Текст книги "Городъ Нежнотраховъ, Большая Дворянская, Ferflucht Platz"

Глава 11
В коей Автор коленопреклонённо просит прощения у своего читателя и запанибратски откровенничает с ним о своей жизни, чего явно никоим образом не следовало бы делать.

Мой прекрасный читатель!

Мне пришлось начинать своё повествование, и я начинал его тем, чем начинал обычно – глупостью. Это я о трёх ежах, появившихся из-за острова Буяна.

В моей стране ум никому не нужен, а глупость всегда побеждала и победит всё. Даже зло. Так уже не раз было в моей великой стране. Врагов здесь побеждали только Мороз и Голод. И дороги, или их отсутствие. И так здесь будет всегда. Кто виноват в этом, климат ли, огромные ли расстояния, которые трудно не то, что обиходить, но и просто пройти, излучение ли земли, я не знаю, но думаю, что здесь играет всё вместе плюс характер обитающего здесь народца. Я-то знаю это последнее – самое главное и самое печальное обстоятельство, но никогда никому о своих мыслях не расскажу, потому что все здесь из себя патриотов корчат, а тех, кто им правду в глаза говорит, они не любят и всячески им палки в колёса вставляют. Кто здесь выжил, в этом зазеркальном государстве?

Дети худших и случайно неубитые лучшие. Никому здесь неуютно, потому, что всё их блядство на могилах праведников построено, и все это знают.

Ладно, ладно, вы знаете, как после пахнет чайник, забытый на плите? Ха! А я знаю! Каждый день я так увлекаюсь работой, что забываю о чайнике на плите. Он там сопит, свиристит, и вообще чёрт знает что делает, пока я тружусь за своим столом, а когда выкипает, я вспоминаю о своём горячем друге, о детстве и ещё бог знает о чём. Это как в кино получается! Я пишу книгу о нашем городе, который я когда-то любил, а теперь не могу видеть. В Голливуде её читать наверняка не будут, им там не нужны книги о моей загадочной стране. Она и в самом деле уже никого в мире не интересует. Один знаменитый голливудский актёришко просто назвал её «Империей Зла». Что уж тут говорить об остальном?

Я здесь живу вдали от людей и уже почти не общаюсь с ними. Сейчас у людей в глазах такое, что сразу отпадает охота общаться! Мне нечего им сказать и я надеюсь, они не станут требовать, чтобы я слушал их разглагольствования. Ко мне иногда заходит художник Иля Парафинов, и мы беседуем на высокие философские темы. Он начисто, по крайней мере, внешне, лишён самомнения, и довольно приятен в обращении.

Глава 12
При написании которой Автор увидел на окне маленького паучка, захватившего муху, и очень этим заинтересовался, а потом раскрыл некоторые тайны своего поэтического замысла.

Теперь и Автор решил вмешаться и сказать несколько слов по существу.

Это повествование, совершенно лишённое действия, без внятных персонажей, на которых хочется равняться и вместе с которыми так хочется жить и умереть. Оно населено в основном всяким отребьем, как это принято называть в приличном обществе. То есть не тех, кто когда-то был приличным человеком, а потом в новых условиях стал другим, опустился, потерял веру в себя и будущее. И не тех, кто ходит по жизни, не зная куда и зачем. Сейчас это, в основном, бедные, а часто очень бедные люди. Многие из них и не подозревают о существование так называемой «благородной бедности», и ведут себя соответственно. Разбойники и воры, клубящиеся на моей родине, привлекают моё благосклонное внимание. Их я называю отребьем.

Нет!

Марсюшка, или Марсик, ненаглядный сынок Дурновского, с детства был заикат, застенчив до омерзения и при этом хитёр отменно. Ещё не окончив свою техническую шарагу, куда его всунул заботливый папочка, и где Максик учился без должного усердия, он уже подвизалсяе на ниве анарейской фотографии и снимал на Кодаке школьные выпуски. Потом в более поздние времена увлёкся интернетом и прославился там созданием как первого порносайта Фиглелэнда «Надежда», так и первым интернет-казино «Любовь к Риску». Скольких он там обобрал, никого не интересовало. По примеру своего отца и народа, к которому он принадлежал, был он абсолютно бессовестен и этим фактом совершенно не смущался.

А вот и сам Дурновский чешет по улице в сторону рынка. Как постарел и облез! Вау! Чуть слеза умиления меня не пробила. Жив, еб… ный курила!

«Чтоб ты поскорее сдох, безответственный проходимец и вор! Я обжёгся в своё время на доверии тебе, вам всем, козлы, и теперь желаю вам всем, суки и твоей заикатой семейке – бед и горя! Так что не спеши! В ад ты всегда успеешь! Сколько тебе осталось, блудила старый? Иди в ад! В ад!»

А вот другой персонаж – Николай Фритюрин, по кличке Рыжий Фуфел! Этот направляется сейчас в другую сторону от направления Пройдохи Дурновского, но с намерениями не лучше. Он идёт в свою секту с новым трудом «Бенефис Шляпы апостола Павликова». Там он описал свои переживания и озарения, испытанные при посещении лучезарного заведения мадам Фро, ниспосланной Гринписом и Соросом в рамках лучезарных образовательных программ. В своих трудах он не решается браться сразу за Хариста и пока репетирует на Павлике Ассизском.

Если его послушать в здравом уме, то понять, где у него мать, а где перемать, совершенно невозможно. А я с ним вместе рос. Когда мне было шесть лет, он меня впервые угостил кубинским ромом и научил курить дешёвые сигареты, изготовлявшиеся из дровяного табака и выдержанной туалетной бумаги.

Автор, то есть я, к тому же, скажем прямо, не очень любит многих из тех, кого будет описывать, а некоторых просто ненавидит. Была бы воля, убил бы на месте! Он не любит город, в котором родился и едва вспомнит название страны и режима, в коем принуждён пребывать. От этого его просто тошнит. Ему осталось любить себя и немногих достойных любви, что он и делает.

Впрочем, наверно, Автора можно извинить, ибо он не мечтает увидеть свою книгу напечатанной, а потому прогибаться перед общественным мнением не намерен. А Автор я, чёрт подери! Я! Тьфу – на мнения такие и сякие! Любознательный читатель встрянет тут с вопросом: «Позвольте, ну если Автор так не любит своих героев, и даже ненавидит большинство из них, то зачем же тогда писать о них? Может быть, лучше было пройти мимо и не затрагивать того, что может так вонять? Зачем будировать мировой космус и марать белые листы чистой бумаги? Зачем нарушать традицию поисков добра, которая так импонировала корифеям литературного цеха в прошлом и позапрошлом века? Мир ведь должен быть движим любовью и всепрощением, а не неприязнью и гордыней, не так ли? Вот Фёдор Михайлович, к примеру, он… Не правда ли?

У меня нет ответа на этот вопрос. Просто так, для исторической канвы, что ли. По привычке, что ль… Ведь была же, чёрт подери, эта странная жизнь! А если была, значит, угодна была она Провидению и планетам. А анарейские просветители пускай напишут об обратном. Мы им мешать не будем. Харуга Анашим с описаной торбой нас не призовёт!

А вообще обойдёмся мы без «добра», а без справедливости не обойдёмся! Многие понимают добро так: кому-то дали, и это есть добро. А у кого отняли чтобы кому-то дать? Что это для него? Зло? Когда дают это на виду, у другого отнимают во мгле. Нам не хватает не добра, а здравого смысла и справедливости. Всё остальное есть ханжество и ложь!

Ведь есть же во всём какой-то смысл!? Есть? Или нет? Вот в моём дворе сумасшедшие женщины разводят кошек. Они делают добро (по их мнению) тем, что спасают живую тварь. Когда эти люди женского пола сервируют блюдечки с икрой для кошек, им приятно осознавать себя «добрыми» Людьми… Но являются ли блохи, прыгающие с кошачьих спин на мою одежду, добром для меня? А микробы, сыпящиеся с блох? И не будет ли сохранение и размножение их неконтролируемой жизни в случае эпидемии угрозой для меня? Ответ ясен – не являются. Таким образом «добром» является то, что либо удовлетворяет большинство или кажется ему удовлетворительным по тем или иным причинам. К примеру, под воздействием пропаганды. Анарейская пропаганда на протяжении десятилетий долбила славянам, которые и знать того не хотели, множество всяких диковинных фраз о «хилокосте» и даже намекала, что в так называемых западных странах сомнение в хилокосте является уголовным преступлением!!! Вроде у нас тоже наказание за сомнение должно быть обязательно введено!

Удивительно, что в этих странах ещё не введено наказание за сомнение в истинности Библии!!! Джордано Бруно снова на костёр, только теперь на законных основаниях!

Они совсем с ума посходили! Ваш покорный слуга отлично помнит эти промывания мозгов, и даже он, будучи человеком неглупым и склонным верить только фактам, бывал неоднократно введён в заблуждение с тем, чтобы, забыв нескончаемые беды своего многострадального народа, с какого-то… плакать над чуждыми хитрецами. Мы и над своими трупами уже устали плакать, плевать нам на этих инородцев и на их мелкие неприятности! Надоело всё это! Прочь! Больше этого бреда не будет никогда! Не нужны нам чужие дела! Обойдёмся своими!

Глава 13
В которой Автор приноравливается к должности экскурсовода, и впервые описывает удивительные и неповторимые достопримечательности города Нежнотрахова.

Вы видите то здание, с выбитыми кое-где окнами и серым мезонином, в котором вряд ли кто-либо живёт? Это очень древнее, овеянное крыльями истории здание.

В смутные времена в нём были знаменитые винные Пипкины склады, многажды разграбленные народом. Иван Пипкин был замечательный купец второй гильдии. Он и отстроил Пипкины склады, как собственно склады, а одновременно как дом для себя и своего семейства. Прожив в доме около двенадцати лет, и провернув немало фантастических сделок, он наконец на свою голову начисто перешёл от торговли горячительными напитками к торговле скобяным товаром, вляпался в закупку твёрдого хорькового мыла и на прклятом мыле прогорел начисто, после чего сел в долговую тюрьму, оставив дом надолго без присмотра.

Потом дом был куплен городской управой для нужд просвещения и в нём долго процветали «Вызшие Экономические Курсы мадам Кидю», стяжавшие славу настоящего гнезда марксистов и бомбометателей. В прихожей, там, где при Иване Пипкине стоял мраморный бюст Сократа, теперь клеилась конторка с лежащей на ней «Капиталом» в толстом свином переплёте.

Потом всвязи с очередным неудачным покушением на императора, курсы закрыли, а дом был продан с торгов. Всё вернулось на круги своя – винные склады с триумфом возродились на радость нежнотраховцам.

Первое сокрушение винной твердыни было достигнуто в годы шведского нападения, когда воины эсмеральды сняли со складов всякую охрану. Тогда упилось до смерти в округе до трёх тысяч человек, учуявших запах высокоградусной халявы! Народ крушил бочки, кто чем мог – ломами, лопатами, отвёртками, топорами, протазанами и зубами, и черпал вино, кто чем горазд – лаптями, клешнями, фуражками, тазами, горшками, решётами, некоторые отчаянные головы с разбега ныряли в бочки, и многие же утонули в них, в общем – дым стоял коромыслом, а веселье не убывало! Потом склады как всегда подожгли, и они трое суток горели, как бешеные, не переставая ни на минуту разбрасывать искры; огонь бушевал всё сильнее, поглощая бескрайние запасы горячительных напитков и спирта– самое ценное в жизни нашего чумазого государства и бедного простого народа.

В этой мутной истории отличилась бедовая стрелецкая голова – граф Милован Фертыш, единственный из всех властьимущих пытавшийся с криком «Ура!» приструнить народ уговорами и протазаном, но отринутый буйно бухавшим народом «с великим воем и поношением».

Тогда обозлённые толпы пытались прибить агитатора к монастырскому забору кверх ногами и только вмешательство митрополита, запевшего пред толпой романс «На водах тёмных», ошарашило и отвлекло толпу, что дало возможность неосторожному Фертышу бежать в Фариново болото, где он впоследствии основал скит.

В дальнейшем только величайшее самомнение не позволяло ему говорить, что он описался от страха, как и было на самом деле, и он утверждал, что «толико чуть-чуть струхнул».

Если мы взглянем наискосок, то увидим на другой стороне улицы двенадцатиэтажное здание – квартирный дом. Ничего примечательного ни в его архитектуре, ни в его расположениии нет, одно лишь выдвигает это здание в ранг претендентов быть описанным в данном лдитературном творении – это то, что на первом этаже здания исстари находится юдоль и чертог здешнего шахматного движения – всемирно известный шахматный клуб»

Зелёная Ладья»

Шахматный клуп «Зелёная Лошадь», располагавшийся с изнанки времён на улице, носившей имя одного из классиков марксизма-ленинизма и переименованный в позапрошлом году из «Артемон-Плюс», влачил сейчас полужалкое существование на бюджетные средства. Какое существование может влачить шахматный клуб на бюджетные деньги провинциального города – общеизвестно и в пояснениях не нуждается!.

По вечерам, особенно зимним, когда голубые фонари возжигаются по всей Большой Дворянской, чёрные тены прочерчивают тёмную улицу классика, спеша в чёрный зев шахматного клуба. Обычно в такие дни здесь собирается человекдвадцать-тридцать. Две небольшие комнатушки, разделённые тонкой шиферной перегородкой, пошарпанные столы с разносортными, тоже видавшими виды досками и такими же комплектами шахматных фигур, баба при входе, обычно злая как собака ввиду никогда не платящих взносы шахматистов, норовящих сыграть теперь на халяву, закрытые наглухо ставни – вот и всё, на чём останавливается взор при входе в клуб. Если всё то тепло, запахи и отделения помножить на непроветриваемое помещение и нехороший моральный климат, царящий здесь, мы получим шахматный клуб «Зелёная Лошадь на пике существования – во всём его величии и красоте.

С давних времён не переставая ни на минуту шла в мире борьба за шахматный клуб «Зелёная Лошадь». Так же как на шахматной доске фигуры, фигуранты борьбы были покрашены в разные цвета. Одни были хорошие или такими себя полагали, принимая позу защитников древней и прекрасной игры.

Революционер Иполит Керамундов, стоявший у истоков нежнотраховского шахматного клуба, был личностью интересной, хотя в годы гражданской войны и расстреливал много и охотно.

Итак, с самого начала существования этого заведения за него шла неистовая борьба. Начальство завода, которому на всех основаниях принадлежало помещение, удивлялось, как могла произойти утечка собственности и всё время пыталось вернуть квадратные метры в своё лоно. Шахматисты пытались не дать произойти такой несправедливости и под лозунгами «Не дадим утерять шахматные традиции древнего города!», пикетировало, закрывалось на запоры, ходило с плакатами по газонам около сооружения, подавало в разные суды, даже зная о своей правовой несостоятельности. Самое главное, что в этой борьбе время шло, враг уставал, истощался в бдениях и бессмысленных диспутах, а клуб меж тем пребывал в руках шахматных карбонариев. Это была обычная картина Фиглелэнда времён революций, причём неважно, была ли то революция народная, демократическая, или же то была обычная буржуазная революция. Несколько раз менялось иначальство клуба, что напоминало времена Террора в революционной Франции – Робеспьериты сменяли жерондитов и наоборот.

Во все революции контингент революционеров строго пополам делился на отпетых фанатиков и активных карьеристов, греющих руки, как сказал бы знаменитый здешний философ Фима Обноскин, в мутной воде. Шахматистов можно было бы поделить точно так же на стойких фанатиков и ищущих карьеристов-первопроходцев. Что касается шахматного клуба «Зелёная Ладья», то тут ситуация была сложнее. Несомненые фанатики потихоньку стали понимать, какие выгоды может сулить им обладание несколькими сотнями метров площади на первом этаже многоэтажного жилого дома, и что там греха таить, лелеяли надежду в конце концов, тихой сапой приватизировав помещение, потом тихо продать его за клёвые зелёные деньги. Не такое уж плохое намерение, учитывая нравы нынешнего Фиглелэнда. Но затеянные ими же нравы, теперь не давали свершится Нежнотраховской справедливости – ввиду постоянных скандалов, дрязг и разборок власть пристально следила за перипетиями битв своих неразумных меньших братьев.

Кое-как клуб функционировал. Иногда устраивались турниры, и тогда в замкнутом, как патрон, помещении, где никогда не было места ни одному атому кислорода, собирались разновозрастные шахматисты.

Личности, с которыми мы можем здесь ознакомится, прикольны и в некоторой степени оригинальны. Здесь крутится довольно много бывших тайных агентов неких спецслужб, сменивших из-за пенсионного возраста основную деятельность по присмотру за непредсказуемыми шахматистами на искренее увлечение вечной игрой, несколько сумасшедших разного рода, юнцы, будирующие своё нарождающееся тщеславие, идеалисты игры, для которых она стала единственной отдушиной в жизни.

Мы покидаем гостеприимную улицу и отправляемся дальше по лестнице истории нашего златорунного края!

Глава 14
Во многом являющаяся философическим продолжение предыдущей главы и раскрывающая нам некоторые тайны.

Человек о многом может только мечтать, зная, что многого он никогда не достигнет.

Если бы я снял фильм о Матери Терезе и её другане Францизске Ассизском, его всё равно никто не стал бы смотреть. Такие сюжеты – это просто полный отстой! Полное фуфло! Эти святые уже так оскомину набили у людей за тысячи лет, что никто на них никакго внимания уже не обращает. Людей скорее интересует безусловный порок, чем сомнительная святость… Пираты, разбойники, грабители, вампиры, зловещие мертвяки гораздо более интересны для людей, чем какой-нибудь благочестивый Исмус Харистос, которого римляне наипаче прибили к палке. То бишь, к кресту. То бишь, к перекладине, если уж быть точным. Радетели истины сразу постараются подправить мою невинную описку, но я им не дам такой возможности! Ахой! Харистос когда-то по молодости меня интересовал, скорее, как политический тип, часто встечавшийся в древности, но потом мой интерес к таким типам улетучился. Скажу вам по чести – его шайка была более интересна, чем он сам. Целая фирма была – охранники, сам святой, кассир… Ну и зомби в толпе, разумеется. Хотя тема эта и интересна для многих граждан, не умеющих жить, а потому ищущих спасения в мире иллюзий, мне она совершенно не интересна. Какой тут Харистос? О чём речь ваще? Я вот о чём думаю… Лучше снять фильм о крысах!

«Крыса была несчастным человеком, ибо жила в доме, где кроме хлеба и маргарина, да и то запертых на сто замков, ничего не было». Так будет говорить голос вначале фильма. Голос мягкий, уверенный, бархатистый. Не следует педалировать монтажные трюки, в сущности, главное – показать крысу такой, какая она есть, умной, вёрткой, прагматичной и чуточку сентиментальной. В кадре должно быть множество изумительных деталей – крупные яйца – основная еда крыс, ключ под буфетом, запыленная Пиплия в сарае, полковой сундук с фотографиями и иконами на чердаке. А завершить фильм крысой на фоне Кремля – во френче, пилотке с оранжевой кокардой…

Охмуряжск. Зверовидов, Нежнотрахов, Ворожлобин… НежнотраховЪ… Города моей отчизны… Этапы большого пути, так сказать… Кхе! Мы здесь живём поневоле тысячу лет… И вот это всё я хочу описать. А сейчас в нашем представлении первая реприза, должная несколько разбавить мрачные рассуждения клоуна:

Глава 15
Посвящённая психоделическим снам Автора, невесть зачем сюда попавшая.

…Ему приснился сладкий сон, и героиней его была неведомая женщина в красном терракотовом платье. Она приблизилась к нему. Уже издалека он почувствовал, что это – Его женщина, та, о которой он только мог мечтать, та, о которой он уже и не мечтал в этом мире. Она была лояльна к нему от пят до головы, и очень хороша, удивительно хороша. Они стали тихо целоваться, как брат и сестра, и ему было так хорошо, как никогда. Не было в ней ничего, что претило ему. Сон был долог – первый хороший сон в его жизни! А потом в нём наступило какое-то смещение, как будто зыбь пробежала по зеркалу, чуть-чуть вроде бы переменился акцент, и вроде бы невесть откуда появился крупный мужчина, и хотя они с дамой продолжали свои телячьи нежности, и мужчина словно бы даже поощрял их к этому, но всё было уже не то, так, комедия какая-то плёвая. Гадость полная! Он вроде бы был законным мужем женщины в красном. Она отодвинулась с похолодевшим лицом, будто камера отъехала, а придвинулся огромный, гигантский, серый грузовой самолёт с зияющей рваной дырой в хвосте. Суетились люди, самолёт летел в Липецк, и куча пассажиров, как куча муравьёв стояла глубоко внизу, словно в ущелье, наблюдая за погрузкой в чёрный, бездонный зев бесконечной череды ящиков, узлов, баулов. Но какой же это был огромный самолёт! Таких и в природе не бывает! Самолёт довольно быстро заполнился до потолка всякой белибердой. Это был не обустроенный гигантский сарай. Только круглого сечения. Ни о каких креслах речи не было, иллюминаторы отсутствовали, алюминиевые стены были закопчены копотью тысяч свечей. А у того места, где вроде бы должны были быть пилоты, посверкивал какой-то сатанинский иконостас с ящерицами, змеями и ощеренными ликами. И он с ужасом смотрел в этот грязный, не обустроенный зев, спрашивая себя: «Неужели я полечу на этой куче ящиков? Эта колымага же просто не поднимет такую тяжесть! Ничего не закреплено! Самолёт странный! Грязь кругом! Надо сказать всем, предупредить! Что я стою, надо бежать, сказать всем! Это невозможно – лететь на такой развалюхе невесть куда! Это шпионы и диверсанты устроили! Неуже ли не понимают? Остановить погрузку!»

– Граф Алмавило! Какого..я Вы здесь делаете?

– Я пришёл за скрижалями!

– Не поздно ли

– Это вы главный, я знаю, вы – товарищ Кальсонов! – выкрикнул из ниоткуда Некто Кожаный, хлопая выразительным глазом, – Мы ждали вас, но из-за вьюги вы не смогли приехать, и мы ждали вас! О, как мы вас ждали! А где товарищ Вохричев? Он с вами? Он должен был передать мне офицерские валенки! Погодите! Погодите-ка! Где валенки?

Но ничего, ни звука не вырвалось изо рта его, как будто кто-то повелел ему молчать. Потом какой-то хрен повелительно послал его посмотреть груз наверху.

«Туды ить! Ить туды!» – сказал человек.

И, что странно, он послушался беспрекословно. Он полез по зелёным военного вида ящикам, которые шатались, как пьяные, оползали, скользили в лужах рыбьего жира, выскакивали из-под ног и с грохотом летели вниз. Внизу, повинуясь команде, несколько невидных во тьме человек с рулетками замеряли общий размер загруженого.

«Зачем им рулетка, когда всё надо взвешивать!»

Сверху эти люди были уже не больше спичечной коробки. Их журчащие, неясные голоса вроде бы успокаивали – раз они измеряют вес, значит не всё здесь пущено на самотёк, не всё так страшно. Не пустят же они перегруженную машину в полёт, не дураки же они в самом деле?

И словно подтверждая это, снизу прозвучал молодой мальчишеский голос: «Капитан Вирамайнен! Брутто-тара погружена! Вес нормальный! Трасса свободна! Можно лететь! Счастливого пути, камерад! От винта!»

Отчаянно карабкаясь, он полез дальше. Но когда он оказался на самом верху, на самом Монблане ящиков, то вдруг снова с ужасом осознал, что этот самолёт никогда никуда не долетит, потому что уже при взлёте эта ужасная гора баулов неминуемо стронется с места, поедет в сторону ветхой переборки, этого грё… ного иконостаса, рухнет в направлении левого крыла; проломит шаткую оборку, и чудовищный самолёт, только начавший с неимоверным напряжением набирать высоту, медленно нагнёт огромное, латаное-перелатаное крыло, чиркнет с искрой по бетонной плоскости, дико дрогнет, взвоет и ахнется на землю плашмя так страшно, как падают только прогнившие царства и деланные империи. И все эти баулы и ящики смерчем пронесутся по земле вместе с искорёженным металлом, пока не вспыхнут, как порох и не взорвутся. А потом картину довершит жирный огонь и чёрный мазутный дым! Господи! На всё воля твоя! Как им сказать, Если никто из них не хочет слушать! Он истошно побежал за верёвкой, оказавшейся липкой, в дёгте, схватил её вместе с привязанным колоколом, отвязал чёртов колокол, бросил его вниз во тьму и потом судорожными движениями стал связывать ящики, склеивать скотчем, обнимать какие-то мешки, шепча дикую, несусветную молитву. И молитва была на нечеловеческом языке!

– И это натворила такая маленькая девчонка? – спросил он потом у кого-то, показывая на разрушенный город.

– Рыженькая! – сказал тот, – Игрунья!

«Мало быть великим умом – сказал усатый австрийский голос, – и знать, как преобразовать мир. Надо умудриться воплотить свои великие мысли в великие дела и обойти козни миллионов непонимающих и врагов. Но тебе всё удастся, и страна твоя будет чудесным образом спасена! Помни об этом, малыш!»

Он спешил.

«Я не хочу лететь в Липецк! Не хочу! – шептал он, – Что мне делать в этом Липецке, если и в Нежнотрахове мне скучно нестерпимо!?»

И думал о своей судьбе, своей печальной судьбе и думал. И проснулся в полдесятого утра от давно звенящего телефона…

А в это время оглашенный равин Гиви Бедман проследовал по тёмной галерее лепрозория, где семьсот лет назад лежали чумные больные, полный смущённых мыслей о своём неудавшемся призвании плотника и кракелюрщика 2 разряда.

Трукодар дуоматр! Гив ми мо! Длья когьо тьи остявиль менья?