Текст книги "Золотая крыса. Новые похождения Остапа"

Глава 13. Тля в шоколаде

Когда Остап побеседовал с дежурным, высказавшим очередную претензию за не выключенную воду, и прошёл в комнату, Шура лежал на кровати с опухшим лицом. Глаза его были закрыты. На другой кровати пластом лежал Воробьянинов.

Больной Воробьянинов не был забыт. Перед ним было огромное блюдо с чёрными уценёнными бананами, которые Шура купил в «Магните»

– Лучший ценный цимус-витамин! – сказал он со значением, устанавливая миску у шаткой раскладушки Воробьянинова.

Воробьянинов еле пошевелился и что-то прошептал.

Ему было не до бананов.

Остап вошёл в комнату и сел на кровать рядом с Шурой.

– Знаете, Шура, чем больше я живу, тем больше проникаюсь сочувствием к простым русским людям. Никто так не страдал, никто столько не сделал для государства и никто не был так обойдён при дележе добычи. Вон, смотрите, как евреи обложили немцев, ограбили выплатами, уже в Израиле кошки получают компенсации, заставили немцев нести коллективную ответственность, а у русских что? Они даже не понимают, что давно Израиль должен платить жертвам революции за злодения Троцкого и большевиков, евреи даже не понимают того, что им следует плакать в своих синагогах о преступлениях сионистов против Сан-Репского народа!

– Да ладно вам! – миролюбиво сказал Шура, открывая один глаз, – Кто старое помянет, тому глаз вон!

– Кто старое помянет, тому глаз вон! Во-во! Вот пример страшного добродушия, не имеющего прецедентов! Ну, как хотите, а я бы мстил до последнего негодяя или его потомка! А по-другому лишитесь последнего глаза! Я вот о чём думаю! Государства, как и люди, имеют нечто похожее на наследственность. Поэтому часто история государств ходит по некоторой знакомой траектории. Думаю, для многих историков это элементарная мысль, но так как я пришёл к ней сам, минуя исторические кафедры, она для меня, когда я, пописывая историческую сатиру, увлёкся историей русской, казалась открытием. И архетип Сан-Репского государства был заложен монгольским правлением, сначала бульдозером, сгрёбшим все устоявшиеся формы русской жизни и опустившим сообщество до подплинтусного уровня, а потом установившим такой метод управления, что пылесос – только жалкое его подобие. Вожди монголов, несомненно, были великими людьми, не только в силу своих космических побед, не только в силу использования такого удивительного ружия, как ракеты, в силу тактики и стратегии войны, но и силу того, что сметя русское сообщество, в дальнейшем они дали русской колониальной элите манок и профит, сильный стимул – сначала грабить русских от имени монголов, а потом – точно в такой же степени и без монголов. Этот тип управления – жестокое колониальное ограбление своего народа – навсегда вошёл в плоть и кровь любой формы государственности на протяжении всего времени со времён монголов. Скорее всего, мы преувеличиваем время татаро-монгольского нашествия на несколько десятков лет, ибо эти последние несколько десятков лет были временем, когда местная элита выкачивала население, прикрываясь уже именем несуществующих монголов, ибо таковых уже и не было на территории Сан-Репы, а пугать население и грабить при помощи такого чучела, как ханы, было очень эффективно. Монголы сделали русской государственности такую антирусскую прививку, что в любые последовавшие за этим времена, как бы её правители не сюсюкали по поводу нужд и чаяний Сан-Репского народа, суть их политики оставалась одна – безжалостное ограбление и кидалово, кидалово инвесторов, кидалово крестьян, кидалово и пользование Сан-Репского народа.

И если смотреть на это с точки зрения такого укоренившегося архетипа поведения, то с тех пор вы не найдёте ни одного правления, ни одного мгновения, когда этот принцип надолго бы нарушался. Немногие идеалисты, пытавшиеся разрушить эту модель, например, оболганный до сих пор Григорий Богданович Отрепьев, были убиты.

Шура посмотрел на Остапа единственным глазом и отвернулся к стене.

– Нас тут тоже убьют уби.. убийцы! Этот «Фактелеком» – настоящая крысиная нора! – это были последние слова, которые он произнёс в этот вечер.

Комната была наполнена спиртными испарениями, и к густому алкогольному духу примешивался дух нечистых воробьяниновских носок.

– Вы что тут, сражаетесь с бактериями? – насмешливо осведомился Остап, обозревая фазенду своих рабов. Я читал в учебнике химии, что спирт убивает бактерий! Шура, вы великий убийца бактерий! Вы польщены?

Впрочем, рассуждая о чужих манерах и жизнях, Остап был очень немногословен касательно жизни своей, что имело объяснение.

Остап, поселившись на другом конце города отдельно от Дундукова, сначала жил спокойно, а потом мрачная старуха хозяйка стала наезжать на залётного интеллигента.

– Вы должны тысячу рублей! Вы жжоте много электричества! – глухо сказала она, прервав золотые сны отца русской демократии. Прокурорский стиль очень шёл грозному лицу старухи – изрезанной жуками-древоточцами стиральной доске с торчащим острым носом.

– А какие были показания до меня? – спросил Остап.

– Вам знать! Да только много жжоте!

Остап смотрел на старуху ровно такими же глазами, какими Родион Михалыч расколькников смотрел на старуху – процентщицу в последний день её жизни – как на тлю в шоколаде. Ему хотелось не просто убить старого человека, но и расчленить его на части.

В тот день Остапу весь день снился солнечный Рио. Он фланировал по зелёному бульвару имени местному революционеру Дубова с грудастой креолкой и они всё время хохотали и поедали мороженое.

– А я вам советую бухать меньше! – сказала креолка.

«Я наводню мир дешёвыми и красивыми вещами, подарю всем женщинам шубы, но никто от этого не станет счастливее. Мир изменился! Он жесток и циничен! В нём нужно много работать! К сожалению, смастрячить такую мульку, как христианство, и ковать золото из воздуха, как отцы церкви, я не могу! Совесть не позволяет!» – сказал вкрадчивый и сильный голос из потусторонья.

Вернувшись в постылую комнату и поговорив с Шурой, Остап съел бутерброд, без сил лёг на кровать и сразу же задремал. Он не обратил внимания даже на наглого пса Коли, который взобравшись на кровать Пети, стал по-хозяйски порыкивать на вошедших. Пёс был наглый и законов вежливости не признавал. Сквозь сон он слышал, как младшие братья фортуны – Киса и Женя препирались, стоя около окна.

– У меня горло болит! – говорил Киса, – Я, кажется, простудился! Я болен! Я серьёзно болен! Этот климат сведёт меня с ума!

– Возьмите тизин! – отвечал ему Женя, – Он облегчает дыхание и снимает отёк носа.

– Пришло время избавить Кису от геморроя! – сквозь сон сочувствующе сказал Остап, – Киса! Вы умираете? Смерть – это самый короткий путь к покою! Смерть – путь от страдания к… к… лёгкому дыханию!

– А зачем мне лёгкое дыхание, когда тут такая тяжёлая жизнь?

– Вам потребуется лёгкое дыхание, когда мы будем штурмовать Гиндекуш. Тяжёлая жизнь – ваша частная проблема! Пейте меньше, почитывайте библию, авось подфартит!

– А зачем мне Гиндекуш? Шура, вы озлобленный на весь мир хорёк! Какой тут Гиндекуш! Гиндекуш – гора, а мы не поднимаемся в горы, а напротив, спускаемся в преисподнюю! Как вам, кстати, понравилась канализация Бучурлиговки?

– Да так, ничего особенного! Я и не такие видел! Выгребные ямы в Бердичеве много хлестче!

– Не понравилась? Так, может потом понравится? Откуда вы знаете, куда вас занесут через неделю поиски собственного Я? Может, вы прославитесь на весь мир своими сонатинами? Или изваяете кающуюся Магдалину? Спляшете с женой Щедрина? Вылезете из канализационного люка и потом приметесь ваять Аполлона! Кто знает!

– И у старух бывает промежность!

– Как вы наблюдательны!

– В мангровых зарослях трудно пробираться! У вас есть зубы?

– Не все! – стыдливо сказал Балаганов и показал изящную дырку между передними зубами.

Сквозь сон Бендер засмеялся.

– Но хоть какие-то есть, и это плюс! Два вижу, три… Я вышлю вас вперёди отряда пионеров – прогрызать девственные джунгли Замбии и Ботсваны! Вы хотите быть пионером?

– Злобные стариканы были всегда лучшими проводниками в мире. Они жилистые и ловкие. Замечено, что таковыми они остаются до самой смерти. Зависть и неприязнь к успеху и богатству вела их вперёд, как китов ведёт древний инстинкт! В Акапулько в непередаваемых и страшных позах найдены останки нескольких экземпляров. Это не вы случайно? Там есть и тайпаны! Ваша бабушка не тайпан? Нет? А похоже!

– Кто-кто?

– Ваши предки!

– Мои предки Гиндекуш брали голыми руками! О, я ошибся, кабаны! Ведь ваш предок – дикий кабан, не так ли? Когда вы небриты, вы очень похожи на дикого кабана!

– Не так! Это ваш предок – кабан, а мой уже умер!

– Истинно говорю вам! Все умрут! Чудо моё! Вы читали библию?

– Мои предки её написали, а вы говорите!

Остап оценил и эту шутку, но вида не показал, слушая продолжившуюся перепалку:

– То, что ваши предки написали это, я вижу по вашему лицу, а вот то, что их потомок её читал – сомневаюсь! Там много всякого, в том числе и весьма здравые мысли! Вы знаете, какая любимая забава у австралийских собак?

– Какая?

– Как ни странно, охота на казуаров!

– Кто такой казуар?

– Казуар – древняя и почтенная австралийская птица. Разноцветный окрас и длинная шея. Огромные размеры. Соразмерный член. Острый клюв. Абсолютное зрение. Мощные когтистые лапы. Она нападает на человека и калечит его огромными когтистыми лапами, нанося супермощные косые удары клювом и лапами, а также раздирая тело.

– Я веру вам как родному, но позвольте…

– Не позволю! И не простите! Вы знаете, где находится Гиндекуш?

– Не знаю и знать не хочу!

– Почему вы ничего не хотите знать? Откуда этот маргинальный душок? Это презрение к науке и просвещению! Вы похожи на наше правительство! Те тоже мечтают закрыть все школы! А у вас что? Внутренний антагонизм с чаяниями предков? Отрыжки толерантности и агония мультикультурализма? Милый мой партнёр! Запомните мою седьмую заповедь! Бойтесь сионистов! Денег не дадут, а жизнь испортят навеки!

– Это у вас – внутренний! А у меня всё в порядке! А сионистов я не боюсь, я сам, может быть, сионист!

– Только денег нет, как я понимаю? У сионистов всегда полно денег, а у вас всегда в кармане шаром покати! Дырки нет в кармане? Счастливое дитя русской интеллигенции! Сионист! Анкл Иппо и его грейт хистори! Я посвящау вас в орден! Свидомитский орден Мацы и Тфилина! Я введу вас в синедрион! О Салос, полный джи! Веди нас к тучным лугам! И случится сие единоутробно и навсегда! О Абес! Структурализируйся срочно так! Что ж, господин новообращённый сионист, вы уже там! И какой же у вас порядок, если денег нет? Что такое австралийский казуар без денег! Озлобленное на весь мир чудовище, пожирающее себя муками совести? Или вы – тайный Рокфеллер и Решили сразить мир скромностью и смирением? Если так, я изменю о вас мнение и даже помогу!

– Чем же вы можете мне помочь? Чем?

– Я разбираюсь в эфтаназии! Гарантирую вам безболезненный и красивый уход из жизни. Вы очень обрадуете этим Кешу! Впрочем, он угробит нас и без эфтаназии!

– Займитесь собой, плохой вы пророк! Как вам сегодняшнее селфи? Вдохновляить?

– А вы – выродок рода человеческого, однако! Издеваетесь? Враг народа!

– Отрок! Когда вы встали на путь подрыва Северного морского пути? Когда вы предали дело Сталина?

– А?

– Смотреть в глаза!

– Хватит вам!

Философская беседа была прервана появлением Пети. Как оказалось, Петя устал меньше всех остальных. У него хватило сил вместе с Колей бегать вокруг бильярдного стола, катая шары. Из коридора то и дело слышался его визгливый смех.

Их то и дело посещал усатый дежурный, с которым Петя, как оказалось, был хорошо знаком и с которым они часто уединялись и шушукались в кильдиме у дежурного. Все уже понимали, что эти совещания в Филях всегда были посвящены добыванию спиртного.

– А Автсралия – неплохой вариант! Это вам не Бучурлиговка – страна непуганных идиотов! Афтсралия – огромная территория, очертаниями похожая на Кубу, ковчег невиданного богатства, девушки и кенгуру там в широком ассортименте! Коалы и сумчатые слоны. Мыши!

– Все территории похожи на Кубу!

– Да не все люди похожи на кубинцев! Впрочем, и Куба – неплохой вариант для срочной абсорбции…

– Чего-чего?

– Для бегства, дурья вы голова! Вы я вижу намерены встречать безутешную старость на родине слонов, чтобы быть отравленными в конце концов любвеобильной сиделкой. Что тут делать? Что человеку делать в Бучурлиговке? Лечь и помереть среди белого дня! Больше тут нечего делать.

Остап для вида стал похрапывать, а сам слушал разговоры напарников, внутренне улыбаясь всепонимающей улыбкой.

– Ипполит Метвеич! Что вы скажете о Пете?

– Что сказать о Пете? Жлобина, каких мало! – лапидарно ответил Воробьянинов и властно пошёл к своей кровати, – Но крепкий, чёрт! Из меня душа вон, а он хоть бы хны! Машет лопатой – и машет! Железный дровосек! Вон в биллиард дуются! Идиоты!

Пёс оскалил зыбы и стал на него бросаться, не покидая, однако, Петиной кровати.

– Ну, злая псина! – сказал он, отдёргивая руку, – Что тут творится, мы что, в псарне живём? Этот Коля зачем-то притащил пса – нам на погибель?

Когда Петя шёл по коридору, его долговязая фигура моталась из стороны в сторону. Все уже знали, что пьёт он много, и никогда не закусывает. В одной руке его снова была початая бутылка, и он не глядя шёл к своей кровати. Бешеный рык пса остановил его. Петя посмотрел на свою кровать и заметил пса, который, оскалившись, всем своим видом заявлял, кто тут хозяин.

– Я тебя щас убью! – сказал Петя, ставя бутылку на стол, – Ты куда залез, падла? На мою кровать? Если ещё раз залезешь, убью!

Следом за собачьим воем в комнату просочился Коля, одетый в выцветшую камуфу. Он шустро снял пса с Петиной кровати и запихал его под свою.

Вся комната была заставлена баулами, и стоило удивляться, с каким мастерством увалень Петя пробирался к своей кровати, не спотыкаясь о чужие вещи.

Петя сел за стол и запрокинул бутылку за голову. После этого он уронил голову на стол и минут десять подремывал. Потом Коля снова увлёк его к биллиарду и Петя, тараня головой стены, покинул комнату.

– Ипполит Матвеич! Скажите мне, – спросил Шура, – Как, по-вашему, почему Петя никогда не закусывает, когда пьёт? В магазине он берёт только водку. Вина и пива не пьёт! Я предложил ему купить что-нибудь на закуску, так он так резко отказался, что я подумал, что чем-то оскорбил его!

– А ты думаешь, не оскорбил? Похоже, он экономит, я вообще не видел ни разу, чтобы он хоть раз что-то ел! В древних христианских книгах описываются люди, которые настолько отошли от материального мира, что потеряли способность поедать животную пищу. Они питались эфиром и их звали эфироедами. Возможно, Петя из их числа!

– Я тоже не видел! Может он тайно ест, как корнет, запершись в туалете, чтоб люди не видели! Может, ему стыдно, что он такой богатый, что может на виду у бедняков обедать!

– Не похоже! Может дать ему что-нибудь? У меня вот сырок есть!

– Дай!

Когда Петя в очередной раз вернулся и запрокинул бутылку в небо, Шура предложил ему сырок. Петя долго отчаянно отказывался от такого божественного дарения, но потом смирился, взял и стал маленькими кусочками заглатывать божественное кушанье. Потом отломил маленький кусочек хлеба и съел. И, бездыханный, упал на кровать.

Через пятнадцать минут участники Остаповой концессии спали мертвецким сном. Все храпели – Остап подхрапывал интеллигентно, Ипполит Матвеевич – долгой музыкальной фистулой, Шура – короткими ударными арпеджио, и только Коля как будто подгавкивал тяжело дышавшему псу.

В комнате было так холодно, что из отверстых ртов шёл рождественский пар.

Всем измученным тяжким трудом и подавленным алкоголем трудящимся, снились цветные сны.

Остап видел приёмную начальника Аргентины. Он был галантен и подавал утончённой женщине то бокалы с вином, то пирожные, пытаясь вспомнить, как будет по-испански «А не будете ли вы так любезны принять мою брошь?».

Воробьянинову привиделась тёща, выпихивающего его буферами его из собственного дома, армянско-турецкая резня, ужасы пятой колонны в республиканской Испании, моллюски-людоеды, живой гриб, высовывающийся из канализационного коллектора, в общем, все враги рода человеческого.

Шуре снились золотые рыбки в приютском аквариуме.

И только Коле снился его верный пёс, превратившийся в огромную, бредущую над городом, как гора, собаку Баскервиллей и дышащей огнём на врагов и конкурентов.

А псу приснилась мышь, которую он случайно заметил в холле общаги, прямо напротив ведра со шваброй.

Когда Петя в последний раз приоткрыл чумные глаза, в тёмном окне, выходившим своим видом на заброшенное кладбище летали совы и порхали зелёные погребальные огни. Где-то там, среди крестов и покосившихся сварных памятников, жили бедные Бучургиновские бомжи.

– Проститутки! – гневно сказал Петя и снова провалился в коматозный сон.

Во сне обрывки жизни, как верёвки опутали его и вкрадчивый мерный голос с шизофреническими синкопами всю ночь выговаривал ему прописные истины и называл имена, которые Петя не знал:

«Хорошо любить родину так, как её любили Битлы – когда тебя полюбил весь мир! А любить Ливерпуль, которому на тебя наплевать – не очень хороший подарок собственному тщеславию!

Я жил тогда хорошо! У меня было много денег – впритык на чёрный хлеб и морскую капусту!

Мы благие дети природы, не ценившие вечных корней!

Как ни странно, с оккупантами решили поступить очень жестоко – не продавать им гамбургеры со скидкой!

– Воробьянинов! Лезь в люк!

– Так! По лестнице! Бери лестницу, опускай её в люк и вперёд!

– Как? Прямо в канализационный люк? Я?

– Вы! Быстро, говорю! Не томите мать Терезу! Она может пожаловаться богу! Бог этого не поймёт!

– Я не полезу! Пусть Шура лезет! Или Петя! Они уже лазили в люки! Петя сам говорил, что лазил!

– То, что он говорил – его личное дело! Ваше интимное дело, Ипполит Матвеевич, лезть в люк! И чем скорее, тем лучше!

– Никогда!

– Тогда вы спуститесь в люк в качестве трупа!

– Чьего трупа?

– Вашего, Киса, вашего! Киса! Какая разница, в результате чего вы умрёте и станете трупом – в результате болезни, несчастного случая или мерзкой жены. Киса! Куда вы! Полезай в люк, тебе говорю! Бери трубу и лезь!»

Глава 14. Обезьяна с моноклем

Когда кабель удалось просунуть под перекрёсток, направление движения изменилось. Теперь они шли вдоль старых домов с палисадниками и резными деревянными ставнями. Все люки миллион лет назад были засыпаны песком и грязью, а некоторые специально засыпаны строительным мусором или заросли сорняками. Никаких планов, никаких документов, никаких осмотров здесь не совершалось никогда. Если бы градоначальнику какой-нибудь насмешник осмелился бы задать неуместный вопрос: «Ваше Высокоблаженство! А в каком состоянии находится подземное хозяйство Бучурлиговки?», он бы неминуемо поставил того в неудобное положение просто потому, что никто из таких чиновников, даже которые напрямую отвечали за это самое состояние, никогда не принимал всё это всерьёз. Каждый год с самого графа Бучурлина, разумеется, выделялись кое-какие деньги и на обихаживание городских улиц, и на канализацию, и на водопровод, но большинство этих денег как-то неожиданно хитро исчезало вреди бумаг. Не то, чтобы был какой-то коварный план по их воровству, каким-то особым припискам, в общем, всем тем каверзам, на которые горазд лихой Сан-Репский человек. Они исчезали совершенно волшебным, природным, естественным образом. Исчезали – и всё тут. Там же исчезли и колодцы, которые с таким упорством искал сейчас Воробьянинов. Для их поиска прилагались отчаянные усилия, которые иногда ни к чему не приводили. Один люк испарился вообще, как будто его не было. Около водонапорной башни их криминалистические поиски прекратились. Кеша разразился отборнейшей матерной инцикликой, проклял бога и мать, с умным видом понюхал землю, постучал ногой, подняв библейскую пыль, потом несколько раз прошёлся с недовольным видом вдоль дороги, и придушенным голосом сказал:

– Надо вызывать специалистов!

После чело стал звонить в «Гостелефон» и ласковым голосом умолял Павла Петровича выслать работника с люковым сканером. Хотя сканер был занят, Павел Петрович смилостивился и приказал ожидать.

Следующие два часа Шура и Ипполит Матвеевич провели в поисках люка, уже на произвол судьбы, бросаясь из стороны в сторону, раскапывая ямы вдоль дороги. Скоро всё было изрыто их партизанскими ямками. Люка не было. Кеша поощрял их экспириенсы неистовым матом. Обзывался от виртуозно. Опыт боевых действий в Афганистане и полная приключений жизнь странствующего копателя канализации сделали его репертуар беспредельным

– Флаи Поцерные! Я кого взял на работу! Е… квакнуться можно! – Какие мозглявыве протопидоры мне попались! Суки! Кто вас учил держать лопату? Смотри! Смотри! Комсомол? …бу всех!

Закончив тираду и видя поникшие головы концессионеров, он с довольным видом отправился в кафетерий на другой стороне улицы, откуда ему было за чашечкой кофе удобно наблюдать за двумя мудаками с лопатами.

Им помогал пухлый Туск, изыскивая, как можно пошланговать.

Воробьянинов и Шура, взмыленные, утомлённые солнцем и трудами, из последних сил били в кромешную землю, когда калитка за их спиной медленно и приоткрылась и из неё вышел человек-сомнамбула.

– Это дом наркомана! – сказал Туск, – Они здесь живут!

Человек подошёл к компании и дёргаясь, спросил:

– Ну, чо, ребят, работаете?

Воробьянинов подтвердил.

– А я смотрю, кто-то копается, думаю, что там? А вы тут долбите?

– Долбим! – сказал Шура, вытирая обильный пот.

– Ничо так? – спросил человек, поворачивая голову.

– Да так, ничего! – безнадёжно сказал Воробьянинов.

– Чего башляем?

– Да так, люк! Тут он где-то должен быть. У тебя палисадник засыпан строительным мусором, люк тоже засыпали, вот мы и ищем!

– А, – может помочь чем, а? У меня лом есть, только он кривой, я вам дам его, дать?

– Да давайте, если не жалко! – гостеприимно сказал Воробьянинов, блеснув очками.

– Я дам! – подтвердил человек и снова ушёл в палисадник.

Пошумев за забором железками, он снова появился с огромным, страшным ломом, который был крив в двух местах так, что непонятно было, кто мог так покривить лом.

– С великанами сражались? С Мамбрином? – пошутил Шура.

Глаза человека блестели нестерпимым блеском. В глубине души Шура предположил, что перед ними – наркоман. По всей видимости, он был недалёк от истины.

– Да не, не шути, машину правили! Я вам его дарю! Вам нужно тут! Мне не нужен он! В палисаднике – срач тут! Вот, берите, нате вам!

– Воробьянинов с благодарностью взял лом и тут де опробовал его на очередном участке местности. Лом был хороший, тяжёлый и ржавый.

Нежданный помощник между тем распрощался и дёрганной походкой отправился в город.

Шура и Ипполит Матвеевич долго смотрели ему вслед.

– Есть всё-таки люди! От кого не ожидаешь, тот и даст!

– К ним все за наркотиками ходят! – сказал Женя, – Это он так расчувствовался, а там такие оргии происходят, залюбуешься!

– Ну, нам не то главное, употребляет ли он наркотики, или нет, а то, помог ли он нам. Он помог. Вокруг вон сколько людей, которые не пьют, не курят, что нам до этого, они и нам помочь не спешат, что ж мы их хвалит будем? Этот-то помог! Лом нам подарил. Вон как Воробьянинов им шпарит!

– Да, этот помог нам! Страшно помог!

– Молодец!

– Не то слово, какой молодец! Белая ворона среди ментов! – подтвердил в сотый раз Руст.

– Я бы этот собор, который у них в городе главный переименовал из какого-нибудь Преображенского в собор Спасительного Лома Наркомана! Вот как они переименуют свой собор, бог сразу повернётся к этому городу лицом и сделает его процветающим и сильным!

– Во-во! Процветающим и сильным!

– Вношу поправку! Собор должен называться Собор Спасительного Кривого Лома Наркомана!

– Несомненно! Неоспоримо! Небезинтересно!

– Если бы бог повернулся к этому городу лицом, он бы и Нью-Йорк в хвосте оставил, тут бы такое строителство зашевелилось, уму непостижимо! Рядом с собором небоскрёбы бы выросли, даун-тауны, дорога до горизонта, мчи не хочу, силосную башню бы художники расписали! Да-а!

Слушай, Шура, а кроме нью-Йорка бог к каким-нибудь городам поворачивался лицом?

– Ну, наверно, Бомбей там, Сидней!

– Да! Бог – это силища!

Они отошли в тень дома, откуда Кеша уже не мог их видеть и сели на землю.

Хотя светило солнце, было по-осеннему свежо. Холодный ветер продувал жалкую рванину Ипполита Матвеевича и без мышечной активности он скоро стал мёрзнуть, о чём свидетельствовал его синюшный нос.

– Шеф! Я не хочу войны! Я хочу селёдочки с лучком, под уксусом! Хочу холодненькой водочки! Хочу спать на чистой подушке и крахмальных простынях! Неуж-то, это невозможно – спать на крахмальных простынях?

– Ты не заслужил! – зло сказал Шура и ткнул грязным пальцем в узкую грудь интеллигента.

– Шеф! Куда мы попали! – не угомонился Воробьянинов, – Вы что, не видите? Мы живём, как звери, работаем круглые сутки, в грязи, в вони, в канализации по шею в говне! Поднимаем такие тяжести, какие лошади не поднимают! Это – бандит! Он ещё с Афганистана – бандит! Бандюга! Нас обманывают всех! Он обманет нас всех! Где деньги? Мы работаем, как звери за его обещания, а я вижу по его пустым глазам – он уже решил нас кинуть! Я это чую! Чую! Остап Ибрагимович! Почему вы ему верите? Он кинет вас! Кинет!

– Не кинет! – неуверенно отпарировал Бендер, – Ладно, хватит бандеровщины! За работу! Вот он едет!

Скоро появился Кеша. Действительно, из-за сарая вынырнула тупорылая машина, и из неё выскочил наш кривоногий афганец. Он был вместе с грузным толстяком, который нёс старый потёртый фибровый чемодан. В чемодане оказалась круглая штука, которой они попеременно прикладывали в разных местах к земле, пытаясь отыскать следы колодца. Штука иногда издавала противный писк, и тогда Кеша поднимал палец к небу и делал вид, что вслушивается в звук.

Все вскочили и изобразили работу. Воробьянинов замер, подняв над головой огромный лом, Шура, уткнувшись грудью в лопату, напирал на неё, а Маркин стал суетливо копаться в грязном мешке, разыскивая дюбеля.

Кеша вызвал Маркина, пообещав кое-что за помощь, сам-то он ничего не понимал нив канализации, ни в электричестве, а толстый Маркин всё-таки шустрил в конторе, которая должна была контролировать и канализацию, и электричество, и водопровод.

– Здесь где-то должен быть! Вот под этой кучей говна!

При этих словах Воробьянинов похолодел – куча строительного хлама, располагавшаяся напротив дома наркомана, была высотой метра полтора и состояла из кусков металла, каких-то скрюченных пластмассовых сеток и огромных массивов древней каменной кладки. Раскопать такое сокровище с помощью двух хлипких лопат мог бы только Алладин, да и то при помощи волшебной лампы.

– Точно под ней! Под ней! – сучил ногами Кеша.

Через четыре часа работы, перерыв все палисадники, они наткнулись на люк у самого дома. В доме, судя по виду, давно никто не жил, И Петя, сняв картуз, забрался через палисадник в сад, где ещё висели жёлтые зимние груши. Следом за ним последовали все остальные. Наевшись груш до икоты, все расположились на врытой в землю широкой скамье. Здесь их и застал Дундуков. Он сразу погнал компанию искать люки в узком проходе. Наконец они вышли из проулка и оказались снова на центральной улице. Далее путь пролегал вдоль рынка, где с люками была также проблема. По воспоминаниям Кеши, здесь были два люка, прямо на проезжей части. Перегородив проезд крысой, Дундуков стал шурудить миноискателем над асфальтом и наконец указал на предполагаемый люк.

– Люк раскопаем потом, а сейчас – назад!

Они вернулись к дому наркомана и повернули на другую улицу. Здесь люки были все на виду, и многие вообще открыты или закрыты досками.

Наркоман вернулся и маячил в конце улицы, наблюдая за манипуляциями концессионеров. Видно было, что ему пришлось по душе, что его лом служит благому делу.

Потом Шура исчез на полчаса, а домой вернулся уже пьяным.

Потом исчез Петя и вернулся тоже навеселе.

К вечеру вернулся Дундуковский с каким-то мужиком, которого он отвёл в сторону и стал с ним препираться. Было видно, что мужик чем-то недоволен, а Кеша в чём-то убеждает его.

– Подожди! Тогда у меня были проблемы! Ты понимаешь, мне не заплатили, вот я вам тоже не заплатил! Но я верну! Ты меня знаешь!

– Знаю! – сказал мужик, – через неделю верни! А то я тебе голову сверну по старой дружбе!

На этом беседа закончилась, и довольный Кеша отправился в свой кафетерий пить кофе.

Потом снова пришлось сгружать крысу и угэшку в холле общаги, и Жене прищемили ногу.

Его понесли по коридору и сильно ударили по пути об биллиард.

В городе всё было кривое, кроме биллиарда, который устанавливали по нивелиру и собора, который построили по нивелиру же. Всё остальное было сотворено так, как будто делали не для себя, а для ненавистного врага, которому хочется отомстить. Когда Петя, пронося свой замызганный скарб в комнату, стал двигать биллиард с места на место, сразу несколько ножек, оказавшихся совершенно не связанных с самим столом, сразу сложились и биллиард с грохотом обрушился на дощатый пол, стоявший тут же комендант общежития заорал на него.

– Что мы будем теперь делать? – остервенело спрашивал он у Пети, который виновато что-то мычал в ответ. Когда наконец общими усилиями биллиард водрузили на место, Петя даже не предполагал дальнейшего развития сюжета. А утром следующего дня явилась целая толпа начальников. Они молча вошли в комнату, где стоял биллиард, потом в комнату, где спали пасынки фортуны, таким строем, каким в комнату арестанта входят КГБ-шники, и стали орать в голос на Петю: «Петя! Ты же знал, что биллиард установлен по нивелиру! Вам же было сказано – ничего не трогать! Как ты мог сбить настройку? Тут счёт идёт на миллиметры!

У Пети не нашлось ответа на столь простой вопрос. Он только пожимал плечами и уворачивался от гневного мата собравшегося вокруг пьяного сельского эстеблишмента. Далее Петя стал восстанавливать космические настройки «фактелекомовского» биллиарда. Его изобретательности мог позавидовать даже великий Леонардо. Налив в гранёный стакан водки ровным счётом по рубчику, Петя стал вращать биллиард в разные стороны, подкладывая под него разные дощечки. Через пятнадцать минут биллиард снова был готов к бою.

Бедствия этого дня на этом не закончились.

Через некоторое время в комнату заглянула узкая голова комменданта общежития Милофалова. Он грозно вошёл в комнату и уставился на Колину сабаку.

– Это что это? – спросил он, обращаясь почему-то к Воробьянинову, – Ваш пёс?

– Нет, не мой!