Текст книги "Промышленникъ"

Глава 6

Тихий перестук колес и плавное покачивание вагона настраивали на столь сонный лад, что большую часть пути служащие отдела экспедирования Русской оружейной компании работали лежа. А иногда и вовсе не вылезали из своих невероятно теплых и удобных спальных мешков из овчины – ну разве что по тем самым надобностям, которые хочешь не хочешь, а отправлять приходится.

Ту-дум – ту-дум, ту-дум – ту-дум…

Конкретно Игнат с Демидом сладко продремали весь предыдущий день, затем большую часть ночи и останавливаться на этом не собирались – отсыпаться впрок они умели и любили. Как, впрочем, и отъедаться, но это у них было впереди. Вот приедут на пограничный пропускной пункт, сдадут вагон (вернее, груз в нем) представителям господина Грейна – а на обратном пути можно немного и расслабиться, побаловать себя разносолами.

– Эх!

Паузы между стуком колес удлинились, покачивание вагона стало более плавным, и Демид, по этим нехитрым признакам определивший скорое приближение очередной остановки, решил избавиться от излишков жидкости. С тем чтобы на самой станции выкинуть почти полнехонькое поганое ведро – в холодном товарном вагоне его содержимое довольно быстро замерзало-каменело, почти намертво прилипая к оцинкованным стенкам. Подумав о том, как кто-нибудь из железнодорожников наверняка соблазнится новеньким, блестящим на свету ведром и обязательно постарается пристроить его у себя в хозяйстве, он ехидно заухмылялся – теперь-то он полностью понимал слова командира о «безотходном производстве». А представив себе выражение глаз очередного рачительного хозяина, понявшего, чем именно полным-полно вожделенное ведерко, оправляющийся экспедитор не удержался и сдавленно хрюкнул, стараясь сдержать смех. Закончив свое мокрое дело, мужчина с наслаждением потянулся, разминая изрядно онемевшее от долгой неподвижности тело – и от резкого толчка едва не упал на напарника. Шепотом обматерив косорукого машиниста, не умеющего толком затормозить состав, Демид стал осторожно рыться в экспедиционном ранце, пытаясь на ощупь выудить из него спиртовую горелку. А также завернутый в промасленную бумагу хлеб, банку с рационом и банку с какой-нибудь зеленью – пойдет как приправа к каше.

– Ты чего? А, эт правильно, эт мы завсегда…

Зевая так, что слышался тихий хруст в челюсти, Игнат поспешил воспроизвести почти все действия товарища: облегчился, потянулся, споткнулся о свой же спальник (свободного пространства было до ужаса мало) и в полный голос упомянул нечистого. Щелкнул зажигалкой, в данный конкретный момент выполняющей роль небольшого фонарика, и, опять позевывая, осведомился немудреным меню их раннего завтрака:

– У тебя что?

– Говядина, с горохом.

– Не, надоела!

Пару минут поковырявшись в рюкзаке, второй экспедитор с победным возгласом вытянул свинину с гречкой:

– Последняя!

– Угу-м, остальные ты уже сожрал.

Приняв по пятьдесят грамм прямо из бачка горелки, сугубо для аппетита (такие «утечки» топлива были вполне плановыми и осуществлялись с дозволения начальства), напарники поставили банки с кашей на язычки полупрозрачного спиртового пламени, горевшего на диво ровно (несмотря на наличие довольно сильных сквозняков), и принялись терпеливо ждать. В преддверии станции состав плавно замедлял свой ход, и хотя машинисту наверняка время от времени икалось (поминали его хоть и редко, да зато с большой выдумкой), но рывков и толчков все же больше не было. Прибытие же в Ландварово и соответственно полная остановка с удивительной точностью совпали с началом обстоятельного приема пищи двумя проголодавшимися мужчинами. Ложки размеренно скребли по стенкам банок, на горелке начинал исходить парком небольшой котелок (горячий чай в раннее морозное утро – это просто здорово!), а на душе царили мир и полное довольство жизнью. Которая явно удалась: в семье достаток и все живы-здоровы, начальство ценит, работа нравится. Что еще надо понимающему человеку? Заморив червячка (если судить по количеству съеденного, это был настоящий исполин), Игнат и Демид убрали все по своим местам и совсем было примерились немного подымить папиросками, но…

– А че, разве этот?

– Тш-ш!.. Ты чего это разорался, ирод!.. Ну, давай полегоньку. А вы по сторонам посматривайте, олухи царя небесного!..

Тихие голоса снаружи товарняка прозвучали для экспедиторов оружейной компании наподобие грома небесного, заставив замереть. А легкий хруст снега под ногами нежданных гостей, невнятное бормотание и едва слышный звяк чего-то металлического под вагоном помогли быстро прийти в себя, еще быстрее достать «Гравы», да и вообще подготовиться к достойной встрече по максимуму.

– Навались! Ну! Ну!!! Во, пошла…

С отчетливым скрежетом и рывками широкая вагонная дверь стала отходить в сторону, и Демид тут же показал напарнику растопыренную пятерню – привычные к темноте вагона глаза в наружном сумраке видели почти так же хорошо, как и днем, поэтому сосчитать «гостей» труда не составило.

– Все, хорош. Да подсади ты его!

– Наел себе харю в два обхвата, а мне таперича мучайся. Ну давай уже, чего вошкаешься?!

Через край вагона перевалился мужичок в короткополом тулупе. Шустро подобрал под себя ноги, подскочил и тут же протянул руку помощи второму, что с пыхтением лез вслед за ним. Похрипывающий на морозце голос подозрительно вопросил:

– Фонари не поколотили?

– Да тута все, тута! Чай, не первый раз замужем, хе-хе.

– Ну все, с богом. Закрыва…

Хэк! Хэк!

Двое незапланированных пассажиров товарняка одновременно вздрогнули, а затем плавно осели на пол. Из темноты вагона вылетело ведро, шмякнувшееся о голову хриплоголосого, а следом за ним показалась и нога, обутая в добротный сапог немаленьких размеров. Нога эта с удивительной ловкостью тюкнула счастливому обладателю ведра по челюсти и, судя по легкому хрусту, что-то в ней сломала. Может, зуб, а может, и саму челюсть – его подельничков такие тонкости интересовали мало, в отличие от собственного самочувствия. Вот только все, что они успели, это отскочить от полуоткрытого вагона подальше и пригнуться.

– Замерли!

На сей раз из темноты показались сразу две правые руки, причем далеко не пустые – в них тускло поблескивала оружейная сталь. Вслед за револьверами проявились и мужские фигуры, весьма и весьма внушительных габаритов. Постояли, коротко переглянулись, после чего один экспедитор остался в вагоне, а другой с удивительной легкостью и без малейшего шума спрыгнул на снег, неровными буграми укрывающий шпалы. Осмотрелся по сторонам и как-то буднично скомандовал:

– На колени, руки за голову.

Хэк!

Хэк!!!

Столь странную команду ни первый, ни второй железнодорожный вор выполнить не успели – недовольный промедлением Игнат познакомил их со своими сапогами. Связав им руки за спиной и посчитав предварительную подготовку к серьезному разговору вполне достаточной, первый экспедитор принялся обыскивать образумившихся клиентов на предмет полезных трофеев. Второй почти зеркально повторил его действия, затем разочарованно осмотрел скудную добычу и похлопал по щекам одного из сомлевших от «ласкового» приема гостей. Сильно похлопал, отчего голова замоталась как тряпочная. Увидев, что его труды дали результат, деловито поинтересовался:

– Кто указал на вагон?

Снизу эхом прозвучали точно такие же слова напарника.

Хэк!

Бамс-бамс!

Демид для убеждения использовал собственные кулаки, а вот Игнат решил поработать ведром. И делал это так сноровисто, что, пока его напарник успевал отвесить оплеуху одному, он успевал «благословить» увесистой емкостью сразу двоих. Еще одного он пока не трогал, и тот спокойно отлеживался. Без сознания и без целой челюсти – но, судя по коротким взглядам стоявших на коленях неудачников, они с радостью поменялись бы с ним местами.

– Кто указал на вагон?

Хэк! Бамс!

– Ваши благородия, да ошиблися мы! Вот вам крест святой, не хотели мы к вам, ну ей-богу – по ошибке!!!

– Верю. Кто указал на вагон?

Хэк-бамс, хэк-бамс!

Не готовые к столь «радушному» приему и передовым методам дознания, воришки раскололись до самой ж… Гм, то есть глубины души, взахлеб просвещая неблагодарных и грубых слушателей в тонкости своего ремесла. Высокодоходного, вполне себе легкого и до недавнего времени даже почти безопасного. Всех забот – вскрыть указанный вагон, забраться в него, а потом на перегоне выбросить часть груза в заранее обговоренном месте. Что там дальше – не их умишка дело, лишь бы обещанную денежку не забывали исправно платить. Выпытав все, что их интересовало (в частности, кто именно подсказывал номера вагонов), два экспедитора уперлись друг в друга взглядами, тихо совещаясь и решая, как быть дальше. По всему выходило – все, что могли, они сделали. Раз так, дальше пускай начальство думает.

– А с этими что?

– Путейцам на руки сдадим, пускай у них голова болит. Ну и телеграмму в Сестрорецк, все как по инструкции полагается.

Игнат засомневался:

– Успеем ли?

Вместо ответа старший щелкнул крышкой служебных часов, одновременно прикидывая, сколько они уже стоят. Выходило, что много. От вагона отходить нельзя, разделяться нельзя, а оставлять гостей незваных просто так тоже было нежелательно.

– Да, задачка…

Демид поглядел еще раз на воришек, задумчиво крутанул в руке револьвер и довольно улыбнулся. А зачем вообще куда-то бегать?

Дах, дах-дах, дах!

Слегка дернувшийся от внезапной стрельбы, Игнат моментально понял замысел напарника и одобрительно кивнул, прицеливаясь в начинающее светлеть небо. На такой сигнал точно кто-нибудь прибежит – не по должности, так хотя бы из любопытства.

Дах, дах!

Совещались экспедиторы очень тихо, выглядели при этом очень даже зловеще, поэтому неудивительно, что после первого же выстрела кое-кто из воришек не сдержал свои эмоции. Выразил он их вполне беззвучно, и только мощный запах… гм, страха сильно озадачил работников оружейной компании – так озадачил, что первые мгновения они даже грешили на поганое ведро. Тем более что инструмент дознания сильно пострадал, обзавелся целой кучей вмятин и даже слегка сплющился – Игнат был очень настойчив в своем любопытстве. Поняв, кто истинный виновник сортирного аромата, мужчины дружно сплюнули и не менее дружно переместились на пару шагов вбок. Ну и вполне закономерно, что пришло желание пошалить – так, саму малость. Подойдя поближе к сжавшимся от ужаса и ощущения неминуемой смерти ворам, младший экспедитор злобно оскалился и навел на них револьвер:

– Ну что, доходяги, пришел ваш смертный час!

Концентрация «эмоций» в воздухе резко подскочила.

– Ты что, разве ж можно так?

Лежащие на грязном снегу мужчины судорожно вздохнули и с надеждой уставились на своего спасителя.

– Вот когда дальше начнем двигаться, по-быстрому их пристрелишь – и в вагон. А так еще прибежит кто, нас увидит. Оно нам надо?

Знали бы два приятеля, чем могут обернуться их шуточки…

Где-то в конце состава маневровый паровоз аккуратно и почти что нежно «приткнул» к имеющимся тринадцати вагонам парочку дополнительных.

Бдам-м!

И в результате этой железнодорожной нежности от сцепки к сцепке пошел передаваться резкий толчок. По сути своей – обычнейшая ерунда, сдвинувшая товарный вагон едва ли на десяток сантиметров назад, имела самые неожиданные последствия: отделавшийся сломанной челюстью «гость» подскочил как ошпаренный, толкнул экспедитора на своих коллег по воровскому бизнесу и с похвальной резвостью кинулся наутек.

Дах!

И сам Демид, стрелявший исключительно в ногу, и беглец, решивший нырнуть под вагон, такого результата не хотели. А если бы знали – первый ни за что не стал бы стрелять, а второй… Второй и понять-то ничего не успел. Пустотелая пуля калибра девять миллиметров вместо его бедра вошла в затылок, слегка вильнула, сплющиваясь и раскрываясь корявой «розочкой», и тут же вышла, по дороге выбив левый глаз и половину лба в придачу. В наступившей тишине, которую так и тянуло назвать мертвой (оставшиеся в живых воры дружно прикинулись ветошью), стало слышно, как пронзительно и тревожно заливается чей-то свисток и где-то невдалеке суматошно перекликаются люди. По составу вновь прошла судорога, на сей раз сдвинувшая вагон гораздо дальше – на добрую сажень.

– Игнат, ты как там?

– Прыткий какой, с-сученыш! А?

– Давай наверх.

Растерявший все веселье напарник легким перышком взлетел на свое рабочее место, а вот Демид – наоборот, спрыгнул вниз. Порылся по карманам, выкидывая лишнее прямо на свой спальник – деньги, копии документов на груз, нож-мультитул, зажигалку и все такое прочее, оставляя при себе только удостоверение, пятирублевую ассигнацию и оружие.

– Как прибудешь в Вержболово, сразу отбей телеграмму в Сестрорецк. Понял?

– Все сделаю, братка, будь уверен.

– И я постараюсь отправить. Ежели мне только дадут такую возможность.

На долгий и такой короткий миг мужчины соединили свои взгляды, потом Игнат тихо-тихо добавил:

– Ты же знаешь, командир своих не бросает…

Навалившись на здоровенное полотнище вагонной двери, Демид без особых усилий ее закрыл, кое-как приладил на место грубо сорванную пломбу и только после этого ответил:

– Знаю.

Огляделся, задержав взгляд на «ветоши», талантливо изображавшей ну очень глубокий обморок, дошел до остывающего бегуна и, поглядев на дело рук своих, тоскливо сплюнул.

– Твою же мать!

А голоса путейцев раздавались все ближе и ближе…

– Всего наилучшего, кузина.

Имитация поцелуя руки, что-то вроде полупоклона – и все, положенные формальности соблюдены. Прощание с ее супругом было еще короче – мужчины коротко пожали друг другу руки и тут же «разошлись, как в море корабли». Проводив двоюродную сестрицу, титулованный аристократ старательно задавил радостное настроение (не дай бог, что-то отразится в глазах!) и повернулся к Татьяне Львовне.

– Саша, я надеюсь увидеть тебя этим летом.

Любимая родственница князя Агренева вроде бы и спрашивала у своего племянника, но глядела при этом так, что сразу становилось ясно – это не вопрос, это утверждение. Категоричное.

– Разумеется, тетя.

Госпожа Лыкова ласково улыбнулась (типа – ну кто бы сомневался!) и наконец-то царственно проследовала в свое купе. Идя за ней, Александр тихо вздохнул. Нет, он любил и ценил общество своей старшей родственницы (единственной, кого он по-настоящему принял в этом качестве), но иногда Татьяны Львовны становилось слишком много. Так много, что порой даже казалось, что она окружает его со всех сторон. А ведь так хорошо все начиналось! И если бы не длинный язык Григория, то не менее хорошо и продолжилось бы. А так – его практически с порога обвинили в черствости, бессердечии, эгоизме и даже чуть ли не предательстве светлой памяти покойных матери и отца. Изрядно ошеломленный всей свалившейся на его голову экспрессией и эмоциями, князь только и смог, что поинтересоваться: да когда же он успел все это утворить? Лучше бы и не спрашивал. Целых ДВА ЧАСА тетушка подробно и с многочисленными примерами доказывала своему племяннику, как же он не прав. Самого важного в письмах не упоминал (в тебя стреляли, а ты молчал?!), когда приезжал в гости, то о службе ничего толком не рассказывал, размеры своего «заводика» преуменьшил до крайности, и, наконец, самое тяжелое прегрешение: то, что он по сию пору не женат! Хотя по своему возрасту, положению в обществе и благосостоянию уже давненько должен был задуматься о выборе подходящей партии. Да что там задуматься – взять да и выбрать, ведь наверняка есть из кого! Ну или поручить это крайне ответственное дело тетке.

Дилин-н-н!

Снаружи вагона подал голос станционный колокол, а внутри его сигнал продублировал молоденький, но ужасно серьезный кондуктор.

– Отправление через пять минут, господам провожающим просьба поторопиться!

Услышав это, Татьяна Львовна явно огорчилась скорым расставанием. В уголках глаз появилась непрошеная влага, слегка дрогнули губы, а вслед за ними и голос:

– Приезжай, Сашенька, я буду ждать.

Вместо ответа молодой мужчина кивнул. И замер, ощутив на своей голове маленькую и изящную ручку тети. Откуда-то пришло ощущение, что раньше, в детстве, ему частенько вот так же приглаживали непокорные вихры, а он тихо млел от легких, почти невесомых прикосновений родных рук. Память не разума, но тела…

– Обещаю.

Как ни странно, расставание со старшей родственницей принесло Александру не только долгожданную свободу в личном времени и делах, но и легкую грусть. Всего неделя – и он, незаметно для себя, привык к ее обществу. Хотя поначалу буквально «вешался» от того, насколько много времени у него занимало общение с тетушкой.

Дилин-н-н!

У-у-у!..

Тоскливый вой паровозного гудка легко перекрыл все остальные звуки, возвысился и резко умолк – а состав из полудюжины синих, трех зеленых и одного желтого[11]11
  Желтые – первый класс, синие – для пассажиров среднего достатка, ну а зеленые – для простонародья.


[Закрыть] вагона плавно тронулся в недолгий путь до Москвы.

«Странно как-то. Пока тетя была рядом – все дождаться не мог, когда же она уедет. А как наконец-то уехала, то тут же стал жалеть, что не осталась еще погостить на недельку-другую. Хм, а все же правду говорят, что нет лучшего отдыха, чем смена деятельности. Общество моей тети вообще можно засчитать за целый санаторно-курортный курс: уж отвлекла – так отвлекла, прямо по-царски».

Александр резко развернулся на каблуках и медленно покинул перрон, по пути вспоминая, какой насыщенной была прошедшая неделя. Дорого же ему обошелся несвоевременный приступ откровенности господина главного фабричного инспектора, ох как дорого! Утихомирить праведный гнев помещицы Лыковой удалось только на следующий день, да и то с помощью чуть ли не иезуитской хитрости – молодой аристократ во время общего обеда будто бы невзначай (ну так, просто к слову пришлось) посетовал на полнейшее отсутствие у себя правильного вкуса. В плане выбора мебели и прочих необходимых в быту вещей, как то: всяких там шторок-занавесок, обивки стен и опять же мебели, разнообразных фигурок и статуэток (что так украшают каминную полку) и прочих полезных мелочей, в коих так сведущи именно женщины. Покосившись на нехарактерно задумчивую Татьяну Львовну, князь «вспомнил» о своем давнем желании – заиметь большой портрет старшей родственницы. Нет, конечно же оный могут написать и по фотографии, причем достаточно легко. Но! Все же такие важные вещи лучше всего получаются именно с живой натуры. Кстати, рядом с портретом любимой тетушки очень хорошо бы смотрелся еще один, изображающий не менее любимую кузину. После такого заявления суровое (временами) сердце рязанской помещицы заметно дрогнуло. Затем еще раз, и гораздо сильнее. Это когда племянник показал ей, как хорошо получаются портреты по фотокарточкам – со стены кабинета на нее посмотрела родная сестра. Молодая и смеющаяся, беззаботно-веселая в свои восемнадцать лет… А вот ее мужа и соответственно батюшки нынешнего князя Агренева в пределах прямой видимости не обнаружилось. И непрямой тоже, что закономерно вызвало бы вопросы у любого. Кроме опять же тетушки, отлично помнившей, какими родительскими чувствами к своему отпрыску пылал Яков Кириллыч. Хорошо, если старый князь раз в неделю о сыне вспоминал, да и то мимоходом. Уж больно много времени у покойного занимали карты, вино и прочие действительно важные вещи, чтобы размениваться на всякую воспитательную чепуху. Н-да.

В общем, такой подход сработал. Татьяна Львовна заметно смягчилась, а еще через день и вовсе сменила гнев на милость. Тем более что племяш даже и не думал успокаиваться, раз за разом жалуясь на отсутствие нормальной обстановки – только уже в своей столичной квартире. А затем вообще «вспомнил» о деле, в котором ему только тетя с кузиной и могут помочь. Деликатном и вместе с тем очень важном, ага. В общем… Как нехотя признался Александр, один из его заграничных друзей вскоре собирается его навестить. К сожалению, не один, а вместе с женой. И вот пока они будут обсуждать очень важные вопросы, супруга барона… гм, не важно, кто она и как ее зовут, тетя. И он кто, тоже абсолютно не важно. Так вот, хорошо бы спровадить эту даму в небольшой такой вояж по столичным салонам и пассажам. Фридрих даже специально предупредил о желательности такового, намекнув, что все сопутствующие расходы берет на себя.

– Саша, но при чем здесь я? Пожалуй, ты – и то больше знаешь подходящих заведений. Нет, я решительно против этой твоей затеи.

– Тетушка, да как же я им могу рекомендовать непроверенные места? Так и оскандалиться недолго. А мне очень, очень важно провести эти переговоры в спокойной обстановке. Вот если бы вы сами проехались, присмотрелись к тому, что и где предлагают. Прикупили бы в каждом салоне шляпку или платье, ну или еще какую-нибудь женскую безделушку – с целью оценить качество выделки, фасон и все, что полагается в таких случаях. Кстати, я так и не поздравил сестру с прошедшим днем ангела – вот и будет ей такой своеобразный подарок! Тетя, вы меня просто невероятно обяжете, если согласитесь! Право же, мне ведь больше и попросить о таком некого…

Видя, что родственница все еще затрудняется с ответом, гостеприимный хозяин поцеловал ей ручку, заглянул в глаза и словно бы невзначай напомнил, что все расходы по предстоящему шопингу берет на себя его германский друг. Заодно дорогая тетушка сможет достаточно быстро разрешить вопрос о новой обстановке его питерской квартиры и сестрорецкого особняка… И насчет портрета время найдется. Опять же, побывать в Санкт-Петербурге и не посетить Императорский Большой театр? Рязанское общество этого не поймет. А где театр, там и опера. Чтобы соседи-помещики завидовали и восхищались от всей широты русской души.

– Ох, и змей, ох, и искуситель… И в кого только такой пошел, а? Да что тут гадать – в батюшку своего покойного и пошел, Вера-то у нас известная скромница была. Ладно уж, согласна!

Вот так Александр разом получил и полное прощение всех своих грехов, и неделю свободного времени. А еще – немного очень интересной информации. Для начала резко подобревшая Татьяна Львовна поделилась с ним впечатлениями от прошлой посевной (для нее, как для помещицы, это была совсем не последняя тема), и впечатления эти оказались весьма занятными. Начала она свой рассказ с легкого укора непутевому племяннику, который о сдаче своих земель в аренду объявил и уехал, а тяжесть распределения (то есть кому и что сдавать) упала на бедную и больную тетушку. Которая, впрочем, изрядно повеселилась, наблюдая из окна своего поместья, как именно договаривались между собой старосты всех соседних с Агреневом сел и деревенек. Надо сказать, что переговоры эти самую малость недотянули до формата «стенка на стенку», разбившись на ряд коротких, но очень горячих дискуссий. Впрочем, несмотря на разного рода трудности и сложности, всенародно избранные руководители крестьянских общин таки смогли найти решение, устраивающее подавляющее большинство. А то, что в процессе поиска истины у некоторых из недовольного меньшинства сильно расшатались (или даже выпали) зубы и слегка поредели бороды, так это мелочи жизни, недостойные упоминания. Подумаешь, зубы! Да у двоих самых горластых и нахрапистых правдоискателей так и вообще синяки по всему телу пошли. С особенной концентрацией на лице и шее. Истина же звучала так – кто чего ухватил в свои цепкие мозолистые руки, тот с тем и останется. А недовольные таким решением могут идти лесом. А самые недовольные – так даже и бежать, вприпрыжку и с песнями.

Наблюдениями своими тетушка делилась так мастерски, так невероятно тонко передавая очарование момента, что молодой помещик самым вульгарнейшим образом заржал. Впрочем, тут же опомнился и замаскировал неконтролируемый порыв души под громкий надсадный кашель. Хотя Татьяна Львовна и не подумала обижаться, продолжая раскрывать все перипетии битвы за урожай в отдельно взятом поместье (которое, между прочим, уже полгода стояло во всем своем великолепии, ожидая законного хозяина). Довольно скоро выяснилась и причина, из-за которой старосты чуть было не устроили гладиаторские бои, – неистощенная земля! Самый сладкий, самый привлекательный приз для крестьянина империи. Пахотная землица в Агреневе, после почти десятилетнего перерыва принявшая в себя семена пшеницы и ржи, полыхнула в ответ таким урожаем, какого и самые долгожители из селян не могли упомнить. Да и потом все больше походило на сказку, так как всю собранную пшеничку, по условиям аренды, продавала помещица Лыкова на хлебной бирже. И ведь продала. Да так выгодно, что крестьяне разом рассчитались со всеми налогами и недоимками, прикупили гостинцы в свои хозяйства, да еще и на руках денежки остались – конечно, не так чтобы уж совсем много, да ведь раньше и того не бывало. А вместе с деньгами и хлебушек в закромах осел – конечно, в основном рожь-кормилица. Впрочем, у хорошего хозяина и пшеница попадалась, кулей по пять – десять. Разница с прошлыми годами была еще и тем более разительна на фоне остального уезда – у них уродилось плохо, можно сказать, сколько посеяли, столько и собрали. Или даже и того не получилось. Кое-кто из знакомых Лыковой даже поговаривал о наступающем голоде, причем в масштабах всей губернии…

– Ну и у меня, чего уж таить, прибыток изрядный вышел. А ведь поначалу сомневалась в этой твоей затее с арендой – думала, что блажишь по молодости да неопытности.

– Признаюсь как на духу – я и сам не знал, что именно выйдет из всего этого. Так что ваши сомнения были вполне оправданны, дорогая тетушка.

«Дорогая» насмешливо хмыкнула при виде столь резкого приступа скромности, но комментировать его все же не стала. А вместо этого взяла и закончила их разговор небольшой историйкой. Про одного изрядно надоевшего ей господина, приказчики коего неоднократно пытались перекупить у нее все собранное зерно. Очень настойчиво пытались, подлецы. И ведь даже осторожно намекали на возможные осложнения с реализацией следующего урожая, если она будет упорствовать. Дескать, женское ли дело – заниматься такими вещами? Недолго и прогореть.

– А как фамилия и имя того зерноторговца?

Услышав желаемое, молодой князь тут же потерял к рязанскому купчине какой-либо интерес, переведя разговор с жизни сельской на городскую. В частности, его интересовало, не желает ли драгоценная родственница дополнить свою баню небольшой бронзовой купелью. Наподобие той, что стоит в сестрорецком коттедже или в столичной квартире. У фабриканта Агренева как раз завалялась еще одна такая, на складе. Пристроить ее особо некуда, выкинуть жалко, а в переплавку… гм, что-то душит. Галстук, наверное. Тетушка на такое предложение поначалу отнекивалась да отказывалась, причем с каждым разом все тверже и категоричнее. Вот только голосу ее сильно недоставало убедительности. И спустя каких-то полчаса роскошнейшая бронзовая купель таки была спасена от купели другой, огненной, – ну жалко же портить такую вещь! Тем более что у племянника на его складах нашлись и мраморная плитка, оставшаяся после отделки ванной и туалетной комнаты, и зеркала, и запасной комплект кранов и труб. А главное – все это вот-вот должно было пойти в переплавку и бесславно погибнуть, без малейшей пользы. Кузина, кстати, тоже не осталась в стороне от спасательной операции, приютив у себя все те наряды, что были приобретены в рамках операции «Шопинг». Потому как в противном случае их тоже ждала крайне незавидная участь. И только муж Анны Петровны остался за рамками всей этой важной суеты: ходить с супругой и тещей по пассажам ему было откровенно скучно, а смотреть на проплывающие мимо него деньги – неприятно (так как выбирали женщины, а оплачивал их выбор специально приставленный человек). Завязать же хоть какие-либо отношения с гостеприимным хозяином тоже не получилось – под его дружелюбным взглядом все его намерения вяли просто на корню. Особенные сложности были со связным изложением собственных мыслей, так что почти все время Виктор Данилович предпочитал молчать и слушать, отдыхая душой только во время посещения оперы. А вот в Императорском Большом ему не понравилось. Чересчур много титулованных аристократов и офицеров-гвардейцев, и слишком пристальные взгляды они кидали на его жену. Слишком!

– Прибыли, вашсиясво, Невский!

Александр пару раз моргнул, приходя в себя, и обнаружил, что смотрит как раз на представительство собственной же компании.

– Благодарствуем!

Щелчком переправив гривенник в ловкие руки извозчика, пассажир поправил свой котелок и двинулся к парадному.

«Ну что, нас ждут великие дела?! И стакан горячего чая, иначе у меня уши отвалятся».

– Так-с, с чего бы начать?.. А вот, пожалуй, с наших болгарских дел.

Почтеннейший юрист, облеченный доверием Русской оружейной компании вообще и ее владельца в частности, как-то незаметно для самого себя изрядно заматерел на выбранной стезе. Набрался опыта и связей, довел и так немаленький штат подчиненных до сотни человек и с некоторых пор обзавелся очень интересной привычкой докладывать не абы как, а «по странам».

– В объявленном конкурсе наша «Агрень» – несомненный фаворит, как, впрочем, и МАг, но победу, скорее всего, отдадут господину Манлихеру.

Вениамин Ильич немного пожевал губами и самую малость нахмурился – он уже давно считал проблемы работодателя и своими проблемами тоже, соответственно – любой конкурент вызывал у него как минимум легкую неприязнь.

– Как мне намекнули, в данном конкретном случае у компании шансов нет вообще – слишком уж в Софии оглядываются на Вену. Политика!

Стряпчий поморщился, всем своим видом показывая, как он недоволен.

– Ну Австро-Венгрия – давний и последовательный союзник нашей страны, так что ничего удивительного.

– Вы, несомненно, правы, Александр Яковлевич. Кстати, те же люди поведали мне еще один интереснейший слух – касательно того, что господину Манлихеру заказали разработать еще и самозарядный пистолет. Причем, хе-хе, без использования запатентованных нами узлов и деталей.

– Ну что же, я только рад за коллегу. По крайней мере в ближайшие семь-восемь лет он без работы явно не останется. Что у нас дальше?

– Сербия. Тут пока все в стадии предварительных переговоров о намерениях – денег у них нет, вот и не торопятся. Еще прощупываю почву в Бельгии, насчет пистолета для полиции и армии. И в Голландии. Так-с!

Очередная стопка листов появилась на свет божий из недр изящного бронечемоданчика.

– Испания! Конкурс на новую винтовку объявят месяцев через пять, но я уже могу предсказать кое-какие сложности – в частности, одним из условий будет калибр конкурсной винтовки в семь миллиметров.

Фабрикант отметил у себя в ежедневнике пообщаться на эту тему с Браунингом, а Лунев на столь «оптимистической» ноте наконец-то закончил с текучкой. Закончил и тут же перешел к самому интересному – своим комиссионным. Вернее, контрактам, с которых они и капнут.