Текст книги "Золотая крыса. Новые похождения Остапа"

Тут спящая общественность спустя сорок лет проснулась от заколдованного сна и стала требовать сломать дорогу и мост! А потом какой-то безумный архитектор предложил на втором ярусе моста, где были проложены трамвайные пути, а трамвай они везде сломали и пути украли, сделать навесной парк! Внизу чадят машины и извергают всякую гадость, а наверху – зона отдыха, и молодые мамаши детей в колясках выгуливают! Вот что они удумали! Презуоперы ё…! Как ты думаешь, стоит всю власть, какая там когда либо правила, а теперь либо правит, либо ездит на пенсии на рыбалку, собрать их на центральной плащади Старобыдлова, и повесить на руке стоящего там Ленина. И архитекторов всех, кто это делал – кто проектировал этот мост, давал разрешения на строительство в парках, кто в Первомайском сквере разрешил строить этот уродливый христианский болван – всех повесить на руке великого Ленина! Представляешь, как они, эти суки будут извиваться перед смертью, когда их поволокут на казнь – все эти чинуши и псевдоархитекторы, вся эта старобыдловская сволочь, как они будут цепляться за землю и выть, чтобы их помиловали? Жаль, моя мать не увидит, не любила она это, не уважала! А пока они думают – всё хорошо у них, пенсии особые для себя сделали! У него очень удачно сделана рука – вещать преступников на ней было бы просто здорово! Вешать удобно и снимать хорошо!

– Выбери себе вывеску! Выдумай нечто другое! Выспись!

Кеша, отчаявшийся заставить гвозди залезать в бетон, на время исчез и отсиживался в очередном кафетерии, изредка высовывая в дверь злобную перекошенную физиономию. Руководство операций в это время на себя взял Петя.

– Шура! – сказал Остап потухшим голосом, – Не верьте своим глазам – когда вы видите довольного буржуа, попивающего кофеёк на веранде своего наследственного бунгало, вы должны помнить ту нечеловеческую цену, какую этот человек заплатил за своё шоколадное детство. Как говорится, если на клетке буйвола написано «Лев», не верь глазам своим! Там, где нет дороги для революционеров, Рабиновича, Минка и Аксельблата, там, где тачанки с пьяными матросами не скачут по косогору из конца в конец, поднимая вселенскую пыль и расстреливая мирных феллахов в деревнях, там, где добрые люди не грабят винные склады, там, где почта и телеграф заняты только передачей факс-сообщений, там нет никакой надежды стать человеком, стать нуворишем. Богатство не создаётся трудом, это иллюзия. Богатство создаётся другим богатством, и только тогда, когда вы мягкой кошачьей лапой выгребаете его из чьего-то кармана! Там, где господствует порядок, там нужно много работать, много плакать и очень много думать. От такой жизни можно сойти с ума. Нам нужно другое! Главное! Основное! Нам нужен большой приз! Шура, вы видели когда-нибудь большой приз? А Шумахер видел! Нам ведь, господа, по большому, поистине гамбургскому счёту совершеено не хочется работать, я бы даже сказал – не пристало работать, никому не хочется вкалывать в поте лица своего. Я спрашиваю вас, хотите ли вы капитуляции и аут сорсинга? Хотите ли вы быть в ауте? Нет! Ответ ясен! Хотите ли вы тогда всеобщей войны и мобилизации всех ресурсов рейха на нужды победы? Да! Ответ ясен! Посему я объявляю всеобщую мобилизацию. Завтра в 3—00 будет объявлена Третья мировая война и мы выступим походом против скверны и многообразия! Ясно?

Шура и Ипполит Матвеевич переглянулись. Хотя они не поняли ни слова из сказанного товарищем Бендером, но почуяли, что происходит что-то крайне важное.

– Я хочу домой! – вдруг сказал замёрзший Киса, – К маме!

– Я вижу у вас к проблемам с потенцией прибавились вопросы с мочеиспусканием? – спросил Остап, – Ничего удивительного! Писайте по параболической траектории! Такое бывает в интеллигентных семьях! Петербург видел такое не раз! Чисто русское явление! Всеобщая связь явлений! В Англии такого нет! Русская душа загадочна, как кладовка в шашлычной! Но я готов помочь! Всего за двадцать долларов! Ваши страдания я прекращу в минуту! Нет, не эфтаназия! Совет бывалого многого стоит! Проглотите бильярдный шар – и вы в раю!

– Я хочу домой! – твердил Воробьянинов, покачиваясь, как старый свидомит на молитве и не слушая Остапа.

Остап поднялся.

После короткого отдыха он приставил лесницу слева от входа.

Воробьянинов, покачиваясь, поднялся тоже.

– Кому теперь лезть? – спросил он, уныло обращаясь к Остапу.

Коля затряс отсушенной кистью руки, показывая свою недееспособность.

Остап плотоядно посмотрел на Воробьянинова и перстом указал на Шуру.

– Я? – спросил Шура, сглатывая трагический комок в горле.

История повторилась. Хотя Шура был много сильнее Коли, он скоро убедился, что забить такой огромный дюбель в бетон, стоя на шаткой лестнице – весьма непростая задача. Как он ни крякал, нанося свирепые удары по шляпке дюбеля, углубляться в бетон тот категорически отказывался. А иногда и предательски гнулся. Наконец Шура изловчился и со всех сил ударил молотком по своему большому пальцу. Он стоял наверху лестницы, затаив от боли дыхание, а потом дёрнул ногой, качнулся, как клоун на трапеции, раскрыл широкие руки и слетел в кучу песка, где его корчи продолжились под циничные замечания Остапа.

Петя словно сочувствуя Шуриной беде, оглядываясь на поверженного, залез на лестницу, но тоже плюнул и спрыгнул вниз.

– Чорт! Надо звать Кешу! Пусть даст дрель! Так нельзя! Тут надо сверлить! А не то мы пропадём тут ни за понюх!

Кеша тут же вынырнул из-за угла, неся под мышкой кулёк с бутербродами.

– Чего тут? – ленивым, невыспавшимся голосом спросил он.

Выслушав молитвенные призывы бойцов вернуться к реальности и искать дрель, он тоже плюнул, в ярости бросил в Петю пакет с бутербродами и как крыса метнулся к машине. Через два часа поисков по всему городу желанная дрель была найдена, вонючая угэшка запущена и работа закипела.

Шура с дрелью дежурил вверху лестницы и делал дырки, а Петя на другой лестнице забивал дюбеля с железками в стену.

Наконец они свернули за угол.

Отчаявшися, раздражённый Петя за углом откинул руку помощника и послал его куда подальше. Он был готов к одинокому подвигу. Неровной походкой он двинулся к столу в углу двора, где восседали трое бравых лётчиков с местного военного аэродрома. Две бутылки водки и огромная канистра пива были опорожнены только наполовину и предвещали приключения и полёты во сне и наяву. Остап, Шура и Киса тогда двинулись вслед за военными к их столу, и стали там пить пиво.

– Привет, братва! Сюда садитесь! – подвинулся довольно молодой капитан, – Налить?

– Да уж! Если можно! – вежливо попросил Воробьянинов.

– Чего ж нельзя? Радио ремонтируете! – сочувственно спросил капитан.

– Да нет, интернет прокладываем! Быстрый! Президентская программа «Ух»!

– Понял! Быстро проложить и быстро убежать! Понял!

Капитан был на диво сообразительный, и Киса льстиво закивал ему в ответ.

Пиво было холодное и очень вкусное.

– А мы тут, – засмеялся совсем молоденький лейтенант, – тоже по программе «Оборона и кирдык»! Отчизны нашей рубежи рукою крепкою держи!

Киса заслушался музыкой слов капитана и не перечил.

– И тяжело служить? – спросил Воробьянинов.

– Да нет! Один день летаем, неделю отдыхаем! Сань! Мне тут показали одно озеро, там можно карася ловить! Там точно рыба есть! Я сверху видел! Поедем?

– Поедем! Хоть сейчас! – ответил второй лейтенант, разбивая большую рыбу о край стола, – В прошлый раз ты завёз нас на то озеро – … чего поймали! Если бы не водка, я бы умер с тоски!

– Тут не такое озеро! Палыч гарантирует!

Воробьянинов, крякнув, как селезень, выпил, и попытался по-большевистски закусить обшлагом, но капитан почти силком впихнул ему в рот кусок колбасы.

– На! Не стесняйся ты! Тут все свои!

– Да уж! Вижу!

– Сколько вам платят? Тыщь сорок пять дают?

Воробьянинов надулся и молчал. Он не знал, что ответить на прямой вопрос. Обещанное вознаграждение уже не казалось таким большим перед зарплатами военных.

Наконец военный расколол Кису, и тот признался. Военный брезгливо скривил губы:

– За мелочь гробитесь! – брезгливо сказал он, – А у вас, этот, ханыга… На… вает вас! Точно говорю!

На время наступила кромешная тишина.

– Тут старуха есть, она вам ничего сделать не даст! Она всему мешает! И интернет никому тут не нужен – одни старики живут! На фиг им интернет? С адом общаться? – хохотнул военный.

– А вы не обращайте на неё внимание! Меньше вони будет! Она из комсомольского актива области, вся ушла в прошлое! Кругом вт это, а она в том времени осталась! Бывает!

Петя, великий любитель выпить, продолжал трудиться за углом. Страшные удары молотка сотрясали дом. И отзывались колокольным эхом в соседних дворах.

Это продолжалось до тех пор, пока стук молотка вдруг не прекратился, и из-за угла не донёсся предательский скрежет, звук падения и страдальческий крик Пети – он плавно валился с лестницы на асфальт.

Забежав за угол, Остап увидел Петю лежащего под лестницей. Он охал одной стороной рта. Шура, Киса, капитан с бутылкой склонились над падшим героем и рассматривали тело на предмет ранений. Как ни странно, Петя почти не пострадал, а только испугался.

Страданиям и бедам концессионеров, казалось, не было конца. Остапу на ум всё время приходила жуткая картина сталинградских немцев, тянущих по полю своего товарища. Он воочию, на себе ощутил в Бучурлиговке страдания великой немецкой армии.

В тот момент, когда Петя обвалился на землю, из дверей дома вырвалась старуха. Она долго и с нескрываемым презрением смотрела на ухищрения мастеров, и порой иронически комментировала их действия.

– Не отвечайте, не отвечайте ей! – шипел Кеша Дундуков, – Ей только и нужно устроить скандал! Она уже звонила во все инстанции, чтобы нам тут помешать, коза эта!

– Вы чего тут вообще делаете – фасад нам портите? – всё более злобно вопрошала старуха, вертясь на балконе, – У вас есть разрешение бить тут в стены? Предъявите документы!

– Кеша, не отвечая на выкрики женщины, бегал под балконом с перекошенной физиономией.

– Тише! Тише! – учил он.

На этом день взлётов и падений в рамках начальникской программы «Интернет-Юнити» закончился.

Пообещав старухе склочнице добраться до неё после окончания работы, Кеша погрузился в машину и дико рванув машину, отбыл в общагу.

Все были перекалечены, побиты, измождены. Надо было всё теперь снова перетаскивать в общагу. Стоя у ворот негостеприимного офиса, слюня каждую купюру, Кеша выдал очередную порцию командировочных и, злобно посмотрев на Остапа, отбыл восвояси.

– Вызовите дух Дарвина! – каркал в окно Остап.

Он шутил.

– Вызываю! – отвечал Воробьянинов. – Вызываю дух Чаплина, тьфу, Дарвина!

– Впрочем, разница невелика! Можно и Чаплина вызвать! Смешнее будет! – сказал Остап.

– Вызывается дух Дарвина! Дарвин! Отзовись на наш зов! Где ты? Дарвин! Дарвин! Дарвин, отвечай!

– Отвечаю! – крикнул Воробьянинов, – Я здесь!

– Где ты?

– Здесь! Под потолком!

– Корефан! Открой будущее!

– Открываю! Вас спасёт генерал Матушкин! Генерал Матушкин! Восточный фронт, нах! Четвёртая рота!

– Дарвин! Я вас спрашиваю: ваши родители были в оккупации?

– А зачем вам?

– Да так, может, встречались в эсэсовских батальонах! Братья!

– Мы везде бывали!

В общежитие Кеша привёз всех чёрными. Хотя Чехов совершенно правильно предполагал, что всё в человеке должно быть прекрасно – и одежда, и душа, и мысли, на этот раз всё было по-другому. В человеке всё было уродливо, и остатки мыслей и ошмётки души и лохмотья. Грязные, пыльные, и потрясённые, концессионеры сразу упали на кровати и заснули.

Но потом проснувшийся Остап в зелёном кладбищенском свете увидел иную картину – Воробьянинов сидел на кровати Шуры и пьяным голосом призывал того к чему-то.

– Ты по жизни кто, пахарь или х..ло? – взяв того за шкирку, допрашивал старикана невменяемо пьяный Шура Балаганов. Он только что смотрел телевизор в комнате сторожа и находился под впечатлением, как неизвестного спирта, так и жутких сведений об экспериментах по скрещиванию человека и обезьяны, проводившихся большевиками в Сухумском заповеднике. Ему не терпелось рассказать об этом дикому Воробьянинову, но этому мешала горячечная лава, лившаяся изо рта старика. Воробьянинов упрямо не соглашался с мнением Шуры, что он бастард и большевик, и норовил плюнуть Шуре в лицо.

– Маленькая, бедная, несчастная икринка на белом маргариновом поле чёрного, засохшего хлеба! Обамамать! Это моя родина, Шура! Шура! Что творится в мире!? Откуда столько пыли кругом? Шура! Я плачу! – Киса так расчувствовался, что слёзы текли потоками по его лицу, – Плачу! Жизнь прошла! Жизнь! А что в ней было? Христа за что распяли? Так, что ли? Кривда!..

– Киса! – не выдержал проснувшийся окончательно Остап, – Прекратите хныкать! Снова занялись поисками собственного я? Египетскую пирамиду делите? Хотите быть погребённым по древне-египетскому образцу?

– А, шеф, вы проснулись! Спите, батенька! – ответил Воробьянинов, поднимая полный стакан к алчущему рту.

– А вы совсем не идеалист, Киса, совсем не идеалист!

– Идеалистов нам ещё не хватало!

– Ха! Идеалисты во все времена составляли 3—5 процентов населения. Это всегда были люди, готовые делать и утверждать нечто, выходящее за рамки бытового здравого смысла и делать то, что нужно для общего блага. Они поднимались из окопов, отправлялись в крестовые походы и во времена всеобщего помутнения разума осмеливались, как, к примеру, Радищев, открывать соотечественникам неприятные истины. Их телами устланы просторы мира, а их идеями, энтузиазмом и деньгами потом долго питались сообщества. Интересно, Бог, существование которого подозревают толпы, видит эту вечную человеческую комедию?

– Остап Ибрагимыч! Что с вами? Нам тоже из окопов прикажете подниматься? – спросил Воробьянинов, – Ну, в крестовый поход я бы, положим, отправился, но только затем, чтобы каких-нибудь хасмонеев пограбить! А Радищева пусть уж Шура изобразит! Он на Радищева очень похож, такой же жжалкий и опущенный! А то мне при такой истории жутко становится!

– Радищева жалко?

– Себя! Там, где шныряют радищевы и цари, а потом большевики и реформаторы – там мне точно нет места!

– Мы не будем ждать милости у Природы! Взять их у неё жадной рукой пособников пролетариата – наша задача!

– Шурпа, вы видели когда-нибудь, как колониалист обирает туземцев? Никогда не видели? И не надо вам такого видеть! Вы будете плакать! Посмотрите на Обаму! Что вы видите?

– Обаму!

– А ещё?

– Обаму!

– Нет, а под Обамой вы что видите?

– Ничего я под Обамой не вижу! Негр как негр! Таких и в Африке куча!

– А вот не скажите! А я вот не в пример вам вижу под Обамой кучу разных вполне благопристойных семейств, Рокфеллеров там всяких, Ротшильдов, которые вертят им, как хотят, и он вертится, как уж на сковородке, пытаясь им угодить, а у него не получается…

– Почему же у него не получается?

– Потому что аппетиты у них такие, что Обама не может их удовлетворить! Вот и вертится он, как уж на сковородке

– А-а…

– А где Иван Залупин? – спросил вдруг Воробьянинов, дико озираясь. Ему уже мерещились запредельные тени на стенах и зелёные человечки запрыгали на шторах.

– Кто это? – спросил Шура. – Монтёр?

– Не знаю! Он мне только что в голову пришёл! Иван Залупин! Монстр! Защитник! Может быть министр! Микула Селянинович! Аскеза! Тут он живёт! Караулит меня! Убить хочет!

– Чего?

– Грой земли русской! Потрясатель Вселенной! Гроза вульв!

– Аскеза, гришь?

– Что-что?

– Грой! Ты не знаешь!

– Ну не надо так! Голову надо чистить поганой метлой! Гоните оттудова всех! У вас, Киса, в голове ночует все, кто угодно! Там есть всё, кроме того, что нужно человеку! Приют какой-то в вашей голове образовался! Ты знаешь, кто такой Шаляпин? Ваккуум! Гоните всех на…! Иначе покою не дадут!

– Что? Что?

– Не! Критскиевазыкритскиевазы! Геральдическиезнакигеральдическиезнаки! Ненавижу!

– Вы чо там ищушите, под кроватью? Судрь?

– Бога! Антоний Богоискатель что говорил?

– Антоний Богоискатель грил: «Кто украл стихиру?»

– А ты знаешь, кто такой Гарри Гуддини?

– Ну, кто?

– Да так, один малый, приличный волшебник!

– Волшебников в мире нет! Тем более – приличных!

– Да уж не скажи! Этот был настоящий гений! Гений иллюзии и промоушена!

– Чего-чего?

– Промоушена! Его связывали скотчем и подвешенного, тихо спускали на верёвке в воду с Бруклинского моста.

– Как сосиску что ли?

– Ну можно сказать и так!

– И что?

– Да то, вверх подняли верёвку без Гуддини.

– Его что, акула съела?

– Нет, он выбрался из пути и…

– Сбежал?

– Зачем ему было бежать, когда он номер в цирке показывал.

– Так это всё в цирке было? Я разочарован! Ты говоришь, он с моста прыгал… Какой в цирке мост?

– Шутишь, с-смерд? Гризонтальвсеобъемлющею! Собака там! Не люблю! А она под мою кровать лезет! Карманирванабрык! Где её хозяин? Основные Манихейские тезисы! Падла! Я прибью тебя на дверях Виттенбергского замка! Где? Бродит где-то? Пёс! Исчадье! Брысь!

Из тьмы раздался вой собаки Баскервилей, которую пьяные люди сгоняли с законного места.

Глава 23. Ледяное узилище

К середине октября дни стали совсем короткими, небо нахмурилось и опустилось, огромные чугунные тучи почти цепляли головы и грудились вокруг импозантного шпиля мелкомбината. Это огорчало неутомимого матершинника Дундукова. Рабочий день сократился. Однажды упавшая тьма застала компанию у какого-то дома, машина сломалась, и домой пришлось возвращаться в кромешной темноте, волоча тяжести на себе.

– Тут были пасатижи? Где они?

– …его знает! Тут темно, как у негра в жопе! Тут были!

– Так смотри! Где!

– Тут где-то!

По пути домой, у самого кладбища

Они сидели на алюминиевой лестнице, а кругом выла вьюга. Наконец появился Валера с новой коллекцией матерной брани, и Шура попытался встать ему навстречу. Ему это не удалось. Попытался встать и Воробьянинов. Но и ему повезло. Мокрые штаны настолько прочно примёрзли к металлу, что они встали вместе с лестницей.

– Бездельники! Мёрзлые жопы! – с ходу в карьер заорал Валерик, – Убью! Голову оторву! Я таких идиотов не встречал в жизни! Пидорасы! Идиоты! Быстро к тому люку! И не делайте вид, что вы что-то не поняли! Я вас вижу насквозь, бездельники!

На ходу отдирая от ледяных задниц лестницу, братья бросились в указанном направлении.

Воробьянинов дышал так тяжело, как будто был страдающим персонажем из Библии, и его готовились распять.

Вечером Дундуков стал суетиться. Ему нужно было ехать в город устраивать поминки по матери.

«Такие мерзавцы часто бывают очень любящими детьми» – подумал, глядя ему в спину Киса, – Маму любит, падла!» Теперь он ненавидел Кешу ненавистью крестьянина, в последний раз взирающего на рождественскую вошь. Кеша показывал афганские фотографии, где он раздетый по пояс стоял посреди опалённой зноем пустыне среди таких же как он бритых солдат, подбоченясь и засунув вторую руку за спину, где как будто что-то прятал. В этом была вся сущность Кеши Дундукова – объегорить и спрятать.

«У многих мерзавцев бывает героическое прошлое!» – подумал Кеша.

По водянистым глазам Кеши было видно, что ещё недавно он пил беспробудно, и испортил себе здоровье навсегда. Распоротый крестом живот был первой платой за грешную, преступную жизнь.

Когда он в забытьи лежал на операционном столе Хирурга Свечкина, ему снилось, что пришёл Сатана и помог ему написать прошение в Совет Народных Комиссаров. Чего только не приснится больному!

Глава 24. Первые сомнения

В то время, как Остап шествовал в общагу по улице, Воробьянинов проводил идеологическую обработку Балаганов.

– Шура! Остап Ибрагимович бросил нас на полдороге истории! История эта мутная! Это не быков бить в Калифорнии! Он коллаборционист! Я знаю, в горькие времена модернизации он был сутенёром в баре! Он продавал девочек в Турцию и Пакистан! Вы читали Маркса? Что можно ждать от такого человека? Конечно, требуется презумпция! Я не спорю! Но какая? Это вопрос! Давайте спогить! Достаточно посмотреть в эти глаза, в эти беззастенчивые, наглые глаза, чтобы, фу, понять, что с презумпцией в данном случае надо распрощаться! Господь не простит такого! Потом коса нашла на камень, и у него отобрали ванну с шампанским! Удача ушла! Что хорошего мы видели от Остапа Ибрагимовича. Много фрикций без оргазма! Возможен ли оргазм без фрикций и нужны ли фрикции без оргазма? Это пустоцвет Вселенной! Денег у него тогда вовсе не было, он сморкался в листья фикуса, который у него рядом со столом рос! Зачем он уехал, когда нас ловят по всей стране?

Он уехал чистить авгиевы конюшни Виссариона! Прямо в красноярскую степь, чёрти знает куда поехал! Продал мамину квартиру и поехал в тайгу! Англичане восхищались, говорят, там нет дорог – одни направления! Он только смеялся в ответ! Что вы знаете о боге? Что вы знаете о жизни? Зачем? Куклу купил дебильную, семью заведу, говорит, детишек нарожаю дикую кучу! Когда он уезжал, я качал головой. Он не послушался. Но там оказались такие хитрецы, что его чуть самого не обчистили! Вернее, его обчистили, но потом он никогда не признавал этого, стыдно прослыть дураком! Вот вы не знали об этом, а я узнал! Сколько можно разворовывать страну? Шура! Шурочка! Ответьте мне?

– Да вы тролль, батенька! Если будете хаять моё эго, я вас забаню! Видит бог, забаню! Забаню до смерти! Вы меня не знаете! Как вы можете защищать эту непотребную пидорастню? Этих маргиналов и предателей? Этих морских вшей и матрасных Дундуков! Этих грязных свиней и их немытых подсвинков! Кто вы есть в такой ипостаси?

– Я вас, Воробьянинов, – насупился Шура, – Не понимаю! Вы что, поднимаете бунт против товарища Бендера? Я вам в таких делах не помощник!

Воробьянинов стал выкипать. Мозг его был поражён отчаянием.

– Ты..я лев из сша подыхай со своими отпрысками в парашнике своей мечты тут таких дебилов судя по вопросу место на свалке статегия щас для росии единственная накачаться что послать масонскую, американским флагом жопу утирающию и свой обрубок прикрывающию, мразь в аут, знадь бы только что енто кризис непревратить в колапсис у меня есть такая подлая птойная мысля ну какбы желание добра всему миру ну и молитва господу ная. нуть америку 50 градусным холодком шоб к вясне отмерзлов хоть половинка паразитов енто кстати непомешалобы не рейтингам миролюбивой обьезьяны ни кравожадным выродкам капитала если уж нужны смерти людей ради воскрешения економики то впервой должны передохнуть разношерсная одебилевшее мутировавшее американское пидорье…

Шура отпрянул от Воробьянинова.

– Я шучу! – холодно сказал Воробьянинов, – Вы разве не слышали речи местных жлобов?

– Вас послушать – и хватит! – сказал Шура.

– Шура, знаете, что я вам скажу? Труп врага пахнет розами!

– Ой, ли? Я так не считаю!

– А кто вы такой, Шура? Великий философ, всемирно известная модель, Габриэль Гарсиа Маркес – лауреат нобелевской премии? Почему мир должен прислушаться к вашему мнению?

– Потому что я правду говорю!

– Шура! Вы умеете сваривать пластмассовые трубы?

– Я всё умею!

Это с тех пор, как вас уронили с четырнадцатого этажа?

– Это с тех пор, как мама пыталась меня отдать в церковный хор!

– О-о! Вы пели в церковном хоре? Как прелестно! Девушка тата в церковном хоре о всех усталых в чужом краю…

– Прекратите ёрничать!

– Я не ёрничаю! Я вспоминаю детство! Шура! Поговорите со старухами о духовном! Они это любят! Секта должна быть сильной! Затроньте скрепы! Скрепы обязательно надо затронуть!

– Нам и без скреп неплохо!

– Шура! Как узок ваш кругозор, сколь низки ваши притязания! Как наконец далеки вы от народа! Я не удивлюсь, если на старости лет вы будете сидеть на завалинке около приюта для слабослышащих революционеров-бомбистов, есть городскую булку и закусывать её консервами «Килька в томате». Остап Ибрагимович предаст вас в первый же день вашего успеха! Я не нахожу слов, чтобы выразить своё умиление!

– До старости ещё надо дожить! Это я вам говорю!

– Вы говорите мне – а я вам! Кто больше? Вкусная дохлятина?