Текст книги "Промышленникъ"

– Пустышки!

Проследив, как изящная витая кочерга в руках друга осторожно ворошит получившийся пепел, Григорий уселся в кресло по соседству и осторожно уточнил:

– Неудача?

– Сколько их было, друг мой, сколько их было… И сколько еще будет? Впрочем, это все лирика. А проза жизни состоит в том, что мне требуется некая услуга от подполковника Васильева. Помнишь такого?

– Ну а как же, командир. Кстати, насколько я знаю, он немного помог в недавней неприятности с Демидом?

– В первую очередь он помог самому себе, раскрыв по горячим следам целое преступное сообщество. А нам – это так, попутно. Н-да. Вообще, я думаю, что еще пять-шесть тому подобных дел – и вполне можно ожидать, что ему на плечи упадут полковничьи погоны. Поэтому!..

Отставной унтер незаметно для себя расправил плечи и приготовился слушать приказ.

– …ты и два звена по твоему выбору едете в Варшаву на практические занятия. В ходе которых и организуете для подполковника что-нибудь приятное. Типографию там, или видного революционера «на блюдечке», на крайний случай сойдет и крупный контрабандист – в общем, сам на месте определись, что проще и быстрее. Лишь бы он опять оказался должен мне услугу. Кстати, держи. Тут все, что у меня есть на тему возможных «подарков» Васильеву.

Главный «экспедитор» с интересом полистал жиденькую стопочку листов и почувствовал легкий приступ ностальгии. Ночная Варшава, хитрец-букинист, гордый (и тем глупый) упрямец из профессуры, его более сговорчивые товарищи… Каждый из этих людей оставил свой след на сероватой писчей бумаге.

– Надеюсь, по результатам твоей практики придется заводить отдельную укладку, а то и две. Далее. После того как порадуешь подполковника, передашь ему мое письмо. Ответа ждать не надо, уезжай.

– Куда?

– В Олькуш. Присмотри там себе имение по вкусу, приценись, купи. Затем навести нашу заставу и не забудь про подарки. А заодно полюбопытствуй, как там поживает первый магазин офицерского экономического общества Ченстоховской бригады. Ну, и самое главное. Вот по этому адресу проживает управляющий одного небольшого банка. Он располагает некоторыми сведениями об одной интересующей меня особе, но делиться ими категорически не желает. Более того, и его подчиненные – поголовно честные и ответственные люди. В любом другом случае я бы только порадовался за банкира Вавельберга, умудрившегося подобрать себе по-настоящему неподкупный персонал, от управляющего и до ключевых клерков – уж как ни старался Вениамин Ильич, так ничего выяснить и не смог. А я очень хочу узнать, как дела у милой баронессы фон Виттельсбах, и… – Молодой аристократ с усталыми глазами на какое-то мгновение сжал мягкие подлокотники своего кресла так, что кожа обивки жалобно заскрипела. – Мне крайне надоело ждать. Выясни, куда именно перечисляют ренту с ее имения, и не забудь напомнить труженику банковского дела про то, что молчание – золото.

– А?..

– Да-да, та самая Софья Михайловна.

– Да нет, командир, я не об этом. Зачем мне имение покупать?

– А, вот ты о чем? Затем, что ты хочешь стать потомственным дворянином. И к этому званию ведет много путей, по которым можно идти одновременно. Купить имение в Польше, стать почетным гражданином, потом благотворительностью выслужить один за другим пять орденов – это один путь. Другой – построить за свой счет что-то нужное для власти: например, несколько больниц, причем там, где тебе укажут. Хотя пару орденов при этом все одно желательно иметь. Третий состоит в том, что ты можешь поступить в одно из военных училищ империи. Два года вольноопределяющимся – и у тебя первое офицерское звание. А там по случаю совершишь подвиг – Георгия[15]15
  Для получения звания потомственного дворянина в Российской империи надо было заслужить следующие награды, в порядке очередности получения: ордена Станислава Святого и Анны третьей степени, затем – то же самое второй степени и Владимира четвертой степени. Или получить орден Святого Георгия, будучи офицером, – этот орден давали исключительно за военные подвиги, например за захват неприятельского знамени. Или орудий. Вражеский генерал тоже годился…


[Закрыть] на грудь да дворянскую грамоту в карман.

Долгин позволил себе проявить скептицизм, хотя с общим направлением был вполне согласен:

– Такую награду так просто не дают, да и на действительной военной службе надо состоять. Но даже если и так – где это я в мирное время найду батарею орудий, которую надо захватить, или вражеского генерала?

– Сейчас – нигде. А вот лет через восемь, в году этак тысяча девятисотом, я тебе и батарею найду, и генерала организую: причем очень даже легко. И без всякой военной службы.

Гриша напрягся:

– Война? С кем?

– Да ни с кем. Просто большая заварушка в Китае, с небольшим нашим участием. Я разве не упоминал про нее? Не важно. Так что, пойдешь вольнослушателем?

Бывший унтер задумался. Причем очень даже глубоко: хотя теперь он богат и вполне образован, для многих и многих он остался на уровне отставного унтера пограничной стражи. Не сказать, чтобы этого было так уж мало… Но для разговора на равных с этими самыми многими и уж тем более для выгодного во всех смыслах брака все же явно недостаточно.

– Не тороплю. Вопросы по поездке?

– Управляющий. Как далеко можно зайти?

Александр помолчал, обдумывая пределы своей откровенности. Затем поднял на собеседника взгляд, в котором на неуловимое мгновение плеснула нешуточная злоба, и медленно, с расстановкой произнес:

– Он стоит между мной и моим ребенком. Порежь его на лоскуты, если понадобится, но я должен знать. Где и как живет баронесса! – И уже обычным голосом, на глазах успокаиваясь, добавил: – Мне нужен положительный результат, а детали – на твое усмотрение.

Григорий с большим трудом подавил желание подскочить и вытянуться по стойке смирно. И совсем не смог сдержать удивление на лице. У командира есть наследник?! Да и перепады настроения стали какие-то слишком странные и резкие – уж не случилось ли чего? К его сожалению, дальнейшему разговору грубо помешали негромким стуком в дверь.

– Ну?!

Начальник охранной смены от сдвоенного недовольного рыка своего начальства (и непосредственного, и самого главного) как-то даже сгорбился, страстно желая всего наихудшего. Не отцам-командирам, нет! Этим сволочным посетителям, из-за которых «прилетело» почему-то именно ему.

– Александр Яковлевич, там к вам господин Пильчиков. Говорит, что ему назначено, но визитки вашей у него нету. Письмо какое-то передал, сказал – его рекомендации. И опять эти пришли, за пожертвованиями. Гнать?

Князь при известиях об «этих» непроизвольно поморщился. Что-то в последнее время к нему зачастили всякие собиратели благотворительных пожертвований: на новую церковь, на приют для бездомных, в помощь голодающим, на музей изящных искусств и тому подобные неотложнейшие нужды. Кстати, в случае с голодающими обычно добавляли – Тамбова или Рязани. В других местах, по всей видимости, дела обстояли получше. И с приютами, и с музеями, и с голодом. Ну, или как вариант – просто из других мест до Сестрорецка еще никто не добрался.

«Не припомню, чтобы тетушка упоминала про какой-то особый голод в Рязани. Или упоминала, но я прослушал? Так-с, полюбопытствуем, что это за господинчик ко мне пожаловал и кто его рекомендует. Ага, мировое светило химической науки, Димитрий Ваныч Менделеев, опять направил ко мне очередного претендента на грант. Хм, профессор физики. Любопытно!»

– Давай вначале «этих», потом господина Пильчикова.

– Слушаюсь!

«Ну вот, прямо родным повеяло».

Просители у фабриканта надолго не задержались: предъявили отзывы о своей деятельности (в том числе обязательный от министерства внутренних дел), уточнили, что на общественных началах радеют о благополучии аграриев Воронежской губернии, и зачитали кратенькую речь о бедственном положении последних.

«Накаркал. Уже и из Воронежа добрались!»

Минус четверть часа и пять тысяч рублей – примерно так можно было выразить результат этой встречи. А еще немножко давила жаба. Так, едва заметно наступала своей лапкой на горло, исключительно ради напоминания о себе.

«И не дать нельзя – заклюют как скупердяя, начнут трепать имя в обществе. Обзовут торговцем смертью или еще кем похуже. И давать постоянно тоже нельзя: карман – он ведь не резиновый, да и ассигнации я пока не печатаю. Сбежать, что ли, на месяцок, в ближнее забугорье? Отдохнуть, развеяться, а то уже и забыл, когда в последний раз делал что-то в свое удовольствие, а не в чужое. Например, можно съездить в Ковров. Давно ведь хотел? Или Кыштым? Нет, не вариант. Из-за весенней распутицы это будет не поездка, а заплыв. Эх, куда б мне, бедному, податься… Чтобы не стать еще беднее!»

– Ваше сиятельство, имею честь представиться: профессор Пильчиков, Николай Дмитриевич.

– Рад нашему знакомству.

Высокий мужчина с умными глазами и манерами рафинированного интеллигента аккуратно уселся на предложенный стул, покосился на рекомендательное письмо, что как раз вертел в руках хозяин кабинета, и осторожно кашлянул. Что-то он не почувствовал особой радости ни в голосе, ни в жестах князя Агренева.

– Дмитрий Иванович отзывается о вас в самых лестных выражениях, господин профессор. Более того, он настоятельно рекомендует обратить на вас самое пристальное внимание, так как ваши работы необычайно перспективны. Могу я поинтересоваться, о чем идет речь?

– Видите ли… Исследуя природу электромагнетизма, я обнаружил теоретическую возможность передачи сигналов на дальние расстояния. Конечно, пока все мои выкладки не подкреплены никакими серьезными расчетами или убедительными опытами, но тем не менее! Я полностью уверен в возможности создания беспроводного телеграфа. Полностью! Более того, я также уверен, что с помощью этих сигналов возможно осуществлять дистанционное управление самыми различными механизмами.

– Вот как.

Хозяин кабинета и главный инспектор обменялись взглядами, значения которых профессор физики понять так и не смог.

– Продолжайте, прошу вас.

– К сожалению, мои идеи не нашли должного понимания у руководства Харьковского университета, где я имею честь преподавать некоторые физические науки. Все, на что я могу рассчитывать, – небольшие лабораторные исследования и помощь своих ассистентов, чего, как вы понимаете, совершенно недостаточно для серьезной научной работы. Абсолютно недостаточно! Признаюсь честно, я совсем было отчаялся и даже подумывал все отложить до лучших времен. О чем и написал в своем очередном письме господину Менделееву – у нас с ним, знаете ли, имеется небольшая постоянная переписка на научные темы, да-с. В своем ответном послании он упомянул вас, ваше сиятельство, а также тот факт, что вы покровительствуете многим ученым. Также он весьма настоятельно советовал не оставлять свои исследования и не обращать внимания на закосневших в своем невежестве ретроградов… Собственно, я тут же бросил все свои дела и выехал в Сестрорецк. Вот-с.

«Диагноз ясен. Берем? Рекомендации хороши, тема профильная, в любом случае придется присматривать. Опять же, телемеханика… Берем! Будет на пару с Поповым изобретать мне радио. На пару, но все же в полной независимости. Попов – в Питере, а Пильчиков – в Коврове? Или Кыштыме? Да, как вариант – сойдет».

– Если я правильно вас понял, вы желаете собственную лабораторию, штат помощников и неограниченное финансирование. Так?

Судя по слегка порозовевшему лицу Николая Дмитриевича, это была его самая заветная мечта. Предаться чистой научной работе, не отвлекаясь на пошлые бытовые мелочи и мещанские дрязги, – что может быть лучше для настоящего исследователя и ученого?

– Пожалуйста, прочитайте вот это и, если вас все устраивает, подпишите.

На стол перед Пильчиковым, немного обалдевшим от такого плавного перехода в беседе, мягко легли два экземпляра «золотого» контракта. Наблюдая, как его будущий служащий читает судьбоносный для себя документ, работодатель окончательно убедился, что перед ним именно фанатик от науки. Милейший Николай Дмитриевич мельком и словно бы нехотя проглядел страницу, на которой были указаны размер его жалованья и прочие материальные блага. Чуть более внимательно ознакомился с пунктами о сохранении тайны работ (в том числе и насчет определенной сдержанности в переписке с посторонними лицами), причем то, что, образно выражаясь, вход к князю стоил рубль, а выход – полновесную тысячу, его абсолютно не смутило. И наконец – скрупулезно перечитал все, что касалось обеспечения его научных исследований. Кое-что – так даже по три раза подряд, старательно убеждаясь, что это не сон.

– Сколько времени вам требуется на переезд и сопутствующие хлопоты? Супруга, дети?

– К счастью или несчастью, таковых не имею. Так что готов приступить со следующей недели.

«Определенно, фанатик. Мне чертовски везет!»

– Что же, ваша готовность радует. К следующему понедельнику я жду от вас список необходимого оборудования для лаборатории, ее штатное расписание и примерную смету расходов. Кстати, у вас уже есть какая-нибудь программа исследований?

«Хм, толково, вполне толково. Стоп!»

– Простите, как вы сказали?

Профессор запнулся на полуслове, слегка пожал плечами и послушно повторил:

– …хотя тема моих исследований и сходна с таковой у господина Попова, все же они различаются. Например, я считаю более перспективным использовать при опытах катушку Румкорфа, в то время как уважаемый…

Взгляд князя вдруг приобрел пугающую глубину.

– Простите еще раз мою невежливость, Николай Дмитриевич. А каким образом вы узнали, как именно ведет свои исследования ваш коллега?

– Он несколько раз списывался со мной по известным вам вопросам, и в числе прочего мы с ним обсуждали и причины неудач в проводимых им опытах. Собственно, мы с ним даже поспорили. Так сказать, заочно. К сожалению, каждый из нас так и остался при своем мнении…

– А эти письма – они у вас сохранились?

– Разумеется! Хотя многие его идеи довольно-таки спорны, все же в них определенно имеется некое рациональное зерно. Было бы настоящим расточительством его терять. В спорах рождается истина!

– Вы несомненно правы. Ну что же, жду вас через неделю.

Долгин уже давно потерял нить происходящего при нем разговора и, чтобы не впасть в уныние от обилия незнакомых слов и терминов, начал почитывать газеты, напечатанные во Втором рейхе. Несомненные успехи в изучении немецкого языка уже вполне позволяли ему не только свободно читать и говорить, но и пытаться сымитировать ганноверский акцент. К сожалению, последнее пока получалось очень коряво. Уход посетителя прошел для начинающего полиглота (поскольку в планах на изучение стоял и английский) как-то незаметно, зато тихий непонятный хруст прозвучал настоящим громом. Оторвав глаза от очередного заголовка, напечатанного довольно-таки красивым готическим шрифтом, Григорий увидел непонятное и оттого весьма тревожное зрелище: его командир успешно притворялся хамелеоном. Вначале пошел красными пятнами, потом побледнел, затем побагровел… А рядом с правой рукой мелкими обломками чернело нечто, совсем недавно бывшее толстым карандашом.

– Письма, значит!!!

Главный инспектор с возрастающим недоумением и тревогой наблюдал за другом, готовясь непонятно к чему. Вернее, очень даже понятно к чему: правая рука князя время от времени поглаживала предплечье левой, а этот жест для него двоякого толкования не имел.

– Гриша, срочно закажи нам билеты на вечерний экспресс до Питера.

– Александр Яковлевич, может, лучше утренним поездом отправимся? Вечерний, он ведь и прибывает поздно, не застанем никого на местах. Опять же, доглядчики от жандармов наверняка привяжутся, а их запутать – тоже время надо. Утром?..

Фабрикант длинно вздохнул и замер. А через минуту напряженного молчания сухо кивнул:

– Утром. – Затем слегка расслабился и еле слышно пробормотал, обращаясь уже к самому себе: – Как же мне иногда не хватает Семы-семинариста!

Как ни торопилась Наталья разделаться со всеми своими многочисленными обязанностями, а все ж таки немного опоздала. Но особо не расстроилась – все одно первые полчаса молодой хозяин ничего интересного не делает, только разминается. Закончив наводить порядок, и неспешно пройдясь по комнатам и коридору, горничная остановилась напротив неприметной дверцы и огляделась по сторонам. Никого! Тихо стукнула дверь, пропуская гибкую девичью фигурку, затем едва слышно прошуршала метелка, коей предусмотрительно подпирали изнутри ручку замка, и все стало как и прежде, будто никто и не заходил в небольшой полутемный чуланчик. Который, между прочим, несмотря на свои весьма скромные размеры, имел два очень больших достоинства. Во-первых, он примыкал к гимнастической зале, в которой как минимум три раза в неделю занимался князь. А во-вторых, под потолком у него имелась круглая отдушина для вентиляции, обеспечивающая чудесный вид на все место занятий. Сиди себе на лесенке да наблюдай – и не надо у двери зад отклячивать, как некоторые! Вспомнив про Дарью, первая горничная пренебрежительно (но вместе с тем очень тихо) фыркнула – вот уж кому вообще ничего не светит. Хотя и старается изо всех сил, коза деревенская, улыбается да глазки строит, видать, чего-то там себе навоображала. Зря! Аккуратно (не дай бог сверзиться с высоты!) поднявшись под потолок, Наталья устроилась на своем «шестке» поудобнее, и осторожно заглянула за ажурную гипсовую решетку, прикрывающую не только отверстие в стене, но и ее интерес.

Александр Яковлевич спокойно ходил по зале, явно переводя дух после чего-то трудного – лицо у него так и лоснилось от испарины. В свободных штанах и обтягивающей рубашке с короткими рукавами он смотрелся просто… Просто! У нее не было слов. Только эмоции захлестывали, отдаваясь в сердце чем-то волнующим, перекатываясь по телу сладкими волнами истомы. А он тем временем походил по залу, глубоко дыша, остановился и, немного постояв, опять стал двигаться, но уже по-другому. Шаг, еще шаг, скользящее движение – и тело уже на полу, сидит в продольном шпагате. Еще одно движение, текучее как вода, – и мужчина опять стоит. Только на руках, и падать при этом совершенно не собирается. Погуляв таким экстравагантным образом по зале, князь на минутку замер, а затем со всего маху бухнулся плашмя о пол. Горничная даже ахнула – тихо-тихо, в самый последний миг прикрыв ладошкой губы. Но ожидаемого удара так и не услышала – вместо громкой встречи с твердыми буковыми досками, предмет ее тайного обожания весьма ловко извернулся всем телом (приобретя на какое-то мгновение удивительнейшее сходство с большим и очень опасным котом) и мгновенно утвердился на ногах. Покачался на носках, с непонятным интересом приглядываясь к ближайшей стенке, после чего весьма резво совершил короткую пробежку. Вначале до стены, а потом, не останавливаясь и все больше ускоряясь, по этой же самой стене ВВЕРХ! Абсолютно не смущаясь тем фактом, что люди обычно по стенкам не бегают. Завершилось все это действо красивым кувырком через голову и уверенным приземлением.

Бум!

Вот теперь соприкосновение с полом вышло звучным. За следующие полчаса на все эти кувырки и перекаты Наталья насмотрелась в самых разных видах. Как только хозяин не изгалялся над собой! Нет, это ж надо: пробежать по стене целых пять шагов, с силой оттолкнуться, удачно приземлиться на руки – и после всего этого досадливо морщиться и недовольно качать головой! Девушке было абсолютно непонятно: ну для чего же такие мучения? И уж тем более непонятно, с чего такая досада. С такой высоты сверзиться и ничего себе не сломать – уже удача немалая, а тут…

Бум!

Непроизвольно вздрогнув от резкого звука, горничная тихо вздохнула, жалея молодого князя. Это ведь не гимнастика, это истязания какие-то! Единственное, что приходило в голову, – именно так и выглядят господские причуды. Которые к тому же еще и не получаются именно так, как желается. Впрочем, все эти скачки по стенам и валяние на полу достаточно быстро закончились, а на смену им пришло более интересное зрелище. Дюжины полторы пеньковых канатов, свободно висящих на разной высоте и немного напоминающих своеобразные лесные заросли. И мужчина, танцующий среди них свой завораживающий танец – медленный вальс с коротким клинком. Размеренные движения, перетекающие друг в друга плавно и неторопливо; полузакрытые глаза, словно бы князь прислушивается к тихой мелодии; и только иногда – мгновенный высверк лезвия. Со стороны казалось, что это просто безобиднейшее развлечение, не несущее в себе ни малейшей угрозы – просто молодой аристократ освежает некоторые навыки светской жизни, перед посещением очередного приема или бала. Казалось. Если бы не толстые куски крученой пеньки, время от времени отлетающие в сторону от легчайшего с виду касания узкого клинка. Такого мимолетного, такого незаметного… Глядя на обрубки канатов, легко можно было представить, как безобиднейшее на первый вид движение распахивает живую плоть до костей, как незаметный тычок ножом пробивает что-то очень важное внутри такого хрупкого и нежного человеческого тела.

– Х-ха!

Танец закончился, и нож покинул руку своего хозяина. С тем чтобы до половины войти в изрядно разлохмаченную предыдущими встречами мишень на стене. Глядя, как Александр Яковлевич задумчиво переводит взгляд с офицерской шашки на саблю, а потом и обратно, тайная зрительница предвкушающе пошевелилась, устраиваясь поудобнее на узкой и твердой перекладине. Эта часть занятий ей нравилась больше всего, уступая разве что дружеским поединкам хозяина со своим другом Долгиным. К ее большому огорчению, в основном они проходили на кулачках да ножах, а длинными клинками мужчины предпочитали звенеть исключительно на свежем воздухе.

Ш-ших… С-ших-с-ших…

В сильных руках мужчины сабля мгновенно ожила, пробуждаясь от долгого сна. Заиграла на свету, изгибаясь и очеркивая хозяйскую фигуру всполохами полированного булата, ласкаясь и довольно шипя рассекаемым воздухом. Попробовала на вкус остатки пеньковых канатов, немножко поработала с лозой, увязанной в нетолстые пучки, – и опять закружилась-завертелась вокруг князя преданной стальной змеей, готовой укусить своим лезвием-острием любого, кто только попадется ей на зуб.

Глядя на то, как князь «выгуливает» свою саблю, Наталья в который раз позабыла обо всем на свете, не в силах оторвать взгляда от гибкой мужской фигуры. А уж какие картины и сравнения время от времени приходили ей на ум! Скромные, почти что невинные девичьи мечты… От которых у нее как-то само собой залило предательским багрянцем и шею, и щечки, и даже кончики ушей. Словно услышав все, о чем мечтала его горничная, мужчина в зале резко остановился и уставился под потолок – аккурат туда, где виднелась ажурная гипсовая решетка. Постоял так секунду-другую, задумчиво встряхнул головой и, положив изогнутый булат на плечо, пошел к оружейной стойке, а Наташа, сбросив с себя накатившее от испуга оцепенение, торопливо «ссыпалась» вниз по лесенке. Прижалась пылающим от внутреннего жара ушком к филенке, напряженно прислушалась – нет ли кого в коридоре? И с деловитым видом покинула свое убежище, тут же торопливо зашагав прочь от чуланчика и всех, кто мог им заинтересоваться. На хорошеньком личике привычная полуулыбка, в руках небольшая щеточка для смахивания пыли, очень кстати подвернувшаяся на глаза. А в голове – один-единственный вопрос. Неужели хозяин ее заметил?

– Дмитрий Сергеевич, вы не находите, что их разговор несколько… э-э-э… подзатянулся?

Второй из ассистентов Попова в ответ на этот вопрос-утверждение лишь коротко пожал плечами и опять затянулся папиросой. Уже третьей по счету, между прочим. В отличие от своего молодого коллеги, капитан Троицкий никуда не торопился, никогда не нервничал и вообще был крайне флегматичной личностью. Как следствие этого, отставной военный подчас замечал что-то такое, что ускользало от внимания студента-выпускника Рыбкина. Собственно, именно поэтому они так плодотворно работали в паре – просто один из них прекрасно дополнял другого. Вот и теперь Дмитрий Сергеевич интересовался не столько происходящим за закрытыми дверями разговором, сколько спутником князя Агренева. Ведь недаром умные люди говорили: скажи мне, кто тебя окружает, и я скажу, кто ты.

– Терпение – одно из качеств, присущих настоящему ученому, Петр Николаевич.

Рыбкин мученически вздохнул, закатив перед этим глаза. Как можно терять столь драгоценное время? Ведь жизнь столь коротка, а успеть надо так много!

– Хорошо, подождем.

Аккуратно загасив и спрятав в карманную пепельницу опустевшую папиросную гильзу, Троицкий опять скосил глаза на человека, которого он видел уже третий раз подряд и неизменно в компании молодого аристократа. И чем дольше он глядел и размышлял, тем больше ему не нравились собственные догадки и предположения. А своей интуиции он привык доверять, ибо она пару-тройку раз и в самом деле избавляла его от весьма нешуточных неприятностей. В данный же момент эта дама прямо-таки вопила в полный голос о том, что спутник князя очень опасен. Все его ленивые движения, скука на лице и демонстративное отсутствие интереса к чему-либо вокруг были всего лишь ширмой. Глаза! Вот что выдавало в безымянном господине человека, способного лишить жизни быстро и просто, буде ему только поступит соответствующий приказ. И ошибиться в этом было очень сложно – отставной офицер не раз видел людей с похожими глазами. Такие были у опытных казаков-пластунов – хоть империя ни с кем официально и не воевала, кое-какие недоразумения на Кавказе или в Туркестане приключались с завидной и очень неприятной регулярностью. Или у некоторых практикующих хирургов – те тоже были знакомы с госпожой Смертью не понаслышке, имея небольшое личное кладбище в десяток-другой пациентов. К сожалению, не всем хватает сил и здоровья пережить квалифицированную врачебную помощь (заключающуюся, например, в простейшей операции), и некоторые отдают душу богу прямо под скальпелем.

В любом случае, кем бы ни был этот господин с явно военной выправкой, его наличие рядом с титулованным и богатым аристократом давало повод к очень нехорошим предположениям. К тому же князь Агренев явно пребывал в весьма скверном расположении духа. А ведь молодости свойственны нетерпимость к ошибкам и резкие суждения! Как, впрочем, и скорые решения. После которых один студент, один отставной капитан и их научный руководитель вполне могут оказаться, фигурально выражаясь, у разбитого корыта. А вот это Троицкому сильно не нравилось. Очень сильно.

– Идут.

Нетерпеливый студент первый заметил, как отошел в сторону молчаливый страж двери, пропуская вначале его сиятельство, а потом и Попова. На последнего было страшно смотреть – еще утром жизнерадостный, с энергичными движениями и громогласной речью, теперь он походил на столетнего старика, шаркающего ногами из последних сил. Непонятная бледность на лице, проступившие морщины и разом постаревшие глаза… По всему выходило, что разговор с работодателем для Александра Степановича вышел и непростой, и неприятный. Как оказалось, вдобавок он еще и не закончился.

– Господа, не могли бы вы составить нам компанию? Благодарю. Итак, позвольте, я вам объясню, чем именно вы занимаетесь под руководством господина Попова.

Ассистенты последнего недоуменно переглянулись – они и так это прекрасно знали. Но спорить или уточнять все же не рискнули, так как приветливая улыбка князя ощутимо давила, делая невозможными любые возражения.

– Все вы знаете Генриха Герца, вернее его передатчик. Не так ли? В свою очередь, ваш научный руководитель работает над уверенным приемом его сигналов, параллельно увеличивая дальность передачи, а вы ему помогаете, в меру своих сил. Успешное завершение исследований приведет к созданию нового вида связи. Без проводов, с возможностью установки на движущихся объектах… Петр Николаевич!

Младший по возрасту ассистент непроизвольно вздрогнул.

– Как вы считаете, подобная связь найдет себе применение?

– Несомненно, ваше сиятельство; самое широкое.

– А будут ли довольны телеграфные компании появлением такого сильного конкурента?

– ?..

– Кстати, господа из «Сименс и Гальске» или «Эрикссона» еще не интересовались вашими успехами? Странно.

Попов, и без того не шибко радостный, помрачнел еще больше.

– Благодарю. Теперь вы, Дмитрий Сергеевич.

Ледяная вежливость князя при обращении к ассистентам куда-то пропадала, являя разительный контраст с обращением к руководителю исследований. ПОКА руководителю.

– Скажите, а вот эта новая связь – она применима для кораблей?

– Вне всяких сомнений. Рискну предположить, что и в армии тоже не останутся равнодушными к подобной новинке… Александр Яковлевич.

– Прекрасно, Дмитрий Сергеевич, просто прекрасно. Я думаю, вам не надо объяснять, сколько солдатских жизней может спасти своевременное донесение в штаб или вовремя отданный приказ? Ну что же, осталось только выяснить, армия и флот какой страны получат такое важное преимущество первыми. Вы как считаете, господин Попов?

Отец русского радио (правда, последнее уже было под большим сомнением) решил проявить скромность и немного помолчать, тем более что в голову все равно ничего путного и не приходило.

– А вы, Петр Николаевич?

В отличие от Попова в этом случае необходимость ответа подтверждалась требовательным взглядом. Юноша «со взором горящим» немного помялся, а потом выдавил из себя натужно-патриотическое:

– Я думаю, мы будем первыми?..

– Для того чтобы быть первыми, необходима секретность работ, так что позвольте усомниться в ваших словах. Вот насчет Германии, пожалуй, верится больше. Дмитрий Сергеевич?

Капитан покосился на своего фюрера по науке и лаконично выдал:

– Англия.

– Да, вы определенно правы – англосаксы всегда отличались большой практичностью. Так что к Соединенному Королевству можно смело присовокупить и САСШ. Ну а за ними обязательно и Франция потянется. Господин Попов, так кому из наших добрых и верных союзников вы более всего симпатизируете?

– Ваше сиятельство!

Поняв, что отмолчаться не получится, бывший преподаватель физики в Минном офицерском классе вернул косой взгляд бывшему же начальнику крепостного военного телеграфа в Кронштадте. Что он, что Троицкий, полностью оставили свои прежние занятия и должности ради самой возможности без малейших помех заниматься чистой наукой. Если ему не удастся умилостивить разгневанного работодателя… то единственное, чем можно будет утешиться, так это мыслью, что вернуться к педагогической деятельности ему не составит особого труда. А вот капитану, похоже, нет нужды думать, как восстановиться на действительной службе.

– Даю слово чести – более подобного никогда не повторится.

– Н-да?

Аристократ мимолетным жестом прикоснулся к левому предплечью, и наблюдательный капитан тут же подметил, как равнодушный взгляд молчаливого спутника князя стал вдруг очень цепким и внимательным. Вдобавок он непонятно как оказался всего в трех шагах от мужчин…

Спустя час двое приятелей неспешным шагом гуляли по гранитным мостовым Питера. Один сосредоточенно молчал, а второй просто шел рядом, терпеливо ожидая, пока друг вынырнет из омута размышлений и обратит внимание на окружающий мир. Сновали экипажи, разбрызгивая по сторонам грязную воду из редких луж, трудолюбиво обихаживали свои «делянки» дворники, торопились по разным делам прохожие…