. Сейчас у нас с тобой чисто теоретический разговор. Пули не свистят, кровь не льется, и враг далеко. И пообещать ты можешь что угодно. Не потому, что хочешь согласиться для вида. Уверен, что теперь ты все поняла правильно. Но только вот здесь. – Я постучал пальцем себя по лбу. – А вот здесь, – я хлопнул себя по груди, – сидит импульс. Живут чувства. Когда придет момент, ты не сможешь принять решение, которое нужно принять именно разумом. Чувства будут позже, но только у тех, кто умеет ими управлять. Без расчета нет победы.

Девушка опустила голову, и я понял, что сейчас будут либо слезы, либо обида. И все равно она уйдет. Но вышло иначе: подняв голову, она решительно кивнула головой:

– Научи меня.

– Хорошо. Даю тебе слово: ты будешь тренироваться вместе со мной. Я включу тебя в резервный состав. Потом будет проверка. Но это все. Не пройдешь – без обид.

– Я пройду.

– Надеюсь, что да. Хотя лучше, если оставишь эту затею.

– Не-а. – Даша поднялась из-за стола и пошла к лестнице, ведущей в подвал. – Где тут у тебя душ?

– Вниз и налево.

– А спальня? – последний вопрос был задан тем же деловитым тоном, без тени игривости.

– Я в гамаке сплю, от входа в подвал налево, рядом с каптеркой.

– Нет, Васильев, пока я моюсь, найди кровать, и сделай это быстро. Я скоро.

Приехали. Где я кровать-то найду?… Но решение пришло само собой в лице Юриса. Латыш, подмигнув, показал большим пальцем левой руки на потолок:

– Там ящики снарядные есть. Если матрасы постелить – будет самое оно. Щас вниз стащим – вот вам и кровать.

– Благодарность тебе, Норд, от лица службы. Как ты ее вообще впустил?

– Ну… Что тут сказать… Это интуиция, командир. Кроме того, попробуй такую не впусти – застрелит. – И снова ухмыльнулся.

На оборудование кровати ушло минут сорок, все это мы с Юрисом проделали под веселое пение, доносившееся из душевой. Кровать получилась практически трехспальная, жесткие ребра верхних крышек были проложены губчатым утеплителем, который раздобыл хозяйственный латыш. Ложе получилось царское. Норд, все еще пряча улыбку, попутно выспросил все подробности нашего с Лесниковой дочерью знакомства. Скрывать особо было нечего, опустил я только детали чисто интимного и глубоко личного свойства. Ограничился урезанной версией. Напарник снова подмигнул и заторопился на сеанс одновременной игры. По его словам, в баре появился какой-то испанец, жутко опытный по части покера и обчистивший уже не одного местного чемпиона лиги полупрофессионалов. Понятное дело, друг удалился просто из деликатности.

Тем временем, я тоже решил принять душ, но из этого мало что вышло: мы с Дашей были голодны друг до друга. Поэтому нормальная помывка получилась только спустя час с небольшим.

Потом время полетело вообще с бешеной скоростью. Мы так долго и яростно любили друг друга, что мир сузился до ставшей совсем крохотной импровизированной постели, созданной из вместилища инструментов смерти. Снова та же звенящая пустота во всем теле и… нежность к женщине, подарившей мне ощущение полноценного дома и чего-то еще очень важного, но пока невыразимого в словах.

Положив голову мне на плечо, девушка уснула. Ровное, мерное дыхание и то осторожное живое тепло, которое исходит только от любимой и желанной женщины, подарило покой и мне. Сон опять был глубоким и без сновидений. Но недолго: внезапно я ощутил тяжелый, ищущий враждебный взгляд. Некто с нечеловеческим и очень мощным разумом стремился найти меня. Нечто вроде тонкой деревянной стены пока скрывало меня от этого давящего взора, подобного ослепительно яркому лучу, шарящему по серому пространству сна. Вот исчезла и стена, взгляд уперся в мое сознание, стремясь выжечь его дотла, уничтожить само воспоминание о том, кто я есть и кем был. Сопротивляться долго я не мог – лишь пару мгновений боролся и проиграл. Я был отброшен в глубь себя с легким пренебрежением. Казалось, этот некто просто смеется над моими попытками сопротивления. Они его забавляли.

И вот когда огонь уже затопил мой разум окончательно, а до безумного пламени небытия оставались лишь доли мгновения, серый, вязкий кошмар разорвала серебряная вспышка. Темная, вобравшая в себя все оттенки темноты тень отбросила палящий луч в сторону. Я открыл глаза, сон кончился. Не было холодного пота, тяжелого дыхания и дикого взгляда. Просто я понял, что это был не кошмар. Даша тоже проснулась, уловив некие изменения в эмоциональном фоне. Женщины вообще чувствительнее нас, мужиков, к таким вещам, и в полусне Даша постаралась обнять меня и успокоить, подумав, что это именно кошмарный сон заставил меня проснуться. Потом она снова ровно задышала, крепко обхватив меня рукой и прижавшись еще теснее всем телом.

Из дальнего конца коридора раздался знакомый голос:

– Извини, Антон, но давай ты оденешься и поднимешься на второй этаж. Времени до рассвета уже совсем мало. Да и твой друг уже скоро закончит обчищать бедолагу Брухо в карты и вернется сюда.

Это был Рэд. Призраки вообще народ нахальный. А этот был бесцеремонен, как никто другой. Но, с другой стороны, узнав Шахова поближе, я понял, что менее всего его можно за это винить. Приходил он всегда по делу. И это явно не его фокус был во сне.

Скорее всего он был тем, кто отвел атаку, заставив меня проснуться. Осторожно высвободившись из объятий Даши, я оделся и поднялся на второй этаж.

Шахов изменился. Теперь это был настоящий призрак, ничем не напоминающий того уверенного в себе и почти осязаемого парня, которого я встретил полтора месяца назад по прибытии в Зону отчуждения. Бледное, полупрозрачное лицо, рваный комбез, явные признаки разложения во всем облике Черного старателя. Легенда вблизи выглядела жутковато.

– Слабею. Даже сюда теперь трудно приходить. Наша с Сухарем власть дальше этого места уже совсем на нет сходит. Сектанты изменили длину волны Выжигателя: вас, простых, уже не задевает, как раньше, а вот призракам вроде меня вообще скоро каюк.

– Что, Обелиск стал настолько силен? Простые бродяги с обычным оружием сектантов больше не беспокоят?

– Ты же с «девяткой» повоевал… – Совсем как живой человек, Рэд тяжело опустился на стул и положил АКСУ на стол перед собой, сцепил пальцы рук в замок, оперся на них подбородком и уставился в стену невидящим взглядом.

– Теперь их максимум трое, и на создание остальных уйдет довольно много времени. Или я чего-то не знаю? – Присев напротив Рэда, я налил в кружку холодного чаю и отхлебнул. Вкус был горьковатым.

– Все мы чего-то не знаем, старатель. Все мы. – Голос Шахова дрогнул, Рэд закашлялся, согнувшись и стараясь заглушить звук ладонью. – Я пришел за помощью.

– Не ты первый, встань в очередь. Ты знаешь, что у вас в этом заповеднике непуганых идиотов завелись настоящие Серые? Афганцы тоже хотят счастья, но явно только для себя. Они похитили мастера-алхимика, привезли в Зону четверть тонны героина, тянут караванные тропы с оружием и «бычками»! Исполнитель желаний им для этого не нужен.

– А как быть с трехметровым жлобом, который чуть не сжег твои непутевые мозги возле Могильника?! – Шахов хотел повысить голос, но замерцал и, став почти прозрачным, спохватился, снова сбавил тон: – Есть вещи, Антон, гораздо страшнее кучки отмороженных духов. С духами ты справишься, в этом я практически не сомневаюсь. Ты пойми: не станет нас, сектанты сметут «Альфу», «Сiчь», наемники свалят сами, а бродяги полягут кто где и все закончится не только для Зоны. Есть странные силы вне нашего мира, Антон. Странные и совсем чужие. Пока что мы их сдерживаем и Камень управляет барьерами, но скоро это закончится. Капитаны Обелиска заключили с существами с той стороны пакт. Те передали «обелисковцам» кусочек технологии, с помощью которого сектанты создали «девятку» и изменили длину волны излучателя пси-волн. Вскрыть защиту Камня им пока не удается. А помочь сектантам существа без реального присутствия в нашем мире не могут. И времени почти не осталось. Ты же сейчас чуть не сгорел как свечка. Я прикрыл твое сознание зеркалом, а «моллюск» ты оставил здесь. Если хочешь выжить, никогда не оставляй Дар дальше чем в двух метрах от себя.

– Значит, это не только биофильтр?

– Все вещи здесь немного не то, чем кажутся на первый взгляд. Дар – это окаменевшее сердце кровохлеба. Охотник признал тебя частью своей семьи и отдал в знак нерушимой клятвы одно из трех сердец своей семьи. Это мощный артефакт, он прикрыл тебя на болотах и не дал Чужому сжечь твои непутевые мозги, когда ты уходил от Могильника. А кровь Охотника заставила Дар защищать тебя, признавая частью семьи. Кровохлебы – существа с той стороны, Антон. Древние и невероятно могущественные. Они зовут себя Изменяющими, что бы это ни означало. Камень открыл им дорогу сюда, чтобы укрыться от Чужих. То, что люди называют «Исполнителем желаний», на самом деле разумное существо, коллективный разум, имеющий власть над материей времени и пространства. Я знаю только, что таких, как он, немного, племя твоего побратима водит дружбу только с Камнем. Войну с Чужими соплеменники Охотника проиграли, поэтому пришли сюда. Они прячутся, потому что в открытом бою с Чужими им уже не тягаться.

– А как же серые кровохлебы? Их больше, и они не так э… дружелюбны.

– А люди все дружелюбны? Вот и эти тоже воюют меж собой. Серые – полуразумные, недоразвитые существа. Они покорились Чужим, признали их власть и пошли следом за племенем Охотника. Так мне объяснили. Сюда прорвалось много кого и чего странного. Жить хотели все, но получилось так, как получилось. Чужие отправили сюда еще и мозгоедов. Это их верные союзники и шпионы, но есть и нейтральные к людям существа. Вроде Подорожника… Но, сам понимаешь, страх оглупляет человека. Кроме тебя, в Тихона и его сородичей не стреляет только ленивый.

– Что я должен сделать?

– Пока жди, прислушивайся, и тебе необходимо согласиться на предложение алхимиков. Когда придет время, я… мы все надеемся, что ты будешь на нашей стороне.

– Алхимики тоже с той стороны?

– Нет, это люди… Были когда-то людьми. Просто могущество стало для них фетишем, и они идут за грань каждый раз, когда создают новый трансмут. Энергия Зоны изменяет их. Некоторые из алхимиков были учеными, потерявшими веру в науку «правильную», классическую. Ходят слухи, что некоторые вообще живут на земле веками и пришли в Зону из разных мест нашего шарика, ища последнего убежища от любопытных глаз. Так это или нет, не знаю. Да и тебе не советую узнавать. Теперь прощай, я больше не могу тут оставаться. Волна будет через двое суток, продлится недолго, пару часов всего. Поэтому советую тебе поторопиться со сборами.

– Хорошо. Я сделаю, как ты просишь. Прощевай покуда.

Шахов растаял в воздухе, а я пошел вниз и снова лег в кровать. Девушка лежала на правом боку, отвернувшись к стене, словно обидевшись на мое долгое отсутствие.

Я снова стал фигурой в большой игре. Другое дело, что, выполняя определенную роль и принимая чью-либо сторону, я все равно иду своим путем. Черный тубус стал некой меткой, выделившей меня из всех пришедших в Зону отчуждения людей. Все это произошло по чистой случайности. Видимо, даже мои личные качества не играли определяющей роли, просто так вышло.

Теперь же требовалось продумать предстоящий рейд. Сразу соваться к духам было бы глупо и неосмотрительно: группу вскроет незамеченный охранением «секрет», и нас просто перебьют или вынудят отойти. И в том и в другом случае проигрыш. Поэтому следовало идти с проводником. Интересно, согласится ли Тихон провести нас по своим угодьям, в обход духовских постов?… С одной стороны, это наилучший вариант для меня, но тогда Подорожник засветится в качестве моего оперативного контакта перед Заном и его людьми.

Темной лошадкой я уже не был, но подтверждать слухи о своих контактах с «порождениями Зоны», как по незнанию называют существ «с той стороны» все вокруг, было бы неразумно.

Вообще, почему все молчат о самоочевидном факте: даже за двадцать лет появление разумных мутантов, способных давать жизнеспособное потомство, невозможно. Даже если бы все вокруг светилось и излучало как сумасшедшее. Изменения внутренних органов – да. Онкология и прочие прелести вторичной радиации – вполне вероятно и возможно. Но появление новых видов живых существ, ранее нигде толком не проявивших себя, – нет, это уже бред.

Ходили слухи о тайных советских лабораториях, где выводили боевых биороботов и экспериментировали на солдатах. Верю, но Союз давно умер, а вот наука новой Украины такие исследования вряд ли потянет. Американская помощь? Тоже вариант объяснения, но тогда потребуются затраты, сравнимые с ассигнованиями на, скажем, космическую программу. Если частные разработки и ведутся, то это очень узкие, прикладные области, и участие американцев исключено. Иначе мой старый заклятый партнер Эдвардс не организовал бы «черную операцию»[31]31
  «Черная операция» – военно-специальный термин; означает проведение диверсионной операции, несанкционированной официальными государственными структурами управления. В случае провала такой операции или захвата исполнителей официальные власти отказываются от них, отрицая всякую причастность своей страны к проведению акции.


[Закрыть] по извлечению результатов работы сектантов над боевым комплексом.

Скорее всего призрак говорил правду и ни одно государство инициатором всего творящегося в Зоне отчуждения не является. Шпионить и пытаться изучать – да, сколько угодно. Но вот возглавить процесс – нет, слишком уж велик кусок, и ни одному государству его не прожевать. А уж тем более союзникам по НАТО – передрались бы уже на стадии первых результатов, пошли бы утечки в прессу, и все – исследования засекретят и сольют. Вмешательство, назовем их банально, Чужих. Вот самое вероятное объяснение, несмотря на всю свою дикость.

На фоне этого даже духовская база с их планом по превращению Зоны в еще один свой анклав – мелочи, детская игра.

Но все проблемы разом не решить. Придется вплотную заняться именно басмачами, а уже потом поискать черную кошку в темной комнате. Она затаилась там, и выдают ее пока только иногда открывающиеся глаза да опрокидываемая ею мебель. Но именно косвенные признаки тревожнее всего. Медлить нельзя.

Выхода нет: сам я вряд ли быстро смогу отыскать безопасную дорогу к базе моджахедов, а при повторном появлении духи просто сменят дислокацию «секретов» и расписание мобильных патрулей. На такую меру предосторожности их толкают серьезные ставки, сделанные в последнее время. Стеречься они будут, и сделают это они качественно, как и всегда.

Для проведения операции без привлечения оперативных контактов нужно было больше времени: пара ходок, и систему смены «секретов» и расписание патрулей мы установим. Но на это уйдет недели две. Еще пару недель на разработку плана акции и отработку на макете и трое суток на реализацию. А у меня максимум семьдесят два часа. По истечении этого срока алхимику отрежут голову перед камерой и возьмут в заложники кого-то еще.

Прямой штурм невозможен, поэтому остается только инфильтрация. Именно для этого мне и нужен Тихон. Подорожник может показать слабое место в обороне базы. Зайдем-выйдем и попытаемся уйти без боя, в свою очередь прихватив заложника. Была у меня одна задумка. Но Крот ушел и сейчас уже, наверное, орет на строителей в родной вечной мерзлоте. А другого такого подрывника еще поискать надо. Да и то, что я задумал, наделает много шуму, унести бы после этого ноги, и желательно подальше от того участка болот.

Алхимики заинтересованы в скорейшем решении проблемы. Что же, оно у меня есть. Но вот где достать материалы, которые мне понадобятся… Ладно, это вопрос завтрашнего дня. Впрочем, нет, уже сегодняшнего. Пока я собирал мозги в кучу, прошло около часу, и даже моя засоня уже начала ворочаться, просыпаясь.

Вообще-то, к Даше было трудно применить понятие «моя». Девушка даже после столь близкого знакомства вела себя несколько отстраненно, независимо. Вот и сейчас – потянулась и, совершенно не стесняясь своей наготы, пробормотала что-то приветственное и на автопилоте пошла в душ. Заглянул Юрис и, как всегда подмигнув, сказал:

– Каждому свое. Доброе утро, командир.

– И тебе не хворать. Чего веселый такой?

– Ну так! – Юрис достал из кармана толстую «котлету» местной валюты. – Выиграл снова. Так, глядишь, и за винтарь скоро все верну.

– Не. Для того чтобы вернуть то состояние, что ты на винтовку потратил, надо круглые сутки в карты с местными рубиться. Да и кто теперь с тобой за стол сядет, коли обдираешь всех как липку? Ладно, слушай вводную: после завтрака начинаем готовиться. В течение сорока восьми часов надо выступить.

– Ну наконец-то! А то я думал: совсем тут застоимся, надоело с вышки по всяким мумрикам упражняться. К духам в гости?

– Да. Но акция будет тихая: войти-выйти. На зачистку времени не будет.

– «Факел»? – Друг посерьезнел. За что и ценю его: собранность не покидает латыша практически никогда. Стоит отдать приказ – и балагура и картежника больше нет.

– Думаю над этим. Но получится слишком громко, и времени на установку такой конструкции может и не быть. Есть один вариант, но пока не поговорю с заказчиком – обсуждать нечего.

Готовься. Идем на неделю. Жратвы минимум. Пять рационов, двойной б/к. Три закладки на маршруте: взрывчатка, боеприпасы. Все как обычно. Пойдешь один, пока я тут разговоры говорить буду. Проверь схроны, доложи, чего сам придумаешь. Возьми Андрона, сына нашего крестника, если хочешь. Парень сообразительный, для разовой работы сгодится. Потом при себе его держи, чтобы язык не распустил. Ну да что я тебя прописным истинам учу. Рассчитывать будем на восемь бойцов. Пока это все. Вопросы?

– Кто с нами еще пойдет?

– Я тут Буревестника встретил…

– Да ну! – Юрис обрадованно потер ладони. – Ну, держись теперь пехотный капитан! Он один или?…

Зан произвел в свое время неизгладимое впечатление на Юриса, когда показывал комплекс работы с ножом и кое-чему научил моего снайпера. Плюс Якоб неплохо играл в покер, и тут уже мой напарник драл немца в хвост и в гриву. А фраза из гоголевского «Ревизора» так и вовсе была их условным сигналом к картежному бою.

– Или. Судя по тому, что я знаю, у твоего визави бригада голов в двадцать. И теперь уже он мне кое-что должен. Всех его людей для «войти-выйти» арендовать не будем. Но шесть человек нам пригодятся. Собирайся. После завтрака начинай тариться припасами, потом разметь маршрут и вперед. В тринадцать ноль-ноль вы с Андроном должны выступить. Закладки обнови сначала по маршруту движения, потом по направлениям отхода. Думаю, за двое суток управитесь. Ждите меня в двенадцатом квадрате, сидите там тихо. Если на встречу не выйду – отходите на базу. Свяжись с Василем. Не уверен, что сильно поможет: у «альфовцев» и без нас скоро жарко будет, – но весточку про должок передай. Теперь точно все.

– Все понял. А как с дамой?

– Дама возвращается домой, – это сказала Даша, она вышла из душа посвежевшая и уже в моей «камке». Хлопчатобумажная куртка вполне пристойно прикрывала тело девушки почти до колен, а на ногах были пушистые тапочки (видимо, с собой привезла) в виде забавных щенят с вислыми ушами. – Провожу вот вас и подамся с караваном обратно на Малый кордон. Где тут у вас плита? Жрать охота, а то за разговорами даже поухаживать за девушкой некому.

Юрис кинулся показывать, что у него где лежит. А я был слегка озадачен столь резкой переменой решения подруги. Что-то изменилось за ночь…

На завтрак была яичница с салом и крепкий чай. Даша привезла гостинцы от Лесника. Сало было вкусное. А яичницу я пробовал только у них в доме. Зона не располагает к разведению кур. После этого Норд удалился, и мы с подругой долго занимались каждый своим делом. Я приводил в порядок легкий комбез. А она, что-то напевая, мыла посуду. Потом принялась за уборку, что для меня было немного непривычно, учитывая мой долгий стаж холостяка. Наконец я не выдержал и уже собирался было выяснить у Даши причину ее скорого отъезда, но она сама начала разговор: