Текст книги "Я не был баловнем судьбы"

Памятник русским воинам, погибшим в 1904 г. в Порт-Артуре.

Интересна была поездка в район «Тысяча гор» за Аньшанем. В этих местах располагался большой монастырь, а в наше время китайцы организовали санаторий, но он занимал лишь малую часть массива. Монахи организовали маршруты для экскурсий так, чтобы туристы видели всю красоту этих мест. После прогулки мы заехали в Аньшань и ознакомились издалека с металлургическим комбинатом. Масштаб комбината мы почувствовали, а разделить, что сделано нашими специалистами, а что – японцами, не смогли. Судя по городу, который японцы построили для своих кадров, завод был и при них значительным. В наш приезд советские специалисты в основном уже уехали, и значительная часть домов была заселена китайскими работниками.

Большое впечатление произвела поездка в район, расположенный недалеко от Шеньяна, где производилась добыча угля открытым способом. Карьер был организован японцами, и в наше время я не заметил там советских специалистов. Строители закрытых подземных шахт находились в более удаленном районе, и масштаб стройки, видимо, был небольшой, так как наших там было всего две семьи.

Еще большее впечатление оставило посещение строящейся плотины, проводимое недалеко от открытого карьера. Стройка велась вручную, и на плотине трудилось больше 80 тысяч работников, переносивших землю в корзинах на коромыслах вручную. Более половины работников были заключенными, которые жили около плотины в продуваемых бараках. Летом в таких условиях находиться еще можно, но зимой даже трудно представить, как они существовали, так как место открытое, а в этом районе с ноября по март морозы держатся ниже 20 °C.

Весной 1957 года в КНР началось движение по совершенствованию стиля работы. В ходе этой кампании любой человек мог написать плакат. Использовали для этого одну или несколько склеенных газет. Тексты писались крупными иероглифами тушью и содержали предложения, что и как надо сделать для улучшения стиля работы. Плакаты вывешивались на видных местах, на стенах зданий, на заборах, в коридорах, у входов в организации и учреждения, у дверей кабинетов начальников, которым адресовались.

Кампания приняла массовый характер, и в масштабах КНР это было столь грандиозно, что мы сначала даже растерялись, не понимая, что это такое и как нам быть. Вскоре нам разъяснили суть мероприятия, и мы успокоились, но не совсем. В такой обстановке оставаться спокойным очень трудно. Мероприятие длилось весь второй год нашего пребывания в КНР. Кампания разнообразилась, и развивалась, и в какой-то степени была подобна нашей кампании по развитию стахановского движения, и, соответственно, содержала всякого рода нелепости.

Весной 1958 года открылась другая кампания – по борьбе с воробьями и грызунами. В ней были явные нелогичности. Например, выезжает техникум в составе двух тысяч студентов и преподавателей за город – гонять воробьев. Я спросил, почему мероприятие выносят за город, разве в деревне воробьев легче загонять или убивать? Мне ответили, что воробьи из города улетели, и их осталось мало, а в деревнях их больше. Выезд был организован в воскресенье, отдохнуть нам не удалось, и погибло всего два воробья. Я тогда спросил китайских коллег, какой смысл транжирить революционный энтузиазм масс? На этот вопрос они не ответили, так как кампания шла по указанию сверху.

Однажды мы проезжали мимо тюрьмы, и заместитель директора техникума сказал, что хотел бы две-три недели отдохнуть за решеткой. Мы дружно посмеялись, но смех был сквозь слезы. В этих сложных условиях протекала моя просветительская деятельность весь второй год нашего пребывания в КНР. Еще больше нелепостей было в кампании по увеличению выплавки чугуна и стали.

Второй год мы провели в Сиане. Город чисто китайский, недалеко от него находилась база Гоминьдана, откуда в конце революционных боев Народной армии Китая был изгнан Чан Кайши.

Гостиница «Дружба» в Сиане.

Город в то время населяло около двух с половиной миллионов жителей. Мы жили в гостинице «Жэньминь таша» («Дружба»), в новом ее корпусе, построенном специально для нас. Стройку закончили, когда китайцы резко изменили политику экономического сотрудничества с нами. К этому времени они убедились, что, несмотря на официальные заверения в вечной дружбе, в нашей стране действуют неуправляемые силы, которые привели к тому, что оборудование, поставляемое нами, не так качественно, как требуется, а специалистов направляют не столь квалифицированных, как надо. Это явилось следствием снижения качества продукции, которое наблюдалось в СССР повсеместно, а также коррупции партийных органов, которые направляли своих людей, а не специалистов соответствующей квалификации. У нас был случай, когда из Сианя отправили обратно домой специалиста, а это была дочь главного инженера или директора завода, очень слабый профессионал.

В 1957 году в Китае уже перестали преклоняться перед советскими специалистами, и в это время их отправляли обратно – вплоть до советника министра и директора завода. В обоих случаях причиной было то, что они, зараженные нашей системой, действовали настолько формально, что вместо помощников превратились в тормоза.

Советником министра был бывший начальник технического управления Минавиапрома Чертков, которого, совершенно растерянного и удивленного, я случайно встретил у начальника отдела кадров министерства. Там ему объяснили, почему это произошло, и после этого он больше не ведал техуправлением.

Директор навязывал китайцам свою схему управления заводом, которая без нужды увеличивала управленческий штат, а он у них и без того был раздут, так как они во многих случаях держали параллельные должности, объясняя это необходимостью готовить резерв руководящего и технического персонала для новых строящихся заводов. Не поняв эту простую истину, директор превратился из советника в навязчивого и брюзжащего чиновника, с которым китайцы решили расстаться до истечения срока соглашения. Такие случаи дорого обходились тем, кто добивался подобного исхода.

В Сиане я несколько изменил режим своей работы. Если в Шеньяне конспекты лекций писались в техникуме, то в Сиане этот режим я соблюдал только первое время, а потом в техникум ездил два-три раза в неделю, а оставшееся время работал дома. Условия работы в гостинице у меня были прекрасные, так как мне дали трехкомнатный номер и я имел возможность уединиться и работать. Китайцы этот режим одобрили, так как он им дал возможность свободнее распоряжаться своим временем. В последнее время конспектов я почти не писал, так как они в основном были уже написаны и переведены, а на консультации преподавателей и лабораторий приезжал, когда это требовалось.

Как и в Шеньяне, гостиница иногда устраивала интересные экскурсии-прогулки за город на исторические места или в красивые области, являющиеся зонами отдыха трудящихся КНР.

Техникум также организовывал поездки и экскурсии в очень интересные и достаточно удаленные от Сианя районы. Весной мы ездили в горы километрах в сорока или больше от города. Места очень живописные, тем более что поездка состоялась в период, когда цветут белые акации – деревья, которые вырастают в Китае до размера наших дубов.

Потом ездили в район, где было дано последнее сражение Чан Кайши, посетили усадьбу Линь Лун, принадлежащую императору. Усадьба очень красивая и имеет искусственные водоканалы и красивые фасады. Дальше мы поднялись высоко в горы, где расположен монастырь. В храме лежит фигура Будды длиной метров в двадцать или больше и много других, размером поменьше. Встретились и пообщались с монахом, который проявил к нам большой интерес и угостил нас гранатами.

Неприятным для меня и китайцев моментом стало то, что преподаватель, изучивший курс двигателей у советского специалиста, и около полутора лет проходивший подготовку у меня, и показавший себя наиболее подготовленным, на собрании по совершенствованию стиля работы высказался против этих собраний и других «неразумных» мероприятий. За это его объявили правым элементом, сняли с курса и отправили в лабораторию гидроагрегатов для закалки в труде.

Алексей Григорьевич в усадьбе Линь Луна.

Экскурсия в монастыре.

В связи с этим мне пришлось срочно готовить еще одного преподавателя взамен снятого. Хорошо, что они направили на замену хорошего, грамотного человека, а первый так и остался неаттестованным. Не знаю, дали ли ему после «закалки» возможность доказать свою преданность республике и перейти на преподавательскую работу. Смотреть на него в лаборатории было неприятно, так как он выглядел забитым и обиженным.

После защиты дипломов состоялся торжественный смотр студентов и преподавателей по специальности «гидроагрегаты», на котором директор техникума поблагодарил меня за мой вклад в формирование специальности. Он вручил альбом с фотографиями, отражающими наше пребывание в техникумах Шеньяна и Сианя, приветственное послание от техникума, выполненное на шелковом знамени, с текстом на китайском и русском языках, а также наградил от имени гос-премьера Чжоу Эньлая медалью «Китайско-советская дружба».

Так закончилось мое пребывание в Сиане, и мы выехали в Пекин. В Пекинском авиаинституте мне пришлось консультировать проект гидросистемы самолета, проектировавшегося там. Был ли построен самолет и какова его судьба, мне неизвестно, так как после выезда на родину все связи порвались, за исключением переписки с переводчицей Фон И Чжун, с которой мы обмениваемся письмами до сих пор.

Медаль «Китайско-советская дружба» и удостоверения к ней на русском и китайском языках.

Альбом с фотографиями, отражающими работу, проведенную в техникумах Шеньяна и Сианя.

Приветственное послание от техникума, выполненное на шелковом знамени, с текстом на китайском и русском языках.

В период пребывания в КНР мы ощущали постоянное уважение китайцев всех слоев общества и в различных ситуациях. Всюду слышались выкрики: «Советский человек – наш старший брат!» Висели большие лозунги о вечной нерушимости китайско-советской дружбы. Я не очень доверял этим заявлениям, так как вместе с ними шло сворачивание объема наших связей, сокращение сроков пребывания наших специалистов и их количества, то есть было много сигналов об охлаждении дружеских чувств. Зато больше обращалось внимания на выгоду от них.

На улицах Пекина.

Экскурсия в Пекине на лодках.

На экскурсии в Пекине.

Семья Полюшковых и переводчица Фон И Чжун у стены Девяти драконов в Пекине.

На экскурсии в Пекине.

Через год после нашего возвращения из КНР, в 1959 году, в Пекин приехал Н. С. Хрущев и после встреч с Мао Цзэдуном развернул вектор взаимоотношений примерно на 180 градусов.

Его не устраивало, да и справедливо, что ветер с востока преобладал над ветрами с запада, о чем и заявлял Мао. Кроме того, Хрущев, очевидно, увидел, или помогли ему увидеть, ту бессмыслицу, которая творилась в стране в ходе борьбы за перевоспитание масс и обеспечение большого скачка в развитии народного хозяйства.

В 1960 году уже стало для всех очевидно, что нашей дружбе пришел конец, несмотря на то что за нее мы много заплатили в ущерб своему благополучию. Такой поворот не понравился китайскому руководству, и они довели дружбу нашу до противоположности, вплоть до нового витка неурегулированных пограничных споров и вооруженных стычек возле Амура или в других областях, как, например, это было на острове Даманском.

К сожалению, примеры неразумных наших отношений с Венгрией и Китаем ничему не научили наше руководство. Мы продолжали развивать их, все шире включая в этот круг Вьетнам, страны Ближнего Востока, Афганистан, а когда набили шишки и потерпели большие убытки, начали применять негодные принципы в отношениях с субъектами Федерации. Так возникли горячие точки и острые ситуации в Карабахе, Прибалтике, Чечне. Из этих событий надо извлечь урок и принять такие законодательные меры, чтобы узкий круг руководителей не мог начинать войну, задевающую интерес всего народа страны.

Анна Васильевна Полюшкова с детьми Григорием и Верой. Крайний слева – одноклассник Григория,

Алексей Григорьевич около гостиницы «Дружба» (Жэньминь Таша), г. Сиань, апрель 1957 г.

Алексей Григорьевич с женой Анной Васильевной и руководством техникума (крайний справа – директор техникума).

Анна Васильевна Полюшкова, переводчица Фон И Чжун, сын Григорий и дочь Вера, г. Сиань, февраль 1957 г.

Фото на крыше гостиницы «Жэньминь Таша», с которой в 1957 году очевидцы наблюдали полет первого искусственного спутника Земли.

Анна Васильевна Полюшкова, переводчица Фон И Чжун, сын, дочь и сотрудники техникума.

Дочь Вера на крыльце гостиницы в Шеньяне.

Сын Григорий пошел в первый класс в школу для детей советских специалистов при гостинице. 1957 г.

Анна Васильевна (вторая слева) во время командировки мужа в КНР, как и многие другие жены советских специалистов, преподавала русский язык студентам китайского техникума.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Первомайская демонстрация в Сиане.

Подготовка к первомайской демонстрации в Сиане.

Обращение китайского руководства к трудящимся в честь Праздника труда.

Девушки и парни в национальных костюмах встречают члена ЦК КПСС К Е. Ворошилова.

Член ЦК КПСС К. Е. Ворошилов и сопровождающие его люди.

Торжественная встреча К. Е. Ворошилова советскими специалистами. В центре стоит глава Госсовета КНР Чжоу Энълай, справа – член ЦК КПСС К. Е. Ворошилов, слева – Алексей Григорьевич.

Алексей Григорьевич делает доклад, переводчица – Фон И Чжун.

Проводы китайскими специалистами и руководством техникума Алексея Григорьевича с семьей на родину.

Глава IX
Продолжение производственной деятельности

Для более глубокого понимания процессов, которые я уже начал описывать в прошлых главах и о которых продолжу речь далее, я составил перечень основных вех развития производства авиационно-космических гидросистем. Предлагаю ознакомиться с ним.

Вскоре после завершения Второй мировой войны, несмотря на усилия всех политических лидеров стран установить прочный мир, началась так называемая холодная война между главными лагерями. Одним, возглавляемым Америкой, и другим, руководимым Советским Союзом. Эта ситуация дала толчок к началу военного противостояния. Это означало, что начинается эпоха соревнования и совершенствования систем и видов вооружения, а также авиационной техники.

Появление в ходе войны газотурбинных двигателей позволило создавать более мощные самолеты, летающие со скоростями выше скорости звука, что привело к серьезным изменениям конструкций самолетов, в том числе к изменениям в их оборудовании. Потребовались новые схемы управления самолетами и введение нового силового механизма для обеспечения впрыска, уборки шасси колес, управления режимами механизации крыльев и рулей. Таким образом, появились как составные части самолетных гидросистем, так и бортовые системы электроснабжения, пилотажно-навигационные системы.

Возникающие потребности во вспомогательных механизмах и их изготовлении до войны удовлетворялись путем проектирования и изготовления их специалистами КБ, создававшими самолеты. На новом этапе этот принцип уже не годился, так как создание новых систем было связано с решением достаточно сложных научно-технических проблем и могло быть решено только в условиях специализированных фирм ОКБ НИИ, где можно было создать условия для формирования соответствующих специалистов, обеспечив их соответствующим оборудованием и технологической базой.

Правительство разрешило соответствующим министерствам создать такого рода организации, и тогда появился ряд ОКБ и НИИ. В 1946 году, с целью практического решения задач разработки, изготовления и доводки агрегатов гидросистем самолетов и вертолетов, Министерство авиационной промышленности выделило Балашихинский завод, ранее занимавшийся разработкой конструкций авиаколес и систем торможения. Возглавил завод профессор Т. М. Башта, автор книг по гидроприводу станков, бывший научный сотрудник Экспериментального научно-исследовательского института металлургии станков.

В 1946 году на базе имеющихся трофейных материалов Башта издал большой труд по гидроагрегатам гидросистем самолетов, который стал хорошим пособием для творческих работников завода. В качестве ведущих специалистов Башта привел на завод бывших своих сотрудников по ЭНИМСу: начальника КБ гидроагрегатов Л. С. Брена, начальника бригад А. И. Душского, М. С. Воловика и Л. Д. Крайза. Вскоре на завод пришли молодые специалисты, окончившие МАИ, где Т. М. Башта заведовал кафедрой самолетного оборудования.

На плечи ранее собранного коллектива легла трудная задача создания агрегатов, обладающих малыми размерами и весом. Опыта разработки подобного рода механизмов почти не было, поэтому приходилось начинать и доходить до результатов самим. Кое-какой опыт создания подобных агрегатов имелся в США и Германии, он использовался нашими специалистами путем изучения конструкций и испытаний образцов, доставшихся нам после войны.

Вследствие отсутствия опыта и условий для качественного изготовления первые агрегаты обрабатывались медленно. Обнаружилось много недостатков в части обеспечения работоспособности, герметичности и ресурсов. Отсутствовал опыт в лабораторных испытаниях, недоставало приборов для замеров, не было опыта составления технических требований и заданий на проектирование и объемы испытаний. Эти знания и опыт пришли к нам после первых лет трудных поисков.

Автор данных воспоминаний поступил на завод в качестве заместителя начальника лаборатории в 1949 году, когда лаборатория переживала период становления. В то время завод переживал довольно неспокойный период, так как против главного конструктора шла борьба части коллектива завода, активно поддерживаемого партбюро, во главе которого стоял В. М. Бисярин.

Начальник лаборатории М. С. Марголин был молодым, хорошо подготовленным, творчески мыслящим специалистом, умело организовавшим работу коллектива. В это время в лаборатории изготовляли новые, более совершенные стенды для проведения испытаний агрегатов.

Позднее началось строительство тепловых и шумовых камер, а это улучшило условия труда испытателей. Испытания агрегатов были распределены по специализированным группам, что позволило усилить их оснащенность и поднять уровень качества испытаний в лаборатории.

Была организована группа «прибористов», она проводила замеры параметров работы испытуемых агрегатов, а также решала проблему автоматизации испытаний. Уже тогда специалисты стали широко использовать осциллометрические записи давления и перемещений, что открывало путь к исследованию вопросов динамики гидропривода.

Несмотря на нервную обстановку на заводе, сотрудники КБ и других подразделений завода под руководством профессора Т. М. Башты за восемь лет сумели решить основные задачи создания конструкций новых типов гидроагрегатов для вновь проектируемых самолетов, отработали технологию их производства и проведения всех видов испытаний – до государственных включительно. Завод стал ведущим предприятием, обеспечивающим разработку и поставку агрегатов гидросистем для всех вновь проектируемых самолетов и вертолетов. Предприятие пользовалось большим авторитетом как в министерстве, так и в ОКБ самолетных и вертолетных двигателей.

Наряду с этими достижениями о нашем заводе шла худая слава – как о склочном коллективе, поэтому, когда в 1954 году Т. М. Башта подал заявление об уходе с завода, отдел кадров министерства за три месяца поисков достойной замены ему не нашел и не сумел добиться согласия на директорское кресло авторитетного специалиста. Министр был вынужден согласиться с кандидатурой, представленной партийным бюро завода. Но с приходом к руководству КБ в должности главного конструктора И. И. Зверева уровень качества работы завода снизился, так как И. И. Зверев имел лишь некоторый опыт работы конструктором насосов, но в качестве руководителя прежде не работал.

Ему пришлось много трудиться для освоения опыта разработки других агрегатов, устанавливать и налаживать связи с руководством министерства, с руководителями ОКБ, являвшимися нашими заказчиками, с представителями военных приемок, с предприятиями серийного изготовления наших агрегатов и многими другими организациями.

Такой опыт, как показывает практика, формируется не один год. Новичок, окунувшись в эти проблемы, может серьезно растеряться, что и происходило с нашим главным конструктором. Это вызывало нарекания и проявления неудовольствия со стороны подразделений министерства.

В результате первые годы его работы сопровождались выездами комиссий министерства с целью проверки уровня нашей работы. И этот, не лучший вариант решения нашего кадрового вопроса привел к тому, что номенклатура наших агрегатов стала сокращаться, как и наш объем деятельности. В первую очередь министерство было вынуждено снять с завода заказы на основную часть таких необходимых и сложных агрегатов, как гидроусилители, и передать их в другое ОКБ, что помогло ему быстро поднять свой престиж, а впоследствии и стать ведущим ОКБ этого профиля.

Наши работники остались недовольны, так как им пришлось заниматься доводкой старых заказов и вновь проектировать мелкие агрегаты регулирования потоков, что не относилось к их техническому профилю и не было так престижно и интересно, как предыдущий заказ.

В период с 1953 года мы провели большую работу по освоению бумажных авиационных фильтров. Нами были разработаны, согласованы, заказаны на специальной копировальной бумаге в ЦНИИ «Бумпром» различные виды фильтров гидросистем. Имелись уже отработанные образцы, появились работы по расширению исследований в этой области. Но теперь все имеющиеся материалы по согласованию с главным управлением МАП были переданы в Уфу, где создавались специальные ОКБ. Туда же был передан еще ряд мелких гидроагрегатов, а сами бригады фильтров у нас были изъяты. Части других мелких агрегатов были переданы в куйбышевское ОКБ.

В результате авторитету нашего ОКБ был нанесен урон, который мы переживали в течение нескольких лет. И только после освоения производства насосов типа НП-34, работающих при давлении 210 кг/см² и при высоких температурах окружающей среды, наш авторитет начал постепенно укрепляться и нас стали привлекать к выполнению более сложных заказов.

Этому способствовало и то обстоятельство, что в конце пятидесятых годов стали строить самолеты со скоростями 2 Маха и больше, потребовались агрегаты, работающие при температуре окружающей среды в 150 градусов Цельсия и выше. Необходимо было решать вопросы создания новых рабочих жидкостей, металлов, уплотнителей. Некоторые части этих работ велись в основном в нашем лабораторном отделе 170.

То есть возникла необходимость заняться работами, которые через несколько лет помогли нам снова стать ведущей организацией. Хоть и с подмоченным авторитетом.

То, что мы утратили в середине пятидесятых годов, не позволяло нам занять бесспорно ведущие позиции в науке. И теперь эту ситуацию укрепляло то обстоятельство, что мы, взяв заказы у КБ В. Н. Челомея в 1956 году, не сумели их выполнить. С нас сняли заказ на РМ-10 и передали его в ОКБ А. С. Селиванова. От поступающих заказов Челомея, во избежание неприятностей, пришлось отказаться.

Значительную роль в укреплении авторитета нашего КБ играли работы по созданию гидропередачи для систем электроснабжения самолетов и ракет, а также насосов, работающих на частых вращениях, 10 000-12 000 оборотов в минуту, и развивающих давление до 400 кг/см². Эти работы сопровождались исследованиями возможностей насосов типа НП-70 и поисками путей снижения давления пульсации и частоты давления вращения.

В результате появились насосы типа НП-85 и НП-103, которые позволили улучшить эксплуатационные показатели насосов и решить ряд проблем, связанных с обеспечением спокойной работы в гидросистемах при сохранении наибольших размеров гасителей пульсирующего давления. Проводились теоретические исследования, связанные с проблемой оптимального проектирования, в результате составлена программа, позволяющая расчетным путем получить размеры качающей группы насосов, обеспечивающих максимальный КПД в различных режимах и имевших минимальные размеры. Стало быть, и насосы стали лучше.

Дальнейшее развитие наших работ приостановилось в связи с общим сокращением объемов и снижением уровней задач всего авиационно-космического комплекса. А перспективы нашего КБ определяются состоянием этой отрасли, так как наши работы могут развиваться только в рамках развития комплекса в целом.

Считаю целесообразным завершить рассказ о наших работах общей оценкой их ввода на опытные организации, отвечающие за уровень разработанной техники, и обзором трудностей, мешавших успешному ходу дел после ухода с завода Т. М. Башты.

Мы продолжали работы по доводке насосов типа НП-25 и НП-37, но сталкивались с большими трудностями. Требовалось проведение большого объема доводочных работ, обеспечение которых шло не лучшим образом, потому что производство прилагало к этому мало усилий.

Новый виток проблем с доводкой агрегата производил плохое впечатление на руководство главка, что чувствовалась нами и в последующие годы. С другой стороны, систематические срывы сроков доводки опытных агрегатов породили скептическое отношение к этим работам со стороны производства. Постепенно стало складываться противостояние между КБ и производством.

Разрешить этот вопрос должен был главный конструктор, но он этого не сумел сделать. Вначале потому, что прежде был в подчинении директора четыре года, а потом, став ответственным руководителем, по причине установившейся практики. Тем более что министерство поддерживало производство, а не опытные подразделение.

Производственные подразделения в основном боролись за план поставок агрегатов, который закономерно рос по причине систематического и безнаказанного срыва сроков отработки опытных агрегатов. Согласно отчетам производства, затраты на доводочные работы упали до 5-10 %, то есть завод был превращен в помощника серийных заводов. А начальник завода назвал Зверева «палочкой-выручалочкой». Конструкторское бюро оказалось в положении ответственного за срыв своих планов и сделать ничего не могло.

Мне, как заместителю главного конструктора по гидроагрегатостроению, не однажды приходилось ставить вопрос перед главным конструктором и руководящими работниками главка о проблемном ходе наших работ, но взаимопонимания я не получал.

Перед уходом с поста заместителя главного конструктора у меня была беседа по этим вопросам в парткоме завода. Я получил рекомендацию пост не покидать, а продолжить борьбу с их поддержкой. На это я ответил, что на работу я хожу работать, а не бороться, и опыт показывает, что борьба, кроме неприятностей – в первую очередь для себя, – ничего не дает.

В период руководства заводом Т. М. Башты мы даже не знали о существовании подобного рода проблем и лишь иногда узнавали от него, что за некоторые действия он получал взыскания от министра, но не сдавался и добивался своего. Такого же понимания своей роли и такой же смелости у Зверева не было. Ничего не достигнув, он оставался послушным орудием в руках главка. А установившийся порядок ответных работ был тормозом для достижения более высоких результатов творческой группы и труда всего коллектива завода.

В создавшемся положении вещей виноват не столько И. И. Зверев, сколько руководство парторга, возглавившего завод, и его усилия, создавшие обстановку, в которой Башта не мог больше работать на заводе. После ухода Башты начался процесс падения активности и эффективности работы целого коллектива, а в высоких инстанциях партийного руководства и в руководстве Министерства авиационной промышленности этого не заметили и не предприняли решительных действий для исправления ошибок.

Теперь я продолжу рассказ о своей судьбе.

По возвращении из КНР я попросил И. И. Зверева дать возможность вернуться к конструкторской деятельности. Он охотно удовлетворил мою просьбу, так как объем работ в КБ к этому времени вырос, а сами работы усложнились.

Велась разработка агрегатов для сверхзвуковых бомбардировщиков В. М. Мясищева. Возобновились работы по приводам с постоянной скоростью на входе и очень сложными эксплуатационными условиями в части температур и мощности. Также продолжались работы по агрегатам для машин, работающим в нормальных условиях других генеральных конструкторов. Такой объем привел к тому, что имеющиеся конструкторские бригады, несмотря на их значительную численность по кадрам, были перегружены работой и стали трудноуправляемыми.

Привод с постоянной мощностью был необходим, так как за рубежом самолеты перешли в основном на переменный ток высокого напряжения, а наши машины продолжали работать на постоянном токе низкого напряжения. Из-за этого все системы электроснабжения наших самолетов были значительно тяжелее. Разница в весах была тем больше, чем больше мощность систем электроснабжения, которая в это время измерялась уже сотнями киловатт.

Главный конструктор поручил мне организовать новую бригаду и возглавить ее. Основной работой моей бригады должна была стать разработка приводов постоянной скорости, а также разработка насосов и гидромоторов.

Для комплектования бригады я получил возможность представить новые кандидатуры для зачисления в состав бригады на основе договоренностей с конструкторами. Сначала в мою бригаду была переведена небольшая, но высококвалифицированная группа конструкторов, которая стала ядром будущей бригады. Уже через год бригада пополнилась как молодыми специалистами из МВТУ, МАИ, так и некоторыми конструкторами из действующих бригад. По их ходатайству и при моем согласии все они стали членами полноценной бригады, состоящей из профессиональных, по большей части молодых конструкторов, успешно создающих новейшие агрегаты для сложных условий эксплуатации.

Начали выпускать чертежи, а затем доводить до ума и сами приводы. Работа была сложной и очень интересной, поэтому вскоре я вновь занялся наукой, начав формировать теоретические основы разработки приводов постоянной скорости. Наряду с приводами группа разрабатывала различные типы насосов – от ручных до высокооборотных, а также насосы высокого давления.

Эти обстоятельства определили специфику бригады и интерес к ней со стороны конструкторов. К нам стали проситься люди. Не желая нарушать единство коллектива, по совету ведущих конструкторов бригады я взял еще кое-кого из специалистов, и мы в этом вопросе практически не ошибались. Бригада оставалась спаянной до разделения ее после моего ухода, и даже после того коллективы новых бригад работали дружно и согласованно. За пять лет бригадой были разработаны все типы насосов, явившие собой новые направления, которые развиваются до настоящего времени.