Текст книги "Тайные маршруты Древней Руси. Ушкуйники урочища Обираловка"

Но вот, когда все немецкие басни, наконец, выявили полную свою несостоятельность, наступил момент реабилитации культуры, некогда доминирующей во всем цивилизованном мире. Мы, что выясняется, являемся этой культуры единственными носителями и потому лишь одни и способны распутать ребус, изобретенный невежественными безграмотными народностями, при помощи тайных организаций осуществивших изъятие основных вех нашей исторической памяти.

Часть 2. Где проходил знаменитый «Великий шелковый путь»?

Но и сам купеческий промысел, коль именно мы в центре мира и стояли, занимал очень немало рук, как в самом древнем городе – мегаполисе, так и в крупнейших городах Новгородской республики – Пскове и Русе.

Так как же сообщался Великий Новгород со столь далеко от него находящейся Леной? Ведь одними собачьими упряжками при долголетних контактах с этим столь удаленным регионом вряд ли можно было бы обойтись.

Односторонний путь на восток нам указывают Тихвинская и Свирская системы сообщения, с которых и начиналась эта дорога, своей протяженностью наиболее грандиозная в истории человечества.

Тихвинская система, берущая свое начало из Онежского озера, привязывала к этому великому пути поволжские города: Углич, Ярославль и Кострому. Ростов добавлял в эту артерию товары с Юго-запада России, привозимые сюда через находящееся на территории нынешней Москвы село Котлы.

Вот что означает этот древний термин:

«…литейное производство на древнем языке называлось котельным, а мастера – котельниками» [265] (с. 117).

Тому и еще одна параллель все в той же Москве, но уже в более поздний период: соседствующие Таганка и Котельническая набережная.

Так что фирменное наше приспособление к употреблению поставляемого из Китая через Китай-город чая, самовар, аккурат и изготавливалось здесь в Котлах – центре литейного производства того еще начального периода Москвы, когда находилась она в районе сел Котлы и Дьяково. Возможно, в те времена это наше фирменное приспособление еще не имело нынешней своей формы. Однако само литейное производство находилось как раз на дороге в далекий Китай, что весомо укрепляет нашу догадку.

Так что созвучный названию данного населенного пункта товар, который здесь производился, и шел в добавление к приходящей с юга пшенице и вину, чтобы отправиться в путешествие по самой огромной трассе: на Чукотку, в далекий Китай, в Японию. Сама пшеница, правда, предназначалась отнюдь не для китайцев или японцев, но для употребления в пищу как самим путешественникам, так и на прокорм жителей сибирских глубинок, содержащих гостиные дворы на всем протяжении этого гигантского водного пути, а также для клириков, обезпечивающих безперебойную работу наших древних сонмищ. Ведь Сибирь – место суровое. Здесь от превратностей неласковой погоды может уберечь лишь Бог, да извечный в этих местах принцип: все свое ношу с собой. И путь в этих диких местах, где обслуживание огромных сухопутных трасс было бы просто технически не возможно, мог проходить лишь по воде. А это говорит как раз о том, что никакие сухопутные варвары, кроме быстрой и постыдной смерти, никогда в этой пустынной и суровой местности ничего себе не нашли бы. Потому путь этот нами используется, практически безпрерывно, уже на протяжении двух с половиной тысяч лет. И некоторые изменения в нем постоянно происходили от таяния льдов Гипербореи и постепенного высыхания образовавшихся от талых вод озер и морей. Вот лишь маленький тому пример. Уже ко временам Ивана Грозного огромное Северное море из Западной Сибири куда-то исчезает. И ему на смену приходит уже куда как меньших размеров водоем:

«…на карте Герберштейна 1549 г. Обь вытекает из огромного “Китайского озера”» [244] (LII).

Вот еще свидетельство. Петр Петрей, век спустя, в своем описании Московии упоминает о реке:

«…Оби, вытекающей из озера по имени Китайское» [243] (с. 195).

То есть озера, по которому когда-то пролегал путь в далекий Китай. Еще же ранее, когда на месте озера этого находилось море, то и именовалось оно нами, судя по всему, также Китайским. Иностранцам же было неведомо его предназначение, потому и поименовано оно ими Северным.

Но затем высыхает и озеро – жалкий остаток от моря. Следующая плеяда картографов этого озера уже не обнаруживает.

И все это время в наш восточный экспорт входили: изделия из льна, пеньки и железа, которое из котлов, со временем, переоформилось в снабжение некими фирменными нашими «тульскими» самоварами, столь прекрасно пользующимися спросом в стране чая – Китае.

«…Москва рано стала крупным центром ремесла. Ее окружали древние ремесленные пункты… разнообразные природные ресурсы бассейна Москвы-реки (руды, известняки, глины, песчаники, лес и т.д.) создавали хорошую сырьевую базу» [135] (с. 26).

И вот что лежит в основе столь раннего и столь бурного промышленного развития наших северных территорий, к временам революции почему-то ставших по большей части исключительно сельскохозяйственными.

В наших суровых климатических условиях:

«…полевые работы возможны только в течение 130–150 дней в году» [135] (с. 27).

Чем заниматься населению этих районов в остальное время?

Исключительно, что подсказывает интуиция, какими-либо промыслами. И именно по этой причине:

«“…в деревнях России повсюду развилась своя домашняя промышленность. Существуют деревни, где все крестьяне из поколения в поколение являются ткачами, кожевниками, сапожниками, слесарями, ножевщиками и т.п.” (К. Маркс. Капитал, т. II, с. 237–238).

В междуречье Волги и Оки эта естественная основа для соединения земледелия с подсобными сельскими промыслами, охватывающая большую часть Европейской России, соединилась с разнообразием сырья для ремесла, удобством густой сети речных путей для осуществления перевозок товаров, т.е. для хозяйственного разделения труда, а также с разнообразием природных условий для различных видов сельского хозяйства» [135] (с. 27).

Иными словами, хоть и проигрывал наш народ в продуктивности сельского хозяйства из-за очень невыгодных климатических условий, но, в то же время, выигрывал в возможностях доставки товаров: как водным транспортом, так и зимним санным способом подвоза необходимых видов сырья и готовой продукции на очень значительные расстояния. Так что снег, что теперь выясняется, вовсе не болезнь для земли русского человека – России, но ее главное и самое надежное достояние! Да, ведь зимы без снега не бывает. А если где-то его не так и много, например, на юге Восточной Сибири, то и здесь никаких проблем с доставкой грузов: прекрасным трактом является замерзшее русло реки (в средние века и ранее – замерзшее море, затем преобразившееся в Китайское озеро). А потому русский человек и селился вдоль шляхов, используя самую малейшую возможность заработка: как при транспортировке товаров, так и при их изготовлении. Но главной особенностью наших народных промыслов всегда являлось наличие полезных ископаемых. В случае с Москвой все оказалось для нее наиболее благоприятным:

«…Москва с Подмосковьем имела на ранних этапах своего экономического развития, благодаря своему положению в центре колец разнообразных пород и полезных ископаемых, значительное преимущество в возможности добычи сырья для различных промыслов» [135] (с. 28).

«Местным топливом служат подмосковный бурый уголь и торф» [135] (с. 68).

По этой причине на территории нынешней Москвы и появляется селение со странным сегодня названием: Котлы. Ранее же это наименование необычным не являлось, но означало собою центр литейного производства на Руси. То есть именно здесь, на дороге в Китай, и появляется прообраз нашего самого распространенного дореволюционного вида экспорта в далекую чайную страну – «тульского» самовара.

Рассмотрим путь отсюда более подробно.

Поднявшись вверх по Яузе, наши суда переволакивались в акваторию Клязьмы в районе Мытищ. Этот город так поименован по специфике своего предназначения в качестве центральной тех времен мытницы страны.

И вот что значит этот термин, знакомый нам еще по Евангелию:

«Лавр. 13. Слова: мытарь, мытник, мытница, мытаимство – употреблялись в памятниках XI–XII вв. В грам. 1471 г. слово мыт употреблено и для означения места, где собирали пошлины в смысле таможни и для названия самой пошлины (Доп. К. А.И. I, №204)» [265] (с. 220–221).

То есть суда поднимались по Яузе к мытнице, где подвергались растаможке – уплате определенной суммы финансовых средств за провоз грузов.

Затем, пройдя несколько вниз по Клязме, они отправлялись через Нерль и Которосль в Волгу:

«Путь шел на Ярославль и Вологду до р. Вологды (притока Сухоны) – самой близкой к Москве реки Северо-Двинского бассейна. От Вологды пути расходились далее в различных направлениях: водой по Двине…» [135] (с. 26).

Этот путь выводил суда в Белое море. Был еще вариант маршрута:

«…через Кубенское озеро на Онегу» [135] (с. 26).

Это о путях сообщения с Западом, уже рассмотренных в предыдущей главе. Но нас сейчас интересует третий вариант пути следования караванов судов:

«…по Вычегде – на восток и от ее истока к верховьям Камы на Урал и далее в Сибирь» [135] (с. 26).

Здесь дорога проходила по Сев. Кельтме, которую лишь 4-х км волок сегодня связывает с Юж. Кельтмой и Камой. Дальнейший маршрут движения караванов полностью соответствовал прекрасно сегодня известному пути Ермака. А он, что сообщает предание, перевалил через Уральский хребет с помощью притока Чусовой – реки Серебрянки. Затем 5-километровым волоком его казачья флотилия была доставлена уже в сибирскую реку Туру.

Существовали и иные пути доставки грузов через Уральский хребет, во времена нашествия монголов, судя по всему, временно забытые. А может, и не забытые вовсе, но старательно стертые «историками» из нашей памяти? Но география Сибири, о чем мы уже упоминали, до монгольского нашествия была несколько иной. Сибирь от Урала до Саян заливало огромное пресноводное море, именуемое Северным. Потому путь наших промысловиков, которым некогда следовали новгородцы сверх всего и во времена этого пресловутого «монгольского ига», остается нами отыскан пока не совсем четко. Он, судя по всему, во времена существования этого моря, частично был морским. После же его высыхания – стал речным.

Но продолжим наше путешествие за Уралом, используя уже нынешний рельеф местности Восточной Сибири. Опишем путешествия, которые возобновились уже после высыхания и Китайского озера.

Тура, при попутном ветре и вниз по течению реки, споро несла груз с новгородскими, варяжскими, венецианскими, португальскими, киевскими, московскими и приволжскими товарами в могучую реку Тобол, откуда грузы следовали до самого Тобольска. Здесь наши купцы и оставались на зимовку.

А вот каким являлся этот путь в зимнее время, когда, судя по всему, наиболее удобно и было отправляться в нами описываемую дорогу. В начале XVIII в. из Санкт-Петербурга до Тобольска этот путь, вновь после завоеваний Ермака освоенный русскими землепроходцами, проходил следующим образом:

«…через Вологду, Тотьму, Устюг, Сольвычегодск, Соликамск, Тюмень» [128] (с. 18).

Летний путь, о чем свидетельствуют географы XIX века, был в том числе и морским:

«…Русские, по крайней мере тогда, не объезжали кругом той большой полосы земли, которая отделяет Обскую губу от Карского моря, и которую самоеды называют Ямалом (МСРИ, III, 147). По восточному берегу моря ходили они только до устья реки Мутной (на новых картах под 70º широты), плавали вверх по сей реке, потом суда и товары перетаскивали 3 версты (по другому известию только 200 саженей) волоком в Зеленую, и вниз по сей реке в Обскую и Тазовскую губы» [266] (с. 29–30).

Кстати, здесь путь на восток выглядит и еще короче: Тазовская губа; реки Таз, Русская, Тагул. Затем небольшой волок и через систему озер речка Турухан отправит наши ладьи прямиком в Енисей.

Мало того, имеется отсюда наиболее короткий путь к Лене. Устье Тагула выводит ладьи в устье Нижней Тунгуски, поднявшись по которой верх небольшой волок доставит новгородцев в Вилюй – приток Лены.

Этот путь в загадочную Сибирь, а по-иному Югру, судя по всему, был широко используем новгородцами, в особенности, во времена татарского нашествия (в тот период, когда лед Гипербореи здесь уже оттаял и воды Северного моря прорвались к океану через Обскую губу). Ведь этот северный маршрут для степняков, использующих для транспортировки исключительно лошадей, был бы просто недосягаем, так как здесь и сейчас болото на болоте. В ту же пору, сразу после ухода ледника, здесь путешествовать можно было только на речном транспорте.

Теперь определим путь следования прошедшей кругосветную дорогу «из варяг в греки» той части новгородского купечества, которая с грузом Средиземноморья, Португалии и Британских островов, минуя стороной Новгород, Псков и Русу, продолжила доставку южных и западных товаров в сторону Китая транзитом через порты Белого и Баренцева морей.

С помощью Гольфстрима суда доходили до устья Печоры и при попутном преобладающем здесь северном ветре проникали вглубь материка до поселка местных аборигенов с самым веселым названием: Веселый Кут. Здесь же рядом расположен и крупный уже теперь русский город Ухта, где и оставлялась большая часть привозимого вина.

Заменив часть товара съестными припасами и продукцией Русского Севера, купцы продолжали свой путь по Ижме на юг. Затем 3-х километровым волоком суда перебрасывались в акваторию Вычегды, откуда, через Северную Кельтму, небольшой волок доставлял груз в акваторию Камы. Затем этот маршрут ожидает Чусовая и Серебрянка.

Однако же каково было продолжение пути очень важного в здешних северных широтах стратегического сырья для внутреннего обогрева – портвейна?

Он будет дожидаться здесь прихода к весне новых партий груза из Китая, доставленных сюда оленеводами. Ведь оплата им возможна лишь в самом конце пути – в противном случае туземные здесь ненцы накачаются вина, и ни о какой доставке груза не сможет идти и речи. В данной же ситуации – все нормально: сначала работа, а затем и удовольствие. А потому это место и названо: Веселый Кут.

А огоречительное является единственной из валют, на которую следующим из Китая русским купцам можно будет нанять туземных оленеводов, которые проживают аккурат «у Печоры у реки». Вот, получив долгожданную мзду, туземцы теперь и будут долго упиваться заработанным ими зельем в поселке аборигенов, названном нами Веселым Кутом, а ими самими именуемом – Шудаяг.

Но каким же это образом мы использовали их труд? Что за путь замыкался исключительно оленьими упряжками?

Если сбить самый нехитрый плот, где-нибудь в районе волока китайских товаров из Енисея, спустить его в акваторию Оби и загрузить по самую завязку, то этот груз совершенно без проблем доплывет до самого Салехарда. И здесь придется лишь дождаться прихода зимы, чтобы упряжки туземных оленеводов домчали груз до Ухты. И им останется теперь преодолеть с десяток километров, чтобы в поселке Шудаяг получить с русского склада, за предъявленные к оплате товаром наши кожаные деньги, гривны кун, причитающееся за выполненную работу спиртное, столь ценное в этих суровых ледяных краях.

Потому нами место это и именуется: Веселый Кут.

Очень возможно, что имелся еще и третий путь преодоления Уральского хребта. Он мог проходить до верховий Печоры, а затем, после волока в Северную Сысьву, груз доставлялся в древний русский город Березов. Причем, этот населенный пункт существовал еще до присоединения Ермаком Сибири. Когда войско Ермака перебили татары:

«Воевода же Иван Глухов и атаманы и казаки, испугавшись, поплыли из городка по Иртышу на низ до реки Оби, а рекой Обью догребли до Березова, а от Березова через Камень пришли к Москве» [339] (гл. 2, с. 267).

То есть Березов, находящийся на берегу в то время куда как много более нежели сейчас полноводной Оби, во времена завоевания Сибири уже существовал. Существовал и появившийся веком ранее город Ляпин, располагающийся на одноименной речке в предгорьях Урала (см.: [2] (с. 266)). Еще в 1483 г. здешние места посещали наши войска. Ими предводительствовали Салтык-Травин и Ф. Курбский.

А уже Тюмень появляется, когда царь Федор посылает в Сибирь войска под предводительством В.Б. Сукина.

Ранее же, до ухода из Северного моря воды, где-то в районе прохода через Камень Ермака или в районе первого из известных здесь населенных пунктов, Ляпина, или южнее – в районе нынешнего Екатеринбурга, должен был находиться древний порт, от которого наши корабли ходили в Сибирь. О чем пусть на сегодняшний день и не имеется чьих-либо воспоминаний, но путь этот имелся. И морской порт здесь в предгорьях Урала когда-то существовал. Причем, еще с очень древних времен – с V в. до Р.Х. Ведь именно этим временем датированы переведенные Гриневичем с древней нашей рунической грамоты на русский язык грузики Дьякова городища, соседствующего с появившимися впоследствии Котлами.

Как этот древний путь проходил и где искать этот порт?

К этому вопросу мы еще вернемся в дальнейшем нашем повествовании. А пока обратим внимание на тот период, когда вода из Северного моря уходит, оставляя после себя многочисленные болота, где передвижение летом возможно лишь по воде.

Вот что о Московии сообщает Марко Фоскарино (XVI в.):

«Летом она во многих местах болотиста, потому что вся страна эта орошается большими и частыми реками, которые вздуваются после того, как от летнего солнечного тепла распустятся снега и лед повсеместно растает. Поля повсюду превращаются в болота и все дороги становятся грязными от ила и воды; и так продолжается до [наступления] новой зимы, когда реки снова станут и замерзнут до того, что можно проезжать по льду в повозках, без опасности провалиться» [317] (с. 5).

А вот что сообщает о дорогах Московии Иосиф Барбаро:

«Летом там не отваживаются ездить слишком далеко по причине величайшей грязи и огромного количества слепней, которые прилетают из многочисленных и обширных тамошних лесов, в большей своей части необитаемых» [315] (с. 159).

То есть территория нашей страны, что и следует из процитированных фрагментов рассказов средневековых иностранцев, в те времена еще как следует не просохла от совсем недавно растаявшего ледника, покрывавшего Русскую равнину. А потому передвижение здесь летом возможно было лишь при помощи водных видов транспорта. Эта причина и лежит в основе появления наших городов исключительно по берегам судоходных рек.

Абсолютно все то же наблюдается и на бывшей территории моря, некогда занимавшего большую часть Западной Сибири.

Главной перевалочной базой после завоевания Сибири Ермаком стал Тобольск. К этому городу несут свои воды все реки Среднего, Южного и даже половина рек Северного Урала.

И вот каков путь следования наших товаров, отправляемых отсюда.

Тяжело груженые ладьи отправлялись вниз по Иртышу, когда переменчивый майский ветер даже мог периодически и подгонять идущие вниз по течению наши корабли. И лишь попав в Обь купеческие ладьи новгородцев разворачивались против течения. Но преодолевать его было сравнительно не сложно – ведь к тому времени ветер выравнивался, а именно юго-восточное направление судов и позволяло плыть без остановки при наполненных ветром парусах вплоть до верховьев реки Малая Кемчуг, где 10-км волок доставлял ладьи в Качу (возможно, здесь и по сию пору существуют речушки, не обозначенные на крупномасштабной карте, а потому волок мог быть и еще меньшим), вниз по течению которой они благополучно выходили в Енисей в районе нынешнего Красноярска.

И вновь попутный ветер помогал преодолевать течение великой сибирской реки: на этот раз – Ангары.

И вновь зимовка. На этот раз в Братске. Ведь именно там некогда находились достаточно сложные для преодоления пороги. А потому далее, вверх по течению Ангары, путь проходил зимой – по замерзшему льду.

И здесь путь раздваивался. Купцы, поставляющие наши товары на Лену, перейдя через перевал, по весне сплавляются на плотах вплоть до Якутска. Только лишь начиная от этого места, очень не зря расположенного именно в этой узловой точке, река Лена и является по-настоящему судоходной. То есть от Якутска ладьи могут идти до самого океана вниз по течению, а обратно легко подниматься вверх при помощи господствующего здесь северо-западного ветра. Мало того: господствующий теперь северо-восточный ветер, по речкам Вилюй, Чона, Оленек и другим, поможет поднять груз против течения к притокам Нижней Тунгуски, несущей свои воды в Енисей.

Так что эта страна, слабо теперь заселенная и мало изведанная, некогда представляла собой место, довольно удобное для обустраивания ее русским человеком.

И пускай тут зимой очень холодно, но зато этот уголок Сибири имеет такие преимущества, перед которыми просто померкнут какие-то бытовые столь мало значащие в те суровые времена неудобства, связанные всего лишь с проживанием в местности с холодным климатом. Ведь здесь: кругом имеется лес – есть из чего соорудить себе жилье и чем обогреться в лютые морозы; реки полны рыбы – от голода не умрешь сам и есть чем накормить ездовых собачек; леса изобилуют кедровым орехом, самыми ценными породами пушных зверей, съедобной дичью и птицами. Но самое главное достоинство здешних мест, что и до сих пор манит сюда людей, – это золото. А ведь его и теперь в Восточной Сибири еще очень и очень много. А как дела обстояли с его добычей еще тогда?!!!

Вот по какой причине с незапамятных времен чисто по давно устоявшейся традиции купола в России кроют чистым золотом…